Клэнси Том. Слово президента

   Еще одним даром Персии миру — хотя некоторые утверждали, Индии, — была игра в шахматы, которую Дарейи полюбил еще ребенком. Даже само название «шах и мат», означающее конец партии, пришло из персидского «шахмат» — «король мертв». В реальной жизни аятолла помог добиться этой цели, и хотя Дарейи уже давно не сидел за шахматной доской, он отчетливо помнил, что хороший игрок обдумывает не один ход за другим, а заглядывает вперед на несколько ходов. Но в шахматах, как и в жизни, противник иногда может угадать твой следующий ход; особенно когда играешь с искусным противником, а не считать его таковым просто опасно. Однако, заглядывая на несколько ходов вперед, труднее оценивать происходящее, и тогда способный ясно оценивать позицию противник теряет преимущество благодаря твоей блестящей тактике, лишается фигур, свободы выбора и подчиняется твоей воле. В результате у него не остается иного выбора, как сдать партию. Именно это происходило в Ираке до сегодняшнего утра. Противники Дарейи — а их было немало — сдали партию и скрылись из страны. Аятолла не препятствовал им в этом. Разумеется, удовольствие гораздо больше, когда противник не может скрыться, но смысл шахматной партии не в удовольствии, а в победе, а чтобы добиться победы, ты должен видеть дальше и думать быстрее противника. При этом каждый — именно каждый — следующий ход становится для него неожиданным, приводит противника в замешательство, ставит в тупик, заставляет задумываться и тратить на это время, а в шахматах, как и в жизни, время ограниченно. Все это происходит в уме и никак не зависит от тела.
   Судя по всему, то же самое относится и ко львам. Даже такое могучее животное могут привести в замешательство гораздо более слабые хищники, если время и ситуация выбраны правильно. Сейчас это одновременно урок и задача. Закончив утренние молитвы, Дарейи вызвал к себе Бадрейна. Хотя этот человек и намного моложе его, он оказался искусным тактиком и умело руководил сбором информации. Ему нужно работать под руководством хорошего стратега, тогда он способен принести немалую пользу.

* * *

   После часового совещания с ведущими экспертами страны было решено, что президент не может сейчас предпринять никаких мер. Следующий этап заключался лишь в том, чтобы выжидать и следить за тем, как станут разворачиваться события. Это по силам всякому, но лучшие эксперты Америки способны наблюдать и делать выводы чуть быстрее остальных — по крайней мере так считали они сами. Все это, разумеется, будет сделано для президента, и потому Райан покинул ситуационный центр и, поднявшись по ступенькам, вышел наружу. На Южную лужайку падали капли холодного дождя, а с крыши над дорожкой, ведущей в главное здание, уже сбегали струйки воды. День обещал быть ветренными — типично для наступающего марта, который всегда начинался с львиных замашек, а потом превращался в ягненка. Во всяком случае так гласила пословица. Пока же погода была просто мрачной, как бы ни питал дождь землю, приходящую в себя после холодной тяжелой зимы.
   — Теперь сойдет последний снег, — послышался голос Андреа Прайс, которая удивилась сама себе, неожиданно обратившись к своему боссу.
   Райан посмотрел на нее с улыбкой.
   — Вы работаете с большим напряжением, чем я, агент Прайс, особенно для...
   — Женщины? — устало улыбнулась она.
   — Это, должно быть, проявление мужского шовинизма. Извините, мэм. Мне сейчас так захотелось закурить. Я бросил несколько лет назад — Кэти заставила, причем не сразу, — откровенно признался Джек. — Нелегко, когда у тебя жена врач.
   — Вообще нелегко жить с кем угодно. — Прайс отдавала всю себя работе, хотя позади у нее были две неудачные попытки замужества. Ее проблема, если так можно это назвать, заключалась в том, что она была слишком предана долгу, а считалось, что это свойственно только мужчинам. Такое обстоятельство на первый взгляд казалось простым, но оба избранника — первый был адвокатом, а второй — специалистом по рекламе — так и не сумели его понять.
