Страница:
Ванна, как на цыпочках, стояла на железных лапах.
Марш вернулся в спальню, захлопнул дверь и снова подпер ее стулом. На
туалетный столик вывалил все, что было в чемоданчике, - карту, разные
конверты, протокольные записи и докладные записки, отчеты, включая один с
рядами статистических данных, напечатанных на машинке с необычно крупным
шрифтом. Некоторые бумаги потрескались от времени. Он вспомнил, как они с
Шарли при свете солнечного дня под шум уличного движения разглядывали,
передавая друг другу, эти письменные улики, сначала возбужденно, потом
ошеломленно, не веря, молча, пока наконец не дошли до пакета с
фотографиями.
Теперь ему требовалось привести документы в систему. Он пододвинул
стул, расчистил место и открыл тетрадь. Вырвал тридцать страниц. На каждом
листе сверху написал год и месяц, начиная с июля 1941-го и кончая январем
1944-го года. Снял пиджак и повесил на спинку стула. Потом стал разбирать
кипу бумаг, делая пометки своим четким почерком.
* * *
Железнодорожное расписание, плохо отпечатанное на пожелтевшей бумаге
военного времени:
Дата N поезда Пункт и время отправления Пункт и время прибытия
26.1 Да 105 . Терезиенштадт ........... Аушвиц
27.1 Лп 106 . Аушвиц .................. Терезиенштадт
29.1 Да 13 .. Берлин 17:20 ............ Аушвиц 10:48
.... Да 107 . Терезиенштадт ........... Аушвиц
30.1 Лп 108 . Аушвиц .................. Терезиенштадт
31.1 Лп 14 .. Аушвиц .................. Замосц
.1.2 Да 109 . Терезиенштадт ........... Аушвиц
.2.2 Да 15 .. Берлин 17:20 ............ Аушвиц 10:48
.... Лп 110 . Аушвиц .................. Мысловиц
.3.2 По 65 .. Замосц 11:00 ............ Аушвиц
.4.2 Лп 16 .. Аушвиц .................. Литцманнштадт
...и так далее, пока во вторую неделю февраля не появилось новое место
назначения. Теперь время отправления и прибытия определялось с точностью
до минуты:
11.2 Пй 131 Белосток 9:00 .... Треблинка 12:00
.... Лп 132 Треблинка 21:18 .. Белосток 1:30
12.2 Пй 133 Белосток 9:00 .... Треблинка 12:10
.... Лп 134 Треблинка 21:18 .. Гродно
13.2 Пй 135 Белосток 9:00 .... Треблинка 12:10
.... Лп 136 Треблинка 21:18 .. Белосток 1:30
14.2 Пй 163 Гродно 5:40 ...... Треблинка 12:10
.... Лп 164 Треблинка ........ Шарфенвайзе
...и так далее до конца месяца.
Ржавчина от скрепки въелась в край листа с расписанием. К нему
подколота телеграфная директива Генеральной администрации Восточного
управления германских имперских железных дорог, Берлин, датированная 13
января 1943 года. Сначала список адресатов:
"Управления имперских железных дорог:
Берлин, Бреслау, Дрезден, Эрфурт, Франкфурт, Галле (С), Карлсруэ,
Кенигсберг (Пр), Линц, Майнц, Оппельн, Восточное во Франкфурте (О), Позен,
Вена;
Генеральное управление восточной железной дороги в Кракау;
Имперский протектор группы железных дорог в Праге;
Генеральное управление движения, Варшау;
Имперское управление движения, Минск".
Далее основной текст:
"Специальные составы для переселенцев на период с 20 января по 28
февраля 1943 года.
Прилагается расписание специальных составов (Фд, Рм, По, Пй и Да),
согласованное в Берлине 15 января 1943 года на период с 20 января 1943
года по 28 февраля 1943 года, и план оборота вагонов, используемых в этих
составах.
Сформированный состав помечается для каждого оборота, причем следует
обратить внимание на данные директивы. После каждого полного оборота
вагоны следует хорошо очистить, в случае необходимости дезинфицировать
окуриванием и по завершении этой процедуры подготовить для нового
использования. После отправления последнего состава следует определить
количество и типы вагонов и сообщить мне по телефону с последующим
подтверждением в картах обслуживания.
(Подпись) Д-р Якоби
33 Бфп 5 Бфсф
Минск, 9 февраля 1943 года".
* * *
Марш вернулся к расписанию и снова перечитал. Терезиенштадт - Аушвиц,
Аушвиц - Терезиенштадт, Белосток - Треблинка, Треблинка - Белосток: слоги
стучали в усталом мозгу, словно колеса по рельсам.
Он пробежал пальцем по колонкам цифр, пытаясь вникнуть в их содержание.
Итак: состав загружается в польском городе Белостоке в утренние часы. К
обеду он попадет в этот ад, в Треблинку. (Не все рейсы так коротки - он
вздрогнул при мысли о семнадцати часах от Берлина до Аушвица.) Днем вагоны
разгружаются в Треблинке и окуриваются. В тот же вечер в девять часов они
возвращаются в Белосток, прибывая ранним утром готовыми под новую
погрузку.
Двенадцатого февраля порядок нарушается. Порожний состав, вместо того
чтобы вернуть в Белосток, посылают в Гродно. Два дня на запасных путях, а
потом во тьме, задолго до рассвета, полностью нагруженный состав снова
следует в Треблинку. Прибывает к обеду. Разгружается. И этой же ночью
снова стучит колесами, направляясь на запад, на этот раз в Шарфенвайзе.
Что еще может извлечь из этого документа следователь берлинской
криминальной полиции?
Хорошо, он может вычислить количество. Скажем, шестьдесят человек на
вагон, в среднем шестьдесят вагонов в составе. Следовательно: три тысячи
шестьсот человек на эшелон.
К февралю эшелоны ходили по одному в сутки. Следовательно: двадцать
пять тысяч человек в неделю, сто тысяч человек в месяц, миллион с
четвертью в год. И это в разгар среднеевропейской зимы, когда замерзали
стрелки, заносило снегом пути, а из лесов, словно привидения, возникали
партизаны, закладывая мины.
Следовательно: эти цифры могли быть еще выше весной и летом.
Он стоял в дверях ванной. Шарли в черной комбинации, стоя спиной к
нему, наклонилась над раковиной. С мокрыми волосами она выглядела еще
меньше, совсем хрупкой. Девушка массировала голову, под белой кожей на
плечах играли мышцы. Она последний раз ополоснула волосы и ощупью
протянула назад руку. Он подал ей полотенце.
По краю ванны Шарли разложила пару зеленых резиновых перчаток, щетку
для волос, миску, ложку, два флакона. Марш взял флаконы, рассматривая
этикетки. В одном смесь углекислого магния и ацетата натрия, в другом -
двадцатипроцентный раствор перекиси водорода. У зеркала над раковиной
стоял паспорт той девушки. Магда Фосс спокойно смотрела на Марша широко
открытыми глазами.
