Страница:
Однако в действительности первая же личность, которую он увидел, явилась словно из кошмарного сна.
Ларсен до сих пор с содроганием вспоминал эту встречу. На третий день после ленча он решил прокатиться по пустыне и обследовать заброшенную кварцевую шахту в одном из каньонов. Предстояла двухчасовая поездка, и он приготовил термос охлажденного мартини. Гараж примыкал к шале со стороны входа на кухню и был оборудован скользящей стальной дверью на роликах, поднимавшейся вертикально вверх и убиравшейся под крышу.
Ларсен запер шале, затем поднял ворота и вывел автомобиль на бетонное покрытие. Возвращаясь за термосом, который он оставил на скамье у задней стены гаража, он заметил полную канистру бензина в одном из затененных углов. Какое-то мгновение он выжидал, подсчитывая в уме количество миль, которые ему предстояло проехать, затем решил взять канистру с собой. Он подтащил ее к машине, затем повернулся, чтобы опустить ворота.
Когда он впервые поднимал ворота, какой-то ролик заело, и они застряли на уровне его подбородка. Теперь, навалившись на ручку весом всего тела, Ларсен сумел опустить ворота на несколько дюймов, но ему не хватило инерции, чтобы сделать это до конца. Солнечный свет отражался от стальных пластин ворот и ослеплял его.
Обхватив ворота ладонями изнутри, он слегка поддернул их вверх, чтобы увеличить размах при движении вниз.
У него перед глазами была лишь небольшая щель, дюймов шесть шириной, но этого было достаточно, чтобы видеть, что происходит в гараже.
Прячась в тени у черной стены, около самой скамьи маячила смутно очерченная, но все же ясно распознаваемая фигура человека. Незнакомец стоял неподвижно, свободно опустив руки вдоль туловища, и смотрел на Ларсена. На нем был светлый кремовый костюм. Покрытый пятнами тени, он выглядел как-то фрагментарно — аккуратная голубая спортивная рубашка и двухцветные туфли. Он был массивного сложения, со щеткой жестких усов под носом, пухлым полноватым лицом; глаза незнакомца не мигая уставились на Ларсена и все же каким-то непостижимым образом смотрели чуть в сторону.
Все еще придерживая ворота обеими руками, Ларсен с изумлением разглядывал человека. Дело было не только в том, что тот просто не мог появиться в гараже, — там не было ни окон, ни боковых дверей — в самой позе его просматривалась явная агрессивность.
Ларсен собирался было окликнуть незнакомца, когда тот вышел из тени и двинулся к нему.
Ларсен отпрянул в ужасе. Темные пятна, которыми был изборожден костюм незнакомца, оказались не тенями вовсе, а очертаниями рабочей скамьи, находившейся у него за спиной.
Тело человека и его одежда были прозрачны. Словно ударенный током, вернувшись к жизни, Ларсен лишь ухватился покрепче за ворота и резко опустил их вниз. Он быстро сунул на место задвижку, обеими руками повернул ее в положение «заперто» и дополнительно прижал коленями.
Чуть ли не парализованный, со сведенными мышцами, обливаясь потом, Ларсен все еще держал ворота гаража, когда полчаса спустя к нему подъехал Бейлисс.
Ларсен раздраженно барабанил пальцами по столу, затем встал и прошел на кухню. Лишенный барбитуратов, которым должны были противодействовать три таблетки амфитамина, он почувствовал себя сверхвозбужденным. Он включил кофеварку, затем выключил ее, кое-как добрался до гостиной и уселся на кушетку с томом Кремчера в руках.
Он прочитал несколько страниц; нетерпение, в нем нарастало. Какой свет проливал Кремчер на его проблему, было неясно. В основном, описывались всевозможные случаи глубокой шизофрении и необратимых параноидальных явлений. Его же собственная проблема была более поверхностной, просто небольшое отклонение психики из-за перегрузок. Почему Бейлисс упорно не хочет замечать этого? По какой-то необъяснимой причине он словно сознательно желал иметь дело с более глубоким кризисом, возможно, потому, что, будучи психиатром, сам тайно желал стать пациентом, чтобы изучать болезнь изнутри.
Ларсен отшвырнул книгу в сторону и взглянул через окно на пустыню. Неожиданно в шале словно потемнело, домик словно сжался, став клаустрофобическим фокусом сдерживаемой агрессивности. Ларсен встал, подошел к двери и вышел на открытый воздух.
Сгруппированные свободным полукругом, все шале, казалось, приникли к земле, когда он прошелся по бетонному покрытию на сотню ярдов в сторону. Далекие горы казались огромными. Дело шло к вечеру, начинало смеркаться, и небо над головой налилось яркой, словно вибрирующей голубизной, пространство пустыни было испещрено обширными прогалинами теней, которые ложились на равнину от гор, находившихся перед солнцем. Ларсен оглянулся на шале. Там не было ни единого признака жизни, если не считать слабого, рассогласованного, дисгармонического эха вялой музыки, которую слушал Бейлисс. Внезапно пейзаж показался Ларсену нереальным.
Размышляя над этим явлением, Ларсен почувствовал вдруг, как что-то уводит его мысли в сторону. Ощущение было неопределимо словами и подобно ожидаемому решению, которое так и не материализовалось; оно походило на забытое намерение. Он напряг память, одновременно безуспешно пытаясь вспомнить, выключил ли он кофеварку.
Ларсен вернулся к шале, заметив, что оставил открытой дверь на кухню. Он направился к дому, чтобы закрыть эту дверь, и, проходя мимо окна гостиной, заглянул в него.
На кушетке, скрестив ноги, сидел человек, его лицо скрывал том Кремчера. Сначала Ларсен подумал, что это Бейлисс пришел навестить его, и направился в дом, чтобы приготовить кофе для двоих. Однако он тут же отметил про себя, что из шале Бейлисса все еще доносится музыка.
Осторожно ступая, Ларсен вернулся к окну. Лицо человека все еще оставалось невидимым, но одного взгляда было достаточно для того, чтобы убедиться в том, что это не Бейлисс. Он был одет, как и два дня назад, все в тот же кремовый костюм и в те же двухцветные туфли. Однако на сей раз незнакомец не был галлюцинацией. Его руки и одежда были настоящими, осязаемыми. Он чуть пересел на кушетке — на одной из подушек осталась вмятина — и перевернул страницу книги, перегнув корешок.
У Ларсена участился пульс, он не мог оторваться от окна. Что-то в этом человеке, то ли поза, то ли манера, с какой он держал руки, убедило Ларсена в том, что он видел его где-то, еще до той мимолетной встречи в гараже.
