Страница:
темные здания. Другим же близость Принц-Альбрехтштрассе приятно щекотала
нервы - все равно что устроить пикник под стенами тюрьмы. В своих подвалах
гестапо было дозволено применять то, что министерство юстиции называло
"интенсивным допросом". Нормы были выработаны сидящими в теплых кабинетах
цивилизованными людьми и оговаривали присутствие врача. Несколько недель
назад на Вердершермаркт был разговор на эту тему. Кто-то слыхал о
последней шалости палачей - в член допрашиваемого вводили стеклянный
катетер, который потом обламывали.
Струны поют
И говорят:
"Я люблю тебя..."
Марш тряхнул головой, ущипнул себя за переносицу, стараясь
сосредоточиться.
Думай.
Он оставил целую кучу улик, каждой из которых было достаточно, чтобы
привести гестапо на квартиру Штукарта. Запрашивал личное дело Штукарта.
Обсуждал его с Фибесом. Звонил домой Лютеру. Отправился искать Шарлет
Мэгуайр.
Он беспокоился об американке. Если ей и удалось благополучно выбраться
с Фриц-Тодтплати, гестапо может притащить ее сюда завтра. "Несколько
ничего не значащих вопросов, фрейлейн... Пожалуйста, что это за конверт?..
Как он к вам попал?.. Опишите человека, который открыл сейф..." Она
крепкий орешек, весьма самоуверенна, но в их руках не продержится и пяти
минут.
Марш прислонился лбом к холодному стеклу. Окно было плотно заперто. До
земли добрых пятнадцать метров.
Позади него открылась дверь. Вошел воняющий потом смуглый детина в
рубашке с короткими рукавами и поставил на стол две кружки с кофе.
Йегер, сидевший со скрещенными на груди руками, глядя на ботинки,
спросил:
- Сколько еще ждать?
Человек пожал плечами - час? ночь? неделю? - и вышел. Йегер попробовал
кофе и скорчил гримасу.
- Свиные ссаки.
Раскурил сигару, пуская кольца, потом задымил во всю комнату.
Они поглядели друг на друга. Немного погодя Макс произнес:
- Знаешь, а ведь ты мог выбраться.
- И оставить тебя с ними? Не скажу, что это была бы честная игра.
Марш отхлебнул кофе. Он был чуть теплый. Трубка светильника мерцала,
шипела, в голове стучало. Так вот что они сделают с тобой. Оставят до
двух-трех часов ночи, пока ты совсем не обессилеешь и не утратишь
способность обороняться. Он знал эту игру не хуже их.
Он проглотил отвратительный кофе и закурил сигарету. Что угодно, лишь
бы не заснуть. Виноват перед женщиной, виноват перед другом.
- Дурак я. Не надо было втягивать в это дело тебя. Извини.
- Забудь об этом, - ответил Йегер, разгоняя ладонью дым. Он наклонился
и тихо произнес: - Позволь мне взять мою долю вины на себя, Зави.
Примерный член НСДАП партайгеноссе Йегер, вот он. Коричневая рубашка.
Черная рубашка. Всякая, черт возьми, рубашка. Двадцать лет отданы святому
делу - не запачкать собственную задницу. - Он сжал колено Марша. -
Заработал привилегии, которыми можно воспользоваться. - Наклонив голову,
он зашептал: - Ты у них на заметке, друг мой. Одинокий. Разведенный. Они с
тебя живьем сдерут шкуру. А с другой стороны - я. Приспособленец Йегер.
Женат на обладательнице Почетного креста "Германская мать". В бронзе, ни
больше ни меньше. Может быть, не такой уж хороший работник...
- Ты не прав.
- ...но надежный. Предположим, я тебе вчера утром не сказал, что
гестапо забрало дело Булера к себе. Потом, когда ты вернулся, это я
предложил заняться Штукартом. Они знают мой послужной список. Если будет
исходить от меня, возможно, они заглотят наживку.
- Ты великодушен.
- Да брось ты, черт возьми.
- Но из этого ничего не выйдет.
- Почему?
- Разве не видишь, что привилегии и чистая биография здесь ни при чем?
Посмотри, что стало с Булером и Штукартом. Они вступили в партию еще до
того, как мы появились на свет. Где были так нужные им привилегии?
- Ты и вправду думаешь, что их убило гестапо? - в ужасе спросил Йегер.
Марш приложил палец к губам и указал на портрет.
- Не говори мне ничего, что ты не хотел бы сказать Гейдриху, -
прошептал он.
Ночь тянулась в молчании. Около трех часов Йегер сдвинул вместе
несколько стульев, неуклюже улегся на них и закрыл глаза. Спустя минуту он
уже похрапывал. Марш вернулся на свое место у окна.
Он чувствовал, как глаза Гейдриха сверлят ему спину. Пробовал не
обращать на это внимания, но безуспешно. Обернулся и встал против
портрета. Черная форма, белое костлявое лицо, седые волосы - не
человеческое лицо, а негатив фотографии черепа, рентгеновский снимок.
Единственными цветными пятнами на этом изображении посмертной маски были
крошечные бледно-голубые глаза, словно осколки зимнего неба. Марш никогда
не встречался с Гейдрихом, даже никогда не видел его, знал только, что о
нем рассказывали. Пресса расписывала его как ницшевского сверхчеловека во
плоти. Гейдрих в форме летчика (он совершал боевые вылеты на Восточном
фронте). Гейдрих в костюме фехтовальщика (выступал за Германию на
Олимпийских играх). Гейдрих со скрипкой (его игра вызывала слезы у
слушателей). Когда два года назад самолет с Генрихом Гиммлером на борту
взорвался в воздухе, Гейдрих занял пост рейхсфюрера СС. Поговаривали, что
теперь он считался преемником Гитлера. В крипо шептались, что главному
полицейскому рейха нравилось избивать проституток.
Марш сел. По телу разливалась свинцовая усталость, парализуя ноги, тело
и, наконец, сознание. Помимо воли он забылся неглубоким сном. Один раз
слышал вдалеке отчаянный человеческий крик, но, может быть, это почудилось
ему во сне. В голове эхом отдавались шаги. Поворачивались ключи. Лязгали
двери камер.
Он, вздрогнув, проснулся от прикосновения шершавой руки.
- Доброе утро, господа. Надеюсь, вы немного отдохнули.
Это был Кребс.
Марш чувствовал себя отвратительно. Глава резал тошнотворные
неестественные свет. В окно просвечивало серое предутреннее небо.
Йегер, ворча, спустил ноги на пол.
- И что теперь?
- Теперь поговорим, - ответил Кребс. - Начнем?
- Кто он такой, этот молокосос, чтобы измываться над нами? - прошептал
Йегер Маршу, но достаточно осторожно, чтобы его не услышали.
Они вышли в коридор, и Марш снова задался вопросом, какую игру с ними
ведут. Допрос - искусство ночного времени. Зачем было ждать до утра? Зачем
давать им возможность восстановить силы и придумать какую-нибудь небылицу?
