Клэнси Том. Слово президента

* * *

   Достигнув определенного положения в жизни, люди никогда не прекращают работать. Можно даже куда-то уехать, но работа все равно найдет их, где бы они ни находились, и по сути дела единственный вопрос заключался в том, насколько дороже становится доставлять к ним эту работу. Именно такова была проблема для обоих — и Райана и Робби Джексона.
   Джеку приходилось работать с текстами выступлений, приготовленных для него Капли Уэстон. Завтра предстояло отправиться в поездку по стране — сначала в Теннесси, затем в Канзас, далее в Колорадо и Калифорнию и, наконец, обратно в Вашингтон, куда он прилетит в три утра. В истории Америки это будет самая продолжительная непрерывная поездка перед выборами. Предстояло выбрать более трети конгрессменов, чтобы заполнить места, оказавшиеся вакантными в результате падения «Боинга-747» с Сато за штурвалом на Капитолий. Выборы остальных произойдут в течение двух следующих недель. И тогда он будет работать с полным составом Конгресса и, может быть, удастся добиться чего-нибудь реального. В ближайшем будущем Райану предстояло заниматься только политикой. На следующей неделе он ознакомится с подробными планами, направленными на то, чтобы упростить структуру двух самых крупных государственных ведомств — Министерства обороны и Министерства финансов. С остальными ведомствами тоже велась работа.
   Поскольку адмирал Джексон находился рядом с Райаном, управление J-2 — разведка Пентагона — привлекло его к работе по ежедневному ознакомлению президента с ситуацией в мире. Робби понадобилось больше часа лишь для того, чтобы прочитать доставленные в Кэмп-Дэвид материалы.
   — Что сейчас там происходит, Робби? — спросил Джек, и на этот раз его интересовало состояние дел на всей планете.
   Начальник оперативного управления J-3 вопросительно посмотрел на президента.
   — С чего начать?
   — Сам решай, — предложил президент.
   — О'кей. Майк Дюбро с ударной авианосной группой «Эйзенхауэра» все еще идут на север к Китаю со скоростью двадцать пять узлов. Сейчас там хорошая погода и штиль, так что они прибудут на место на несколько часов раньше предполагаемого времени. В Тайваньском проливе продолжаются учения, но теперь эскадры не отходят далеко от своих берегов. Похоже, что после вооруженной стычки обе стороны немного одумались. Государственный секретарь Адлер сейчас там и ведет переговоры с руководством обеих стран.
   Что касается Среднего Востока, то там мы ведем непрерывные наблюдения за военными учениями, которыми занимается армия Объединенной Исламской Республики. В них участвуют шесть тяжелых дивизий плюс силы поддержки и фронтовая авиация. Наши люди, находящиеся там, держат в воздухе «хищников» — это беспилотные разведывательные летательные аппараты, которые кружат над районом учений и не спускают глаз с армии ОИР...
   — Кто дал разрешение на использование «хищников»?
   — Я, — ответил Джексон.
   — Но разве мы не нарушаем границу и не вторгаемся в воздушное пространство суверенного государства?
   — Этой операцией оперативное управление занимается совместно с армейской разведкой J-2. Ведь тебе нужно знать, к чему готовится армия ОИР и каковы ее возможности, правда?
   — Да, нужно.
   — Отлично. Ты говоришь мне, что тебе требуется, а я позабочусь об остальном. «Хищник» является беспилотной разведывательной платформой, построенной с использованием технологии «стеле». В случае, если будет утрачен контроль над ней или те, кто управляют ею, начнут подозревать, что ее могут обнаружить, взрыв заложенного внутри «хищника» заряда уничтожает его. А пока мы получаем бесценную информацию в реальном масштабе времени, какую мы не можем получить ни от разведывательных спутников, ни даже от высотных самолетов «Джи-старз». К тому же у нас там нет сейчас таких самолетов. Еще вопросы, господин президент?
   — Вы убедили меня, адмирал. Как вы оцениваете информацию, поступающую от «хищников»?
   — Армия ОИР подготовлена лучше, чем мы предполагали на основании первоначальных разведывательных сведений. Пока рано впадать в панику, но и пренебрегать этим не следует.
