Представила – и невольно зевнула. Метхе Альбрус кашлянул, тем самым деликатно напоминая о своем присутствии, а затем молча прикрыл окно.
   – Продолжим.
   – Да, метхе.
   – Записывай, Эристо. Видящий Границу может не только говорить, но и вызвать в Эртинойс тень, если это необходимо. Однако подобные действия опасны для вызывающего и могут привести к летальному исходу.
   – Э… мм… Метхе…
   – Значит, к смертельному. – Синх усмехнулся, отчего резко обозначились тонкие полоски в углах рта. – Тень, попадая в Эртинойс, чувствует себя несчастной, начинает завидовать живым и может с легкостью увести вызывающего за собой. Понятно?
   – Но если вызывающий не хочет идти, разве может тень утащить его силой?
   Алые глаза метхе сузились. Он замолчал, словно плыл по тихой реке воспоминаний. Потом вдруг обернулся к Эристо-Вет:
   – Силой? Боги, к чему это теням? Они могут сделать так, что ты сама побежишь за ними. Спасти может только одно… Пиши, Эристо… крик или кудахтанье петуха.
   «Глупости какие», – подумала ийлура, но слова метхе прилежно занесла в конспект.
   А синх продолжал, расхаживая по кабинету, временами останавливаясь то у высокой, с изогнутым горлышком, вазы, которая была отлита из радужного стекла, то у богомола, застывшего в янтаре. В классной комнате было расставлено немало занятных, а порой и страшных вещиц.
   – Зеркала, Эристо. Вот ключ к Границе, вот откуда онимогут наблюдать за нами, а мы за ними. Два зеркала, установленные друг против друга, образуют малый разрыв. И если позвать,тень не сможет противиться и придет. Разрыв закрывается, если убрать одно из зеркал. Но клянусь Покровителями… Это не записывай, Эристо… Такой ритуал окончился весьма безрадостно не для одного Хранителя Границы. А потому я не советую тебе его применять.
   – Зачем же вы тогда рассказываете о нем? – Ийлура удивленно подняла глаза на синха.
   – Он включен в общий курс, – пожал плечами Альбрус.
   …К вечеру Эристо-Вет в точности знала, как правильно установить зеркала, на каком расстоянии от круга, их описывающего, разместить свечи и что говорить вызванной тени. В нее словно шкодливая тварь тьмы вселилась – наперекор здравому рассудку и предупреждениям метхе. Она подзуживала и нашептывала о том, что нет ничего плохого в желании еще раз увидеть матушку и что эта тень уж конечно совершенно безопасна и не сделает ничего плохого оставленной много лет назад дочери.
   В компаньоны ийлура взяла соседку по келье – черноглазую и темноволосую девчонку, уроженку южной оконечности Гвенимара, что граничила с холмами кэльчу. Она была младше Эристо-Вет, но за полную глиняную кружку медяков (которые прилежная ученица Альбруса копила едва ли не год) согласилась даже украсть петуха где-нибудь на задворках, что и сделала. Шевелящийся и недовольно кудахтающий мешок спрятали до вечера, а потом пленник сам затих, уснул в темноте.
   И вот, запершись от любопытных глаз наставников, ийлуры приступили к ритуалу. Два квадратных мутных зеркальца, установленные друг напротив друга, образовали бесконечный коридор отражений, по бокам которого в скором времени тускло засветились огоньки.
   По спине Эристо-Вет бегали мурашки, но она, замирая от предвкушения запретного и тайного, с наигранной бодростью отправила южанку за дверь. Вместе с петухом, который недовольно заквохтал в своем узилище.
   – Смотри же, – ийлура напоследок пожала худенькую ладошку подруги, – не усни.
   Та кивнула. В черных глазах – ни намека на дрему, только колкие огоньки свечей отразились, когда девчонка бросила последний взгляд на установленные зеркала.
   Эристо-Вет осталась одна. В келье сразу стало как-то холодно и неуютно, ийлура набросила на плечи пуховый платок. На миг ей показалось, что в пределах разрыва даже пламя горит неохотно, словно ему не хватает пищи, но затем поморгала, потерла глаза. Все опять стало обычным.
