Страница:
бирку к свету: "18.4.64. Адольф-Гитлерплатц. Штарк, Альфред".
Итак, Лютер покинул этот мир как самый последний обитатель концлагеря -
в результате насильственной смерти, полуголодный, одетый в чужое тряпье,
похоронят старого партайгеноссе без почестей, чужие руки после смерти
собрали его пожитки.
Следователь достал из кармана нож и распорол набитый до отказа
пластиковый мешок. Содержимое, словно человеческие внутренности,
вывалилось на пол.
Лютер его не интересовал. Ему важно было узнать, каким образом между
полуночью и девятью часами утра Глобус узнал, что Лютер еще жив.
Американцы!
Он содрал остатки полиэтилена.
Одежда воняла дерьмом и мочой, блевотиной и потом - всеми запахами
человеческой жизнедеятельности. Одному Богу известно, какие паразиты
обитали в этом барахле. Он обшарил карманы. Пусто. По руки чесались найти
что-либо. "_Не отчаивайся. Квитанция из камеры хранения - маленький клочок
бумаги, если свернуть, то не больше спички; можно спрятать в воротнике_".
Он принялся надрезать подкладку залитого свернувшейся кровью длинного
коричневого пальто. Пальцы становились грязными и скользкими...
Ничего. Обычный мусор, который, как он знал по опыту, таскают с собой
бродяги - обрывки бечевок и клочки бумаги, пуговицы, окурки, - уже
забрали. Гестаповцы осмотрели одежду Лютера со всей тщательностью. Как же
иначе. А он как дурак вообразил, что они вообще этого делать не станут.
Рассвирепев, он принялся кромсать ножом ткань - справа налево, слева
направо, справа налево...
Он отошел от кучи тряпья, тяжело дыша, словно убил человека. Потом
поднял с полу лоскут и вытер нож и руки.
- Знаешь, что я подумала? - сказала Шарли, когда он вернулся в машину.
- Я подумала, что он прилетел из Цюриха абсолютно пустой.
Она все еще сидела на заднем сиденье "фольксвагена". Марш обернулся к
ней.
- Нет, что-то привез. Никакого сомнения. - Он старался скрыть
раздражение: она-же не виновата. - Но Лютер был слишком напуган, чтобы
держать это _что-то_ при себе. Поэтому отдал на хранение, получил
квитанцию - или в аэропорту, или на вокзале - и намеревался забрать позже.
Уверен, что дело обстояло именно так. Теперь _это_ у Глобуса или навсегда
потеряно.
- Нет. Послушай. Я думала об этом. Вчера, проходя через таможню, я
благодарила Бога, что ты отговорил меня от того, чтобы взять картину с
собой в Берлин. Помнишь, какие были очереди? Они проверяли каждую сумку.
Как мог Лютер пронести _хотя бы что-нибудь_ мимо пограничников?
Марш думал, потирая виски.
- Хороший вопрос, - наконец произнес он. - Может быть, - добавил он
минуту спустя, - самый лучший вопрос, который задавали мне в моей жизни.
В аэропорту имени Германа Геринга по-прежнему мокла под дождем статуя
Ханны Райч. Покрытыми ржавчиной глазами она смотрела на площадку перед
залом для отбывающих пассажиров.
- Лучше оставайся в машине, - посоветовал Марш. - Машину водить можешь?
Шарли кивнула. Он бросил ключи ей на колени.
- Если местный полицейский станет прогонять, не спорь с ним. Отъезжай,
а потом возвращайся. Езди по кругу. Дай мне двадцать минут времени.
- А потом?
- Не знаю. - Он неопределенно взмахнул рукой. - Действуй по своему
усмотрению.
Марш решительно вошел в здание аэропорта. На больших электронных часах
над зоной паспортного контроля мигали цифры - 13:22. Он оглянулся. Его
свобода, возможно, измерялась минутами. Даже менее того, если Глобус
объявил общую тревогу, ибо ничто во всем рейхе так сильно не охранялось,
как аэропорт.
Из головы не выходили Кребс в его квартире и Эйслер: "_Говорят, вас
арестовали_".
Лицо человека с сувенирной сумкой из Солдатского зала показалось
знакомым. Не гестаповская ли ищейка? Марш резко повернул и направился к
туалетам. Постоял у писсуара, делая вид, что справляет нужду, и не отрывая
глаз от входа. Никто не вошел. Когда вышел, того человека не было.
"Заканчивается посадка на рейс 207 "Люфтганзы" до Тифлиса..."
Он подошел к центральной стойке "Люфтганзы" и предъявил удостоверение
одному из служащих.
- Мне нужно поговорить с руководителем службы безопасности. Срочно.
- Не знаю, здесь ли он, штурмбаннфюрер.
- Поищите.
Служащий долго отсутствовал. 13:27 - показывали часы. 13:28. Может
быть, звонит в гестапо. 13:29. Марш сунул руку в карман, почувствовал
холодный металл "люгера". Лучше постоять за себя здесь, чем, выплевывая
зубы, ползать по каменному полу на Принц-Альбрехтштрассе.
13:30.
Вернулся служащий.
- Сюда, герр штурмбаннфюрер. Будьте любезны.
Фридман поступил на службу в крипо Берлина в одно время с Маршем. Через
пять лет он уволился, успев избежать расследования по делу о коррупции.
Теперь он ходил в сшитых на заказ английских костюмах, курил беспошлинные
швейцарские сигары и получал в пять раз больше своего официального оклада
путями, о которых давно подозревали, но ничего не могли доказать. Фридман
был торговым королем, а аэропорт - его маленьким продажным королевством.
Когда он осознал, что Марш явился не расследовать его делишки, а
просить об услуге, то пришел в неописуемый восторг. Отличное настроение
сохранялось все время, пока они шли по переходу, ведущему из здания
аэровокзала.
- Как поживает Йегер? Как всегда, создает беспорядок? А Фибес?
По-прежнему дергается над картинками арийских девственниц и украинских
уборщиц? Не представляешь, как я по всем вам скучаю. Вот и пришли. -
Фридман сунул сигару в рот и дернул большую дверь. - Вот она, пещера
Аладдина! - Металлическая дверь с грохотом откатилась в сторону, открывая
небольшой ангар, набитый утерянными и забытыми вещами. - Вещи, оставленные
пассажирами, - продолжал Фридман. - Не поверишь, чего здесь только не
бывает. Однажды у нас был даже леопард.
- Леопард? Кошка?
- Подох. Какой-то лентяй забыл, что его нужно кормить. Получилась
отличная шуба. - Он захохотал и пощелкал пальцами. Из полумрака вышел
пожилой сгорбленный человек - славянин с широко расставленными испуганными
глазами.
- Встань-ка прямо, парень. Прояви уважение. - Фридман дал ему пинка, и
тот, еле устояв на ногах, подался назад. - Этот штурмбаннфюрер - мой
большой друг. Он что-то ищет. Скажи ему, Марш.
- Кейс, возможно портфель, - объяснил Марш. - Последний рейс из Цюриха
в понедельник, тринадцатого. Оставлен или в самолете, или в зоне получения
багажа.
