Страница:
– А вам зачем это знать?
– Я ищу своего друга, это высокий, худой парень с рыжими волосами.
– Вам тогда лучше поспешить к булочнику. Парень, похожий на того, кого вы описываете, пил у меня пиво не более получаса назад, он сказал, что ему надо купить хлеб.
– Что вы говорите! А с ним была девушка?
– Нет, с ним была только пара великолепных лошадей. Слишком много лошадей, если вы спросите у меня. Мне не понравилось, как он выглядит.
Следуя ее указаниям, Родри поспешил по извилистой улице. Добравшись до дома с большими глиняными печами на переднем дворе, он увидал серого жеребца Перрена, его вьючная лошадь и пара жеребят были привязаны поблизости. Он громко засмеялся смехом неистового воина и от всего сердца поблагодарил Великого Белла. Привязывая свою лошадь он увидел через открытую дверь Перрена, который протягивал деньги мужчине в фартуке. Широко шагая, Родри зашел вовнутрь. С руками, полными буханок хлеба, Перрен повернулся к двери. Увидев Родри, он сделал глотательное движение и в ужасе закричал.
– Ты, ублюдок, – прорычал Родри, – где моя жена?
– О… э… а… я не знаю.
Побледнев как мел, булочник принялся пятиться к двери. Не обращая на него внимания, Родри наступал на Перрена. Он схватил его за рубашку и швырнул на стену, удар был таким сильным, что из рук Перрена посыпался хлеб. Родри отшвырнул ногой буханки и снова ударил Перрена о стену.
– Где Джилл?
– Я не знаю, – хватая ртом воздух, ответил Перрен. – Она бросила меня. Клянусь тебе. Она оставила меня в пути.
– Я знаю это, болван! Где именно?
Перрен ухмыльнулся в ответ и Родри ударил его в солнечное сплетение. Перрен согнулся вдвое, задыхаясь, но Родри выпрямил его и ударил еще раз.
– Где она оставила тебя?
Полуслепой от заливавших его глаза слез, Перрен поднял голову. Родри влепил ему пощечину.
– Я знаю, что ты собираешься убить меня, – задыхаясь, сказал Перрен. – Мне нечего сказать тебе.
Родри не видел причин признаваться, что он поклялся не убивать его. Он схватил Перрена за плечи, приподнял и снова бросил о каменную стену.
– Где она? Если скажешь, будешь жить.
– Я не знаю, клянусь богами!
Родри собирался еще раз ударить его под ложечку, но тут услышал позади себя шум. Он оглянулся через плечо и увидел бледного булочника, рядом с ним стояли кузнец с железной болванкой в руках и еще двое мужчин с молотильными цепями наизготове.
– Что все это значит, серебряный клинок? Ты не имеешь права врываться в дом и убивать кого тебе заблагорассудится!
– Я не собираюсь никого убивать. Этот сукин сын, этот ублюдок, украл у меня жену, и теперь он не хочет сказать мне, где она находится.
Мужчины задумались, глядя друг на друга и на меч на боку Родри. Даже если у них четверых хорошие шансы против него одного, еще неизвестно, насколько искусно он обращается с мечом; благоразумие взяло верх.
– Ладно, – сказал кузнец, – в конце концов, это не наше дело, если он сунулся к твоей жене.
– Пусть только уйдут из моего дома, – жалобно сказал булочник.
– С радостью. Крысам не место в амбаре.
Родри вывернул Перрену правую руку за спину и толкнул его к выходу из булочной. Когда его жертва попыталась сопротивляться, он швырнул его и ударил о стену другого дома, Перрен вскрикнул.
– Где Джилл?
– Я не знаю, а если бы и знал, то не сказал бы!
Родри с такой силой ударил его в живот, что Перрена вырвало и он упал на колени. Родри поднял его, опять заломил ему руку за спину и повел его за булочную к большому каменному сараю. Он развернул Перрена лицом к стене, и швырнул о нее, затем развернул его и снова толкнул на стену. Перрен едва держался на ногах.
– В последний раз спрашиваю, где она?
Задыхаясь, Перрен слабой рукой вытер кровь, струящуюся у него из носа и рассеченной брови. Родри отстегнул пояс для меча и он упал на землю.
– Ну, давай, трус! Налетай на меня, если осмелишься! Перрен едва дышал и стонал. Родри с презрением посмотрел на него. – Ты подлый полукастрированный хряк!
Он прыгнул на Перрена, схватил его одной рукой, и, что было сил, принялся колотить его второй рукой. Удовольствие от того, что он бьет Перрена, наполняло его сознание, точно так полоса пламени мчится через лес, сметая все на своем пути. Неожиданно Родри вспомнил святую клятву, которую он дал Беноику. Он отпустил Перрена и прислонил его к стене.
К счастью, лорд еще дышал. Он взглянул на Родри мутными глазами, один из которых уже полностью заплыл, хватая воздух ртом, он попытался что-то сказать, но начал сползать по стене и рухнул на землю. Родри в последний раз пнул его ногой и повернулся к четырем мужчинам, которые стояли торжественно, как судьи. Рядом с ними, широко открыв от возбуждения глаза, стояли трое деревенских мальчишек. Неподалеку от них находился серый гном. Он хлопал в ладоши, улыбался и танцевал маленький победный танец.
Родри поднял свой пояс и надел его.
– Так что я не убил его?
Они закивали в знак согласия.
– А я не знал, что у серебряных клинков бывают жены, – сказал один из подростков.
– У меня есть. Позволь мне кое-что тебе сказать. Когда ты когда-либо еще встретишь серебряного клинка с женой, держи от нее подальше свои жалкие руки.
Не отрывая от Перрена взглядов, парни снова кивнули в ответ. Когда Родри пошел в их сторону, они отступили на порядочное расстояние и, пока он шел к своей лошади, они следовали за ним как почетный эскорт. Родри сел на лошадь и поехал прочь из деревни, держа путь на северо-запад, снова возвращаясь к реке. Руки у него были окровавлены, разбиты, но никогда еще боль не доставляла ему такое удовольствие. Когда деревня скрылась из виду, на луке его седла появился гном.
– Это была великолепная забава, не так ли, маленький братец?
Со злобной улыбкой на губах, гном согласно кивнул в ответ.
– А теперь я иду в правильном направлении? Джилл находится на пути к реке?
Гном снова согласно кивнул.
– Она направляется в Кермор?
Гном махнул рукой и неопределенно пожал плечами, давая понять, что он не уверен в этом. Родри пришло в голову, что названия местности ни о чем не говорят дикому народцу.
– Ладно, если она будет у реки, я, вполне определенно, перехвачу ее. Спасибо тебе, маленький братец. Теперь тебе лучше вернуться к Джилл и присматривать за ней.