   Усевшись на табурет, ийлура уставилась в бесконечный коридор. «И чего это метхе так предостерегал? Ничего ведь страшного…» Она положила подбородок на сцепленные пальцы и мысленно позвала: «Мама. Прийди. Я зову тебя, твое дитя».
   Глаза защипало, разрыв Границы дрогнул, но ничего не произошло. Ийлура мимоходом подумала, а не мог ли метхе пошутить над своей ученицей? Ох нет. Она попросту забыла ключевую фразу…
   «Я приказываю тебе явиться как смотрящая, видящая, хранящая Границу».
   Хлопнула оконная рама, по келье закружил голодным зверем холодный ветер. Эристо-Вет вскочила, закрыла окно – и вдруг очутилась в кромешной темноте. Свечи потухли.
   – Шейниров хвост!
   Прошло еще несколько драгоценных минут, пока ийлура нащупала на столе огниво, пока высекла искру, пока сызнова зажгла свечи.
   А потом горло сжалось – то ли от ужаса, то ли от внезапно подступивших слез. На хромоногой кровати преспокойно сидела синеволосая ийлура. Она была похожа на Эристо-Вет – скуластое лицо, главным украшением которого были зеленые, распахнутые навстречу миру глаза. Даже челка, выбившаяся из тугого плетения кос, упрямо падала на лоб точно так же, как у Эристо-Вет… Хотя нет. Наоборот. Это Эристо-Вет была похожа на свою матушку.
   Ийлура прислонилась к холодной стене кельи. Вдруг задрожали ноги, на переносице выступили капельки пота. Внезапная слабость накатила мутной волной, подхватила, понесла… чтобы не грохнуться в обморок, Эристо-Вет пребольно ущипнула себя за руку.
   – Ты пришла.
   – Ты звала, и я здесь, – улыбнулась тень.
   Улыбки у них тоже были почти одинаковыми.
   – Но ты же… настоящая? – неуверенно спросила ийлура.
   – Настолько, насколько это вообще возможно, – заверила ее мать. – Поди сюда, сядь рядом со мной. Я так давно тебя не видела, Эристо. Там… я все сплю, сплю… хорошо, что ты меня разбудила.
   Потом время пугливо замерло. Даже капля воды, повиснув на носике надколотого чайника, не торопилась сорваться вниз.
   Эристо-Вет хотелось плакать, но она только крепче сжимала зубы. Хотелось обнять явившуюся из мира теней ийлуру, положить ей голову на колени и слушать, без конца слушать певучий сильный голос, однако Эристо-Вет не смела. Это было похоже на последний порог: перешагнешь – и все. Не останется в ней, ученице синха, ничего от смертной…
   – Я все время думала о тебе, – пробормотала Эристо-Вет.
   Холодная ладонь накрыла ее пальцы, и снова ийлура не посмела выдернуть руку.
   – Знаю, – голос матери доносился как будто издалека, хоть она и сидела рядом, – мне жаль, что у нас не было времени побыть вместе.
   – Да, жаль… – эхом откликнулась Эристо-Вет.
   В зеленых глазах она читала любовь, которой так не хватало в мире, где каждый одинок.
   – Я бы тебя оберегала, – прошептала мать, – я бы сделала все, чтобы ты была счастлива.
   Ледяные пальцы коснулись лба, пригладили непокорную прядку. Эристо-Вет зажмурилась. Так хорошо сидеть рядом с матерью, точно такой, какой она осталась в воспоминаниях – но почему так холодно?..
   – А хочешь, пойдем со мной?
   – Но…
   – И вернешься, – улыбнулась матушка, – я просто покажу тебе тот мир, где я спала все это время.
   – Боюсь, что не смогу, – промямлила Эристо-Вет.
   Она и сама не поняла, что именно не сможет, то ли перейти через Границу, то ли потом вернуться.
   – Пойдем, – твердо сказала мать.
   И крепко взяла Эристо-Вет за руку. Ледяные стрелы рванули вверх, к плечу, отнимая способность двигаться. А Эристо-Вет, к собственному ужасу, поняла, что встает и идет следом за теньюк зеркалам.