   — Почему мы так поступаем, Андреа? — спросил Райан. Специальный агент не могла ответить на этот вопрос. Президент страны для нее являл собой образ «отца». Это от него ожидали ответа, но, проведя много лет в президентской охране, она знала, что все не так просто. У ее отца всегда были наготове ответы на все вопросы, или, может, так ей казалось в детстве. Затем она выросла, окончила Колледж, стала агентом Секретной службы и быстро продвинулась по этой крутой и скользкой лестнице, и со временем каким-то образом потеряла из виду цель жизни. И вот она достигла профессиональной вершины, находилась рядом с «отцом нации» и только теперь поняла, что жизнь не позволяет человеку узнать, что же ему необходимо на самом деле. Ее работа была достаточно трудной, но ее же не сравнить с обязанностями президента. Может быть, президентом должен быть кто-то другой, а не честный и скромный джентльмен, каким является Джон Патрик Райан. Может быть, с этими обязанностями лучше справился бы какой-нибудь крутой сукин сын...
   — Значит, у вас нет ответа? — улыбнулся Райан, глядя на пелену падающего дождя. — А я думал, вы скажете, что кто-то должен заниматься этим. Боже милостивый, я только что пытался соблазнить новых сенаторов. Вы понимаете, что я имею в виду? Соблазнить, — повторил Джек. — Словно они девушки или вроде того, а я — мужчина и хочу затащить их в постель. А ведь я сам не имею ни о чем самого гребаного представления. — Он замолчал и покачал головой, удивленный собственными словами. — Извините меня, Андреа.
   — Можете не извиняться, господин президент. Вы не первый президент, от которого я слышу это слово.
   — И у кого спросить совета? — задал риторический вопрос Райан. — Раньше я говорил с отцом, затем с Джеймсом Гриром, когда работал у него, после этого с Роджером — еще несколько недель назад. А теперь все спрашивают меня. Знаете, в офицерской школе в Куантико мне внушали, что трудность обязанностей командира в том, что тебе одному приходится принимать решения. Боже мой, как они были правы! Как правы!
   — У вас такая хорошая жена, сэр, — напомнила ему Прайс, и в ее голосе невольно прозвучала зависть к семейному человеку.
   — Всегда должен быть кто-то, кто умнее тебя, человек, к которому ты обращаешься, когда не уверен в чем-нибудь. А теперь обращаются ко мне. А у меня не хватает на то ума. — Райан сделал паузу, только сейчас поняв, что сказала Прайс. — Вы правы, но Кэти занята своей работой, и я не вправе взваливать на нее дополнительные проблемы.
   — Вы действительно шовинист, босс, — не удержалась от улыбки Прайс.
   При этих словах он резко повернулся к ней.
   — Вы забываетесь, мисс Прайс! — Его голос казался раздраженным, но тут же президент рассмеялся. — Только не говорите репортерам, что я придерживаюсь такой точки зрения.
   — Сэр, я не говорю репортерам, даже как пройти в туалет.
   — Что там у нас на завтра? — зевнул президент.
   — Весь день вы проведете у себя в кабинете. Думаю, события в Ираке нарушат ваше утреннее расписание. Я уеду рано утром и вернусь после обеда. Я намерена проверить, как охраняют детей. А еще предстоит совещание, надо найти способ доставлять «Хирурга» на работу и обратно без вертолета...
   — Забавно, правда? — заметил Райан.
   — Секретная служба еще никогда не сталкивалась с проблемой первой леди, занимающейся настоящим делом.
   — Вот у нее действительно настоящее дело, черт побери! Она зарабатывает больше меня, и так уже последние десять лет, за исключением того времени, когда я занимался биржевыми операциями на Уолл-стрите. Газеты еще не узнали и об этом. Она — отличный врач.
   Прайс заметила, что он начал путаться в словах. Президент слишком устал, чтобы ясно мыслить. Ну что ж, такое случается и с президентами. Вот почему она всегда рядом.
   — По словам Роя, ее пациенты души в ней не чают. Словом, я собираюсь проверить, как ведется охрана ваших детей, — обычная мера предосторожности, сэр, ведь я несу ответственность за безопасность всей вашей семьи. Агент Раман всю первую половину дня будет недалеко от вас. Мы решили продвинуть его. Он отлично проявил себя, — добавила Андреа.
   — Тот самый, что в первую ночь накинул на меня плащ пожарника, чтобы я не выделялся среди других у развалин Капитолия?
   — Вы заметили это? — удивилась специальный агент. Президент повернулся и направился к Белому дому. На его лице была улыбка изнеможения, но, несмотря на это, голубые глаза насмешливо сверкнули, когда он посмотрел на своего главного телохранителя.