Человек немного опустил книгу, а затем швырнул ее на кушетку рядом с собой. Потом он выпрямился и посмотрел прямо в окно, сфокусировав взгляд в какой-то точке всего в нескольких дюймах от лица Ларсена.
Словно загипнотизированный, Ларсен тоже уставился на человека. Он бесспорно узнал его, это пухлое лицо, нервные глаза, чересчур густые усы. Теперь, когда он наконец-то разглядел его, он понял, что знает этого человека лучше, чем просто хорошо, даже лучше, чем кто-либо другой.
Этот человек был он сам.
Бейлисс сунул снотворное в кейс и поставил его на крышку проигрывателя.
— Термин галлюцинация в данном случае совсем не подходит, — сказал он Ларсену, который лежал, распростершись на кушетке Бейлисса, и прихлебывал мелкими глотками из стакана разогретый виски. — Перестань употреблять это слово. Возникновение образа значительной силы и длительности на сетчатке глаз, но никак не галлюцинация.
Ларсен реагировал слабо. Час назад он ввалился в шале Бейлисса, в буквальном смысле слова вне себя от ужаса. Бейлисс успокоил его, затем приволок по бетонному покрытию обратно к окну гостиной, заставив воспринять тот факт, что двойник уже исчез. Бейлисс совсем не удивился, узнав о личности призрака, и это обстоятельство беспокоило Ларсена не меньше, чем само явление. Что еще Бейлисс утаивал от него?
— Меня удивило, что ты сам не осознал этого раньше, — заметил Бейлисс. — Ведь твое описание того человека в гараже было таким ясным — такие же кремовый костюм, рубашка и туфли, не говоря уж просто о физическом сходстве, вплоть до усов.
Немного оправившись, Ларсен присел. Он разгладил руками свой кремовый габардиновый костюм и смахнул пыль с бело-коричневых туфель.
— Благодарю за разъяснение. Все, что тебе осталось рассказать мне — кто же это?
Бейлисс присел на стул.
— Что ты имеешь в виду — кто он? Конечно, это ты сам.
— Я понимаю это. Но почему, откуда он появляется? Боже, наверное, я схожу с ума.
Бейлисс прищелкнул пальцами.
— Вовсе нет. Возьми себя в руки. Это чисто функциональное нарушение, подобное тому, когда двоится в глазах или амнезии. [75]Если бы случилось что-либо пострашней, я бы давно вытащил тебя отсюда. Возможно, стоило бы сделать это, но мне думается, можно и так найти выход из лабиринта, в котором ты блуждаешь.
Он достал записную книжку из нагрудного кармана.
— Давай посмотрим, что мы имеем. Итак, два обстоятельства особенно очевидны. Первое, призрак сам по себе. В этом нет никаких сомнений — это твоя точная копия. Хотя еще важней то, что он подобен тебе в настоящем, это твой идеальный современник во времени, совсем не идеализированный, не воображаемый и ничем не искаженный. Это не сверкающий герой твоего супер-эго либо изможденный старикан на пороге твоей смерти. Практически, этот образ — фотография. Скоси глаза — и ты увидишь моего двойника. Твой же не так уж необычен, за тем исключением, что смещение происходит не только в пространстве, но и во времени. Как видишь, второе, что я подметил в твоем описании призрака — это не только, так сказать, фото-двойник, он занимается точно тем же, что ты делал сам несколько минут назад. Человек в гараже стоял у рабочей скамьи, то есть там же, где стоял ты сам, когда раздумывал, брать или не брать с собой канистру с бензином. Опять же, человек, читающий в кресле, с точностью повторял то, что ты проделывал с той же самой книгой пять минут назад. Он даже уставился в окно — ведь ты же сказал, что сам сделал это, прежде чем отправиться на прогулку. Ларсен кивнул, посасывая виски.
— Так ты полагаешь, что галлюцинация была попросту умственной ретроспективой?
— Абсолютно точно. Поток оптических образов, достигающий определенных клеток мозга, сравним с кинолентой. Каждый образ откладывается там, а это тысячи катушек пленки, сотни тысяч часов истекшего времени. Иногда ретроспективы вызываются по команде, намеренно, когда ты сознательно отбираешь кадры в своей фильмотеке: это сценки из собственного детства, образы соседних улиц, которые мы носим с собой весь день близко к поверхности нашего сознания. Однако стоит слегка сместить проектор — это может создать перенапряжение, — встряхнуть его так, что фильм вернется на несколько сотен кадров назад — и произойдет наложение, повтор уже просмотренных, показанных кадров; в твоем случае — ты снова увидишь самого себя сидящим на кушетке. Очевидная неуместность такого явления — вот что пугает.
Ларсен сделал движение стаканом:
— Все же, подожди минутку. Когда я сидел на кушетке и читал Кремчера, я же фактически не видел самого себя, равно как и сейчас. Тогда возникает вопрос, откуда же берутся эти наложенные образы?
Бейлисс отложил в сторону записную книжку:
— Не воспринимай аналогию с кино буквально. Может быть, ты и не видишь самого себя сидящим на кушетке, однако сознание того, что ты находишься именно там, обладает такой же силой, как и любое визуальное подтверждение. Это поток осязаемых, позиционных и психических образов, они-то и составляют банк реальных данных. И совсем немного экстраполяции необходимо для того, чтобы переместить глаз наблюдателя на другую часть комнаты. Тем не менее чисто визуальные воспоминания, память не бывают абсолютно точными.
— Но как ты объяснишь, почему человек, которого я видел в гараже, был прозрачным?
— Очень просто. Процесс только начинался, отчего интенсивность образа была еще слабой. То, что ты видел сегодня утром, намного сильней. Я намеренно снял с тебя снотворное, отлично сознавая, что те стимуляторы, которые ты принимаешь тайком, обязательно произведут какой-нибудь эффект, если позволить им действовать, не встречая противодействия лекарств.
Он подошел к Ларсену, взял у него стакан и наполнил его из графина.
— Но давай-ка подумаем о будущем. Самое интересное, это тот свет, который твой случай бросает на один из старейших архетипов поведения человеческой психики — возникновение призраков, то есть всей армии сверхъестественных существ: духов, ведьм, демонов и так далее. А не являются ли они фактически просто оптическими ретроспективами, перемещенными образами самого наблюдателя, материализующимися на сетчатке глаза чувствами, возникающими от страха, тяжелой утраты, религиозной одержимости? Самое примечательное, что можно сказать о большинстве призраков, это прозаичность, с какой они предстают перед глазами, по сравнению с изощренными литературными образами, созданными великими мистиками и мечтателями. Туманная белая простыня — вероятнее всего, собственный ночной халат наблюдателя. Вообще, это интересная тема для дискуссии. Поразмышляй о литературных призраках — например, какова суть самого Гамлета, если ты знаешь, что призрак его убиенного отца — в действительности просто образ в его голове?