Кребс только что побрился. Кожа усеяна точками крови. Он сказал:
- Туалет справа. Если желаете умыться... - Это было скорее
распоряжение, чем совет.
С покрасневшими глазами, небритый, Марш в зеркале был больше похож на
преступника, чем на полицейского. Он наполнил водой раковину, засучил
рукава и ослабил галстук, плеснул ледяной водой в лицо, на руки, затылок и
шею. Струйка потекла по спине. Жгучий холод вернул его к жизни.
Йегер стоял рядом.
- Помни, что я сказал.
Марш снова открыл краны.
- Осторожнее.
- Думаешь, они прослушивают и туалет?
- Они прослушивают все.
Кребс повел их вниз. Сзади следовали охранники. В подвал? Они
прогремели сапогами по вестибюлю. Теперь здесь было тише, чем когда они
приехали. Вышли на скупой свет.
Нет, не в подвал.
В "БМВ" сидел, тот же шофер, который привез их с квартиры Штукарта.
Машины двинулись на север и влились в уже оживленное уличное движение
вокруг Потсдамерплатц. В витринах крупных магазинов были выставлены
большие, в позолоченных рамах, фотографии фюрера - официальный портрет
середины пятидесятых годов работы английского фотографа Битона. Их
обрамляли гирлянды цветов, традиционные украшения к дню рождения фюрера.
Оставалось четыре дня, каждый из них будет свидетелем все большего обилия
знамен со свастикой. Скоро город превратится в море красных, белых и
черных красок.
Йегер вцепился в подлокотник, казалось, его тошнило.
- Слушайте, Кребс, - произнес он заискивающе. - Мы все в одном звании.
Можете сказать, куда мы едем?
Кребс не ответил. Впереди маячил купол Большого зала. Через десять
минут "БМВ" свернул налево, на магистраль Восток - Запад. Марш догадался,
куда их везут.
Когда они приехали, было почти восемь. Железные ворота виллы Булера
были широко распахнуты. На участке было полно машин и людей в черной
форме. Один из гестаповцев прочесывал газон металлоискателем. Позади него
тянулся ряд воткнутых в землю красных флажков. Трое солдат СС копали ямы.
На гравийной дорожке выстроились гестаповские "БМВ", грузовик, большой
бронированный фургон, какие используют при перевозке золотых слитков.
Йегер толкнул локтем Марша. В тени дома стоял пуленепробиваемый
"мерседес". Водитель стоял, опершись на кузов. Над решеткой радиатора
металлический флажок - серебряные молнии СС на черном фоне; в одном углу,
словно каббалистический знак, готическая литера "К".
Глава имперской криминальной полиции был старым человеком. Звали его
Артур Небе, и он был легендой.
Небе возглавлял берлинскую сыскную службу еще до прихода партии к
власти. У него была маленькая голова и желтоватая чешуйчатая черепашья
кожа. В 1954 году, к его шестидесятилетию, рейхстаг проголосовал за
выделение ему крупного имения, включающего четыре деревни близ Минска в
Остланде, но он ни разу не съездил взглянуть на него. Он жил с прикованной
к постели женой в большом доме, где стоял запах дезинфекции и слышалось
шипение кислорода. Поговаривали, что Гейдрих пробовал от него отделаться и
поставить во главе крипо своего человека, но не смог. На Вердершермаркт
его называли "дядюшка Артур". Он был в курсе всего.
Марш видел Небе издалека, но никогда с ним не говорил. Теперь тот сидел
за роялем Булера, подбирая высокие ноты желтоватыми пальцами одной руки.
Инструмент был расстроен, звук диссонансом отдавался в пыльном воздухе.
У окна, повернувшись широкой спиной к комнате, стоял Одило Глобус.
Кребс щелкнул каблуками и вытянул руку в нацистском приветствии.
- Хайль Гитлер! Следователи Марш и Йегер.
Небе продолжал стучать по клавишам рояля.
- А-а... - повернулся к ним Глобус. - Великие сыщики.
Вблизи он казался быком в военной форме. Воротник резал шею. Руки,
сжатые в красные злые кулаки, висели вдоль туловища. Левая щека испещрена
багровыми шрамами. Насилие, как статическое электричество, потрескивало
вокруг него в сухом воздухе. Он вздрагивал всякий раз, когда Небе ударял
по клавише. Он бы с удовольствием двинул ему, подумал Марш, но это ему не
дано. Небе был выше по званию.
- Если герр оберстгруппенфюрер закончил концерт, - произнес Глобус
сквозь зубы, - то можно начинать.
Рука Небе застыла над клавишами.
- Как это можно иметь "Бехштейн" и не настроить его. - Он взглянул на
Марша. - Зачем он тогда нужен?
- Его жена была музыкантшей, - ответил Марш. - Умерла одиннадцать лет
назад.
- И никто все это время на нем не играл? - Небе тихо закрыл крышку и
провел пальцем по пыльной поверхности. - Странно.
Глобус начал:
- У нас много дел. Сегодня рано утром я докладывал некоторые вопросы
рейхсфюреру. Как вам, герр оберстгруппенфюрер, известно, данное совещание
проводится по его указанию. Кребс изложит точку зрения гестапо.
Марш с Йегером обменялись взглядами: дело дошло до самого Гейдриха!
У Кребса была отпечатанная докладная записка. Он начал читать своим
ровным бесцветным голосом:
- Сообщение о смерти доктора Булера получено по телетайпу в
штаб-квартире гестапо от ночного дежурного берлинской криминальной полиции
вчера, пятнадцатого апреля, в два пятнадцать ночи. В восемь тридцать,
учитывая присвоенное партайгеноссе Булеру почетное звание бригадефюрера
СС, о его кончине было сообщено лично рейхсфюреру.
Марш так сцепил руки за спиной, что ногти врезались в ладони.
- К моменту смерти гестапо завершало расследование деятельности
партайгеноссе Булера. Учитывая это обстоятельство и принимая во внимание
положение покойного в прошлом, дело было отнесено к вопросам
государственной безопасности и оперативный контроль перешел к гестапо.
Однако, видимо, из-за неудовлетворительного взаимодействия об этом не было
сообщено следователю крипо Ксавьеру Маршу, который незаконно проник в дом
покойного.
_Итак, гестапо расследовало деятельность Булера_. Марш усилием воли
старался не сводить глаз с Кребса, сохраняя безмятежное выражение лица.
- Далее, смерть партайгеноссе Вильгельма Штукарта. Проведенное гестапо
расследование показало, что дела Штукарта и Булера связаны между собой.
Рейхсфюрер был уведомлен и об этом. Снова расследование было передано
гестапо. И снова следователь Марш, на этот раз вместе со следователем
Максом Йегером, проводил собственный сыск в доме покойного. В ноль часов
двенадцать минут шестнадцатого апреля Марш и Йегер были задержаны мною в
доме, где проживал партайгеноссе Штукарт. Они согласились поехать со мной
в штаб-квартиру гестапо до выяснения вопроса на более высоком уровне. Я
датировал свою докладную шестью часами сегодняшнего утра.
