Норфолк, штат Виргиния
   — Товарищи, граждане. Перед нами невинные дети нашего народа, — начал генеральный секретарь. Он говорил спокойно и размеренно, что немного упростило работу Тоуленда как переводчика. Рядом с ним сидел начальник разведывательного управления Атлантического флота. — Невинные дети, жертвы адской машины государственного терроризма, убитые государством, которое уже дважды осквернило нашу родину своими дьявольскими замыслами, направленными на завоевание и порабощение советского народа. Перед нами погибшие представители нашей молодежи, которая преданно служит Коммунистической партии, ставшие жертвами иностранного заговора, направленного на подрыв безопасности советского государства. Перед нами жертвы агрессивной политики фашистов.
   Товарищи, обращаясь к семьям этих невинных детей и к семьям трех преданных коммунистов, я обещаю, что наступит день расплаты. Я обещаю, что их гибель не будет напрасной. Я обещаю, что виновные в этом отвратительном преступлении будут наказаны…
   — Боже милостивый… — Тоуленд прекратил перевод и взглянул на начальника разведывательного управления.
   — Да, мне все ясно. Будет война. У нас группа лингвистов в здании напротив делает полный перевод. Боб. Пошли к боссу.
   — Вы уверены? — спросил командующий Атлантическим флотом.
   — Не исключено, что они согласятся на что-то меньшее, сэр, — ответил Тоуленд. — Впрочем, тут я сомневаюсь. Все указывает на то, что операция была проведена с целью пробудить у народа России такую ненависть, как никогда раньше.
   — Давайте будем называть вещи своими именами. Вы утверждаете, что русские убили этих детей, чтобы вызвать международный кризис. — Командующий посмотрел на поверхность своего стола. — В это трудно поверить, даже для русских.
   — Адмирал, мы должны или поверить этому, или сделать вывод, что правительство ФРГ решило начать войну против Советского Союза в условиях, крайне выгодных для русских. Во втором случае придется признать, что немцы поголовно посходили с ума, сэр, — выпалил Тоуленд, забыв, что разговаривать таким тоном могут только адмиралы.
   — Но почему?
   — Этого мы не знаем. В этом недостаток разведывательной службы, сэр. Гораздо легче сказать, что происходит, чем объяснить причину.
   Адмирал флота встал и прошел в угол своего кабинета. Значит, предстоит война, а он не понимает почему. Причина может оказаться очень важной.
   — Мы начинаем призывать на службу резервистов. Тоуленд, за последние два месяца вы потрудились чертовски здорово. Я собираюсь обратиться с просьбой, чтобы вас повысили до звания капитана третьего ранга. Вы не на действительной службе, но я знаю, как обойти это. В штабе командующего Вторым флотом есть вакантная должность офицера разведки. Адмирал обратился ко мне с просьбой откомандировать вас в его распоряжение, если ситуация ухудшится, и похоже, что она действительно ухудшилась. Вы займете должность, третью по важности в его группе прогнозирования военной опасности, и будете находиться на авианосце. Я хочу, чтобы вы приняли это предложение.
   — Было бы неплохо провести день-другой со своей семьей, сэр. Адмирал кивнул.
   — Да, мы многим вам обязаны. К тому же «Нимиц» сейчас в походе. Вы встретитесь с ним у берегов Испании. Жду вас здесь в среду утром с вещами. — Командующий Атлантическим флотом обошел стол и пожал руку Тоуленду. — Отличная работа, капитан.
   В двух милях от штаба флота фрегат «Фаррис» был ошвартован у борта своей плавбазы. Под внимательным взглядом Эда Морриса кран осторожно опускал на носовую палубу корабля противолодочные торпеды с ракетными ускорителями, которые затем грузили в погреб боеприпасов. Другой кран перебрасывал припасы на корму, и треть команды «Фарриса» напряженно трудилась, перенося их в положенные места хранения по всему кораблю. Моррис командовал своим противолодочным кораблем уже почти два года, и впервые за все это время на борт принимали полный боезапас. Восьмиствольная «перечница» — установка для запуска противолодочных ракетных глубинных бомб — обслуживалась береговыми техниками, устранявшими небольшой дефект. Другая группа специалистов с плавбазы вместе с обслуживающим персоналом занималась радиолокационной установкой. Этим ограничивался список технических проблем, нуждающихся в решении. Двигатели корабля работали идеально, намного лучше, чем можно было ожидать от фрегата, построенного почти двадцать лет назад. Через несколько часов большой противолодочный корабль Военно-морского флота США «Фаррис» будет полностью готов…, для чего?