— Хорошо, хорошо, — с раздражением вмешался Ларсен. — Но мне-то чем это может помочь?
Бейлисс перестал задумчиво смотреть в пол и перевел взгляд на Ларсена:
— Я как раз подхожу к этому. Существуют два метода обращения с расстройствами, подобными твоему. Классический состоит в том, чтобы накачать человека до отказа успокоительными средствами и уложить в постель на годик или около этого. Тогда постепенно сознание как-нибудь соберется вместе. Это долгое дело, утомительно скучное как для больного, так и для окружающих. Альтернативный метод, честно говоря, пока экспериментальный, но, мне кажется, он подойдет. Я заговорил о таких явлениях, как призрак, потому что это интересно само по себе. Были отмечены тысячи случаев, когда призраки преследовали людей, и очень мало случаев, когда преследовались сами призраки, но еще не было такого, чтобы призрак и наблюдатель встречались фактически по их собственному хотению. Скажи мне, что случилось бы, если бы ты, увидев своего двойника сегодня днем, сразу же вошел в гостиную и заговорил с ним?
Ларсен содрогнулся.
— По-видимому, ничего, если верить твоей теории. Мне не хотелось бы этого.
— Но это как раз то, что ты сделаешь. Не поддавайся панике. Следующий раз, когда застанешь двойника за чтением Кремчера, подойди и заговори с ним. Если он не ответит, сядь на его стул сам. Вот и все, что тебе нужно сделать.
Энергично жестикулируя, Ларсен вскочил на ноги.
— Ради бога, Бейлисс, ты что, тоже сошел с ума? Ты сам-то представляешь себе, что значит внезапно увидеть самого себя? Все, что хочется сделать, так это поскорее удрать.
— Понимаю, но это-то хуже всего. Почему же тогда, когда кто-нибудь пытается сцепиться с призраком, тот немедленно исчезает? Потому что, силой вытесняя призрак из физически занимаемых им координат, ты снова настраиваешь свой психический проектор на один только канал. Два обособленных потока образов на сетчатке глаз совпадают и сливаются вместе. Тебе нужно попробовать, Ларсен. Возможно, для этого придется приложить немалые усилия, зато ты излечишься раз и навсегда.
Ларсен упрямо покачал головой:
— Сама идея сумасшедшая. — Про себя он добавил: «Я скорее застрелю паразита».
Затем он вспомнил о револьвере 38-го калибра, лежавшем у него в дипломате, и присутствие оружия придало ему ощущение безопасности посильней всех пилюль и советов Бейлисса. Оружие являлось обыкновенным символом агрессии, и даже если призрак был просто порождением его собственного мозга, револьвер придавал уверенность, которая все еще оставалась не пораженной и была достаточной для того, чтобы рассеять чары двойника.
С полузакрытыми от усталости глазами Ларсен слушал Бейлисса. Полчаса спустя он вернулся к себе, отыскал револьвер и спрятал его под журналом в почтовом ящике, висевшем на входной двери снаружи. Оружие было слишком громоздким для ношения и при этом могло выстрелить случайно и ранить его. А вот в ящике револьвер будет храниться надежно, и его легко взять, он будет всегда наготове, чтобы по доброй старой традиции наказать любого двойника, который осмелится сунуть нос в игру.
Бейлисс уехал в город, чтобы купить новую иголку для стереопроигрывателя, договорившись с Ларсеном, что тот приготовит ленч, покуда он в отъезде. Ларсен сделал вид, что ему не по душе домашняя работа, хотя тайно был рад любому занятию. Ему надоело слоняться вокруг шале, словно подопытное животное, под наблюдением Бейлисса, с интересом дожидавшегося очередного кризиса. Если повезет, ЭТО может не повториться назло Бейлиссу, который всегда все выставлял в выгодном ему свете.
Накрыв на стол на кухоньке Бейлисса, приготовив побольше льда для мартини (Ларсен решил, что алкоголь — это то, что нужно, чтобы послужить отличным противоядием от больной ЦНС), Ларсен пошел в свой шале и надел чистую рубашку. Повинуясь какому-то импульсу, он решил также переобуться и переодеться — выудил из шкафа синий деловой костюм из саржи и пару черных оксфордских туфель, которые были на нем, когда он приехал в пустыню. Не то чтобы ассоциации, связанные с кремовым костюмом и спортивными туфлями, были особенно неприятными, просто полная смена одежды могла бы надежно предупредить новое появление двойника; Ларсен как бы создал новый психический образ самого себя, достаточно мощный для того, чтобы подавить любые побочные варианты. Посмотрев на себя в зеркало, он решил довести свой новый облик до совершенства — взял электробритву и начисто сбрил усы, затем тщательно зачесал волосы назад,
Происшедшие перемены во внешности оказались довольно эффективными. Когда Бейлисс выбрался из машины и вошел в гостиную, то едва узнал Ларсена. Он даже отпрянул назад при виде прилизанной фигуры в темном костюме, которая вышла ему навстречу из кухни.
— Какого черта ты резвишься? — коротко бросил он Ларсену. — Сейчас не время для розыгрышей. — Он критически осмотрел Ларсена: — Ты выглядишь, как дешевый детектив.
Ларсен заржал. Этот случай привел его в хорошее настроение, и после нескольких рюмок мартини он почувствовал себя весьма бодро. Он болтал без умолку в течение всего ленча. Как ни странно, Бейлисс, казалось, хотел как можно скорее отделаться от него. Он догадался — почему вскоре после того, как вернулся в свой шале. Его пульс участился. Он нервно слонялся по комнатам; мозг проявлял необычно высокую активность. Мартини лишь частично был повинен в этом. Теперь, когда воздействие вина прекращалось, Ларсен стал ощущать работу истинного возбудителя — стимулирующего средства, которое Бейлисс дал ему в надежде предупредить наступление следующего кризиса.
Ларсен стоял у окна, сердито разглядывая шале Бейлисса. Открытая бессовестность Бейлисса приводила его в ярость. Его пальцы нервно бегали по пластинам жалюзи. Неожиданно он почувствовал, что хочет развалить к черту весь этот дом и удрать подальше. Шале со своими фанерными стенами и похожими на спичечные коробки мебелью казалось ему просто картонной тюрьмой. Все, что случилось с ним здесь: нервное расстройство и эти кошмарные призраки, вероятнее всего, были нарочно запрограммированы Бейлиссом.