- Понял? Хорошо? - Славянин кивнул. - Ну, тогда давай! - Тот, шаркая
ногами, удалился, а Фридман показал на язык. - Немой. Язык оторвало в
войну. Идеальный работник! - Он снова засмеялся и похлопал Марша по плечу.
- Ну, как дела?
- Ничего.
- В гражданской одежде. Работаешь в выходной день. Должно быть, что-то
солидное.
- Возможно.
- Наверное, насчет этого типа, Мартина Лютера, угадал? - Марш не
ответил. - Вот и ты онемел. Понимаю. - Фридман стряхнул пепел сигары на
чистый пол. - Ладно, не стану спорить - жить-то всем надо. Что-нибудь
вроде операции "полные портки"?
- Как-как?
- Пограничники придумали. Кто-то намеревается ввезти что не следует.
Входит в таможенный зал, видит усиленные меры контроля и кладет в штаны.
Бросает все и смывается.
- А эти усиленные меры специально организованы, да? Не открываете асе
вы ежедневно каждый чемодан?
- Только в течение недели накануне Дня Фюрера.
- А как насчет утерянных вещей? Вы их открываете?
- Только если похоже, что там что-нибудь ценное, - снова рассмеялся
Фридман. - Да шучу, шучу! Народу не хватает. На всякий случай пропускаем
через рентген: понимаешь, взрывчатка, оружие. Оставляем здесь и ждем, пока
кто-нибудь не востребует. Если в течение года никто не является, тогда
вскрываем и смотрим, что там есть.
- Полагаю, хватает на пару костюмов.
- Что? - Фридман помял ткань рукава своего безукоризненно сшитого
костюма. - На это тряпье? - Он обернулся на звук позади себя. - Похоже,
тебе повезло, Марш.
Держа что-то в руках, возвращался славянин. Фридман взял принесенный им
чемоданчик и взвесил на руке.
- Совсем легкий. Явно не золото. Как ты думаешь, что там, Марш?
Наркотики? Доллары? Контрабандный восточный шелк? Карты с указанием клада?
- Хочешь открыть? - Марш нащупал в кармане пистолет. Если понадобится,
он пустит его в ход.
Фридман казался шокированным.
- Это же услуга. Одного приятеля другому. Это твое дело. - Он передал
находку Маршу. - Запомни это, штурмбаннфюрер. Услуга. Когда-нибудь и ты
мне так же поможешь, как товарищ товарищу, не так ли?
Чемоданчик был из тех, какими, к примеру, пользуются врачи, с медными
уголками и прочным медным замком, поблекший от времени. Тусклая коричневая
кожа в царапинах, потемневшая плотная строчка, коричневая ручка вытерта до
блеска годами носки, превратившись как бы в продолжение руки. Все в нем
говорило о надежности и уверенности, профессионализме и спокойном
богатстве. Наверняка изготовлен до войны, может быть, даже до первой
мировой, чтобы служить не одному поколению. Солидная вещь. И дорогая.
Все это Марш оценил по пути к "фольксвагену". Он вышел, минуя
пограничников, - еще одна услуга Фридмана.
Шарли набросилась на чемоданчик, как ребенок на подарок к дню рождения,
и разочарованно выругалась, обнаружив, что он заперт. Пока Марш выезжал за
пределы аэропорта, она отыскала в сумочке маникюрные ножницы. Девушка
безнадежно ковырялась в замке, оставляя на металле бесполезные царапины.
Марш заметил:
- Зря теряешь время. Придется его взламывать. Подожди, пока не приедем.
Расстроенная, она трясла сумочку.
- Куда?
Он провел рукой по волосам.
Хороший вопрос.
Все комнаты в городе были заняты. "Эдем" со своим садом-кафе на крыше,
"Бристоль" на Унтер-ден-Линден, "Кайзерхоф" на Моренштрассе - все они
прекратили бронирование за много месяцев до праздника. Отели-громадины на
тысячи номеров и крошечные меблированные комнаты, разбросанные вокруг
вокзалов, пестрели форменным обмундированием: штурмовики и эсэсовцы,
люфтваффе и вермахт, гитлерюгенд и Союз немецких девушек, но, кроме них, и
все остальные - национал-социалистская имперская военная ассоциация,
германское общество соколиной охоты, школы национал-социалистского
руководства...
У самого знаменитого и фешенебельного из всех берлинских отелей
"Адлона", на углу Паризерплатц и Вильгельмштрассе, у металлических
ограждений давились толпы людей, чтобы хотя бы мельком взглянуть на
знаменитость: кинозвезду, футболиста, партийного наместника, приехавшего в
город по случаю дня рождения фюрера. Когда Марш и Шарли проезжали мимо, у
отеля остановился "мерседес", пассажиры в черном обмундировании купались в
свете дюжины фотовспышек.
Марш пересек площадь, выехав на Унтер-ден-Линден, свернул налево, потом
направо на Доротеенштрассе. Поставил машину среди мусорных ящиков позади
гостиницы "Принц Фридрих-Карл". Как раз здесь, за завтраком с Руди
Хальдером, по существу, началась его эпопея. Когда же это было? Он не мог
вспомнить.
Управляющий гостиницы "Фридрих-Карл" был по обыкновению одет в
старомодный черный сюртук и брюки в полоску и имел поразительное сходство
с покойным президентом Гинденбургом. Он поспешил навстречу, любовно
разглаживая роскошные седые бакенбарды.
- Штурмбаннфюрер Марш, какая радость! Какая радость! И оделись для
отдыха!
- Добрый день, герр Брокер. Дело у меня к вам непростое. Нужна комната.
Брекер в отчаянии всплеснул руками.
- Никакой возможности! Даже для такого важного клиента, как вы!
- Да полно, герр Брекер. Должно же быть у вас что-то в запасе. Нас бы
устроила мансарда, чулан. Вы бы оказали величайшую услугу имперской
криминальной полиции...
Брекер старческими глазами оглядел их багаж и остановил взгляд на
Шарли. В глазах блеснул огонек.
- А это фрау Марш?
- К сожалению, нет. - Марш взял Брокера под руку и под подозрительным
взглядом старого портье отвел его в угол. - Эта молодая дама располагает
важнейшими сведениями, но мы хотели бы допросить ее... как бы вам сказать?
- В неофициальной обстановке? - подсказал старик.
- Именно! - Марш достал все, что у него оставалось от сбережений, и
зашуршал купюрами.
- Естественно, криминальная полиция щедро вознаградит вас за эту
"неофициальную обстановку".
- Понял. - Увидев деньги, Брекер облизнул губы. - И поскольку это
касается безопасности, вы, несомненно, предпочли бы обойтись без некоторых
формальностей, скажем, регистрации...
Марш, перестав считать, вложил всю пачку во вспотевшие руки
управляющего.
В награду за банкротство Марш получил комнатку судомойки под самой
крышей. Добраться туда можно было с третьего этажа по шаткой черной
лестнице. Им пришлось подождать внизу минут пять, пока из комнаты выселяли
девушку и меняли постельное белье. Марш отклонил многократные предложения
господина Брокера помочь с багажом и не обращал внимания на похотливые
взгляды, которые старик бросал в сторону Шарли. Однако он потребовал,
чтобы их накормили - принесли хлеба, сыра, ветчины, фруктов, термос с
черным кофе. Управляющий обещал принести лично. Марш попросил оставить все
это в коридоре.