Кребс сложил бумагу и вручил ее шефу крипо. За окном слышался скрежет
лопаты о гравий.
Небе сунул бумагу во внутренний карман.
- Подошьем к делу. Само собой разумеется, мы подготовим свою записку. А
теперь, Глобус, вокруг чего весь этот сыр-бор? Вижу, вам не терпится
рассказать нам.
- Гейдрих хотел, чтобы вы убедились сами.
- В чем?
- Что упустил ваш сотрудник во время вчерашней любительской экскурсии.
Прошу вас, следуйте за мной.
Это находилось в подвале, хотя, если бы Марш даже взломал замок и
спустился вниз, он вряд ли бы что-нибудь обнаружил. Стена из деревянных
панелей завалена обычным домашним хламом - ломаной мебелью, ненужными
инструментами, перевязанными веревками рулонами грязных ковров. Одна из
панелей была ложной.
- Видите ли, мы знали, что ищем, - пояснил Глобус, потирая руки. -
Господа, обещаю, что вы в жизни не видели ничего подобного.
За панелью находилась комната. Когда Глобус включил свет, всех поразило
великолепие этой то ли ризницы, то ли сокровищницы, ангелы и святые,
облака и храмы, высокомерные вельможи в отделанных белым мехом красных
одеждах, жирные телеса, обернутые в надушенный желтый шелк, цветы,
солнечные восходы и каналы Венеции...
- Входите, - пригласил Глобус. - Рейхсфюрер очень хотел, чтобы вы как
следует разглядели все это.
Комната была небольшой - четыре метра на четыре, прикинул Марш. В
потолок вделаны светильники, направленные на развешенные по всем стенам
картины. Посередине комнаты стоял старомодный вращающийся стул, какими,
возможно, пользовались в прошлом веке конторщики. Глобус своим сияющим
сапогом ударил по ручке стула. Тот завертелся.
- Представьте его сидящим здесь. Дверь заперта. Словно грязный старик в
борделе. Мы обнаружили ее вчера днем. Кребс!
Кребс принялся рассказывать:
- Сюда едет эксперт из Музея фюрера в Линце. Вчера вечером для нас
сделал предварительную оценку профессор Браун из Музея кайзера Фридриха
здесь, в Берлине. - Он заглянул в свои записи. - В настоящее время
установлено, что перед нами "Портрет молодого человека" Рафаэля, "Портрет
молодого человека" Рембрандта, "Христос, несущий крест" Рубенса,
"Венецианский дворец" Гварди, "Пригороды Кракау" Беллотто, восемь картин
Каналетто, по крайней мере, тридцать пять гравюр Дюрера и Кульмбаха, один
подлинный Гобелен. В отношении остальных - только предположения. - Кребс
перечислял их, словно блюда в ресторане. Его бледные пальцы покоились на
стоявшем в конце комнаты алтаре великолепной расцветки. - Это работа
нюрнбергского мастера Фейта Штоса. Алтарь изготовлен по заказу польского
короля в 1477 году. На его создание ушло десять лет. В центре триптиха -
спящая Богоматерь в окружении ангелов. На боковых досках - сцены из жизни
Христа и Марии. Здесь, - он указал на основание алтаря, - родословная
Христа.
Глобус заметил:
- Штурмбаннфюрер Кребс разбирается в этих вещах. Он один из наших самых
способных офицеров.
- Не сомневаюсь, - ответил Небе. - Весьма интересно. А откуда все это?
Кребс начал:
- Алтарь Фейта Штоса в ноябре 1939 года изъят из церкви Девы Марии в
Кракау...
- Все это, думаем, главным образом из генерал-губернаторства, -
вмешался Глобус. - Булер регистрировал их как пропавшие или уничтоженные.
Одному Богу известно, что еще утащила эта продажная свинья. Представьте,
сколько еще ему пришлось продать, чтобы купить это имение!
Небе протянул руку и дотронулся до одного из холстов - на нем был
изображен привязанный к дорической колонне святой Себастьян с торчащими из
золотистой кожи стрелами. Лаковое покрытие потрескалось, словно высохшее
русло реки, но положенные под ним краски - алые, белые, пурпурные, синие -
сохранили яркость. От картины исходил слабый запах плесени и ладана:
аромат довоенной Польши - страны, стертой с карты мира. На краях досок
Марш разглядел рыхлые комки извести и кирпича - следы монастырских или
дворцовых стен, из которых, они были выломаны.
Небе увлеченно разглядывал святого.
- Он чем-то напоминает вас, Марш. - Шеф крипо обвел кончиками пальцев
очертания тела и хрипло рассмеялся. - Добровольный мученик. Что скажете на
это, Глобус?
- Не верю ни в святых, ни в мучеников, - проворчал Глобус и пристально
посмотрел на Марша.
- Удивительно, - пробормотал Небе, - кто бы мог подумать - Булер и
эти...
- Вы были с ним знакомы? - перебил его Марш.
- Немного, еще до войны. Убежденный национал-социалист и преданный делу
юрист. Интересное сочетание, скажу вам. Фанатик, что касается деталей. Как
присутствующий здесь наш коллега из гестапо.
Кребс изобразил легкий поклон:
- Герр оберстгруппенфюрер весьма любезен.
- Нам уже какое-то время было известно о партайгеноссе Булере. Известно
о его деятельности в генерал-губернаторстве. Известно о его сообщниках. К
сожалению, где-то на прошлой неделе этот негодяй пронюхал, что мы напали
на его след.
- И покончил с собой? - переспросил Небе. - Как и Штукарт?
- Примерно. Штукарт был законченным дегенератом. Он не только любовался
красотой на холсте. Любил отведать ее во плоти. Булер отбирал что ему
нужно на Востоке. Назовите-ка цифры, Кребс.
- Польские власти, ведавшие музеями, в 1940 году составили секретную
опись. Теперь она у нас. Только из Варшау вывезены следующие сокровища
искусства: две тысячи семьсот картин европейской школы, десять тысяч
семьсот картин польских художников, тысяча четыреста скульптур.
И снова Глобус:
- В данный момент здесь, в саду, мы выкапываем из-под земли некоторые
из этих скульптур. Большинство из этих вещей поступило куда надо: в Музей
фюрера, Музей рейхсмаршала Геринга в Каринхалле, в галереи Вены и Берлина.
Но между польской описью и списками того, что мы получили, существуют
огромные расхождения. Действовали они следующим образом. Будучи
государственным секретарем, Булер имел ко всему неограниченный доступ. Он
направлял эти вещи под охраной в министерство внутренних дел Штукарту. Все
выглядело вполне законно. Штукарт организовывал их хранение или тайный
вывоз из рейха. За рубежом их реализовали за валюту: драгоценности, золото
- все, что можно легко и незаметно переправить.
Марш видел, что все сказанное невольно произвело впечатление на Небе.
Его маленькие глазки не отрывались от сокровищ.