   — Не считайте меня таким уж глупым, Андреа. Нет, решила она, все-таки Джек Райан на посту президента лучше, чем какой-нибудь крутой сукин сын.

Глава 21
Взаимоотношения

   Патрик О'Дей женился уже в зрелом возрасте и стал вдовцом после неожиданного и жестокого несчастья, разрушившего его счастливую семейную жизнь, которая длилась всего шестнадцать месяцев. Его жена Дебора служила агентом ФБР и работала в исследовательском отделе. Она была судебно-медицинским экспертом, и потому ей приходилось постоянно выезжать в командировки. И вот однажды вечером по пути в Колорадо-Спрингс ее самолет врезался в землю по причинам, которые так и не удалось установить. Это была ее первая командировка после родов, и она оставила мужу дочку Меган четырнадцати недель отроду.
   Сейчас Меган было два с половиной года, и инспектор О'Дей все еще не решил, что сказать ей об исчезновении матери. У него были видеокассеты и фотографии, но разве он мог указать пальцем на квадратик фотобумаги или синий экран и сказать дочери:
   «Вот это мама»? А вдруг она подумает, что вся жизнь является чем-то искусственным? Как это подействует на ее развитие? Это были вопросы в жизни человека, работа которого заключалась в том, чтобы все время находить ответы. Отцовство, навязанное ему судьбой, заставило его еще больше полюбить свою дочь, и это на вершине профессиональной карьеры, в течение которой он шесть раз решал исход попыток киднэппинга. Огромный мужчина ростом шесть футов четыре дюйма и весом двести фунтов, подтянутый, из одних мускулов и сухожилий, он послушно сбрил усы а ля Сапата ^[51] по требованию руководства ФБР, но, будучи самым крутым из крутых агентов, так любил свою маленькую дочь, что его коллеги, знай они об этом, хихикали бы за его спиной. У девочки были светлые длинные волосы, похожие на шелк, и каждое утро он расчесывал их, после того как надевал на нее яркую детскую одежду и помогал зашнуровать крошечные кроссовки. Меган папа казался огромным защитником-медведем, который возвышался над ней, уходя головой в голубое небо, и подхватывал с пола, чтобы она могла обнять его за шею, с такой силой, словно ее уносила ракета.
   — Ой! — воскликнул отец. — Ты едва меня не задушила!
   — Очень больно? — спросила Меган с притворной тревогой. Все это было частью их утреннего ритуала.
   — На этот раз не очень, — улыбнулся отец. Он опустил ее на пол, вывел из дома и открыл дверцу своего замызганного пикапа. Там он усадил ее в детское креслице, прикрепленное к спинке сидения, тщательно пристегнул ремни и рядом положил коробку с ее ланчем и одеяльцем. Часы показывали половину седьмого. Сегодня они ехали в новый детский сад. О'Дей не мог отправиться в путь, не посмотрев на Меган, крошечную копию своей матери, отчего всякий раз кусал губы, закрывал глаза и качал головой, снова и снова пытаясь понять, почему «Боинг-737» внезапно накренился и рухнул на землю с его женой в кресле 18-F.
   Новый детский сад удобно располагался по пути на службу, и его настоятельно рекомендовали соседи, которые оставляли там своих мальчиков-близнецов. О'Дей повернул на Ритчи-хайуэй и поставил пикап напротив кафе «7-одиннадцать», чтобы купить там пинту кофе, который он выпьет уже по пути в Вашингтон, на шоссе 50. Значит, название детского сада «Гигантские шаги» — совсем неплохо.
   Чертовски трудный способ зарабатывать на жизнь, подумал Пэт, выходя из машины. Марлен Даггетт каждое утро приезжает к шести утра, чтобы принять детей чиновников, едущих в Вашингтон. А сегодня она даже вышла навстречу, чтобы приветствовать новую гостью.
   — Здравствуйте, мистер О'Дей! Это и есть Меган?! — воскликнула воспитательница с поразительным для столь раннего часа энтузиазмом. Девочка недоверчиво взглянула на нее, посмотрела на отца и тут же повернулась, увидев нечто особенное.
   — Видишь, его тоже зовут Меган. Это твой медвежонок, и он ждал тебя весь день.
