Он гордился им, но вместе с тем был мрачен, и это его злило. Ни мрачное настроение, ни раздражение не были ему в новинку, и Диминг никак не мог понять, почему они всегда появляются после работы. У него имелась масса причин для удовлетворения: он высок, красив, хитер, как Ангел, а может, даже больше; Сколько лет он занимается этими делами, и ни разу не возникло даже тени опасения, что его обвинят. Чертовы манекены! Одни утверждают, что это роботы, другие — что супермены. Люди трогают их одежды, что якобы приносит счастье или исцеляет больных детей. Ангелы не спят, не едят, не носят оружия; они расхаживают вокруг, улыбаясь, помогая и напоминая людям, чтобы те были добры друг к другу. В книгах пишут, что когда-то была какая-то полиция, армия, но теперь их нет. Да зачем, если Ангелы являются немедленно, без приглашения святоши с пуленепробиваемой кожей.
   «Ясно, что я хитрее Ангела, — думал Диминг. — Да и вообще, что такое Ангел? Существо, имеющее принципы, которых придерживается. (У меня несколько больше степеней свободы.) Существо, сразу бросающееся в глаза своим видом, а еще более поведением, золотистыми одеждами и прочей ерундой. (Зато я невзрачная канцелярская крыса в подозрительном отдельчике или неуловимый вольнодумец с липкими пальцами — в зависимости от ситуации)».
   Он подкинул часы вверх, поймал, посмотрел на них, но настроение от этого не поправилось. Он всегда был угрюм, когда ему везло, а везло ему всегда. Диминг никогда не брался за дело, грозившее провалом.
   «Наверное, в том все и дело, — подумал он, вытягиваясь на кровати и глядя в потолок. — Во мне столько идей, а используется лишь малая их часть».
   Никогда прежде у него не возникало подобных мыслей.
   «Я ломаю все правила — но с подстраховкой. А страхуюсь я тщательней, чем никакой-нибудь служащий, покупающий полис перед тем, как сесть в автобус. Я сижу под колпаком, как червяк под камнем; разумеется, я сам накрыл себя им и предпочитаю его колпаку общества или религии. Но все равно, небо закрыто. Размах мне нужен, вот что.
   А может, — продолжал он размышлять, разглядывая часы, которые держал в руке, — может, нужная мне добыча стоит идей и ловкости, которые я в это вкладываю. Сколько уже лет я честно работаю за гроши и осторожно краду за… скажем, нечто большее, чем гроши.
   И, раз уж пошел разговор, лучше загнать эту вещицу, пока эта память об астронавте не нашла себе фигового листка и полицейского со свистком».
   Он поднялся, недовольно качая головой и желая, чтобы хоть раз, хотя бы один чертов раз, можно было провернуть дельце и получить с него столько, сколько он заслуживает.
   Он протянул руку к двери, и та ответила ему стуком.
   «Вот видишь, — все с тем же недовольством сказал сам себе Диминг, — видишь? Другой бы замер сейчас на месте, побледнел, кинул часы в регенератор и, вспотев, принялся бы метаться по комнате, как крыса в клетке. А я стою совершенно неподвижно, думаю в три раза быстрее, чем компьютер восьмого поколения, и проверяю все, включая то, что уже сделал на случай такой ситуации — усы снова под носом, глаза снова карие, рост уменьшился, стельки спрятаны в двухстороннем пиджаке, а тот в свою очередь укрыт за доской в шкафу».
   — Кто там?
   Голос сдержанный, пульс спокойный. Откуда же эта мрачность, парень? Что с тобой происходит, что ты так не терпишь самого себя и любую ситуацию, в которой оказываешься, только потому, что с самого начала знаешь, что справишься с ней в лучшем виде?
   — Можно с вами поговорить, мистер Диминг?
   Этого голоса он не знал; может оказаться и хорошо, и плохо — посмотрим. Если хорошо, то о чем беспокоиться? И о чем беспокоиться, если плохо?
   Сунув часы в боковой карман, он открыл дверь.
   — Надеюсь, что не помешал, — сказал полный мужчина, стоявший на пороге.
   — Входите. — Диминг оставил дверь открытой и повернулся к гостю спиной. — Прошу садиться. — Он засмеялся неуверенным смехом второго заместителя. — Надеюсь, вы что-то продаете. Я ничего не покупаю, но всегда приятно побеседовать.
