Страница:
– Я намерен начать вращение земли в направлении этого особого сада весны. В то же самое время мы можем заняться поисками подходящего принца.
В пляшущих отсветах пламени лицо Роммерты выглядело скептическим. Ее длинные белые волосы были, как у молоденькой девушки, заплетены в две косы, лицо у нее было даже более морщинистое, чем у Невина, она была так стара и изнурена жизнью, что Невину было ясно, что ей никогда не увидеть результатов того, что они сейчас планировали. Из всех знатоков Двуумера королевства только он и Адерин жили неестественно долго, каждый из них по своей особой причине. Да, так обстояли дела, но, тем не менее, вскоре Роммерта примется за выполнение этой задачи.
Существовала еще одна сложность: надо было найти именно того человека, который необходим, затем подготовить к его приходу соответствующие предзнаменования, сделать это надо было с помощью жрецов. Когда же королевство начнет жить в ожидании появления короля, Невин сможет организовать все необходимые события при его приближении. Обдумав все детали, Невин начал с нетерпением дожидаться весны. Чем скорее она наступит, тем лучше.
2
Весна в этот год пришла быстрее, чем этого хотелось Мэтену. Каждое утро поднимался он на вершину холма и исследовал небо в поисках примет изменения погоды. Хотя он должен был оставаться, пока полностью не сойдет снег, но в то же время, ему надо было быть подальше от этих мест до наступления настоящей весны, когда дороги Кантрэя будут кишеть всадниками спешащими на летний сбор.
Сначала пошел дождь, который растопил последний снег и превратил все вокруг в коричневую непролазную грязь; ночи становились все теплее, хотя редкий человек рискнул бы спать у дороги без опасения замерзнуть. Мэтен все еще находил для себя оправдания, чтобы задержаться, пока в долинах не начала пробиваться бледная трава. Этой ночью он отправился повидать Белиан.
Забравшись в окно, он увидал, что она еще не ложилась, Белиан суетилась у огня глиняной печи. Она рассеяно поцеловала его.
– Сними сапоги перед тем, как садиться на кровать, ладно, любовь моя? Я не хочу, чтобы пачкалось одеяло.
Мэтен уперся в стену и принялся стаскивать сапоги.
– Уже весна, – сказал он. – Будет у тебя болеть обо мне сердце, когда я уеду?
– Будет, но и наполовину не так, как ты того ожидаешь.
– Довольно откровенно. Но, Белл, если бы я только мог остаться… Я должен уйти ради тебя же. Я хочу, чтобы ты знала это.
– Это было бы великолепно, если бы ты остался на ферме, но я не представляю, как это можно сохранить в тайне. Несколько наших друзей уже знают, что у меня есть мужчина, а через несколько месяцев об этом будет знать вся деревня.
Подняв глаза, Мэтен увидел, что она улыбается, глаза ее как всегда были спокойны.
– О, небеса, что я наделал! Ты ждешь ребенка?
– А чего ты ожидал после всего, что мы вытворяли? Ты что, думал, что я бесплодная? О, не надо так тревожиться, любовь моя. Я давно хотела еще одного ребенка. Я рада, что у тебя была возможность подарить мне его.
– Но я должен покинуть тебя! У меня даже нет денег для повивальной бабки!
– О, в этом мне поможет моя подруга, так что не беспокойся. Я сама смогу позаботиться о младенце, но я не могла бы иметь его, если бы ты немного не помог мне в этом, ведь так? Она осторожно положила руку себе на живот. – Я надеюсь, что это будет дочь, но если будет сын, ты не против, если я назову его твоим именем?
– Только если тебе это хочется. Я бы больше хотел, чтобы ты дала ему имя моего отца. Его звали Даумир.
– Решено, если будет парень, он будет Даумир. Если это будет так, я хочу, чтобы у него были такие же кудрявые волосы, как у тебя.
В голове у Мэтена начало зарождаться подозрение. Он знал, что Белиан никогда не любила его по-настоящему. Не использовала ли она его в качестве жеребца.
– Белл, ты будешь скучать обо мне, когда я уеду?
Она почему-то вздрогнула, потом задумалась.
– Да, буду, – ответила она наконец, – помолчав, добавила, – немного.
Когда Мэтен этой ночью уходил от Белиан, воздух был теплый и влажный, напоенный запахами весны. На вершине холма он слез с лошади и долго стоял, всматриваясь в темное пространство, смотрел на сияющие под лунным светом ручьи, далекую спящую деревню, на далекое сверкающее озеро, где он едва не вошел в ворота Иного Мира.
– Я был счастлив этой зимой, – подумал Мэтен; а будь прокляты оба этих фальшивых короля со всеми их проблемами!
Утром Мэтен в последний раз отвел лошадь в овраг. Над головой проплывали белые облака, бросая тень на поросшую бледной травой и вереском землю. Когда они спустились к подножию холма, Невин протянул Мэтену кожаный мешочек, в котором звенели монеты.
– Бери это без разговоров, юноша, я не для того спасал тебе жизнь, чтобы ты умер с голода на дороге.
– Спасибо. Как бы я хотел отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали!
– Держу пари, что так оно и будет. Твоя судьба однажды свела тебя со мной, я подозреваю, что это было не в последний раз, но никому из нас не дано понять, как это случится.
Хотя Мэтен хотел отправиться прямо на запад, как можно скорее, оставив позади себя Кантрэй, он вынужден был повернуть на юг, так как в это время года горы между Кантрэем и провинцией Гвейнтейр были еще покрыты снегом. Он продвигался осторожно, старался избегать главной дороги, пролегающей рядом с Канавером и ведущей в Форт Кантрэй, придерживаясь проселочных дорог, бегущих между фермами и полями. Он позволял себе попадаться на глаза лишь фермерам, которые подобно Белиан, были озабочены не войной, а как заработать себе на пропитание. Спустя четыре дня он добрался до границы Гвейнтейра, которая проходила приблизительно параллельно Форту Кантрэй. Горы здесь были невысокие, холмистые с разбросанными по ним небольшими фермами и зимними хуторами коневодов, все лето кочующих со своими табунами в поисках пастбищ. В это время года в каждом доме царила суета. Жеребились кобылы; надо было подковывать лошадей; снаряжение требовало починки; надо было упаковывать еду на первый длительный весенний переход. Ни у кого не было ни времени, ни дела до одинокого всадника, сидящего в военном седле, но одетого в фермерскую рубашку.