- Ты уверена, что получится?
Шарли обернула полотенце тюрбаном вокруг головы.
- Сначала я стану рыжей. Потом желтой. Потом светлой блондинкой. - Она
забрала у него флаконы. - Пятнадцатилетней школьницей я помешалась на Джин
Харлоу. Мать чуть не сошла с ума. Так что будь уверен.
Она натянула на руки резиновые перчатки и смешала, отмерив, в миске
химические препараты. Помешивая ложкой, превратила их в густую голубую
массу.
* * *
"СЕКРЕТНО. ИМПЕРСКОЙ ВАЖНОСТИ.
ПРОТОКОЛ СОВЕЩАНИЯ. 30 ЭКЗЕМПЛЯРОВ.
ЭКЗЕМПЛЯР НОМЕР..." (Цифра стерта)
"В совещании по окончательному решению еврейского вопроса, состоявшемся
20 января 1942 года в Берлине, Ам Гроссен Ваннзее, 56/58, участвовали
следующие лица..."
Днем Марш уже дважды прочел протокол. И все же заставил себя еще раз
осилить эти страницы. "Окончательное решение еврейского вопроса касается
приблизительно 11 миллионов евреев..." Не только германских евреев. В
протоколе перечислялось свыше тридцати европейских подданств, в том числе
французские евреи (865.000), голландские евреи (160.000), польские евреи
(2.284.000), украинские евреи (2.994.684); тут были английские, испанские,
ирландские, шведские и финские евреи; на совещании даже нашлось место для
албанских евреев (всего 200 человек).
"Согласно окончательному решению, евреев следует по соответствующему
предписанию и подходящим способом отправить на Восток для использования в
качестве рабочей силы. После разделения по половому признаку
трудоспособные евреи будут крупными трудовыми колоннами направлены в эти
зоны на строительство дорог, причем значительная часть, несомненно,
отсеется в силу естественных причин. С неизбежным в конечном счете
остатком, несомненно, представляющим самую выносливую прослойку, придется
поступить соответственно, поскольку он является плодом естественного
отбора, который в случае освобождения следует считать рассадником нового
распространения евреев. (Смотри уроки истории.)
В ходе практического претворения в жизнь окончательного решения Европа
будет прочесана от Запада до Востока".
"По соответствующему предписанию и подходящим способом отправить... с
самой выносливой прослойкой придется поступить соответственно..."
"Соответствующий, соответственно..." Излюбленные словечки бюрократического
лексикона - смазка, помогающая выскользнуть из щекотливых положений,
надежное укрытие от необходимости называть вещи своими именами.
Марш развернул пачку черновых фотокопий. Они были сделаны с
неотредактированного протокола совещания в Ваннзее, который вел
штандартенфюрер СС Эйхман из Главного управления имперской безопасности. В
этом напечатанном на машинке документе было полно исправлений и сердитых
вычеркиваний, сделанных четким почерком, принадлежавшим, как определил
Марш, Рейнхарду Гейдриху.
Например, Эйхман писал:
"В заключение обергруппенфюреру Гейдриху были заданы вопросы
относительно практических трудностей, связанных с переработкой такого
большого количества евреев. Обергруппенфюрер ответил, что применялись
различные способы. Расстрел следует считать не отвечающим требованиям по
ряду соображений. Слишком медленный процесс. Слабые меры безопасности, в
результате возникает возможность паники среди ожидающих особых мер. Кроме
того, отмечено, что этот способ оказывает пагубное влияние на наших
военнослужащих. Он попросил штурмбаннфюрера д-ра Рудольфа Ланге (КдС
Латвия) поделиться впечатлениями очевидца.
Штурмбаннфюрер Ланге заявил, что недавно были применены три способа,
чтобы получить возможность для сравнения. 30 ноября в лесу близ Риги была
расстреляна тысяча берлинских евреев. 8 декабря его люди организовали в
Кульмхофе особую обработку в газовых фургонах. Одновременно, начиная с
октября, в лагере Аушвиц проводились опыты над русскими военнопленными и
польскими евреями с применением газа "Циклон Б". С точки зрения пропускной
способности и мер безопасности, результаты оказались особенно
многообещающими".
Против этих абзацев Гейдрих написал на полях: "Не нужно!" Марш сверил с
окончательной редакцией протокола. Целый раздел был сведен к одной фразе:
"В заключение состоялось обсуждение различных возможностей решения
проблемы".
Подчищенный таким образом протокол годился для архива.
Марш делал новые пометки: октябрь, ноябрь, декабрь 1941 года. Чистые
странички постепенно заполнялись. В слабом свете чердачного помещения все
четче проступала картина: связи, стратегические установки, причины и
следствия... Он отыскал выступления Лютера, Штукарта и Булера на совещании
в Ваннзее. Лютер предвидел, что возникнут проблемы в "скандинавских
странах", но "не будет больших трудностей в Юго-Восточной и Восточной
Европе". Штукарт, когда ему задали вопрос о лицах, у которых один из
родителей еврей, "предложил прибегнуть к принудительной стерилизации".
Булер со свойственным ему лакейством перед Гейдрихом заявил: "Я прошу лишь
об одном - чтобы еврейский вопрос в генерал-губернаторстве был решен как
можно скорее".
Сделав пятиминутный перекур, он мерил шагами коридор, листая бумаги,
словно актер, заучивающий роль. Из ванной раздавался звук бегущей из крана
воды. В гостинице тишина, лишь скрипы в темноте, словно старый деревянный
корабль качается на якоре.
ЗАПИСИ ЗАМЕСТИТЕЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО СЕКРЕТАРЯ ИМПЕРСКОГО
МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ МАРТИНА ЛЮТЕРА,
СДЕЛАННЫЕ ВО ВРЕМЯ ПОЕЗДКИ В АУШВИЦ-БИРКЕНАУ
(от руки; 11 страниц)
14 июля 1943 года.
Наконец после почти года неоднократных запросов мне разрешили в
качестве представителя министерства иностранных дел совершить
обстоятельную инспекционную поездку в лагерь Аушвиц-Биркенау
[Освенцим-Бжезинка].
Я прибываю на кракауский аэродром из Берлина под вечер и ночую в
Вавельском замке с генерал-губернатором Гансом Франком, государственным
секретарем Йозефом Булером и их сотрудниками. Завтра на рассвете меня
отвезут из замка в лагерь (примерно час езды), где моим хозяином будет
комендант Рудольф Гесс.
15 июля 1943 года.
Лагерь. Первое впечатление - сами масштабы сооружений, протянувшихся,
по словам Гесса, на два километра в ширину и четыре в длину. Желтая
глинистая почва, как в Восточной Силезии, - похожий на пустыню пейзаж,
изредка перемежаемый зелеными островками деревьев. Внутри лагеря,
насколько хватает глаз, сотни деревянных бараков, покрытых зеленым толем.