   Дверь закрылась, а полный тип не сел и не рассмеялся. Димингу не нравилась эта тишина, и потому он повернулся, чего явно ждал посетитель.
   — У вас есть возможность поговорить с Ричардом Е. Рокхардом, — тихо сказал он.
   — Отлично, — ответил Диминг. — А кто такой этот Ричард Е. Рокхард?
   — Вы не слышали… гм, впрочем, ничего удивительного. Об акулах бизнеса знают все, но о том, у кого они служат посыльными, известно не больше, чем о каком-нибудь младшем референте, мистер Диминг… Вы слышали о «Торговой фирме Антарес»? О «Лунных и Внешних Линиях»? Или о «Галактических Рудниках»?
   — Так значит, этот Рокхард…
   — Не только, мистер Диминг. Не только.
   Джимми-Молния вытаращил бы глаза и тихонько свистнул, а Диминг сложил ладони и прошептал:
   — О, мой Бог…
   — Ну как? — спросил мужчина, немного подождав продолжения, которого так и не последовало. — Вы пойдете к нему?
   — Вы хотите сказать… к Рокхарду? Хотите сказать… я? И сейчас?
   — Да, я хочу сказать именно это.
   — Но почему он… что… почему именно я? — спросил Диминг — скромно, как и пристало второсортной канцелярской крысе.
   — Ему нужна ваша помощь.
   — О, мой Бог… Трудно поверить, что я могу такому человеку… А может, вы скажете, в чем дело?
   — Нет, — ответил пришелец.
   — Нет?
   — Нет, за исключением того, что это срочно, важно и принесет вам больше, чем вы получили за всю жизнь.
   — О, мой Бог! — еще раз повторил Диминг. — Ну тогда лучше поищите какого-нибудь Ангела. Они помогают людям, а я не могу…
   — Вы можете то, что не под силу Ангелу, мистер Диминг.
   Диминг засмеялся, показывая, что знает о месте в этом мире маленьких людей.
   — Мистер Рокхард считает, что вы сможете, мистер Диминг. Мистер Рокхард ЗНАЕТ, что вы сможете…
   — Он знает… обо мне?
   — Все, — не колеблясь ответил толстяк,
   Диминг почувствовал мгновенное сожаление, что не решился уничтожить часы. Они показались ему сейчас такими большими и горячими, как миска супа, засунутая в карман.
   — И все же лучше обратиться к какому-нибудь Ангелу, снова предложил он.
   Гость взглянул на дверь и подошел поближе.
   — Уверяю вас, мистер Диминг, — тихо произнес он, — что в данном случае мистер Рокхард не может и не хочет этого делать.
   — Похоже, этого дела лучше не касаться, — натянуто заметил Диминг.
   Мужчина пожал плечами.
   — Ну, хорошо. Нет так нет. — И он направился к двери.
   Не удержавшись, Диминг быстро спросил:
   — А что будет, если я откажусь?
   Толстяк даже не повернулся, чтобы ему ответить.
   — Вы пообещаете мне, что забудете об этом разговоре, сказал он через плечо, — особенно, если вас спросит кто-нибудь из парней в белом.
   — И это все?
   На невозмутимом лице впервые появилась тень улыбки.
   — И до конца своих дней будете гадать, что же вы потеряли.
   Диминг облизнул губы.
   — Скажите еще одно: если я пойду к вашему Рокхарду, поговорю с ним и все-таки захочу отказаться?
   — Разумеется, вы сможете это сделать — если захотите.
   — Тогда идем, — решился Диминг.
   Они уже летели над городом в роскошном вертолете, когда ему пришло в голову, что слова «если хотите», произнесенные так, как это сделал толстяк, могут иметь множество значений. Диминг повернулся, чтобы спросить об этом, но лицо мужчины самим своим спокойствием выражало одно: этот человек свое задание выполнил и больше не добавит ни единого слова.
   У Ричарда Е. Рокхарда были серо-голубые волосы и голубые, холодные как лед глаза, а слова его били в человека, как лезвие топора — точно и не обращая внимания на осколки. Диминг не сомневался, что этот человек — действительно «Галактические Рудники» и все прочее. Не сомневался он и в том, что Рокхард нуждается в помощи. Лицо его покрылось морщинами, а пурпурные капилляры в белках глаз из-за недостатка сна налились кровью. Этот человек говорил правду, потому что времени для лжи не было.
