Керр Катарина. Заклятье рассвета

   Он разровнял рубашку, с восхищением разглядывая рукава, которые были украшены красивейшей вышивкой. По всей вероятности, это была свадебная рубашка ее мужа, потому что было непохоже, что у него была вторая подобная этой, но все равно было гораздо безопаснее носить эту рубашку, чем ту, которая была на нем, украшенная геральдической эмблемой его покойного хозяина.
   – Хотите взять мою рубашку? Вы сможете сшить из нее блузы для мальчиков.
   – Да, конечно. Спасибо.
   Она смотрела на его шрам, опоясывающий бок, толстые рубцы ткани под мышкой и более тонкий вдоль ребер. Мэтен торопливо сунул голову в новую рубашку и натянул ее на себя.
   – Вполне подходит. Вы слишком великодушны ко мне, я этого не заслуживаю.
   – Это лучше, чем дать ей попросту сгнить. Я немало потрудилась над ней.
   – Вы все еще тоскуете по мужу?
   – Временами. – Она помолчала, размышляя о чем-то. – Да, я тоскую по нему. Он был хорошим человеком. Он никогда не бил меня и у нас всегда было достаточно еды. Когда у него было свободное время, он выстругивал для ребят маленьких лошадок и тележки, каждую весну у меня было новое платье.
   Мэтен понял, что это была совершенно не та, бушующая страстями великолепная любовь, о которой пели в своих песнях барды, развлекая благородную публику. Он встречал множество женщин, подобных Белиан, женщин ферм, чья жизнь протекала среди озабоченных жизненными заботами людей, поглощенная в себя мужем и детьми. Так как они наравне с мужьями трудились для обеспечения своих семей пищей и кровом, то это придавало им уверенности в себе, они могли положиться на себя, в отличие от жен благородных лордов, которые зависели от прихоти своих мужей. Но все же Белиан была одинока, временами она тосковала по мужу. Мэтен ощущал зов своего тела, это чувство становилось все сильнее. Когда женщина улыбнулась, он улыбнулся ей в ответ.
   Дверь с грохотом распахнулась, в сопровождении галдящих и смеющихся детей в комнату вошел Невин. Хотя старик непринужденно шутил с ребятишками, к Мэтену он подошел с мрачным выражением на лице.
   – Ты был прав, что не пошел в деревню, юноша. Хорошо, что на тебе новая рубашка.
   Белиан начала машинально сворачивать рубашку Мэтена, заворачивая эмблему лисы вовнутрь.
   – Тиэрин Девер в Форте Бреноик, – продолжал Невин. – Он собирается передать земли своему сыну Ромелу, он передает ему также часть своего войска. Это значит, что люди знающие тебя в лицо, будут здесь вокруг на дорогах. Я думаю, нам надо сейчас же отправляться домой боковой дорогой.
   В течение нескольких последующих дней Мэтен обдумывал возможность на свой страх и риск поехать окольными путями на ферму, чтобы повидать Белиан.
   Когда он завел лошадь на усадьбу фермы, она казалась пустынной. Не было деревянного фургона, не выскочила даже собака, чтобы залаять на него. Пока он в изумлении стоял на месте, из амбара с деревянным ведром в руке вышла Белиан. Мэтену нравилась ее решительная, но грациозная походка.
   – Па взял ребят с собой на базар, – сказала женщина. – У нас есть лишний сыр для продажи.
   – Скоро они вернуться?
   – Скорее всего, к заходу солнца. Я надеялась, что вы приедете сегодня.
   Мэтен завел лошадь в хлев и привязал ее в стойле рядом с коровами, чтобы она не стояла во дворе на ветру и, что самое главное, чтобы ее не было видно с дороги. Зайдя в дом, он нашел Белиан подбрасывающей поленья в очаг. Женщина вытерла о передник руки и со скрытой улыбкой посмотрела на Мэтена.