С одной стороны, испытывая чувство сострадания, с другой – чувствуя, что он получил по заслугам, кузнец и булочник подняли Перрена и отнесли в коровник булочника, где положили его на кипу соломы. Перрен едва видел их, глаза у него почти совсем заплыли, грудь у него так болела, что он был уверен, что Родри сломал ему несколько ребер, нижняя губа была разбита и кровоточила. Жена булочника принесла миску с водой, дала ему напиться и обмыла ему лицо. – Мне сразу не понравился этот серебряный клинок. Ты и вправду увел его жену?
Перрен пробормотал что-то похожее на «да». – Ха. Я не знаю, почему эта девушка предпочла тебя ему, но девушки иногда бывают капризны. Да, парень, тебе следует остаться здесь на день-два, я поухаживаю за тобой, если ты дашь деньги за корм лошадей.
Перрен кивнул, и потерял сознание.
Раздраженный до гнева, Невин сидел в кресле и глядел на изображение Саламандерела среди раскаленных древесных углей жаровни. Гертхен казался откровенно смущенным.
– Но я не мог оставить Джилл с этим неуклюжим…
– Конечно не мог, болван! Дело не в этом. Дело в самом Перрене. Ты оставил смертельно больного человека…
– Который неоднократно насиловал женщину моего брата.
– Я знаю это и в ярости по этому поводу, но я пытаюсь втолковать тебе, что он смертельно болен.
– А какая будет потеря от того, что он умрет?
– Попридержи свой язык, болтливый эльф!
Изображение Саламандрела отпрянуло и побледнело. Невин глубоко вздохнул и взял себя в руки.
– Послушай, Эбани. Если Перрен будет продолжать действовать таким образом, он будет расходовать свою жизненную энергию, пока ее останется совсем мало. Затем он заболеет, скорее всего, чахоткой – и, как ты уже догадался, умрет. Но между тем он будет вредить другим женщинам, так как ничем не может себе помочь. Он, подобно больному чумой человеку, распространяет заразу, сам того не желая. Теперь ты понял?
– Да, я понял, простите меня, – сказал Саламандер. – Но что я мог сделать? Расколдовать его? Опутать его как одну из его лошадей и притащить с собой? Джилл не выносит даже его присутствия, и в ее состоянии…
– Да, здесь ты прав. Дай мне подумать… ближайший знаток Двуумера – это Литен из Кантрэйя. Он в состоянии найти нашего Перрена и завладеть им. Твоя первая забота – это Джилл. Свяжись с ее аурой и постепенно, постарайся обязательно сделать это, оттяни избыток этого магнетизма. Процесс должен длиться несколько дней, так как ты можешь сам поглотить его. О, послушай, потрать его. Можешь проделать с ним твои жалкие трюки, это может развлечь ее.
– Я сомневаюсь в этом, любое проявление Двуумера еще больше напугает ее.
– Наверное, ты прав. О, боги! В какие отвратительные неприятности вы нас впутали!
– Так оно и есть. Послушайте, в отношении Перрена есть еще одна странность. Когда я впервые увидел его, я заглянул ему в душу. У меня появилась мысль, что возможно, он связан с Джилл его вэйр или чем-нибудь подобным.
– Это в самом деле так?
– Я не могу сказать наверняка. Я не смог прочесть его душу.
Саламандер вдруг опечалился. – Да, я обязан владеть своими эмоциями, не позволять гневу и ярости брать надо мной верх. Я смотрел на него как не на человека, а на монстра.
– Тебе это говорил Валандарио, и я тоже, что знатоку Двуумера необходимо контролировать свои чувства. Теперь ты видишь, что мы имели в виду? О, боги!
– Мастер, примите мои самые нижайшие извинения. Теперь, когда я видел Перрена, я могу увидеть его посредством скриинг, где бы он не был, как только вам или Литену потребуется моя помощь.
– Я не сомневаюсь, что она понадобится. Его необходимо поймать.
– Вы правы. Я не подумал. Я думал только о нашей Джилл… такой сломленной, опозоренной. У меня щемит сердце при мысли о ней.
– У меня тоже. – Невин понял, что частично его гнев на Саламандрела был результатом переполнявшего его гнева по поводу всего происшедшего. – Я только хотел бы, чтобы я смог присоединиться к вам. Если вы поедете на юг, то, наверное, у меня это получится. Это зависит от того, как дальше пойдут дела.
– А кстати, где вы находитесь?
Невин улыбнулся. – Теперь пришла моя очередь извиняться. Я в форте гвербрета Абервина.
– О, боги! Я удивлен, что Риис позволил вам переступить его порог.
– О, я здесь не по его воле. Меня пригласила леди Ловиан в качестве официального советника. В последнее время она пытается воздействовать на Рииса, чтобы он вернул из изгнания Родри.
– Скорее рак свистнет.
– Не сомневаюсь. Но с другой стороны, Риис любит Абервин и он может сделать все, что в его силах, в конце концов, ради него.
Саламандер смотрел на это крайне скептически, Невин тяжело вздохнул, соглашаясь с ним. Упрямство было решающим моментом в вопросе чести знатного человека, и Риис, как все Мейлуэйты, никогда не предавал его.
Поговорив с Саламандером, Невин подошел к открытому окну и, облокотившись о подоконник, выглянул наружу. Его комната находилась на самом верху брока и с этой высоты он видел сады, лужайки, освещенные сотней крошечных масляных ламп, по которым совершали вечернюю прогулку придворные дамы. Пели менестрели, знатные люди танцевали среди мерцающих огней. До Невина доносился их смех, запыхавшееся дыхание, они кружились в танце, притопывая и прихлопывая в такт звукам арф и деревянных флейт. – Моя бедная Джилл, – подумал Невин, – будешь ли и ты когда-нибудь также счастлива, как эти люди?
Его душил гнев, холодная ярость на Перрена, Рииса, упрямцев, которые настаивали на своем, не обращая внимания на то, что это стоит другим. Невин решил, что Риис был хуже, потому что его отказ вернуть из изгнания брата мог ввергнуть Элдиф в открытую войну. И тогда все эти благородные лорды, которые танцуют сейчас внизу, будут танцевать в кругу смерти, надолго забыв все развлечения. Он плотно закрыл ставни, хлопнув ими при этом так, что по комнате прокатился гром, затем отошел от окна и принялся мерить комнату шагами, расхаживая взад и вперед. В конце концов, он отбросил свое настроение в сторону и снова вернулся к жаровне.