Ларсен заметил, что стимулирующее средство обладает огромной силой воздействия. Оно сказывалось постепенно и неумолимо. Тщетно он пытался расслабиться; отправился в спальню, со злости ударил ногой свой чемодан, затем выкурил две сигареты, даже не заметив этого.
В конце концов, не в состоянии больше сдерживать себя, он грохнул входной дверью и побежал по бетонному настилу, полный решимости выяснить все начистоту и потребовать успокоительного.
Шале Бейлисса оказалось пустым. Ларсен пронесся через весь дом на кухню и в спальню и обнаружил, к своей досаде, что Бейлисс принимает душ. Он пробыл в шале еще несколько мгновений, затем решил вернуться к себе.
Опустив голова, Ларсен быстрыми шагами пересек пространство, залитое солнечным светом, и ему оставалось всего несколько шагов до скрывавшейся в тени двери, когда он заметил, что там стоит человек в синем костюме и смотрит на него.
С прыгающим в груди сердцем Ларсен отпрянул назад, узнав своего двойника прежде, чем сумел воспринять полную перемену костюма, гладкое выбритое лицо, изменившиеся черты. Человек вел себя как-то неуверенно, шевелил пальцами и, казалось, собирался выступить вперед, на освещенное пространство.
Ларсен был от человека не далее десяти футов и находился на одной линии, соединявшей его и дверь шале Бейлисса. Ларсен отступил назад, одновременно отклоняясь влево, под укрытие тени от гаража. Там он остановился и взял себя в руки. Двойник все еще чего-то ждал у двери; Ларсен был уверен, что тот находится там дольше, чем он сам. Ларсен взглянул в лицо призраку с отвращением, и не столько от того, что этот образ был точной копией его самого — Ларсена неприятно поразил странный глянец кожи двойника, придававший ему вид трупа или восковой фигуры. Именно на этот ужасный глянец обратил внимание Ларсен. Между тем двойник находился на расстоянии вытянутой руки от почтового ящика, содержащего револьвер 38-го калибра, но ничто на свете не смогло бы заставить Ларсена подойти к нему.
Он решил проникнуть в шале и понаблюдать за двойником сзади. Вместо того, чтобы воспользоваться кухонной дверью, которая давала доступ в гостиную непосредственно справа от двойника, он решил обогнуть гараж и влезть в окно спальни на противоположной стене дома.
Он пробирался за гаражом по кучам штукатурки, опутанным какой-то проволокой, когда услышал голос:
— Ларсен, ты идиот. Как ты думаешь, чем ты сейчас занимаешься?
Это был Бейлисс, высовывающийся из окна своей ванной; Ларсен споткнулся, однако удержался на ногах и зло помахал Бейлиссу. Тот покачал головой и высунулся еще дальше, одновременно вытирая шею полотенцем.
Ларсен вернулся назад тем же путем и просигналил Бейлиссу, чтобы тот не шумел. Он пересекал пространство между стеной гаража и ближайшим углом шале Бейлисса, когда краем глаза заметил темную фигуру в синем костюме, стоявшую к нему спиной в нескольких ярдах от ворот гаража.
Двойник переместился. Ларсен остановился, позабыв про Бейлисса, и стал осторожно наблюдать за двойником. Тот привстал на цыпочки, как это делал Ларсен всего минуту назад, приподняв локти, чуть помахивая руками, в защитной позе; Его глаза не были видны, но казалось, что он смотрит прямо на входную дверь шале.
Автоматически Ларсен перевел взгляд на эту дверь.
Первоначальная фигура в синем костюме все еще стояла там, щурясь от солнца, вглядываясь в залитое солнцем пространство перед собой.
Теперь двойников стало двое. Какое-то мгновение Ларсен беспомощно смотрел на эти две фигуры, стоявшие по обе стороны бетонного покрытия, словно полуожившие манекены на выставке восковых фигур.
Фигура, стоявшая спиной, повернулась на пятке и стала быстро приближаться к нему. Она смотрела, словно незрячими глазами, на Ларсена, и солнечный свет озарял ее лицо. Ощутив внезапный прилив ужаса, Ларсен впервые увидел, насколько совершенно сходство двойника с ним — те же пухлые щеки, та же родинка у правой ноздри, белая кожа над верхней губой с порезом от бритвы — след сбритых усов. Но еще раньше Ларсен понял, что этот человек в состоянии шока — нервно подергивающиеся губы, напряженные мышцы шеи и лица; полное измождение, скрываемое под маской спокойствия.
В горле у Ларсена пересохло, он повернулся и помчался прочь.
Он остановился, отбежав две сотни ярдов от кромки бетонного покрытия, уже в пустыне. Тяжело переводя дух, он опустился на одно колено подле проступавшего из песка узкого камня-песчаника и взглянул на шале — второй двойник пробирался вокруг гаража по брошенной проволоке, другой пересекал пространство между шале. Не подозревая о существовании призраков, Бейлисс сражался с окном ванной, отодвинув его назад так, чтобы оно не мешало смотреть на пустыню.
Пытаясь успокоиться, Ларсен вытер лицо рукавом пиджака. Все же Бейлисс был прав, хотя не предполагал, что во время приступа больной может видеть более одного образа. Однако фактически Ларсен раздвоился последовательно и быстро — за последние пять минут каждый призрак объявился в самый критический момент. Размышляя о том, не стоит ли просто подождать, когда призраки исчезнут сами по себе, Ларсен вспомнил про револьвер в почтовом ящике. Какой бы иррациональной ни была надежда на него, но она казалась единственной. С помощью этой штуки он смог бы проверить, чего стоят на самом деле его двойники.
Выход известняка пролегал по диагонали в сторону бетонного покрытия. Встав на карачки, Ларсен пополз вдоль камня, иногда останавливаясь, — чтобы изучить обстановку. Оба призрака все еще сохраняли свое расположение, а вот Бейлисс справился с окном и куда-то исчез.
Ларсен достиг кромки бетона, который стелился по плоской площадке на фут выше поверхности пустыни, и двинулся вдоль его края туда, где старая пятидесятигаллонная металлическая бочка сулила ему надежное укрытие и наблюдательный пункт. Чтобы добраться до револьвера, он решил обойти шале Бейлисса с дальней стороны, тогда ворота его собственного гаража окажутся без охраны, если не считать призрака, дежурившего у гаража.