   — Как относительно Туркменистана? — спросил Райан.
   — Там, судя по всему, стараются организовать выборы, но эта информация уже устарела, и это все, что нам известно о политическом положении в этой стране. В данный момент там все спокойно. Судя по спутниковым фотографиям, увеличился объем транспорта, пересекающего границу, — это, по мнению экспертов, анализирующих информацию, полученную от разведывательных спутников, всего лишь торговые операции, ничего больше.
   — Ведется наблюдение за расположением иранских войск — черт возьми, войск ОИР — на границе с Туркменистаном?
   — Не знаю, но выясню. — Джексон сделал запись в блокноте. — Далее, нам удалось обнаружить индийский флот.
   — Каким образом?
   — Они и не пытались скрыться от обнаружения. Я послал на разведку пару «орионов» с острова Диего-Гарсия. С самолетов были обнаружены электронные излучения наших друзей на расстоянии трехсот миль. Сейчас они примерно в четырехстах милях от своей базы. Между прочим, это означает, что они находятся точно между Диего-Гарсией и входом в Персидский залив. Завтра наш военно-морской атташе запросит Министерство иностранных дел, чем они занимаются в этом районе. Скорее всего ему мало что скажут.
   — Если он ничего не сумеет выяснить, может быть, послу Уилльямсу стоит посетить индийского премьер-министра.
   — Хорошая мысль. Вот собственно и все новости на сегодня, если не принимать во внимание тривиальных мелочей. — Робби сложил документы в портфель. — Какой будет главная тема твоих выступлений?
   — Я буду подчеркивать важность здравого смысла.
   — Здравый смысл в Вашингтоне?

* * *

   Адлер не испытывал особого удовлетворения. Прибыв в Пекин, он понял, что время работает против него. Его самолет совершил посадку, как оказалось, вечером субботы — опять сдвиг из-за часовых поясов, — и ему сообщили, что руководители основных министерств уехали за город. Тем самым намеренно подчеркивалась незначительность воздушного столкновения над Тайваньским проливом. Хозяева и ему советовали воспользоваться возможностью как следует отдохнуть после продолжительного перелета перед серьезными переговорами. Во всяком случае так ему было сказано.
   — Встреча с вами доставляет нам большое удовольствие, — сказал министр иностранных дел КНР, пожимая руку Адлеру и приглашая его в своей кабинет. Там уже сидел один человек. — Вы знакомы с Чанг Хансаном?
   — Нет. Как поживаете, господин министр? — произнес Адлер, пожимая руку Чанга. Значит, вот как он выглядит.
   Участники переговоров заняли свои места. Американскую сторону представлял один Адлер. Со стороны Китайской Народной Республики кроме двух министров присутствовала переводчица, молодая женщина чуть старше тридцати.
   — Вас не слишком утомил столь длительный перелет? — вежливо поинтересовался министр иностранных дел.
   — Мне всегда приятно прилетать в вашу страну, хотя перелет действительно оказался слишком утомительным, — признался Адлер.
   — Путешествие утомляюще действует на человеческое тело, а тело не может не оказывать влияния на мышление. Надеюсь, у вас было время отдохнуть и прийти в себя, — продолжал министр иностранных дел, — чтобы посторонние обстоятельства не влияли на обсуждение важных вопросов, особенно в острые моменты.
   — Я отлично отдохнул, — заверил Адлер. Он хорошо выспался. Единственное, что мешало, это желание понять по ощущениям своего организма, в каком часовом поясе он оказался. — Что делать — в интересах мира и стабильности иногда приходится идти на жертвы.
   — Вы совершенно правы.
   — Господин министр, моя страна обеспокоена злополучными событиями, происшедшими на прошлой неделе.
   — И почему эти бандиты пошли на такую провокацию? — задал риторический вопрос китайский министр иностранных дел. — Наши вооруженные силы всего лишь заняты учениями. А они сбили два наших самолета. Экипажи погибли. Остались осиротевшие семьи. Все это очень печально, но, надеюсь, вы обратили внимание, что Китайская Народная Республика не предприняла ответных мер.
   — Мы обратили на это внимание и должным образом оценили позицию вашего правительства.