Я вижу, как вдали между ними двигаются небольшие группы заключенных в
бело-голубой полосатой одежде - кто тащит доски, кто идет с лопатами и
кирками; некоторые грузят на грузовики большие ящики. Повсюду зловоние.
Я благодарю Гесса за гостеприимство. Он разъясняет мне административную
структуру. Этот лагерь находится под юрисдикцией Главного хозяйственного
управления СС. Другие, те, что в люблинском округе, - в ведении
обергруппенфюрера СС Одило Глобоцника. К сожалению, из-за загруженности
работой Гесс не в состоянии лично сопровождать меня по лагерю и поэтому
вверяет меня заботам молодого унтерштурмфюрера Вейдемана. Он приказывает
Вейдеману проследить за тем, чтобы мне показали все и ответили на все мои
вопросы. Начинаем с завтрака в казармах СС.
После завтрака едем в южный сектор лагеря. Здесь железнодорожная ветка
длиной приблизительно 1,5 километра. По обе стороны проволочные
заграждения на бетонных столбах и, кроме того, деревянные наблюдательные
вышки с пулеметными гнездами. Уже жарко. Дурной запах, жужжание миллионов
мух. С западной стороны над деревьями возвышается извергающая дым
квадратная фабричная труба из красного кирпича.
7:40. Пространство вдоль железнодорожной линии начинают заполнять
эсэсовцы, некоторые с собаками, а также выделенные им в помощь
заключенные. Вдали раздается паровозный гудок. Через несколько минут в
ворота медленно въезжает локомотив, выбрасываемый им пар поднимает тучи
желтой пыли. Он останавливается прямо перед нами. Позади закрываются
ворота. Вейдеман: "Это эшелон евреев из Франции".
По моим подсчетам, в поезде около шестидесяти товарных вагонов с
высокими деревянными бортами. Войска и выделенные заключенные окружают
поезд. Отпирают и отодвигают двери. Вдоль поезда раздаются одни и те же
команды: "Всем выходить! Ручную кладь забрать с собой! Весь тяжелый багаж
оставить в вагонах!" Первыми выходят мужчины: жмурясь от света, прыгают
вниз - полтора метра, потом помогают женщинам, детям и старикам и
принимают вещи.
Состояние прибывших жалкое - грязные, пыльные, показывая на рот,
протягивают миски и чашки, плачут от жажды. В вагонах остаются лежать
мертвые и неспособные двигаться больные - Вейдеман говорит, что их путь
начался четверо суток назад. Эсэсовские охранники строят способных идти в
две шеренги. Крики разлучаемых людей. После многочисленных команд колонны
трогаются в противоположных направлениях. Трудоспособные мужчины
направляются в сторону рабочего лагеря. Остальные двигаются в сторону
деревьев. Мы с Вейдеманом следуем за ними. Оглянувшись, я вижу, как
заключенные в полосатых одеждах вскарабкиваются в товарные вагоны,
выволакивая оттуда багаж и трупы.
8:30. Вейдеман прикидывает, что в колонне почти две тысячи человек:
женщины с младенцами на руках, цепляющиеся за юбки детишки, старики и
старухи, подростки, больные, сумасшедшие. Они движутся по пять человек в
ряд по шлаковой 300-метровой дороге, проходят двор, попадают на другую
дорогу, в конце которой двенадцать бетонных ступеней ведут в огромный,
стометровой длины, подвал. Вывеска на нескольких языках (немецком,
французском, греческом, венгерском) гласит: "Бани и дезинфекция". Хорошее
освещение, десятки скамеек, сотни пронумерованных вешалок.
Охранники кричат: "Всем раздеться! Дается десять минут!" Люди
стесняются, смотрят друг на друга. Приказ повторяют более резко, и на этот
раз нерешительно, но спокойно люди подчиняются. "Запомните номер своей
вешалки, чтобы получить одежду!" Среди них снуют лагерные холуи,
подбадривая, помогая раздеться слабым телом и духом. Некоторые матери
пытаются спрятать младенцев в кучах одежды, но они быстро обнаруживают
себя.
9:05. Сопровождаемая по бокам охранниками толпа обнаженных людей через
большие дубовые двери медленно перемещается во второе помещение, такое же
большое, как и первое, но абсолютно голое, если не считать поддерживающие
потолок четыре толстые квадратные колонны, расположенные с интервалом в
двадцать метров. В нижней части каждой колонны металлическая решетка.
Помещение заполняется, двери закрываются. Вейдеман машет мне. Следом за
ним я по бетонным ступеням выхожу из опустевшей раздевалки на свежий
воздух. Слышу шум автомобильного мотора.
По траве, растущей на крыше сооружения, подпрыгивая, едет небольшой
фургон со знаками Красного Креста. Останавливается. Из машины появляются
офицер СС и врач в противогазах, несущие четыре металлические канистры. Из
травы в двадцати метрах друг от друга выступают четыре незаметные бетонные
трубы. Врач и эсэсовец поднимают крышки на трубах и высыпают
желтовато-лиловое зернистое вещество. Снимают противогазы и закуривают на
солнышке.
9:09. Вейдеман снова ведет меня вниз. Тишина в помещении нарушается
лишь глухим стуком, раздающимся в дальнем конце помещения позади чемоданов
и груд еще не остывшей одежды. В дубовые двери вставлен небольшой
стеклянный глазок. Я заглядываю в него. По глазку бьют кулаком, и я
отдергиваю голову.
Один из охранников говорит: "Должно быть, сегодня водичка в душе
слишком горячая - очень уж сильно орут".
Когда мы вернулись наружу, Вейдеман сказал, что теперь придется
подождать двадцать минут. Не хотел бы я побывать в Канаде? "Где?" -
спрашиваю я. Он смеется: "Канада - это один из лагерных секторов". "Почему
Канада?" Он пожимает плечами - никто не знает.
Канада. В километре от газовой камеры. Обнесенный колючей проволокой,
со сторожевыми башнями на каждом углу огромный прямоугольный двор. Горы
вещей - чемоданов, рюкзаков, ящиков, саквояжей, свертков, одеял, детских и
инвалидных колясок, протезов, щеток, расчесок. Вейдеман: подготовленные
для рейхсфюрера СС данные о посланном недавно в рейх имуществе: мужских
рубашек - 132.000, женских пальто - 155.000, женских волос - 3000
килограммов ("товарный вагон"), ребячьих курточек - 15.000, детских
платьев - 9000, носовых платков - 135.000. В качестве сувенира получаю
прекрасный докторский чемоданчик - по настоянию Вейдемана.