Он подумал о Родри, и тотчас в жаровне появилось его изображение. Он стоял, прислонившись спиной к стене в переполненной таверне и, потягивая из высокой кружки пиво, следил за игрой в кости. В то время, когда Родри бывал в особенно меланхолическом настроении, Невин мог достичь его сознания и послать ему мысли, но сегодня он был озабочен, но что было странным, совершенно не несчастным. Временами он улыбался сам себе, как бы вспоминая свой триумф. – Весьма странно, – подумал Невин. Что, он не грустит о Джилл?
Но тут кто-то постучал в дверь, и Невин убрал изображение. Вошла леди Ловиан, ее клетчатый плащ был застегнут у плеча круглой брошью, украшенной рубинами, которые мерцали в свете свечей.
– Вы уже натанцевались, миледи?
– Больше, чем достаточно, но я пришла к вам далеко не по этому вопросу. Только что из Дэвери прибыл срочный курьер. – Она протянула Невину плотно свернутый свиток пергамента. – Предположительно, это предназначено лишь для моих глаз, но я сомневаюсь, что Блейну пришло бы в голову, что вы тоже прочтете его.
Не считая долгих церемоний приветствий, само по себе письмо было коротким: – Я нахожусь в Форте Дэвери в свите короля. Он говорит, что весьма заинтересован в беседе с неким серебряным клинком, которого ты знаешь. Зарычит ли дракон, если наш сеньор узурпирует одну из его привилегий? Между прочим, лорд Талит, кажется, нашел друга в Савеле из Каменвейна. Блейн, гвербрет Кум Пекл.
– Хм, – фыркнул Невин. – Блейн не большой мастер уверток.
– Риис мгновенно все понял бы, если бы прочел это послание. – Ловиан забрала у Невина письмо и бросила его на раскаленные угли. Комнату наполнил запах горящей кожи и Невин поспешил открыть окно.
– Новости о Савеле из Каменвейна тревожные. Мне не нравится, что Талит ищет другого гвербрета, чтобы защититься от нашего синьора.
– Меня это тревожит не меньше. О, боги, какие надвигаются проблемы!
– Вы думаете, что Риис восстанет, если король отменит его постановление о ссылке?
– Не сам он, но его могут склонить к этому другие, которые надеются получить шанс завладеть ханом, если Риис погибнет бездетным.
– Совершенно верно. Они пытаются подтолкнуть его к этому, как бы то ни было. С другой стороны, если король вмешается, то Риис сможет, не теряя своего лица, положить конец моим придиркам.
– Вы совершенно правы. Перед лордами он может возмущаться по поводу указа, а внутренне принять его.
– Я надеюсь на это. Да, но мы даже не знаем, собирается ли король вернуть Родри. – Она посмотрела на скореженный пергамент в жаровне, затем взяла кочергу и растолкла остатки послания в пыль.
– Будем надеяться, что вскоре Блейн пришлет свежие новости.
Родри без проблем купил проезд на барже, совершавшей рейс до Лагхарна. Лошадь он поместил вместе с баржевыми мулами, на корме, мулы тянули судно на обратном пути вверх по реке; спал он на носу корабля с четырьмя членами команды, которые разговаривали с ним только по мере необходимости. Остальные сто футов поверхности баржи были загружены грубыми железными слитками с плавильных заводов Ладотена, расположенного высоко в горах. Несмотря на то, что баржа плыла по низкой воде, течение реки было ровное и сильное и в течение трех дней они плавно двигались в южном направлении, Родри развлекал себя тем, что рассматривал окрестности, мимо которых они проплывали. Когда горы остались позади, перед ним раскинулись травяные луга и богатые зерном поля провинции Гвейнтейр; они зеленели и золотились под солнцем позднего лета, плоские и, кажущиеся, бесконечными.
На четвертый день они пересекли границу Дэвери, хотя Родри не видел между ними большой разницы. В полдень хозяин баржи сказал, что к вечеру они прибудут в Лагхкарн.
– Здесь конец нашего рейса, серебряный клинок, но я не сомневаюсь, что там ты сможешь найти другую баржу, идущую в Форт Дэвери.
– Великолепно. Это гораздо быстрее, чем ехать на лошади, а мне необходимо добраться до Кермора как можно быстрее.
Хозяин баржи задумчиво поскреб бороду. – Я немного знаю о речном движении из королевского города на юг, но, клянусь, что-то, да ты найдешь. – Он пожал своими массивными плечами. – В любом случае, найдешь ты баржу, или нет, тебе останется оттуда всего неделю езды до Кермора.
К вечеру Родри увидал первые признаки приближающегося города. Сначала он подумал, что видит на южном горизонте облака, но рулевой просветил его. Он сказал, что темная пелена дыма, висящая в воздухе, это дым из печей, переплавлявших грубое железо в лагхкарнскую сталь. Пока они вошли в доки, расположенные сразу за городскими стенами, льняная рубашка Родри была черной от копоти. Сами доки и пакгаузы были покрыты сажей. Проезжая через ворота черного от копоти города, он подумал о том, что с радостью покинет его.
Но под слоем копоти располагался богатый город. В поисках таверны подешевле, Родри миновал хорошие дома, некоторые из них были такие высокие, как небольшие броки бедных лордов, на дверях этих домов весели металлические пластинки с именами знатных купцов. В городе было много храмов, некоторые – непонятным богам, обычно имеющим крошечное место поклонения в углу храма Бэл, некоторые – похожие на сам великий храм Бэл, большие, как форты, со своими садами и постройками. Когда Родри нашел, наконец, бедный район города, расположенный на берегу реки, то и здесь он увидел лишь несколько нищих, и даже среди деревянных хижин портовых грузчиков и рыбаков и угольщиков он не увидел почти никого, одетого в лохмотья и не встретил ни одного ребенка с голодным взглядом.
Родри нашел захудалую таверну, хозяин которой позволил ему переночевать на сеновале в конюшне за пару медных монет. Поставив лошадь в конюшню. Родри вернулся в таверну и получил лучший обед, который ему могли здесь предложить – тушеную баранину с черствым хлебом, чтобы собирать им подливку. Он выбрал место спиной к стене, так, чтобы можно было наблюдать остальных посетителей. Большинство из них выглядели как честные работяги, собравшиеся здесь, чтобы выпить кружку пива и послушать местные сплетни, но один из них мог быть путешественником, как он сам. Это был высокий малый с прямыми темными волосами и с кожей цвета скорлупы грецкого ореха, которая выдавала в нем кровь Бардекца. Несколько раз Родри поймал на себе его любопытный взгляд, и когда он кончил есть, парень подошел к нему с кружкой пива в руках.
– Ты идешь с севера, серебряный клинок?
– А зачем тебе это?
– Дело в том, что я туда направляюсь. Меня интересует дорога на Гвейнтейр.
– Я ничего не могу сказать тебе, потому что приплыл баржей.