   — Приказа об отплытии все еще не поступило, шкипер? — спросил помощник.
   — Нет. Думаю, все сейчас стараются решить, что следует предпринять, но мне кажется, что даже адмиралы, — Моррис всегда называл флагманских офицеров адмиралами, — еще не знают этого. Завтра утром командующий Атлантическим флотом собирает у себя командиров боевых кораблей. Думаю, там нам что-нибудь скажут. Наверно, — добавил он с ноткой сомнения.
   — Что вы думаете об участии фрицев в этом деле?
   — Те, с кем мне приходилось действовать в море, показались хорошими ребятами. Никто не может быть настолько безумным, чтобы попытаться уничтожить все советское руководство. — Моррис пожал плечами, и по его Темному лицу пробежала мрачная улыбка. — Видите ли, помощник, в мире нет правила, гласящего, что все, что в нем происходит, должно быть разумным.
   — Черт побери, шкипер, вы правы. Думаю, эти противолодочные ракетные установки могут нам пригодиться.
   — Боюсь, вы попали в точку.
Крофтон, штат Мэриленд
   — Тебя отправляют в море? — спросила Марта Тоуленд.
   — Да, меня попросили, и именно там мое место, нравится мне это или нет. — Бобу не хотелось смотреть в глаза жене. Уже достататочно плохо было то, что он слышал в ее голосе нотки приближающейся истерики. Он не хотел, чтобы в ее жизни поселился страх, но у него не было другого выхода.
   — Боб, неужели все обстоит так плохо, как мне кажется?
   — Трудно сказать, милая. Может быть, но никто не знает определенно. Послушай, Марти, ты помнишь Эда Морриса и Дэна Макафферти? Сейчас оба командуют кораблями, и им тоже приходится выходить в море. По-твоему, я должен оставаться в тихом безопасном месте на берегу?
   Ответ его жены был сокрушительным:
   — Они — профессиональные морские офицеры, а ты — нет, — холодно произнесла она. — Ты играешь в военные игры и служишь на флоте две недели в году, просто притворяясь, что все еще являешься морским офицером. Боб. Ты — штатский, работаешь в гражданском разведывательном агентстве и не имеешь никакого отношения к флоту. Ты ведь даже плавать не умеешь! — Сама Марта могла давать уроки плаванья дельфинам.
   — Так уж и не умею! — возразил Тоуленд, понимая всю абсурдность этого спора.
   — Не умеешь! Я не видела тебя в плавательном бассейне уже пять лет. Ну послушай, Боб, что, если с тобой что-то случится? Ты отправляешься в море заниматься своими идиотскими играми и оставляешь меня с маленькими детьми. Что я скажу им?
   — Скажи им, что я не струсил, не убежал, не спрятался. Я… — Тоуленд отвернулся. Он не ожидал, что все так обернется. Марти выросла в семье морского офицера. Она должна понимать это. Но сейчас по ее щекам текли слезы и губы дрожали. Он сделал шаг вперед и обнял ее. — Марти, ведь я буду на авианосце, понимаешь? Это самый большой корабль на флоте, самый безопасный, лучше всех защищенный. Его окружают и охраняют десятки кораблей, в задачу которых входит не подпустить к нему противника. На нем сотня боевых самолетов. Я нужен им, чтобы помочь разобраться в том, что затевает неприятель. Узнав это, мы сможем не подпустить его к нашим берегам. То, что я делаю, Марти, необходимо для всех нас. Во мне нуждаются. Адмирал — командующий Вторым флотом — попросил, чтобы ему послали именно меня. Я важен для него — по крайней мере так ему кажется. — Он нежно улыбнулся, стараясь скрыть ложь. Авианосец действительно самый охраняемый корабль флота, потому что играет в нем ключевую роль; в то же самое время для русских он является целью номер один.
   — Извини меня. — Она высвободилась из его объятий и подошла к окну. — Как дела у Дэнни и Эда?
