Страница:
выпуску подрывными элементами нелегальной литературы. У дверей лифта
десяток пустых тележек. На всем этаже ни души.
Хальдер торжествующе воскликнул:
- "Государственный секретарь, дела канцелярии с 1939-го по 1950 год".
Черт возьми, четыреста коробок. Какие годы тебе нужны?
- Счет в швейцарском банке открыт в июле 1942 года. Скажем, первые семь
месяцев этого года.
Хальдер, бормоча что-то, перевернул страницу.
- Так. Вот что они сделали. Рассортировали документы по четырем
разделам: переписка, протоколы и докладные записки, законодательные акты и
постановления, кадры министерства...
- Я ищу что-нибудь такое, что связывает Штукарта с Булером и Лютером.
- В этом случае лучше начать с переписки. Это должно дать нам
представление о том, что происходило в то время. - Хальдер быстро делал
пометки: - "Д/15/М/28-34". Прекрасно. Поехали.
Хранилище "Д" было в двадцати метрах слева по коридору. Стеллаж
пятнадцатый, секция "М" размещались в самой середине помещения.
- Слава Богу, только шесть коробок, - произнес Хальдер. - Ты берешь с
январе по апрель, я, с мая по август.
Коробки из картона, каждая размером с ящик большого письменного стола.
Стола не было, они уселись на полу. Опершись спиной о металлическую полку,
Марш открыл первую коробку, вытащил пачку бумаг и принялся читать.
В жизни нужно немного везения.
Первым документом было датированное 2 января письмо заместителя
государственного секретаря министерства авиации относительно распределения
противогазов в организации противовоздушной обороны. Второе, от 4 января,
было из управления четырехлетнего плана и касалось недозволенного
потребления бензина высшими должностными лицами.
Третье было от Рейнхарда Гейдриха.
Марш сначала увидел надпись - угловатый небрежный росчерк. Затем взгляд
переместился на бланк - "Главное управление имперской безопасности,
Берлин, Ю.-З.11, Принц-Альбрехтштрассе, 8", - потом на дату: 6 января 1942
года. И только потом на текст:
"Сим подтверждается, что межведомственное обсуждение и завтрак,
первоначально намечавшиеся на 9 декабря 1941 года, переносятся на 20
января 1942 года и состоятся в помещении Международной комиссии
криминальной полиции, Берлин, Ам Гроссен Ваннзее, 56/58".
Марш перелистал другие документы из этой коробки: копии на папиросной
бумаге, кремовые оригиналы; внушительные бланки - имперская канцелярия,
министерство экономики, организация Тодта; приглашения на завтраки и
встречи; просьбы, требования, циркуляры. Но от Гейдриха - больше ничего.
Он передал письмо Хальдеру.
- Что ты об этом скажешь?
Хальдер нахмурился.
- Я бы сказал, что для Главного управления безопасности весьма необычно
созывать совещание государственных ведомств.
- Мы можем отыскать, что они обсуждали?
- Должны. Попробуем заглянуть в раздел протоколов и докладных записок.
Давай посмотрим: 20 января...
Хальдер сверился со своими пометками, встал и пошел вдоль стеллажа.
Достал еще одну коробку, вернулся с ней и сел, скрестив ноги. Марш следил,
как тот быстро перелистывал содержимое, но внезапно запнулся и медленно
произнес:
- Боже мой...
- Что там?
Хальдер передал ему единственный листок бумаги, на котором было
напечатано:
"В интересах государственной безопасности протоколы межведомственного
совещания от 20 января 1942 года изъяты по требованию рейхсфюрера СС".
Хальдер бросил:
- Взгляни на дату.
Марш посмотрел. 6 апреля 1964 года. Протоколы изъяты Гейдрихом
одиннадцать дней назад.
- Может он это делать? Я имею в виду, на законном основании.
- Под предлогом безопасности гестапо может изымать все, что угодно. Они
обычно переносят документы в хранилище на Принц-Альбрехтштрассе.
В коридоре послышался шум. Хальдер поднял палец. Оба молчали и не
двигались, пока охранник не прогромыхал мимо пустой тележкой, возвращаясь
из помещения для сжигания бумаг. Они слушали, пока звуки не замерли в
другом конце здания.
Марш прошептал:
- Что теперь будем делать?
Руди почесал в затылке.
- Межведомственное совещание на уровне государственных секретарей...
Маршу было ясно, о чем он думал.
- Булер с Лютером тоже могли быть приглашены?
- По логике - да. В таких чинах к протоколу относятся весьма ревниво.
Чтобы от одного министерства присутствовал государственный секретарь, а от
другого - только чиновник низкого ранга, такого не могло быть. Который
час?
- Восемь.
- В Кракау на час больше. - Хальдер на миг прикусил губу, потом
решился. Поднялся на ноги. - Я позвоню приятелю, который работает в
архивах генерал-губернаторства, и узнаю, не вынюхивали ли что-нибудь
эсэсовцы в последние пару недель. Если нет, я, может быть, уговорю его
завтра посмотреть, не осталось ли протоколов в бумагах Булера.
- А нельзя проверить здесь, в архивах министерства иностранных дел? В
документах Лютера?
- Нет, там слишком много бумаг. Проверка может занять несколько недель.
Поверь мне, это самый лучший путь.
- Руди, будь поосторожней, подумай, что сказать.
- Не беспокойся. Понимаю, чем это пахнет. - Хальдер задержался в
дверях. - И ради Бога, не кури, пока меня нет. Это самое огнеопасное место
во всем рейхе.
"Вернее не скажешь", - подумал Марш. Подождал, пока уйдет товарищ, и
стал нервно расхаживать взад и вперед между стеллажами. Страшно хотелось
курить. Руки дрожали. Он сунул их в карманы.
Это место поистине было монументом германской бюрократии. Герр А, желая
что-то предпринять, спрашивал разрешения у д-ра Б. Д-р Б для перестраховки
направлял бумагу выше, министериаль-директору В. Министериаль-директор В
спихивал ее рейхсминистру Г, тот отвечал, что оставляет вопрос на
усмотрение герра А, который, естественно, возвращался к д-ру Б... Эти
металлические стеллажи были со всех сторон опутаны сговорами и
соперничеством, ловушками и интригами, накопившимися за тридцать лет
господства партии; прохладный воздух пронизан крепкой паутиной, сплетенной
из бумажных нитей.
Не прошло и десяти минут, как вернулся Хальдер.
- Гестаповцы, само собой разумеется, побывали в Кракау две недели
назад. - Он нервно потирал руки. - Память у них хорошая. Важный гость. Сам
обергруппенфюрер Глобоцник.
- Куда ни повернусь - везде Глобоцник! - воскликнул Марш.
- Он прилетал из Берлина на гестаповском самолете с особыми
полномочиями, подписанными лично Гейдрихом. Видно, им там крепко всем
досталось. Орал, ругался. Точно знал, что искать, - одно дело изъято. К
обеду уже уехал.