9:31. Возвращаемся в подземное сооружение. В воздухе громкое жужжание
электромоторов - патентованная система удаления газа "Эксхатор". Двери
открываются. Трупы навалены в одном конце (неразборчиво), ноги запачканы
испражнениями, менструальной кровью, руки искусаны и исцарапаны. Входит
"зондеркоманда" евреев в резиновых сапогах и фартуках, в противогазах.
(Согласно В., скопления газа держатся на уровне пола до двух часов.)
Обмывают из шлангов скользкие трупы. Чтобы оттащить их к четырем
двухдверным лифтам, на кисти рук набрасывают веревочные петли. Вместимость
каждого: 25 (неразборчиво)... звонок, спускается на один этаж в...
10:02. Крематорий. Удушающая жара: 15 печей работают на полную мощь.
Оглушительный шум: дизельные вентиляторы раздувают пламя. Трупы из лифта
выгружаются на конвейер (металлические катки). Кровь и т.п. стекают в
бетонный желоб. Стоящие с обеих сторон парикмахеры бреют головы. Волосы
собирают в мешки. Кольца, бусы, браслеты и т.п. бросают в металлический
ящик. В конце зубная команда - 8 человек с крючками и щипцами - удаление
золота (зубы, мосты, пломбы). В. подает мне жестянку с золотом попробовать
на вес: очень тяжелое. Трупы сбрасываются в печи с металлических тачек.
Вейдеман: в лагере четыре такие газовые камеры с крематорием.
Пропускная способность каждой - по 2000 трупов в сутки; итого 8000.
Обслуживается еврейской рабочей силой, заменяемой каждые 2-3 месяца.
Операция, таким образом, осуществляется по принципу самообслуживания;
секреты исчезают вместе с их носителями. Самая большая головная боль в
отношении секретности - зловоние, а по ночам - пламя из труб, видимое на
много километров, особенно воинским эшелонам, направляющимся по основной
линии на Восток.
* * *
Марш сверил даты. Лютер посетил Аушвиц 15 июля. 17 июля Булер направил
Критцингеру в рейхсканцелярию карту с указанием расположения шести
лагерей. 9 августа в Швейцарии был сделан последний вклад. В том же году,
по словам жены Лютера, с ним случилось нервное расстройство.
Он сделал пометку. Четвертым был Критцингер. Его имя встречалось всюду.
Он заглянул в записную книжку Булера. Там даты тоже совпадали. Решена еще
одна загадка.
Перо бегало по бумаге. Он почти закончил.
Маленькая деталь, оставшаяся не замеченной днем: одна из приблизительно
десятка бумажек, сунутых наугад в порванную папку. Это был циркуляр
начальника группы Главного хозяйственного управления СС группенфюрера
Рихарда Глюкса, датированный 6 августа 1942 года:
"По вопросу об использовании срезанных волос.
Ознакомившись с отчетом, начальник Главного хозяйственного управления
обергруппенфюрер СС Поль приказал, чтобы все человеческие волосы,
срезанные в концентрационных лагерях, нашли применение. Из человеческих
волос можно производить промышленный войлок или прясть нити. Расчесанные
женские волосы можно использовать в качестве материала для изготовления
носков для экипажей подводных лодок и войлочных чулок для
железнодорожников.
В связи с этим вам поручается после их санобработки организовать
хранение волос заключенных женщин. Мужские волосы могут быть использованы,
только если они не короче 20 сантиметров.
Сведения о количестве волос, полученных за месяц, отдельно женских,
отдельно мужских, должны передаваться нам пятого числа каждого месяца
начиная с 5 сентября 1942 года".
Он еще раз перечитал: "..._для экипажей подводных лодок_..."
"Раз. Два. Три. Четыре. Пять..." Марш, задержав дыхание, считал под
водой. Он слушал приглушенные звуки, разглядывал плавающие в темноте,
похожие на водоросли причудливые нити. "Четырнадцать. Пятнадцать.
Шестнадцать..." Шумно вынырнул, жадно глотая воздух. Несколько раз глубоко
вдохнув, набрал полные легкие кислорода и снова погрузился в воду. На этот
раз продержался до двадцати пяти, пока, чуть не задохнувшись, не выскочил,
расплескав воду по полу ванной.
Отмоется ли он когда-нибудь?
Потом лежал, словно утопленник, раскинув руки по краям ванны, откинув
голову и глядя в потолок.
Каким бы ни был исход войны, мы выиграли воину с вами;
никто из вас не останется в живых, чтобы
свидетельствовать, но даже если кто-нибудь останется в
живых, мир ему не поверит. Возможно, будут подозрения,
дискуссии, исследования историков, но не будет достоверных
фактов, потому что мы вместе с вами уничтожим улики. И
даже если останутся какие-то доказательства и некоторые из
вас останутся в живых, люди скажут, что описываемые вами
факты слишком чудовищны, чтобы им верить; они скажут, что
это чрезмерные преувеличения союзной пропаганды, и поверят
нам, тем, кто будет все отрицать, а не вам. Именно мы
будем диктовать историю лагерей.
Офицер СС, цитируется по книге
Примо Леви "Потонувшие и спасенные"
В июле 1953 года, когда Ксавьеру Маршу едва исполнилось тридцать и его
работа пока еще сводилась к вылавливанию шлюх и сутенеров вокруг
гамбургских причалов, они с Кларой ездили в отпуск. Начали с Фрайбурга у
подножия Шварцвальда, направились на юг к Рейну, потом на своем
потрепанном "КДФ-вагене" повернули на восток к Боденскому озеру, и там в
одной из прибрежных гостиниц в дождливый день, когда через все небо
раскинулась радуга, они зачали Пили.
Он все еще помнил это место: кованая балконная решетка, за ней долина
Рейна, по водным просторам лениво движутся баржи; каменные стены старого
городка, прохлада церкви; желтая, как подсолнух, длинная юбка Клары.
Он помнил кое-что еще: в километре вниз по реке, соединяя Германию со
Швейцарией, поблескивает стальной мост.
Забудь о том, чтобы попробовать бежать через главные воздушные и
морские порты: их охраняют не хуже рейхсканцелярии. Забудь о том, чтобы
пересечь границу во Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Венгрию,
Югославию, Италию, - это все равно что, перебравшись через стену одной
тюрьмы, попасть в прогулочный двор другой. Забудь о пересылке документов
из рейха по почте: слишком много отправлений по заведенному порядку
вскрывается почтовой службой. Забудь о передаче материалов другим
берлинским корреспондентам: перед ними встанут те же препятствия, и ко
всему прочему, по словам Шарли, они так же надежны, как гремучие змеи.
Больше всего надежд сулила швейцарская граница, мост манил к себе.
Теперь надо спрятать. Спрятать все.