   — О-о! — Девочка схватила мохнатого коричневого медвежонка и прижала к себе. — Здравствуй!
   Миссис Даггетт посмотрела на агента ФБР с выражением, которое гласило: «Это действует неизменно».
   — Вы привезли то, о чем мы говорили?
   — Вот они, мэм, — сказал О'Дей, передавая ей бланки, которые заполнил накануне. У Меган не было никаких медицинских противопоказаний, никакой аллергии к лекарствам, молоку или пище; да, говорилось в документах, в случае крайней необходимости вы можете отвезти ее в местную больницу; здесь же приводился служебный номер телефона и адрес, номер пейджера, телефонные номера его родителей и родителей Деборы, которые были отличными бабушкой и дедушкой. Действительно, садик «Гигантские шаги» был очень хорошо организованным детским учреждением. Насколько хорошо организованным, О'Дей не знал, потому что миссис Даггетт обещала никому этого не говорить. Не знал он и того, что Секретная служба произвела его проверку.
   — Ну что ж, мисс Меган, думаю, пришло время поиграть и познакомиться с другими детьми. — Воспитательница посмотрела на инспектора ФБР. — Не беспокойтесь, все будет хорошо.
   О'Дей вернулся к своему пикапу, испытывая сердечную боль — это случалось всегда, когда он оставлял свою дочь — неважно где и неважно когда, — и пересек шоссе, чтобы зайти в «7-одиннадцать» за пинтой кофе. В девять часов у него было запланировано совещание, на котором предполагалось обсудить дальнейшие детали расследования авиакатастрофы — оставалось лишь подвести последние итоги, — а потом предстоял скучный рабочий день, единственным преимуществом которого было то, что он сможет вовремя заехать за дочерью. Через сорок минут он въехал на стоянку штаб-квартиры ФБР на Десятой улице и Пенсильвания-авеню. Его должность инспектора по особым поручениям давала право на закрепленное за ним здесь место. Это утро он начнет со стрельбища, которое находилось в подвале огромного здания.
   Еще будучи бойскаутом, Пэт О'Дей проявил себя великолепным стрелком, а теперь стал еще и «старшим инструктором по стрельбе» для сотрудников нескольких полевых отделений ФБР. Это означало, что руководители этих отделений приглашали его контролировать стрелковую подготовку остальных агентов, всегда составляющую важную часть подготовки полицейских, хотя мало кому из них приходилось стрелять на поражение из табельных пистолетов.
   В это время дня стрельбище редко бывало занято — он приехал в 7.25, — и инспектор выбрал две коробки патронов с пулями, имеющими полые головки, для своего тяжелого пистолета «Смит-Вессон 1076» десятимиллилиметрового калибра, взял две обычные мишени типа "Q" и пару предохранительных наушников. Мишень представляла собой обычную белую картонную панель с нанесенными на нее очертаниями человеческого тела. Очертания были очень грубыми и походили на большую молочную флягу, а примерно в том месте, где у человека располагается сердце, красовалась буква "Q". Он прицепил металлической прищепкой первую мишень к тросу, ведущему в дальнюю часть тира, установил расстояние в тридцать футов и нажал на кнопку. Мишень, удаляясь, заскользила по тросу, а О'Дей отбросил все мысли о предстоящей стрельбе, переключившись на спортивную страницу газеты и новый стартовый состав бейсбольной команды «Ориолес», которая находилась сейчас в весеннем тренировочном лагере. Мишень остановилась на расстоянии тридцати футов и повернулась к инструктору ребром, став почти невидимой. Она будет автоматически поворачиваться к стрелку на несколько секунд, которые можно запрограммировать, но О'Дей не глядя нажал на кнопку, так что не знал, как долго мишень останется повернутой в его сторону. Теперь его мысли изменились. Там, в конце тира, стоит преступник. Настоящий преступник. Осужденный уже несколько раз, он совершил новое преступление, теперь его выследили и загнали в угол. По его словам, переданным полиции осведомителями, он поклялся, что больше никогда не вернется в тюрьму. За свою долгую карьеру инспектор О'Дей не раз слышал подобные заявления и всегда, если это было возможно, предоставлял преступникам возможность сдержать данную ими клятву. Однако все они не выдерживали, бросали оружие, мочились в штаны и даже плакали, когда оказывались перед лицом настоящей опасности вместо воображаемой, о которой так просто говорить за кружкой пива в баре. Только не на этот раз. Сейчас перед ним преступник, действительно собирающийся сдержать слово. Он захватил ребенка в качестве заложника. Может быть, даже Меган, его маленькую девочку. При этой мысли глаза Пэта сузились. В кинофильмах преступник требовал от полицейского, чтобы тот бросил оружие, но в этом случае можно было гарантировать, что дело кончится мертвым полицейским и мертвым заложником, поэтому в реальной жизни с преступником начинали переговоры. Ты стараешься говорить спокойно и рассудительно, ждешь момента, когда он на мгновение ослабит бдительность и дуло пистолета чуть опустится, отойдя от головы заложника. На это могут потребоваться часы, но рано или поздно...