Глобус, Гейдрих, Небе. Марш приложил руку ко лбу. Кружилась голова.
- Итак, на этом конец?
- На этом конец. Если, на твой взгляд, в бумагах Штукарта нет
чего-нибудь еще.
Марш посмотрел на коробки. Их содержимое представлялось ему прахом,
костями покойников. Сама мысль о том, чтобы копаться в них, была ему
отвратительна. Хотелось свежего воздуха.
- Забудь об этом, Руди. Спасибо тебе.
Хальдер нагнулся и взял в руку циркуляр Гейдриха.
- Интересно, что совещание перенесли с девятого декабря на двадцатое
января.
- Какое это имеет значение?
Хальдер бросил на него полный сожаления взгляд.
- Неужели ты в самом деле до такой степени закупорился тогда в нашей
долбаной консервной банке? Неужели туда совершенно ничего не Проникало из
внешнего мира? Так слушай же, дурья голова - седьмого декабря 1941 года
вооруженные силы Его Величества императора Японии Хирохито напали в
Перл-Харборе на тихоокеанский флот США. Одиннадцатого декабря Германия
объявила войну Соединенным Штатам. Ну что, веская причина отложить
совещание?
Лицо Хальдера расплылось в ухмылке, но скоро на нем появилось более
серьезное выражение.
- Интересно...
- Что?
Он постучал пальцами по бумаге.
- Должно еще быть первое приглашение, полученное до этого.
- Ну и что?
- Не скажи. Порой наши друзья из гестапо не так уж ловко пропалывают
неприятные для них мелочи, как им хотелось бы, особенно если спешат...
Марш уже стоял перед стеллажами, глядя на коробки. От подавленного
настроения не осталось и следа.
- Какую брать? С чего начнем?
- О совещании такого уровня Гейдрих должен был бы уведомить участников,
по крайней мере, недели за две. - Хальдер заглянул в свои записи. - Это
означает, что нам нужна папка с перепиской канцелярии Штукарта за ноябрь
1941 года. Дай подумать. По-моему, это двадцать шестая коробка.
Он подошел к стоявшему у стеллажей Маршу и стал считать коробки, пока
не отыскал нужную. Сняв с полки, покачал ее, словно младенца.
- Не хватай, ее хватай, Зави. Всему свое время. История учит терпению.
Встав на колени, Руди поставил коробку перед собой, открыл ее я вытащил
охапку бумаг. Разглядывая поочередно каждую, он складывал их кучкой слева
от себя.
- Приглашение на прием к итальянскому послу - скучища. Совещание в
министерстве сельского хозяйства у Вальтера Дарре - еще скучнее...
Так продолжалось, возможно, минуты две. Все это время Марш стоял,
нервно похрустывая пальцами и наблюдая за процедурой. Вдруг Хальдер застыл
на месте.
- О, черт! - Он перечитал найденную бумагу еще раз и поднял глаза. -
Приглашение от Гейдриха. Боюсь, что совсем не скучное. Совсем не скучное.
В небесах царил хаос. Все туманности разлетелись на куски. По небу
носились кометы и метеоры, исчезали на мгновение, а затем взрывались на
фоне зеленого океана облаков.
Над Тиргартеном фейерверк приближался к своей кульминации. Спускавшиеся
на парашютах яркие ракеты освещали Берлин как во время воздушного налета.
Марш притормозил, ожидая левого поворота на Унтер-ден-Линден, когда
перед машиной выросла компания еле державшихся на ногах штурмовиков. Двое,
обхватив друг друга за плечи, в свете фар исполняли что-то вроде пьяного
канкана. Остальные барабанили по кузову и заглядывали в стекла, выпучив
глаза, высовывая языки, - нелепо кривляющиеся обезьяньи рожи. Марш включил
первую скорость и, развернувшись, умчался прочь. Раздался глухой стук, и
один из танцоров завертелся волчком.
Он возвращался на Вердершермаркт. Все полицейские оставались на службе.
Во всех окнах горел свет. Кто-то окликнул штурмбаннфюрера в вестибюле, но
Марш не обратил на него внимания. Стуча сапогами по ступеням, он поспешил
в подвал.
Банковские хранилища, подвалы, подземные склады... Я превращаюсь в
троглодита, подумал Марш, пещерного жителя, отшельника, грабителя бумажных
могил.
Архивная Горгона все еще сидела в своей норе. Спала ли она
когда-нибудь? Он предъявил удостоверение. У главного пункта выдачи
развалились на стульях двое детективов, лениво листавших приевшиеся папки.
Марш уселся в дальнем углу комнаты. Включил настольную лампу, наклонив
абажур к самому столу. Вынул из-под мундира три листа бумаги из имперского
архива.
Это были плохие фотокопии. Аппарат был плохо настроен, оригиналы в
спешке заталкивались косо. Он не винил в этом Руди. Руди вообще не хотел
снимать копий. Он был страшно напуган. Когда он прочел приглашение
Гейдриха, с него слетела вся его мальчишеская бравада. Марш был вынужден в
буквальном смысле притащить его к фотокопировальному аппарату. Едва
закончив, историк метнулся обратно в комнату, быстро сгреб документы
обратно в коробки и поставил их на место. Он настоял на том, чтобы они
вышли из архива через заднюю дверь.
- Зави, я думаю, что нам теперь нужно подольше не встречаться.
- Разумеется.
- Знаешь, как бывает...
Хальдер стоял жалкий и беспомощный, а над их головами проносились и
разрывались ракеты праздничного фейерверка. Марш обнял его.
- Не расстраивайся: знаю, прежде всего боишься за своих. - И быстро
зашагал прочь.
Документ первый. Первоначальное приглашение Гейдриха, датированное 19
ноября 1941 года:
"31.7.1941 г. рейхсмаршал Великого германского рейха поручил мне
совместно со всеми другими имеющими к этому отношение центральными
ведомствами провести все необходимые приготовления в отношении
организационных, технических и материальных мер по полному решению
еврейского вопроса в Европе и в ближайшее время представить ему
всеобъемлющий проект предложений по данному вопросу. Фотокопия текста
этого поручения прилагается.
Ввиду чрезвычайной важности, которую следует придавать этим вопросам, и
в интересах достижения единого мнения среди имеющих отношение к делу
центральных ведомств касательно дальнейших задач, связанных с остающейся
работой по этому окончательному решению, я предлагаю сделать эти проблемы
предметом общего обсуждения. Это особенно необходимо, поскольку начиная с
10 октября евреи непрерывно эвакуируются эшелонами на Восток с территории
рейха, включая протекторат.
Посему я приглашаю вас принять участие вместе со мной и другими лицами,
список которых прилагается, в обсуждении, за которым последует завтрак, 9
декабря 1941 года в 12:00 в помещении Международной комиссии криминальной
полиции, Берлин, Ам Гроссен Ваннзее, N_56/58".