- Конечно, это не "Адлон", - заметил Марш, когда они остались одни.
Комнатка была душной. Казалось, что все тепло гостиницы, поднявшись вверх,
скапливалось под черепицей крыши. Встав на стул, он открыл чердачное окно
и спрыгнул, осыпаемый тучей пыли.
- Кому нужен "Адлон"? - Она обняла его и крепко поцеловала в губы.
Как было сказано, управляющий оставил поднос с едой за дверью.
Карабканье по лестнице почти доконало его. Сквозь трехсантиметровые доски
Марш слушал его хриплое дыхание, а потом удаляющиеся шаги. Убедившись, что
старик ушел, он забрал поднос и поставил его на хрупкий туалетный столик.
В двери не было замка, он сунул стул в дверную ручку.
Марш положил чемоданчик Лютера на жесткую деревянную кровать и достал
складной нож.
Замок был предназначен выдержать именно такой приступ. Прежде чем
открылась застежка, пришлось повозиться целых пять минут, к тому же
сломалось одно лезвие. Он поднял крышку.
Снова этот бумажный запах - запах давно не открывавшейся картотеки или
забытого хозяином ящика письменного стола. И что-то еще - похоже,
антисептик, лекарства.
Шарли стояла за спиной. Он ощущал на щеке тепло ее дыхания.
- Неужели пустой?
- Нет, не пустой Полный.
Он достал носовой платок и вытер вспотевшие руки. Потом опрокинул
чемоданчик вверх дном, вытряхнув содержимое на покрывало.
ЗАЯВЛЕНИЕ, СДЕЛАННОЕ ПОД ПРИСЯГОЙ
ГОСУДАРСТВЕННЫМ СЕКРЕТАРЕМ МИНИСТЕРСТВА
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ВИЛЬГЕЛЬМОМ ШТУКАРТОМ
(4 машинописные страницы)
В воскресенье 21 декабря 1941 года ко мне обратился со срочной просьбой
о личной встрече советник по делам евреев министерства внутренних дел д-р
Бернард Лозенер. Он сообщил мне, что его подчиненный, помощник советника
по расовым вопросам д-р Вернер Фельдшер, слышал из "вполне надежного
источника, от одного из друзей", что недавно эвакуированные из Берлина
тысяча евреев зверски убиты в Румбульском лесу в Польше. Далее он поставил
меня в известность, что испытываемое им возмущение не позволяет ему
оставаться на нынешнем посту в министерстве и поэтому он просит перевести
его на другую работу. Я ответил, что займусь выяснением этого вопроса.
На следующий день по моей просьбе меня принял обергруппенфюрер Рейнхард
Гейдрих в своем кабинете на Принц-Альбрехтштрассе. Обергруппенфюрер
подтвердил достоверность информации д-ра Фельдшера и настаивал на том,
чтобы я раскрыл ее источник, поскольку такие нарушения мер безопасности
нетерпимы. Затем он отпустил адъютанта, сказав, что хочет поговорить со
мной на доверительной основе.
Он сообщил мне, что в июле его вызывали в штаб-квартиру фюрера в
Восточной Пруссии. Гитлер откровенно сказал ему следующее: он решил раз и
навсегда разрешить еврейский вопрос. Час настал. Он не может полагаться на
то, что у его преемников хватит воли или военной мощи, которой он ныне
располагает. Он не боится последствий. Теперь люди чтят Французскую
революцию, но кто сегодня вспоминает о тысячах невинно погибших?
Революционное время подчиняется собственным законам. Когда Германия
выиграет войну, никто потом не станет спрашивать, как мы этого добились.
Случись, что Германия проиграет в смертельной схватке, по крайней мере те,
кто надеется извлечь выгоду из поражения национал-социализма, будут стерты
с лица земли. Необходимо раз и навсегда уничтожить биологические основы
иудаизма. Иначе проблема будет вырываться наружу на горе будущим
поколениям. Таков урок истории.
Обергруппенфюрер Гейдрих далее сообщил, что необходимые полномочия,
позволяющие ему выполнить этот приказ фюрера, предоставлены ему
рейхсмаршалом Герингом 31.7.41 г. Эти вопросы будут обсуждаться на
предстоящем межведомственном совещании. Тем временем, настаивал он, я
должен любыми средствами установить личность источника информации,
полученной д-ром Фельдшером. Этот вопрос связан с высшими соображениями
безопасности.
Я со своей стороны высказал мнение, что, принимая во внимание важность
затронутых вопросов, с юридической точки зрения было бы уместно получить
письменное распоряжение фюрера. Обергруппенфюрер заявил, что по
политическим соображениям такой образ действий невозможен, но что если у
меня имеются какие-либо сомнения, то мне следует обсудить их лично с
фюрером. Обергруппенфюрер Гейдрих завершил нашу беседу шутливым
замечанием: принимая во внимание, что я являюсь главным составителем
законов империи, а он - ее главным полицейским, у нас не должно быть
причин для беспокойства относительно юридического обоснования.
Настоящим подтверждаю под присягой, что это правдивая запись нашей
беседы, составленная на основании заметок, сделанных мною в тот же вечер.
ПОДПИСАЛ: Вильгельм Штукарт (поверенный).
ДАТИРОВАНО: 4 июня 1942 года, Берлин.
ЗАВЕРИЛ: Йозеф Булер (поверенный).
На город опустился вечер. Солнце закатилось за купол большого зала,
позолотив его, словно макушку исполинской мечети. На проспекте Победы и
магистрали Восток - Запад мелькали огни фар. Дневные толпы растаяли, их
сменили вечерние очереди у кинотеатров и ресторанов. Над затерянным в
темноте Тиргартеном монотонно гудел дирижабль.
* * *
ИМПЕРСКОЕ МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
СЕКРЕТНО, ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ,
ДЕПЕША ГЕРМАНСКОГО ПОСЛА В ЛОНДОНЕ
ГЕРБЕРТА ФОН ДИРКСЕНА
Изложение бесед с послом Соединенных Штатов в
Великобритании Джозефом П.Кеннеди
(выдержки; две печатные страницы)
Получено в Берлине 13 июня 1938 года.
Хотя он (посол Кеннеди) не знает Германии, но осведомлен из самых
разнообразных источников о том, что нынешнее правительство очень много
сделало для Германии и что немцы довольны и пользуются хорошими условиями
жизни.
Затем посол затронул еврейский вопрос, заявив, что он, естественно,
имеет большое значение для германо-американских отношений. В этой связи
нам причиняет вред не столько сам факт, что мы хотим избавиться от евреев,
сколько шум, сопровождающий наши намерения. Сам он вполне понимает нашу
политику в отношении евреев; он из Бостона и там в одном гольф-клубе, да и
в других клубах, евреев не принимают последние пятьдесят лет.
Получено в Берлине 18 октября 1938 года.