   Таймер щелкнул, и мишень повернулась к инспектору. Правая рука О'Дея молнией метнулась к пистолету и выхватила его из кобуры. Одновременно правая нога сделала шаг назад, поворот и наклон, левая рука обхватывает правую, сжимая рукоятку пистолета, когда он еще на полпути к положению для стрельбы. Его глаза увидели мушку в тот самый миг, когда она поравнялась с головой цели, и тут же указательный палец дважды нажал на спусковой крючок с такой быстротой, что вылетевшие гильзы оказались в воздухе одновременно. На профессиональном жаргоне это называлось «двойным ударом», О'Дей практиковался в нем много лет, и вот теперь звуки двух выстрелов почти слились в один, двойное эхо едва успело отразиться от стальной задней стенки, когда латунные гильзы со звоном упали на бетонный пол. Но в голове мишени появились два отверстия, совсем рядом, чуть выше того места, где у человека должна быть переносица. Мишень снова повернулась ребром, предоставив О'Дею меньше секунды для стрельбы. Казалось, тело преступника рухнуло на пол. Вот так.
   — Молодец, Текс, ты прикончил его. Инспектор повернулся, услышав знакомый голос, разрушивший его фантастический мир.
   — Доброе утро, директор.
   — Привет, Пэт. — Мюррей зевнул, в левой руке он держал предохранительные наушники. — Чертовски быстро. Отрабатываешь сценарий освобождения заложника?
   — Я всегда стараюсь исходить из худшей ситуации.
   — Значит, твоя маленькая девочка, — кивнул Мюррей. Так поступали все агенты ФБР — образ заложника должен быть особенно важным в их воображении. — Ну хорошо, ты прикончил его. А теперь покажи снова, — приказал директор. Ему хотелось понаблюдать за техникой О'Дея, потому что всегда есть чему поучиться. После второй серии выстрелов во лбу мишени оказалось одно — на первый взгляд — широкое отверстие, куда попали обе пули. Действия инспектора показались Мюррею весьма впечатляющими, хотя он и сам считался отличным стрелком. — Пожалуй, мне следует чаще практиковаться, — признался он.
   Теперь инспектор позволил себе чуть расслабиться. Если ты способен сделать такое первым же выстрелом, едва приехав на стрельбище — а О'Дей попал точно в цель всеми четырьмя пулями, — значит, у тебя по-прежнему твердая рука и меткий глаз. Через две минуты голова мишени была изрешечена двадцатью пулями. Мюррей, стоявший на соседней позиции, пользовался при стрельбе обычной техникой Джефа Купера — два быстрых выстрела в грудь, за которыми следовал тщательно выверенный выстрел в голову. Когда оба убедились, что могут в любой момент поразить противника, настало время обсудить события предстоящего дня.
   — Есть что-нибудь новое? — спросил директор ФБР.
   — Нет, сэр. Предстоит еще несколько собеседований в связи с авиалайнером «Джал», разрушившим Капитолий, но мы не ждем ничего неожиданного.
   — Адело Келти?
   О'Дей пожал плечами. Ему не позволяли вмешиваться в это расследование, которое вел отдел внутренней безопасности ФБР, но он по-прежнему получал материалы с ежедневными итогами. О ходе расследования такой важности нужно было докладывать кому-то, и хотя само расследование полностью велось агентами внутренней безопасности, сводки с полученными сведениями поступали лично директору ФБР и распространялись среди его инспекторов по особым поручениям.
   — Понимаешь, Дэн, в кабинет госсекретаря Хансона входило и выходило столько людей, что любой мог унести это письмо — если оно вообще существовало. Впрочем, наши люди считают, что Келти все-таки приносил письмо. По крайней мере, Хансон говорил об этом.
