Страница:
Солнечным утром узкие, грязные улицы были почти пустыми. Стайка оборванных ребятишек играла в ирландский хоккей потрепанным кожаным мячом; две женщины с базарными корзинками спеша прошли мимо Джилл по направлению к пристани на рынок свежей рыбы. Она увидела седого нищего без обеих рук греющегося на солнце на обочине дороги. Джилл подошла к бывшему вору и бросила серебряную монету в стоявшую рядом с ним деревянную миску.
– Где таверна «Кровавая рука»?
– Это не слишком приятное место, парень.
– А я выгляжу как приятный человек?
Нищий засмеялся, обнажив коричневые пеньки сломанных зубов.
– Ну тогда иди вдоль этой улицы, пока не упрешься в двор сыромятни. Ты убедишься в этом по зловонию. Затем обойди сыромятню и слева увидишь «Кровавая рука».
По дороге Джилл старалась держаться поближе к стражникам. Там и сям она видела движущиеся в окнах кожаные занавески, на миг в дверях появлялись фигуры. Джилл подозревала, что старый вор послал впереди нее ребятишек, чтобы они сообщили в таверне новость, что туда идет серебряный клинок. Несмотря на то, что она обливалась потом в своей кожаной куртке, Джилл как никогда оценила ее. Захоти ее враги убить ее прямо на улице, никто не вмешается. Она вновь подумала о Родри, наверное, люди гвербрета просто прошли мимо тех мест, где он мог скрываться. В этом замкнутом маленьком мирке все было возможно.
К ее удивлению, «Кровавая рука» оказалась чистой, со свежепобеленными стенами и хорошо подметенной булыжной мастерской вокруг нее. Снаружи висела вывеска с изображением ярко-красного гиганта, он был обнажен и с огромным напряжением держал в каждой руке корнями вверх выкорчеванные деревья, стоя на вершине горы. Изображение почему-то раздражало, при виде его хотелось злобно выругаться. Войдя внутрь, Джилл очутилась в полукруглом зале таверны, здесь также было чисто, на полу была постелена свежая солома, столы тщательно выскоблены. Все ставни были закрыты, делая комнату совершенно темной, лишь из очага, над которым жарил на вертеле брызгавшего соком цыпленка оборванный поваренок, проникал свет. За одним из столов сидело с пол-десятка посетителей; остальные столы были пусты. У очага на соломе громко храпел парень, прижавшись к нему, лежали две собаки.
Вышедший приветствовать ее тавернщик был родом из Бардека, это был толстяк, лицо и руки которого покрывали старые шрамы, все они были длинные, тонкие, что свидетельствовало, что причиной их возникновения послужил нож.
– К нам нечасто заходят серебряные клинки, парень.
– Я думаю, что ты обслужишь меня не хуже, чем остальных.
– Не хуже, но более осторожно. Я с удовольствием дам тебе выпить, но только немного. Послушай, серебряный клинок, я знаю твои возможности. Две-три кружки для тебя – в самый раз, одну-вторую добавить – и ты уже надрался. А это значит драка и кровь на моих чистых стенах, трупы на моем чистом полу. Я дам тебе две кружки, и ни одной более, договорились?
Джилл заметила, что люди за столом прислушиваются к их разговору и руки у них на рукоятках мечей. Она окинула их наглым взглядом и повернулась к тавернщику:
– Договорились, дай мне кружку темного.
Джилл отыскала стол, за которым она имела возможность сидеть опершись о стену и мысленно прикинула расстояние до окна и дверей. Когда тавернщик принес ей пиво, Джилл протянула ему серебряный.
– Я кое-кого разыскиваю, кое-кого, кто, как кажется, исчез.
Глаза тавернщика забегали. Люди за столом наклонились вперед, прислушиваясь.
– Кое-кто тоже разыскивает его, – продолжала Джилл. – Клянусь, ты догадываешься, кого я имею в виду.
– Родри из Абервина?
– Совершенно верно. У меня свое дело к этому лживому ублюдку. Мне до одного места, зачем он понадобился гвербрету. Его светлость может повесить то, что останется от него, когда я с ним потолкую.
Тавернщик проницательно посмотрел на нее, раздумывая о чем-то, потом кивнул, принимая ее историю. – Я рад, что я не тот Родри с твоей любовью к нему. А почему ты думаешь, что я должен что-то о нем знать?
– Могу поклясться, что если ты не знаешь сам, то знаешь человека, который знает несколько больше.
– Послушай, они повсюду ищут этого Родри и не могут его найти, говорю тебе, он мертв. Забудь о нем. Невозможно вернуть человека с того света, чтобы убить его во второй раз.
– Мертв? – Это было как раз то, на что она рассчитывала, Джилл улыбнулась кривой, отвратительной улыбкой. – Ну, продолжай, мой друг. Нам обоим это известно лучше. Слухами земля полнится.
Тавернщик заколебался, его темное лицо слегка побледнело от страха. Из-за другого стола поднялся крепкий, темноволосый парень и направился к ним, по его прищуренным глазам нельзя было догадаться, о чем он думает. У кого были самые громадные руки, которые Джилл доводилось когда-либо видеть, они были похожи на здоровенные дубины.
– Так сколько стоит твоя ненависть, серебряный клинок?
– Звонких монет.
Слегка улыбаясь, он сел, рассматривая предложенную ему серебряную монету.
– Я ничего не имею против того, чтобы его убрали, но если у меня появится шанс заполучить работу и человек, который наймет меня…
– Мне нравятся люди, которые не бросают слов на ветер. – Джилл вынула еще два серебряных и, подкинув, бросила одну монету парню. – Вторую получишь в конце этой истории.
– Договорились. Теперь послушай, ты абсолютно прав. Насколько я знаю, не было никакого разговора, насчет того, чтобы убить его. У меня есть друг, который кое в чем преуспел. Он служит лакеем у одного богатого купца на скалах, он, видишь ли, не из тех людей, которые не любят бывать ночью на улице в одиночестве, так что мой друг ходит с ним повсюду. И друзья его хозяина знают, что мой друг всегда годится для выполнения грубой работы типа убедить должников вернуть им долг. Так вот, этот мой друг приходил сюда дня три назад и говорил, что у него, наверное, будет для нас работа. Дело касалось одного серебряного клинка, он обещал заплатить, если мы захватим этого парня на дороге и принесем его в определенное место.
– Куда?