Сегодня опять, как и в предыдущих беседах, Кеннеди упомянул, что в
Соединенных Штатах существуют очень сильные антисемитские настроения и что
значительная часть населения проявляет понимание отношения немцев к
евреям... Судя вообще по его личным качествам, я полагаю, что он очень
хорошо поладил бы с фюрером.
* * *
- Мы не сможем сделать это в одиночку.
- Должны.
- Ну пожалуйста, дай мне отнести их в посольство. Они там могут вывезти
их в дипломатическом багаже.
- Нет!
- Нельзя с уверенностью сказать, что он нас выдал...
- Тогда кто же? И вот еще что. Неужели ты думаешь, что американские
дипломаты захотят к этому притронуться?
- Но если нас с этим поймают... Это смертный приговор.
- У меня есть план.
- Хороший?
- Лучше, чем никакой.
* * *
ЦЕНТРАЛЬНОЕ СТРОИТЕЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ, АУШВИЦ,
МАСТЕРСКИМ ПО ИЗГОТОВЛЕНИЮ ОБОРУДОВАНИЯ, АУШВИЦ,
31 МАРТА 1943 ГОДА
На ваше письмо от 24 марта 1943 года (выдержка).
В ответ на ваше письмо сообщаем, что в соответствии с заказом от 18
января 1943 года для Бв ЗОБ и Зс должны быть изготовлены три герметические
башни тех же размеров и спецификаций, что и ранее поставленные.
Пользуясь случаем, напоминаем о заказе от 6 марта 1943 года на поставку
газонепроницаемой двери 100х192 для хранилища трупов I крематория III,
Бв30а, которую следует изготовить по спецификациям и размерам подвальной
двери расположенного напротив крематория II, с глазком из двойного
8-миллиметрового стекла с резиновым уплотнителем. Заказ следует
рассматривать как особо срочный...
* * *
Недалеко от гостиницы к северу от Унтер-ден-Линден находилась ночная
аптека. Ею, как и всеми предприятиями, владели немцы, но работали в ней
румыны - единственные, кто по бедности изъявлял желание работать в такое
время. Как на базаре, там было все - сковородки, керосинки, чулки, детское
питание, поздравительные открытки, канцелярские товары, игрушки,
фотопленка... Аптека вела оживленную торговлю в большой берлинской колонии
приезжих рабочих.
Они вошли по отдельности. У одного прилавка Шарли поговорила с пожилой
продавщицей, та тут же исчезла в кладовой и вернулась с кучей флаконов. У
другого Марш купил школьную тетрадь, два листа толстой коричневой бумаги,
два листа бумаги для упаковки подарков и катушку прозрачной клейкой ленты.
Покинув аптеку, они прошли два квартала до станции "Фридрихштрассе",
где сели на поезд подземки, следующий в южном направлении. Вагон был набит
обычной субботней вечерней публикой - тут были державшиеся за руки
влюбленные, возвращающиеся с фейерверка семейства, разгулявшиеся пьяные
юнцы - и никто, насколько мог судить Марш, не обращал на них ни малейшего
внимания. Все же он подождал, когда двери вот-вот начнут закрываться, и
только тогда потянул ее за собой на платформу станции "Темпельгоф". Еще
десять минут езды на тридцать пятом номере трамвая - и они в аэропорту.
Всю дорогу они молчали.
* * *
КРАКАУ,
18.7.43.
(написано от руки)
Глубокоуважаемый Критцингер,
вот этот список
Аушвиц .... 50.02N 19.11Е
Кульмхоф .. 53.20N 18.25Е
Бельзец ... 50.12N 23.28Е
Треблинка . 52.48N 22.20Е
Майданек .. 51.18N 22.31Е
Собибор ... 51.33N 23.31Е
Хайль Гитлер!
(подпись)
Булер(?)
* * *
Темпельгоф сооружен раньше аэропорта имени Германа Геринга, он
победнее, попроще. Зал ожидания для пассажиров построен до войны и украшен
снимками на темы первых лет пассажирских перелетов - старые "юнкерсы" с
фюзеляжами из гофрированного металла, бравые пилоты в защитных очках и с
шарфами на шее, бесстрашные путешественницы с полными лодыжками и в шляпах
колпаком. Наивное время! Марш, делая вид, что разглядывает фотографии,
занял позицию у входа в зал, а Шарли направилась к столу, где оформляли
прокат автомашин.
Она вдруг смущенно заулыбалась, виновато разводя руками, - одним
словом, в совершенстве сыграла даму, попавшую в затруднительное положение.
Опоздала на самолет, а дома ждут... Очарованный агент из бюро проката
заглянул в напечатанный на машинке список. Какое-то время все висело на
волоске, но потом - ах да, фрейлейн, раз уж так случилось, у него кое-что
найдется. Разумеется, особенно для таких прелестных глазок, как ваши...
Будьте добры, ваши права...
Она протянула права. Выданы в прошлом году на имя Магды Фосс, двадцати
четырех лет, проживающей в районе Мариендорф, Берлин. Это были права
девушки, убитой в день свадьбы пять дней назад. Они лежали в столе Макса
Йегера вместе с другими бумагами, относящимися к убийствам в Шпандау.
Марш отводил взгляд, заставляя себя разглядывать старый снимок с видом
аэродрома с высоты птичьего полета. На взлетно-посадочной полосе крупными
буквами было выведено: "БЕРЛИН". Оглянувшись, он заметил, что агент,
смеясь над собственными остротами, заполняет анкету.
Хитрость была не без риска. Утром копия договора об аренде машины
автоматически пойдет в полицию, и даже орпо заинтересуется, как это убитая
женщина берет напрокат машину. Но завтра воскресенье, в понедельник - день
рождения фюрера, а ко вторнику - самое раннее, когда орпо перестанет
ковырять в заднице, - Марш рассчитывал, что они с Шарли будут либо в
безопасности, либо арестованы, либо убиты.
Через десять минут после прощального обмена улыбками девушке вручили
ключи от четырехдверного черного "опеля" с десятью тысячами километров на
счетчике. Еще через пять минут Марш присоединился к ней на стоянке. Она
вела машину, а он показывал дорогу. Впервые он увидел Шарли за баранкой,
узнав ее еще с одной стороны. В оживленном уличном движении она проявляла
преувеличенную осторожность, что, на его взгляд, было ей совсем не
свойственно.
* * *
ЗАРИСОВКА СООРУЖЕНИЙ АУШВИЦА,
СДЕЛАННАЯ МАРТИНОМ ЛЮТЕРОМ
(датирована 15 июля 1943 года, от руки, на одной странице)
* * *
Вестибюль гостиницы "Принц Фридрих-Карл" пустовал - гости развлекались
в городе. Когда они, направляясь к лестнице, проходили мимо портье, тот не
поднял головы. Они олицетворяли очередную махинацию господина Брокера -
лучше всего не совать нос.
Комнату не обыскивали. Затиснутые Маршем в дверную щель нитки
оставались на месте. И внутри, когда он достал из-под кровати чемоданчик
Лютера, в замке по-прежнему торчал незаметный волосок.
Шарли сбросила одежду и завернулась в полотенце.