Он встал на колени и расстелил на потертом ковре лист коричневой
бумаги. Сложил документы аккуратной стопкой, выровняв края. Достал из
бумажника фотографию семьи Вайссов. Взглянул на нее еще раз и приобщил к
бумагам. Туго завернул весь комплект, многократно обернул клейкой лентой,
Марш вернулся в спальню, захлопнул дверь и снова подпер ее стулом. На
туалетный столик вывалил все, что было в чемоданчике, - карту, разные
конверты, протокольные записи и докладные записки, отчеты, включая один с
рядами статистических данных, напечатанных на машинке с необычно крупным
шрифтом. Некоторые бумаги потрескались от времени. Он вспомнил, как они с
Шарли при свете солнечного дня под шум уличного движения разглядывали,
передавая друг другу, эти письменные улики, сначала возбужденно, потом
ошеломленно, не веря, молча, пока наконец не дошли до пакета с
фотографиями.
Теперь ему требовалось привести документы в систему. Он пододвинул
стул, расчистил место и открыл тетрадь. Вырвал тридцать страниц. На каждом
листе сверху написал год и месяц, начиная с июля 1941-го и кончая январем
1944-го года. Снял пиджак и повесил на спинку стула. Потом стал разбирать
кипу бумаг, делая пометки своим четким почерком.
* * *
Железнодорожное расписание, плохо отпечатанное на пожелтевшей бумаге
военного времени:
Дата N поезда Пункт и время отправления Пункт и время прибытия
26.1 Да 105 . Терезиенштадт ........... Аушвиц
27.1 Лп 106 . Аушвиц .................. Терезиенштадт
29.1 Да 13 .. Берлин 17:20 ............ Аушвиц 10:48
.... Да 107 . Терезиенштадт ........... Аушвиц
30.1 Лп 108 . Аушвиц .................. Терезиенштадт
31.1 Лп 14 .. Аушвиц .................. Замосц
.1.2 Да 109 . Терезиенштадт ........... Аушвиц
.2.2 Да 15 .. Берлин 17:20 ............ Аушвиц 10:48
.... Лп 110 . Аушвиц .................. Мысловиц
.3.2 По 65 .. Замосц 11:00 ............ Аушвиц
.4.2 Лп 16 .. Аушвиц .................. Литцманнштадт
...и так далее, пока во вторую неделю февраля не появилось новое место
назначения. Теперь время отправления и прибытия определялось с точностью
до минуты:
11.2 Пй 131 Белосток 9:00 .... Треблинка 12:00
.... Лп 132 Треблинка 21:18 .. Белосток 1:30
12.2 Пй 133 Белосток 9:00 .... Треблинка 12:10
.... Лп 134 Треблинка 21:18 .. Гродно
13.2 Пй 135 Белосток 9:00 .... Треблинка 12:10
.... Лп 136 Треблинка 21:18 .. Белосток 1:30
14.2 Пй 163 Гродно 5:40 ...... Треблинка 12:10
.... Лп 164 Треблинка ........ Шарфенвайзе
...и так далее до конца месяца.
Ржавчина от скрепки въелась в край листа с расписанием. К нему
подколота телеграфная директива Генеральной администрации Восточного
управления германских имперских железных дорог, Берлин, датированная 13
января 1943 года. Сначала список адресатов:
"Управления имперских железных дорог:
Берлин, Бреслау, Дрезден, Эрфурт, Франкфурт, Галле (С), Карлсруэ,
Кенигсберг (Пр), Линц, Майнц, Оппельн, Восточное во Франкфурте (О), Позен,
Вена;
Генеральное управление восточной железной дороги в Кракау;
Имперский протектор группы железных дорог в Праге;
Генеральное управление движения, Варшау;
Имперское управление движения, Минск".
Далее основной текст:
"Специальные составы для переселенцев на период с 20 января по 28
февраля 1943 года.
Прилагается расписание специальных составов (Фд, Рм, По, Пй и Да),
согласованное в Берлине 15 января 1943 года на период с 20 января 1943
года по 28 февраля 1943 года, и план оборота вагонов, используемых в этих
составах.
Сформированный состав помечается для каждого оборота, причем следует
обратить внимание на данные директивы. После каждого полного оборота
вагоны следует хорошо очистить, в случае необходимости дезинфицировать
окуриванием и по завершении этой процедуры подготовить для нового
использования. После отправления последнего состава следует определить
количество и типы вагонов и сообщить мне по телефону с последующим
подтверждением в картах обслуживания.
(Подпись) Д-р Якоби
33 Бфп 5 Бфсф
Минск, 9 февраля 1943 года".
* * *
Марш вернулся к расписанию и снова перечитал. Терезиенштадт - Аушвиц,
Аушвиц - Терезиенштадт, Белосток - Треблинка, Треблинка - Белосток: слоги
стучали в усталом мозгу, словно колеса по рельсам.
Он пробежал пальцем по колонкам цифр, пытаясь вникнуть в их содержание.
Итак: состав загружается в польском городе Белостоке в утренние часы. К
обеду он попадет в этот ад, в Треблинку. (Не все рейсы так коротки - он
вздрогнул при мысли о семнадцати часах от Берлина до Аушвица.) Днем вагоны
разгружаются в Треблинке и окуриваются. В тот же вечер в девять часов они
возвращаются в Белосток, прибывая ранним утром готовыми под новую
погрузку.
Двенадцатого февраля порядок нарушается. Порожний состав, вместо того
чтобы вернуть в Белосток, посылают в Гродно. Два дня на запасных путях, а
потом во тьме, задолго до рассвета, полностью нагруженный состав снова
следует в Треблинку. Прибывает к обеду. Разгружается. И этой же ночью
снова стучит колесами, направляясь на запад, на этот раз в Шарфенвайзе.
Что еще может извлечь из этого документа следователь берлинской
криминальной полиции?
Хорошо, он может вычислить количество. Скажем, шестьдесят человек на
вагон, в среднем шестьдесят вагонов в составе. Следовательно: три тысячи
шестьсот человек на эшелон.
К февралю эшелоны ходили по одному в сутки. Следовательно: двадцать
пять тысяч человек в неделю, сто тысяч человек в месяц, миллион с
четвертью в год. И это в разгар среднеевропейской зимы, когда замерзали
стрелки, заносило снегом пути, а из лесов, словно привидения, возникали
партизаны, закладывая мины.
Следовательно: эти цифры могли быть еще выше весной и летом.
Он стоял в дверях ванной. Шарли в черной комбинации, стоя спиной к
нему, наклонилась над раковиной. С мокрыми волосами она выглядела еще
меньше, совсем хрупкой. Девушка массировала голову, под белой кожей на
плечах играли мышцы. Она последний раз ополоснула волосы и ощупью
протянула назад руку. Он подал ей полотенце.
По краю ванны Шарли разложила пару зеленых резиновых перчаток, щетку
для волос, миску, ложку, два флакона. Марш взял флаконы, рассматривая
этикетки. В одном смесь углекислого магния и ацетата натрия, в другом -
двадцатипроцентный раствор перекиси водорода. У зеркала над раковиной
стоял паспорт той девушки. Магда Фосс спокойно смотрела на Марша широко
открытыми глазами.