   — Бандиты первыми выпустили свои ракеты в наши самолеты. Это вам тоже известно.
   — Этот вопрос нуждается в дополнительном изучении. Одна из причин, почему я прилетел сюда, заключается в нашем желании выяснить некоторые обстоятельства случившегося, — ответил Адлер.
   — А-а.
   Неужели он их удивил? — подумал государственный секретарь. Подобные переговоры напоминали игру в покер, с той разницей, что вы при этом не знали настоящей ценности карт, уже имевшихся у вас на руках. «Флеш» по-прежнему оставался старше «стрейта», однако вся комбинация зависела от последней карты, которая была неизвестна даже самому хозяину. Тут он солгал, но даже если противная сторона и подозревала его во лжи, они все-таки не могли быть уверены в этом наверняка, и именно это и влияло на игру. Если они думают, что он знает, то дадут один ответ. Если решат, что ему это не известно, ответ будет другим. В данном случав они считают, что он знает правду о происшедшем, но не уверены в этом. Он только что сказал им нечто иное, и это могло быть как правдой, так и ложью. У тебя преимущество, Америка. Возможные варианты Адлер обдумывал на протяжении всего долгого перелета.
   — Вы публично заявили, что первой открыла огонь другая сторона. Вы уверены в этом?
   — Абсолютно, — заверил его министр иностранных дел.
   — Извините меня, но что, если ракета была выпущена одним из ваших погибших летчиков? Как мы узнаем правду в этом случае?
   — Наши летчики имели строгое предписание открывать огонь только при самообороне.
   — Это действительно разумное и мудрое предостережение для ваших пилотов. Однако в пылу боя — если не боя, то при накалившейся ситуации, — случаются ошибки. Известно, что пилоты нередко способны на импульсивные поступки, особенно молодые и горячие.
   — А разве то же самое не относится и к другой стороне? — поднял брови китайский министр.
   — Несомненно, — согласился Адлер. — В этом и заключается трудность, не так ли? Вот почему, — продолжал он, — такие люди, как мы, должны принять меры, чтобы исключить подобные инциденты.
   — Но они постоянно провоцируют нас. Они рассчитывают завоевать ваше расположение, и нас беспокоит, что они могут тут преуспеть.
   — Простите?
   — Ваш президент Райан говорил о двух Китаях. Но ведь существует только один Китай. Мне казалось, государственный секретарь Адлер, что это уже давно решенная проблема.
   — Президент допустил всего лишь семантическую оговорку, это лингвистический нюанс, — махнул рукой Адлер, делая вид, что не считает серьезным замечание министра. — У президента немало достоинств, но он еще не успел овладеть тонкостями дипломатического языка, а репортеру хватило ума сделать из мухи слона. Не следует придавать этому значения. В нашей политике по отношению к этому региону не произошло никаких перемен. — Адлер намеренно сказал «не произошло» вместо «не происходит». Иногда он думал, что мог бы заработать большие деньги на составлении страховых полисов.
   — Подобные лингвистические ошибки могут рассматриваться совсем иначе, — ответил министр иностранных дел.
   — Разве я не достаточно ясно выразил позицию Америки по этому вопросу? Вы не можете не вспомнить, что в тот момент президент отвечал на вопрос, связанный с исключительно неприятным инцидентом, при котором погибли наши граждане, и он, стараясь сформулировать свой ответ, употребил слова, которые в нашем языке имеют одно значение, а в вашем другое. — Все идет намного легче, чем он предполагал, подумал госсекретарь.
   — При катастрофе погибли и граждане КНР.
   Адлер заметил, что Чанг, внимательно слушая, пока не произнес ни слова. На Западе это означало бы, что он всего лишь советник, технический помощник, который находится здесь, чтобы помочь своему министру при толковании сложного вопроса или буквы закона. Государственный секретарь не был уверен, что это правило принято и на Востоке. Скорее наоборот. Если Чанг был тем, за кого его принимал американец, если он так мудр и проницателен, что догадывается о мыслях американца по этому вопросу, то какого черта он делает здесь?
   — Как и граждане других стран, бессмысленно и трагично. Надеюсь вы понимаете, что наш президент относится к этому очень серьезно.