   – У меня в спальне холодно, Мэтти. Иди сядь у огня.
   Они сели рядышком на чистую мягкую солому у очага. Когда он робко коснулся ее волос, женщина нетерпеливо положила ему руки на плечи. Когда он поцеловал ее, ее руки скользнули ему за шею, запрокинули его на себя…
   В этот год зима медлила со своим приходом. Снегопад был только один раз, потом – лишь холод под ясным небом, мороз и ветер. Хотя солнце и растопило первый снег, на коричневых полях блестел иней. Мэтен проводил все дни, скрываясь в Брин Торейдике, по дорогам и в деревне рыскали люди лорда Ромела, они тренировали своих лошадей и прогуливались из форта. Мэтен допоздна спал, потом часами играл на арфе перед аудиторией дикого народца. Иногда присаживался послушать его пение, и Невин изредка делая при этом толковые замечания касательно пения или самих песен. Но большую часть времени старик проводил в глубине холма. Мэтен никогда не решался спросить его, что он там делает.
   Однажды, когда Невин ушел по своим делам, Мэтен вспомнил песню о Дилли Блинде, самом хитром из всего дикого народца. Так как это была детская песенка, он не слышал ее уже многие годы, то он напел ее несколько раз, вставляя новые версии вместо забытых старых. Когда он наконец закончил, ему на какое-то мгновение показалось, что он видит, а может быть он и в самом деле видел, маленькие лица, маленькие глаза, пристально вглядывающиеся в него. Потом они также неожиданно, как и появились, исчезли. Позже, когда вернулся Невин, Мэтен рассказал о своем видении, если только это было видение, старику, тот был откровенно поражен.
   – Если ты и в самом деле начал их видеть, юноша, упаси тебя бог рассказывать об этом людям. Ты всю жизнь не отделаешься от насмешек.
   – О, я это прекрасно знаю. Я просто был озадачен. До этого у меня никогда не открывалось зрение.
   – В самом деле? Это довольно странно, так как оно часто свойственно бардам. Но как бы там не было, юноша, ты несомненно приобрел это свойство от пребывания здесь. Это то же самое, как если бы ты положил меч около очага. Через некоторое время клинок станет горячим, хотя он и находился в самом пламени. То же самое происходит и с человеком, обладающим восприимчивым разумом, когда он не находится в центре сил Двуумера.
   С легким содроганием Мэтен оглядел возвышающиеся каменные стены комнаты. – В центре силы? – подумал он, а ведь и в самом деле, сказал он себе, – ведь иногда ты это ощущаешь.
   – Да, – сказал наконец вслух Мэтен, – но сюда меня привел случай.
   – Возможно. Но со знатоками Двуумера ничего не происходит случайно, особенно в эти проклятые и тревожные времена.
   – Я вижу, у вас болит душа из-за этих войн.
   – Конечно болит, дурень! И если у тебя есть разум, то у тебя она должно болеть тоже!
   – Хорошо, добрый господин. Но я никогда ничего не знал, кроме войны. Иногда я задаюсь вопросом, не могут ли оказаться рассказы о старых временах в королевстве просто прекрасной выдумкой, как то, о чем я пою в моих песнях – все это неправда.
   – О, нет, эти истории довольно правдивы. Было время, когда человек мог мирно путешествовать по дорогам, фермеры могли безопасно собирать свой урожай, и если у человека был сын, он был уверен, что вырастит его и увидит, как он женится. Это были хорошие времена, и я постоянно молюсь, чтобы они вернулись.
   У Мэтена внезапно появилось страстное желание узнать о той жизни. Раньше он хотел только славы и уважения, добытых в бою, он принимал войны как должное, считал, что так оно и должно быть, что так было всегда.