– Я не знаю, потому что мы ничего так и не сделали. – Он наклонился поближе и задышал чесночным духом: – Если бы ты увидел этого Бритена, то тоже не захотел бы его денег. Он такой важный из себя, не просто с брюшком, а жирный как свинья, а лицо у него гладкое, как у юноши, и эти его блестящие волосы и борода, как будто смазанные свиным салом.
– Что ты говоришь! А ты не заметил, руки у него тоже гладкие?
– Заметил, гладкие. Я до сих пор как бы мысленно вижу его. Он слегка вздрогнул. – В бороде у него такая застежка, как девушки носят в волосах, она в виде серебряной ящерицы с бабочкой во рту. В нем есть что-то такое, отчего у меня мурашки бегут по телу, и это не только от его пристрастия к драгоценностям.
– Он из Бардека?
– Он может быть и из Бардека, может быть и Дэвери с примесью бардекской крови. Он смуглый, но, может быть, это просто от солнца. Как бы то ни было, этот Бритен предложил нам порядочно денег, но этого и половину недостаточно, чтобы связываться с серебряным клинком. Когда мы ему отказали, я от страха чуть не наложил в свои бригги. – А если он неправильно истолкует это? – подумал я. Я уверен, что мой друг подумал то же самое. Теперь я не знаю, что он может сделать с нами, но мы еще за это поплатимся. У меня мурашки бегут по коже, при мысли, что он может сделать.
Джилл прихлебывала пиво и размышляла над тем, что рассказал ей парень. Хотя она была склонна думать, что каждый обитатель Днища лгун, она сомневалась, что такой парень в состоянии в таких деталях дать странное описание этого Бритена. Посмотрев на остальных посетителей таверны, внимательно прислушивающихся к разговору за их столом, она поняла, что им тоже не по себе. Но что-то здесь все же дурно пахло. Джилл передала ему последний серебряный.
– Спасибо. Сейчас этот Бритен остановился на постоялом дворе «Золотой дракон» могу поклясться, что он все еще там.
– Не сомневаюсь.
Плавным движением она выхватила из ножен клинок, а левой рукой схватила парня за воротник, пригнув его чуть ли не к самому столу. Он лишь разок дернулся, а так вел себя совершенно спокойно, глядя ей в глаза как крыса, загипнотизированная хорьком. Очевидно, он подумал, что она хочет убить его просто из-за жажды крови.
– Слушай меня внимательно, иначе – умрешь. Первое, что ты сказал мне, было: «Я не имею ничего против того, чтобы его убрали». Куда? Ты знаешь больше, чем говоришь.
Он захныкал и бросил отчаянный взгляд на остальных, сидящих за столом. Никто из них не двинулся с места; один даже демонстративно принялся пить пиво, как будто в этот момент для него не было ничего более важного. – Ты, сучье семя, – продолжала Джилл, – я пришел сюда, чтобы заплатить хорошие деньги за то, что ты знаешь, а ты морочишь мне голову. Или для Днища настали дурные времена? Человек всегда был в состоянии купить здесь, что ему надо было. – Она засмеялась, немного непонятно, что совершенно сводило с ума, и выпустила его воротник, толкнув при этом так, что он закрутился на стуле.
– Отвечай мне, убрать куда?
– Я и правда не знаю. – Парень хныкал как ребенок. – Я не знаю, поверь мне. Все что я знаю, так это то, что Бритен сказал, что когда мы схватим его, его уберут. Так что нам не надо было беспокоиться о том, чтобы убрать его или еще что.
Это было уже больше, но остальные посетители начали уже нервничать, а их все же было пятеро вместе с ее информатором. Джилл поднялась, держа руку на рукоятке клинка.
– Ты, в голубых бриггах! Прочь руку от кинжала, или я пригвозжу тебя!
Со странной добродушной улыбкой он согласно сел на скамейку. Вперед забежал тавернщик. – Уходи, серебряный клинок. Уходи из моей таверны. Ты получил ответ. Никто не знает, что случилось с Родри. Должно быть, Бритен захватил его, а что было потом, никто не знает. А теперь, уходи.
– Ну что ж, хорошо, я уйду. Я вполне верю вам, кто может знать где летают ястребы, да?
Она сказала это просто так, наобум, но ловушка захлопнулась тотчас. Кровь отхлынула от лица тавернщика, его темная кожа превратилась в серую и болезненную, как грязный снег.
– Я сказал, уходи, – едва прошептал он одервеневшими губами. – Уходи, пока жив!
Деверрцы с искренним изумлением наблюдали за его ужасом. Джилл подошла к нему ближе, подняла кинжал, смеясь тем же сдавленным сумасшедшим смехом, завывая в этом смехе все громче и громче, пока тавернщик не упал в солому на колени.
– Послушай, – поднялся из-за стола один из клиентов, – что ты делаешь с нашим Араэло?
– Оставьте его! – закричал тавернщик. – Оставьте его! Уходите! Все уходите! – Он разрыдался, закрыв лицо руками.
Присутствующие словно закаменели. Джилл прекратила смеяться, спрятала кинжал и пошла прочь. Ей потребовалась вся ее воля, но она шла медленно, спокойно, примерно, до середины улицы. Когда она оглянулась назад, то увидала, что двери «Кровавой руки» закрыты, и она могла бы поклясться, что они заперты изнутри. Она перевела вздох и почувствовала, как по спине и по груди у нее под курткой течет холодный пот. Пора было убираться из Днища. Ей сопутствовала удача и она получила кое какую важную информацию и ей хотелось остаться в живых, чтобы рассказать обо всем Саламандеру.
Хотя она всю дорогу нервничала и у нее мурашки бегали по коже, ей удалось без происшествий покинуть Днище и она спросила у одного из городских стражников дорогу до постоялого двора «Золотой дракон». Он оказался неподалеку от восточных ворот, вдалеке от реки, поблизости от форта гвербрета. – Какая наглость, – подумала про себя Джилл. Переходя каменный мост, аркой перекинутый через реку, она почувствовала на себе мысль Саламандера. Она остановилась, перегнулась через перила и посмотрела вниз на воду. Хотя ей не удалось увидеть его изображение. Она чувствовала в уме его вопросы и мысленно же отвечала ему.
– Джилл, ради всех богов! Я пытался связаться с тобой через скриинг и увидал тебя в Днище. Тебе не следовало ходить туда одной.
– А я пошла, и жива, не так ли? У меня есть ужасные новости, но я сомневаюсь, стоит ли рассказывать тебе обо всем таким способом.
– В любом случае, пора мне тебя «нанять». Я направляюсь на постоялый двор «Золотой дракон».
– Я как раз иду туда.