В ванной в конце коридора голая лампочка освещала грязную раковину.
Итак, Лютер покинул этот мир как самый последний обитатель концлагеря -
в результате насильственной смерти, полуголодный, одетый в чужое тряпье,
похоронят старого партайгеноссе без почестей, чужие руки после смерти
собрали его пожитки.
Следователь достал из кармана нож и распорол набитый до отказа
пластиковый мешок. Содержимое, словно человеческие внутренности,
вывалилось на пол.
Лютер его не интересовал. Ему важно было узнать, каким образом между
полуночью и девятью часами утра Глобус узнал, что Лютер еще жив.
Американцы!
Он содрал остатки полиэтилена.
Одежда воняла дерьмом и мочой, блевотиной и потом - всеми запахами
человеческой жизнедеятельности. Одному Богу известно, какие паразиты
обитали в этом барахле. Он обшарил карманы. Пусто. По руки чесались найти
что-либо. "_Не отчаивайся. Квитанция из камеры хранения - маленький клочок
бумаги, если свернуть, то не больше спички; можно спрятать в воротнике_".
Он принялся надрезать подкладку залитого свернувшейся кровью длинного
коричневого пальто. Пальцы становились грязными и скользкими...
Ничего. Обычный мусор, который, как он знал по опыту, таскают с собой
бродяги - обрывки бечевок и клочки бумаги, пуговицы, окурки, - уже
забрали. Гестаповцы осмотрели одежду Лютера со всей тщательностью. Как же
иначе. А он как дурак вообразил, что они вообще этого делать не станут.
Рассвирепев, он принялся кромсать ножом ткань - справа налево, слева
направо, справа налево...
Он отошел от кучи тряпья, тяжело дыша, словно убил человека. Потом
поднял с полу лоскут и вытер нож и руки.
- Знаешь, что я подумала? - сказала Шарли, когда он вернулся в машину.
- Я подумала, что он прилетел из Цюриха абсолютно пустой.
Она все еще сидела на заднем сиденье "фольксвагена". Марш обернулся к
ней.
- Нет, что-то привез. Никакого сомнения. - Он старался скрыть
раздражение: она-же не виновата. - Но Лютер был слишком напуган, чтобы
держать это _что-то_ при себе. Поэтому отдал на хранение, получил
квитанцию - или в аэропорту, или на вокзале - и намеревался забрать позже.
Уверен, что дело обстояло именно так. Теперь _это_ у Глобуса или навсегда
потеряно.
- Нет. Послушай. Я думала об этом. Вчера, проходя через таможню, я
благодарила Бога, что ты отговорил меня от того, чтобы взять картину с
собой в Берлин. Помнишь, какие были очереди? Они проверяли каждую сумку.
Как мог Лютер пронести _хотя бы что-нибудь_ мимо пограничников?
Марш думал, потирая виски.
- Хороший вопрос, - наконец произнес он. - Может быть, - добавил он
минуту спустя, - самый лучший вопрос, который задавали мне в моей жизни.
В аэропорту имени Германа Геринга по-прежнему мокла под дождем статуя
Ханны Райч. Покрытыми ржавчиной глазами она смотрела на площадку перед
залом для отбывающих пассажиров.
- Лучше оставайся в машине, - посоветовал Марш. - Машину водить можешь?
Шарли кивнула. Он бросил ключи ей на колени.
- Если местный полицейский станет прогонять, не спорь с ним. Отъезжай,
а потом возвращайся. Езди по кругу. Дай мне двадцать минут времени.
- А потом?
- Не знаю. - Он неопределенно взмахнул рукой. - Действуй по своему
усмотрению.
Марш решительно вошел в здание аэропорта. На больших электронных часах
над зоной паспортного контроля мигали цифры - 13:22. Он оглянулся. Его
свобода, возможно, измерялась минутами. Даже менее того, если Глобус
объявил общую тревогу, ибо ничто во всем рейхе так сильно не охранялось,
как аэропорт.
Из головы не выходили Кребс в его квартире и Эйслер: "_Говорят, вас
арестовали_".
Лицо человека с сувенирной сумкой из Солдатского зала показалось
знакомым. Не гестаповская ли ищейка? Марш резко повернул и направился к
туалетам. Постоял у писсуара, делая вид, что справляет нужду, и не отрывая
глаз от входа. Никто не вошел. Когда вышел, того человека не было.
"Заканчивается посадка на рейс 207 "Люфтганзы" до Тифлиса..."
Он подошел к центральной стойке "Люфтганзы" и предъявил удостоверение
одному из служащих.
- Мне нужно поговорить с руководителем службы безопасности. Срочно.
- Не знаю, здесь ли он, штурмбаннфюрер.
- Поищите.
Служащий долго отсутствовал. 13:27 - показывали часы. 13:28. Может
быть, звонит в гестапо. 13:29. Марш сунул руку в карман, почувствовал
холодный металл "люгера". Лучше постоять за себя здесь, чем, выплевывая
зубы, ползать по каменному полу на Принц-Альбрехтштрассе.
13:30.
Вернулся служащий.
- Сюда, герр штурмбаннфюрер. Будьте любезны.
Фридман поступил на службу в крипо Берлина в одно время с Маршем. Через
пять лет он уволился, успев избежать расследования по делу о коррупции.
Теперь он ходил в сшитых на заказ английских костюмах, курил беспошлинные
швейцарские сигары и получал в пять раз больше своего официального оклада
путями, о которых давно подозревали, но ничего не могли доказать. Фридман
был торговым королем, а аэропорт - его маленьким продажным королевством.
Когда он осознал, что Марш явился не расследовать его делишки, а
просить об услуге, то пришел в неописуемый восторг. Отличное настроение
сохранялось все время, пока они шли по переходу, ведущему из здания
аэровокзала.
- Как поживает Йегер? Как всегда, создает беспорядок? А Фибес?
По-прежнему дергается над картинками арийских девственниц и украинских
уборщиц? Не представляешь, как я по всем вам скучаю. Вот и пришли. -
Фридман сунул сигару в рот и дернул большую дверь. - Вот она, пещера
Аладдина! - Металлическая дверь с грохотом откатилась в сторону, открывая
небольшой ангар, набитый утерянными и забытыми вещами. - Вещи, оставленные
пассажирами, - продолжал Фридман. - Не поверишь, чего здесь только не
бывает. Однажды у нас был даже леопард.
- Леопард? Кошка?
- Подох. Какой-то лентяй забыл, что его нужно кормить. Получилась
отличная шуба. - Он захохотал и пощелкал пальцами. Из полумрака вышел
пожилой сгорбленный человек - славянин с широко расставленными испуганными
глазами.
- Встань-ка прямо, парень. Прояви уважение. - Фридман дал ему пинка, и
тот, еле устояв на ногах, подался назад. - Этот штурмбаннфюрер - мой
большой друг. Он что-то ищет. Скажи ему, Марш.
- Кейс, возможно портфель, - объяснил Марш. - Последний рейс из Цюриха
в понедельник, тринадцатого. Оставлен или в самолете, или в зоне получения
багажа.