В один из теплых дней с наступлением сумерек Мэтен подъехал к каменному столбу, означавшему границу между двумя гвербретствами. Миновав этот столб, Мэтен не смог сдержать вздох облегчения. Хотя он все еще оставался беглецом, но его шея была уже в большей безопасности. Когда-то, в мирное и кажущееся сейчас нереальным прошлое, каждый гвербрет руководствовался благородным указом Тибрена об изгнании из общества, но сейчас, в разгар долгих кровопролитных войн, способные воевать люди были слишком ценны для лордов, чтобы они отпугивали их приводящими в смущение расспросами. Впервые за долгое время Мэтен настолько расслабился, что позволил себе запеть. Песня привлекла двух представителей дикого народца, голубая фея уселась на луку его седла, показывая Мэтену свои остроконечные зубки, незнакомый еще ему угловатый коричневый карлик танцевал на дороге позади его лошади. Мэтен так рад был их видеть, что почти прослезился. По крайней мере, хоть небольшая частица его волшебной зимней жизни будет путешествовать вместе с ним.
Но как выяснилось, вскоре он приобрел человеческую компанию, и вышло это совершенно неожиданно. В это утро, миновав пограничный столб, он подошел к последним холмам и остановил лошадь, чтобы оглядеть обширную зеленую долину Гвейнтейра. Это и в самом деле была страна ветров, где высаженные трудолюбивыми фермерами деревья вскоре начинали клониться, как будто в страхе стараясь избежать постоянных порывов завывающего ветра. Так как день был сияюще-прозрачным, долина отчетливо просматривалась на мили вокруг, она была словно подбита мягким зеленым мхом первой молодой травки и всходов озимой пшеницы, там и сям были разбросаны фермы. Также отчетливо была видна тянущаяся на запад и пропадающая там из вида дорога, по этой дороге, не далее чем в миле от Мэтена, ехал одинокий всадник.
Что-то неладно было с этим всадником. Это было заметно даже с такого расстояния, парень сидел в седле согнувшись пополам, а его лошадь брела сама по себе, она то и дело останавливалась, чтобы ухватить пучок травы, растущий на обочине дороги. Совсем было сползший с седла всадник пришел в себя и попытался управлять лошадью. Первым порывом Мэтена было свернуть куда-нибудь в сторону и не ввязываться ни в какие новые неприятности, но тут он вспомнил о Невине, который рисковал собственной жизнью, спасая его, предоставляя ему кров. Он проворной рысью направил лошадь по направлению к всаднику. Тот не слышал приближения Мэтена, или же его совершенно не беспокоило, что кто-то его преследует, потому что он за все время, пока Мэтен скакал к нему, ни разу не оглянулся. Подъехав достаточно близко, Мэтен увидал, что вся рубашка на спине у всадника была густо пропитана засохшей ржаво-коричневой кровью, парень остановил лошадь и стоял на месте, оседая в седле от слабости, как будто бы приглашая Мэтена проткнуть его копьем, он смирился с этой мыслью.
– Послушайте, – сказал Мэтен, – что случилось?
В этот момент всадник повернулся к нему и Мэтен воскликнул:
– Эйтхан, о, боги! Что ты делаешь на Гвейнтейрской дороге?
– То же самое я должен спросить у тебя, Мэддо. – Его обычно глубокий и веселый голос скрежетал от застарелой боли. – Или ты пришел, чтобы отвести меня в Мир Иной?
Мэтен непонимающе уставился на него, но тут же вспомнил, что все в Кантрэе считают его мертвым.
– Да нет, послушай, я такой же живой, как и ты. Как ты был ранен?
– Я не был ранен, меня высекли.
– Вот куча дерьма! Ты в состоянии ехать дальше?
Эйтхан довольно долго обдумывал, что ответить. В своем обычном состоянии это был красивый мужчина, с правильными чертами лица, большими голубыми глазами, которые, казалось, постоянно подсмеивались над чем-то, его темные волосы у висков были слегка тронуты сединой. Но сейчас лицо было искажено болью, глаза были прищурены, казалось, они никогда уже не в силах будут улыбаться.
– Мне надо отдохнуть, – наконец сказал он. – Можем мы какое-то время посидеть, или тебе надо ехать и ты оставишь меня?
– Что? Ты с ума сошел? Чтобы я бросил человека, которого я знаю с тех пор, как был пятнадцатилетним юнцом?
– Теперь я уже не знаю, на что человек способен, а на что нет…
На ближайшем лугу они нашли подходящую ивовую рощицу, расположенную вокруг фермерского утиного пруда, место было удобное и тем, что их совсем не было видно фермеру. Мэтен спешился, потом помог слезть с лошади Эйтхану, затем, пока его друг в оцепенении сидел в тени, напоил лошадей. Занимаясь всем этим, Мэтен гадал, что могло произойти. Эйтхан был человеком, с кем наименее всего в королевстве могло произойти такое – чтобы его высекли и изгнали из войска. Любимец капитана, Эйтхан был вторым человеком в войске гвербрета Тибрена. Он был одним из тех истинно порядочных людей, которые так ценятся в каждом хорошем войске – миротворец, дружественен со всеми, человек, разрешавший все споры, которые непременно появляются при большом скоплении народа, когда много людей вынуждены жить вместе в битком набитых бараках. Случалось, сам гвербрет просил у него совета в небольших делах, касающихся войска, а теперь он оказался здесь с позорными отметинами на спине, весь окровавленный.
Напоив лошадей, Мэтен наполнил водой мех для воды и сел рядом с Эйтханом, который с кривой улыбкой взял у него воду.
– Мы можем быть вне закона, но по-прежнему соблюдаем правила военных – сначала напоить лошадей, а только потом людей, так ведь, Мэто?
– Нам нужны эти лошади как никогда, никакой лорд не даст нам других.
Кивнув ему в ответ, Эйтхан принялся жадно пить воду. Напившись, он вернул мех Мэтену.
– Я бесконечно рад, что тебя не убили в той битве. Я полагаю, что ты нашел какую-нибудь ферму, или что-то вроде этого, где пересидел всю зиму.
– Что-то вроде этого. Я по-настоящему умирал, когда меня нашел местный знахарь.
– О, боги! Ты всегда был счастливчиком, верно?
Мэтен лишь пожал плечами в ответ и крепко заткнул мех. Какое-то время они попросту молча сидели в неловкой тишине и наблюдали за толстыми, серыми утками, копошащимися на берегу пруда.
– Ты сдержанный для барда, – нарушил молчание Эйтхан. – Не хочешь спросить меня о моем позоре?
– Говори только о том, что хочешь, и ни слова больше.
Эйтхан задумался, глядя на далекий горизонт.
– Все это бред сивой кобылы, – сказал он наконец. – Между прочим, эта история совсем для барда. Ты помнишь сестру нашего гвербрета, леди Мероту?
– О, как может забыть ее любой мужчина, у которого в венах кровь, а не вода?