   — Вы мне нужны, Диминг. Полагаю, что вы мне поможете, и потому обрисую ситуацию, — сказал он, когда они оказались наедине в роскошном кабинете внутри совершенно невероятных апартаментов.
   — Даю слово, что пока вы не решитесь помогать мне, с моей стороны вам ничего не грозит. Однако, если вы примете мое предложение, знайте, что опасность велика. — Он кивнул самому себе и повторил: — Велика.
   Диминг, портье из отеля, сумел ответить лишь:
   — Мистер Рокхард, я удивлен, что вы обратились к человеку вроде меня в деле… — После чего Рокхард ударил ладонями по столу и наклонился над ним.
   — Мистер Диминг, — сказал он мягким, но полным напряжения голосом, напоминающим двигатель на холостом ходу, готовый в любую секунду переключиться, — я знаю о вас все. Знаю, поскольку нуждаюсь в таком человеке и обладаю средствами, чтобы его найти. Можете играть роль серого человека, если это вам нравится, но не надейтесь, что это меня обманет. Вы не заурядный человек, иначе вас не было бы сейчас здесь, поскольку заурядный человек не осмелится на то, что, как известно, является проступком в глазах Ангелов.
   Диминг отказался от позы серого, робкого человека, от вежливости и уважительности, характерных для заместителя заместителя.
   — Даже для человека незаурядного, — сказал он, — это означает риск.
   — Вы обо мне? Мне с вашей стороны ничего не грозит, Диминг. Вы не выдадите меня, даже зная, что я не могу отомстить. Вам не нравятся Ангелы. Никогда вы не встречали другого человека, которому они тоже не нравились бы, и потому вам нравлюсь я.
   Диминг улыбнулся и кивнул. «Интересно, — подумал он, когда мне дадут понять, что, если я не помогу Рокхарду, меня будут шантажировать?»
   — Я не собираюсь вас шантажировать, — сказал вдруг старик. — Мне хочется вовлечь вас в дело обещанием награды, а не затащить угрозами. Вы — человек, алчность которого превосходит страх. — Говоря это, он улыбался, потом, не дожидаясь реакции собеседника, заговорил о своем сыне.
   — Когда имеешь неограниченный доход и единственного сына, поначалу думаешь, что найдешь в нем как бы продолжение себя — поскольку это твоя кровь, и ты, разумеется, хочешь, чтобы он пошел по твоим следам. Однако, когда ты понимаешь, что он может свернуть с этой дороги — а обычно это бывает, когда уже слишком поздно, — то пускаешь дело на самотек, полагая, что давлением добьешься того, в чем гены оказались бессильны.
   В конце концов тебя ждет выбор — нет, не удержать или потерять сына, этого выбора уже нет — тебе приходится выбирать — отречься от него или оставить в покое. Если тебя больше интересует ты сам и созданное тобой, нежели сын, ты вышвыриваешь его и пусть он идет к дьяволу. Я, — тут он замолчал, облизнул губы, быстро взглянул на Диминга, затем на свои сложенные руки, — я оставил его в покое.
   Некоторое время он молчал, потом развел сплетенные ладони и осторожно положил их на стол, одну возле другой.
   — И я не жалею, потому что мы остались друзьями. Я помогал ему, как только мог: то есть удерживался от помощи, когда хотел поступить по-своему, и давал ему все, независимо от того, стоило это по-моему делать или нет. — Внезапно он улыбнулся и прошептал скорее своим неподвижным рукам, нежели Димингу: — Такому сыну, если он хочет покрасить живот в голубой цвет, покупаешь краску. — Рокхард посмотрел на Диминга. — Его голубой краской была археология, и я купил ее это чистое знание, с которого он никогда не будет хлеба. Для меня это вообще не профессия, я мыслю иными категориями, но Дональд не хотел слышать ни о чем другом.
   — Есть еще слава, — заметил Диминг.
   — Но не в случае этой экспедиции. Парень хочет исчезнуть, переставать существовать, стать ничем, идя по следу, который почти наверняка ведет в никуда, а если даже и приведет, то к какой-нибудь диковине для эрудитов типа камня Шамполиона, папируса Мертвого, Моря или мертвых языков с пьезокристаллов Фигмо IV. — Он развел руки и вновь опустил их. — Голубая краска. И я ему ее купил.