- Понял? Хорошо? - Славянин кивнул. - Ну, тогда давай! - Тот, шаркая
ногами, удалился, а Фридман показал на язык. - Немой. Язык оторвало в
войну. Идеальный работник! - Он снова засмеялся и похлопал Марша по плечу.
- Ну, как дела?
- Ничего.
- В гражданской одежде. Работаешь в выходной день. Должно быть, что-то
солидное.
- Возможно.
- Наверное, насчет этого типа, Мартина Лютера, угадал? - Марш не
ответил. - Вот и ты онемел. Понимаю. - Фридман стряхнул пепел сигары на
чистый пол. - Ладно, не стану спорить - жить-то всем надо. Что-нибудь
вроде операции "полные портки"?
- Как-как?
- Пограничники придумали. Кто-то намеревается ввезти что не следует.
Входит в таможенный зал, видит усиленные меры контроля и кладет в штаны.
Бросает все и смывается.
- А эти усиленные меры специально организованы, да? Не открываете асе
вы ежедневно каждый чемодан?
- Только в течение недели накануне Дня Фюрера.
- А как насчет утерянных вещей? Вы их открываете?
- Только если похоже, что там что-нибудь ценное, - снова рассмеялся
Фридман. - Да шучу, шучу! Народу не хватает. На всякий случай пропускаем
через рентген: понимаешь, взрывчатка, оружие. Оставляем здесь и ждем, пока
кто-нибудь не востребует. Если в течение года никто не является, тогда
вскрываем и смотрим, что там есть.
- Полагаю, хватает на пару костюмов.
- Что? - Фридман помял ткань рукава своего безукоризненно сшитого
костюма. - На это тряпье? - Он обернулся на звук позади себя. - Похоже,
тебе повезло, Марш.
Держа что-то в руках, возвращался славянин. Фридман взял принесенный им
чемоданчик и взвесил на руке.
- Совсем легкий. Явно не золото. Как ты думаешь, что там, Марш?
Наркотики? Доллары? Контрабандный восточный шелк? Карты с указанием клада?
- Хочешь открыть? - Марш нащупал в кармане пистолет. Если понадобится,
он пустит его в ход.
Фридман казался шокированным.
- Это же услуга. Одного приятеля другому. Это твое дело. - Он передал
находку Маршу. - Запомни это, штурмбаннфюрер. Услуга. Когда-нибудь и ты
мне так же поможешь, как товарищ товарищу, не так ли?
Чемоданчик был из тех, какими, к примеру, пользуются врачи, с медными
уголками и прочным медным замком, поблекший от времени. Тусклая коричневая
кожа в царапинах, потемневшая плотная строчка, коричневая ручка вытерта до
блеска годами носки, превратившись как бы в продолжение руки. Все в нем
говорило о надежности и уверенности, профессионализме и спокойном
богатстве. Наверняка изготовлен до войны, может быть, даже до первой
мировой, чтобы служить не одному поколению. Солидная вещь. И дорогая.
Все это Марш оценил по пути к "фольксвагену". Он вышел, минуя
пограничников, - еще одна услуга Фридмана.
Шарли набросилась на чемоданчик, как ребенок на подарок к дню рождения,
и разочарованно выругалась, обнаружив, что он заперт. Пока Марш выезжал за
пределы аэропорта, она отыскала в сумочке маникюрные ножницы. Девушка
безнадежно ковырялась в замке, оставляя на металле бесполезные царапины.
Марш заметил:
- Зря теряешь время. Придется его взламывать. Подожди, пока не приедем.
Расстроенная, она трясла сумочку.
- Куда?
Он провел рукой по волосам.
Хороший вопрос.
Все комнаты в городе были заняты. "Эдем" со своим садом-кафе на крыше,
"Бристоль" на Унтер-ден-Линден, "Кайзерхоф" на Моренштрассе - все они
прекратили бронирование за много месяцев до праздника. Отели-громадины на
тысячи номеров и крошечные меблированные комнаты, разбросанные вокруг
вокзалов, пестрели форменным обмундированием: штурмовики и эсэсовцы,
люфтваффе и вермахт, гитлерюгенд и Союз немецких девушек, но, кроме них, и
все остальные - национал-социалистская имперская военная ассоциация,
германское общество соколиной охоты, школы национал-социалистского
руководства...
У самого знаменитого и фешенебельного из всех берлинских отелей
"Адлона", на углу Паризерплатц и Вильгельмштрассе, у металлических
ограждений давились толпы людей, чтобы хотя бы мельком взглянуть на
знаменитость: кинозвезду, футболиста, партийного наместника, приехавшего в
город по случаю дня рождения фюрера. Когда Марш и Шарли проезжали мимо, у
отеля остановился "мерседес", пассажиры в черном обмундировании купались в
свете дюжины фотовспышек.
Марш пересек площадь, выехав на Унтер-ден-Линден, свернул налево, потом
направо на Доротеенштрассе. Поставил машину среди мусорных ящиков позади
гостиницы "Принц Фридрих-Карл". Как раз здесь, за завтраком с Руди
Хальдером, по существу, началась его эпопея. Когда же это было? Он не мог
вспомнить.
Управляющий гостиницы "Фридрих-Карл" был по обыкновению одет в
старомодный черный сюртук и брюки в полоску и имел поразительное сходство
с покойным президентом Гинденбургом. Он поспешил навстречу, любовно
разглаживая роскошные седые бакенбарды.
- Штурмбаннфюрер Марш, какая радость! Какая радость! И оделись для
отдыха!
- Добрый день, герр Брокер. Дело у меня к вам непростое. Нужна комната.
Брекер в отчаянии всплеснул руками.
- Никакой возможности! Даже для такого важного клиента, как вы!
- Да полно, герр Брекер. Должно же быть у вас что-то в запасе. Нас бы
устроила мансарда, чулан. Вы бы оказали величайшую услугу имперской
криминальной полиции...
Брекер старческими глазами оглядел их багаж и остановил взгляд на
Шарли. В глазах блеснул огонек.
- А это фрау Марш?
- К сожалению, нет. - Марш взял Брокера под руку и под подозрительным
взглядом старого портье отвел его в угол. - Эта молодая дама располагает
важнейшими сведениями, но мы хотели бы допросить ее... как бы вам сказать?
- В неофициальной обстановке? - подсказал старик.
- Именно! - Марш достал все, что у него оставалось от сбережений, и
зашуршал купюрами.
- Естественно, криминальная полиция щедро вознаградит вас за эту
"неофициальную обстановку".
- Понял. - Увидев деньги, Брекер облизнул губы. - И поскольку это
касается безопасности, вы, несомненно, предпочли бы обойтись без некоторых
формальностей, скажем, регистрации...
Марш, перестав считать, вложил всю пачку во вспотевшие руки
управляющего.
В награду за банкротство Марш получил комнатку судомойки под самой
крышей. Добраться туда можно было с третьего этажа по шаткой черной
лестнице. Им пришлось подождать внизу минут пять, пока из комнаты выселяли
девушку и меняли постельное белье. Марш отклонил многократные предложения
господина Брокера помочь с багажом и не обращал внимания на похотливые
взгляды, которые старик бросал в сторону Шарли. Однако он потребовал,
чтобы их накормили - принесли хлеба, сыра, ветчины, фруктов, термос с
черным кофе. Управляющий обещал принести лично. Марш попросил оставить все
это в коридоре.