- Кто-нибудь еще из высокопоставленных лиц втянут в это дело?
- Вы знакомы с бывшим заместителем государственного секретаря в
министерстве иностранных дел Мартином Лютером?
- Конечно.
- Мы разыскиваем этого человека.
- Разыскиваете? Он что, исчез?
- Три дня назад он не вернулся из деловой поездки.
- Насколько я понимаю, вы уверены, что Лютер замешан в этом деле.
- Во время войны Лютер возглавлял германский отдел министерства
иностранных дел.
- Помню. В министерстве он отвечал за связь с СС и с нами в крипо. -
Небе повернулся к Кребсу. - Еще один фанатичный национал-социалист. Вы бы
оценили его... гм!.. энтузиазм. Правда, порядочный грубиян. Между прочим,
в данный момент я хотел бы официально выразить свое удивление тем, что он
замешан в чем-то преступном.
Кребс достал ручку. Глобус продолжал:
- Булер похищал произведения искусства. Штукарт их получал. Положение
Лютера в министерстве иностранных дел позволяло ему свободно выезжать за
границу. Мы полагаем, что он тайком вывозил из рейха определенные ценности
и продавал их.
- Где?
- Главным образом в Швейцарии. И в Испании. Возможно, в Венгрии.
- Когда Булер вернулся из генерал-губернаторства?
Небе поглядел на Марша, и тот ответил:
- В 1951 году.
- В 1951 году это место стало хранилищем их сокровищ.
Небе опустился на стул и стал медленно вращаться на нем, изучая
поочередно каждую стену.
- Удивительно. Это, должно быть, одна из лучших частных коллекций в
мире.
- Одна из лучших коллекций в руках _преступника_, - отрезал Глобус.
- Да-а. - Небе прикрыл глаза. - Такое количество шедевров, собранных в
одном месте, притупляет чувства. Я хочу на воздух. Дайте мне руку, Марш.
Когда он поднимался, было слышно, как скрипят старые кости. Но в руку
Марша он вцепился стальной хваткой.
Небе расхаживал по веранде позади виллы, опираясь на трость, - _тук,
тук, тук_.
- Булер утопился. Штукарт застрелился. Ваше дело, Глобус, решается само
собой довольно убедительно, так что не требуется такой затруднительной
процедуры, как суд. Если верить статистике, шансы Лютера остаться в живых
весьма невелики.
- Кстати, у герра Лютера действительно плохое сердце. Как утверждает
его жена, результат нервного напряжения во время войны.
- Вы меня удивляете.
- По словам жены, ему нужен отдых, лекарства, покой - ничего этого в
данный момент у него нет, где бы он ни находился.
- Это деловая поездка...
- Он должен был вернуться из Мюнхена в понедельник. Мы проверили в
"Люфтганзе". В тот день среди пассажиров не было никого по фамилии Лютер.
- Может быть, бежал за границу?
- Возможно. Но сомневаюсь. Придет время, мы его выследим, где бы он ни
прятался.
_Тук, тук_. Марш восхищался цепким умом Небе. В бытность комиссаром
полиции Берлина в тридцатых годах он выпустил пособие по криминалистике.
Марш вспомнил, что во вторник вечером видел его на полке у Котха в отделе
дактилоскопии. Оно все еще считалось образцовым учебником.
- А вы, Марш? - Небе остановился и повернул назад. - Что вы думаете о
смерти Булера?
Неожиданно вмешался молчавший все время Йегер:
- Если позволите, мы всего лишь собирали информацию... - выпалил он
волнуясь.
Небе стукнул палкой по камню.
- Вопрос адресован не вам.
Маршу зверски хотелось курить.
- У меня только предварительные замечания, - начал он и провел рукой по
волосам. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Главное - не с чего
начать, подумал он, а чем кончить. Глобус, сложив руки на груди, вперил в
него взгляд. - Партайгеноссе Булер, - продолжал Марш, - умер между шестью
часами в понедельник вечером в шестью часами следующего утра. Мы ждем
протокола о вскрытии, но причиной смерти вполне определенно является
утопление - легкие наполнены жидкостью. Это свидетельствует о том, что он
дышал, когда попал в воду. Нам также известно от часового на дамбе, что в
течение этих решающих двенадцати часов Булер не принимал никаких
посетителей.
Глобус кивнул:
- Таким образом, самоубийство.
- Необязательно, герр обергруппенфюрер. К Булеру не приезжали
посетители по суше. Но на деревянной пристани есть свежие царапины, что
дает основания предполагать, что к ней, возможно, причаливало судно.
- Лодка Булера, - возразил Глобус.
- Булер не пользовался своей лодкой много месяцев, а может быть, и лет.
- Теперь, когда он овладел вниманием этой небольшой аудитории, Марш
почувствовал прилив бодрости и ощущение раскованности. Речь полилась
быстрее. Тише, сказал он себе, будь осторожен. - Когда вчера утром я
осматривал виллу, пес Булера был заперт в кладовке. На нем был намордник.
Голова с одной стороны была ободрана до крови. Я задал себе вопрос: зачем
человеку, задумавшему совершить самоубийство, так поступать со своей
собакой?
- А где она сейчас? - спросил Небе.
- Моим людям пришлось ее пристрелить, - ответил Глобус. - Бедное
животное взбесилось.
- Ах да. Разумеется. Продолжайте, Марш.
- Думаю, что напавшие на Булера люди высадились поздно ночью, в
темноте. Если помните, в понедельник ночью была гроза. На озере было
неспокойно - это объясняет царапины на причале. Думаю, что собака была
настороже и они оглушили ее, надели намордник и застали Булера врасплох.
- И бросили его в озеро?
- Не сразу. Несмотря на увечье, по словам сестры, Булер был хорошим
пловцом. Об этом говорит и его мощный плечевой пояс. Когда тело привели в
порядок, я осмотрел его в морге и обнаружил кровоподтеки вот здесь, - Марш
дотронулся до щек, - и на внешней стороне десен. На кухонном столе стояла
недопитая бутылка водки. Думаю, в протоколе о вскрытии будет отмечено
содержание алкоголя в крови Булера. Считаю, что его силой заставили
выпить, раздели догола, вывезли на лодке в озеро и выбросили за борт.
- Интеллигентское дерьмо, - возразил Глобус. - Скорее всего, Булер
надрался, чтобы хватило духу свести счеты с жизнью.
- Сестра Булера утверждает, что он был трезвенником.
Наступило долгое молчание. Марш слышал, как тяжело дышит Йегер. Небе
глядел вдаль, за озеро. Наконец Глобус проворчал:
- Чего не объясняет эта фантастическая теория, так это того, почему
таинственные убийцы просто не всадили пулю в башку Булера - и дело с
концом.
- Я бы сказал, что здесь все ясно, - ответил Марш. - Они хотели
инсценировать самоубийство. Однако грубо сработали.
- Интересно, - пробормотал Небе. - Если самоубийство Булера
сфабриковано, тогда логично предположить то же самое в отношении Штукарта.