   Выйдя позже на вершину холма, он увидел, что все покрыто снегом, который шел все утро. На мили вокруг под жемчужным серым небом все было покрыто мягкой белизной, как выгравированные на фоне горизонта высились деревья, уютно смотрелась далекая деревня, из труб домов поднимался в небо дымок. Он видел все это сотни раз, но сейчас все выглядело так прекрасно, что Мэтен подумал, видел ли он когда-нибудь все по-настоящему до того, как подъехал к воротам в Мир Иной.
   Ночью, несмотря на погоду, Мэтен поехал встретиться с Белиан. Поначалу он опасался, что Баннек будет негодовать, когда узнает, что беглец ездит к его дочери, но тот воспринял это довольно беспристрастно. Совсем по-другому вышло с ее сыновьями. Младший считал его попросту помехой, а старший искренне возненавидел. Мэтен появлялся на ферме попозже, когда был уверен, что они уже спят. Белиан дала ему четко понять, что дети у нее на первом месте. – Вполне справедливо, – думал Мэтен, тем более что оба они знали, что весной он уедет. Но когда он держал ее в своих объятиях, весна казалась очень далекой.
   Когда снег вошел в силу, стало трудно ездить к Белиан так часто, как это хотелось бы Мэтену. Однажды ночью, после недели снежных заносов, пробираясь через сугробы, он направился на ферму. Мэтен поставил лошадь в хлев. Затем он полез через окно в комнату Белиан, толкая в сторону промасленные шкуры и чертыхаясь, в то время как женщина смеялась над ним. Хотя у нее в комнате стояла глиняная печка, было ужасно холодно. Мэтен сорвал с себя плащ, сбросил башмаки, не раздеваясь нырнул в постель.
   – У тебя в комнате холодно, как на ветряной дороге!
   – Тогда двигайся ко мне поближе. Здесь хорошо и тепло.
   Когда он обнял ее, Белиан жадно прильнула к нему, эта простая, откровенная страсть до сих пор приводила его в изумление. В отличие от других женщин, которые были у него раньше, она не знала застенчивости и кокетства. – А когда она должна была учиться этому кокетству? – подумал Мэтен, да это и ни капли не беспокоило его.
   Позже, лежа в полудреме между сном и бодрствованием, Мэтен поймал себя на мысли, что он подумывает, не остаться ли ему здесь на весну. Баннек был бы рад дополнительным рабочим рукам на ферме; Белл будет рада иметь его каждую ночь в своей постели; мальчишки постепенно привыкнут к нему. Хотя Мэтен и не любит ее, но она ему нравится, так что всем было бы хорошо. И все же он не решался остаться. Впервые он ясно осознал, что он и в самом деле беглец. Каждый лорд в Кантрэе, узнав его, вернет его Деверу, чтобы тот его повесил. Мэтен собирался отправиться далеко на запад, уехать надо было подальше, чтобы найти лорда, который никогда не слышал ни о нем, ни о лорде Бреноике. Наиболее вероятно, что в конце концов он перейдет на одну из враждующих сторон этих бесконечных войн, поступит на службу к лорду в Керрморе или Элдифе. Мэтен поцелуем разбудил Белиан и еще раз обладал ею, он сделал это просто для того, чтобы отвлечься от мыслей о будущем.
   Этой ночью был такой снегопад, что Мэтен рискнул остаться на ферме на всю ночь. Было приятно никуда не идти в ночь, а спать, обхватив рукой Белл. Он даже начал подумывать, не делать ли это почаще. Но выйдя утром из комнаты, он обнаружил на ферме соседей Баннека, они ели хлеб, запивали его пивом, беседуя о чем-то возле очага. Хотя эти люди были любезны с Мэтеном, он очутился под неприятным перекрестным огнем их взглядов; не было сомнений, что по деревне пойдут пересуды. Если они дойдут до ушей не того, кого надо, неприятностей не избежать. После этого случая он приезжал к Белиан только ночью и уезжал задолго до рассвета.