   «Петух! – вдруг вспомнила ийлура. – Почему он молчит?!!»
   Ей было и невдомек, что едва ли не в начале ритуала наставник, проходя мимо запертой кельи, заметил ийлуру с подозрительным мешком и отвел ее к метхе Альбрусу.
   – Мы заснем вместе, – прошелестела тень. Не мать – а только ее тень, застрявшая по ту сторону Границы.
   – Оставь меня, – выдавила Эристо-Вет.
   Все попытки вырвать руку не увенчались успехом, и до входа в мир иной оставались считаные шаги. Свечи гасли одна за другой, зеркальный коридор в темноте казался вратами в само Шейнирово царство.
   – Пойдем, – прошипела тень, – теперь я не уйду сама.
   Эристо-Вет хотела закричать, чтобы ее подруга по ту сторону двери придавила петуха, но голос больше не слушался. Вокруг сгущались пустота, тишина и… сон.
   Скрипнула отворяемая дверь. Эристо-Вет успела заметить высокий силуэт синха – а затем все погасло.
   …Потом она долго болела и все звала маму. Не ту, что приходила в полночь, а ту, далекую, что любила и согревала. Эристо-Вет почти ничего не запомнила из того странного, проведенного в полудреме времени; только коричневое лицо метхе Альбруса. Старый синх держал ее за руки и беспрестанно повторял:
   – Ты все забудешь, забудешь…
* * *
   «Но настает время вспомнить, пережить заново и учесть ошибки».
   Эристо-Вет сидела за шатким столом. Перед ней, отражаясь друг в друге, стояли два небольших бронзовых зеркальца, купленные А-Шей в лавке неподалеку. Горели дешевые, там же приобретенные свечи. А на противоположном конце стола дожидались своего часа: большой лист бумаги, новенькое перо и старая, надтреснутая чернильница, которая, по словам той же А-Ши, досталась ей еще от деда.
   Ийлура в нетерпении ерзала на лавке, в который раз перепроверяя расстановку зеркал и свечей. Время, как назло, тянулось медленно, как подозревала сама Эристо-Вет, исключительно потому, что ей нужно было спешить.
   В конце концов, несколько дней она потеряла – сперва сидя на цепи в розовой комнате, затем валяясь без чувств и приходя в себя от выпитой отравы. Кто знает, где сейчас темная жрица и Этт-Раш? И чем, побери его Шейнира, занят метхе Альбрус?..
   Эристо-Вет сцепила пальцы рук и попыталась сосредоточиться. Кристалл Видения не подвел, поведав ийлуре куда больше, чем следовало, и почти вывел на чистую воду старого учителя. Похоже, с самого начала синх вел свою игру; даже Ин-Шатур погиб для того, чтобы Нитар-Лисс в итоге получила карту и все-таки отправилась за сокровищем.
   Но все же, все же… До сих пор единственной загадкой Эртинойса по-прежнему оставался вопрос: «Что задумал синх».
   «Они размышляют не так, как мы, – сказал когда-то Дар-Теен, – и мысли у них крутятся по-другому. Они – дети тьмы, никогда не поймешь, чего от них ждать».
   У Эристо-Вет не было повода сомневаться в его словах, потому что этот ийлур знал самого Элхаджа…
   «Тьфу, я опять думаю о нем!»
   Она потерла виски и уставилась в бесконечный коридор отражений. Близилась полночь, а вместе с ней и время, когда тень убитого посвященного должна была явиться на зов.
   – Я приказываю тебе, Ин-Шатур, явиться. Как смотрящая, видящая, хранящая Границу.
   Огоньки свечей затрепетали под холодным дыханием не-живого Эртинойса.
   – Я жду. – Ийлура не мигая смотрела в зеркальный коридор.
   В его темной глубине что-то шевельнулось, мелькнуло.
   Эристо-Вет повторила словесную формулу вызова тени. Сейчас, провались все к Шейнире, на кону стоит слишком много, чтобы бояться и трястись при воспоминании о детских ошибках.