   — Что вы имеете в виду, говоря «перестать существовать, исчезнуть»? Полагаю, это не значит «умереть»?
   — Отлично, Диминг, вы схватываете все на лету. Это значит, чтобы отправиться за этим своим цветком папоротника, мой сын должен навлечь на себя Ангелов. Они не могут его остановить, но зато могут подождать, пока он будет возвращаться. Поэтому я купил ему еще одну банку краски — билет на Гребд.
   Диминг тихо свистнул. Название Гребд носила планета в районе Угольного Мешка, кружащаяся вокруг звезды, и город на этой планете. Местные жители разработали псевдохирургический метод, гораздо более действенный, нежели прочие, существующие в известной части космоса. Они могли изменить любое существо по его желанию, могли даже сменить биохимию, основанную на углероде, на биохимию, основанную на цепочке бора, а кроме того, им были доступны такие тонкости, как смена регистрируемой характеристики мозговых волн, рисунка капилляров на сетчатке глаза или даже носа. Они могли создать (вырастить!) человека из клочка его тела, при условии, что клетка еще жива. И что самое главное, они проводили все эти изменения, не нарушая (по желанию) разума существа.
   Однако цена подобного капитального ремонта превосходила всяческие границы здравого смысла — разве что мотивы вписывались в эти границы. Диминг взглянул на старика с нескрываемым восхищением: он не только мог заплатить такую цену, но и хотел — даже в деле, которого не одобрял. Это же надо так заботиться о сыне, надеясь лишь на то, что встретишь когда-нибудь совершенно незнакомого человека, который отведет тебя в сторону и шепнет: «Привет, пап», но для которого ты не сможешь ничего сделать… Если его сын нарушил распоряжения Ангелов настолько серьезно, что ему нужна поездка на Гребд… Ангелы не спустят со старика глаз до конца его дней, так что он не осмелится даже улыбнуться этому незнакомцу. Такой проступок равносилен смерти. Отважится ли в подобной ситуации отец хотя бы пожать руку сыну?
   — Боже мой, — прошептал Диминг. — И чего же он так сильно захотел?
   — Какой-то ерунды. Существует теория, что цивилизация Альдебарана возникла из тех же самых этнических корней, что и цивилизация Планет Массона. Для меня это звучит бессмысленно, но даже если это правда, я все равно не вижу особого смысла. Однако некоторые следы указывают на планету под названием Ревело. Там могут находиться продукты цивилизации, доказывающие истинность этой гипотезы.
   — Я никогда о ней не слышал, — сказал Диминг. — Ревело… н-нет. Ну, ладно, совершит он свое открытие и поедет на Гребд, где подвергнется полной переделке, в результате чего никогда не сможет признать себя автором открытия, которое совершил.
   — Теперь вы видите, что за человек Дональд, — с иронией сказал старик. — Для него важно само открытие, а не то, кому припишут заслугу.
   Они переглянулись, выражая свое непонимание, потом Диминг легонько кивнул в знак того, что неважно, понимает он или нет. Если Дональд Рокхард не в своем уме, это его дело.
   — А при чем здесь Ангелы? — спросил он.
   — Ревело, — сказал старик, — закрытая планета.
   Ну вот, тут же подумал Диминг, все и разрешилось. Закрытую планету всегда окружает специальное поле; если сквозь такое поле проходит космический корабль, все живое на его борту немедленно погибает. Если Дональд оказался на Ревело, значит, Дональд мертв. Если же по пути его вырвало из подпространства внутреннее предохраняющее поле, значит, он никогда не садится на Ревело, не нарушает запретов Ангелов и не оказывается в трудном положении. Все это он тут же высказывал вслух.
   Рокхард медленно покачал головой.
   — В данный момент он находится на Ревело — живой. Насколько мне известно, — добавил он.
   — Невозможно, — категорически заявил Диминг. — Нельзя пролететь сквозь поле вокруг закрытой планеты и остаться живым.
   — Верно, — согласился старик, — и все-таки он там. Послушайте, я расскажу вам то, о чем кроме меня знают всего четверо. Существует возможность проникновения на закрытую планету. Четыре года назад мои люди наткнулись на разбитый корабль. Бог знает, откуда он пришел. Он был весь разрушен, но на борту находились две не поврежденные спасательные шлюпки. Спасательные шлюпки, оборудованные мигодвигателями.
   — Лодки? В таком случае они должны быть размером с корабль.