Ларсен до сих пор с содроганием вспоминал эту встречу. На третий день после ленча он решил прокатиться по пустыне и обследовать заброшенную кварцевую шахту в одном из каньонов. Предстояла двухчасовая поездка, и он приготовил термос охлажденного мартини. Гараж примыкал к шале со стороны входа на кухню и был оборудован скользящей стальной дверью на роликах, поднимавшейся вертикально вверх и убиравшейся под крышу.
Ларсен запер шале, затем поднял ворота и вывел автомобиль на бетонное покрытие. Возвращаясь за термосом, который он оставил на скамье у задней стены гаража, он заметил полную канистру бензина в одном из затененных углов. Какое-то мгновение он выжидал, подсчитывая в уме количество миль, которые ему предстояло проехать, затем решил взять канистру с собой. Он подтащил ее к машине, затем повернулся, чтобы опустить ворота.
Когда он впервые поднимал ворота, какой-то ролик заело, и они застряли на уровне его подбородка. Теперь, навалившись на ручку весом всего тела, Ларсен сумел опустить ворота на несколько дюймов, но ему не хватило инерции, чтобы сделать это до конца. Солнечный свет отражался от стальных пластин ворот и ослеплял его.
Обхватив ворота ладонями изнутри, он слегка поддернул их вверх, чтобы увеличить размах при движении вниз.
У него перед глазами была лишь небольшая щель, дюймов шесть шириной, но этого было достаточно, чтобы видеть, что происходит в гараже.
Прячась в тени у черной стены, около самой скамьи маячила смутно очерченная, но все же ясно распознаваемая фигура человека. Незнакомец стоял неподвижно, свободно опустив руки вдоль туловища, и смотрел на Ларсена. На нем был светлый кремовый костюм. Покрытый пятнами тени, он выглядел как-то фрагментарно — аккуратная голубая спортивная рубашка и двухцветные туфли. Он был массивного сложения, со щеткой жестких усов под носом, пухлым полноватым лицом; глаза незнакомца не мигая уставились на Ларсена и все же каким-то непостижимым образом смотрели чуть в сторону.
Все еще придерживая ворота обеими руками, Ларсен с изумлением разглядывал человека. Дело было не только в том, что тот просто не мог появиться в гараже, — там не было ни окон, ни боковых дверей — в самой позе его просматривалась явная агрессивность.
Ларсен собирался было окликнуть незнакомца, когда тот вышел из тени и двинулся к нему.
Ларсен отпрянул в ужасе. Темные пятна, которыми был изборожден костюм незнакомца, оказались не тенями вовсе, а очертаниями рабочей скамьи, находившейся у него за спиной.
Тело человека и его одежда были прозрачны. Словно ударенный током, вернувшись к жизни, Ларсен лишь ухватился покрепче за ворота и резко опустил их вниз. Он быстро сунул на место задвижку, обеими руками повернул ее в положение «заперто» и дополнительно прижал коленями.
Чуть ли не парализованный, со сведенными мышцами, обливаясь потом, Ларсен все еще держал ворота гаража, когда полчаса спустя к нему подъехал Бейлисс.
Ларсен раздраженно барабанил пальцами по столу, затем встал и прошел на кухню. Лишенный барбитуратов, которым должны были противодействовать три таблетки амфитамина, он почувствовал себя сверхвозбужденным. Он включил кофеварку, затем выключил ее, кое-как добрался до гостиной и уселся на кушетку с томом Кремчера в руках.
Он прочитал несколько страниц; нетерпение, в нем нарастало. Какой свет проливал Кремчер на его проблему, было неясно. В основном, описывались всевозможные случаи глубокой шизофрении и необратимых параноидальных явлений. Его же собственная проблема была более поверхностной, просто небольшое отклонение психики из-за перегрузок. Почему Бейлисс упорно не хочет замечать этого? По какой-то необъяснимой причине он словно сознательно желал иметь дело с более глубоким кризисом, возможно, потому, что, будучи психиатром, сам тайно желал стать пациентом, чтобы изучать болезнь изнутри.
Ларсен отшвырнул книгу в сторону и взглянул через окно на пустыню. Неожиданно в шале словно потемнело, домик словно сжался, став клаустрофобическим фокусом сдерживаемой агрессивности. Ларсен встал, подошел к двери и вышел на открытый воздух.
Сгруппированные свободным полукругом, все шале, казалось, приникли к земле, когда он прошелся по бетонному покрытию на сотню ярдов в сторону. Далекие горы казались огромными. Дело шло к вечеру, начинало смеркаться, и небо над головой налилось яркой, словно вибрирующей голубизной, пространство пустыни было испещрено обширными прогалинами теней, которые ложились на равнину от гор, находившихся перед солнцем. Ларсен оглянулся на шале. Там не было ни единого признака жизни, если не считать слабого, рассогласованного, дисгармонического эха вялой музыки, которую слушал Бейлисс. Внезапно пейзаж показался Ларсену нереальным.
Размышляя над этим явлением, Ларсен почувствовал вдруг, как что-то уводит его мысли в сторону. Ощущение было неопределимо словами и подобно ожидаемому решению, которое так и не материализовалось; оно походило на забытое намерение. Он напряг память, одновременно безуспешно пытаясь вспомнить, выключил ли он кофеварку.
Ларсен вернулся к шале, заметив, что оставил открытой дверь на кухню. Он направился к дому, чтобы закрыть эту дверь, и, проходя мимо окна гостиной, заглянул в него.
На кушетке, скрестив ноги, сидел человек, его лицо скрывал том Кремчера. Сначала Ларсен подумал, что это Бейлисс пришел навестить его, и направился в дом, чтобы приготовить кофе для двоих. Однако он тут же отметил про себя, что из шале Бейлисса все еще доносится музыка.
Осторожно ступая, Ларсен вернулся к окну. Лицо человека все еще оставалось невидимым, но одного взгляда было достаточно для того, чтобы убедиться в том, что это не Бейлисс. Он был одет, как и два дня назад, все в тот же кремовый костюм и в те же двухцветные туфли. Однако на сей раз незнакомец не был галлюцинацией. Его руки и одежда были настоящими, осязаемыми. Он чуть пересел на кушетке — на одной из подушек осталась вмятина — и перевернул страницу книги, перегнув корешок.
У Ларсена участился пульс, он не мог оторваться от окна. Что-то в этом человеке, то ли поза, то ли манера, с какой он держал руки, убедило Ларсена в том, что он видел его где-то, еще до той мимолетной встречи в гараже.