- Конечно, это не "Адлон", - заметил Марш, когда они остались одни.
Комнатка была душной. Казалось, что все тепло гостиницы, поднявшись вверх,
скапливалось под черепицей крыши. Встав на стул, он открыл чердачное окно
и спрыгнул, осыпаемый тучей пыли.
- Кому нужен "Адлон"? - Она обняла его и крепко поцеловала в губы.
Как было сказано, управляющий оставил поднос с едой за дверью.
Карабканье по лестнице почти доконало его. Сквозь трехсантиметровые доски
Марш слушал его хриплое дыхание, а потом удаляющиеся шаги. Убедившись, что
старик ушел, он забрал поднос и поставил его на хрупкий туалетный столик.
В двери не было замка, он сунул стул в дверную ручку.
Марш положил чемоданчик Лютера на жесткую деревянную кровать и достал
складной нож.
Замок был предназначен выдержать именно такой приступ. Прежде чем
открылась застежка, пришлось повозиться целых пять минут, к тому же
сломалось одно лезвие. Он поднял крышку.
Снова этот бумажный запах - запах давно не открывавшейся картотеки или
забытого хозяином ящика письменного стола. И что-то еще - похоже,
антисептик, лекарства.
Шарли стояла за спиной. Он ощущал на щеке тепло ее дыхания.
- Неужели пустой?
- Нет, не пустой Полный.
Он достал носовой платок и вытер вспотевшие руки. Потом опрокинул
чемоданчик вверх дном, вытряхнув содержимое на покрывало.
ЗАЯВЛЕНИЕ, СДЕЛАННОЕ ПОД ПРИСЯГОЙ
ГОСУДАРСТВЕННЫМ СЕКРЕТАРЕМ МИНИСТЕРСТВА
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ВИЛЬГЕЛЬМОМ ШТУКАРТОМ
(4 машинописные страницы)
В воскресенье 21 декабря 1941 года ко мне обратился со срочной просьбой
о личной встрече советник по делам евреев министерства внутренних дел д-р
Бернард Лозенер. Он сообщил мне, что его подчиненный, помощник советника
по расовым вопросам д-р Вернер Фельдшер, слышал из "вполне надежного
источника, от одного из друзей", что недавно эвакуированные из Берлина
тысяча евреев зверски убиты в Румбульском лесу в Польше. Далее он поставил
меня в известность, что испытываемое им возмущение не позволяет ему
оставаться на нынешнем посту в министерстве и поэтому он просит перевести
его на другую работу. Я ответил, что займусь выяснением этого вопроса.
На следующий день по моей просьбе меня принял обергруппенфюрер Рейнхард
Гейдрих в своем кабинете на Принц-Альбрехтштрассе. Обергруппенфюрер
подтвердил достоверность информации д-ра Фельдшера и настаивал на том,
чтобы я раскрыл ее источник, поскольку такие нарушения мер безопасности
нетерпимы. Затем он отпустил адъютанта, сказав, что хочет поговорить со
мной на доверительной основе.
Он сообщил мне, что в июле его вызывали в штаб-квартиру фюрера в
Восточной Пруссии. Гитлер откровенно сказал ему следующее: он решил раз и
навсегда разрешить еврейский вопрос. Час настал. Он не может полагаться на
то, что у его преемников хватит воли или военной мощи, которой он ныне
располагает. Он не боится последствий. Теперь люди чтят Французскую
революцию, но кто сегодня вспоминает о тысячах невинно погибших?
Революционное время подчиняется собственным законам. Когда Германия
выиграет войну, никто потом не станет спрашивать, как мы этого добились.
Случись, что Германия проиграет в смертельной схватке, по крайней мере те,
кто надеется извлечь выгоду из поражения национал-социализма, будут стерты
с лица земли. Необходимо раз и навсегда уничтожить биологические основы
иудаизма. Иначе проблема будет вырываться наружу на горе будущим
поколениям. Таков урок истории.
Обергруппенфюрер Гейдрих далее сообщил, что необходимые полномочия,
позволяющие ему выполнить этот приказ фюрера, предоставлены ему
рейхсмаршалом Герингом 31.7.41 г. Эти вопросы будут обсуждаться на
предстоящем межведомственном совещании. Тем временем, настаивал он, я
должен любыми средствами установить личность источника информации,
полученной д-ром Фельдшером. Этот вопрос связан с высшими соображениями
безопасности.
Я со своей стороны высказал мнение, что, принимая во внимание важность
затронутых вопросов, с юридической точки зрения было бы уместно получить
письменное распоряжение фюрера. Обергруппенфюрер заявил, что по
политическим соображениям такой образ действий невозможен, но что если у
меня имеются какие-либо сомнения, то мне следует обсудить их лично с
фюрером. Обергруппенфюрер Гейдрих завершил нашу беседу шутливым
замечанием: принимая во внимание, что я являюсь главным составителем
законов империи, а он - ее главным полицейским, у нас не должно быть
причин для беспокойства относительно юридического обоснования.
Настоящим подтверждаю под присягой, что это правдивая запись нашей
беседы, составленная на основании заметок, сделанных мною в тот же вечер.
ПОДПИСАЛ: Вильгельм Штукарт (поверенный).
ДАТИРОВАНО: 4 июня 1942 года, Берлин.
ЗАВЕРИЛ: Йозеф Булер (поверенный).
На город опустился вечер. Солнце закатилось за купол большого зала,
позолотив его, словно макушку исполинской мечети. На проспекте Победы и
магистрали Восток - Запад мелькали огни фар. Дневные толпы растаяли, их
сменили вечерние очереди у кинотеатров и ресторанов. Над затерянным в
темноте Тиргартеном монотонно гудел дирижабль.
* * *
ИМПЕРСКОЕ МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
СЕКРЕТНО, ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ,
ДЕПЕША ГЕРМАНСКОГО ПОСЛА В ЛОНДОНЕ
ГЕРБЕРТА ФОН ДИРКСЕНА
Изложение бесед с послом Соединенных Штатов в
Великобритании Джозефом П.Кеннеди
(выдержки; две печатные страницы)
Получено в Берлине 13 июня 1938 года.
Хотя он (посол Кеннеди) не знает Германии, но осведомлен из самых
разнообразных источников о том, что нынешнее правительство очень много
сделало для Германии и что немцы довольны и пользуются хорошими условиями
жизни.
Затем посол затронул еврейский вопрос, заявив, что он, естественно,
имеет большое значение для германо-американских отношений. В этой связи
нам причиняет вред не столько сам факт, что мы хотим избавиться от евреев,
сколько шум, сопровождающий наши намерения. Сам он вполне понимает нашу
политику в отношении евреев; он из Бостона и там в одном гольф-клубе, да и
в других клубах, евреев не принимают последние пятьдесят лет.
Получено в Берлине 18 октября 1938 года.