   Коридор вздрогнул, одна из его стенок вспучилась радужной пленкой. Ийлура удовлетворенно хмыкнула, наблюдая за тем, как в мир, прорывая Границу, идет нечто извне.
   – Ин-Шатур, я здесь, – шепнула она в зеркало, оставив на гладкой поверхности туманное облачко.
   И в это мгновение и коридор, и зеркало покрылись сетью волосяных трещинок. Эристо-Вет ойкнула от неожиданности – да и трудно представить, чтобы начала ломаться бронзовая пластина – а потом ощутила ледяное прикосновение к плечу.
   – Зачем ты меня позвала? – тихо спросил Ин-Шатур.
   …Эристо-Вет подумала, что эту тень так же трудно вывести из терпения, как и гранитный монолит. Даже явившись из потустороннего мира, Ин-Шатур выглядел совершенно спокойным, как будто просто вышел на прогулку. Моргая на потускневшие вдруг огоньки свечей, ийлур окинул взглядом убогую комнату, а затем вновь воззрился на Эристо-Вет.
   – Так зачем ты меня позвала?
   – Я хочу, чтобы ты нарисовал карту, – ответила ийлура, глядя в светлые глаза посвященного.
   Он неторопливо прошелся вдоль стола, шурша коричневым одеянием служителя Фэнтара, еще раз осмотрелся. И вздохнул:
   – Карту, говоришь… К чему она тебе?
   Ийлура прищурилась. А Ин-Шатур не так прост, как того бы хотелось…
   – Я хочу догнать Нитар-Лисс и уничтожить ее. Я хочу расстроить планы того, кто приказал тебя убить… Думаю, этого достаточно? Но я не смогла узнать, где сейчас темная жрица и твой раб, а потому последую за ними в Лабиринт Сумерек. Нарисуй мне карту, посвященный.
   И добавила, вспоминая правила проведения ритуала:
   – Как видящая и смотрящая, я приказываю тебе. Ты не можешь ослушаться.
   – И в этом ты, несомненно, права. – Он ухмыльнулся, потрогал кончик пера, стоящего в чернильнице. – Ты хочешь карту, которая была на груди Лан-Ара?
   – Я хочу карту, по которой я смогу найти Лабиринт.Ты ведь сам не хотел, чтобы Нитар-Лисс туда попала?
   – Разве я могу нарисовать карту по памяти? – Ин-Шатур пожал плечами. – К тому же то вовсе была и не карта…
   – Мне она нужна, – твердо сказала Эристо-Вет, – и ты дашь ее мне.
   Посвященный молча уселся за стол, подвинул к себе лист бумаги, а затем быстро, короткими штрихами принялся набрасывать очертания Сумеречного хребта.
   – Раньше я бы не смог дать тебе полную карту, – негромко говорил он, – но теперь я вижу достаточно. И точно так же… Уважаемая Эристо-Вет… Я вижу, что медальон на твоей шее может помешать тебе осуществить задуманное.
   – Это же частица Молота. – Ийлура недоуменно прикоснулась к гладкой поверхности подарка метхе.
   – Разумеется. – Ин-Шатур улыбнулся, продемонстрировав ряд острых зубов. – Но вспомни, кто дал тебе его?.. Впрочем, ты просила только карту…
   И, пожевав губами, тень продолжила рисование. Эристо-Вет было плохо видно, что происходило на листе бумаги, но ей очень хотелось верить, что тени не лгут.
   – Ты так и не передала мои слова Лан-Ару, – глухо пожаловался Ин-Шатур, – теперь мой раб обречен. Ему не пройти Лабиринта.
   – Тьфу! Да его арканом не оттащишь от темной жрицы!
   – Знаю, – усмехнулся посвященный, – она умная женщина, но ее тоже используют.
   Его рука с пером порхала над бумагой.
   – Но их нужно остановить, – спокойно произнес он, – я многое забывал, но теперь вспомнил. Ока Сумерек не должна касаться рука смертного…
   – Потому что Эртинойсу не нужен новый бог?
   – Нет, потому что Око тогда погибнет. Раньше… Я не знал этого.
   Он замолчал, отложил перо.