   — Они куда более заняты, чем я. Подводная лодка Дэнни находится где-то в…, понимаешь, в данный момент она гораздо ближе к советским берегам, чем когда-нибудь придется находиться мне. Эд готовится к выходу в море. У него эскортный корабль, он будет, наверно, охранять конвои и другие корабли от подводных лодок. У каждого из них семьи. По крайней мере у тебя появилась возможность повидаться со мной, перед тем как я уйду в море.
   Марта повернулась и улыбнулась впервые с того момента, как Тоуленд неожиданно вошел в дом.
   — Только будь поосторожней.
   — Буду чертовски осторожен, милая. — Но какое это будет иметь значение?


Глава 13 Приход чужаков



Аахен, Федеративная Республика Германия
   Виной всему было уличное движение. Конверт был доставлен, как обещано, в соответствующий почтовый ящик, и ключ, что находился у него в кармане, открыл замок. Во время инструктажа его предупредили о минимальном количестве личных контактов. Майор был недоволен тем, что из-за этого пришлось показаться на людях, но ему уже и раньше доводилось работать с КГБ, и для того, чтобы операция прошла успешно, он нуждался в новой информации. К тому же, по лицу майора промелькнула улыбка, немцы так гордятся своей почтовой службой…
   Он свернул вдвое большой конверт и сунул его в карман пиджака, прежде чем выйти из здания почты. Вся его одежда была изготовлена в Германии, так же как и темные очки, которые он надел, прежде чем выйти на тротуар. Майор посмотрел в обе стороны, чтобы убедиться, что за ним нет слежки. Никого. Офицер КГБ пообещал ему, что убежище будет совершенно безопасным, что ни у кого нет ни малейшего подозрения, что они находятся здесь. Может быть. Такси ждало на другой стороне улицы. Майор торопился. Автомобили остановились у светофора, и он решил пересечь улицу прямо у почты, вместо того чтобы идти к переходу на перекрестке. Майор был русским и не привык к странным европейским правилам, согласно которым пешеходы тоже должны соблюдать дисциплину. Он был в сотне метров от ближайшего к нему полицейского, и водители машин, застывших на улице, чувствовали, что полицейский стоит к ним спиной. Как для русского майора, так и для американских туристов было бы неожиданностью, узнай они, что законопослушные немцы, садясь за руль автомобиля, резко меняются. Майор сошел с тротуара на мостовую в тот самый момент, когда зажегся желтый сигнал светофора и машины тронулись с места.
   Он не успел заметить резко взявший с места «пежо». Автомобиль не успел набрать скорость, она достигла всего двадцати пяти километров, но и этого оказалось достаточно. Правый бампер машины ударил майора в бедро, развернул его и бросил на фонарный столб. Майор потерял сознание, еще не успев понять, что случилось. Может быть, это оказалось к лучшему, потому что его ноги остались на мостовой и задние колеса «пежо» переехали и раздавили обе лодыжки. Особенно пострадала его голова. Из перерезанной крупной артерии брызнул на тротуар фонтан крови. Майор неподвижно лежал лицом вниз. Машина тут же затормозила, с водительского сиденья выскочила женщина и подбежала к телу. Послышался крик ребенка, еще никогда не видевшего столько крови, и оказавшийся рядом почтальон бросился к перекрестку, чтобы позвать к месту происшествия полицейского, который стоял в центре транспортной развязки. Другой человек вошел в магазин и вызвал машину «скорой помощи».
   Транспорт на улице замер, и это позволило водителю такси выйти из машины и пересечь улицу. Он попытался протиснуться поближе, но над неподвижным телом уже склонились несколько человек.
   — Он мертв, — заметил один из них. Действительно, лицо пострадавшего было настолько бледным, что всякая помощь казалась излишней. Майор находился в состоянии глубокого шока. В похожем состоянии находилась и водительница «пежо». Из глаз ее текли слезы, а грудь сотрясали рыдания. Она пыталась объяснить окружающим, что этот мужчина сошел с тротуара прямо ей под колеса, что у нее не было возможности вовремя остановиться. Она говорила по-французски, что затрудняло общение.
   Растолкав собравшуюся толпу, водитель такси был уже у самого тела, на расстоянии вытянутой руки. Необходимо было забрать конверт…, но в это мгновение появился полицейский.