- Ты уверена, что получится?
Шарли обернула полотенце тюрбаном вокруг головы.
- Сначала я стану рыжей. Потом желтой. Потом светлой блондинкой. - Она
забрала у него флаконы. - Пятнадцатилетней школьницей я помешалась на Джин
Харлоу. Мать чуть не сошла с ума. Так что будь уверен.
Она натянула на руки резиновые перчатки и смешала, отмерив, в миске
химические препараты. Помешивая ложкой, превратила их в густую голубую
массу.
* * *
"СЕКРЕТНО. ИМПЕРСКОЙ ВАЖНОСТИ.
ПРОТОКОЛ СОВЕЩАНИЯ. 30 ЭКЗЕМПЛЯРОВ.
ЭКЗЕМПЛЯР НОМЕР..." (Цифра стерта)
"В совещании по окончательному решению еврейского вопроса, состоявшемся
20 января 1942 года в Берлине, Ам Гроссен Ваннзее, 56/58, участвовали
следующие лица..."
Днем Марш уже дважды прочел протокол. И все же заставил себя еще раз
осилить эти страницы. "Окончательное решение еврейского вопроса касается
приблизительно 11 миллионов евреев..." Не только германских евреев. В
протоколе перечислялось свыше тридцати европейских подданств, в том числе
французские евреи (865.000), голландские евреи (160.000), польские евреи
(2.284.000), украинские евреи (2.994.684); тут были английские, испанские,
ирландские, шведские и финские евреи; на совещании даже нашлось место для
албанских евреев (всего 200 человек).
"Согласно окончательному решению, евреев следует по соответствующему
предписанию и подходящим способом отправить на Восток для использования в
качестве рабочей силы. После разделения по половому признаку
трудоспособные евреи будут крупными трудовыми колоннами направлены в эти
зоны на строительство дорог, причем значительная часть, несомненно,
отсеется в силу естественных причин. С неизбежным в конечном счете
остатком, несомненно, представляющим самую выносливую прослойку, придется
поступить соответственно, поскольку он является плодом естественного
отбора, который в случае освобождения следует считать рассадником нового
распространения евреев. (Смотри уроки истории.)
В ходе практического претворения в жизнь окончательного решения Европа
будет прочесана от Запада до Востока".
"По соответствующему предписанию и подходящим способом отправить... с
самой выносливой прослойкой придется поступить соответственно..."
"Соответствующий, соответственно..." Излюбленные словечки бюрократического
лексикона - смазка, помогающая выскользнуть из щекотливых положений,
надежное укрытие от необходимости называть вещи своими именами.
Марш развернул пачку черновых фотокопий. Они были сделаны с
неотредактированного протокола совещания в Ваннзее, который вел
штандартенфюрер СС Эйхман из Главного управления имперской безопасности. В
этом напечатанном на машинке документе было полно исправлений и сердитых
вычеркиваний, сделанных четким почерком, принадлежавшим, как определил
Марш, Рейнхарду Гейдриху.
Например, Эйхман писал:
"В заключение обергруппенфюреру Гейдриху были заданы вопросы
относительно практических трудностей, связанных с переработкой такого
большого количества евреев. Обергруппенфюрер ответил, что применялись
различные способы. Расстрел следует считать не отвечающим требованиям по
ряду соображений. Слишком медленный процесс. Слабые меры безопасности, в
результате возникает возможность паники среди ожидающих особых мер. Кроме
того, отмечено, что этот способ оказывает пагубное влияние на наших
военнослужащих. Он попросил штурмбаннфюрера д-ра Рудольфа Ланге (КдС
Латвия) поделиться впечатлениями очевидца.
Штурмбаннфюрер Ланге заявил, что недавно были применены три способа,
чтобы получить возможность для сравнения. 30 ноября в лесу близ Риги была
расстреляна тысяча берлинских евреев. 8 декабря его люди организовали в
Кульмхофе особую обработку в газовых фургонах. Одновременно, начиная с
октября, в лагере Аушвиц проводились опыты над русскими военнопленными и
польскими евреями с применением газа "Циклон Б". С точки зрения пропускной
способности и мер безопасности, результаты оказались особенно
многообещающими".
Против этих абзацев Гейдрих написал на полях: "Не нужно!" Марш сверил с
окончательной редакцией протокола. Целый раздел был сведен к одной фразе:
"В заключение состоялось обсуждение различных возможностей решения
проблемы".
Подчищенный таким образом протокол годился для архива.
Марш делал новые пометки: октябрь, ноябрь, декабрь 1941 года. Чистые
странички постепенно заполнялись. В слабом свете чердачного помещения все
четче проступала картина: связи, стратегические установки, причины и
следствия... Он отыскал выступления Лютера, Штукарта и Булера на совещании
в Ваннзее. Лютер предвидел, что возникнут проблемы в "скандинавских
странах", но "не будет больших трудностей в Юго-Восточной и Восточной
Европе". Штукарт, когда ему задали вопрос о лицах, у которых один из
родителей еврей, "предложил прибегнуть к принудительной стерилизации".
Булер со свойственным ему лакейством перед Гейдрихом заявил: "Я прошу лишь
об одном - чтобы еврейский вопрос в генерал-губернаторстве был решен как
можно скорее".
Сделав пятиминутный перекур, он мерил шагами коридор, листая бумаги,
словно актер, заучивающий роль. Из ванной раздавался звук бегущей из крана
воды. В гостинице тишина, лишь скрипы в темноте, словно старый деревянный
корабль качается на якоре.
ЗАПИСИ ЗАМЕСТИТЕЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО СЕКРЕТАРЯ ИМПЕРСКОГО
МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ МАРТИНА ЛЮТЕРА,
СДЕЛАННЫЕ ВО ВРЕМЯ ПОЕЗДКИ В АУШВИЦ-БИРКЕНАУ
(от руки; 11 страниц)
14 июля 1943 года.
Наконец после почти года неоднократных запросов мне разрешили в
качестве представителя министерства иностранных дел совершить
обстоятельную инспекционную поездку в лагерь Аушвиц-Биркенау
[Освенцим-Бжезинка].
Я прибываю на кракауский аэродром из Берлина под вечер и ночую в
Вавельском замке с генерал-губернатором Гансом Франком, государственным
секретарем Йозефом Булером и их сотрудниками. Завтра на рассвете меня
отвезут из замка в лагерь (примерно час езды), где моим хозяином будет
комендант Рудольф Гесс.
15 июля 1943 года.
Лагерь. Первое впечатление - сами масштабы сооружений, протянувшихся,
по словам Гесса, на два километра в ширину и четыре в длину. Желтая
глинистая почва, как в Восточной Силезии, - похожий на пустыню пейзаж,
изредка перемежаемый зелеными островками деревьев. Внутри лагеря,
насколько хватает глаз, сотни деревянных бараков, покрытых зеленым толем.