– Хороший вид путешествия, когда идешь вниз по реке, но не так хорош в обратном направлении. Ну, все равно, спасибо. – Он еще помедлил некоторое время, как будто хотел еще что-то спросить, потом, в конце концов, сел. – Ты знаешь, когда-то серебряный клинок оказал мне любезность, и я не прочь отблагодарить его коллегу. – Он понизил голос до шепота: – Внешне ты похож на выходца из Элдифа.
– Так оно и есть.
– Ты случайно не Родри из Абервина?
– Да, это я. Послушай, а где ты слышал мое имя?
– О, оно популярно на юге. Это как раз то, что я имел в виду, говоря об ответной любезности. Позволь дать мне тебе нечто вроде совета. Кажется, каждый подонок гвербрет охотится за тобой. На твоем месте, я отправился бы на запад.
– Что? За что, черт побери, они могут меня разыскивать?
Молодой человек наклонился поближе. – За обвинение, выдвинутое против тебя тиэрином Эйгвиком. Он обвиняет тебя в том, что ты отрубил голову его брату.
И тут Родри осенило, вернее, он подумал, что осенило. Несомненно, что Греймен, для того, чтобы заключить мирный договор, возложил всю вину на него. В конце концов кто поверит серебряному клинку больше, чем лорду?
– О, боги! Я не делал ничего подобного!
– Меня это мало тревожит. Но, как я уже сказал, тебе следует быть внимательным на дороге.
– Благодарю тебя от всего сердца.
Весь вечер Родри не сводил взгляда с двери таверны. Если ему выдвинуто это обвинение, то по закону ему должны отрубить голову. К счастью, долгие годы, проведенные на дорогах, научили его многим приемам, как избегать опасность. Он не мог больше продолжать путь на юг на барже, так как она может быть в любой точке призвана к берегу и обыскана королевской стражей. Ему надо будет проскальзывать на юг проселочными дорогами и, конечно же, не называть свое настоящее имя. Кермор довольно большой и он сможет по меньшей мере день-два находиться там неузнаваемым. После того, как он найдет Джилл, он займется поисками свидетелей своей невиновности. – А кроме того, – напомнил себе Родри, – есть еще Невин. Даже гвербрет прислушивается к тому, что говорит старик.
Утром, чтобы запутать след, он выехал через восточные ворота города. Много позже, когда было уже слишком поздно, он понял, что тиэрин Беноик никогда не принял бы участие в таком вероломстве.
– Кто-то хорошо над тобой поработал, парень, – сказал Гвел. – Кто это тебя так?
– О… э…. ааа… серебряный клинок, – промямлил Перрен.
– В самом деле? Надо быть дураком, чтобы дразнить серебряный клинок.
– Я… э… теперь я это знаю.
В блестящем зеркале, висящем на стене лавки лекарских снадобий, Перрен видел свое отекшее лицо со следами сине-зеленых кровоподтеков.
– Тебе уже давно надо было вырвать этот сломанный зуб.
– Совершенно верно, но я не мог встать пару дней, он, кроме этого, сломал мне несколько ребер.
– Понимаю. Да, после этого тебе надо обходить серебряный клинок десятой дорогой.
– Клянусь, что так оно и будет.
Вырвать зуб не больнее, чем его выбить, хотя времени это заняло гораздо больше, а в качестве болеутоляющего средства лекарь предложил ему кубок крепкого меда. Прошло несколько часов, прежде чем Перрен смог покинуть лекарскую лавку и, пошатываясь, приковылять на постоялый двор на окраине Лерена. Он упал на кровать и в отчаянии уставился на потолок, в то время, как его мысли бесконечно крутились над одним и тем же вопросом – что делать дальше? Мысль о том, чтобы вернуться в Кергонеи и предстать перед презрением его дядюшки, была невыносима. И еще Джилл казалось, что за прошедшие дни он полюбил ее еще больше, только потеряв ее, он понял, насколько она дорога ему. Мысль о том, что в таком положении как он находится множество людей, не утешала его. Если бы он только мог поговорить с ней, объяснить ей, как он любит ее – он был уверен, что она выслушала бы его, если бы только она была одна, без того парня с ужасным взглядом и еще более ужасным знатоком Двуумера. Если бы. Он даже не знал, куда она отправилась.
Или он сможет найти ее? В том одурманенном состоянии, в котором он находился – полу-сумашедший от боли и все еще опьяненный медом лекаря, он начал думать, что истинный дом Джилл – в его сердце. Как только Перрен подумал об этом, он почувствовал рывок, совсем как тогда, когда ему надо было найти в лесу дорогу домой. Медленно, помня о раскалывающейся от боли челюсти, Перрен сел и застыл, как будто к чему-то прислушиваясь. Он в самом деле ощущал это – юг. Ему надо идти на юг. Он заплакал, но на этот раз это были слезы надежды. Он сможет найти ее след, будет идти за ней, пока не улучит момент, когда она будет одна, и как-нибудь, может быть, с помощью Керана – он снова украдет ее.
– Происходят странные вещи, – заявил Саламандер. – Родри продолжает двигаться на юг, но, может Эпона скажет, с чего это он вдруг выбирает эти паршивые тропы и деревенские дороги вместо того, чтобы ехать по хорошей Королевской дороге?
Джилл обернулась к нему. Они сидели на носу речной баржи и Саламандер использовал пенящуюся и блестевшую под лучами солнца воду для скриинг. Так как Джилл все еще была под воздействием чар, вода казалась ей твердым, покрытым гравировкой серебром, но она могла теперь напомнить себе, что все, что она видит – всего лишь иллюзия. Она отказывалась верить, что видит скрытую реальность, как бы ни настаивал на этом Саламандер.
– Может быть он ищет, к кому наняться?
– Нисколько, я наблюдаю за ним уже два дня. Создается впечатление, что он знает, куда он идет, но он чертовски осторожен. – Раздраженно мотнув головой, Саламандер отвел взгляд от реки. – Ладно, позже я снова послежу за моим братом. Как ты сегодня себя чувствуешь?
– Много лучше. По крайней мере, предметы вокруг большую часть времени остаются неподвижными.
– Хорошо. Значит мое еще неумелое лечение действует.
– Я от всего сердца благодарна тебе.
Какое-то время она, не о чем не думая, следила взглядом за южным горизонтом, над которым, как крошечные облака, висел дым Лагхкарна. Она хотела бы попросту забыть о Перрене, чтобы Саламандер применил какую-нибудь магию, которая стерла бы с ее памяти все воспоминания, но Джилл знала, что чувство стыда будет изводить ее еще долгие годы. Она ощущала себя такой нечистой, как жрица, нарушившая свой обет, к тому же она чувствовала, что так, или иначе, она сама виновата в своем похищении. Если бы она только сказала обо всем Родри, или обратилась к Невину, или … этим «если бы» не было ни конца, ни края.