– Ну, так лучше попытайся забыть. – Голос Эйтхана стал твердым и холодным. – Прошлым летом во время битвы был убит ее муж, и она вернулась к своему брату в Форт Кантрэй. Капитан поручил мне ее охрану, я должен был следовать за ней, куда бы она ни пошла. – Эйтхан замолчал, но губы у него продолжали беззвучно шевелиться. Затем он продолжал: – Она увлеклась мной. О, видят боги, мне следовало сказать ей нет, я чертовски хорошо понимал это даже тогда, но Мэто, я живой человек из плоти и крови, я не стальной, и она прекрасно знает, как получить от мужчины то, что ей хочется. Клянусь тебе, я никогда не посмел сказать бы ей и слово, если бы она сама первая не обратилась ко мне.
– Я верю тебе, ты никогда не был глупцом.
– Да, по крайней мере, до этой зимы. Меня словно околдовали. Я никогда так не любил женщину, и будь я проклят, если со мной это произойдет вновь! Я хотел, чтобы она уехала вместе со мной. Я как идиот верил, что она настолько любит меня, что способна пойти на это. Но, оказывается, я и наполовину не подходил к ее титулу.
Последовала следующая, наполненная болью, длительная пауза. Потом Эйтхан заговорил снова. – Поэтому она сделала так, что ее брат узнал о наших отношениях, но как невинно она себя при этом вела! И когда его милость несколько дней назад содрал с моей спины всю кожу, она отсутствовала, находясь это время под надзором.
Эйтхан закрыл лицо руками и разрыдался как ребенок. На минуту Мэтен словно бы оцепенел; потом решительно протянул руку и положил ее на плечо Эйтхана и сидел так, пока не стихли рыдания и Эйтхан не вытер рукавом мокрое от слез лицо.
– Может быть, я слишком сурово сужу ее, – голос Эйтхана был слабый, безжизненный, похожий на шепот. – Она удержала брата от того, чтобы он убил меня.
Он поднялся на ноги, было невыносимо смотреть, как он шатается и морщится, содрогаясь от боли.
– Я достаточно отдохнул, поехали дальше Мэто, чем дальше я буду от Кантрэя, тем счастливее.
Уже четыре дня они продолжали ехать на запад, осторожно расспрашивая по дороге фермеров и коробейников о местных лордах и их войске. Но даже если они и слышали о таком, что мог бы принять их без лишних расспросов, то приходили к решению, что они еще слишком близко от Кантрэя, чтобы обращаться с подобной просьбой. Однако они поняли, что им необходимо поскорее найти место, потому что лорды начали собирать своих людей для летних боев, а передвигаться по дорогам вместе с военными отрядами, которых становилось все больше вокруг, в их положении было опасно. Мэтен не имел желания убегать от виселицы как человек, объявленный вне закона, попасть в конце концов на веревку как шпион.
Так как спина Эйтхана еще далеко не зажила, то им приходилось ехать медленно, часто останавливаться для отдыха то на обочине дороги, то в деревенской таверне. Но, по крайней мере, им не приходилось заботиться о деньгах; у них был не только великодушно подаренный Невином кошелек, но и деньги Эйтхана, которые сумел передать ему старый капитан вместе со снаряжением, когда его вышвырнули из Форта Кантрэй. Очевидно Мэтен был не одинок в своих мыслях о чрезмерной жестокости гвербрета. Во время их медленного продвижения на запад у Мэтена была уйма времени на то, чтобы присматривать и заботиться о своем друге. Так как всегда до этого за ним присматривал Эйтхан, который был помимо всего, на десять лет старше Мэтена, Мэтен был глубоко взволнован, обнаружив, что этот самый Эйтхан нуждается в отцовской заботе своего друга. Гвербрет мог пощадить его жизнь, но все равно он сломал его, сломал человека, верой и правдой служившего ему на протяжении более чем двадцати лет, избив его до полусмерти как пойманную в хлеве крысу.
До этого Эйтхан всегда легко справлялся со своей командирской ролью, он принимал решения, отдавал приказания и все это он делал так, что люди с радостью шли за ним. Сейчас же он делал все, что не скажет ему Мэтен, не предпринимая даже слабую попытку предложить сделать что-нибудь по-другому. Для этого он был также разговорчивым человеком, у него всегда была наготове какая-нибудь история или шутка, если он не был занят в это время каким-либо серьезным делом. Сейчас же он был погружен в глубокую депрессию; временами он даже не отвечал на вопросы Мэтена. Хотя все это терзало сердце Мэтена, но он не мог придумать никакого выхода. Часто он мысленно обращался к Невину, как бы ему понадобился сейчас совет старика. Но Невин был слишком далеко, да и вряд ли Мэтену доведется когда-либо встретиться с ним. Это не зависело от желания Мэтена.
Наконец они достигли великой реки Камен Ирейн, «железной дороги», как ее называли даже тогда из-за многочисленных барж с рудой, которые шли из Кергонеи и города Гаймера, в то время всего лишь большой деревни, окруженной вместо крепостных стен деревянным частоколом. Сразу же за воротами они нашли что-то вроде таверны, по существу, это был дом тавернщика, полукруглый пол разделяла плетеная перегородка, за которой находились столы, вдоль стены стояло несколько пивных бочек. За пару монет хозяин принес им ломоть сыра и буханку хлеба, положив еду на стол, он отправился за пивом. Подав им пиво, он ушел, оставив их совершенно одних. Мэтен обратил внимание, что в таверну вместе с ними не зашел никто из деревенских, он поделился своим наблюдением с Эйтханом.
– Они приняли нас за парочку бандитов. Ах, к дьяволу, Мэто, мы не можем продолжать бродить вот так по дорогам, а то можем и в самом деле превратиться в бродячих грабителей! Что мы будем делать?
– Будь я проклят, если я знаю! Но кое-что мне пришло в голову. Я имею в виду добровольческие отряды, о которых ты слышал. Наверное, лучше всего нам присоединиться к одному из них, а позже позаботиться о достойном месте в отряде.
– Что? На мгновение перед глазами Эйтхана всплыло прошлое. – Ты сошел с ума? Сражаться не за честь, а за деньги? О, боги, я слышал о подобных отрядах, они переходили на другую сторону в разгар боя, если им предлагали лучшую плату. Наемники! Они не что иное, как сборище бесчестных подонков!
Мэтен вместо ответа лишь посмотрел на него. Глубоко вздохнув, Эйтхан потер обеими руками лицо.
– А такие мы и есть. Ты это имел в виду, Мэто? Ладно, в известной степени ты прав. Всем богам известно, что капитан добровольческого отряда никогда не будет насмехаться над шрамами на моей спине.
– Правильные слова. И мы должны попытаться найти один из таких отрядов, которые сражаются за Кермор или Элдиф. Ни тебе, ни мне нельзя рисковать встретить кого-нибудь из Кантрэя.