   — Разумеется, и я сожалею, что не сказал ранее о том, какой ужас мы испытали, услышав о нападении на его дочь. Надеюсь, вы передадите президенту Райану наше негодование по поводу столь бесчеловечного поступка и позволите выразить самое глубокое удовлетворение, что его дочь не пострадала.
   — От имени президента примите благодарность за выраженное сочувствие, я непременно передам ему ваши добрые слова. — Уже дважды министр иностранных дел уклонился от прямого ответа. Теперь у Адлера появилась возможность перейти к делу. Он напомнил себе, что его собеседники считают себя умнее и проницательнее всех остальных. — Мой президент весьма сентиментальный человек, — признался государственный секретарь. — Это свойственно всем американцам. Более того, он считает своим долгом защищать всех американских граждан.
   — Тогда вам нужно вести переговоры с мятежниками на Тайване. По нашему мнению, это они уничтожили авиалайнер.
   — Но почему они так поступили? — Адлер сделал вид, что не обратил внимания на крайне любопытные слова министра. Неужели это просто оговорка? Вести переговоры с Тайванем? И министр КНР сам предлагает ему пойти на такой шаг?
   — Несомненно, для того чтобы разжечь страсти вокруг этого инцидента. Привлечь внимание вашего президента, сыграть на его человеческих чувствах. Запутать истинные отношения, существующие между Китайской Народной Республикой и ее мятежной провинцией.
   — Вы действительно так считаете?
   — Да, конечно, — заверил Адлера китайский министр. — Мы не хотим войны. Война — это напрасная трата людских и материальных ресурсов, а перед нашей страной стоят более важные задачи. Проблема Тайваня будет со временем решена. Конечно, если в это не вмешается Америка, — добавил он.
   — Я уже сказал вам, господин министр, что наша политика осталась неизменной. Мы хотим одного — чтобы были восстановлены мир и стабильность в регионе. — Адлер намеренно подчеркнул важность сохранения статус-кво в течение неопределенного времени, что явно не входило в планы Китайской Народной Республики.
   — Тогда вопрос согласован.
   — Вы не будете возражать против присутствия в регионе наших военно-морских сил?
   Министр иностранных дел вздохнул.
   — Океан свободен для мореплавания. Мы не собираемся отдавать приказы Соединенным Штатам Америки, равно как вы не вправе отдавать приказы Китайской Народной Республике. Передвижение вашей эскадры создает впечатление, будто вы намерены оказать воздействие на развитие событий в нашем регионе, и мы будем вынуждены для проформы выразить свою точку зрения на это. Однако в интересах мира, — продолжал он голосом, который одновременно отражал терпение и усталость, — мы не будем настаивать на удовлетворении наших требований, особенно если присутствие американского флота убедит мятежников прекратить свои глупые провокации.
   — В интересах снижения напряженности было бы неплохо знать, когда вы намерены закончить учения своего флота. Это было бы истолковано как дружественный жест.
   — Наши весенние маневры будут продолжены. Они никому не угрожают, и усиление вашего морского присутствия наглядно продемонстрирует это. Мы не просим, чтобы вы верили нашим словам. Пусть наши дела говорят за себя. Было бы также неплохо, если бы флот нашей мятежной провинции тоже снизил уровень своей активности. Может быть, вы постараетесь убедить их?
   Адлер понял, что повторное предложение вступить в контакт с Тайбэем не является случайным.
   — Если вы просите нас об этом, я буду рад прибавить свой голос и голос Соединенных Штатов к усилиям, направленным на достижение мира.
   — Мы высоко ценим посредничество Соединенных Штатов и надеемся, что вы сыграете положительную роль в урегулировании этого трагического инцидента, при котором потеряно столько невинных жизней.
   Адлер непроизвольно зевнул.
   — Простите меня, — поспешно извинился он.
   — Продолжительные перелеты весьма утомительны, не правда ли? — Эти слова прозвучали из уст Чанга. Это было первое, что он произнес за все время переговоров.
   — Действительно, — согласился Адлер. — Позвольте мне проконсультироваться с моим правительством. Думаю, наш ответ на ваше предложение будет положительным.