Сегодня опять, как и в предыдущих беседах, Кеннеди упомянул, что в
Соединенных Штатах существуют очень сильные антисемитские настроения и что
значительная часть населения проявляет понимание отношения немцев к
евреям... Судя вообще по его личным качествам, я полагаю, что он очень
хорошо поладил бы с фюрером.
* * *
- Мы не сможем сделать это в одиночку.
- Должны.
- Ну пожалуйста, дай мне отнести их в посольство. Они там могут вывезти
их в дипломатическом багаже.
- Нет!
- Нельзя с уверенностью сказать, что он нас выдал...
- Тогда кто же? И вот еще что. Неужели ты думаешь, что американские
дипломаты захотят к этому притронуться?
- Но если нас с этим поймают... Это смертный приговор.
- У меня есть план.
- Хороший?
- Лучше, чем никакой.
* * *
ЦЕНТРАЛЬНОЕ СТРОИТЕЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ, АУШВИЦ,
МАСТЕРСКИМ ПО ИЗГОТОВЛЕНИЮ ОБОРУДОВАНИЯ, АУШВИЦ,
31 МАРТА 1943 ГОДА
На ваше письмо от 24 марта 1943 года (выдержка).
В ответ на ваше письмо сообщаем, что в соответствии с заказом от 18
января 1943 года для Бв ЗОБ и Зс должны быть изготовлены три герметические
башни тех же размеров и спецификаций, что и ранее поставленные.
Пользуясь случаем, напоминаем о заказе от 6 марта 1943 года на поставку
газонепроницаемой двери 100х192 для хранилища трупов I крематория III,
Бв30а, которую следует изготовить по спецификациям и размерам подвальной
двери расположенного напротив крематория II, с глазком из двойного
8-миллиметрового стекла с резиновым уплотнителем. Заказ следует
рассматривать как особо срочный...
* * *
Недалеко от гостиницы к северу от Унтер-ден-Линден находилась ночная
аптека. Ею, как и всеми предприятиями, владели немцы, но работали в ней
румыны - единственные, кто по бедности изъявлял желание работать в такое
время. Как на базаре, там было все - сковородки, керосинки, чулки, детское
питание, поздравительные открытки, канцелярские товары, игрушки,
фотопленка... Аптека вела оживленную торговлю в большой берлинской колонии
приезжих рабочих.
Они вошли по отдельности. У одного прилавка Шарли поговорила с пожилой
продавщицей, та тут же исчезла в кладовой и вернулась с кучей флаконов. У
другого Марш купил школьную тетрадь, два листа толстой коричневой бумаги,
два листа бумаги для упаковки подарков и катушку прозрачной клейкой ленты.
Покинув аптеку, они прошли два квартала до станции "Фридрихштрассе",
где сели на поезд подземки, следующий в южном направлении. Вагон был набит
обычной субботней вечерней публикой - тут были державшиеся за руки
влюбленные, возвращающиеся с фейерверка семейства, разгулявшиеся пьяные
юнцы - и никто, насколько мог судить Марш, не обращал на них ни малейшего
внимания. Все же он подождал, когда двери вот-вот начнут закрываться, и
только тогда потянул ее за собой на платформу станции "Темпельгоф". Еще
десять минут езды на тридцать пятом номере трамвая - и они в аэропорту.
Всю дорогу они молчали.
* * *
КРАКАУ,
18.7.43.
(написано от руки)
Глубокоуважаемый Критцингер,
вот этот список
Аушвиц .... 50.02N 19.11Е
Кульмхоф .. 53.20N 18.25Е
Бельзец ... 50.12N 23.28Е
Треблинка . 52.48N 22.20Е
Майданек .. 51.18N 22.31Е
Собибор ... 51.33N 23.31Е
Хайль Гитлер!
(подпись)
Булер(?)
* * *
Темпельгоф сооружен раньше аэропорта имени Германа Геринга, он
победнее, попроще. Зал ожидания для пассажиров построен до войны и украшен
снимками на темы первых лет пассажирских перелетов - старые "юнкерсы" с
фюзеляжами из гофрированного металла, бравые пилоты в защитных очках и с
шарфами на шее, бесстрашные путешественницы с полными лодыжками и в шляпах
колпаком. Наивное время! Марш, делая вид, что разглядывает фотографии,
занял позицию у входа в зал, а Шарли направилась к столу, где оформляли
прокат автомашин.
Она вдруг смущенно заулыбалась, виновато разводя руками, - одним
словом, в совершенстве сыграла даму, попавшую в затруднительное положение.
Опоздала на самолет, а дома ждут... Очарованный агент из бюро проката
заглянул в напечатанный на машинке список. Какое-то время все висело на
волоске, но потом - ах да, фрейлейн, раз уж так случилось, у него кое-что
найдется. Разумеется, особенно для таких прелестных глазок, как ваши...
Будьте добры, ваши права...
Она протянула права. Выданы в прошлом году на имя Магды Фосс, двадцати
четырех лет, проживающей в районе Мариендорф, Берлин. Это были права
девушки, убитой в день свадьбы пять дней назад. Они лежали в столе Макса
Йегера вместе с другими бумагами, относящимися к убийствам в Шпандау.
Марш отводил взгляд, заставляя себя разглядывать старый снимок с видом
аэродрома с высоты птичьего полета. На взлетно-посадочной полосе крупными
буквами было выведено: "БЕРЛИН". Оглянувшись, он заметил, что агент,
смеясь над собственными остротами, заполняет анкету.
Хитрость была не без риска. Утром копия договора об аренде машины
автоматически пойдет в полицию, и даже орпо заинтересуется, как это убитая
женщина берет напрокат машину. Но завтра воскресенье, в понедельник - день
рождения фюрера, а ко вторнику - самое раннее, когда орпо перестанет
ковырять в заднице, - Марш рассчитывал, что они с Шарли будут либо в
безопасности, либо арестованы, либо убиты.
Через десять минут после прощального обмена улыбками девушке вручили
ключи от четырехдверного черного "опеля" с десятью тысячами километров на
счетчике. Еще через пять минут Марш присоединился к ней на стоянке. Она
вела машину, а он показывал дорогу. Впервые он увидел Шарли за баранкой,
узнав ее еще с одной стороны. В оживленном уличном движении она проявляла
преувеличенную осторожность, что, на его взгляд, было ей совсем не
свойственно.
* * *
ЗАРИСОВКА СООРУЖЕНИЙ АУШВИЦА,
СДЕЛАННАЯ МАРТИНОМ ЛЮТЕРОМ
(датирована 15 июля 1943 года, от руки, на одной странице)
* * *
Вестибюль гостиницы "Принц Фридрих-Карл" пустовал - гости развлекались
в городе. Когда они, направляясь к лестнице, проходили мимо портье, тот не
поднял головы. Они олицетворяли очередную махинацию господина Брокера -
лучше всего не совать нос.
Комнату не обыскивали. Затиснутые Маршем в дверную щель нитки
оставались на месте. И внутри, когда он достал из-под кровати чемоданчик
Лютера, в замке по-прежнему торчал незаметный волосок.
Шарли сбросила одежду и завернулась в полотенце.
В ванной в конце коридора голая лампочка освещала грязную раковину.