– Ах, куча дерьма! Ты знаешь, что это означает? Чем все это может кончиться? В один прекрасный день мы можем выступить против гвербрета и моего бывшего отряда!
Мэтен никогда раньше не позволял себе задумываться над этим, что однажды может случиться так, что его жизнь будет зависеть от того, убьет ли он человека, бывшего когда-то его союзником или другом. Эйтхан взял свой кинжал и с силой воткнул его в стол.
– Эй, послушайте! – прибежал на шум хозяин таверны. – Не надо ломать мебель, парни!
Эйтхан так свирепо взглянул на него, что Мэтен схватил его за руки, чтобы не дать ему вылить свою ярость на ни в чем не повинного селянина. Тавернщик попятился, судорожно сглатывая слюну.
– Я заплачу за ущерб, – сказал Мэтен, – видите ли, мой друг сегодня в плохом настроении.
– Он мог бы разрядить его где-нибудь в другом месте, не у меня.
– Ну что ж, мы так и сделаем, тем более что мы уже кончили пить ваше, извините, похожее на мочу пойло, которое вы называете пивом.
Они были уже почти у двери, когда хозяин снова окликнул их. Хотя Эйтхан не обратил на этот окрик никакого внимания и пошел к выходу, Мэтен остановился и подождал спешащего к нему тавернщика.
– Я знаю один из таких отрядов, о которых вы говорили с вашим товарищем.
Мэтен вынул несколько монет и потряс ими. Тавернщик осклабился редкозубой улыбкой, обдав Мэтена чесночными парами.
– Они зимовали неподалеку отсюда. Время от времени они приезжали сюда за провизией и поначалу мы были очень встревожены, что они будут грабить нас почем попадя, отбирая у нас все, что им захочется, но они за все расплачивались и монет не жалели. Я бы сказал, что они вели себя очень высокомерно, строили из себя лордов.
– Вот так удача!
– Да, но теперь они могли уже двинуться с места. Их уже какое-то время не было видно, здесь у нас есть дочка кузнеца с разбухающим животом, но даже если они и вернутся назад, то она даже не знает, кто из парней ее обрюхатил. Эта маленькая шлюха раздвигает ноги для всякого, кто ее ни попросит!
– В самом деле? И где же они квартировали?
– Они были не любители разговаривать с нами, но держу пари, что я догадываюсь, где это место. Прямо на север отсюда, э… приблизительно миль десять, отсюда, я бы сказал, протянулся лес. Вообще-то, это охотничьи угодья гвербрета, но уже двадцать с лишним лет прошло с тех пор, как здесь охотились; не осталось ни старого тиэрина, ни его родственников по мужской линии, всех перебили в длительных междоусобных войнах, не осталось в живых никого из владельцев этих угодий. Так что теперь лес позарастал, одичал, но бьюсь об заклад, что охотничий дом старого тиэрина по-прежнему стоит на старом месте.
Мэтен отдал монеты тавернщику и вынул еще две.
– Я полагаю, что кое-кто в деревне знает, где находится этот охотничий дом? – Мэтен подбросил на ладони монеты. – Вероятно, кто-нибудь из молодых парней из чистого любопытства совал туда нос?
– Ни за что, ни за какие деньги ничего больше не скажу. Это опасное место, оно находится в самой чаще. Охотники говорят, что там полно злых спиритов, а кроме того, вполне вероятно и дикарей.
– Кого?
– Ладно, наверное, мне не следует называть их так, этих бедных ублюдков, потому что, богини не дадут мне соврать, на их месте я был бы вынужден поступать также. – Он наклонился поближе и прошептал: – Вы не похожи на тех парней, которые, разузнав что-нибудь, тут же бегут с новостями к лорду, дело в том, что живущие в лесу люди – рабы, хотя правильнее будет сказать, когда-то были рабами. Их лорда убили, а они убежали и стали жить свободно, я не сказал бы, что осуждаю их за это.
– Тем более я. С моей стороны твоим дикарям ничего не грозит, но насколько я понимаю, они не прочь ограбить встретившегося им на дороге путешественника.
– Я думаю, что они считают, что делают это по праву, что заслужили это тяжелым трудом.
Хотя тавернщик так и не сказал, как найти охотничий дом, Мэтен все равно дополнительно заплатил ему и пошел вслед за Эйтханом, который стоял у обочины дороги, держа за поводья лошадей.
– Наболтался?
– Послушай, Эйтхан, тавернщик рассказал немало интересного, что может пригодиться нам в будущем. К северу отсюда, в лесах могут находиться добровольческие отряды.
Не поднимая головы, Эйтхан глядел на поводья, перебирая их слабыми пальцами.
– Куча дерьма! – выругался он наконец. – Нам ничего не остается, как отправиться на их поиски.
Они выехали из деревни и вдоль реки двинулись в северном направлении. Хотя здоровье Эйтхана значительно улучшилось, у него все-таки продолжала болеть спина, и они вынуждены были часто останавливаться на отдых. К заходу солнца они достигли леса, темные заросли неясно вырисовывались на дальнем краю дикого луга. На краю леса до сих пор стоял массивный каменный столб, неопровержимо свидетельствующий о том, что деревья – собственность давно умершего лорда, когда-то владевшего этим лесом.
– Я не хочу в темноте попасть в какую-нибудь неприятность, – сказал Эйтхан.
– Вполне с тобой согласен. Мы разобьем лагерь здесь, воды в реке достаточно.
Пока Эйтхан занимался лошадьми, Мэтен пошел к краю леса за дровами для костра. Вместе с ним увязалась толпа дикого народца, они метались вокруг него или же прыгали позади, стая зеленых, бородавчатых карликов, три громадных желтых существа с раздутыми животами и красными клыками, и его верная голубая фея, примостившаяся у него на плече и перебирающая своими крошечными пальчиками его волосы.
– Мне надо будет сегодня попеть для нас. Давно мне уже не хотелось сделать это, но, наверное, судьба наша сделала поворот.
Но когда пришло время взяться за арфу, Мэтен почувствовал, что душа у него еще неспокойна и он не сможет обрести равновесие только в одной балладе или декламации. Он провел пальцами по струнам и начал играть отрывки из разных песен и заниматься импровизацией. Эйтхан, лежа на животе, вскоре уснул, уткнувшись лицом в сложенные под головой руки, но дикий народец не расходился до последней ноты, их огромная толпа растянулась за огнем костра через весь луг. Мэтен ощутил трепет, как будто он играл при королевском дворе, в дворцовом зале, окруженный толпой королевских вассалов. Замолкнув, он скорее почувствовал, чем услышал внушающие суеверный страх аплодисменты; потом, неожиданно, все исчезли. Мэтен вздрогнул и отложил арфу в сторону.