нервы - все равно что устроить пикник под стенами тюрьмы. В своих подвалах
гестапо было дозволено применять то, что министерство юстиции называло
"интенсивным допросом". Нормы были выработаны сидящими в теплых кабинетах
цивилизованными людьми и оговаривали присутствие врача. Несколько недель
назад на Вердершермаркт был разговор на эту тему. Кто-то слыхал о
последней шалости палачей - в член допрашиваемого вводили стеклянный
катетер, который потом обламывали.
Струны поют
И говорят:
"Я люблю тебя..."
Марш тряхнул головой, ущипнул себя за переносицу, стараясь
сосредоточиться.
Думай.
Он оставил целую кучу улик, каждой из которых было достаточно, чтобы
привести гестапо на квартиру Штукарта. Запрашивал личное дело Штукарта.
Обсуждал его с Фибесом. Звонил домой Лютеру. Отправился искать Шарлет
Мэгуайр.
Он беспокоился об американке. Если ей и удалось благополучно выбраться
с Фриц-Тодтплати, гестапо может притащить ее сюда завтра. "Несколько
ничего не значащих вопросов, фрейлейн... Пожалуйста, что это за конверт?..
Как он к вам попал?.. Опишите человека, который открыл сейф..." Она
крепкий орешек, весьма самоуверенна, но в их руках не продержится и пяти
минут.
Марш прислонился лбом к холодному стеклу. Окно было плотно заперто. До
земли добрых пятнадцать метров.
Позади него открылась дверь. Вошел воняющий потом смуглый детина в
рубашке с короткими рукавами и поставил на стол две кружки с кофе.
Йегер, сидевший со скрещенными на груди руками, глядя на ботинки,
спросил:
- Сколько еще ждать?
Человек пожал плечами - час? ночь? неделю? - и вышел. Йегер попробовал
кофе и скорчил гримасу.
- Свиные ссаки.
Раскурил сигару, пуская кольца, потом задымил во всю комнату.
Они поглядели друг на друга. Немного погодя Макс произнес:
- Знаешь, а ведь ты мог выбраться.
- И оставить тебя с ними? Не скажу, что это была бы честная игра.
Марш отхлебнул кофе. Он был чуть теплый. Трубка светильника мерцала,
шипела, в голове стучало. Так вот что они сделают с тобой. Оставят до
двух-трех часов ночи, пока ты совсем не обессилеешь и не утратишь
способность обороняться. Он знал эту игру не хуже их.
Он проглотил отвратительный кофе и закурил сигарету. Что угодно, лишь
бы не заснуть. Виноват перед женщиной, виноват перед другом.
- Дурак я. Не надо было втягивать в это дело тебя. Извини.
- Забудь об этом, - ответил Йегер, разгоняя ладонью дым. Он наклонился
и тихо произнес: - Позволь мне взять мою долю вины на себя, Зави.
Примерный член НСДАП партайгеноссе Йегер, вот он. Коричневая рубашка.
Черная рубашка. Всякая, черт возьми, рубашка. Двадцать лет отданы святому
делу - не запачкать собственную задницу. - Он сжал колено Марша. -
Заработал привилегии, которыми можно воспользоваться. - Наклонив голову,
он зашептал: - Ты у них на заметке, друг мой. Одинокий. Разведенный. Они с
тебя живьем сдерут шкуру. А с другой стороны - я. Приспособленец Йегер.
Женат на обладательнице Почетного креста "Германская мать". В бронзе, ни
больше ни меньше. Может быть, не такой уж хороший работник...
- Ты не прав.
- ...но надежный. Предположим, я тебе вчера утром не сказал, что
гестапо забрало дело Булера к себе. Потом, когда ты вернулся, это я
предложил заняться Штукартом. Они знают мой послужной список. Если будет
исходить от меня, возможно, они заглотят наживку.
- Ты великодушен.
- Да брось ты, черт возьми.
- Но из этого ничего не выйдет.
- Почему?
- Разве не видишь, что привилегии и чистая биография здесь ни при чем?
Посмотри, что стало с Булером и Штукартом. Они вступили в партию еще до
того, как мы появились на свет. Где были так нужные им привилегии?
- Ты и вправду думаешь, что их убило гестапо? - в ужасе спросил Йегер.
Марш приложил палец к губам и указал на портрет.
- Не говори мне ничего, что ты не хотел бы сказать Гейдриху, -
прошептал он.
Ночь тянулась в молчании. Около трех часов Йегер сдвинул вместе
несколько стульев, неуклюже улегся на них и закрыл глаза. Спустя минуту он
уже похрапывал. Марш вернулся на свое место у окна.
Он чувствовал, как глаза Гейдриха сверлят ему спину. Пробовал не
обращать на это внимания, но безуспешно. Обернулся и встал против
портрета. Черная форма, белое костлявое лицо, седые волосы - не
человеческое лицо, а негатив фотографии черепа, рентгеновский снимок.
Единственными цветными пятнами на этом изображении посмертной маски были
крошечные бледно-голубые глаза, словно осколки зимнего неба. Марш никогда
не встречался с Гейдрихом, даже никогда не видел его, знал только, что о
нем рассказывали. Пресса расписывала его как ницшевского сверхчеловека во
плоти. Гейдрих в форме летчика (он совершал боевые вылеты на Восточном
фронте). Гейдрих в костюме фехтовальщика (выступал за Германию на
Олимпийских играх). Гейдрих со скрипкой (его игра вызывала слезы у
слушателей). Когда два года назад самолет с Генрихом Гиммлером на борту
взорвался в воздухе, Гейдрих занял пост рейхсфюрера СС. Поговаривали, что
теперь он считался преемником Гитлера. В крипо шептались, что главному
полицейскому рейха нравилось избивать проституток.
Марш сел. По телу разливалась свинцовая усталость, парализуя ноги, тело
и, наконец, сознание. Помимо воли он забылся неглубоким сном. Один раз
слышал вдалеке отчаянный человеческий крик, но, может быть, это почудилось
ему во сне. В голове эхом отдавались шаги. Поворачивались ключи. Лязгали
двери камер.
Он, вздрогнув, проснулся от прикосновения шершавой руки.
- Доброе утро, господа. Надеюсь, вы немного отдохнули.
Это был Кребс.
Марш чувствовал себя отвратительно. Глава резал тошнотворные
неестественные свет. В окно просвечивало серое предутреннее небо.
Йегер, ворча, спустил ноги на пол.
- И что теперь?
- Теперь поговорим, - ответил Кребс. - Начнем?
- Кто он такой, этот молокосос, чтобы измываться над нами? - прошептал
Йегер Маршу, но достаточно осторожно, чтобы его не услышали.
Они вышли в коридор, и Марш снова задался вопросом, какую игру с ними
ведут. Допрос - искусство ночного времени. Зачем было ждать до утра? Зачем
давать им возможность восстановить силы и придумать какую-нибудь небылицу?