Человек немного опустил книгу, а затем швырнул ее на кушетку рядом с собой. Потом он выпрямился и посмотрел прямо в окно, сфокусировав взгляд в какой-то точке всего в нескольких дюймах от лица Ларсена.
Словно загипнотизированный, Ларсен тоже уставился на человека. Он бесспорно узнал его, это пухлое лицо, нервные глаза, чересчур густые усы. Теперь, когда он наконец-то разглядел его, он понял, что знает этого человека лучше, чем просто хорошо, даже лучше, чем кто-либо другой.
Этот человек был он сам.
Бейлисс сунул снотворное в кейс и поставил его на крышку проигрывателя.
— Термин галлюцинация в данном случае совсем не подходит, — сказал он Ларсену, который лежал, распростершись на кушетке Бейлисса, и прихлебывал мелкими глотками из стакана разогретый виски. — Перестань употреблять это слово. Возникновение образа значительной силы и длительности на сетчатке глаз, но никак не галлюцинация.
Ларсен реагировал слабо. Час назад он ввалился в шале Бейлисса, в буквальном смысле слова вне себя от ужаса. Бейлисс успокоил его, затем приволок по бетонному покрытию обратно к окну гостиной, заставив воспринять тот факт, что двойник уже исчез. Бейлисс совсем не удивился, узнав о личности призрака, и это обстоятельство беспокоило Ларсена не меньше, чем само явление. Что еще Бейлисс утаивал от него?
— Меня удивило, что ты сам не осознал этого раньше, — заметил Бейлисс. — Ведь твое описание того человека в гараже было таким ясным — такие же кремовый костюм, рубашка и туфли, не говоря уж просто о физическом сходстве, вплоть до усов.
Немного оправившись, Ларсен присел. Он разгладил руками свой кремовый габардиновый костюм и смахнул пыль с бело-коричневых туфель.
— Благодарю за разъяснение. Все, что тебе осталось рассказать мне — кто же это?
Бейлисс присел на стул.
— Что ты имеешь в виду — кто он? Конечно, это ты сам.
— Я понимаю это. Но почему, откуда он появляется? Боже, наверное, я схожу с ума.
Бейлисс прищелкнул пальцами.
— Вовсе нет. Возьми себя в руки. Это чисто функциональное нарушение, подобное тому, когда двоится в глазах или амнезии. [75]Если бы случилось что-либо пострашней, я бы давно вытащил тебя отсюда. Возможно, стоило бы сделать это, но мне думается, можно и так найти выход из лабиринта, в котором ты блуждаешь.
Он достал записную книжку из нагрудного кармана.
— Давай посмотрим, что мы имеем. Итак, два обстоятельства особенно очевидны. Первое, призрак сам по себе. В этом нет никаких сомнений — это твоя точная копия. Хотя еще важней то, что он подобен тебе в настоящем, это твой идеальный современник во времени, совсем не идеализированный, не воображаемый и ничем не искаженный. Это не сверкающий герой твоего супер-эго либо изможденный старикан на пороге твоей смерти. Практически, этот образ — фотография. Скоси глаза — и ты увидишь моего двойника. Твой же не так уж необычен, за тем исключением, что смещение происходит не только в пространстве, но и во времени. Как видишь, второе, что я подметил в твоем описании призрака — это не только, так сказать, фото-двойник, он занимается точно тем же, что ты делал сам несколько минут назад. Человек в гараже стоял у рабочей скамьи, то есть там же, где стоял ты сам, когда раздумывал, брать или не брать с собой канистру с бензином. Опять же, человек, читающий в кресле, с точностью повторял то, что ты проделывал с той же самой книгой пять минут назад. Он даже уставился в окно — ведь ты же сказал, что сам сделал это, прежде чем отправиться на прогулку. Ларсен кивнул, посасывая виски.
— Так ты полагаешь, что галлюцинация была попросту умственной ретроспективой?
— Абсолютно точно. Поток оптических образов, достигающий определенных клеток мозга, сравним с кинолентой. Каждый образ откладывается там, а это тысячи катушек пленки, сотни тысяч часов истекшего времени. Иногда ретроспективы вызываются по команде, намеренно, когда ты сознательно отбираешь кадры в своей фильмотеке: это сценки из собственного детства, образы соседних улиц, которые мы носим с собой весь день близко к поверхности нашего сознания. Однако стоит слегка сместить проектор — это может создать перенапряжение, — встряхнуть его так, что фильм вернется на несколько сотен кадров назад — и произойдет наложение, повтор уже просмотренных, показанных кадров; в твоем случае — ты снова увидишь самого себя сидящим на кушетке. Очевидная неуместность такого явления — вот что пугает.
Ларсен сделал движение стаканом:
— Все же, подожди минутку. Когда я сидел на кушетке и читал Кремчера, я же фактически не видел самого себя, равно как и сейчас. Тогда возникает вопрос, откуда же берутся эти наложенные образы?
Бейлисс отложил в сторону записную книжку:
— Не воспринимай аналогию с кино буквально. Может быть, ты и не видишь самого себя сидящим на кушетке, однако сознание того, что ты находишься именно там, обладает такой же силой, как и любое визуальное подтверждение. Это поток осязаемых, позиционных и психических образов, они-то и составляют банк реальных данных. И совсем немного экстраполяции необходимо для того, чтобы переместить глаз наблюдателя на другую часть комнаты. Тем не менее чисто визуальные воспоминания, память не бывают абсолютно точными.
— Но как ты объяснишь, почему человек, которого я видел в гараже, был прозрачным?
— Очень просто. Процесс только начинался, отчего интенсивность образа была еще слабой. То, что ты видел сегодня утром, намного сильней. Я намеренно снял с тебя снотворное, отлично сознавая, что те стимуляторы, которые ты принимаешь тайком, обязательно произведут какой-нибудь эффект, если позволить им действовать, не встречая противодействия лекарств.
Он подошел к Ларсену, взял у него стакан и наполнил его из графина.
— Но давай-ка подумаем о будущем. Самое интересное, это тот свет, который твой случай бросает на один из старейших архетипов поведения человеческой психики — возникновение призраков, то есть всей армии сверхъестественных существ: духов, ведьм, демонов и так далее. А не являются ли они фактически просто оптическими ретроспективами, перемещенными образами самого наблюдателя, материализующимися на сетчатке глаза чувствами, возникающими от страха, тяжелой утраты, религиозной одержимости? Самое примечательное, что можно сказать о большинстве призраков, это прозаичность, с какой они предстают перед глазами, по сравнению с изощренными литературными образами, созданными великими мистиками и мечтателями. Туманная белая простыня — вероятнее всего, собственный ночной халат наблюдателя. Вообще, это интересная тема для дискуссии. Поразмышляй о литературных призраках — например, какова суть самого Гамлета, если ты знаешь, что призрак его убиенного отца — в действительности просто образ в его голове?