   — Только не эти. Они движутся так же, как наши мгновенники, но используют другой принцип. Еще не установлено, какой именно, хотя один из моих людей занимается этим. Капитан моего грузовика доставил их в мою коллекцию космических кораблей, не зная, что именно везет. Мы сами узнали случайно. В общем, мы поставили на них управление нашего типа, но, хотя знаем, какие кнопки нужно нажимать, неизвестно, какие процессы при этом происходят. Работают они не лучше наших мгновенников, поэтому не было смысла предоставлять информацию о них в мой Отдел Рационализации, а когда мы узнали, что они могут проникать сквозь поле вокруг закрытых планет, то решили держать язык за зубами. У меня свое мнение об Ангелах, но должен признаться: если они закрывают какую-нибудь планету, то не без важной причины. Может быть, там скальная эпидемия, может, инян, а может, она убийственна для людей из-за солнечного излучения или наличия какого-нибудь гормонального токсина.
   — Ясно, — согласился Диминг. — Нанта, Сирион и эта дьявольская планета Кет. — Он вздрогнул. — Это хорошо, что нас не подпускают к ней. Пожалуй, вы правы, в этом случае Ангелы знают, что делают… А из-за чего закрыли Ревело?
   — Как обычно, ничего не говорят. Это может быть что угодно. Как я уже сказал, я им верю и не собираюсь распространять устройство, открывающее доступ на такую планету.
   — За исключением Дональда.
   — За исключением Дональда, — признался Рокхард. — Тут у меня нет оправданий. Если он погибнет там от чего-либо, он будет знать, на что шел. Если подхватит что-то из-за своей невнимательности, этим займутся на Гребд. Я знаю, что сознательно он не привезет ничего подобного, скажем, семенам иньян. Вы меня понимаете? — Голос его изменился, словно какой-то внутренний органист закрыл все регистры и выдвинул новые. — Только не говорите, что я не должен был этого делать. Я и сам это знаю. И тогда знал. Но сделал бы это еще раз, слышите? Сделал бы еще раз, если бы он этого захотел.
   Стало тихо, и Диминг отвернулся, как пристало человеку тактичному.
   — Мы уже говорили, каким образом эти небольшие чужие мгновенники попадают на закрытые планеты. Они меняют направление перетекания энергии в защитном поле. Аналогией тут может служить полярность генератора постоянного тока. Мы установили, — печально добавил он, — что мгновенник при этом попадает на поверхность планеты без повреждений. Только когда он оттуда вылетает, поле убивает все живое на борту.
   Он поднял голову и посмотрел на Диминга невидящими глазами.
   — Дональд этого не знает, — прошептал он.
   — О, — буркнул Диминг. — Полагаю, вы хотите, чтобы я… чтобы кто-нибудь туда полетел и сказал ему это.
   — Сказал ему? А какая от этого польза?
   — А разве мгновенник не может повернуть поле вторично?
   — Только не изнутри. Кроме того, пример со сменой полярности — всего лишь аналогия. В сущности речь идет о другом: нужно отвезти ему вот это. — Из ящика стола он вынул два маленьких цилиндра. Диминг встал и взял один из них. На нем имелись четыре отдельных, крепко закрепленных на корпусе катушки: тороиды, состоящие из тысяч витков микроскопически тонкого провода. С одной стороны находилось восьмиугольное углубление, в которое, вероятно, вставлялся вращающийся стержень, а также пружинная защелка. Обратная сторона, казалось, переходила в материальное состояние: она не была ни прозрачной, ни матовой, но одновременно казалась и тем и другим, кроме того, если смотреть на нее дольше секунды, это вызывало беспокойство.
   — Сменные катушки для мигополя, — сказал Диминг, — но я никогда не видел таких маленьких. Модели?
   — Нет, настоящие, — устало ответил Рокхард. — Это улучшенная версия того, что находилось в тех спасательных шлюпках. Их строители явно ни разу не натыкались на смертельные ловушки вроде тех, что у страивают Ангелы, иначе обязательно придумали бы что-то подобное.
   — Как они действуют?