Продолжая путь, она думала, что у Бритена должно быть порядочно денег, если он разделяет вкусы Саламандера по поводу постоялых дворов.
Она оказалась права, так как «Золотой дракон» представлял собой трехэтажное строение в бардекском стиле, – длинное прямоугольное здание с изогнутой крышей, похожей на перевернутый вверх дном корабль. Со всех сторон на изогнутых балках крыши стояли огромные статуи различных богов с поднятыми в благословении руками. Прежде чем войти в здание, Джилл обошла его кругом, заметив, что перед главным входом раскинулся великолепный сад, а задний двор был грязным, с навозной кучей, расположенной совсем рядом с таким дорогим местом. Пока она слонялась там, с черного хода вышла молодая девушка в грязном переднике с двумя ведрами воды в руках. Когда Джилл подошла ближе, девушка сморщила нос:
– Давай, проходи, серебряный клинок, я не из тех девушек, которые интересуются такими, как ты!
– Ты тоже не в моем вкусе, – сказала ей Джилл, сдерживая улыбку. – Все, чего я хотел, так это получить небольшую информацию об одном из здешних гостей, и я заплачу за эту информацию.
Девушка задумалась, разрываясь между жадностью и страхом перед хозяином. Когда Джилл протянула серебряную монету, жадность взяла верх.
– Кто тебя интересует?
– Купец по имени Бритен.
– А, он! – она снова наморщила нос. – Я очень хорошо помню его, ужасно мерзкий тип. Всегда недоволен, ничего ему не подходит, ни простыни, ни пиво, ни горшок для нужды. Клянусь, что это так! Благодарю богов, что он уехал! Я сошла бы с ума, если бы он еще здесь остался.
– Понимаю тебя. – Джилл протянула девушке еще монету. – Ты не знаешь, чем он торгует?
– Одеждой. Он ездит с большим караваном, и я слышала, как конюхи говорили, что тюки у них были легкие и их легко было грузить, и у него еще был особый тюк в его комнате. Он сказал мне, что если я коснусь его, то он отшлепает меня, как будто меня интересовала его паршивая одежда!
– У него были посетители?
– Я никогда никого не видела, но кто будет ходить к такой мерзкой свинье, как он? Когда он уезжал, то сказал, что собирается на север, в Форт Дэвери. Ха, если такая свинья, как он имеет отношение к собственному городу короля!
Джилл была озадачена. Она пришла к выводу, что произошел очень странный поворот событий; таинственный незнакомец, склонный заниматься неблаговидными делами не должен был вести себя так, чтобы его запомнил каждый слуга. Как только она открыла дверь, ей навстречу поспешил хозяин постоялого двора, через зал таверны к ней подбежал мясистый молодой человек, перегораживая ей путь:
– Нет, нет, серебряный клинок, только не ко мне! Попытайся, парень, устроиться в «Капитане».
– Меня пригласил сюда один из твоих гостей, свиная требуха. Гертфин Саламандер сказал, что нанимает меня.
Хозяин начал было бурчать что-то себе под нос, но Джилл положила руку на рукоятку кинжала и он резко отскочил в сторону.
– Я пошлю парня наверх спросить, серебряный клинок, – дрожащим голосом сказал хозяин постоялого двора, – но тебе лучше сказать правду, а то я позову стражников.
Джилл скрестила на груди руки и с хмурым видом ожидала, пока вернется посланный парень. Вернувшись, тот сказал, что Саламандер и в самом деле нанял серебряный клинок в качестве телохранителя. Бормоча себе под нос что-то насчет возможного воровства, хозяин самолично повел ее в комнату Саламандера, которая оказалась на самом верху, высоко возвышаясь над зловонными улицами. Когда Саламандер открыл дверь, на нем были великолепные бригги из мягкой голубой шерсти, рубашка, расшитая цветами, и красный кожаный пояс.
– А, прими мою благодарность, хозяин. Ты привел ко мне серебряный клинок, обладающий самыми высокими рекомендациями, несмотря на его юный возраст, он известен как отчаянный храбрец, способный выпустить ливер из бандитов и воров.
– Рад услужить вам, господин. Будем ли мы иметь честь слушать сегодня вечером ваши истории?
– Может быть, может быть. Войди, Гилен. Давай обсудим условия найма.
Оказалось, что он снял не одну комнату, а целые покои с панелями из темного дерева, мягкими стульями, резным столом и длинным, пурпурным бардекским диваном, кроме того, в отдельной комнате стояла кровать.
– Ты не слишком ограничиваешь себя, не так ли? – спросила Джилл.
– А зачем? – Саламандер налил ей в бокал бледный мед из стеклянного графина. – Готов поспорить, что ты догадываешься, что гвербрет не нашел Родри.
– Он никогда не найдет его.
Саламандер поднял на нее глаза, графин с медом все еще был у него в руке, губы у него полуоткрылись, он испуганно смотрел на Джилл.
– Родри в руках Ястребиного Братства.
Саламандер долго не мог ни шевельнуться, ни вымолвить слово. Казалось, что он перестал даже дышать; наконец, он прошептал:
– О, боги, только не это! Ты уверена?
– Человек, который охотился за ним, имел так много дел с мышьяком, что кожа и волосы стали у него блестящими. Когда я между прочим упомянула слово ястреб, с человеком, с которым я разговаривала, случилась истерика. – Джилл ударила кулаком по столу с такой силой, что стоящий на нем графин покачнулся и расплескался.
– Я знаю, что делают люди Братства с теми, кто попадает в их руки. Если они применили к Родри пытки, то они умрут. По одному человеку за каждую оставленную на нем отметину. Я клянусь в этом! Я выслежу их, как хорек выслеживает крыс. По одному человеку за каждую отметину. – Она принялась вдруг смеяться сумасшедшим задыхающимся смехом.
– Джилл! Прекрати немедленно! Ради всех богов!
Она тряхнула головой и продолжала смеяться. Саламандер схватил ее за плечи, тряся ее и крича на нее, затем, наконец, отшвырнул ее к стене. Смех прекратился. Увидев горе в его глазах, она удивилась, что не в состоянии рыдать. Она потрясла руками и пошла к окну, выглянула вниз на узкий двор. Казалось болезненно несправедливым, что ярко светит солнце в то время, когда Родри находится в руках тьмы. Затем она услышала сдавленные рыдания Саламандера и, обернувшись, увидала текущие по его лицу слезы и руки, безвольно опущенные вдоль тела. Контраст между элегантной одеждой и беспомощной болью делали его похожим на ребенка в пышном отцовском наряде. Не зная, что сказать, Джилл подошла к нему и положила ему на плечо руку.