   Несмотря на все предосторожности, однажды ночью Мэтен наткнулся на людей Ромела. Сразу после полуночи он возвращался через поля в Брин Торейдик. Дул холодный ветер, по небу стремительно неслись облака, время от времени закрывая полную луну. Холм был уже совсем рядом, на фоне неба смутно вырисовывалась поднимающаяся над лугом зазубренная вершина. Вдруг Мэтен услыхал как звякнула уздечка, в ночной тишине звук был отчетливо слышен. Потом послышалось фырканье лошадей; по мерзлой дороге застучали подковы. Поблизости была безлистная рощица, это было ненадежное укрытие, но лучшего сейчас было не найти. Мэтен направил лошадь к деревьям, с потревоженных веток посыпался снег, укрывая его капюшон и плащ. Притаившись, Мэтен принялся ждать. Он хотел было стремительно броситься по направлению к холму, но потом отказался от этой мысли. Если его схватят, он не хотел, чтобы Невин был повешен вместе с ним.
   По дороге рысью скакали шесть всадников. Подскакав прямо к рощице, они остановились и стали описывать круги, споря, в какую сторону от перекрестка направляться дальше. Мэтен понял по их голосам, что они прилично выпили. Мэтен почти физически ощущал вокруг себя водоворот дикого народца, с присущим им любопытством они слушали нескончаемый спор на дороге. Вдруг лошадь Мэтена, непроизвольно вздрогнув от холода, переступила с ноги на ногу, звякнула уздечка. Один из всадников обернулся в седле и посмотрел прямо на Мэтена. Мэтен медленно тронул лошадь с места; он решил, что скорее сдастся, чем подвергнет Невина, а возможно и Белиан риску.
   – Опасность, – прошептал он дикому народцу, – скажите Невину. Он почувствовал, как некоторые из спиритов стремительно помчались в сторону, но остальные столпились вокруг него – трепещущие маленькие существа присутствие которых ощущалось подобно порывам теплого ветра.
   – Эй, ты! – закричал всадник, – выходи!
   У Мэтена оборвалось сердце, он узнал Селена, одного из людей Девера, который хорошо его знал. С Селеном во главе, всадники рысью подскакали к Мэтену и окружили его полукругом, Мэтен оказался в ловушке. Так как ситуация все равно была безнадежная, Мэтен поехал навстречу им. В свете луны он увидал полное удивления лицо Селена.
   – Мэтен! О, боги! – от неожиданности и испуга у него вырвалось нечто вроде шипения. – Столько времени прошло после Самейна!
   Пронзительно, как пнутая ногой собака, завопил один из всадников. Остальные резко натянули поводья. Мэтен почувствовал, как дикий народец в панике заметался вокруг него, поднимая и трепля края его капюшона и плаща.
   – Послушай, Мэтти, не трогай нас. Я всегда был твоим другом. Это наш лорд заставил нас поднять против вас меч. Мир с тобой в Ином Мире.
   Когда Селен начал пятиться на нервно вздрагивающей лошади, Мэтена осенило: Селен был уверен, что он погиб вместе с остальным войском Бреноика, он думал, что сейчас перед ним находится не что иное, как дух Мэтена. Эта мысль заставила его громко рассмеяться. Это было как раз то, что нужно; весь отряд начал отступать назад, объятые ужасом, они не смели поднять на Мэтена глаза. Такое глубокое внимание не удавалось завоевать ни одному барду. Мэтен не смог побороть искушения, запрокинув голову, он завыл на одной длинной, жуткой ноте, посылая свой тренированный голос ввысь и вширь насколько только у него хватало сил. Всадники пронзительно завопили, и бросились врассыпную.
   – Спириты! – визжал Селен, – спасайтесь!