Кребс только что побрился. Кожа усеяна точками крови. Он сказал:
- Туалет справа. Если желаете умыться... - Это было скорее
распоряжение, чем совет.
С покрасневшими глазами, небритый, Марш в зеркале был больше похож на
преступника, чем на полицейского. Он наполнил водой раковину, засучил
рукава и ослабил галстук, плеснул ледяной водой в лицо, на руки, затылок и
шею. Струйка потекла по спине. Жгучий холод вернул его к жизни.
Йегер стоял рядом.
- Помни, что я сказал.
Марш снова открыл краны.
- Осторожнее.
- Думаешь, они прослушивают и туалет?
- Они прослушивают все.
Кребс повел их вниз. Сзади следовали охранники. В подвал? Они
прогремели сапогами по вестибюлю. Теперь здесь было тише, чем когда они
приехали. Вышли на скупой свет.
Нет, не в подвал.
В "БМВ" сидел, тот же шофер, который привез их с квартиры Штукарта.
Машины двинулись на север и влились в уже оживленное уличное движение
вокруг Потсдамерплатц. В витринах крупных магазинов были выставлены
большие, в позолоченных рамах, фотографии фюрера - официальный портрет
середины пятидесятых годов работы английского фотографа Битона. Их
обрамляли гирлянды цветов, традиционные украшения к дню рождения фюрера.
Оставалось четыре дня, каждый из них будет свидетелем все большего обилия
знамен со свастикой. Скоро город превратится в море красных, белых и
черных красок.
Йегер вцепился в подлокотник, казалось, его тошнило.
- Слушайте, Кребс, - произнес он заискивающе. - Мы все в одном звании.
Можете сказать, куда мы едем?
Кребс не ответил. Впереди маячил купол Большого зала. Через десять
минут "БМВ" свернул налево, на магистраль Восток - Запад. Марш догадался,
куда их везут.
Когда они приехали, было почти восемь. Железные ворота виллы Булера
были широко распахнуты. На участке было полно машин и людей в черной
форме. Один из гестаповцев прочесывал газон металлоискателем. Позади него
тянулся ряд воткнутых в землю красных флажков. Трое солдат СС копали ямы.
На гравийной дорожке выстроились гестаповские "БМВ", грузовик, большой
бронированный фургон, какие используют при перевозке золотых слитков.
Йегер толкнул локтем Марша. В тени дома стоял пуленепробиваемый
"мерседес". Водитель стоял, опершись на кузов. Над решеткой радиатора
металлический флажок - серебряные молнии СС на черном фоне; в одном углу,
словно каббалистический знак, готическая литера "К".
Глава имперской криминальной полиции был старым человеком. Звали его
Артур Небе, и он был легендой.
Небе возглавлял берлинскую сыскную службу еще до прихода партии к
власти. У него была маленькая голова и желтоватая чешуйчатая черепашья
кожа. В 1954 году, к его шестидесятилетию, рейхстаг проголосовал за
выделение ему крупного имения, включающего четыре деревни близ Минска в
Остланде, но он ни разу не съездил взглянуть на него. Он жил с прикованной
к постели женой в большом доме, где стоял запах дезинфекции и слышалось
шипение кислорода. Поговаривали, что Гейдрих пробовал от него отделаться и
поставить во главе крипо своего человека, но не смог. На Вердершермаркт
его называли "дядюшка Артур". Он был в курсе всего.
Марш видел Небе издалека, но никогда с ним не говорил. Теперь тот сидел
за роялем Булера, подбирая высокие ноты желтоватыми пальцами одной руки.
Инструмент был расстроен, звук диссонансом отдавался в пыльном воздухе.
У окна, повернувшись широкой спиной к комнате, стоял Одило Глобус.
Кребс щелкнул каблуками и вытянул руку в нацистском приветствии.
- Хайль Гитлер! Следователи Марш и Йегер.
Небе продолжал стучать по клавишам рояля.
- А-а... - повернулся к ним Глобус. - Великие сыщики.
Вблизи он казался быком в военной форме. Воротник резал шею. Руки,
сжатые в красные злые кулаки, висели вдоль туловища. Левая щека испещрена
багровыми шрамами. Насилие, как статическое электричество, потрескивало
вокруг него в сухом воздухе. Он вздрагивал всякий раз, когда Небе ударял
по клавише. Он бы с удовольствием двинул ему, подумал Марш, но это ему не
дано. Небе был выше по званию.
- Если герр оберстгруппенфюрер закончил концерт, - произнес Глобус
сквозь зубы, - то можно начинать.
Рука Небе застыла над клавишами.
- Как это можно иметь "Бехштейн" и не настроить его. - Он взглянул на
Марша. - Зачем он тогда нужен?
- Его жена была музыкантшей, - ответил Марш. - Умерла одиннадцать лет
назад.
- И никто все это время на нем не играл? - Небе тихо закрыл крышку и
провел пальцем по пыльной поверхности. - Странно.
Глобус начал:
- У нас много дел. Сегодня рано утром я докладывал некоторые вопросы
рейхсфюреру. Как вам, герр оберстгруппенфюрер, известно, данное совещание
проводится по его указанию. Кребс изложит точку зрения гестапо.
Марш с Йегером обменялись взглядами: дело дошло до самого Гейдриха!
У Кребса была отпечатанная докладная записка. Он начал читать своим
ровным бесцветным голосом:
- Сообщение о смерти доктора Булера получено по телетайпу в
штаб-квартире гестапо от ночного дежурного берлинской криминальной полиции
вчера, пятнадцатого апреля, в два пятнадцать ночи. В восемь тридцать,
учитывая присвоенное партайгеноссе Булеру почетное звание бригадефюрера
СС, о его кончине было сообщено лично рейхсфюреру.
Марш так сцепил руки за спиной, что ногти врезались в ладони.
- К моменту смерти гестапо завершало расследование деятельности
партайгеноссе Булера. Учитывая это обстоятельство и принимая во внимание
положение покойного в прошлом, дело было отнесено к вопросам
государственной безопасности и оперативный контроль перешел к гестапо.
Однако, видимо, из-за неудовлетворительного взаимодействия об этом не было
сообщено следователю крипо Ксавьеру Маршу, который незаконно проник в дом
покойного.
_Итак, гестапо расследовало деятельность Булера_. Марш усилием воли
старался не сводить глаз с Кребса, сохраняя безмятежное выражение лица.
- Далее, смерть партайгеноссе Вильгельма Штукарта. Проведенное гестапо
расследование показало, что дела Штукарта и Булера связаны между собой.
Рейхсфюрер был уведомлен и об этом. Снова расследование было передано
гестапо. И снова следователь Марш, на этот раз вместе со следователем
Максом Йегером, проводил собственный сыск в доме покойного. В ноль часов
двенадцать минут шестнадцатого апреля Марш и Йегер были задержаны мною в
доме, где проживал партайгеноссе Штукарт. Они согласились поехать со мной
в штаб-квартиру гестапо до выяснения вопроса на более высоком уровне. Я
датировал свою докладную шестью часами сегодняшнего утра.