– Ты забыла, что он мой брат.
– Да, прости меня.
Глядя в сторону, он кивнул, все еще продолжая плакать, плечи его сотрясались, но не было слышно ни звука. Джилл поняла, что лучше вообще ничего не говорить.
– Я собираюсь в «Капитан» за вещами.
Он кивнул, чтобы показать, что слышал, но все еще продолжая не смотреть на нее.
Во время долгого путешествия в «Капитан» Джилл чувствовала себя такой истощенной, как будто провела длительную битву, такой опустошенной, как будто бы она узнала, что Родри умер. Она поняла, что и в самом деле думает о нем, как о мертвом, и что она никогда не сможет оплакивать его, пока не отомстит за него. Если они замучили его до смерти, она поклялась, что месть ее будет долгой, она будет терпеливо выслеживать их и убивать. Что из того, что Ястребы знали Двуумер? Она тоже знает его, и если понадобится, то использует это во всю силу. Она посмотрела на небо – оно было сверкающим, насыщенное голубизной; булыжники на мостовой, казалось, светились изнутри; это была поднимающаяся изнутри ее сила, непреднамеренно заложенная в нее Двуумером Перрена, и теперь она знала, что в случае необходимости может призвать ее. Но это могло быть и опасным: она была такая же незнающая и необученная, как и Перрен; как и он, она рисковала сойти с ума, или умереть медленной смертью. Но она больше не беспокоилась. Единственно, что сейчас имело значение – это месть.
Собрав свои вещи, Джилл вышла с лошадью на поводу из «Капитана» и направилась в «Золотой дракон». Она, из чувства предосторожности, старалась держаться более широких бульваров, где она, большей частью, могла не вести лошадь, а ехать верхом. Она прошла мимо гавани, где купцы грузили последние летние товары. Где-то в следующем месяце судоходство будет невозможно, уже сейчас вода в реке потемнела, приобретя холодный синий цвет. Там и сям Джилл видела людей из Бардека, поглощенных разговором с десятниками портовых грузчиков, в то время как огромные тюки грузов проплывали мимо по трапам вниз на спинах грузчиков. – На этих суднах можно чертовски много заработать, – машинально подумала Джилл.
– Боги!
Она пришпорила лошадь и помчалась на постоялый двор, забыв всю осторожность.
Она нашла Саламандера вполне спокойным, вернее сказать, слишком спокойным, таким, какой была и она сама. Глаза его уже не были покрыты дымкой, а со стальным блеском, голос стал слегка хриплым. Он махнул рукой на два полных меда кубка, стоящих на столе.
– Мы так и не выпили мед, который я налил. Предлагаю сделать это сейчас. Я думаю, нам надо дать клятву.
– Великолепная мысль. Скажи мне, как на языке эльфов будет слово месть. Мы должны поклясться на обоих наших языках.
– Анаделонбрин. Быстро разящая ненависть.
– Анаделонбрин!
– Месть! – Он откинул назад голову и завыл как волк в холодную, зимнюю ночь. – Это для того, чтобы призвать могильных волков, моя горлица, волков мести богини Темного Солнца. Ты слышала о ней? Я думаю, что да, хотя и под другим именем, потому что временами в тебе проглядывает она. Пророки эльфов учат, что существует два солнца, двое сестер-близнецов. Одна из них – это яркое солнце, которое мы видим на небе; вторая живет на другой стороне мира. Яркая сестра дает жизнь, а темной, как я уже сказал, нужна смерть.
– В таком случае, пусть ее волки бегут даже впереди нас.
Они подняли кубки и одновременно выпили мед.
Разумеется, Саламандер связался с Невином через пламя и рассказал ему об открытии Джилл. Какое-то время Невин не мог ничего делать, кроме как расхаживать взад-вперед в комнате больного, дав выход своим эмоциям. Отвращение, горе, ярость – все эти чувства владели им одновременно и заставляли его послать нечто вроде проклятий по адресу богов, равно как и всем остальным сильным мира сего, за то, что они позволили произойти подобному. То, что Родри мог умереть, было ужасно; то, что он мог умереть медленной смертью в руках извращенцев – разрывало сердце. Как всегда, он ругал, в первую очередь, себя. Должно было быть какое-то предостережение, которое он проглядел, он должен был что-то предпринять, чего не предпринял. Каждый раз, глядя на борющегося за жизнь Рииса, видя, как раненый, задыхаясь, болезненно ловит каждый глоток воздуха, его высокоразвитое воображение рисовало угрожающие картины – Родри в руках Ястребов. Он снова и снова гнал от себя эти мысли, запечатывая их образом пылающей пентаграммы пока, наконец, разум его не успокоился.
Теперь он мог думать. Хотя первой его мыслью было ринуться в Кермор, несмотря на необходимость оставаться на месте, он отказался от этого намерения, так как путешествие заняло бы слишком много времени. К тому времени, когда он доберется до Кермора, Саламандер и Джилл могут уже быть на сотню миль от него. Кроме того, если враг уехал водой, что скорее всего так и было, они и их жертва, несомненно, уже далеко. Невин рассуждал следующим образом: они никогда не смогли бы пронести бесчувственного человека мимо портовой стражи и таможенных офицеров в самом Керморе, но нет ничего более легкого, как вывезти его из города в фургоне, затем погрузить на прибрежное судно и отправить в какой-нибудь менее охраняемый порт, где… где что? Это «что» ставило Невина в тупик. Если Ястребы хотели просто замучить его до смерти, или же даже просто убить его, то почему они не захватили его во время его длинного пути в Кермор или во время его остановки в Днище, где убийство считалось легким времяпрепровождением, несмотря на присутствие людей гвербрета? Зачем вся эта волокита с кораблями и эти маленькие игры, во время которых они рисковали в любой момент потерять его? А кроме того, кто под этим проклятым богом небом нанял их? Это интересовало Невина в первую очередь.
Он затряс головой и зарычал, как загнанный в угол медведь, и снова продолжил свою ходьбу. По крайней мере, это водное путешествие объясняет, почему с помощью скриинг невозможно было найти след Родри. Если они находились довольно далеко от суши, у мастеров темного Двуумера не было никакой необходимости устанавливать печать над своей жертвой, потому что даже великие мастера Двуумера не могут производить скриинг через большое пространство воды, в особенности в океане. Безбрежные потоки и сдвиги эфирных сил разрушают изображения, они служат, своего рода, щитом перед тем, кого надо спрятать, пытаться увидеть спрятанного таким образом человека, все равно, что пытаться обычным зрением рассмотреть что-либо сквозь густой слой тумана или дыма. Пока Ястребы будут держать Родри за сотни миль от берега, ни один знаток Двуумера в мире не сможет найти его.