В пляшущих отсветах пламени лицо Роммерты выглядело скептическим. Ее длинные белые волосы были, как у молоденькой девушки, заплетены в две косы, лицо у нее было даже более морщинистое, чем у Невина, она была так стара и изнурена жизнью, что Невину было ясно, что ей никогда не увидеть результатов того, что они сейчас планировали. Из всех знатоков Двуумера королевства только он и Адерин жили неестественно долго, каждый из них по своей особой причине. Да, так обстояли дела, но, тем не менее, вскоре Роммерта примется за выполнение этой задачи.
Существовала еще одна сложность: надо было найти именно того человека, который необходим, затем подготовить к его приходу соответствующие предзнаменования, сделать это надо было с помощью жрецов. Когда же королевство начнет жить в ожидании появления короля, Невин сможет организовать все необходимые события при его приближении. Обдумав все детали, Невин начал с нетерпением дожидаться весны. Чем скорее она наступит, тем лучше.
2
Весна в этот год пришла быстрее, чем этого хотелось Мэтену. Каждое утро поднимался он на вершину холма и исследовал небо в поисках примет изменения погоды. Хотя он должен был оставаться, пока полностью не сойдет снег, но в то же время, ему надо было быть подальше от этих мест до наступления настоящей весны, когда дороги Кантрэя будут кишеть всадниками спешащими на летний сбор.
Сначала пошел дождь, который растопил последний снег и превратил все вокруг в коричневую непролазную грязь; ночи становились все теплее, хотя редкий человек рискнул бы спать у дороги без опасения замерзнуть. Мэтен все еще находил для себя оправдания, чтобы задержаться, пока в долинах не начала пробиваться бледная трава. Этой ночью он отправился повидать Белиан.
Забравшись в окно, он увидал, что она еще не ложилась, Белиан суетилась у огня глиняной печи. Она рассеяно поцеловала его.
– Сними сапоги перед тем, как садиться на кровать, ладно, любовь моя? Я не хочу, чтобы пачкалось одеяло.
Мэтен уперся в стену и принялся стаскивать сапоги.
– Уже весна, – сказал он. – Будет у тебя болеть обо мне сердце, когда я уеду?
– Будет, но и наполовину не так, как ты того ожидаешь.
– Довольно откровенно. Но, Белл, если бы я только мог остаться… Я должен уйти ради тебя же. Я хочу, чтобы ты знала это.
– Это было бы великолепно, если бы ты остался на ферме, но я не представляю, как это можно сохранить в тайне. Несколько наших друзей уже знают, что у меня есть мужчина, а через несколько месяцев об этом будет знать вся деревня.
Подняв глаза, Мэтен увидел, что она улыбается, глаза ее как всегда были спокойны.
– О, небеса, что я наделал! Ты ждешь ребенка?
– А чего ты ожидал после всего, что мы вытворяли? Ты что, думал, что я бесплодная? О, не надо так тревожиться, любовь моя. Я давно хотела еще одного ребенка. Я рада, что у тебя была возможность подарить мне его.
– Но я должен покинуть тебя! У меня даже нет денег для повивальной бабки!
– О, в этом мне поможет моя подруга, так что не беспокойся. Я сама смогу позаботиться о младенце, но я не могла бы иметь его, если бы ты немного не помог мне в этом, ведь так? Она осторожно положила руку себе на живот. – Я надеюсь, что это будет дочь, но если будет сын, ты не против, если я назову его твоим именем?
– Только если тебе это хочется. Я бы больше хотел, чтобы ты дала ему имя моего отца. Его звали Даумир.
– Решено, если будет парень, он будет Даумир. Если это будет так, я хочу, чтобы у него были такие же кудрявые волосы, как у тебя.
В голове у Мэтена начало зарождаться подозрение. Он знал, что Белиан никогда не любила его по-настоящему. Не использовала ли она его в качестве жеребца.
– Белл, ты будешь скучать обо мне, когда я уеду?
Она почему-то вздрогнула, потом задумалась.
– Да, буду, – ответила она наконец, – помолчав, добавила, – немного.
Когда Мэтен этой ночью уходил от Белиан, воздух был теплый и влажный, напоенный запахами весны. На вершине холма он слез с лошади и долго стоял, всматриваясь в темное пространство, смотрел на сияющие под лунным светом ручьи, далекую спящую деревню, на далекое сверкающее озеро, где он едва не вошел в ворота Иного Мира.
– Я был счастлив этой зимой, – подумал Мэтен; а будь прокляты оба этих фальшивых короля со всеми их проблемами!
Утром Мэтен в последний раз отвел лошадь в овраг. Над головой проплывали белые облака, бросая тень на поросшую бледной травой и вереском землю. Когда они спустились к подножию холма, Невин протянул Мэтену кожаный мешочек, в котором звенели монеты.
– Бери это без разговоров, юноша, я не для того спасал тебе жизнь, чтобы ты умер с голода на дороге.
– Спасибо. Как бы я хотел отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали!
– Держу пари, что так оно и будет. Твоя судьба однажды свела тебя со мной, я подозреваю, что это было не в последний раз, но никому из нас не дано понять, как это случится.
Хотя Мэтен хотел отправиться прямо на запад, как можно скорее, оставив позади себя Кантрэй, он вынужден был повернуть на юг, так как в это время года горы между Кантрэем и провинцией Гвейнтейр были еще покрыты снегом. Он продвигался осторожно, старался избегать главной дороги, пролегающей рядом с Канавером и ведущей в Форт Кантрэй, придерживаясь проселочных дорог, бегущих между фермами и полями. Он позволял себе попадаться на глаза лишь фермерам, которые подобно Белиан, были озабочены не войной, а как заработать себе на пропитание. Спустя четыре дня он добрался до границы Гвейнтейра, которая проходила приблизительно параллельно Форту Кантрэй. Горы здесь были невысокие, холмистые с разбросанными по ним небольшими фермами и зимними хуторами коневодов, все лето кочующих со своими табунами в поисках пастбищ. В это время года в каждом доме царила суета. Жеребились кобылы; надо было подковывать лошадей; снаряжение требовало починки; надо было упаковывать еду на первый длительный весенний переход. Ни у кого не было ни времени, ни дела до одинокого всадника, сидящего в военном седле, но одетого в фермерскую рубашку.