Кребс сложил бумагу и вручил ее шефу крипо. За окном слышался скрежет
лопаты о гравий.
Небе сунул бумагу во внутренний карман.
- Подошьем к делу. Само собой разумеется, мы подготовим свою записку. А
теперь, Глобус, вокруг чего весь этот сыр-бор? Вижу, вам не терпится
рассказать нам.
- Гейдрих хотел, чтобы вы убедились сами.
- В чем?
- Что упустил ваш сотрудник во время вчерашней любительской экскурсии.
Прошу вас, следуйте за мной.
Это находилось в подвале, хотя, если бы Марш даже взломал замок и
спустился вниз, он вряд ли бы что-нибудь обнаружил. Стена из деревянных
панелей завалена обычным домашним хламом - ломаной мебелью, ненужными
инструментами, перевязанными веревками рулонами грязных ковров. Одна из
панелей была ложной.
- Видите ли, мы знали, что ищем, - пояснил Глобус, потирая руки. -
Господа, обещаю, что вы в жизни не видели ничего подобного.
За панелью находилась комната. Когда Глобус включил свет, всех поразило
великолепие этой то ли ризницы, то ли сокровищницы, ангелы и святые,
облака и храмы, высокомерные вельможи в отделанных белым мехом красных
одеждах, жирные телеса, обернутые в надушенный желтый шелк, цветы,
солнечные восходы и каналы Венеции...
- Входите, - пригласил Глобус. - Рейхсфюрер очень хотел, чтобы вы как
следует разглядели все это.
Комната была небольшой - четыре метра на четыре, прикинул Марш. В
потолок вделаны светильники, направленные на развешенные по всем стенам
картины. Посередине комнаты стоял старомодный вращающийся стул, какими,
возможно, пользовались в прошлом веке конторщики. Глобус своим сияющим
сапогом ударил по ручке стула. Тот завертелся.
- Представьте его сидящим здесь. Дверь заперта. Словно грязный старик в
борделе. Мы обнаружили ее вчера днем. Кребс!
Кребс принялся рассказывать:
- Сюда едет эксперт из Музея фюрера в Линце. Вчера вечером для нас
сделал предварительную оценку профессор Браун из Музея кайзера Фридриха
здесь, в Берлине. - Он заглянул в свои записи. - В настоящее время
установлено, что перед нами "Портрет молодого человека" Рафаэля, "Портрет
молодого человека" Рембрандта, "Христос, несущий крест" Рубенса,
"Венецианский дворец" Гварди, "Пригороды Кракау" Беллотто, восемь картин
Каналетто, по крайней мере, тридцать пять гравюр Дюрера и Кульмбаха, один
подлинный Гобелен. В отношении остальных - только предположения. - Кребс
перечислял их, словно блюда в ресторане. Его бледные пальцы покоились на
стоявшем в конце комнаты алтаре великолепной расцветки. - Это работа
нюрнбергского мастера Фейта Штоса. Алтарь изготовлен по заказу польского
короля в 1477 году. На его создание ушло десять лет. В центре триптиха -
спящая Богоматерь в окружении ангелов. На боковых досках - сцены из жизни
Христа и Марии. Здесь, - он указал на основание алтаря, - родословная
Христа.
Глобус заметил:
- Штурмбаннфюрер Кребс разбирается в этих вещах. Он один из наших самых
способных офицеров.
- Не сомневаюсь, - ответил Небе. - Весьма интересно. А откуда все это?
Кребс начал:
- Алтарь Фейта Штоса в ноябре 1939 года изъят из церкви Девы Марии в
Кракау...
- Все это, думаем, главным образом из генерал-губернаторства, -
вмешался Глобус. - Булер регистрировал их как пропавшие или уничтоженные.
Одному Богу известно, что еще утащила эта продажная свинья. Представьте,
сколько еще ему пришлось продать, чтобы купить это имение!
Небе протянул руку и дотронулся до одного из холстов - на нем был
изображен привязанный к дорической колонне святой Себастьян с торчащими из
золотистой кожи стрелами. Лаковое покрытие потрескалось, словно высохшее
русло реки, но положенные под ним краски - алые, белые, пурпурные, синие -
сохранили яркость. От картины исходил слабый запах плесени и ладана:
аромат довоенной Польши - страны, стертой с карты мира. На краях досок
Марш разглядел рыхлые комки извести и кирпича - следы монастырских или
дворцовых стен, из которых, они были выломаны.
Небе увлеченно разглядывал святого.
- Он чем-то напоминает вас, Марш. - Шеф крипо обвел кончиками пальцев
очертания тела и хрипло рассмеялся. - Добровольный мученик. Что скажете на
это, Глобус?
- Не верю ни в святых, ни в мучеников, - проворчал Глобус и пристально
посмотрел на Марша.
- Удивительно, - пробормотал Небе, - кто бы мог подумать - Булер и
эти...
- Вы были с ним знакомы? - перебил его Марш.
- Немного, еще до войны. Убежденный национал-социалист и преданный делу
юрист. Интересное сочетание, скажу вам. Фанатик, что касается деталей. Как
присутствующий здесь наш коллега из гестапо.
Кребс изобразил легкий поклон:
- Герр оберстгруппенфюрер весьма любезен.
- Нам уже какое-то время было известно о партайгеноссе Булере. Известно
о его деятельности в генерал-губернаторстве. Известно о его сообщниках. К
сожалению, где-то на прошлой неделе этот негодяй пронюхал, что мы напали
на его след.
- И покончил с собой? - переспросил Небе. - Как и Штукарт?
- Примерно. Штукарт был законченным дегенератом. Он не только любовался
красотой на холсте. Любил отведать ее во плоти. Булер отбирал что ему
нужно на Востоке. Назовите-ка цифры, Кребс.
- Польские власти, ведавшие музеями, в 1940 году составили секретную
опись. Теперь она у нас. Только из Варшау вывезены следующие сокровища
искусства: две тысячи семьсот картин европейской школы, десять тысяч
семьсот картин польских художников, тысяча четыреста скульптур.
И снова Глобус:
- В данный момент здесь, в саду, мы выкапываем из-под земли некоторые
из этих скульптур. Большинство из этих вещей поступило куда надо: в Музей
фюрера, Музей рейхсмаршала Геринга в Каринхалле, в галереи Вены и Берлина.
Но между польской описью и списками того, что мы получили, существуют
огромные расхождения. Действовали они следующим образом. Будучи
государственным секретарем, Булер имел ко всему неограниченный доступ. Он
направлял эти вещи под охраной в министерство внутренних дел Штукарту. Все
выглядело вполне законно. Штукарт организовывал их хранение или тайный
вывоз из рейха. За рубежом их реализовали за валюту: драгоценности, золото
- все, что можно легко и незаметно переправить.
Марш видел, что все сказанное невольно произвело впечатление на Небе.
Его маленькие глазки не отрывались от сокровищ.