– Где таверна «Кровавая рука»?
– Это не слишком приятное место, парень.
– А я выгляжу как приятный человек?
Нищий засмеялся, обнажив коричневые пеньки сломанных зубов.
– Ну тогда иди вдоль этой улицы, пока не упрешься в двор сыромятни. Ты убедишься в этом по зловонию. Затем обойди сыромятню и слева увидишь «Кровавая рука».
По дороге Джилл старалась держаться поближе к стражникам. Там и сям она видела движущиеся в окнах кожаные занавески, на миг в дверях появлялись фигуры. Джилл подозревала, что старый вор послал впереди нее ребятишек, чтобы они сообщили в таверне новость, что туда идет серебряный клинок. Несмотря на то, что она обливалась потом в своей кожаной куртке, Джилл как никогда оценила ее. Захоти ее враги убить ее прямо на улице, никто не вмешается. Она вновь подумала о Родри, наверное, люди гвербрета просто прошли мимо тех мест, где он мог скрываться. В этом замкнутом маленьком мирке все было возможно.
К ее удивлению, «Кровавая рука» оказалась чистой, со свежепобеленными стенами и хорошо подметенной булыжной мастерской вокруг нее. Снаружи висела вывеска с изображением ярко-красного гиганта, он был обнажен и с огромным напряжением держал в каждой руке корнями вверх выкорчеванные деревья, стоя на вершине горы. Изображение почему-то раздражало, при виде его хотелось злобно выругаться. Войдя внутрь, Джилл очутилась в полукруглом зале таверны, здесь также было чисто, на полу была постелена свежая солома, столы тщательно выскоблены. Все ставни были закрыты, делая комнату совершенно темной, лишь из очага, над которым жарил на вертеле брызгавшего соком цыпленка оборванный поваренок, проникал свет. За одним из столов сидело с пол-десятка посетителей; остальные столы были пусты. У очага на соломе громко храпел парень, прижавшись к нему, лежали две собаки.
Вышедший приветствовать ее тавернщик был родом из Бардека, это был толстяк, лицо и руки которого покрывали старые шрамы, все они были длинные, тонкие, что свидетельствовало, что причиной их возникновения послужил нож.
– К нам нечасто заходят серебряные клинки, парень.
– Я думаю, что ты обслужишь меня не хуже, чем остальных.
– Не хуже, но более осторожно. Я с удовольствием дам тебе выпить, но только немного. Послушай, серебряный клинок, я знаю твои возможности. Две-три кружки для тебя – в самый раз, одну-вторую добавить – и ты уже надрался. А это значит драка и кровь на моих чистых стенах, трупы на моем чистом полу. Я дам тебе две кружки, и ни одной более, договорились?
Джилл заметила, что люди за столом прислушиваются к их разговору и руки у них на рукоятках мечей. Она окинула их наглым взглядом и повернулась к тавернщику:
– Договорились, дай мне кружку темного.
Джилл отыскала стол, за которым она имела возможность сидеть опершись о стену и мысленно прикинула расстояние до окна и дверей. Когда тавернщик принес ей пиво, Джилл протянула ему серебряный.
– Я кое-кого разыскиваю, кое-кого, кто, как кажется, исчез.
Глаза тавернщика забегали. Люди за столом наклонились вперед, прислушиваясь.
– Кое-кто тоже разыскивает его, – продолжала Джилл. – Клянусь, ты догадываешься, кого я имею в виду.
– Родри из Абервина?
– Совершенно верно. У меня свое дело к этому лживому ублюдку. Мне до одного места, зачем он понадобился гвербрету. Его светлость может повесить то, что останется от него, когда я с ним потолкую.
Тавернщик проницательно посмотрел на нее, раздумывая о чем-то, потом кивнул, принимая ее историю. – Я рад, что я не тот Родри с твоей любовью к нему. А почему ты думаешь, что я должен что-то о нем знать?
– Могу поклясться, что если ты не знаешь сам, то знаешь человека, который знает несколько больше.
– Послушай, они повсюду ищут этого Родри и не могут его найти, говорю тебе, он мертв. Забудь о нем. Невозможно вернуть человека с того света, чтобы убить его во второй раз.
– Мертв? – Это было как раз то, на что она рассчитывала, Джилл улыбнулась кривой, отвратительной улыбкой. – Ну, продолжай, мой друг. Нам обоим это известно лучше. Слухами земля полнится.
Тавернщик заколебался, его темное лицо слегка побледнело от страха. Из-за другого стола поднялся крепкий, темноволосый парень и направился к ним, по его прищуренным глазам нельзя было догадаться, о чем он думает. У кого были самые громадные руки, которые Джилл доводилось когда-либо видеть, они были похожи на здоровенные дубины.
– Так сколько стоит твоя ненависть, серебряный клинок?
– Звонких монет.
Слегка улыбаясь, он сел, рассматривая предложенную ему серебряную монету.
– Я ничего не имею против того, чтобы его убрали, но если у меня появится шанс заполучить работу и человек, который наймет меня…
– Мне нравятся люди, которые не бросают слов на ветер. – Джилл вынула еще два серебряных и, подкинув, бросила одну монету парню. – Вторую получишь в конце этой истории.
– Договорились. Теперь послушай, ты абсолютно прав. Насколько я знаю, не было никакого разговора, насчет того, чтобы убить его. У меня есть друг, который кое в чем преуспел. Он служит лакеем у одного богатого купца на скалах, он, видишь ли, не из тех людей, которые не любят бывать ночью на улице в одиночестве, так что мой друг ходит с ним повсюду. И друзья его хозяина знают, что мой друг всегда годится для выполнения грубой работы типа убедить должников вернуть им долг. Так вот, этот мой друг приходил сюда дня три назад и говорил, что у него, наверное, будет для нас работа. Дело касалось одного серебряного клинка, он обещал заплатить, если мы захватим этого парня на дороге и принесем его в определенное место.
– Куда?
– Я не знаю, потому что мы ничего так и не сделали. – Он наклонился поближе и задышал чесночным духом: – Если бы ты увидел этого Бритена, то тоже не захотел бы его денег. Он такой важный из себя, не просто с брюшком, а жирный как свинья, а лицо у него гладкое, как у юноши, и эти его блестящие волосы и борода, как будто смазанные свиным салом.