   — По мере приближения к защитному полю они вносят в частоту мигополя фактор случайности. Подобно тому, как мигополе выводит корабль из нормального пространства, благодаря чему он может превысить скорость света, эта катушка обнаруживает и анализирует частоту поля смерти Ангела, после чего подстраивается под него. Поле смерти не может никого убить, поскольку приближающийся корабль перестает существовать до того, как в него войдет, и не возвращается к существованию, пока не пролетит сквозь поле. В отличие от устройства, которым пользовался Дональд, это не влияет на защитное поле и не меняет его полярности.
   — Значит, если Дональд получит одну из этих катушек и вставит ее вместо своей…
   — Он может забыть о существовании защитного поля Ангелов…
   — На Ревело и на любой закрытой планете. — Диминг подкинул катушку в воздух и подхватил ее, глядя поверх крошечного цилиндрика на Рокхарда. — Я держу в руке целый Космос Преступлений, — спокойно сказал он.
   — В вашей руке любая эпидемия и любое опасное растение, известное ксенологии, — сказал Рокхард.
   — А также, иньян, а это означает бешеные деньги, — сказал Диминг задумчиво. Цветы растения представляли собой почти точную красно-синюю копию символа ин-ян. Круга, разделенного на две части линией в виде буквы S и воплощающего собой всевозможные противоположности — добро и зло, тьму и свет, мужественность и женственность и тому подобное. Растение это было самым страшным наркотиком, не только потому, что привычка к нему практически не поддавалась лечению, но и потому, что оно пятикратно увеличивало интеллект, а также в два и даже три раза усиливало физическую силу человека, превращая его в монстра, охваченного жаждой уничтожения всего и всех, стоящих на пути к источнику наркотика, монстра, способного удержать, перехитрить, победить и перегнать остальных представителей своей расы.
   — Если вы действительно думаете делать деньги на иняне вы свинья, — спокойно сказал Рокхард, — а если это была шутка — то дурак.
   Диминг помолчал, глядя ему в лицо, потом опустил глаза.
   — Вы правы, — пробормотал он и осторожно положил катушку на стол рядом со второй.
   — Вы меня беспокоите, Диминг, — сказал Рокхард. — Если бы я знал, что вы хотите использовать эти катушки для чего-то подобного… Дональд может умереть, вы же понимаете. Он умер бы с радостью, если бы знал.
   — Вы когда-нибудь видели человека, который склонен нарушить запрет Ангелов и в то же время не протянет руку за чем-то легкодоступным? — спросил Диминг.
   — Тут вы правы, — с кривой улыбкой согласился Рокхард. Голова на плечах у вас есть. Итак, вы уже поняли, в чем дело? Вам нужно полететь на Ревело на второй спасательной лодке, оборудованной этой катушкой. Вы пройдете сквозь поле, найдете Дональда, скажете ему, что мы обнаружили, и замените его катушку на другую. После этого он полетит на Гребд за своим камуфляжем.
   — А что делаю я?
   — Возвращаетесь с сообщением от Дона. Он знает, что нужно передать мне. Услышав это, я пойму, выполнили вы задание или нет.
   — А если не выполню, то не вернусь, — ответил Диминг безо всякого стеснения, отдавая себе отчет, что в какой-то момент разговора уже решился на эту безумную миссию. — А что вы сделаете, если я прилечу и скажу: «Задание выполнено»?
   — Я не буду называть сумму. Все будет примерно так, как с заработками высших чиновников, мистер Диминг. Перейдя некоторый предел, уже не говоря о зарплате, просто начинают брать на покрытие расходов — любых расходов — под залог своей доли. Когда эта доля достигнет определенного размера, фирма перестает регистрировать выплаты. С вами будет так же. Вы будете брать, сколько нужно и когда захотите, до конца жизни. Один человек мог бы таким образом уничтожить фирму, выбрасывая деньги на ветер, но заниматься этим пришлось бы целыми днями и довольно долго.
   — Мы… гмм, не подписали никакого договора, мистер Рокхард.
   — Верно, мистер Диминг.
   «Этим он хочет сказать, — подумал Диминг, — «можешь мне верить». И могу. Но не могу ему этого сказать — он откажется».
   — Вы должны дать ему умереть, — жестко заметил он.
   — Знаю, — ответил Рокхард.
   — Я, конечно, глупец, — продолжал Диминг, — но я возьмусь за это.
   Рокхард протянул руку, и Диминг ее принял. Рука была теплой и сильной, а когда он выпустил, вернулась на место медленно, словно жалея о потере контакта, а не так, как в некоторых случаях — облегченно. Этот человек не бросал слов на ветер.