Документ второй. Фотокопия с фотокопии, местами почти неразборчивая,
слова стерты, словно, надписи на древнем надгробье. Адресованная Гейдриху
директива Германа Геринга от 31 июля 1941 года:
"В дополнение к заданию, порученному вам 24 января 1939 года, которое
было связано с наиболее приемлемым решением еврейского вопроса посредством
эмиграции и эвакуации, сим возлагаю на вас ответственность за все
необходимые организационные, технические и материальные приготовления к
полному решению еврейского вопроса в германской сфере влияния в Европе.
Там, где к этому имеют отношение другие государственные органы, они
обязаны сотрудничать с вами.
Прошу вас в ближайшее время представить мне всеобъемлющий план,
включающий организационные, технические и материальные мероприятия,
необходимые для окончательного решения еврейского вопроса, к чему мы
стремимся".
Документ третий. Список из четырнадцати персон, приглашенных Гейдрихом
на совещание. Штукарт был третьим в списке, Булер шестым, Лютер, седьмым.
Марш увидел еще пару знакомых имен.
Он вырвал листок из записной книжки, написал на нем одиннадцать фамилий
и подошел с ним к столу выдачи дел. Двое детективов ушли. Хранительницы не
было видно. Он постучал по столу и крикнул: "Эй, где вы там!" За рядами
шкафов послышался предательский звон стакана о бутылку. Так вот в чем ее
секрет. Она, должно быть, забыла о его присутствии. В следующий миг она
приковыляла на место.
- Что у вас есть на этих одиннадцать человек?
Он попытался вручить ей список. Она скрестила свои толстые ручищи на
засаленном мундире.
- Не более трех дел одновременна без особого разрешения.
- Не ваше дело.
- Нельзя.
- Нельзя пить на работе, а от вас так в разит. Давайте-ка сюда дела.
На каждого мужчину и каждую женщину заведен номер, под каждым номером -
личное дело. На Вердершермаркт дела держали не на всех. Только на тех, кто
в жизни по той или иной причине соприкоснулся с имперской криминальной
полицией, оставил свой след. Но, пользуясь справочным бюро на
Александерплатц и некрологами в "Фелькишер беобахтер" (ежегодно
издаваемыми под заголовком "Перекличка павших"), Марш смог восполнить
пробелы. Он проследил путь каждого. На это ушло два часа.
Первым в списке был доктор Альфред Мейер из Восточного министерства. По
данным имеющегося в крипо личного дела, Мейер лечился от психического
заболевания и покончил жизнь самоубийством.
Вторая фамилия: доктор Георг Лейбрандт, тоже из Восточного
министерства. Погиб в автомобильной катастрофе в 1959 году. Его машину
протаранил грузовик на автобане между Штутгартом и Аугсбургом. Водителя
грузовика так и не нашли.
Эрих Нойманн, государственный секретарь в управлении четырехлетнего
плана, застрелился в 1957 году.
Доктор Роланд Фрейслер, государственный секретарь в министерстве
юстиции, зарезан ножом маньяка на ступенях Берлинского народного суда
зимой 1954 года. Расследование причин, почему охрана так близко подпустила
невменяемого преступника, привело к выводу, что виноватых не было. Убийца
был застрелен через несколько секунд после нападения на Фрейслера.
Здесь Марш вышел в коридор покурить. Набирая полные легкие дыма, он
откидывал голову назад и медленно выдыхал, словно пытаясь излечиться от
чего-то.
Вернувшись, обнаружил на столе свежую стопку личных дел.
Оберфюрер СС Герхард Клопфер, заместитель начальника партийной
канцелярии. В мае 1963 года жена сообщила о его исчезновении. Тело
обнаружила в бетономешалке строительные рабочие в южном Берлине.
Фридрих Критцингер. Что-то знакомое. Ну конечно же! Марш вспомнил кадры
телевизионных новостей: огороженная улица, разбитая машина, поддерживаемая
сыновьями вдова. Критцингер, бывший министериаль-директор в
рейхсканцелярии, погиб от, взрыва рядом со своим домом в Мюнхене чуть
больше месяца назад, 7 марта. Ни одна террористическая группа пока не
ваяла на себя ответственность за его смерть.
Двое, если верить "Фелькишер беобахтер", скончались от естественных
причин. Штандартенфюрер СС Адольф Эйхман из Главного управления имперской
безопасности скончался от сердечного приступа, в 1961 году. Штурмбаннфюрер
СС доктор Рудольф Ланге из комиссариата Латвии умер в 1955 году от опухоли
мозга.
Генрих Мюллер. Еще одно знакомое Маршу имя. Бывший баварский
полицейский, затем глава гестапо, Мюллер находился на борту самолета
Гиммлера, разбившегося в 1962 году. Все пассажиры погибли.
Оберфюрер СС доктор Карл Шенгарт, представитель служб безопасности в
генерал-губернаторстве, упал под колеса вагона подземки, прибывавшего на
станцию "Цоо", 9 апреля 1964 года, чуть больше недели назад. Свидетелей не
нашлось.
Обергруппенфюрера СС Отто Хоффманна из Главного управления имперской
безопасности нашли повешенным на бельевой веревке у него дома в Шпандау на
второй день Рождества в 1963 году.
Все. Из четырнадцати человек, участвовавших в совещания по приглашению
Гейдриха, тринадцати не было в живых. Четырнадцатый, Лютер, пропал.
В ходе кампании, направленной на осведомление общественности об
опасности терроризма, министерство пропаганды выпустило серию детских
комиксов. Кто-то приколол один из них на доске объявлений на втором этаже.
Девочка получает посылку и принимается ее разворачивать. На каждой
следующей картинке она один за другим снимает листы оберточной бумаги,
пока в руках у нее не остается будильник с прикрепленными к нему двумя
брусками динамита. На последней картинке взрыв и в титре: "Предупреждаем!
Не открывайте посылку, если вам неизвестно ее содержимое!"
Милая шутка. Правило для каждого немецкого полицейского. Не открывай
посылку, если не знаешь, что там. Не задавай вопроса, если не знаешь
ответа.
Endlosung: окончательное решение. Endlosung. Endlosung. Слово колоколом
отдавалось в голове Марша, спешащего по коридору к себе в кабинет.
Endlosung.
Он рывком выдвигал ящики стола Макса Йегера, лихорадочно ища что-то в
царившем там беспорядке. Макс был известен своей неспособностью к
канцелярской работе и часто получал взыскания за расхлябанность. Марш
молил Бога, чтобы Йегер не относился к этим предупреждениям серьезно.
Он так и делал.
Дай тебе за это Бог здоровья, Макс.
Он со стуком захлопнул ящики.
Только тогда он его заметил. Кто-то прикрепил к телефону Марша желтый
листок: "Срочно. Немедленно свяжитесь с дежурной службой".