– Что ты говоришь! А ты не заметил, руки у него тоже гладкие?
– Заметил, гладкие. Я до сих пор как бы мысленно вижу его. Он слегка вздрогнул. – В бороде у него такая застежка, как девушки носят в волосах, она в виде серебряной ящерицы с бабочкой во рту. В нем есть что-то такое, отчего у меня мурашки бегут по телу, и это не только от его пристрастия к драгоценностям.
– Он из Бардека?
– Он может быть и из Бардека, может быть и Дэвери с примесью бардекской крови. Он смуглый, но, может быть, это просто от солнца. Как бы то ни было, этот Бритен предложил нам порядочно денег, но этого и половину недостаточно, чтобы связываться с серебряным клинком. Когда мы ему отказали, я от страха чуть не наложил в свои бригги. – А если он неправильно истолкует это? – подумал я. Я уверен, что мой друг подумал то же самое. Теперь я не знаю, что он может сделать с нами, но мы еще за это поплатимся. У меня мурашки бегут по коже, при мысли, что он может сделать.
Джилл прихлебывала пиво и размышляла над тем, что рассказал ей парень. Хотя она была склонна думать, что каждый обитатель Днища лгун, она сомневалась, что такой парень в состоянии в таких деталях дать странное описание этого Бритена. Посмотрев на остальных посетителей таверны, внимательно прислушивающихся к разговору за их столом, она поняла, что им тоже не по себе. Но что-то здесь все же дурно пахло. Джилл передала ему последний серебряный.
– Спасибо. Сейчас этот Бритен остановился на постоялом дворе «Золотой дракон» могу поклясться, что он все еще там.
– Не сомневаюсь.
Плавным движением она выхватила из ножен клинок, а левой рукой схватила парня за воротник, пригнув его чуть ли не к самому столу. Он лишь разок дернулся, а так вел себя совершенно спокойно, глядя ей в глаза как крыса, загипнотизированная хорьком. Очевидно, он подумал, что она хочет убить его просто из-за жажды крови.
– Слушай меня внимательно, иначе – умрешь. Первое, что ты сказал мне, было: «Я не имею ничего против того, чтобы его убрали». Куда? Ты знаешь больше, чем говоришь.
Он захныкал и бросил отчаянный взгляд на остальных, сидящих за столом. Никто из них не двинулся с места; один даже демонстративно принялся пить пиво, как будто в этот момент для него не было ничего более важного. – Ты, сучье семя, – продолжала Джилл, – я пришел сюда, чтобы заплатить хорошие деньги за то, что ты знаешь, а ты морочишь мне голову. Или для Днища настали дурные времена? Человек всегда был в состоянии купить здесь, что ему надо было. – Она засмеялась, немного непонятно, что совершенно сводило с ума, и выпустила его воротник, толкнув при этом так, что он закрутился на стуле.
– Отвечай мне, убрать куда?
– Я и правда не знаю. – Парень хныкал как ребенок. – Я не знаю, поверь мне. Все что я знаю, так это то, что Бритен сказал, что когда мы схватим его, его уберут. Так что нам не надо было беспокоиться о том, чтобы убрать его или еще что.
Это было уже больше, но остальные посетители начали уже нервничать, а их все же было пятеро вместе с ее информатором. Джилл поднялась, держа руку на рукоятке клинка.
– Ты, в голубых бриггах! Прочь руку от кинжала, или я пригвозжу тебя!
Со странной добродушной улыбкой он согласно сел на скамейку. Вперед забежал тавернщик. – Уходи, серебряный клинок. Уходи из моей таверны. Ты получил ответ. Никто не знает, что случилось с Родри. Должно быть, Бритен захватил его, а что было потом, никто не знает. А теперь, уходи.
– Ну что ж, хорошо, я уйду. Я вполне верю вам, кто может знать где летают ястребы, да?
Она сказала это просто так, наобум, но ловушка захлопнулась тотчас. Кровь отхлынула от лица тавернщика, его темная кожа превратилась в серую и болезненную, как грязный снег.
– Я сказал, уходи, – едва прошептал он одервеневшими губами. – Уходи, пока жив!
Деверрцы с искренним изумлением наблюдали за его ужасом. Джилл подошла к нему ближе, подняла кинжал, смеясь тем же сдавленным сумасшедшим смехом, завывая в этом смехе все громче и громче, пока тавернщик не упал в солому на колени.
– Послушай, – поднялся из-за стола один из клиентов, – что ты делаешь с нашим Араэло?
– Оставьте его! – закричал тавернщик. – Оставьте его! Уходите! Все уходите! – Он разрыдался, закрыв лицо руками.
Присутствующие словно закаменели. Джилл прекратила смеяться, спрятала кинжал и пошла прочь. Ей потребовалась вся ее воля, но она шла медленно, спокойно, примерно, до середины улицы. Когда она оглянулась назад, то увидала, что двери «Кровавой руки» закрыты, и она могла бы поклясться, что они заперты изнутри. Она перевела вздох и почувствовала, как по спине и по груди у нее под курткой течет холодный пот. Пора было убираться из Днища. Ей сопутствовала удача и она получила кое какую важную информацию и ей хотелось остаться в живых, чтобы рассказать обо всем Саламандеру.
Хотя она всю дорогу нервничала и у нее мурашки бегали по коже, ей удалось без происшествий покинуть Днище и она спросила у одного из городских стражников дорогу до постоялого двора «Золотой дракон». Он оказался неподалеку от восточных ворот, вдалеке от реки, поблизости от форта гвербрета. – Какая наглость, – подумала про себя Джилл. Переходя каменный мост, аркой перекинутый через реку, она почувствовала на себе мысль Саламандера. Она остановилась, перегнулась через перила и посмотрела вниз на воду. Хотя ей не удалось увидеть его изображение. Она чувствовала в уме его вопросы и мысленно же отвечала ему.
– Джилл, ради всех богов! Я пытался связаться с тобой через скриинг и увидал тебя в Днище. Тебе не следовало ходить туда одной.
– А я пошла, и жива, не так ли? У меня есть ужасные новости, но я сомневаюсь, стоит ли рассказывать тебе обо всем таким способом.
– В любом случае, пора мне тебя «нанять». Я направляюсь на постоялый двор «Золотой дракон».
– Я как раз иду туда.
Продолжая путь, она думала, что у Бритена должно быть порядочно денег, если он разделяет вкусы Саламандера по поводу постоялых дворов.