   Хихикая и зловеще завывая, дикий народец в восторге метался между лошадьми. В свете луны Мэтен видел как они словно бы загустевали в воздухе, как морозные кристаллы: маленькие личики, маленькие ручки, пальчики, которые щипали каждую лошадь и каждого всадника, которых могли только достать. Лошади брыкались и рвались вперед; всадники вопили, хлестали их поводьями, отчаянно пытаясь их развернуть. Мэтен завыл еще раз; лошади встали на дыбы и рванули на дорогу, они неслись быстрым галопом, обезумевшие от страха седоки вцепились в их гривы.
   Мэтен сел в седло, его сотрясал смех вперемежку с рыданиями… Он продолжал смеяться, пока не вернулся дикий народец. В их сопровождении он направился к холму, который после сегодняшней ночи обрастет новыми легендами. Когда он заводил лошадь в конюшню, ему навстречу поспешно вышел Невин.
   – Что там произошло, что за опасность?
   – Уже все в порядке, добрый господин, но произошла хорошенькая история. Я думаю, надо спеть об этом песню.
   Но поначалу он попросту рассказал старику о происшедшем за кружкой пива. Слушая, тот смеялся квохчущим смехом, словно бы заржавевшим от долгого неупотребления.
   – Поле битвы, где полегло ваше войско, совсем недалеко отсюда. Вполне естественно встретить здесь привидения погибших воинов. Правда, здесь есть небольшая деталь: когда они завтра утром будут возвращаться обратно, они увидят в снегу следы копыт твоей лошади. Невин посмотрел на пятно у своего колена. – Сделай нам любезность, ладно? Возьми с собой ребят и пойди в поле. Ты помнишь следы лошади Мэтена? Да? Прекрасно! Смети их, но оставь остальные. Мы проделаем неплохую шутку с этими мерзавцами.
   Мэтен почувствовал, что все ушли, за исключением маленькой голубой Феи. Он вдруг увидел ее совершенно отчетливо, она сидела у него на колене и сосала палец, одновременно пристально глядя на Мэтена тревожными зелеными глазами. Когда она улыбнулась, Мэтен увидел ее острые как иглы, ярко-голубые зубы.
   – О, – сказал Невин, – ты кажется видишь ее, да?
   – Да, вижу. А скажите, смогу я видеть дикий народец, когда уйду отсюда?
   – Я думаю, что да, но точно не знаю. Раньше мне не приходилось с подобным сталкиваться, юноша, твой случай приводит меня в замешательство.
   Если я привожу тебя в замешательство, то сам ты – величайшая загадка в мире, – подумал Мэтен.
   На следующий день после обеда Невин поехал в деревню, чтобы послушать, какие там ходят слухи о встрече Мэтена с отрядом. Он привез оттуда рассказ, который продолжал обрастать все новыми и новыми подробностями. Говорили, что люди лорда Ромела были настолько глупы, что ездили верхом в лунную ночь поблизости Брин Торейдик, хотя каждому дураку известно, что в полнолуние от холма надо бежать как от чумы. Всадники довольно отчетливо видели привидения целого войска лорда Бреноика, они шли через луг в атаку, совсем как в их последнем бою. Когда люди лорда Ромела вернулись утром на то место, то увидали следы только собственных лошадей. И что, ты думаешь, сказал мне об этом хозяин таверны? – с сухим смешком спросил у Мэтена Невин. – Оказывается, каждый знает, что привидения не оставляют следов.
   – Так они таки вернулись назад? Как хорошо, что вы предусмотрели это.
   – О, одно дело быть спиритом в полнолуние, и совсем другое в холодный предрассветный час. Но как бы то ни было, после того, что произошло, люди лорда Ромела не приблизятся к холму даже при дневном свете.
   – Так этот случай пришелся кстати?
   – Да, но, о, боги! Вы, воины, слишком суеверны!
   – Да что вы говорите! – рассмеялся Мэтен над возмущенным замечанием Невина. – Вы показали мне мир, полный спиритов, послали этих спиритов с поручением сопровождать меня и после этого называете меня суеверным!