   – Вот твоя карта, Эристо-Вет.
   – Покажи. Я приказываю…
   Ин-Шатур послушно поднял лист и поднес его к огню. Перед ийлурой на самом деле была самая обыкновенная карта, в одном месте помеченная крестом.
   – Раньше, будучи живым, я бы не смог дать тебе полную карту, – повторила тень, – а сейчас я подчиняюсь.
   – Хорошо. – Она кивнула и выдавила из себя дружескую улыбку. – Положи ее на стол. Так. И уходи.
   Во взгляде тени появилась тоска. Ин-Шатур протянул руку Эристо-Вет и спросил тоном обиженного ребенка:
   – А ты пойдешь со мной?
   – Нет. Я должна догнать Нитар-Лисс и твоего раба.
   – Они все равно обречены. – Еще одна улыбка и влажный блеск острых зубов. Ийлура нервно передернула плечами.
   – Но ты ведь знаешь, что я делаю все правильно?
   – Избавься от медальона.
   Ин-Шатур как-то незаметно оказался рядом и осторожно коснулся локтя Эристо-Вет.
   – Пойдем со мной.
   – На самом деле ты ведь этого не хочешь? Я знаю, что ты делаешь это не по своей воле. – Она несколько раз громко стукнула по столешнице и…
   Ничего не произошло. А тень, улыбаясь все шире и шире, взяла Эристо-Вет за руку.
   – Пойдем.
   И было что-то убаюкивающее в голосе Ин-Шатура, чего не объяснить простыми словами, но отчего начинает нестерпимо хотеться спать.
   Эристо-Вет зевнула и еще раз постучала по столу.
   – Она спит, – обронил Ин-Шатур, – твоя подруга за дверью.
   – Что?!!
   Ийлура поняла, что осталась одна. Один на один с убитым посвященным, вызванным в Эртинойс, и рядом больше не было могущественного Альбруса… Но в то же время это была уже далеко не та Эристо-Вет, которая по молодости по глупости вызвала тень собственной матери. Нынешняя Эристо-Вет оперилась и больше не нуждалась в опеке.
   – Я никуда не пойду, – жестко сказала она, – и не в твоей воле меня заставить.
   А сама, вывернувшись из хватки Ин-Шатура, вскочила из-за стола, вышибла ногой хлипкую дверь. А-Ша всполошилась в углу и, не соображая спросонья, в чем дело, выпустила из рук мешок с петухом.
   Пиная несчастную птицу, Эристо-Вет понимала, что после этого петуху место только в похлебке. Но своего таки добилась: ночь огласилась сиплым криком, который перешел в затихающее кудахтанье.
   С трудом переводя дыхание, ийлура заглянула в комнату. Свечи горели ровно, а Ин-Шатур бесследно исчез.
   На столе квадратом светлела нарисованная карта.

Глава 17
ЛАБИРИНТ

   …Рассвет гасил последние искры в серебряной золе. Туман, подбирая рваные рукава, уползал в ущелья. На камнях оставались крошечные капельки влаги, словно тонкая алмазная пыль, красивая, но совершенно бесполезная. Ни напиться, ни в бурдюк собрать – только взгляд Бога утренних Сумерек, многомудрого Хинкатапи, и радует.
   Лан-Ар вздохнул. Наверное, им следовало идти дальше, но Нитар-Лисс все еще спала, что-то бормоча себе под нос. Жрица заснула сразу же, как только извела всех вышедших из ущелья тварей, даже не стала разговаривать с Лан-Аром. Но взгляд ее был красноречивее любых слов: Нитар-Лисс попросту смертельно устала и потратила слишком много собственных сил. Темная ийлура, разящая врагов сотнями, оказалась куда как более уязвима, чем казалось поначалу…
   От сидения затекла спина, но Лан-Ар продолжал упрямо сидеть, глядя на камень-«дерево». Уж лучше смотреть на вспотевший росой гранит, чем на гору изрубленных мохнатых тел. Покрывало Шейниры не тронуло их, погибших от меча; оно пило только живую влагу.
   «Пора идти».