   — Все назад! — скомандовал он, вспомнив уроки, преподанные ему в полицейской академии: прежде всего установить контроль над обстановкой. Опыт подсказал ему также, что не следует и прикасаться к телу, и он поборол инстинктивное желание проверить, жив ли пострадавший. У пострадавшего повреждена голова, возможно, повреждена и шея, а в таких случаях им должны заниматься специалисты. Кто-то из толпы крикнул, что уже вызвал «скорую». Полицейский кивнул, надеясь, что она прибудет достаточно быстро. Составлять протоколы о транспортных происшествиях куда более рутинное дело, чем вот так вот смотреть, как потерявший сознание — или мертвый? — человек истекает кровью на тротуаре, нарушая этим установленный порядок. Через мгновение полицейский поднял голову и с облегчением увидел, что лейтенант полиции — старший смены — пробирается через толпу.
   — «Скорая помощь»?
   — Вызвана, герр лейтенант. Я — Гюнтер Дитер, из транспортной полиции, регулирую движение вон на том перекрестке.
   — Кто сидел за рулем автомобиля? — спросил лейтенант. Водительница постаралась выпрямиться и начала, задыхаясь от рыданий, рассказывать о происшедшем. Прохожий, бывший свидетелем происшедшего, прервал ее:
   — Этот мужчина сошел с тротуара, не глядя по сторонам. У дамы не было ни малейшей возможности затормозить. Я работаю в банке и вышел из почтового отделения следом за мужчиной. Он попытался пересечь улицу в неположенном месте, не обращая внимания на транспорт. Вот моя визитная карточка. — Банкир протянул лейтенанту картонный прямоугольник.
   — Спасибо, доктор Мюллер. Вы согласитесь сделать официальное заявление по этому поводу?
   — Разумеется. Если хотите, я готов пройти в участок прямо сейчас.
   — Отлично, — кивнул лейтенант. Ему редко приходилось иметь дело со столь очевидным случаем.
   Водитель такси стоял в гуще собравшейся толпы. Он был опытным оперативником КГБ и не раз видел, как срывались операции, но это…, это казалось каким-то абсурдом. Случалось, что операция наталкивалась на что-то неожиданное, что ей мешало что-нибудь самое простое и самое глупое. Но этот гордый руководитель группы спецназа попал под колеса машины, за рулем которой сидела пожилая француженка! Почему он не посмотрел по сторонам, прежде чем кинуться в гущу транспортного потока? Мне нужно было послать кого-нибудь другого за этим проклятым конвертом и наплевать на их гребанные приказы. Безопасность прежде всего, выругался он про себя, скрывая ярость за маской равнодушия. Но…, ясный и недвусмысленный приказ из Москвы: минимум личных контактов. Он перешел обратно на другую сторону улицы и сел в свое такси, пытаясь придумать, как объяснить случившееся офицеру, руководившему операцией. Центр никогда не считал, что совершенные ошибки заслуживают оправдания.
   Тут же прибыла машины «скорой помощи». Полицейский достал из кармана брюк пострадавшего бумажник. Имя пострадавшего — Зигфрид Баум. Ну просто великолепно, мысленно простонал лейтенант — еврей из Гамбурга, проживавший в районе Алтона. Водительницей машины, сбившей Баума, являлась француженка. Лейтенант решил ехать в больницу вместе с пострадавшим. «Международный» несчастный случай — много времени уйдет на оформление бумаг. Лейтенант пожалел, что не остался в пивной на противоположной стороне улицы выпить свой обычный «пильзнер» после ленча. Ведь он знал, что усердие на службе наказуемо. К тому же приходится беспокоиться о возможной мобилизации…
   Санитары «скорой помощи» действовали быстро и умело. Нашейный воротник, предохраняющий от дальнейших травм, был закреплен вокруг шеи пострадавшего и, прежде чем вкатить в машину, его уложили на доску. Сломанные лодыжки взяли в лубки из твердого картона. Глядя на них, санитар покачал головой. По-видимому, сложные переломы обеих ног. По часам лейтенанта на всю процедуру ушло шесть минут, и он поднялся в машину «скорой помощи», оставив трех полицейских заниматься всем остальным на месте происшествия.
   — Насколько тяжело он пострадал?
   — Возможно, проломлен череп. Он потерял много крови. Как это случилось?