На сортировочной станции Готенландского вокзала вокруг мертвого тела
установили дуговые лампы. На расстоянии сцена эта выглядела странно
притягательной - казалось, шли киносъемки.
Марш, спотыкаясь о рельсы и вымазанные дизельным топливом камни,
пролезая через деревянные спальные вагоны, направился туда.
До того как его переименовали в Готенландский, вокзал назывался
Анхальтским и был конечным пунктом главной восточной железной дороги
рейха. Именно отсюда фюрер во время войны отправлялся в личном бронепоезде
"Америка" в свою ставку в Восточной Пруссии; отсюда же берлинские евреи,
Вайссы в том числе, должно быть, начинали свое путешествие на Восток.
"..._Начиная с 10 октября евреи непрерывно эвакуируются эшелонами на
Восток с территории рейха_..."
Позади него, ослабевая, слышались раздававшиеся на платформах
объявления, а где-то впереди - лязг колес и сцепок, унылые свистки.
Станция занимала огромное пространство - фантастический ландшафт, залитый
желтым светом натриевых светильников, в середине - сплошное ослепительно
белое пятно. По мере приближения Марш стал различать десяток человеческих
фигур, стоявших перед товарным составом: пара сотрудников орпо, Кребс,
доктор Эйслер, фотограф, группа обеспокоенных чиновников из имперского
управления железных дорог... и Глобус.
Глобус увидел его первым и медленно, глухо захлопал руками в перчатках,
издевательски изображая аплодисменты.
- Господа, мы можем сделать передышку. Поделиться своими теоретическими
открытиями к нам прибыли героические силы криминальной полиции.
Один из сотрудников орпо угодливо хихикнул.
Тело, или что от него осталось, было укрыто брошенным поперек рельсов
грубым шерстяным одеялом и, кроме того, частично сложено в зеленый
пластиковый мешок.
- Можно взглянуть на труп?
- Разумеется. Мы до него еще не дотрагивались. Ждали вас, великого
сыщика. - Глобус кивнул Кребсу. Тот сдернул одеяло. Аккуратно обрезанное с
обоих концов по линиям рельсов туловище мужчины. Животом вниз, наискось
поперек пути. Одна рука отрезана, голова раздавлена. Колеса проехали по
обеим ногам, но окровавленные обрывки одежды не давали возможности точно
определить, в каком месте были обрезаны ноги - у ступней, колен или выше.
Сильно пахло алкоголем. - А теперь вы должны посмотреть сюда. - Глобус
поднял к свету пластиковый мешок. Открыв, он приблизил его к лицу Марша. -
Гестапо не хочет, чтобы его обвиняли в сокрытии улик. - Ступни ног, одна
из них в ботинке; кисть руки с зазубренной белой костью и золотым
браслетом часов на запястье. Марш не зажмурился, к явному разочарованию
Глобуса. - Ладно, хватит. - Он бросил мешок. - Хуже, когда они воняют и по
ним бегают крысы. Кребс, осмотрите карманы.
В своем хлопающем на ветру кожаном пальто Кребс как стервятник
склонился над трупом. Он подсунул руку под мертвое тело, ощупывая
внутренние карманы пиджака. Обернувшись, Кребс рассказал:
- Два часа назад железнодорожная полиция сообщила, что здесь видели
человека, отвечающего описанию Лютера. Когда мы прибыли...
- ...он уже погиб в результате несчастного случая, - с горькой улыбкой
закончил Марш. - Кто бы мог ожидать?
- Вот и они, герр обергруппенфюрер. - Кребс достал паспорт и бумажник.
Распрямившись, вручил их Глобусу.
- Несомненно, это его паспорт, - подтвердил Глобус, перелистывая
страницы. - А вот несколько тысяч марок наличными. Достаточно, чтобы спать
на шелковых простынях в гостинице "Адлон". Но, разумеется, этот ублюдок не
мог показаться в воспитанной компании. У него не было другого выбора,
кроме как ночевать здесь.
Видно, эта мысль принесла ему удовлетворение. Он показал паспорт Маршу:
из-под мозолистого пальца выглядывала массивная физиономия Лютера.
- Поглядите на него, штурмбаннфюрер, и поспешите сообщить Небе, что все
закончено. Отныне дело полностью в руках гестапо. Можете быть свободны и
отдыхать. "_И воспользуйтесь этим_, - говорили глаза, - _пока есть
возможность_".
- Герр обергруппенфюрер весьма любезен.
- Вы еще узнаете мою любезность, Марш, это я вам обещаю. - И повернулся
к Эйслеру: - Где эта гребаная санитарная машина?
Судмедэксперт вытянулся по стойке "смирно".
- Едет, герр обергруппенфюрер. Совершенно точно.
Марш заключил, что его отпустили. Он направился к железнодорожникам,
стоявшим одинокой группой метрах в десяти в стороне.
- Кто из" вас обнаружил тело?
- Я, герр штурмбаннфюрер. - Вперед вышел человек в темно-синей блузе и
мягкой фуражке машиниста. Красные глаза, хриплый голос. Из-за того что
увидел труп, подумал Март, или испугался неожиданного появления
эсэсовского генерала?
- Сигарету?
- О да, спасибо.
Машинист взял сигарету, украдкой поглядывая на Глобуса, который
беседовал с Кребсом.
Марш дал ему прикурить.
- Успокойтесь. Не спешите. Бывало у вас такое раньше?
- Однажды. - Он выдохнул и с благодарностью поглядел на сигарету. -
Здесь это случается каждые три-четыре месяца. Бездомные, бедняги, спят под
вагонами, чтобы спрятаться от дождя. А потом, когда поезд трогается, они,
вместо того чтобы оставаться на месте, пытаются выбраться из-под вагона. -
Он закрыл рукой глаза. - Должно быть, я наехал на него, когда дал задний
ход, но не слышал ни звука. Оглянулся на путь, а он там - куча тряпья.
- Много таких здесь ночует?
- Всегда набирается человек двадцать-двадцать пять. Железнодорожная
полиция пытается их гонять, но станция очень большая, за всем не
усмотришь. Поглядите туда. Видите, бегут прятаться.
Он показал рукой на пути. Сначала Марш не видел ничего, кроме состава
для перевозки скота. Потом он заметил движение, почти неразличимое в тени
поезда, - дергающаяся, словно марионетка, расплывчатая фигура, за ней
другая, потом еще. Они бежали вдоль вагонов, скрывались между ними,
выжидали, потом выскакивали снова и бежали к следующему укрытию.
Глобус стоял к ним спиной. Не обращая на них внимания, он продолжал
разговаривать с Кребсом, стуча кулаком правой руки по левой ладони.
Марш следил, как фигурки двигались к укрытию. Потом вдруг загудели
рельсы, налетел порыв ветра, и их не стало видно за набирающим скорость
поездом Берлин - Ровно. Стена из двухэтажных вагонов-ресторанов и спальных
десяток пустых тележек. На всем этаже ни души.