В один из теплых дней с наступлением сумерек Мэтен подъехал к каменному столбу, означавшему границу между двумя гвербретствами. Миновав этот столб, Мэтен не смог сдержать вздох облегчения. Хотя он все еще оставался беглецом, но его шея была уже в большей безопасности. Когда-то, в мирное и кажущееся сейчас нереальным прошлое, каждый гвербрет руководствовался благородным указом Тибрена об изгнании из общества, но сейчас, в разгар долгих кровопролитных войн, способные воевать люди были слишком ценны для лордов, чтобы они отпугивали их приводящими в смущение расспросами. Впервые за долгое время Мэтен настолько расслабился, что позволил себе запеть. Песня привлекла двух представителей дикого народца, голубая фея уселась на луку его седла, показывая Мэтену свои остроконечные зубки, незнакомый еще ему угловатый коричневый карлик танцевал на дороге позади его лошади. Мэтен так рад был их видеть, что почти прослезился. По крайней мере, хоть небольшая частица его волшебной зимней жизни будет путешествовать вместе с ним.
Но как выяснилось, вскоре он приобрел человеческую компанию, и вышло это совершенно неожиданно. В это утро, миновав пограничный столб, он подошел к последним холмам и остановил лошадь, чтобы оглядеть обширную зеленую долину Гвейнтейра. Это и в самом деле была страна ветров, где высаженные трудолюбивыми фермерами деревья вскоре начинали клониться, как будто в страхе стараясь избежать постоянных порывов завывающего ветра. Так как день был сияюще-прозрачным, долина отчетливо просматривалась на мили вокруг, она была словно подбита мягким зеленым мхом первой молодой травки и всходов озимой пшеницы, там и сям были разбросаны фермы. Также отчетливо была видна тянущаяся на запад и пропадающая там из вида дорога, по этой дороге, не далее чем в миле от Мэтена, ехал одинокий всадник.
Что-то неладно было с этим всадником. Это было заметно даже с такого расстояния, парень сидел в седле согнувшись пополам, а его лошадь брела сама по себе, она то и дело останавливалась, чтобы ухватить пучок травы, растущий на обочине дороги. Совсем было сползший с седла всадник пришел в себя и попытался управлять лошадью. Первым порывом Мэтена было свернуть куда-нибудь в сторону и не ввязываться ни в какие новые неприятности, но тут он вспомнил о Невине, который рисковал собственной жизнью, спасая его, предоставляя ему кров. Он проворной рысью направил лошадь по направлению к всаднику. Тот не слышал приближения Мэтена, или же его совершенно не беспокоило, что кто-то его преследует, потому что он за все время, пока Мэтен скакал к нему, ни разу не оглянулся. Подъехав достаточно близко, Мэтен увидал, что вся рубашка на спине у всадника была густо пропитана засохшей ржаво-коричневой кровью, парень остановил лошадь и стоял на месте, оседая в седле от слабости, как будто бы приглашая Мэтена проткнуть его копьем, он смирился с этой мыслью.
– Послушайте, – сказал Мэтен, – что случилось?
В этот момент всадник повернулся к нему и Мэтен воскликнул:
– Эйтхан, о, боги! Что ты делаешь на Гвейнтейрской дороге?
– То же самое я должен спросить у тебя, Мэддо. – Его обычно глубокий и веселый голос скрежетал от застарелой боли. – Или ты пришел, чтобы отвести меня в Мир Иной?
Мэтен непонимающе уставился на него, но тут же вспомнил, что все в Кантрэе считают его мертвым.
– Да нет, послушай, я такой же живой, как и ты. Как ты был ранен?
– Я не был ранен, меня высекли.
– Вот куча дерьма! Ты в состоянии ехать дальше?
Эйтхан довольно долго обдумывал, что ответить. В своем обычном состоянии это был красивый мужчина, с правильными чертами лица, большими голубыми глазами, которые, казалось, постоянно подсмеивались над чем-то, его темные волосы у висков были слегка тронуты сединой. Но сейчас лицо было искажено болью, глаза были прищурены, казалось, они никогда уже не в силах будут улыбаться.
– Мне надо отдохнуть, – наконец сказал он. – Можем мы какое-то время посидеть, или тебе надо ехать и ты оставишь меня?
– Что? Ты с ума сошел? Чтобы я бросил человека, которого я знаю с тех пор, как был пятнадцатилетним юнцом?
– Теперь я уже не знаю, на что человек способен, а на что нет…
На ближайшем лугу они нашли подходящую ивовую рощицу, расположенную вокруг фермерского утиного пруда, место было удобное и тем, что их совсем не было видно фермеру. Мэтен спешился, потом помог слезть с лошади Эйтхану, затем, пока его друг в оцепенении сидел в тени, напоил лошадей. Занимаясь всем этим, Мэтен гадал, что могло произойти. Эйтхан был человеком, с кем наименее всего в королевстве могло произойти такое – чтобы его высекли и изгнали из войска. Любимец капитана, Эйтхан был вторым человеком в войске гвербрета Тибрена. Он был одним из тех истинно порядочных людей, которые так ценятся в каждом хорошем войске – миротворец, дружественен со всеми, человек, разрешавший все споры, которые непременно появляются при большом скоплении народа, когда много людей вынуждены жить вместе в битком набитых бараках. Случалось, сам гвербрет просил у него совета в небольших делах, касающихся войска, а теперь он оказался здесь с позорными отметинами на спине, весь окровавленный.
Напоив лошадей, Мэтен наполнил водой мех для воды и сел рядом с Эйтханом, который с кривой улыбкой взял у него воду.
– Мы можем быть вне закона, но по-прежнему соблюдаем правила военных – сначала напоить лошадей, а только потом людей, так ведь, Мэто?
– Нам нужны эти лошади как никогда, никакой лорд не даст нам других.
Кивнув ему в ответ, Эйтхан принялся жадно пить воду. Напившись, он вернул мех Мэтену.
– Я бесконечно рад, что тебя не убили в той битве. Я полагаю, что ты нашел какую-нибудь ферму, или что-то вроде этого, где пересидел всю зиму.
– Что-то вроде этого. Я по-настоящему умирал, когда меня нашел местный знахарь.
– О, боги! Ты всегда был счастливчиком, верно?
Мэтен лишь пожал плечами в ответ и крепко заткнул мех. Какое-то время они попросту молча сидели в неловкой тишине и наблюдали за толстыми, серыми утками, копошащимися на берегу пруда.
– Ты сдержанный для барда, – нарушил молчание Эйтхан. – Не хочешь спросить меня о моем позоре?
– Говори только о том, что хочешь, и ни слова больше.
Эйтхан задумался, глядя на далекий горизонт.
– Все это бред сивой кобылы, – сказал он наконец. – Между прочим, эта история совсем для барда. Ты помнишь сестру нашего гвербрета, леди Мероту?
– О, как может забыть ее любой мужчина, у которого в венах кровь, а не вода?