Она оказалась права, так как «Золотой дракон» представлял собой трехэтажное строение в бардекском стиле, – длинное прямоугольное здание с изогнутой крышей, похожей на перевернутый вверх дном корабль. Со всех сторон на изогнутых балках крыши стояли огромные статуи различных богов с поднятыми в благословении руками. Прежде чем войти в здание, Джилл обошла его кругом, заметив, что перед главным входом раскинулся великолепный сад, а задний двор был грязным, с навозной кучей, расположенной совсем рядом с таким дорогим местом. Пока она слонялась там, с черного хода вышла молодая девушка в грязном переднике с двумя ведрами воды в руках. Когда Джилл подошла ближе, девушка сморщила нос:
– Давай, проходи, серебряный клинок, я не из тех девушек, которые интересуются такими, как ты!
– Ты тоже не в моем вкусе, – сказала ей Джилл, сдерживая улыбку. – Все, чего я хотел, так это получить небольшую информацию об одном из здешних гостей, и я заплачу за эту информацию.
Девушка задумалась, разрываясь между жадностью и страхом перед хозяином. Когда Джилл протянула серебряную монету, жадность взяла верх.
– Кто тебя интересует?
– Купец по имени Бритен.
– А, он! – она снова наморщила нос. – Я очень хорошо помню его, ужасно мерзкий тип. Всегда недоволен, ничего ему не подходит, ни простыни, ни пиво, ни горшок для нужды. Клянусь, что это так! Благодарю богов, что он уехал! Я сошла бы с ума, если бы он еще здесь остался.
– Понимаю тебя. – Джилл протянула девушке еще монету. – Ты не знаешь, чем он торгует?
– Одеждой. Он ездит с большим караваном, и я слышала, как конюхи говорили, что тюки у них были легкие и их легко было грузить, и у него еще был особый тюк в его комнате. Он сказал мне, что если я коснусь его, то он отшлепает меня, как будто меня интересовала его паршивая одежда!
– У него были посетители?
– Я никогда никого не видела, но кто будет ходить к такой мерзкой свинье, как он? Когда он уезжал, то сказал, что собирается на север, в Форт Дэвери. Ха, если такая свинья, как он имеет отношение к собственному городу короля!
Джилл была озадачена. Она пришла к выводу, что произошел очень странный поворот событий; таинственный незнакомец, склонный заниматься неблаговидными делами не должен был вести себя так, чтобы его запомнил каждый слуга. Как только она открыла дверь, ей навстречу поспешил хозяин постоялого двора, через зал таверны к ней подбежал мясистый молодой человек, перегораживая ей путь:
– Нет, нет, серебряный клинок, только не ко мне! Попытайся, парень, устроиться в «Капитане».
– Меня пригласил сюда один из твоих гостей, свиная требуха. Гертфин Саламандер сказал, что нанимает меня.
Хозяин начал было бурчать что-то себе под нос, но Джилл положила руку на рукоятку кинжала и он резко отскочил в сторону.
– Я пошлю парня наверх спросить, серебряный клинок, – дрожащим голосом сказал хозяин постоялого двора, – но тебе лучше сказать правду, а то я позову стражников.
Джилл скрестила на груди руки и с хмурым видом ожидала, пока вернется посланный парень. Вернувшись, тот сказал, что Саламандер и в самом деле нанял серебряный клинок в качестве телохранителя. Бормоча себе под нос что-то насчет возможного воровства, хозяин самолично повел ее в комнату Саламандера, которая оказалась на самом верху, высоко возвышаясь над зловонными улицами. Когда Саламандер открыл дверь, на нем были великолепные бригги из мягкой голубой шерсти, рубашка, расшитая цветами, и красный кожаный пояс.
– А, прими мою благодарность, хозяин. Ты привел ко мне серебряный клинок, обладающий самыми высокими рекомендациями, несмотря на его юный возраст, он известен как отчаянный храбрец, способный выпустить ливер из бандитов и воров.
– Рад услужить вам, господин. Будем ли мы иметь честь слушать сегодня вечером ваши истории?
– Может быть, может быть. Войди, Гилен. Давай обсудим условия найма.
Оказалось, что он снял не одну комнату, а целые покои с панелями из темного дерева, мягкими стульями, резным столом и длинным, пурпурным бардекским диваном, кроме того, в отдельной комнате стояла кровать.
– Ты не слишком ограничиваешь себя, не так ли? – спросила Джилл.
– А зачем? – Саламандер налил ей в бокал бледный мед из стеклянного графина. – Готов поспорить, что ты догадываешься, что гвербрет не нашел Родри.
– Он никогда не найдет его.
Саламандер поднял на нее глаза, графин с медом все еще был у него в руке, губы у него полуоткрылись, он испуганно смотрел на Джилл.
– Родри в руках Ястребиного Братства.
Саламандер долго не мог ни шевельнуться, ни вымолвить слово. Казалось, что он перестал даже дышать; наконец, он прошептал:
– О, боги, только не это! Ты уверена?
– Человек, который охотился за ним, имел так много дел с мышьяком, что кожа и волосы стали у него блестящими. Когда я между прочим упомянула слово ястреб, с человеком, с которым я разговаривала, случилась истерика. – Джилл ударила кулаком по столу с такой силой, что стоящий на нем графин покачнулся и расплескался.
– Я знаю, что делают люди Братства с теми, кто попадает в их руки. Если они применили к Родри пытки, то они умрут. По одному человеку за каждую оставленную на нем отметину. Я клянусь в этом! Я выслежу их, как хорек выслеживает крыс. По одному человеку за каждую отметину. – Она принялась вдруг смеяться сумасшедшим задыхающимся смехом.
– Джилл! Прекрати немедленно! Ради всех богов!
Она тряхнула головой и продолжала смеяться. Саламандер схватил ее за плечи, тряся ее и крича на нее, затем, наконец, отшвырнул ее к стене. Смех прекратился. Увидев горе в его глазах, она удивилась, что не в состоянии рыдать. Она потрясла руками и пошла к окну, выглянула вниз на узкий двор. Казалось болезненно несправедливым, что ярко светит солнце в то время, когда Родри находится в руках тьмы. Затем она услышала сдавленные рыдания Саламандера и, обернувшись, увидала текущие по его лицу слезы и руки, безвольно опущенные вдоль тела. Контраст между элегантной одеждой и беспомощной болью делали его похожим на ребенка в пышном отцовском наряде. Не зная, что сказать, Джилл подошла к нему и положила ему на плечо руку.
– Ты забыла, что он мой брат.
– Да, прости меня.
Глядя в сторону, он кивнул, все еще продолжая плакать, плечи его сотрясались, но не было слышно ни звука. Джилл поняла, что лучше вообще ничего не говорить.