Хальдер торжествующе воскликнул:
- "Государственный секретарь, дела канцелярии с 1939-го по 1950 год".
Черт возьми, четыреста коробок. Какие годы тебе нужны?
- Счет в швейцарском банке открыт в июле 1942 года. Скажем, первые семь
месяцев этого года.
Хальдер, бормоча что-то, перевернул страницу.
- Так. Вот что они сделали. Рассортировали документы по четырем
разделам: переписка, протоколы и докладные записки, законодательные акты и
постановления, кадры министерства...
- Я ищу что-нибудь такое, что связывает Штукарта с Булером и Лютером.
- В этом случае лучше начать с переписки. Это должно дать нам
представление о том, что происходило в то время. - Хальдер быстро делал
пометки: - "Д/15/М/28-34". Прекрасно. Поехали.
Хранилище "Д" было в двадцати метрах слева по коридору. Стеллаж
пятнадцатый, секция "М" размещались в самой середине помещения.
- Слава Богу, только шесть коробок, - произнес Хальдер. - Ты берешь с
январе по апрель, я, с мая по август.
Коробки из картона, каждая размером с ящик большого письменного стола.
Стола не было, они уселись на полу. Опершись спиной о металлическую полку,
Марш открыл первую коробку, вытащил пачку бумаг и принялся читать.
В жизни нужно немного везения.
Первым документом было датированное 2 января письмо заместителя
государственного секретаря министерства авиации относительно распределения
противогазов в организации противовоздушной обороны. Второе, от 4 января,
было из управления четырехлетнего плана и касалось недозволенного
потребления бензина высшими должностными лицами.
Третье было от Рейнхарда Гейдриха.
Марш сначала увидел надпись - угловатый небрежный росчерк. Затем взгляд
переместился на бланк - "Главное управление имперской безопасности,
Берлин, Ю.-З.11, Принц-Альбрехтштрассе, 8", - потом на дату: 6 января 1942
года. И только потом на текст:
"Сим подтверждается, что межведомственное обсуждение и завтрак,
первоначально намечавшиеся на 9 декабря 1941 года, переносятся на 20
января 1942 года и состоятся в помещении Международной комиссии
криминальной полиции, Берлин, Ам Гроссен Ваннзее, 56/58".
Марш перелистал другие документы из этой коробки: копии на папиросной
бумаге, кремовые оригиналы; внушительные бланки - имперская канцелярия,
министерство экономики, организация Тодта; приглашения на завтраки и
встречи; просьбы, требования, циркуляры. Но от Гейдриха - больше ничего.
Он передал письмо Хальдеру.
- Что ты об этом скажешь?
Хальдер нахмурился.
- Я бы сказал, что для Главного управления безопасности весьма необычно
созывать совещание государственных ведомств.
- Мы можем отыскать, что они обсуждали?
- Должны. Попробуем заглянуть в раздел протоколов и докладных записок.
Давай посмотрим: 20 января...
Хальдер сверился со своими пометками, встал и пошел вдоль стеллажа.
Достал еще одну коробку, вернулся с ней и сел, скрестив ноги. Марш следил,
как тот быстро перелистывал содержимое, но внезапно запнулся и медленно
произнес:
- Боже мой...
- Что там?
Хальдер передал ему единственный листок бумаги, на котором было
напечатано:
"В интересах государственной безопасности протоколы межведомственного
совещания от 20 января 1942 года изъяты по требованию рейхсфюрера СС".
Хальдер бросил:
- Взгляни на дату.
Марш посмотрел. 6 апреля 1964 года. Протоколы изъяты Гейдрихом
одиннадцать дней назад.
- Может он это делать? Я имею в виду, на законном основании.
- Под предлогом безопасности гестапо может изымать все, что угодно. Они
обычно переносят документы в хранилище на Принц-Альбрехтштрассе.
В коридоре послышался шум. Хальдер поднял палец. Оба молчали и не
двигались, пока охранник не прогромыхал мимо пустой тележкой, возвращаясь
из помещения для сжигания бумаг. Они слушали, пока звуки не замерли в
другом конце здания.
Марш прошептал:
- Что теперь будем делать?
Руди почесал в затылке.
- Межведомственное совещание на уровне государственных секретарей...
Маршу было ясно, о чем он думал.
- Булер с Лютером тоже могли быть приглашены?
- По логике - да. В таких чинах к протоколу относятся весьма ревниво.
Чтобы от одного министерства присутствовал государственный секретарь, а от
другого - только чиновник низкого ранга, такого не могло быть. Который
час?
- Восемь.
- В Кракау на час больше. - Хальдер на миг прикусил губу, потом
решился. Поднялся на ноги. - Я позвоню приятелю, который работает в
архивах генерал-губернаторства, и узнаю, не вынюхивали ли что-нибудь
эсэсовцы в последние пару недель. Если нет, я, может быть, уговорю его
завтра посмотреть, не осталось ли протоколов в бумагах Булера.
- А нельзя проверить здесь, в архивах министерства иностранных дел? В
документах Лютера?
- Нет, там слишком много бумаг. Проверка может занять несколько недель.
Поверь мне, это самый лучший путь.
- Руди, будь поосторожней, подумай, что сказать.
- Не беспокойся. Понимаю, чем это пахнет. - Хальдер задержался в
дверях. - И ради Бога, не кури, пока меня нет. Это самое огнеопасное место
во всем рейхе.
"Вернее не скажешь", - подумал Марш. Подождал, пока уйдет товарищ, и
стал нервно расхаживать взад и вперед между стеллажами. Страшно хотелось
курить. Руки дрожали. Он сунул их в карманы.
Это место поистине было монументом германской бюрократии. Герр А, желая
что-то предпринять, спрашивал разрешения у д-ра Б. Д-р Б для перестраховки
направлял бумагу выше, министериаль-директору В. Министериаль-директор В
спихивал ее рейхсминистру Г, тот отвечал, что оставляет вопрос на
усмотрение герра А, который, естественно, возвращался к д-ру Б... Эти
металлические стеллажи были со всех сторон опутаны сговорами и
соперничеством, ловушками и интригами, накопившимися за тридцать лет
господства партии; прохладный воздух пронизан крепкой паутиной, сплетенной
из бумажных нитей.
Не прошло и десяти минут, как вернулся Хальдер.
- Гестаповцы, само собой разумеется, побывали в Кракау две недели
назад. - Он нервно потирал руки. - Память у них хорошая. Важный гость. Сам
обергруппенфюрер Глобоцник.
- Куда ни повернусь - везде Глобоцник! - воскликнул Марш.
- Он прилетал из Берлина на гестаповском самолете с особыми
полномочиями, подписанными лично Гейдрихом. Видно, им там крепко всем
досталось. Орал, ругался. Точно знал, что искать, - одно дело изъято. К
обеду уже уехал.