— Хорошо, хорошо, — с раздражением вмешался Ларсен. — Но мне-то чем это может помочь?
Бейлисс перестал задумчиво смотреть в пол и перевел взгляд на Ларсена:
— Я как раз подхожу к этому. Существуют два метода обращения с расстройствами, подобными твоему. Классический состоит в том, чтобы накачать человека до отказа успокоительными средствами и уложить в постель на годик или около этого. Тогда постепенно сознание как-нибудь соберется вместе. Это долгое дело, утомительно скучное как для больного, так и для окружающих. Альтернативный метод, честно говоря, пока экспериментальный, но, мне кажется, он подойдет. Я заговорил о таких явлениях, как призрак, потому что это интересно само по себе. Были отмечены тысячи случаев, когда призраки преследовали людей, и очень мало случаев, когда преследовались сами призраки, но еще не было такого, чтобы призрак и наблюдатель встречались фактически по их собственному хотению. Скажи мне, что случилось бы, если бы ты, увидев своего двойника сегодня днем, сразу же вошел в гостиную и заговорил с ним?
Ларсен содрогнулся.
— По-видимому, ничего, если верить твоей теории. Мне не хотелось бы этого.
— Но это как раз то, что ты сделаешь. Не поддавайся панике. Следующий раз, когда застанешь двойника за чтением Кремчера, подойди и заговори с ним. Если он не ответит, сядь на его стул сам. Вот и все, что тебе нужно сделать.
Энергично жестикулируя, Ларсен вскочил на ноги.
— Ради бога, Бейлисс, ты что, тоже сошел с ума? Ты сам-то представляешь себе, что значит внезапно увидеть самого себя? Все, что хочется сделать, так это поскорее удрать.
— Понимаю, но это-то хуже всего. Почему же тогда, когда кто-нибудь пытается сцепиться с призраком, тот немедленно исчезает? Потому что, силой вытесняя призрак из физически занимаемых им координат, ты снова настраиваешь свой психический проектор на один только канал. Два обособленных потока образов на сетчатке глаз совпадают и сливаются вместе. Тебе нужно попробовать, Ларсен. Возможно, для этого придется приложить немалые усилия, зато ты излечишься раз и навсегда.
Ларсен упрямо покачал головой:
— Сама идея сумасшедшая. — Про себя он добавил: «Я скорее застрелю паразита».
Затем он вспомнил о револьвере 38-го калибра, лежавшем у него в дипломате, и присутствие оружия придало ему ощущение безопасности посильней всех пилюль и советов Бейлисса. Оружие являлось обыкновенным символом агрессии, и даже если призрак был просто порождением его собственного мозга, револьвер придавал уверенность, которая все еще оставалась не пораженной и была достаточной для того, чтобы рассеять чары двойника.
С полузакрытыми от усталости глазами Ларсен слушал Бейлисса. Полчаса спустя он вернулся к себе, отыскал револьвер и спрятал его под журналом в почтовом ящике, висевшем на входной двери снаружи. Оружие было слишком громоздким для ношения и при этом могло выстрелить случайно и ранить его. А вот в ящике револьвер будет храниться надежно, и его легко взять, он будет всегда наготове, чтобы по доброй старой традиции наказать любого двойника, который осмелится сунуть нос в игру.
Бейлисс уехал в город, чтобы купить новую иголку для стереопроигрывателя, договорившись с Ларсеном, что тот приготовит ленч, покуда он в отъезде. Ларсен сделал вид, что ему не по душе домашняя работа, хотя тайно был рад любому занятию. Ему надоело слоняться вокруг шале, словно подопытное животное, под наблюдением Бейлисса, с интересом дожидавшегося очередного кризиса. Если повезет, ЭТО может не повториться назло Бейлиссу, который всегда все выставлял в выгодном ему свете.
Накрыв на стол на кухоньке Бейлисса, приготовив побольше льда для мартини (Ларсен решил, что алкоголь — это то, что нужно, чтобы послужить отличным противоядием от больной ЦНС), Ларсен пошел в свой шале и надел чистую рубашку. Повинуясь какому-то импульсу, он решил также переобуться и переодеться — выудил из шкафа синий деловой костюм из саржи и пару черных оксфордских туфель, которые были на нем, когда он приехал в пустыню. Не то чтобы ассоциации, связанные с кремовым костюмом и спортивными туфлями, были особенно неприятными, просто полная смена одежды могла бы надежно предупредить новое появление двойника; Ларсен как бы создал новый психический образ самого себя, достаточно мощный для того, чтобы подавить любые побочные варианты. Посмотрев на себя в зеркало, он решил довести свой новый облик до совершенства — взял электробритву и начисто сбрил усы, затем тщательно зачесал волосы назад,
Происшедшие перемены во внешности оказались довольно эффективными. Когда Бейлисс выбрался из машины и вошел в гостиную, то едва узнал Ларсена. Он даже отпрянул назад при виде прилизанной фигуры в темном костюме, которая вышла ему навстречу из кухни.
— Какого черта ты резвишься? — коротко бросил он Ларсену. — Сейчас не время для розыгрышей. — Он критически осмотрел Ларсена: — Ты выглядишь, как дешевый детектив.
Ларсен заржал. Этот случай привел его в хорошее настроение, и после нескольких рюмок мартини он почувствовал себя весьма бодро. Он болтал без умолку в течение всего ленча. Как ни странно, Бейлисс, казалось, хотел как можно скорее отделаться от него. Он догадался — почему вскоре после того, как вернулся в свой шале. Его пульс участился. Он нервно слонялся по комнатам; мозг проявлял необычно высокую активность. Мартини лишь частично был повинен в этом. Теперь, когда воздействие вина прекращалось, Ларсен стал ощущать работу истинного возбудителя — стимулирующего средства, которое Бейлисс дал ему в надежде предупредить наступление следующего кризиса.
Ларсен стоял у окна, сердито разглядывая шале Бейлисса. Открытая бессовестность Бейлисса приводила его в ярость. Его пальцы нервно бегали по пластинам жалюзи. Неожиданно он почувствовал, что хочет развалить к черту весь этот дом и удрать подальше. Шале со своими фанерными стенами и похожими на спичечные коробки мебелью казалось ему просто картонной тюрьмой. Все, что случилось с ним здесь: нервное расстройство и эти кошмарные призраки, вероятнее всего, были нарочно запрограммированы Бейлиссом.