– Я ищу своего друга, это высокий, худой парень с рыжими волосами.
– Вам тогда лучше поспешить к булочнику. Парень, похожий на того, кого вы описываете, пил у меня пиво не более получаса назад, он сказал, что ему надо купить хлеб.
– Что вы говорите! А с ним была девушка?
– Нет, с ним была только пара великолепных лошадей. Слишком много лошадей, если вы спросите у меня. Мне не понравилось, как он выглядит.
Следуя ее указаниям, Родри поспешил по извилистой улице. Добравшись до дома с большими глиняными печами на переднем дворе, он увидал серого жеребца Перрена, его вьючная лошадь и пара жеребят были привязаны поблизости. Он громко засмеялся смехом неистового воина и от всего сердца поблагодарил Великого Белла. Привязывая свою лошадь он увидел через открытую дверь Перрена, который протягивал деньги мужчине в фартуке. Широко шагая, Родри зашел вовнутрь. С руками, полными буханок хлеба, Перрен повернулся к двери. Увидев Родри, он сделал глотательное движение и в ужасе закричал.
– Ты, ублюдок, – прорычал Родри, – где моя жена?
– О… э… а… я не знаю.
Побледнев как мел, булочник принялся пятиться к двери. Не обращая на него внимания, Родри наступал на Перрена. Он схватил его за рубашку и швырнул на стену, удар был таким сильным, что из рук Перрена посыпался хлеб. Родри отшвырнул ногой буханки и снова ударил Перрена о стену.
– Где Джилл?
– Я не знаю, – хватая ртом воздух, ответил Перрен. – Она бросила меня. Клянусь тебе. Она оставила меня в пути.
– Я знаю это, болван! Где именно?
Перрен ухмыльнулся в ответ и Родри ударил его в солнечное сплетение. Перрен согнулся вдвое, задыхаясь, но Родри выпрямил его и ударил еще раз.
– Где она оставила тебя?
Полуслепой от заливавших его глаза слез, Перрен поднял голову. Родри влепил ему пощечину.
– Я знаю, что ты собираешься убить меня, – задыхаясь, сказал Перрен. – Мне нечего сказать тебе.
Родри не видел причин признаваться, что он поклялся не убивать его. Он схватил Перрена за плечи, приподнял и снова бросил о каменную стену.
– Где она? Если скажешь, будешь жить.
– Я не знаю, клянусь богами!
Родри собирался еще раз ударить его под ложечку, но тут услышал позади себя шум. Он оглянулся через плечо и увидел бледного булочника, рядом с ним стояли кузнец с железной болванкой в руках и еще двое мужчин с молотильными цепями наизготове.
– Что все это значит, серебряный клинок? Ты не имеешь права врываться в дом и убивать кого тебе заблагорассудится!
– Я не собираюсь никого убивать. Этот сукин сын, этот ублюдок, украл у меня жену, и теперь он не хочет сказать мне, где она находится.
Мужчины задумались, глядя друг на друга и на меч на боку Родри. Даже если у них четверых хорошие шансы против него одного, еще неизвестно, насколько искусно он обращается с мечом; благоразумие взяло верх.
– Ладно, – сказал кузнец, – в конце концов, это не наше дело, если он сунулся к твоей жене.
– Пусть только уйдут из моего дома, – жалобно сказал булочник.
– С радостью. Крысам не место в амбаре.
Родри вывернул Перрену правую руку за спину и толкнул его к выходу из булочной. Когда его жертва попыталась сопротивляться, он швырнул его и ударил о стену другого дома, Перрен вскрикнул.
– Где Джилл?
– Я не знаю, а если бы и знал, то не сказал бы!
Родри с такой силой ударил его в живот, что Перрена вырвало и он упал на колени. Родри поднял его, опять заломил ему руку за спину и повел его за булочную к большому каменному сараю. Он развернул Перрена лицом к стене, и швырнул о нее, затем развернул его и снова толкнул на стену. Перрен едва держался на ногах.
– В последний раз спрашиваю, где она?
Задыхаясь, Перрен слабой рукой вытер кровь, струящуюся у него из носа и рассеченной брови. Родри отстегнул пояс для меча и он упал на землю.
– Ну, давай, трус! Налетай на меня, если осмелишься! Перрен едва дышал и стонал. Родри с презрением посмотрел на него. – Ты подлый полукастрированный хряк!
Он прыгнул на Перрена, схватил его одной рукой, и, что было сил, принялся колотить его второй рукой. Удовольствие от того, что он бьет Перрена, наполняло его сознание, точно так полоса пламени мчится через лес, сметая все на своем пути. Неожиданно Родри вспомнил святую клятву, которую он дал Беноику. Он отпустил Перрена и прислонил его к стене.
К счастью, лорд еще дышал. Он взглянул на Родри мутными глазами, один из которых уже полностью заплыл, хватая воздух ртом, он попытался что-то сказать, но начал сползать по стене и рухнул на землю. Родри в последний раз пнул его ногой и повернулся к четырем мужчинам, которые стояли торжественно, как судьи. Рядом с ними, широко открыв от возбуждения глаза, стояли трое деревенских мальчишек. Неподалеку от них находился серый гном. Он хлопал в ладоши, улыбался и танцевал маленький победный танец.
Родри поднял свой пояс и надел его.
– Так что я не убил его?
Они закивали в знак согласия.
– А я не знал, что у серебряных клинков бывают жены, – сказал один из подростков.
– У меня есть. Позволь мне кое-что тебе сказать. Когда ты когда-либо еще встретишь серебряного клинка с женой, держи от нее подальше свои жалкие руки.
Не отрывая от Перрена взглядов, парни снова кивнули в ответ. Когда Родри пошел в их сторону, они отступили на порядочное расстояние и, пока он шел к своей лошади, они следовали за ним как почетный эскорт. Родри сел на лошадь и поехал прочь из деревни, держа путь на северо-запад, снова возвращаясь к реке. Руки у него были окровавлены, разбиты, но никогда еще боль не доставляла ему такое удовольствие. Когда деревня скрылась из виду, на луке его седла появился гном.
– Это была великолепная забава, не так ли, маленький братец?
Со злобной улыбкой на губах, гном согласно кивнул в ответ.
– А теперь я иду в правильном направлении? Джилл находится на пути к реке?
Гном снова согласно кивнул.
– Она направляется в Кермор?
Гном махнул рукой и неопределенно пожал плечами, давая понять, что он не уверен в этом. Родри пришло в голову, что названия местности ни о чем не говорят дикому народцу.
– Ладно, если она будет у реки, я, вполне определенно, перехвачу ее. Спасибо тебе, маленький братец. Теперь тебе лучше вернуться к Джилл и присматривать за ней.