Глобус, Гейдрих, Небе. Марш приложил руку ко лбу. Кружилась голова.
- Итак, на этом конец?
- На этом конец. Если, на твой взгляд, в бумагах Штукарта нет
чего-нибудь еще.
Марш посмотрел на коробки. Их содержимое представлялось ему прахом,
костями покойников. Сама мысль о том, чтобы копаться в них, была ему
отвратительна. Хотелось свежего воздуха.
- Забудь об этом, Руди. Спасибо тебе.
Хальдер нагнулся и взял в руку циркуляр Гейдриха.
- Интересно, что совещание перенесли с девятого декабря на двадцатое
января.
- Какое это имеет значение?
Хальдер бросил на него полный сожаления взгляд.
- Неужели ты в самом деле до такой степени закупорился тогда в нашей
долбаной консервной банке? Неужели туда совершенно ничего не Проникало из
внешнего мира? Так слушай же, дурья голова - седьмого декабря 1941 года
вооруженные силы Его Величества императора Японии Хирохито напали в
Перл-Харборе на тихоокеанский флот США. Одиннадцатого декабря Германия
объявила войну Соединенным Штатам. Ну что, веская причина отложить
совещание?
Лицо Хальдера расплылось в ухмылке, но скоро на нем появилось более
серьезное выражение.
- Интересно...
- Что?
Он постучал пальцами по бумаге.
- Должно еще быть первое приглашение, полученное до этого.
- Ну и что?
- Не скажи. Порой наши друзья из гестапо не так уж ловко пропалывают
неприятные для них мелочи, как им хотелось бы, особенно если спешат...
Марш уже стоял перед стеллажами, глядя на коробки. От подавленного
настроения не осталось и следа.
- Какую брать? С чего начнем?
- О совещании такого уровня Гейдрих должен был бы уведомить участников,
по крайней мере, недели за две. - Хальдер заглянул в свои записи. - Это
означает, что нам нужна папка с перепиской канцелярии Штукарта за ноябрь
1941 года. Дай подумать. По-моему, это двадцать шестая коробка.
Он подошел к стоявшему у стеллажей Маршу и стал считать коробки, пока
не отыскал нужную. Сняв с полки, покачал ее, словно младенца.
- Не хватай, ее хватай, Зави. Всему свое время. История учит терпению.
Встав на колени, Руди поставил коробку перед собой, открыл ее я вытащил
охапку бумаг. Разглядывая поочередно каждую, он складывал их кучкой слева
от себя.
- Приглашение на прием к итальянскому послу - скучища. Совещание в
министерстве сельского хозяйства у Вальтера Дарре - еще скучнее...
Так продолжалось, возможно, минуты две. Все это время Марш стоял,
нервно похрустывая пальцами и наблюдая за процедурой. Вдруг Хальдер застыл
на месте.
- О, черт! - Он перечитал найденную бумагу еще раз и поднял глаза. -
Приглашение от Гейдриха. Боюсь, что совсем не скучное. Совсем не скучное.
В небесах царил хаос. Все туманности разлетелись на куски. По небу
носились кометы и метеоры, исчезали на мгновение, а затем взрывались на
фоне зеленого океана облаков.
Над Тиргартеном фейерверк приближался к своей кульминации. Спускавшиеся
на парашютах яркие ракеты освещали Берлин как во время воздушного налета.
Марш притормозил, ожидая левого поворота на Унтер-ден-Линден, когда
перед машиной выросла компания еле державшихся на ногах штурмовиков. Двое,
обхватив друг друга за плечи, в свете фар исполняли что-то вроде пьяного
канкана. Остальные барабанили по кузову и заглядывали в стекла, выпучив
глаза, высовывая языки, - нелепо кривляющиеся обезьяньи рожи. Марш включил
первую скорость и, развернувшись, умчался прочь. Раздался глухой стук, и
один из танцоров завертелся волчком.
Он возвращался на Вердершермаркт. Все полицейские оставались на службе.
Во всех окнах горел свет. Кто-то окликнул штурмбаннфюрера в вестибюле, но
Марш не обратил на него внимания. Стуча сапогами по ступеням, он поспешил
в подвал.
Банковские хранилища, подвалы, подземные склады... Я превращаюсь в
троглодита, подумал Марш, пещерного жителя, отшельника, грабителя бумажных
могил.
Архивная Горгона все еще сидела в своей норе. Спала ли она
когда-нибудь? Он предъявил удостоверение. У главного пункта выдачи
развалились на стульях двое детективов, лениво листавших приевшиеся папки.
Марш уселся в дальнем углу комнаты. Включил настольную лампу, наклонив
абажур к самому столу. Вынул из-под мундира три листа бумаги из имперского
архива.
Это были плохие фотокопии. Аппарат был плохо настроен, оригиналы в
спешке заталкивались косо. Он не винил в этом Руди. Руди вообще не хотел
снимать копий. Он был страшно напуган. Когда он прочел приглашение
Гейдриха, с него слетела вся его мальчишеская бравада. Марш был вынужден в
буквальном смысле притащить его к фотокопировальному аппарату. Едва
закончив, историк метнулся обратно в комнату, быстро сгреб документы
обратно в коробки и поставил их на место. Он настоял на том, чтобы они
вышли из архива через заднюю дверь.
- Зави, я думаю, что нам теперь нужно подольше не встречаться.
- Разумеется.
- Знаешь, как бывает...
Хальдер стоял жалкий и беспомощный, а над их головами проносились и
разрывались ракеты праздничного фейерверка. Марш обнял его.
- Не расстраивайся: знаю, прежде всего боишься за своих. - И быстро
зашагал прочь.
Документ первый. Первоначальное приглашение Гейдриха, датированное 19
ноября 1941 года:
"31.7.1941 г. рейхсмаршал Великого германского рейха поручил мне
совместно со всеми другими имеющими к этому отношение центральными
ведомствами провести все необходимые приготовления в отношении
организационных, технических и материальных мер по полному решению
еврейского вопроса в Европе и в ближайшее время представить ему
всеобъемлющий проект предложений по данному вопросу. Фотокопия текста
этого поручения прилагается.
Ввиду чрезвычайной важности, которую следует придавать этим вопросам, и
в интересах достижения единого мнения среди имеющих отношение к делу
центральных ведомств касательно дальнейших задач, связанных с остающейся
работой по этому окончательному решению, я предлагаю сделать эти проблемы
предметом общего обсуждения. Это особенно необходимо, поскольку начиная с
10 октября евреи непрерывно эвакуируются эшелонами на Восток с территории
рейха, включая протекторат.
Посему я приглашаю вас принять участие вместе со мной и другими лицами,
список которых прилагается, в обсуждении, за которым последует завтрак, 9
декабря 1941 года в 12:00 в помещении Международной комиссии криминальной
полиции, Берлин, Ам Гроссен Ваннзее, N_56/58".