   — Отлично, — кивнул министр иностранных дел. — Мы не хотим, чтобы участие Соединенных Штатов в подобных переговорах превратилось в прецедент, и надеюсь, что вы понимаете это, но ввиду особых обстоятельств мы будем благодарны за вашу посредническую роль.
   — Утром я сообщу вам ответ президента, — пообещал Адлер, поднимаясь из-за стола. — Извините, что я задержал вас так поздно.
   — Таков наш долг, нам всем приходится подчинять ему свои личные интересы.
   Скотт Адлер ушел, пытаясь понять смысл поразительного откровения, услышанного им. Он так и не понял, кто стал победителем в этой карточной игре, а затем сознался себе, что даже не знает, во что они играли. Переговоры прошли совсем не так, как он предполагал. Похоже, он выиграл, причем выиграл с удивительной легкостью. Его собеседники пошли на гораздо большие уступки, чем это сделал бы на их месте он сам.
   Кое-кто называл это «журналистикой чековой книжки», тут не было ничего нового, и к тому же на рабочем уровне такая практика оказалась не столь и дорогой. У всякого маститого репортера есть список лиц, к которым он может обратиться за сведениями и которые за скромное вознаграждение готовы проверить ту или иную информацию. В том, чтобы обратиться с просьбой к приятелю, не было ничего противозаконного, по крайней мере внешне. Сведения, которые требовались репортерам, редко являлись секретными, а в данном случае это была информация, открытая для общественности, просто воскресенье было нерабочим днем и, чтобы выполнить просьбу репортера, чиновнику пришлось оторваться от семейных дел.
   Служащий, занимавший не слишком видное положение в государственном департаменте штата Мэриленд, направился к своему офису в Балтиморе. Воспользовавшись, как обычно, электронной карточкой, он въехал на стоянку и вошел в помещение. Пришлось отпереть несколько дверей, прежде чем он оказался в пахнущем плесенью архиве. Там он нашел нужный шкаф, выдвинул ящик и достал папку. Оставив закладку, чтобы вернуть папку на прежнее место, он меньше чем за минуту на ближайшем ксероксе снял копии всех документов и снова положил папку в ящик. После этого чиновник вернулся к автомобилю и отправился домой. Поскольку ему довольно часто приходилось заниматься такими делами, дома у него стоял персональный телефакс, так что уже через десять минут документы были отправлены адресату. Пройдя в кухню, служащий бросил копии в мусорную корзину. За это он получит пятьсот долларов — больше, чем получил бы в рабочий день, потому что ему пришлось прервать свой уик-энд.

* * *

   Джон Пламер принялся за чтение документов еще до того, как последний лист выполз из факсимильного аппарата. Действительно, Райан Джон Патрик основал холдинговую корпорацию в то самое время, о котором говорил Хольцман. Контроль над корпорацией через четыре дня (из-за того, что два дня пришлись на уик-энд) перешел к Кэрол Циммер, и теперь этой корпорации принадлежал магазин «7-одиннадцать» в южном Мэриленде. В состав совета директоров корпорации вошли Циммер Лоренс, Циммер Алиса и еще один ребенок. У всех держателей акций была одинаковая фамилия. Пламер узнал подпись Райана на документах передачи акций новым собственникам. Юридическими формальностями занималась крупная и известная вашингтонская фирма, Пламеру было знакомо ее название. Были проведены некоторые изощренные, но совершенно законные мероприятия для того, чтобы корпорация перешла к семье Циммеров без уплаты налогов. Больше никаких документов, касающихся права собственности на магазин «7-одиннадцать», не было, да они и не требовались.
   В распоряжении Пламера имелись и другие материалы. Он был знаком с регистратором в Массачусетсом технологическом институте и еще вчера узнал от него, тоже посредством факса, что все расходы за обучение и проживание Питера Циммера оплачиваются частным фондом, причем чеки были подписаны одним из партнеров той же юридической фирмы, которая занималась покупкой магазина для семьи Циммеров. Пламер получил даже копию личного дела студента, завершающего обучение в институте. И тут Хольцман был прав. Питер Циммер занимался компьютерными исследованиями и по окончании института продолжит их там же в Массачусетсе, в лаборатории программного обеспечения. Если не считать посредственных оценок по литературе на первом курсе — даже в Массачусетсом технологическом считали необходимым, чтобы студенты получили всестороннее образование, но, по-видимому, Питер Циммер не проявлял интереса к поэзии, — по всем остальным предметам у него были отличные оценки.