   — Вышел на мостовую прямо под колеса машины, не посмотрев по сторонам.
   — Идиот, — заметил санитар. — Будто у нас и без него нет работы.
   — Он выживет?
   — Все зависит от характера черепной травмы. — Санитар пожал плечами. — Теперь им займутся хирурги. Вам известно его имя? Мне нужно заполнить бланк.
   — Зигфрид Баум, Кайзерштрассе семнадцать, район Алтона, Гамбург.
   — Через четыре минуты будем в приемном покое. — Санитар сосчитал пульс и сделал пометку. — Он не похож на еврея.
   — Осторожнее с такими выражениями, — предостерег лейтенант.
   — У меня жена — еврейка. У него быстро падает кровяное давление. — Санитар подумал было о том, чтобы начать внутривенное вливание, но решил не делать этого. Пусть это решение принимают хирурги.
   — Ганс, ты сообщил по радио о нашем приезде?
   — Да. Они готовы принять нас и знают о состоянии пострадавшего, — ответил водитель. — Кто сегодня дежурит, Зиглер?
   — Надеюсь.
   Водитель круто повернул налево, не выключая сирены, расчищающей им дорогу в потоке транспорта. Спустя минуту он остановил «мерседес» и подал машину задним ходом к дверям приемного покоя. Там их приезда ждали врач и два санитара.
   Немецкие больницы отличаются своей высокой оперативностью. Не прошло и десяти минут, как пострадавший, ставший теперь пациентом, прошел первоначальную подготовку: ему ввели трубку в дыхательное горло, начали внутривенное вливание крови — IV группа, резус положительный — и противошокового средства, и сразу после этого ввезли каталку в отделение нейрохирургии для немедленной операции, которую будет вести профессор Антон Зиглер. Лейтенанту пришлось остаться в приемном покое вместе с врачом-регистратором.
   — Так кто он такой? — спросил молодой доктор. Полицейский сообщил имеющиеся у него сведения.
   — Немец?
   — Что тут удивительного? — поднял брови лейтенант.
   — Когда к нам поступило первое сообщение, передали, что вы будете сопровождать пострадавшего. Я решил, что это необычный, так сказать, случай, словно пострадал иностранец.
   — За рулем автомобиля, сбившего его, сидела француженка.
   — А-а, тогда понятно. Я принял его за иностранца.
   — Почему?
   — Когда я вводил ему трубку в дыхательное горло, обратил внимание на зубы. У него там несколько коронок из нержавеющей стали — очень небрежная работа.
   — Может быть, он прибыл к нам из Восточной зоны, — предположил лейтенант. Врач поморщился.
   — Зубы делал ему не немецкий врач. Даже сапожник справился бы с работой лучше. — Он принялся быстро заполнять бланк приема пострадавшего.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — У него плохие зубы. Странно. Он в отличной физической форме, великолепное тело. Хорошо одет. Еврей. А вот зубы лечили ему очень плохо. — Доктор выпрямился. — Конечно, у нас здесь происходит много необычного.
   — Где его личные вещи и одежда? — Лейтенант был любопытен от природы — одна из причин, по которой он стал полицейским после службы в бундесвере. Доктор проводил лейтенанта в комнату, где были сложены личные вещи пострадавшего и составлен их список для передачи на хранение в кладовую больницы.
   Они увидели, что одежда аккуратно уложена одним из служащих приемного покоя, причем пиджак и рубашка лежат отдельно, чтобы кровь с них не испачкала остальное. Разменная мелочь, связка ключей и большой конверт при составлении списка были отложены в сторону. Санитар заполнял соответствующий бланк, перечисляя все найденное у пострадавшего.
   Лейтенант взял большой конверт из плотной бумаги. Его отправили из Штутгарта вчера вечером. Наклеено несколько почтовых марок. Повинуясь внезапному побуждению, полицейский достал перочинный нож и вскрыл конверт. Ни доктор, ни санитар не возражали. В конце концов это лейтенант полиции.