   — Думаю, все это стихнет само по себе, — заметил Мюррей.

* * *

   — Доброе утро, господин президент.
   Наступило очередное утро, полное обычной ежедневной рутины. Кэти на работе. Райан вышел из своих апартаментов одетый, в костюме и при галстуке, причем в застегнутом пиджаке, что было необычным для него, по крайней мере до того, как он переселился в Белый дом, в туфлях, до блеска начищенных камердинером. Правда, Джек все еще не считал это здание своим домом. Скорее оно напоминало отель или покои для особо важных персон, в которых ему доводилось жить, разъезжая по делам ЦРУ, хотя здесь они были более роскошными, равно как и обслуживание — высшего класса.
   — Вас зовут Раман? — спросил президент.
   — Да, сэр, — ответил специальный агент Ареф Раман. Он был шести футов ростом, с массивным телом тяжелоатлета, хотя последнее могло объясняться бронежилетом, который носили многие агенты личной охраны президента. Райан решил, что агенту лет тридцать пять — тридцать шесть. Приятное лицо жителя Средиземноморья, смущенная улыбка и синие глаза, как у Кэти.
   — "Фехтовальщик" вышел, — произнес Раман в микрофон на лацкане пиджака. — Направляется в кабинет.
   — Раман — что это за имя? Откуда вы родом? — спросил Джек по пути к лифту.
   — Моя мать из Ливана, отец — иранец. Мы приехали сюда в 1979 году, когда зашатался шахский режим. Отец принадлежал к высшим кругам.
   — Что вы думаете о ситуации в Ираке? — спросил президент.
   — Сэр, я даже родной язык почти забыл. — Агент улыбнулся. — Вот если вы спросите меня о том, кто способен победить в финальных играх студенческого чемпионата по баскетболу, мой ответ будет более уверенным.
   — Кентукки, — решительно произнес Райан. Лифт в Белом доме был старомодным, с черными потертыми кнопками на панели. Президенту не разрешалось прикасаться к ним — за него это делали охранники.
   — Орегон точно дойдет до финала. В этом я никогда не ошибаюсь, сэр. Спросите у других агентов. Три года выигрываю все ставки. Теперь никто не хочет держать со мной пари. В финале будут играть команды Орегона и Дьюка — это мой университет, — а победу одержит Орегон с разрывом в шесть-восемь очков. Ну, может быть, разрыв будет чуть меньше, если Масео Ролингз сыграет удачно, — добавил Раман.
   — Какой была ваша специализация в Дьюке?
   — Вступление в юриспруденцию, но потом я решил, что не хочу быть юристом. Вообще-то считаю, что у преступников не должно быть никаких прав, поэтому стал полицейским и поступил в Секретную службу.
   — Женаты? — Райану хотелось как можно больше знать об окружающих его людях. С одной стороны, к этому его подталкивала элементарная вежливость. С другой — эти люди принесли присягу защищать его жизнь, и он не мог обращаться с ними, как с простыми подчиненными.
   — Нет, не нашел подходящей девушки — пока не нашел.
   — Вы мусульманин?
   — Родители были мусульманами, но после того как я увидел, сколько неприятностей принесла им религия, я... — Он ухмыльнулся. — Если вы поинтересуетесь у кого-либо из агентов моей религией, вам скажут, что это баскетбол. Я никогда не пропускаю матчей Дьюка, передаваемых по телевидению. Мне чертовски жаль, что в этом сезоне Орегон так силен. Но тут уж ничего не поделаешь.
   Президент засмеялся, почувствовав убедительность такого заявления.
   — Значит, фамилия у вас Раман, а имя?
   — Ареф, но все зовут меня Джефом. Легче произносить, — объяснил Раман, и в этот момент двери лифта открылись. Агент сделал шаг вперед и остановился в середине дверного проема, закрыв своим телом президента. Перед дверями лифта стоял сотрудник отделения Секретной службы, одетый в форму, и еще два агента в штатском. Раман знал в лицо каждого из них. Он кивнул и пошел вперед. Райан последовал за ним. Шествие замыкали остальные агенты. Через несколько шагов они повернули на запад, мимо узкого коридора, ведущего к кегельбану и столярной мастерской.