С одной стороны, испытывая чувство сострадания, с другой – чувствуя, что он получил по заслугам, кузнец и булочник подняли Перрена и отнесли в коровник булочника, где положили его на кипу соломы. Перрен едва видел их, глаза у него почти совсем заплыли, грудь у него так болела, что он был уверен, что Родри сломал ему несколько ребер, нижняя губа была разбита и кровоточила. Жена булочника принесла миску с водой, дала ему напиться и обмыла ему лицо. – Мне сразу не понравился этот серебряный клинок. Ты и вправду увел его жену?
Перрен пробормотал что-то похожее на «да». – Ха. Я не знаю, почему эта девушка предпочла тебя ему, но девушки иногда бывают капризны. Да, парень, тебе следует остаться здесь на день-два, я поухаживаю за тобой, если ты дашь деньги за корм лошадей.
Перрен кивнул, и потерял сознание.
Раздраженный до гнева, Невин сидел в кресле и глядел на изображение Саламандерела среди раскаленных древесных углей жаровни. Гертхен казался откровенно смущенным.
– Но я не мог оставить Джилл с этим неуклюжим…
– Конечно не мог, болван! Дело не в этом. Дело в самом Перрене. Ты оставил смертельно больного человека…
– Который неоднократно насиловал женщину моего брата.
– Я знаю это и в ярости по этому поводу, но я пытаюсь втолковать тебе, что он смертельно болен.
– А какая будет потеря от того, что он умрет?
– Попридержи свой язык, болтливый эльф!
Изображение Саламандрела отпрянуло и побледнело. Невин глубоко вздохнул и взял себя в руки.
– Послушай, Эбани. Если Перрен будет продолжать действовать таким образом, он будет расходовать свою жизненную энергию, пока ее останется совсем мало. Затем он заболеет, скорее всего, чахоткой – и, как ты уже догадался, умрет. Но между тем он будет вредить другим женщинам, так как ничем не может себе помочь. Он, подобно больному чумой человеку, распространяет заразу, сам того не желая. Теперь ты понял?
– Да, я понял, простите меня, – сказал Саламандер. – Но что я мог сделать? Расколдовать его? Опутать его как одну из его лошадей и притащить с собой? Джилл не выносит даже его присутствия, и в ее состоянии…
– Да, здесь ты прав. Дай мне подумать… ближайший знаток Двуумера – это Литен из Кантрэйя. Он в состоянии найти нашего Перрена и завладеть им. Твоя первая забота – это Джилл. Свяжись с ее аурой и постепенно, постарайся обязательно сделать это, оттяни избыток этого магнетизма. Процесс должен длиться несколько дней, так как ты можешь сам поглотить его. О, послушай, потрать его. Можешь проделать с ним твои жалкие трюки, это может развлечь ее.
– Я сомневаюсь в этом, любое проявление Двуумера еще больше напугает ее.
– Наверное, ты прав. О, боги! В какие отвратительные неприятности вы нас впутали!
– Так оно и есть. Послушайте, в отношении Перрена есть еще одна странность. Когда я впервые увидел его, я заглянул ему в душу. У меня появилась мысль, что возможно, он связан с Джилл его вэйр или чем-нибудь подобным.
– Это в самом деле так?
– Я не могу сказать наверняка. Я не смог прочесть его душу.
Саламандер вдруг опечалился. – Да, я обязан владеть своими эмоциями, не позволять гневу и ярости брать надо мной верх. Я смотрел на него как не на человека, а на монстра.
– Тебе это говорил Валандарио, и я тоже, что знатоку Двуумера необходимо контролировать свои чувства. Теперь ты видишь, что мы имели в виду? О, боги!
– Мастер, примите мои самые нижайшие извинения. Теперь, когда я видел Перрена, я могу увидеть его посредством скриинг, где бы он не был, как только вам или Литену потребуется моя помощь.
– Я не сомневаюсь, что она понадобится. Его необходимо поймать.
– Вы правы. Я не подумал. Я думал только о нашей Джилл… такой сломленной, опозоренной. У меня щемит сердце при мысли о ней.
– У меня тоже. – Невин понял, что частично его гнев на Саламандрела был результатом переполнявшего его гнева по поводу всего происшедшего. – Я только хотел бы, чтобы я смог присоединиться к вам. Если вы поедете на юг, то, наверное, у меня это получится. Это зависит от того, как дальше пойдут дела.
– А кстати, где вы находитесь?
Невин улыбнулся. – Теперь пришла моя очередь извиняться. Я в форте гвербрета Абервина.
– О, боги! Я удивлен, что Риис позволил вам переступить его порог.
– О, я здесь не по его воле. Меня пригласила леди Ловиан в качестве официального советника. В последнее время она пытается воздействовать на Рииса, чтобы он вернул из изгнания Родри.
– Скорее рак свистнет.
– Не сомневаюсь. Но с другой стороны, Риис любит Абервин и он может сделать все, что в его силах, в конце концов, ради него.
Саламандер смотрел на это крайне скептически, Невин тяжело вздохнул, соглашаясь с ним. Упрямство было решающим моментом в вопросе чести знатного человека, и Риис, как все Мейлуэйты, никогда не предавал его.
Поговорив с Саламандером, Невин подошел к открытому окну и, облокотившись о подоконник, выглянул наружу. Его комната находилась на самом верху брока и с этой высоты он видел сады, лужайки, освещенные сотней крошечных масляных ламп, по которым совершали вечернюю прогулку придворные дамы. Пели менестрели, знатные люди танцевали среди мерцающих огней. До Невина доносился их смех, запыхавшееся дыхание, они кружились в танце, притопывая и прихлопывая в такт звукам арф и деревянных флейт. – Моя бедная Джилл, – подумал Невин, – будешь ли и ты когда-нибудь также счастлива, как эти люди?
Его душил гнев, холодная ярость на Перрена, Рииса, упрямцев, которые настаивали на своем, не обращая внимания на то, что это стоит другим. Невин решил, что Риис был хуже, потому что его отказ вернуть из изгнания брата мог ввергнуть Элдиф в открытую войну. И тогда все эти благородные лорды, которые танцуют сейчас внизу, будут танцевать в кругу смерти, надолго забыв все развлечения. Он плотно закрыл ставни, хлопнув ими при этом так, что по комнате прокатился гром, затем отошел от окна и принялся мерить комнату шагами, расхаживая взад и вперед. В конце концов, он отбросил свое настроение в сторону и снова вернулся к жаровне.
Он подумал о Родри, и тотчас в жаровне появилось его изображение. Он стоял, прислонившись спиной к стене в переполненной таверне и, потягивая из высокой кружки пиво, следил за игрой в кости. В то время, когда Родри бывал в особенно меланхолическом настроении, Невин мог достичь его сознания и послать ему мысли, но сегодня он был озабочен, но что было странным, совершенно не несчастным. Временами он улыбался сам себе, как бы вспоминая свой триумф. – Весьма странно, – подумал Невин. Что, он не грустит о Джилл?