   Внутри конверта находились еще три — один побольше и два маленьких. Сначала лейтенант вскрыл тот, что был побольше, и достал находящиеся внутри бумаги. На листе он увидел схему. В ней не было ничего особенного, пока полицейский не заметил, что это фотокопия какого-то документа германской армии с пометкой «Секретно» в правом верхнем углу. Затем он обратил внимание на название — Ламмерсдорф. В руках полицейского находился план центра связи НАТО, расположенного меньше чем в тридцати километрах от того места, где они сейчас были. Лейтенант полиции был капитаном запаса германской армии и проходил службу в контрразведке. Кто же этот Зигфрид Баум? Он вскрыл остальные конверты, затем подошел к телефону.
Рота, Испания
   Транспортный реактивный самолет прибыл точно по расписанию. Когда Тоуленд вышел из грузового люка, его приветствовал легкий прохладный бриз с моря. У самолета стояли два матроса, которые принимали прибывших на базу. Тоуленда направили к стоящему в сотне ярдов вертолету с уже вращающимся несущим винтом. Вместе с четырьмя другими офицерами он быстро пошел к нему. Через четыре минуты вертолет поднялся в воздух, так что первое пребывание Тоуленда в Испании длилось ровно одиннадцать минут. Никто из прибывших офицеров не пытался разговорить друг с другом. Тоуленд посмотрел в маленький иллюминатор рядом в креслом. Они находились на противолодочном вертолете «Си кинг» над голубой поверхностью моря, направляясь, судя по всему, к юго-западу. Старший экипажа был одновременно специалистом по гидролокации и сейчас сидел у своего оборудования, проводя какой-то тест. Внутренние стенки вертолета были голым металлом. В хвостовой части находились акустические буи, а гидролокационный датчик, получающий сигналы от них, был расположен в своем отсеке на палубе. Изнутри казалось, что вертолет почти до отказа заполнен вооружением и сенсорными приборами. Прошло полчаса полета, и машина начала снижаться. Еще через две минуты они совершили посадку на палубе авианосца «Нимиц».
   Летная палуба авианосца была раскаленной и шумной. Сильно пахло горючим. Матрос из палубной команды жестом направил их к трапу, выходящему на узкий мостик с перилами вокруг нижней палубы и дальше в коридор под ней. Здесь работал кондиционер и было относительно тихо по сравнению с летной палубой над головой.
   — Капитан-лейтенант Тоуленд, сэр? — обратился к нему писарь.
   — Да.
   — Прошу вас следовать за мной, сэр. Тоуленд последовал за матросом через лабиринт коридоров, и тот указал наконец на открытую дверь.
   — Вы, должно быть, Тоуленд, — поднял голову усталый офицер.
   — Должно быть — если только смена часовых поясов как-то не повлияла на это.
   — Начать с хороших новостей или с плохих?
   — С плохих.
   — Вам придется спать посменно с другими офицерами. На борту недостаточно коек для сотрудников разведывательного управления. Впрочем, это вряд ли имеет значение. Я не спал уже трое суток — это одна из причин, по которой вы находитесь здесь. Хорошие новости заключаются в том, что вам прибавили еще половину нашивки. Добро пожаловать на борт «Нимица», капитан. Меня зовут Чип Беннетт. — Он вручил Тоуленду телекс. — Похоже, вы понравились командующему Атлантическим флотом. Хорошо, когда у тебя друзья в высших сферах.
   В телексе коротко говорилось, что капитан-лейтенант Роберт А. Тоуленд III, офицер запаса Военно-морского флота США, «произведен» в капитаны третьего ранга запаса, что дает ему право носить три широкие золотые полосы капитана третьего ранга на рукаве, но пока без денежного содержания соответственно новому званию. Текст телекса походил на поцелуй сестры — такой же страстный, подумал Тоуленд. Впрочем, может быть, двоюродной сестры.
   — Думаю, это шаг в правильном направлении. Чем я должен заниматься?
   — Теоретически вам предстоит помогать мне, однако на нас свалилась такая лавина информации, что мы решили разделить обязанности. Я поручаю вам проводить утренний и вечерний инструктаж командира боевой группы, в 7.00 и в 20.00. Он — контр-адмирал Сэмюел Б. Бейкер-младший. Сукин сын, каких мало. Служил раньше на атомных кораблях. Любит, чтобы доклады были четкими и краткими, со сносками и источниками полученных сведений, которые он будет читать позднее. Почти не спит. Во время боевой тревоги занимаете место в боевой рубке рядом с офицером, руководящим тактическими действиями. — Он потер глаза. — Так что же происходит в этом безумном мире, черт побери?