Я вижу, как вдали между ними двигаются небольшие группы заключенных в
бело-голубой полосатой одежде - кто тащит доски, кто идет с лопатами и
кирками; некоторые грузят на грузовики большие ящики. Повсюду зловоние.
Я благодарю Гесса за гостеприимство. Он разъясняет мне административную
структуру. Этот лагерь находится под юрисдикцией Главного хозяйственного
управления СС. Другие, те, что в люблинском округе, - в ведении
обергруппенфюрера СС Одило Глобоцника. К сожалению, из-за загруженности
работой Гесс не в состоянии лично сопровождать меня по лагерю и поэтому
вверяет меня заботам молодого унтерштурмфюрера Вейдемана. Он приказывает
Вейдеману проследить за тем, чтобы мне показали все и ответили на все мои
вопросы. Начинаем с завтрака в казармах СС.
После завтрака едем в южный сектор лагеря. Здесь железнодорожная ветка
длиной приблизительно 1,5 километра. По обе стороны проволочные
заграждения на бетонных столбах и, кроме того, деревянные наблюдательные
вышки с пулеметными гнездами. Уже жарко. Дурной запах, жужжание миллионов
мух. С западной стороны над деревьями возвышается извергающая дым
квадратная фабричная труба из красного кирпича.
7:40. Пространство вдоль железнодорожной линии начинают заполнять
эсэсовцы, некоторые с собаками, а также выделенные им в помощь
заключенные. Вдали раздается паровозный гудок. Через несколько минут в
ворота медленно въезжает локомотив, выбрасываемый им пар поднимает тучи
желтой пыли. Он останавливается прямо перед нами. Позади закрываются
ворота. Вейдеман: "Это эшелон евреев из Франции".
По моим подсчетам, в поезде около шестидесяти товарных вагонов с
высокими деревянными бортами. Войска и выделенные заключенные окружают
поезд. Отпирают и отодвигают двери. Вдоль поезда раздаются одни и те же
команды: "Всем выходить! Ручную кладь забрать с собой! Весь тяжелый багаж
оставить в вагонах!" Первыми выходят мужчины: жмурясь от света, прыгают
вниз - полтора метра, потом помогают женщинам, детям и старикам и
принимают вещи.
Состояние прибывших жалкое - грязные, пыльные, показывая на рот,
протягивают миски и чашки, плачут от жажды. В вагонах остаются лежать
мертвые и неспособные двигаться больные - Вейдеман говорит, что их путь
начался четверо суток назад. Эсэсовские охранники строят способных идти в
две шеренги. Крики разлучаемых людей. После многочисленных команд колонны
трогаются в противоположных направлениях. Трудоспособные мужчины
направляются в сторону рабочего лагеря. Остальные двигаются в сторону
деревьев. Мы с Вейдеманом следуем за ними. Оглянувшись, я вижу, как
заключенные в полосатых одеждах вскарабкиваются в товарные вагоны,
выволакивая оттуда багаж и трупы.
8:30. Вейдеман прикидывает, что в колонне почти две тысячи человек:
женщины с младенцами на руках, цепляющиеся за юбки детишки, старики и
старухи, подростки, больные, сумасшедшие. Они движутся по пять человек в
ряд по шлаковой 300-метровой дороге, проходят двор, попадают на другую
дорогу, в конце которой двенадцать бетонных ступеней ведут в огромный,
стометровой длины, подвал. Вывеска на нескольких языках (немецком,
французском, греческом, венгерском) гласит: "Бани и дезинфекция". Хорошее
освещение, десятки скамеек, сотни пронумерованных вешалок.
Охранники кричат: "Всем раздеться! Дается десять минут!" Люди
стесняются, смотрят друг на друга. Приказ повторяют более резко, и на этот
раз нерешительно, но спокойно люди подчиняются. "Запомните номер своей
вешалки, чтобы получить одежду!" Среди них снуют лагерные холуи,
подбадривая, помогая раздеться слабым телом и духом. Некоторые матери
пытаются спрятать младенцев в кучах одежды, но они быстро обнаруживают
себя.
9:05. Сопровождаемая по бокам охранниками толпа обнаженных людей через
большие дубовые двери медленно перемещается во второе помещение, такое же
большое, как и первое, но абсолютно голое, если не считать поддерживающие
потолок четыре толстые квадратные колонны, расположенные с интервалом в
двадцать метров. В нижней части каждой колонны металлическая решетка.
Помещение заполняется, двери закрываются. Вейдеман машет мне. Следом за
ним я по бетонным ступеням выхожу из опустевшей раздевалки на свежий
воздух. Слышу шум автомобильного мотора.
По траве, растущей на крыше сооружения, подпрыгивая, едет небольшой
фургон со знаками Красного Креста. Останавливается. Из машины появляются
офицер СС и врач в противогазах, несущие четыре металлические канистры. Из
травы в двадцати метрах друг от друга выступают четыре незаметные бетонные
трубы. Врач и эсэсовец поднимают крышки на трубах и высыпают
желтовато-лиловое зернистое вещество. Снимают противогазы и закуривают на
солнышке.
9:09. Вейдеман снова ведет меня вниз. Тишина в помещении нарушается
лишь глухим стуком, раздающимся в дальнем конце помещения позади чемоданов
и груд еще не остывшей одежды. В дубовые двери вставлен небольшой
стеклянный глазок. Я заглядываю в него. По глазку бьют кулаком, и я
отдергиваю голову.
Один из охранников говорит: "Должно быть, сегодня водичка в душе
слишком горячая - очень уж сильно орут".
Когда мы вернулись наружу, Вейдеман сказал, что теперь придется
подождать двадцать минут. Не хотел бы я побывать в Канаде? "Где?" -
спрашиваю я. Он смеется: "Канада - это один из лагерных секторов". "Почему
Канада?" Он пожимает плечами - никто не знает.
Канада. В километре от газовой камеры. Обнесенный колючей проволокой,
со сторожевыми башнями на каждом углу огромный прямоугольный двор. Горы
вещей - чемоданов, рюкзаков, ящиков, саквояжей, свертков, одеял, детских и
инвалидных колясок, протезов, щеток, расчесок. Вейдеман: подготовленные
для рейхсфюрера СС данные о посланном недавно в рейх имуществе: мужских
рубашек - 132.000, женских пальто - 155.000, женских волос - 3000
килограммов ("товарный вагон"), ребячьих курточек - 15.000, детских
платьев - 9000, носовых платков - 135.000. В качестве сувенира получаю
прекрасный докторский чемоданчик - по настоянию Вейдемана.
9:31. Возвращаемся в подземное сооружение. В воздухе громкое жужжание
электромоторов - патентованная система удаления газа "Эксхатор". Двери
открываются. Трупы навалены в одном конце (неразборчиво), ноги запачканы
испражнениями, менструальной кровью, руки искусаны и исцарапаны. Входит
"зондеркоманда" евреев в резиновых сапогах и фартуках, в противогазах.