Но тут кто-то постучал в дверь, и Невин убрал изображение. Вошла леди Ловиан, ее клетчатый плащ был застегнут у плеча круглой брошью, украшенной рубинами, которые мерцали в свете свечей.
– Вы уже натанцевались, миледи?
– Больше, чем достаточно, но я пришла к вам далеко не по этому вопросу. Только что из Дэвери прибыл срочный курьер. – Она протянула Невину плотно свернутый свиток пергамента. – Предположительно, это предназначено лишь для моих глаз, но я сомневаюсь, что Блейну пришло бы в голову, что вы тоже прочтете его.
Не считая долгих церемоний приветствий, само по себе письмо было коротким: – Я нахожусь в Форте Дэвери в свите короля. Он говорит, что весьма заинтересован в беседе с неким серебряным клинком, которого ты знаешь. Зарычит ли дракон, если наш сеньор узурпирует одну из его привилегий? Между прочим, лорд Талит, кажется, нашел друга в Савеле из Каменвейна. Блейн, гвербрет Кум Пекл.
– Хм, – фыркнул Невин. – Блейн не большой мастер уверток.
– Риис мгновенно все понял бы, если бы прочел это послание. – Ловиан забрала у Невина письмо и бросила его на раскаленные угли. Комнату наполнил запах горящей кожи и Невин поспешил открыть окно.
– Новости о Савеле из Каменвейна тревожные. Мне не нравится, что Талит ищет другого гвербрета, чтобы защититься от нашего синьора.
– Меня это тревожит не меньше. О, боги, какие надвигаются проблемы!
– Вы думаете, что Риис восстанет, если король отменит его постановление о ссылке?
– Не сам он, но его могут склонить к этому другие, которые надеются получить шанс завладеть ханом, если Риис погибнет бездетным.
– Совершенно верно. Они пытаются подтолкнуть его к этому, как бы то ни было. С другой стороны, если король вмешается, то Риис сможет, не теряя своего лица, положить конец моим придиркам.
– Вы совершенно правы. Перед лордами он может возмущаться по поводу указа, а внутренне принять его.
– Я надеюсь на это. Да, но мы даже не знаем, собирается ли король вернуть Родри. – Она посмотрела на скореженный пергамент в жаровне, затем взяла кочергу и растолкла остатки послания в пыль.
– Будем надеяться, что вскоре Блейн пришлет свежие новости.
Родри без проблем купил проезд на барже, совершавшей рейс до Лагхарна. Лошадь он поместил вместе с баржевыми мулами, на корме, мулы тянули судно на обратном пути вверх по реке; спал он на носу корабля с четырьмя членами команды, которые разговаривали с ним только по мере необходимости. Остальные сто футов поверхности баржи были загружены грубыми железными слитками с плавильных заводов Ладотена, расположенного высоко в горах. Несмотря на то, что баржа плыла по низкой воде, течение реки было ровное и сильное и в течение трех дней они плавно двигались в южном направлении, Родри развлекал себя тем, что рассматривал окрестности, мимо которых они проплывали. Когда горы остались позади, перед ним раскинулись травяные луга и богатые зерном поля провинции Гвейнтейр; они зеленели и золотились под солнцем позднего лета, плоские и, кажущиеся, бесконечными.
На четвертый день они пересекли границу Дэвери, хотя Родри не видел между ними большой разницы. В полдень хозяин баржи сказал, что к вечеру они прибудут в Лагхкарн.
– Здесь конец нашего рейса, серебряный клинок, но я не сомневаюсь, что там ты сможешь найти другую баржу, идущую в Форт Дэвери.
– Великолепно. Это гораздо быстрее, чем ехать на лошади, а мне необходимо добраться до Кермора как можно быстрее.
Хозяин баржи задумчиво поскреб бороду. – Я немного знаю о речном движении из королевского города на юг, но, клянусь, что-то, да ты найдешь. – Он пожал своими массивными плечами. – В любом случае, найдешь ты баржу, или нет, тебе останется оттуда всего неделю езды до Кермора.
К вечеру Родри увидал первые признаки приближающегося города. Сначала он подумал, что видит на южном горизонте облака, но рулевой просветил его. Он сказал, что темная пелена дыма, висящая в воздухе, это дым из печей, переплавлявших грубое железо в лагхкарнскую сталь. Пока они вошли в доки, расположенные сразу за городскими стенами, льняная рубашка Родри была черной от копоти. Сами доки и пакгаузы были покрыты сажей. Проезжая через ворота черного от копоти города, он подумал о том, что с радостью покинет его.
Но под слоем копоти располагался богатый город. В поисках таверны подешевле, Родри миновал хорошие дома, некоторые из них были такие высокие, как небольшие броки бедных лордов, на дверях этих домов весели металлические пластинки с именами знатных купцов. В городе было много храмов, некоторые – непонятным богам, обычно имеющим крошечное место поклонения в углу храма Бэл, некоторые – похожие на сам великий храм Бэл, большие, как форты, со своими садами и постройками. Когда Родри нашел, наконец, бедный район города, расположенный на берегу реки, то и здесь он увидел лишь несколько нищих, и даже среди деревянных хижин портовых грузчиков и рыбаков и угольщиков он не увидел почти никого, одетого в лохмотья и не встретил ни одного ребенка с голодным взглядом.
Родри нашел захудалую таверну, хозяин которой позволил ему переночевать на сеновале в конюшне за пару медных монет. Поставив лошадь в конюшню. Родри вернулся в таверну и получил лучший обед, который ему могли здесь предложить – тушеную баранину с черствым хлебом, чтобы собирать им подливку. Он выбрал место спиной к стене, так, чтобы можно было наблюдать остальных посетителей. Большинство из них выглядели как честные работяги, собравшиеся здесь, чтобы выпить кружку пива и послушать местные сплетни, но один из них мог быть путешественником, как он сам. Это был высокий малый с прямыми темными волосами и с кожей цвета скорлупы грецкого ореха, которая выдавала в нем кровь Бардекца. Несколько раз Родри поймал на себе его любопытный взгляд, и когда он кончил есть, парень подошел к нему с кружкой пива в руках.
– Ты идешь с севера, серебряный клинок?
– А зачем тебе это?
– Дело в том, что я туда направляюсь. Меня интересует дорога на Гвейнтейр.
– Я ничего не могу сказать тебе, потому что приплыл баржей.