   – Ты прав, юноша, извини меня, – расхохотался в ответ на его тираду старик, но ты ведь и в самом деле не можешь отрицать, что ваши фехтовальщики верят, что разные самые чудные вещи приносят им удачу, или же наоборот – зло.
   – Да, это правда, но вы не знаете, что значит быть рыцарем, участвующим в войне. Каждый раз, когда садишься в седло, не знаешь, вернешься ли ты назад. Кто знает, что помогает одному человеку выжить в битве, а другого обрекает на погибель? Однажды я видел человека, который был великолепным бойцом, он владел мечом не как человек, а как бог, он врывался в битву, ведя за собой остальных. И знаете, что произошло? У него лопнула подпруга, он свалился с лошади и был затоптан копытами до смерти. А после этого видишь идиота, который владеет шпагой не лучше, чем деревенский парень, он летит прямо на врага и остается без единой царапины. После этого начнешь верить в судьбу и предзнаменования, во все, что угодно.
   – Да, я понимаю тебя.
   У Невина пропало хорошее настроение; он опечалился до слез, размышляя над тем, что сказал Мэтен. Глядя на него, впал в меланхолическое настроение и сам Мэтен.
   – Я думаю, что это притягивает нас к Двуумеру, – задумчиво сказал Мэтен. – Можно иметь лучший в мире план атаки, но как только полетят копья и начнется фехтование, даже богам не ясно, чем это все закончится. Так что можете называть это суеверием, но хочется иметь вождя, которого коснулся дух Двуумера, кого-то, кто может видеть то, что не дано тебе, по-настоящему счастливого.
   – Но если бы счастье и дар предвидения делали человека знатоком Двуумера, юноша, то мир был бы полон людей, подобных мне.
   – Это не совсем то, что я имел в виду, добрый господин. Вождь, отмеченный Двуумером, должен каким-то образом отличаться. Может быть, такого не существует, но мы хотим верить в него. – За такого с радостью можно идти в атаку, – говорят себе люди, – за такого, к кому расположены боги, за такого, в кого можно верить. Если даже умрешь за такого человека, то он этого стоит.
   Невин бросил на Мэтена такой пронзительный взгляд, что тому стало не по себе, но старик жестом показал ему, чтобы он продолжал.
   – Это невероятно интересно.
   – Спасибо. Так Слумар в Форте Дэвери – знатный и благородный человек, но он не вождь, отмеченный Двуумером. У меня всегда были сомнения, что он настоящий король, несмотря на то, что я всегда клялся ему в верности, потому что это делал мой лорд. Время от времени он имел обыкновение ходить среди людей, он беседовал с нами, называл нас по имени, это было прекрасно с его стороны, но он вел себя как обыкновенный лорд, но никак как король.
   – В самом деле! А как по-твоему выглядит настоящий король?
   – В нем должно быть что-то от Двуумера. Вы должны чувствовать, что он настоящий король. Я не считаю, что он должен быть высоким и прекрасным, как боги, но при взгляде на него вы должны чувствовать, что он предназначен повелевать. У него должна быть удивительная судьба, боги должны посылать предзнаменования о его приходе. Клянусь небесами, я пошел бы за таким человеком на смерть, и держу пари, что многие в королевстве поступили бы также.
   Невин поднялся и со странной, полусумасшедшей улыбкой начал стремительно расхаживать взад-вперед перед очагом.
   – Я сказал какую-нибудь глупость? – спросил у него Мэтен.
   – Что? Ты сказал сейчас лучшее из того, что я слышал на протяжении многих последних лет. Юноша, ты не представляешь себе, как я рад, что я оттащил тебя от ворот Иного Мира. Спасибо тебе, что открыл мне глаза на то, что было у меня под носом, а я этого не видел. Двуумер имеет огромный недостаток. Ты так привыкаешь им пользоваться, что совершенно забываешь о собственном разуме, которой изначально дали тебе боги.