– Я собираюсь в «Капитан» за вещами.
Он кивнул, чтобы показать, что слышал, но все еще продолжая не смотреть на нее.
Во время долгого путешествия в «Капитан» Джилл чувствовала себя такой истощенной, как будто провела длительную битву, такой опустошенной, как будто бы она узнала, что Родри умер. Она поняла, что и в самом деле думает о нем, как о мертвом, и что она никогда не сможет оплакивать его, пока не отомстит за него. Если они замучили его до смерти, она поклялась, что месть ее будет долгой, она будет терпеливо выслеживать их и убивать. Что из того, что Ястребы знали Двуумер? Она тоже знает его, и если понадобится, то использует это во всю силу. Она посмотрела на небо – оно было сверкающим, насыщенное голубизной; булыжники на мостовой, казалось, светились изнутри; это была поднимающаяся изнутри ее сила, непреднамеренно заложенная в нее Двуумером Перрена, и теперь она знала, что в случае необходимости может призвать ее. Но это могло быть и опасным: она была такая же незнающая и необученная, как и Перрен; как и он, она рисковала сойти с ума, или умереть медленной смертью. Но она больше не беспокоилась. Единственно, что сейчас имело значение – это месть.
Собрав свои вещи, Джилл вышла с лошадью на поводу из «Капитана» и направилась в «Золотой дракон». Она, из чувства предосторожности, старалась держаться более широких бульваров, где она, большей частью, могла не вести лошадь, а ехать верхом. Она прошла мимо гавани, где купцы грузили последние летние товары. Где-то в следующем месяце судоходство будет невозможно, уже сейчас вода в реке потемнела, приобретя холодный синий цвет. Там и сям Джилл видела людей из Бардека, поглощенных разговором с десятниками портовых грузчиков, в то время как огромные тюки грузов проплывали мимо по трапам вниз на спинах грузчиков. – На этих суднах можно чертовски много заработать, – машинально подумала Джилл.
– Боги!
Она пришпорила лошадь и помчалась на постоялый двор, забыв всю осторожность.
Она нашла Саламандера вполне спокойным, вернее сказать, слишком спокойным, таким, какой была и она сама. Глаза его уже не были покрыты дымкой, а со стальным блеском, голос стал слегка хриплым. Он махнул рукой на два полных меда кубка, стоящих на столе.
– Мы так и не выпили мед, который я налил. Предлагаю сделать это сейчас. Я думаю, нам надо дать клятву.
– Великолепная мысль. Скажи мне, как на языке эльфов будет слово месть. Мы должны поклясться на обоих наших языках.
– Анаделонбрин. Быстро разящая ненависть.
– Анаделонбрин!
– Месть! – Он откинул назад голову и завыл как волк в холодную, зимнюю ночь. – Это для того, чтобы призвать могильных волков, моя горлица, волков мести богини Темного Солнца. Ты слышала о ней? Я думаю, что да, хотя и под другим именем, потому что временами в тебе проглядывает она. Пророки эльфов учат, что существует два солнца, двое сестер-близнецов. Одна из них – это яркое солнце, которое мы видим на небе; вторая живет на другой стороне мира. Яркая сестра дает жизнь, а темной, как я уже сказал, нужна смерть.
– В таком случае, пусть ее волки бегут даже впереди нас.
Они подняли кубки и одновременно выпили мед.
Разумеется, Саламандер связался с Невином через пламя и рассказал ему об открытии Джилл. Какое-то время Невин не мог ничего делать, кроме как расхаживать взад-вперед в комнате больного, дав выход своим эмоциям. Отвращение, горе, ярость – все эти чувства владели им одновременно и заставляли его послать нечто вроде проклятий по адресу богов, равно как и всем остальным сильным мира сего, за то, что они позволили произойти подобному. То, что Родри мог умереть, было ужасно; то, что он мог умереть медленной смертью в руках извращенцев – разрывало сердце. Как всегда, он ругал, в первую очередь, себя. Должно было быть какое-то предостережение, которое он проглядел, он должен был что-то предпринять, чего не предпринял. Каждый раз, глядя на борющегося за жизнь Рииса, видя, как раненый, задыхаясь, болезненно ловит каждый глоток воздуха, его высокоразвитое воображение рисовало угрожающие картины – Родри в руках Ястребов. Он снова и снова гнал от себя эти мысли, запечатывая их образом пылающей пентаграммы пока, наконец, разум его не успокоился.
Теперь он мог думать. Хотя первой его мыслью было ринуться в Кермор, несмотря на необходимость оставаться на месте, он отказался от этого намерения, так как путешествие заняло бы слишком много времени. К тому времени, когда он доберется до Кермора, Саламандер и Джилл могут уже быть на сотню миль от него. Кроме того, если враг уехал водой, что скорее всего так и было, они и их жертва, несомненно, уже далеко. Невин рассуждал следующим образом: они никогда не смогли бы пронести бесчувственного человека мимо портовой стражи и таможенных офицеров в самом Керморе, но нет ничего более легкого, как вывезти его из города в фургоне, затем погрузить на прибрежное судно и отправить в какой-нибудь менее охраняемый порт, где… где что? Это «что» ставило Невина в тупик. Если Ястребы хотели просто замучить его до смерти, или же даже просто убить его, то почему они не захватили его во время его длинного пути в Кермор или во время его остановки в Днище, где убийство считалось легким времяпрепровождением, несмотря на присутствие людей гвербрета? Зачем вся эта волокита с кораблями и эти маленькие игры, во время которых они рисковали в любой момент потерять его? А кроме того, кто под этим проклятым богом небом нанял их? Это интересовало Невина в первую очередь.
Он затряс головой и зарычал, как загнанный в угол медведь, и снова продолжил свою ходьбу. По крайней мере, это водное путешествие объясняет, почему с помощью скриинг невозможно было найти след Родри. Если они находились довольно далеко от суши, у мастеров темного Двуумера не было никакой необходимости устанавливать печать над своей жертвой, потому что даже великие мастера Двуумера не могут производить скриинг через большое пространство воды, в особенности в океане. Безбрежные потоки и сдвиги эфирных сил разрушают изображения, они служат, своего рода, щитом перед тем, кого надо спрятать, пытаться увидеть спрятанного таким образом человека, все равно, что пытаться обычным зрением рассмотреть что-либо сквозь густой слой тумана или дыма. Пока Ястребы будут держать Родри за сотни миль от берега, ни один знаток Двуумера в мире не сможет найти его.