Документ второй. Фотокопия с фотокопии, местами почти неразборчивая,
слова стерты, словно, надписи на древнем надгробье. Адресованная Гейдриху
директива Германа Геринга от 31 июля 1941 года:
"В дополнение к заданию, порученному вам 24 января 1939 года, которое
было связано с наиболее приемлемым решением еврейского вопроса посредством
эмиграции и эвакуации, сим возлагаю на вас ответственность за все
необходимые организационные, технические и материальные приготовления к
полному решению еврейского вопроса в германской сфере влияния в Европе.
Там, где к этому имеют отношение другие государственные органы, они
обязаны сотрудничать с вами.
Прошу вас в ближайшее время представить мне всеобъемлющий план,
включающий организационные, технические и материальные мероприятия,
необходимые для окончательного решения еврейского вопроса, к чему мы
стремимся".
Документ третий. Список из четырнадцати персон, приглашенных Гейдрихом
на совещание. Штукарт был третьим в списке, Булер шестым, Лютер, седьмым.
Марш увидел еще пару знакомых имен.
Он вырвал листок из записной книжки, написал на нем одиннадцать фамилий
и подошел с ним к столу выдачи дел. Двое детективов ушли. Хранительницы не
было видно. Он постучал по столу и крикнул: "Эй, где вы там!" За рядами
шкафов послышался предательский звон стакана о бутылку. Так вот в чем ее
секрет. Она, должно быть, забыла о его присутствии. В следующий миг она
приковыляла на место.
- Что у вас есть на этих одиннадцать человек?
Он попытался вручить ей список. Она скрестила свои толстые ручищи на
засаленном мундире.
- Не более трех дел одновременна без особого разрешения.
- Не ваше дело.
- Нельзя.
- Нельзя пить на работе, а от вас так в разит. Давайте-ка сюда дела.
На каждого мужчину и каждую женщину заведен номер, под каждым номером -
личное дело. На Вердершермаркт дела держали не на всех. Только на тех, кто
в жизни по той или иной причине соприкоснулся с имперской криминальной
полицией, оставил свой след. Но, пользуясь справочным бюро на
Александерплатц и некрологами в "Фелькишер беобахтер" (ежегодно
издаваемыми под заголовком "Перекличка павших"), Марш смог восполнить
пробелы. Он проследил путь каждого. На это ушло два часа.
Первым в списке был доктор Альфред Мейер из Восточного министерства. По
данным имеющегося в крипо личного дела, Мейер лечился от психического
заболевания и покончил жизнь самоубийством.
Вторая фамилия: доктор Георг Лейбрандт, тоже из Восточного
министерства. Погиб в автомобильной катастрофе в 1959 году. Его машину
протаранил грузовик на автобане между Штутгартом и Аугсбургом. Водителя
грузовика так и не нашли.
Эрих Нойманн, государственный секретарь в управлении четырехлетнего
плана, застрелился в 1957 году.
Доктор Роланд Фрейслер, государственный секретарь в министерстве
юстиции, зарезан ножом маньяка на ступенях Берлинского народного суда
зимой 1954 года. Расследование причин, почему охрана так близко подпустила
невменяемого преступника, привело к выводу, что виноватых не было. Убийца
был застрелен через несколько секунд после нападения на Фрейслера.
Здесь Марш вышел в коридор покурить. Набирая полные легкие дыма, он
откидывал голову назад и медленно выдыхал, словно пытаясь излечиться от
чего-то.
Вернувшись, обнаружил на столе свежую стопку личных дел.
Оберфюрер СС Герхард Клопфер, заместитель начальника партийной
канцелярии. В мае 1963 года жена сообщила о его исчезновении. Тело
обнаружила в бетономешалке строительные рабочие в южном Берлине.
Фридрих Критцингер. Что-то знакомое. Ну конечно же! Марш вспомнил кадры
телевизионных новостей: огороженная улица, разбитая машина, поддерживаемая
сыновьями вдова. Критцингер, бывший министериаль-директор в
рейхсканцелярии, погиб от, взрыва рядом со своим домом в Мюнхене чуть
больше месяца назад, 7 марта. Ни одна террористическая группа пока не
ваяла на себя ответственность за его смерть.
Двое, если верить "Фелькишер беобахтер", скончались от естественных
причин. Штандартенфюрер СС Адольф Эйхман из Главного управления имперской
безопасности скончался от сердечного приступа, в 1961 году. Штурмбаннфюрер
СС доктор Рудольф Ланге из комиссариата Латвии умер в 1955 году от опухоли
мозга.
Генрих Мюллер. Еще одно знакомое Маршу имя. Бывший баварский
полицейский, затем глава гестапо, Мюллер находился на борту самолета
Гиммлера, разбившегося в 1962 году. Все пассажиры погибли.
Оберфюрер СС доктор Карл Шенгарт, представитель служб безопасности в
генерал-губернаторстве, упал под колеса вагона подземки, прибывавшего на
станцию "Цоо", 9 апреля 1964 года, чуть больше недели назад. Свидетелей не
нашлось.
Обергруппенфюрера СС Отто Хоффманна из Главного управления имперской
безопасности нашли повешенным на бельевой веревке у него дома в Шпандау на
второй день Рождества в 1963 году.
Все. Из четырнадцати человек, участвовавших в совещания по приглашению
Гейдриха, тринадцати не было в живых. Четырнадцатый, Лютер, пропал.
В ходе кампании, направленной на осведомление общественности об
опасности терроризма, министерство пропаганды выпустило серию детских
комиксов. Кто-то приколол один из них на доске объявлений на втором этаже.
Девочка получает посылку и принимается ее разворачивать. На каждой
следующей картинке она один за другим снимает листы оберточной бумаги,
пока в руках у нее не остается будильник с прикрепленными к нему двумя
брусками динамита. На последней картинке взрыв и в титре: "Предупреждаем!
Не открывайте посылку, если вам неизвестно ее содержимое!"
Милая шутка. Правило для каждого немецкого полицейского. Не открывай
посылку, если не знаешь, что там. Не задавай вопроса, если не знаешь
ответа.
Endlosung: окончательное решение. Endlosung. Endlosung. Слово колоколом
отдавалось в голове Марша, спешащего по коридору к себе в кабинет.
Endlosung.
Он рывком выдвигал ящики стола Макса Йегера, лихорадочно ища что-то в
царившем там беспорядке. Макс был известен своей неспособностью к
канцелярской работе и часто получал взыскания за расхлябанность. Марш
молил Бога, чтобы Йегер не относился к этим предупреждениям серьезно.
Он так и делал.
Дай тебе за это Бог здоровья, Макс.
Он со стуком захлопнул ящики.
Только тогда он его заметил. Кто-то прикрепил к телефону Марша желтый
листок: "Срочно. Немедленно свяжитесь с дежурной службой".