   Ему снова начинало чудиться, что камни с интересом разглядывают их, двух чужаков. А «заяц» – тут ийлур быстро начертил в воздухе оберегающий знак Фэнтара – каменный заяц вроде бы даже шевельнул ухом.
   – Убереги нас Пресветлый от видений Сумерек!
   Лан-Ар склонился к спящей Нитар-Лисс: жрица выглядела бледнее обычного, но дыхание было глубоким и ровным. Рука, заключенная в браслет-убийцу, покоилась на груди; серебро побурело от засохшей крови.
   «Может меня убить в любую минуту», – всплыла нехорошая, полная мутной тревоги мысль. И, как ни старался Лан-Ар выбросить ее из головы, она всегда возвращалась и зудела, как навозная муха, жужжала, уговаривая и убеждая…
   – Тьфу.
   Ийлур с чувством выругался. Это все «сад» виноват, не иначе. Давние жертвы, давняя, кровь, сила сумеречного бога…
   Он легонько прикоснулся к плечу Нитар-Лисс. Коричневые ресницы затрепетали, и через удар сердца на Лан-Ара уставились черные глазищи.
   – Э-э… – Он не сразу нашелся, что сказать. Ийлура смотрела на него зло, как на врага. – Нам пора дальше.
   «В любую минуту, когда сочтет необходимым».
   Нитар-Лисс моргнула, взгляд потеплел.
   – Проклятье, ты что, не мог меня разбудить пораньше?
   Она встряхнула раненой кистью.
   – Шейниров хвост! Вот уж не ожидала… И что будет дальше, известно только Покровителям… У нас вода еще есть?
   – Что? – не сразу сообразил ийлур. Затем протянул темной жрице похудевший бурдюк. Плескалось где-то на донышке. Нитар-Лисс хмуро вынула пробку и, закинув голову, долго пила. Лан-Ар ее не винил, он знал, что, когда теряешь кровь, потом мучает жажда.
   – Я поняла, что делать с картой, – объявила ийлура, – не успела давеча тебе сказать, ну да ладно. Еще есть немного времени. Будь любезен, разведи огонь.
   …Пришлось снова возиться с костром. Нитар-Лисс исчезла из поля зрения, а когда вновь появилась, в ее руках играл и переливался травяной зеленью ключ размером с ладонь. Жрица уселась на траву рядом с Лан-Аром, приобняла его и положила голову на плечо.
   – И ведь я нашла его случайно! Тогда еще удивилась – из такого огромного изумруда выточили ключ. И для какой двери?
   Лан-Ар слушал, а сам рассматривал то, что когда-то было цельным камнем размером никак не меньше кулака взрослого ийлура. За такой изумруд любой из правителей отдал бы свой дворец и всех рабов в придачу, это точно. Но кому-то понадобилось из сокровища выточить странной формы безделушку, которую, к слову, сложно было назвать именно «ключом»: это была сильно вытянутая правильная пятиугольная пирамида, у основания переходящая в идеально гладкий шар.
   – Вот уж правда, испортили камешек, – невольно усмехнулся ийлур. А сам подумал – где все это время его прятала Нитар-Лисс? Не могла же она, в конце концов, тащить столь ценную вещицу в дорожном мешке?
   …Потом вспомнил. Как он забыл о тонком пояске, серебряной цепочке, дважды обернутой вокруг талии ийлуры? Сбоку к цепочке крепился кожаный пенал, перевязанный цветными нитками. Как будто там хранился оберег. Наверняка именно там Нитар-Лисс носила изумрудный ключ, хотя… Попробуй разгадай эту темную.
   Жрица заговорщицки подмигнула:
   – Ну-с, поглядим, куда нам укажет ключик.
   Потерев изумруд ладонями и подышав на него, Нитар-Лисс разложила на земле карту.
   – Смотри внимательно, Лан-Ар. – Тонкий палец указывал куда-то в середину пергамента. А там – и правда! – там, среди хаоса штрихов и точек, желтело пустое место, почти не тронутое чернилами.
   – Мне кажется, что карта без ключа лишена смысла. Равно как и ключ без карты.