– Ну, так лучше попытайся забыть. – Голос Эйтхана стал твердым и холодным. – Прошлым летом во время битвы был убит ее муж, и она вернулась к своему брату в Форт Кантрэй. Капитан поручил мне ее охрану, я должен был следовать за ней, куда бы она ни пошла. – Эйтхан замолчал, но губы у него продолжали беззвучно шевелиться. Затем он продолжал: – Она увлеклась мной. О, видят боги, мне следовало сказать ей нет, я чертовски хорошо понимал это даже тогда, но Мэто, я живой человек из плоти и крови, я не стальной, и она прекрасно знает, как получить от мужчины то, что ей хочется. Клянусь тебе, я никогда не посмел сказать бы ей и слово, если бы она сама первая не обратилась ко мне.
– Я верю тебе, ты никогда не был глупцом.
– Да, по крайней мере, до этой зимы. Меня словно околдовали. Я никогда так не любил женщину, и будь я проклят, если со мной это произойдет вновь! Я хотел, чтобы она уехала вместе со мной. Я как идиот верил, что она настолько любит меня, что способна пойти на это. Но, оказывается, я и наполовину не подходил к ее титулу.
Последовала следующая, наполненная болью, длительная пауза. Потом Эйтхан заговорил снова. – Поэтому она сделала так, что ее брат узнал о наших отношениях, но как невинно она себя при этом вела! И когда его милость несколько дней назад содрал с моей спины всю кожу, она отсутствовала, находясь это время под надзором.
Эйтхан закрыл лицо руками и разрыдался как ребенок. На минуту Мэтен словно бы оцепенел; потом решительно протянул руку и положил ее на плечо Эйтхана и сидел так, пока не стихли рыдания и Эйтхан не вытер рукавом мокрое от слез лицо.
– Может быть, я слишком сурово сужу ее, – голос Эйтхана был слабый, безжизненный, похожий на шепот. – Она удержала брата от того, чтобы он убил меня.
Он поднялся на ноги, было невыносимо смотреть, как он шатается и морщится, содрогаясь от боли.
– Я достаточно отдохнул, поехали дальше Мэто, чем дальше я буду от Кантрэя, тем счастливее.
Уже четыре дня они продолжали ехать на запад, осторожно расспрашивая по дороге фермеров и коробейников о местных лордах и их войске. Но даже если они и слышали о таком, что мог бы принять их без лишних расспросов, то приходили к решению, что они еще слишком близко от Кантрэя, чтобы обращаться с подобной просьбой. Однако они поняли, что им необходимо поскорее найти место, потому что лорды начали собирать своих людей для летних боев, а передвигаться по дорогам вместе с военными отрядами, которых становилось все больше вокруг, в их положении было опасно. Мэтен не имел желания убегать от виселицы как человек, объявленный вне закона, попасть в конце концов на веревку как шпион.
Так как спина Эйтхана еще далеко не зажила, то им приходилось ехать медленно, часто останавливаться для отдыха то на обочине дороги, то в деревенской таверне. Но, по крайней мере, им не приходилось заботиться о деньгах; у них был не только великодушно подаренный Невином кошелек, но и деньги Эйтхана, которые сумел передать ему старый капитан вместе со снаряжением, когда его вышвырнули из Форта Кантрэй. Очевидно Мэтен был не одинок в своих мыслях о чрезмерной жестокости гвербрета. Во время их медленного продвижения на запад у Мэтена была уйма времени на то, чтобы присматривать и заботиться о своем друге. Так как всегда до этого за ним присматривал Эйтхан, который был помимо всего, на десять лет старше Мэтена, Мэтен был глубоко взволнован, обнаружив, что этот самый Эйтхан нуждается в отцовской заботе своего друга. Гвербрет мог пощадить его жизнь, но все равно он сломал его, сломал человека, верой и правдой служившего ему на протяжении более чем двадцати лет, избив его до полусмерти как пойманную в хлеве крысу.
До этого Эйтхан всегда легко справлялся со своей командирской ролью, он принимал решения, отдавал приказания и все это он делал так, что люди с радостью шли за ним. Сейчас же он делал все, что не скажет ему Мэтен, не предпринимая даже слабую попытку предложить сделать что-нибудь по-другому. Для этого он был также разговорчивым человеком, у него всегда была наготове какая-нибудь история или шутка, если он не был занят в это время каким-либо серьезным делом. Сейчас же он был погружен в глубокую депрессию; временами он даже не отвечал на вопросы Мэтена. Хотя все это терзало сердце Мэтена, но он не мог придумать никакого выхода. Часто он мысленно обращался к Невину, как бы ему понадобился сейчас совет старика. Но Невин был слишком далеко, да и вряд ли Мэтену доведется когда-либо встретиться с ним. Это не зависело от желания Мэтена.
Наконец они достигли великой реки Камен Ирейн, «железной дороги», как ее называли даже тогда из-за многочисленных барж с рудой, которые шли из Кергонеи и города Гаймера, в то время всего лишь большой деревни, окруженной вместо крепостных стен деревянным частоколом. Сразу же за воротами они нашли что-то вроде таверны, по существу, это был дом тавернщика, полукруглый пол разделяла плетеная перегородка, за которой находились столы, вдоль стены стояло несколько пивных бочек. За пару монет хозяин принес им ломоть сыра и буханку хлеба, положив еду на стол, он отправился за пивом. Подав им пиво, он ушел, оставив их совершенно одних. Мэтен обратил внимание, что в таверну вместе с ними не зашел никто из деревенских, он поделился своим наблюдением с Эйтханом.
– Они приняли нас за парочку бандитов. Ах, к дьяволу, Мэто, мы не можем продолжать бродить вот так по дорогам, а то можем и в самом деле превратиться в бродячих грабителей! Что мы будем делать?
– Будь я проклят, если я знаю! Но кое-что мне пришло в голову. Я имею в виду добровольческие отряды, о которых ты слышал. Наверное, лучше всего нам присоединиться к одному из них, а позже позаботиться о достойном месте в отряде.
– Что? На мгновение перед глазами Эйтхана всплыло прошлое. – Ты сошел с ума? Сражаться не за честь, а за деньги? О, боги, я слышал о подобных отрядах, они переходили на другую сторону в разгар боя, если им предлагали лучшую плату. Наемники! Они не что иное, как сборище бесчестных подонков!
Мэтен вместо ответа лишь посмотрел на него. Глубоко вздохнув, Эйтхан потер обеими руками лицо.
– А такие мы и есть. Ты это имел в виду, Мэто? Ладно, в известной степени ты прав. Всем богам известно, что капитан добровольческого отряда никогда не будет насмехаться над шрамами на моей спине.
– Правильные слова. И мы должны попытаться найти один из таких отрядов, которые сражаются за Кермор или Элдиф. Ни тебе, ни мне нельзя рисковать встретить кого-нибудь из Кантрэя.