На сортировочной станции Готенландского вокзала вокруг мертвого тела
установили дуговые лампы. На расстоянии сцена эта выглядела странно
притягательной - казалось, шли киносъемки.
Марш, спотыкаясь о рельсы и вымазанные дизельным топливом камни,
пролезая через деревянные спальные вагоны, направился туда.
До того как его переименовали в Готенландский, вокзал назывался
Анхальтским и был конечным пунктом главной восточной железной дороги
рейха. Именно отсюда фюрер во время войны отправлялся в личном бронепоезде
"Америка" в свою ставку в Восточной Пруссии; отсюда же берлинские евреи,
Вайссы в том числе, должно быть, начинали свое путешествие на Восток.
"..._Начиная с 10 октября евреи непрерывно эвакуируются эшелонами на
Восток с территории рейха_..."
Позади него, ослабевая, слышались раздававшиеся на платформах
объявления, а где-то впереди - лязг колес и сцепок, унылые свистки.
Станция занимала огромное пространство - фантастический ландшафт, залитый
желтым светом натриевых светильников, в середине - сплошное ослепительно
белое пятно. По мере приближения Марш стал различать десяток человеческих
фигур, стоявших перед товарным составом: пара сотрудников орпо, Кребс,
доктор Эйслер, фотограф, группа обеспокоенных чиновников из имперского
управления железных дорог... и Глобус.
Глобус увидел его первым и медленно, глухо захлопал руками в перчатках,
издевательски изображая аплодисменты.
- Господа, мы можем сделать передышку. Поделиться своими теоретическими
открытиями к нам прибыли героические силы криминальной полиции.
Один из сотрудников орпо угодливо хихикнул.
Тело, или что от него осталось, было укрыто брошенным поперек рельсов
грубым шерстяным одеялом и, кроме того, частично сложено в зеленый
пластиковый мешок.
- Можно взглянуть на труп?
- Разумеется. Мы до него еще не дотрагивались. Ждали вас, великого
сыщика. - Глобус кивнул Кребсу. Тот сдернул одеяло. Аккуратно обрезанное с
обоих концов по линиям рельсов туловище мужчины. Животом вниз, наискось
поперек пути. Одна рука отрезана, голова раздавлена. Колеса проехали по
обеим ногам, но окровавленные обрывки одежды не давали возможности точно
определить, в каком месте были обрезаны ноги - у ступней, колен или выше.
Сильно пахло алкоголем. - А теперь вы должны посмотреть сюда. - Глобус
поднял к свету пластиковый мешок. Открыв, он приблизил его к лицу Марша. -
Гестапо не хочет, чтобы его обвиняли в сокрытии улик. - Ступни ног, одна
из них в ботинке; кисть руки с зазубренной белой костью и золотым
браслетом часов на запястье. Марш не зажмурился, к явному разочарованию
Глобуса. - Ладно, хватит. - Он бросил мешок. - Хуже, когда они воняют и по
ним бегают крысы. Кребс, осмотрите карманы.
В своем хлопающем на ветру кожаном пальто Кребс как стервятник
склонился над трупом. Он подсунул руку под мертвое тело, ощупывая
внутренние карманы пиджака. Обернувшись, Кребс рассказал:
- Два часа назад железнодорожная полиция сообщила, что здесь видели
человека, отвечающего описанию Лютера. Когда мы прибыли...
- ...он уже погиб в результате несчастного случая, - с горькой улыбкой
закончил Марш. - Кто бы мог ожидать?
- Вот и они, герр обергруппенфюрер. - Кребс достал паспорт и бумажник.
Распрямившись, вручил их Глобусу.
- Несомненно, это его паспорт, - подтвердил Глобус, перелистывая
страницы. - А вот несколько тысяч марок наличными. Достаточно, чтобы спать
на шелковых простынях в гостинице "Адлон". Но, разумеется, этот ублюдок не
мог показаться в воспитанной компании. У него не было другого выбора,
кроме как ночевать здесь.
Видно, эта мысль принесла ему удовлетворение. Он показал паспорт Маршу:
из-под мозолистого пальца выглядывала массивная физиономия Лютера.
- Поглядите на него, штурмбаннфюрер, и поспешите сообщить Небе, что все
закончено. Отныне дело полностью в руках гестапо. Можете быть свободны и
отдыхать. "_И воспользуйтесь этим_, - говорили глаза, - _пока есть
возможность_".
- Герр обергруппенфюрер весьма любезен.
- Вы еще узнаете мою любезность, Марш, это я вам обещаю. - И повернулся
к Эйслеру: - Где эта гребаная санитарная машина?
Судмедэксперт вытянулся по стойке "смирно".
- Едет, герр обергруппенфюрер. Совершенно точно.
Марш заключил, что его отпустили. Он направился к железнодорожникам,
стоявшим одинокой группой метрах в десяти в стороне.
- Кто из" вас обнаружил тело?
- Я, герр штурмбаннфюрер. - Вперед вышел человек в темно-синей блузе и
мягкой фуражке машиниста. Красные глаза, хриплый голос. Из-за того что
увидел труп, подумал Март, или испугался неожиданного появления
эсэсовского генерала?
- Сигарету?
- О да, спасибо.
Машинист взял сигарету, украдкой поглядывая на Глобуса, который
беседовал с Кребсом.
Марш дал ему прикурить.
- Успокойтесь. Не спешите. Бывало у вас такое раньше?
- Однажды. - Он выдохнул и с благодарностью поглядел на сигарету. -
Здесь это случается каждые три-четыре месяца. Бездомные, бедняги, спят под
вагонами, чтобы спрятаться от дождя. А потом, когда поезд трогается, они,
вместо того чтобы оставаться на месте, пытаются выбраться из-под вагона. -
Он закрыл рукой глаза. - Должно быть, я наехал на него, когда дал задний
ход, но не слышал ни звука. Оглянулся на путь, а он там - куча тряпья.
- Много таких здесь ночует?
- Всегда набирается человек двадцать-двадцать пять. Железнодорожная
полиция пытается их гонять, но станция очень большая, за всем не
усмотришь. Поглядите туда. Видите, бегут прятаться.
Он показал рукой на пути. Сначала Марш не видел ничего, кроме состава
для перевозки скота. Потом он заметил движение, почти неразличимое в тени
поезда, - дергающаяся, словно марионетка, расплывчатая фигура, за ней
другая, потом еще. Они бежали вдоль вагонов, скрывались между ними,
выжидали, потом выскакивали снова и бежали к следующему укрытию.
Глобус стоял к ним спиной. Не обращая на них внимания, он продолжал
разговаривать с Кребсом, стуча кулаком правой руки по левой ладони.
Марш следил, как фигурки двигались к укрытию. Потом вдруг загудели
рельсы, налетел порыв ветра, и их не стало видно за набирающим скорость
поездом Берлин - Ровно. Стена из двухэтажных вагонов-ресторанов и спальных