- Кто-нибудь еще из высокопоставленных лиц втянут в это дело?
- Вы знакомы с бывшим заместителем государственного секретаря в
министерстве иностранных дел Мартином Лютером?
- Конечно.
- Мы разыскиваем этого человека.
- Разыскиваете? Он что, исчез?
- Три дня назад он не вернулся из деловой поездки.
- Насколько я понимаю, вы уверены, что Лютер замешан в этом деле.
- Во время войны Лютер возглавлял германский отдел министерства
иностранных дел.
- Помню. В министерстве он отвечал за связь с СС и с нами в крипо. -
Небе повернулся к Кребсу. - Еще один фанатичный национал-социалист. Вы бы
оценили его... гм!.. энтузиазм. Правда, порядочный грубиян. Между прочим,
в данный момент я хотел бы официально выразить свое удивление тем, что он
замешан в чем-то преступном.
Кребс достал ручку. Глобус продолжал:
- Булер похищал произведения искусства. Штукарт их получал. Положение
Лютера в министерстве иностранных дел позволяло ему свободно выезжать за
границу. Мы полагаем, что он тайком вывозил из рейха определенные ценности
и продавал их.
- Где?
- Главным образом в Швейцарии. И в Испании. Возможно, в Венгрии.
- Когда Булер вернулся из генерал-губернаторства?
Небе поглядел на Марша, и тот ответил:
- В 1951 году.
- В 1951 году это место стало хранилищем их сокровищ.
Небе опустился на стул и стал медленно вращаться на нем, изучая
поочередно каждую стену.
- Удивительно. Это, должно быть, одна из лучших частных коллекций в
мире.
- Одна из лучших коллекций в руках _преступника_, - отрезал Глобус.
- Да-а. - Небе прикрыл глаза. - Такое количество шедевров, собранных в
одном месте, притупляет чувства. Я хочу на воздух. Дайте мне руку, Марш.
Когда он поднимался, было слышно, как скрипят старые кости. Но в руку
Марша он вцепился стальной хваткой.
Небе расхаживал по веранде позади виллы, опираясь на трость, - _тук,
тук, тук_.
- Булер утопился. Штукарт застрелился. Ваше дело, Глобус, решается само
собой довольно убедительно, так что не требуется такой затруднительной
процедуры, как суд. Если верить статистике, шансы Лютера остаться в живых
весьма невелики.
- Кстати, у герра Лютера действительно плохое сердце. Как утверждает
его жена, результат нервного напряжения во время войны.
- Вы меня удивляете.
- По словам жены, ему нужен отдых, лекарства, покой - ничего этого в
данный момент у него нет, где бы он ни находился.
- Это деловая поездка...
- Он должен был вернуться из Мюнхена в понедельник. Мы проверили в
"Люфтганзе". В тот день среди пассажиров не было никого по фамилии Лютер.
- Может быть, бежал за границу?
- Возможно. Но сомневаюсь. Придет время, мы его выследим, где бы он ни
прятался.
_Тук, тук_. Марш восхищался цепким умом Небе. В бытность комиссаром
полиции Берлина в тридцатых годах он выпустил пособие по криминалистике.
Марш вспомнил, что во вторник вечером видел его на полке у Котха в отделе
дактилоскопии. Оно все еще считалось образцовым учебником.
- А вы, Марш? - Небе остановился и повернул назад. - Что вы думаете о
смерти Булера?
Неожиданно вмешался молчавший все время Йегер:
- Если позволите, мы всего лишь собирали информацию... - выпалил он
волнуясь.
Небе стукнул палкой по камню.
- Вопрос адресован не вам.
Маршу зверски хотелось курить.
- У меня только предварительные замечания, - начал он и провел рукой по
волосам. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Главное - не с чего
начать, подумал он, а чем кончить. Глобус, сложив руки на груди, вперил в
него взгляд. - Партайгеноссе Булер, - продолжал Марш, - умер между шестью
часами в понедельник вечером в шестью часами следующего утра. Мы ждем
протокола о вскрытии, но причиной смерти вполне определенно является
утопление - легкие наполнены жидкостью. Это свидетельствует о том, что он
дышал, когда попал в воду. Нам также известно от часового на дамбе, что в
течение этих решающих двенадцати часов Булер не принимал никаких
посетителей.
Глобус кивнул:
- Таким образом, самоубийство.
- Необязательно, герр обергруппенфюрер. К Булеру не приезжали
посетители по суше. Но на деревянной пристани есть свежие царапины, что
дает основания предполагать, что к ней, возможно, причаливало судно.
- Лодка Булера, - возразил Глобус.
- Булер не пользовался своей лодкой много месяцев, а может быть, и лет.
- Теперь, когда он овладел вниманием этой небольшой аудитории, Марш
почувствовал прилив бодрости и ощущение раскованности. Речь полилась
быстрее. Тише, сказал он себе, будь осторожен. - Когда вчера утром я
осматривал виллу, пес Булера был заперт в кладовке. На нем был намордник.
Голова с одной стороны была ободрана до крови. Я задал себе вопрос: зачем
человеку, задумавшему совершить самоубийство, так поступать со своей
собакой?
- А где она сейчас? - спросил Небе.
- Моим людям пришлось ее пристрелить, - ответил Глобус. - Бедное
животное взбесилось.
- Ах да. Разумеется. Продолжайте, Марш.
- Думаю, что напавшие на Булера люди высадились поздно ночью, в
темноте. Если помните, в понедельник ночью была гроза. На озере было
неспокойно - это объясняет царапины на причале. Думаю, что собака была
настороже и они оглушили ее, надели намордник и застали Булера врасплох.
- И бросили его в озеро?
- Не сразу. Несмотря на увечье, по словам сестры, Булер был хорошим
пловцом. Об этом говорит и его мощный плечевой пояс. Когда тело привели в
порядок, я осмотрел его в морге и обнаружил кровоподтеки вот здесь, - Марш
дотронулся до щек, - и на внешней стороне десен. На кухонном столе стояла
недопитая бутылка водки. Думаю, в протоколе о вскрытии будет отмечено
содержание алкоголя в крови Булера. Считаю, что его силой заставили
выпить, раздели догола, вывезли на лодке в озеро и выбросили за борт.
- Интеллигентское дерьмо, - возразил Глобус. - Скорее всего, Булер
надрался, чтобы хватило духу свести счеты с жизнью.
- Сестра Булера утверждает, что он был трезвенником.
Наступило долгое молчание. Марш слышал, как тяжело дышит Йегер. Небе
глядел вдаль, за озеро. Наконец Глобус проворчал:
- Чего не объясняет эта фантастическая теория, так это того, почему
таинственные убийцы просто не всадили пулю в башку Булера - и дело с
концом.
- Я бы сказал, что здесь все ясно, - ответил Марш. - Они хотели
инсценировать самоубийство. Однако грубо сработали.
- Интересно, - пробормотал Небе. - Если самоубийство Булера
сфабриковано, тогда логично предположить то же самое в отношении Штукарта.