(Согласно В., скопления газа держатся на уровне пола до двух часов.)
Обмывают из шлангов скользкие трупы. Чтобы оттащить их к четырем
двухдверным лифтам, на кисти рук набрасывают веревочные петли. Вместимость
каждого: 25 (неразборчиво)... звонок, спускается на один этаж в...
10:02. Крематорий. Удушающая жара: 15 печей работают на полную мощь.
Оглушительный шум: дизельные вентиляторы раздувают пламя. Трупы из лифта
выгружаются на конвейер (металлические катки). Кровь и т.п. стекают в
бетонный желоб. Стоящие с обеих сторон парикмахеры бреют головы. Волосы
собирают в мешки. Кольца, бусы, браслеты и т.п. бросают в металлический
ящик. В конце зубная команда - 8 человек с крючками и щипцами - удаление
золота (зубы, мосты, пломбы). В. подает мне жестянку с золотом попробовать
на вес: очень тяжелое. Трупы сбрасываются в печи с металлических тачек.
Вейдеман: в лагере четыре такие газовые камеры с крематорием.
Пропускная способность каждой - по 2000 трупов в сутки; итого 8000.
Обслуживается еврейской рабочей силой, заменяемой каждые 2-3 месяца.
Операция, таким образом, осуществляется по принципу самообслуживания;
секреты исчезают вместе с их носителями. Самая большая головная боль в
отношении секретности - зловоние, а по ночам - пламя из труб, видимое на
много километров, особенно воинским эшелонам, направляющимся по основной
линии на Восток.
* * *
Марш сверил даты. Лютер посетил Аушвиц 15 июля. 17 июля Булер направил
Критцингеру в рейхсканцелярию карту с указанием расположения шести
лагерей. 9 августа в Швейцарии был сделан последний вклад. В том же году,
по словам жены Лютера, с ним случилось нервное расстройство.
Он сделал пометку. Четвертым был Критцингер. Его имя встречалось всюду.
Он заглянул в записную книжку Булера. Там даты тоже совпадали. Решена еще
одна загадка.
Перо бегало по бумаге. Он почти закончил.
Маленькая деталь, оставшаяся не замеченной днем: одна из приблизительно
десятка бумажек, сунутых наугад в порванную папку. Это был циркуляр
начальника группы Главного хозяйственного управления СС группенфюрера
Рихарда Глюкса, датированный 6 августа 1942 года:
"По вопросу об использовании срезанных волос.
Ознакомившись с отчетом, начальник Главного хозяйственного управления
обергруппенфюрер СС Поль приказал, чтобы все человеческие волосы,
срезанные в концентрационных лагерях, нашли применение. Из человеческих
волос можно производить промышленный войлок или прясть нити. Расчесанные
женские волосы можно использовать в качестве материала для изготовления
носков для экипажей подводных лодок и войлочных чулок для
железнодорожников.
В связи с этим вам поручается после их санобработки организовать
хранение волос заключенных женщин. Мужские волосы могут быть использованы,
только если они не короче 20 сантиметров.
Сведения о количестве волос, полученных за месяц, отдельно женских,
отдельно мужских, должны передаваться нам пятого числа каждого месяца
начиная с 5 сентября 1942 года".
Он еще раз перечитал: "..._для экипажей подводных лодок_..."
"Раз. Два. Три. Четыре. Пять..." Марш, задержав дыхание, считал под
водой. Он слушал приглушенные звуки, разглядывал плавающие в темноте,
похожие на водоросли причудливые нити. "Четырнадцать. Пятнадцать.
Шестнадцать..." Шумно вынырнул, жадно глотая воздух. Несколько раз глубоко
вдохнув, набрал полные легкие кислорода и снова погрузился в воду. На этот
раз продержался до двадцати пяти, пока, чуть не задохнувшись, не выскочил,
расплескав воду по полу ванной.
Отмоется ли он когда-нибудь?
Потом лежал, словно утопленник, раскинув руки по краям ванны, откинув
голову и глядя в потолок.
Каким бы ни был исход войны, мы выиграли воину с вами;
никто из вас не останется в живых, чтобы
свидетельствовать, но даже если кто-нибудь останется в
живых, мир ему не поверит. Возможно, будут подозрения,
дискуссии, исследования историков, но не будет достоверных
фактов, потому что мы вместе с вами уничтожим улики. И
даже если останутся какие-то доказательства и некоторые из
вас останутся в живых, люди скажут, что описываемые вами
факты слишком чудовищны, чтобы им верить; они скажут, что
это чрезмерные преувеличения союзной пропаганды, и поверят
нам, тем, кто будет все отрицать, а не вам. Именно мы
будем диктовать историю лагерей.
Офицер СС, цитируется по книге
Примо Леви "Потонувшие и спасенные"
В июле 1953 года, когда Ксавьеру Маршу едва исполнилось тридцать и его
работа пока еще сводилась к вылавливанию шлюх и сутенеров вокруг
гамбургских причалов, они с Кларой ездили в отпуск. Начали с Фрайбурга у
подножия Шварцвальда, направились на юг к Рейну, потом на своем
потрепанном "КДФ-вагене" повернули на восток к Боденскому озеру, и там в
одной из прибрежных гостиниц в дождливый день, когда через все небо
раскинулась радуга, они зачали Пили.
Он все еще помнил это место: кованая балконная решетка, за ней долина
Рейна, по водным просторам лениво движутся баржи; каменные стены старого
городка, прохлада церкви; желтая, как подсолнух, длинная юбка Клары.
Он помнил кое-что еще: в километре вниз по реке, соединяя Германию со
Швейцарией, поблескивает стальной мост.
Забудь о том, чтобы попробовать бежать через главные воздушные и
морские порты: их охраняют не хуже рейхсканцелярии. Забудь о том, чтобы
пересечь границу во Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Венгрию,
Югославию, Италию, - это все равно что, перебравшись через стену одной
тюрьмы, попасть в прогулочный двор другой. Забудь о пересылке документов
из рейха по почте: слишком много отправлений по заведенному порядку
вскрывается почтовой службой. Забудь о передаче материалов другим
берлинским корреспондентам: перед ними встанут те же препятствия, и ко
всему прочему, по словам Шарли, они так же надежны, как гремучие змеи.
Больше всего надежд сулила швейцарская граница, мост манил к себе.
Теперь надо спрятать. Спрятать все.
Он встал на колени и расстелил на потертом ковре лист коричневой
бумаги. Сложил документы аккуратной стопкой, выровняв края. Достал из
бумажника фотографию семьи Вайссов. Взглянул на нее еще раз и приобщил к
бумагам. Туго завернул весь комплект, многократно обернул клейкой лентой,