   — Значит, это правда. — Пламер откинулся на спинку своего вращающегося кресла и снова почувствовал болезненный укол совести. «Почему я должен доверять вам? Вы ведь репортеры», — повторил он про себя горькие слова Лоренса.
   Проблема заключалась в том, что в его профессии существовали темы, о которых никогда не говорят, подобно тому как богатые люди никогда не жалуются на высокие налоги, которые им приходится платить. Еще в шестидесятые годы человек по имени Салливан подал в суд на «Нью-Йорк тайме», обвинив газету в дискредитации его честного имени, и сумел доказать, что газета допустила неточности в своих комментариях. Однако адвокаты «Нью-Йорк тайме» привели свои доводы, и суд согласился с ними, что при отсутствии заранее обдуманного преступного намерения допущенная ошибка не заслуживает наказания. Суд вынес также решение, что знакомить общественность с тем, что происходит в стране, важнее, чем с интересами отдельного человека. Таким образом появилась теоретическая возможность привлекать к суду средства массовой информации, и время от времени люди обращались в суд с исками о диффамации. Случалось, они даже выигрывали процессы, однако не чаще, чем баскетбольная команда провинциального колледжа одерживала верх над Пенсильванским университетом.
   Пламер понимал, что решение суда по делу Салливана было необходимым. Первая поправка к Конституции гарантировала свободу прессы. Причина этого заключалась в том, что пресса являлась главным и во многих случаях единственным гарантом свободы. Людям свойственно лгать. Особенно это относилось к тем, кто занимали ответственные должности в правительстве, но часто лгали и другие. Вот почему задача прессы заключалась в том, чтобы знакомить общественность с правдивыми фактами, дабы она сама могла делать выводы.
   Однако в решении Верховного суда имелось и слабое место. Средства массовой информации способны были уничтожить человека, разрушить его карьеру, лишить средств к существованию. В соответствии с американским законодательством можно было опротестовать почти любое ошибочное решение, но репортеры пользовались такой защитой, которую можно сравнить лишь с королевской неприкосновенностью. По сути деятельность репортера стояла выше закона. Да и на практике прилагались максимальные усилия, чтобы все оставалось по-прежнему. Признание ; ошибки было не только юридическим faux pas ^[102], за что пришлось бы выплачивать деньги, но также ослабило бы доверие публики к профессии репортера. Вот потому-то журналистская братия никогда не признавала допущенных ошибок, если была хотя бы малейшая возможность сделать это, а когда все-таки им приходилось идти на попятный, опровержение почти никогда не помещалось на столь же видном месте, как и первоначальное ошибочное утверждение. С помощью адвокатов, точно знавших высоту крепостных стен, которые они защищали, опровержению старались придать минимальную выразительность. Случались исключения, но тогда все понимали, что они значили.
   За свою длительную журналистскую карьеру Пламер был свидетелем многих перемен, происшедших в его профессии. В нее было привнесено излишнее высокомерие и недостаточное понимание того, что общественность, которой должны служить репортеры, больше не доверяет им. Это глубоко ранило Пламера. Он полагал, что заслуживает доверия публики, считал себя последователем Эда Марроу ^[103], голосу которого верила вся Америка. Именно такой должна быть профессия репортера. Однако; она утратила свою убедительность, потому что на нее нельзя оказывать давление извне, и репортерам не станут доверять до тех пор, пока они будут подчинять свое перо политическим интересам и не начнут снова следовать лишь голосу собственной совести. Репортеры критиковали все остальные профессии — медицину, юриспруденцию, политику — за то, что их представители нарушали профессиональную этику, и в то же время не позволяли никому критиковать такие же нарушения, совершенные ими самими. «Делай так, как я говорю, а не так, как я сам делаю», — такую фразу нельзя сказать уже шестилетнему малышу, однако подобная позиция стала типичной среди взрослых. А если это усугубится, что тогда?