Ларсен заметил, что стимулирующее средство обладает огромной силой воздействия. Оно сказывалось постепенно и неумолимо. Тщетно он пытался расслабиться; отправился в спальню, со злости ударил ногой свой чемодан, затем выкурил две сигареты, даже не заметив этого.
В конце концов, не в состоянии больше сдерживать себя, он грохнул входной дверью и побежал по бетонному настилу, полный решимости выяснить все начистоту и потребовать успокоительного.
Шале Бейлисса оказалось пустым. Ларсен пронесся через весь дом на кухню и в спальню и обнаружил, к своей досаде, что Бейлисс принимает душ. Он пробыл в шале еще несколько мгновений, затем решил вернуться к себе.
Опустив голова, Ларсен быстрыми шагами пересек пространство, залитое солнечным светом, и ему оставалось всего несколько шагов до скрывавшейся в тени двери, когда он заметил, что там стоит человек в синем костюме и смотрит на него.
С прыгающим в груди сердцем Ларсен отпрянул назад, узнав своего двойника прежде, чем сумел воспринять полную перемену костюма, гладкое выбритое лицо, изменившиеся черты. Человек вел себя как-то неуверенно, шевелил пальцами и, казалось, собирался выступить вперед, на освещенное пространство.
Ларсен был от человека не далее десяти футов и находился на одной линии, соединявшей его и дверь шале Бейлисса. Ларсен отступил назад, одновременно отклоняясь влево, под укрытие тени от гаража. Там он остановился и взял себя в руки. Двойник все еще чего-то ждал у двери; Ларсен был уверен, что тот находится там дольше, чем он сам. Ларсен взглянул в лицо призраку с отвращением, и не столько от того, что этот образ был точной копией его самого — Ларсена неприятно поразил странный глянец кожи двойника, придававший ему вид трупа или восковой фигуры. Именно на этот ужасный глянец обратил внимание Ларсен. Между тем двойник находился на расстоянии вытянутой руки от почтового ящика, содержащего револьвер 38-го калибра, но ничто на свете не смогло бы заставить Ларсена подойти к нему.
Он решил проникнуть в шале и понаблюдать за двойником сзади. Вместо того, чтобы воспользоваться кухонной дверью, которая давала доступ в гостиную непосредственно справа от двойника, он решил обогнуть гараж и влезть в окно спальни на противоположной стене дома.
Он пробирался за гаражом по кучам штукатурки, опутанным какой-то проволокой, когда услышал голос:
— Ларсен, ты идиот. Как ты думаешь, чем ты сейчас занимаешься?
Это был Бейлисс, высовывающийся из окна своей ванной; Ларсен споткнулся, однако удержался на ногах и зло помахал Бейлиссу. Тот покачал головой и высунулся еще дальше, одновременно вытирая шею полотенцем.
Ларсен вернулся назад тем же путем и просигналил Бейлиссу, чтобы тот не шумел. Он пересекал пространство между стеной гаража и ближайшим углом шале Бейлисса, когда краем глаза заметил темную фигуру в синем костюме, стоявшую к нему спиной в нескольких ярдах от ворот гаража.
Двойник переместился. Ларсен остановился, позабыв про Бейлисса, и стал осторожно наблюдать за двойником. Тот привстал на цыпочки, как это делал Ларсен всего минуту назад, приподняв локти, чуть помахивая руками, в защитной позе; Его глаза не были видны, но казалось, что он смотрит прямо на входную дверь шале.
Автоматически Ларсен перевел взгляд на эту дверь.
Первоначальная фигура в синем костюме все еще стояла там, щурясь от солнца, вглядываясь в залитое солнцем пространство перед собой.
Теперь двойников стало двое. Какое-то мгновение Ларсен беспомощно смотрел на эти две фигуры, стоявшие по обе стороны бетонного покрытия, словно полуожившие манекены на выставке восковых фигур.
Фигура, стоявшая спиной, повернулась на пятке и стала быстро приближаться к нему. Она смотрела, словно незрячими глазами, на Ларсена, и солнечный свет озарял ее лицо. Ощутив внезапный прилив ужаса, Ларсен впервые увидел, насколько совершенно сходство двойника с ним — те же пухлые щеки, та же родинка у правой ноздри, белая кожа над верхней губой с порезом от бритвы — след сбритых усов. Но еще раньше Ларсен понял, что этот человек в состоянии шока — нервно подергивающиеся губы, напряженные мышцы шеи и лица; полное измождение, скрываемое под маской спокойствия.
В горле у Ларсена пересохло, он повернулся и помчался прочь.
Он остановился, отбежав две сотни ярдов от кромки бетонного покрытия, уже в пустыне. Тяжело переводя дух, он опустился на одно колено подле проступавшего из песка узкого камня-песчаника и взглянул на шале — второй двойник пробирался вокруг гаража по брошенной проволоке, другой пересекал пространство между шале. Не подозревая о существовании призраков, Бейлисс сражался с окном ванной, отодвинув его назад так, чтобы оно не мешало смотреть на пустыню.
Пытаясь успокоиться, Ларсен вытер лицо рукавом пиджака. Все же Бейлисс был прав, хотя не предполагал, что во время приступа больной может видеть более одного образа. Однако фактически Ларсен раздвоился последовательно и быстро — за последние пять минут каждый призрак объявился в самый критический момент. Размышляя о том, не стоит ли просто подождать, когда призраки исчезнут сами по себе, Ларсен вспомнил про револьвер в почтовом ящике. Какой бы иррациональной ни была надежда на него, но она казалась единственной. С помощью этой штуки он смог бы проверить, чего стоят на самом деле его двойники.
Выход известняка пролегал по диагонали в сторону бетонного покрытия. Встав на карачки, Ларсен пополз вдоль камня, иногда останавливаясь, — чтобы изучить обстановку. Оба призрака все еще сохраняли свое расположение, а вот Бейлисс справился с окном и куда-то исчез.
Ларсен достиг кромки бетона, который стелился по плоской площадке на фут выше поверхности пустыни, и двинулся вдоль его края туда, где старая пятидесятигаллонная металлическая бочка сулила ему надежное укрытие и наблюдательный пункт. Чтобы добраться до револьвера, он решил обойти шале Бейлисса с дальней стороны, тогда ворота его собственного гаража окажутся без охраны, если не считать призрака, дежурившего у гаража.