– Хороший вид путешествия, когда идешь вниз по реке, но не так хорош в обратном направлении. Ну, все равно, спасибо. – Он еще помедлил некоторое время, как будто хотел еще что-то спросить, потом, в конце концов, сел. – Ты знаешь, когда-то серебряный клинок оказал мне любезность, и я не прочь отблагодарить его коллегу. – Он понизил голос до шепота: – Внешне ты похож на выходца из Элдифа.
– Так оно и есть.
– Ты случайно не Родри из Абервина?
– Да, это я. Послушай, а где ты слышал мое имя?
– О, оно популярно на юге. Это как раз то, что я имел в виду, говоря об ответной любезности. Позволь дать мне тебе нечто вроде совета. Кажется, каждый подонок гвербрет охотится за тобой. На твоем месте, я отправился бы на запад.
– Что? За что, черт побери, они могут меня разыскивать?
Молодой человек наклонился поближе. – За обвинение, выдвинутое против тебя тиэрином Эйгвиком. Он обвиняет тебя в том, что ты отрубил голову его брату.
И тут Родри осенило, вернее, он подумал, что осенило. Несомненно, что Греймен, для того, чтобы заключить мирный договор, возложил всю вину на него. В конце концов кто поверит серебряному клинку больше, чем лорду?
– О, боги! Я не делал ничего подобного!
– Меня это мало тревожит. Но, как я уже сказал, тебе следует быть внимательным на дороге.
– Благодарю тебя от всего сердца.
Весь вечер Родри не сводил взгляда с двери таверны. Если ему выдвинуто это обвинение, то по закону ему должны отрубить голову. К счастью, долгие годы, проведенные на дорогах, научили его многим приемам, как избегать опасность. Он не мог больше продолжать путь на юг на барже, так как она может быть в любой точке призвана к берегу и обыскана королевской стражей. Ему надо будет проскальзывать на юг проселочными дорогами и, конечно же, не называть свое настоящее имя. Кермор довольно большой и он сможет по меньшей мере день-два находиться там неузнаваемым. После того, как он найдет Джилл, он займется поисками свидетелей своей невиновности. – А кроме того, – напомнил себе Родри, – есть еще Невин. Даже гвербрет прислушивается к тому, что говорит старик.
Утром, чтобы запутать след, он выехал через восточные ворота города. Много позже, когда было уже слишком поздно, он понял, что тиэрин Беноик никогда не принял бы участие в таком вероломстве.
– Кто-то хорошо над тобой поработал, парень, – сказал Гвел. – Кто это тебя так?
– О… э…. ааа… серебряный клинок, – промямлил Перрен.
– В самом деле? Надо быть дураком, чтобы дразнить серебряный клинок.
– Я… э… теперь я это знаю.
В блестящем зеркале, висящем на стене лавки лекарских снадобий, Перрен видел свое отекшее лицо со следами сине-зеленых кровоподтеков.
– Тебе уже давно надо было вырвать этот сломанный зуб.
– Совершенно верно, но я не мог встать пару дней, он, кроме этого, сломал мне несколько ребер.
– Понимаю. Да, после этого тебе надо обходить серебряный клинок десятой дорогой.
– Клянусь, что так оно и будет.
Вырвать зуб не больнее, чем его выбить, хотя времени это заняло гораздо больше, а в качестве болеутоляющего средства лекарь предложил ему кубок крепкого меда. Прошло несколько часов, прежде чем Перрен смог покинуть лекарскую лавку и, пошатываясь, приковылять на постоялый двор на окраине Лерена. Он упал на кровать и в отчаянии уставился на потолок, в то время, как его мысли бесконечно крутились над одним и тем же вопросом – что делать дальше? Мысль о том, чтобы вернуться в Кергонеи и предстать перед презрением его дядюшки, была невыносима. И еще Джилл казалось, что за прошедшие дни он полюбил ее еще больше, только потеряв ее, он понял, насколько она дорога ему. Мысль о том, что в таком положении как он находится множество людей, не утешала его. Если бы он только мог поговорить с ней, объяснить ей, как он любит ее – он был уверен, что она выслушала бы его, если бы только она была одна, без того парня с ужасным взглядом и еще более ужасным знатоком Двуумера. Если бы. Он даже не знал, куда она отправилась.
Или он сможет найти ее? В том одурманенном состоянии, в котором он находился – полу-сумашедший от боли и все еще опьяненный медом лекаря, он начал думать, что истинный дом Джилл – в его сердце. Как только Перрен подумал об этом, он почувствовал рывок, совсем как тогда, когда ему надо было найти в лесу дорогу домой. Медленно, помня о раскалывающейся от боли челюсти, Перрен сел и застыл, как будто к чему-то прислушиваясь. Он в самом деле ощущал это – юг. Ему надо идти на юг. Он заплакал, но на этот раз это были слезы надежды. Он сможет найти ее след, будет идти за ней, пока не улучит момент, когда она будет одна, и как-нибудь, может быть, с помощью Керана – он снова украдет ее.
– Происходят странные вещи, – заявил Саламандер. – Родри продолжает двигаться на юг, но, может Эпона скажет, с чего это он вдруг выбирает эти паршивые тропы и деревенские дороги вместо того, чтобы ехать по хорошей Королевской дороге?
Джилл обернулась к нему. Они сидели на носу речной баржи и Саламандер использовал пенящуюся и блестевшую под лучами солнца воду для скриинг. Так как Джилл все еще была под воздействием чар, вода казалась ей твердым, покрытым гравировкой серебром, но она могла теперь напомнить себе, что все, что она видит – всего лишь иллюзия. Она отказывалась верить, что видит скрытую реальность, как бы ни настаивал на этом Саламандер.
– Может быть он ищет, к кому наняться?
– Нисколько, я наблюдаю за ним уже два дня. Создается впечатление, что он знает, куда он идет, но он чертовски осторожен. – Раздраженно мотнув головой, Саламандер отвел взгляд от реки. – Ладно, позже я снова послежу за моим братом. Как ты сегодня себя чувствуешь?
– Много лучше. По крайней мере, предметы вокруг большую часть времени остаются неподвижными.
– Хорошо. Значит мое еще неумелое лечение действует.
– Я от всего сердца благодарна тебе.
Какое-то время она, не о чем не думая, следила взглядом за южным горизонтом, над которым, как крошечные облака, висел дым Лагхкарна. Она хотела бы попросту забыть о Перрене, чтобы Саламандер применил какую-нибудь магию, которая стерла бы с ее памяти все воспоминания, но Джилл знала, что чувство стыда будет изводить ее еще долгие годы. Она ощущала себя такой нечистой, как жрица, нарушившая свой обет, к тому же она чувствовала, что так, или иначе, она сама виновата в своем похищении. Если бы она только сказала обо всем Родри, или обратилась к Невину, или … этим «если бы» не было ни конца, ни края.