   Совершенно сконфуженный смотрел Мэтен как старик бормоча себе что-то под нос как сумасшедший носится перед очагом.
   В конце концов Мэтен пошел спать, но, проснувшись в беспокойстве среди ночи, увидал, что Невин стоит у очага и улыбается, глядя на огонь.
   В течение последующих двух недель не прекращался снегопад, и в течение всего этого времени Невин не переставал размышлять над нечаянно подброшенной ему Мэтоном идеей, которая оказалась великолепной платой за его спасение. Несмотря на сложность в деталях, в целом план был чрезвычайно прост, а поэтому выполним. Исходя из теперешнего положения дел, казалось, что войнам не будет конца, что они будут опустошать королевство, пока не останется ни одного человека, чтобы продолжать борьбу. После стольких лет гражданской войны, после большого количества появляющихся друг за другом и убитых вождей, после стольких отданных за них жизней их подданных, казалось, что каждый последующий претендент на королевский трон имеет на него такие же права, как и предыдущий. Когда заходил вопрос о выяснении происхождения и генеалогического дерева, то даже священнослужители затруднялись сказать кто из претендентов более подходит на роль короля всего Дэвери. Поэтому лорды присягали тому, от кого, как казалось, они получат наибольшую выгоду, если же их ожидания не оправдывались, то их сыновья присягали другому претенденту на королевский трон.
   Но если появится человек, который произведет на своих последователей впечатление настоящего короля, вождя, отмеченного Двуумером, как сказал Мэтен, за которым последует половина королевства, сражаясь за него насмерть, лишь бы возвести его на трон? То потом, наконец, после последней отвратительной кровавой бойни, королевство придет к долгожданному миру.
   – Вождь, отмеченный Двуумером? – размышлял Невин. – Дайте мне подходящего человека, и довольно скоро я придам ему вид отмеченного Двуумером. Это будет нетрудно, совсем нетрудно, если задуматься; надо будет лишь окружить красивого человека романтическим ореолом, умело подтасовать приметы-предсказания, подбросить несколько дешевых трюков, вроде того, что проделали с Селеном и его друзьями. Они поставят на колени все войска и заставят их лордов вместе с ними приветствовать истинного короля. Во время этих размышлений Невин пришел к выводу, что не удивлен тем, что Мэтен преподнес ему эту идею. В своей последней жизни, будучи молодым Рикином из Кермора, он был капитаном войска как раз такого вот вождя, отмеченного Двуумером, Гвенивер Беспощадная, чье сумасшедшее и непоколебимое поклонение Черной Богине создавало вокруг нее сияние фальшивого романтического ореола, подобного огню.
   Мысли о ней и ее жестокой судьбе навеяли на Невина беспокойство.
   – Имеет ли он право воздействовать на другого человека силами, которые разорвут на части его хрупкий разум? Ему следует соблюдать большую осторожность, выждать, разработать тщательный план, пока он не найдет кандидата, который будет достаточно силен для такой ноши. Кроме того, он не был уверен, что имеет право использовать для этой цели Двуумер. Невин провел долгие часы в медитации, обнажая свою душу и моля о помощи Властителей Света. Постепенно в его сознании возник ответ: превыше всего королевство нуждается в мире, и если что-то идет не так, то надо идти на жертву. Невин воспринял это так, что он поставлен служить достижению этой цели, если надо, идти на жертву ради воссоздания мира и возведения на трон короля.
   Разрешение получено, настало время создать план. Пока Мэтен был у Белиан или же спал со скуки, Невин при посредстве огня переговорил с другими знатоками Двуумера королевства, в особенности с Адерином, живущем на западе королевства и женщиной по имени Роммерта на севере. Все так устали от войны, что с радостью включились в рискованное предприятие Невина.
   – Да, но мы не в состоянии сделать это одни, – заметила однажды ночью Роммерта. Мы должны будем победить жрецов, в силах ли мы это сделать?