   Несколько минут ийлура внимательно рассматривала результат своих размышлений. Лан-Ар почесал затылок, а про себя решил, что даже вместе ключ и карта – тоже лишены смысла. И место, где «у начала времен Санаул создал Лабиринт», по-прежнему было скрыто от взглядов смертных.
   – Хм. – Нитар-Лисс покачала головой. – Шейниров хвост…
   И тут же с деланой веселостью в голосе добавила:
   – Не будем отчаиваться. И не будем забывать, что сейчас утро и потому мы не видим игры света в камне… Надо бы ночью попробовать.
   Лан-Ар, не удержавшись, скептически хмыкнул, чем заслужил хмурый взгляд жрицы. Напустив на себя самый смиренный вид, ийлур поинтересовался:
   – И куда мы теперь пойдем?
   – Известно куда. На юг, Лан-Ар, на юг. Мы идем на юг, это я точно знаю!
* * *
   …Уплывающий в сумерки день не принес ничего плохого. Даже наоборот – они наткнулись на хрустальный ручеек, вытекающий из-под рябого, словно перепелка, валуна, и наполнили пустой бурдюк. Нитар-Лисс долго пила, черпая пригоршнями ледяную воду, затем умылась, попробовала стереть кровавые пятна с куртки, но потом махнула рукой – пустое, бесполезное занятие. Лан-Ар тоже хлебнул водицы, плеснул себе в лицо, с силой провел мокрыми пальцами по волосам, будто желая привести в порядок беспорядочно скачущие мысли. На руках остались багровые разводы, и он торопливо сунул руки в ручей. Это была кровь убитых чудовищ, и Лан-Ару вдруг стало противно до тошноты – оттого, что он весь, с ног до головы, покрыт бурыми пятнами и не может отмыться.
   Кровь чудовищ словно въелась в кожу, при этом запачкав саму смертную душу ийлура.
   Нитар-Лисс внимательно поглядела на ийлура и буркнула, что это близость Лабиринта так действует и что кому-кому, а Лан-Ару следует проявить осторожность.
   – В мыслях и поступках, дорогой. Лабиринт Сумерек на то и Лабиринт Сумерек, чтобы свести с ума тех, кто до сих пор не нашел своего места под небесами Эртинойса.
   – А разве я не нашел? – Лан-Ар смотрел на журчащую воду. Наверное, этому ручью было хорошо и беззаботно – бежать себе от хребта на равнину, ни о чем не думая и не беспокоясь. Может быть, оттого и вода была такой чистой и вкусной, потому как ни одно сомнение не замутняло ее…
   – А что, нашел? – усмехнулась ийлура. – Не убивайся, Лан-Ар. Именно такой, как ты, и должен войти в Лабиринт.
   – Не понимаю.
   Он набрал полные пригоршни ледяной воды и плеснул в лицо.
   – Идем дальше.
   – Хорошо, – миролюбиво улыбнулась жрица.
   …А тропа все вилась петлями вокруг насыпных холмиков. Изредка попадались и каменные сады, а один раз ийлурам встретилась каменная плита с выбитым текстом на языке элеанов. Нитар-Лисс остановилась и углубилась в чтение, а Лан-Ар тем временем смотрел в небо. Он никак не мог отделаться от мысли, что на них в любой момент могут напасть элеаны – но те не нападали, невзирая на то, что по их исконным землям медленно тащились два ийлура.
   – Это закон гостеприимства, – задумчиво сказала Нитар-Лисс, – он многое объясняет. Хотя кое-что по-прежнему остается загадкой…
   И молча двинулась дальше, не оставляя Лан-Ару иного выбора, кроме как идти следом. По правую руку, как и днем раньше, черными колоннами тянулись ввысь горы Сумеречного хребта, древние, изрезанные морщинами ущелий, избитые оспинами пещер и пещерок, подпирающие небо Эртинойса…
   Сумерки сгустились рано. И сразу же Нитар-Лисс объявила привал. На счастье, среди камней встретился зеленый оазис: две жиденькие акации, прилепившиеся к гранитной стене. У их вспученных, натруженных корней журчала вода и влажно шепталась высокая, по колено, трава.