– Ах, куча дерьма! Ты знаешь, что это означает? Чем все это может кончиться? В один прекрасный день мы можем выступить против гвербрета и моего бывшего отряда!
Мэтен никогда раньше не позволял себе задумываться над этим, что однажды может случиться так, что его жизнь будет зависеть от того, убьет ли он человека, бывшего когда-то его союзником или другом. Эйтхан взял свой кинжал и с силой воткнул его в стол.
– Эй, послушайте! – прибежал на шум хозяин таверны. – Не надо ломать мебель, парни!
Эйтхан так свирепо взглянул на него, что Мэтен схватил его за руки, чтобы не дать ему вылить свою ярость на ни в чем не повинного селянина. Тавернщик попятился, судорожно сглатывая слюну.
– Я заплачу за ущерб, – сказал Мэтен, – видите ли, мой друг сегодня в плохом настроении.
– Он мог бы разрядить его где-нибудь в другом месте, не у меня.
– Ну что ж, мы так и сделаем, тем более что мы уже кончили пить ваше, извините, похожее на мочу пойло, которое вы называете пивом.
Они были уже почти у двери, когда хозяин снова окликнул их. Хотя Эйтхан не обратил на этот окрик никакого внимания и пошел к выходу, Мэтен остановился и подождал спешащего к нему тавернщика.
– Я знаю один из таких отрядов, о которых вы говорили с вашим товарищем.
Мэтен вынул несколько монет и потряс ими. Тавернщик осклабился редкозубой улыбкой, обдав Мэтена чесночными парами.
– Они зимовали неподалеку отсюда. Время от времени они приезжали сюда за провизией и поначалу мы были очень встревожены, что они будут грабить нас почем попадя, отбирая у нас все, что им захочется, но они за все расплачивались и монет не жалели. Я бы сказал, что они вели себя очень высокомерно, строили из себя лордов.
– Вот так удача!
– Да, но теперь они могли уже двинуться с места. Их уже какое-то время не было видно, здесь у нас есть дочка кузнеца с разбухающим животом, но даже если они и вернутся назад, то она даже не знает, кто из парней ее обрюхатил. Эта маленькая шлюха раздвигает ноги для всякого, кто ее ни попросит!
– В самом деле? И где же они квартировали?
– Они были не любители разговаривать с нами, но держу пари, что я догадываюсь, где это место. Прямо на север отсюда, э… приблизительно миль десять, отсюда, я бы сказал, протянулся лес. Вообще-то, это охотничьи угодья гвербрета, но уже двадцать с лишним лет прошло с тех пор, как здесь охотились; не осталось ни старого тиэрина, ни его родственников по мужской линии, всех перебили в длительных междоусобных войнах, не осталось в живых никого из владельцев этих угодий. Так что теперь лес позарастал, одичал, но бьюсь об заклад, что охотничий дом старого тиэрина по-прежнему стоит на старом месте.
Мэтен отдал монеты тавернщику и вынул еще две.
– Я полагаю, что кое-кто в деревне знает, где находится этот охотничий дом? – Мэтен подбросил на ладони монеты. – Вероятно, кто-нибудь из молодых парней из чистого любопытства совал туда нос?
– Ни за что, ни за какие деньги ничего больше не скажу. Это опасное место, оно находится в самой чаще. Охотники говорят, что там полно злых спиритов, а кроме того, вполне вероятно и дикарей.
– Кого?
– Ладно, наверное, мне не следует называть их так, этих бедных ублюдков, потому что, богини не дадут мне соврать, на их месте я был бы вынужден поступать также. – Он наклонился поближе и прошептал: – Вы не похожи на тех парней, которые, разузнав что-нибудь, тут же бегут с новостями к лорду, дело в том, что живущие в лесу люди – рабы, хотя правильнее будет сказать, когда-то были рабами. Их лорда убили, а они убежали и стали жить свободно, я не сказал бы, что осуждаю их за это.
– Тем более я. С моей стороны твоим дикарям ничего не грозит, но насколько я понимаю, они не прочь ограбить встретившегося им на дороге путешественника.
– Я думаю, что они считают, что делают это по праву, что заслужили это тяжелым трудом.
Хотя тавернщик так и не сказал, как найти охотничий дом, Мэтен все равно дополнительно заплатил ему и пошел вслед за Эйтханом, который стоял у обочины дороги, держа за поводья лошадей.
– Наболтался?
– Послушай, Эйтхан, тавернщик рассказал немало интересного, что может пригодиться нам в будущем. К северу отсюда, в лесах могут находиться добровольческие отряды.
Не поднимая головы, Эйтхан глядел на поводья, перебирая их слабыми пальцами.
– Куча дерьма! – выругался он наконец. – Нам ничего не остается, как отправиться на их поиски.
Они выехали из деревни и вдоль реки двинулись в северном направлении. Хотя здоровье Эйтхана значительно улучшилось, у него все-таки продолжала болеть спина, и они вынуждены были часто останавливаться на отдых. К заходу солнца они достигли леса, темные заросли неясно вырисовывались на дальнем краю дикого луга. На краю леса до сих пор стоял массивный каменный столб, неопровержимо свидетельствующий о том, что деревья – собственность давно умершего лорда, когда-то владевшего этим лесом.
– Я не хочу в темноте попасть в какую-нибудь неприятность, – сказал Эйтхан.
– Вполне с тобой согласен. Мы разобьем лагерь здесь, воды в реке достаточно.
Пока Эйтхан занимался лошадьми, Мэтен пошел к краю леса за дровами для костра. Вместе с ним увязалась толпа дикого народца, они метались вокруг него или же прыгали позади, стая зеленых, бородавчатых карликов, три громадных желтых существа с раздутыми животами и красными клыками, и его верная голубая фея, примостившаяся у него на плече и перебирающая своими крошечными пальчиками его волосы.
– Мне надо будет сегодня попеть для нас. Давно мне уже не хотелось сделать это, но, наверное, судьба наша сделала поворот.
Но когда пришло время взяться за арфу, Мэтен почувствовал, что душа у него еще неспокойна и он не сможет обрести равновесие только в одной балладе или декламации. Он провел пальцами по струнам и начал играть отрывки из разных песен и заниматься импровизацией. Эйтхан, лежа на животе, вскоре уснул, уткнувшись лицом в сложенные под головой руки, но дикий народец не расходился до последней ноты, их огромная толпа растянулась за огнем костра через весь луг. Мэтен ощутил трепет, как будто он играл при королевском дворе, в дворцовом зале, окруженный толпой королевских вассалов. Замолкнув, он скорее почувствовал, чем услышал внушающие суеверный страх аплодисменты; потом, неожиданно, все исчезли. Мэтен вздрогнул и отложил арфу в сторону.