Коллинз Джеки. Рок-звезда

   Через неделю Олли решил покинуть группу.
   Всех это шокировало, кроме Криса, который прекрасно понимал, что Олли считает частную жизнь более важной, нежели славу рок-звезды.
   Через десять дней после этого они начали прослушивать новых бас-гитаристов. Тогда в их жизни появился Доктор Хед, и перспектива попасть в Америку стала реальностью.

Рафаэлла, 1979

   – Иди сюда, сука.
   – Эдди, ты – пьян. Оставь меня в покое.
   – Я сказал, иди сюда. Значит, делай то, что тебе приказывают. Немедленно!
   Он кричал, глаза гневно сверкали, на губах играла подленькая ухмылка. Эдди лежал на кушетке в гостиной матери с полным бокалом водки.
   Рафаэлла неохотно подошла. Она ненавидела Эдди, когда тот напивался. Молодой человек превращался в грубое животное, и она не знала, как справиться с ним.
   Как только Рафаэлла приблизилась, он больно схватил ее за руку, ногти вонзились в тело.
   – Привет, шлюха, – он скорчил противную мину. – Что ты сегодня для меня сделаешь?
   – Эдди, – просительным тоном произнесла Рафаэлла, хотя презирала себя за это. – Может, ляжем в постель? Уже поздно, твоя мама скоро придет. Я не хочу, чтобы она застала тебя в таком виде.
   Он рассмеялся, но очень зло.
   – Да мне плевать на вас обеих, дуры. Мне абсолютно все равно, что вы думаете обо мне.
   – Пожалуйста, Эдди, – прошептала она. – Не говори так…
   Он грубо посадил ее сверху, задрал юбку и сорвал трусики.
   – Раздвинь ноги, – холодно приказал он.
   – Не надо, Эдди. Не так. Я не хочу.
   Ее отказ только больше возбудил его. Эдди стащил брюки и приготовился к атаке.
   Рафаэлла сопротивлялась, но потом ослабела, а Эдди уже потерял эрекцию и с отвращением оттолкнул ее. Потом он расплакался. Девушка почувствовала жалость, помогла встать с кушетки, отвела по коридору в комнату и уложила в постель, где Эдди тут же заснул.
   Рафаэлла набросила на него одеяло и поспешила в гостиную, чтобы прибраться. И как раз вовремя, потому что шумная леди Мэйфеа явилась с очередным кавалером, бывшим членом парламента. У этого мужчины было несколько подбородков и пунктик по поводу дисциплины.
   – О! – воскликнула леди Мейфэа, не сумев скрыть раздражение. – Ты еще не спишь?
   – Уже ложусь, – быстро ответила Рафаэлла.
   – Не нужно торопиться, – заявил бывший политический деятель, щедро угощаясь бренди.
   – Она устала, – настаивала леди Мейфэа, – пусть идет.
   – Да, это так, – притворилась Рафаэлла. – Извините.
   Девушка быстро вышла из комнаты. Она пожинает плоды собственных ошибок. Рафаэлла с горечью вспоминала события прошедших двух лет, и четко сознавала, что во всех бедах виновата сама.
   Рафаэлла обнаружила, что беременна в тот день, когда Эдди Мейфэа объявил о своей помолвке с Фионой Рипли-Хеджез в газете «Таймз».
   Сначала девушка была в шоке, но потом решила, что нося ребенка Эдварда Мейфэа, находится в безопасном положении и их ничто не разлучит.
   Несколько дней она не раскрывала свой секрет никому, даже Одиль и Фенелле. Потом собралась с духом и выложила все начистоту матери.
   Анна пришла в ужас.
   – Да тебе же только исполнилось восемнадцать, – сказала она. – Ты ребенок. Кто этот Эдди Мейфэа? Как посмел этот бесстыдный человек обмануть дитя?
   – Я не дитя, – твердо заявила Рафаэлла. – И он меня не обманывал. Я люблю Эдди и хочу выйти за него замуж.
   Анна расстроилась еще больше:
   – Замуж?! В твоем возрасте? Я не дам согласия.
   – Мама, восемнадцать – достаточно зрелый возраст. В некоторых странах девочки выходят замуж в тринадцать лет.
   – В нецивилизованных странах.
   – Ты меня не понимаешь. Я не буду делать аборт. Так что… брак – единственный выход.
   Рафаэлла не сомневалась в своих желаниях. Свадьба. Эдди женится на ней, обязан это сделать. И они проживут вместе счастливую жизнь.
   Анна и лорд Эгертон, ее отчим, встретились с матерью Эдди, леди Элизабеттой Мейфэа. Это была очаровательная женщина, которая давно разменяла пятый десяток. Когда-то она слыла красавицей, прошла через скандальный развод и даже сейчас оставалась удивительно привлекательной.
   Волосы были выкрашены в цвет вороньего крыла губы накрашены красной помадой, а глаза не потеряли блеска и поражали проницательностью.
   – Я не могу заставить Эдди, – довольно неприятно сказала она. – Он совершеннолетний и уже помолвлен с другой девушкой.
   – Но вы, несомненно, способны повлиять на него, – настаивал Сирус, привыкший добиваться своего любыми способами.
   Леди Элизабетта потянулась за сигаретой и наклонилась к отчиму Рафаэллы, чтобы прикурить. Грудь обнажилась.
   Анна отвернулась. Обидно, что эта женщина так флиртует с ее мужем.
   – Может быть, – обыденно произнесла леди Элизабетта, затягиваясь сигаретой.
   – Я кое-что разузнал, – Сирус встал и принялся ходить по комнате. – Похоже, ваш сын проиграл наследство и не получит ни гроша, пока вы, я конечно прошу прощения, не уйдете в мир иной. К счастью, – он сухо хохотнул, – мне вы кажетесь абсолютно здоровой.
   – Так и есть, – ответила леди Элизабетта. – Но к несчастью для бедного Эдди. А девушка, с которой он помолвлен, родом из богатой семьи.
   – Понятно, что именно это и привлекло его.
   – Хм… Похоже, вы знаете ответы на все вопросы, лорд Эгертон. Жаль, что мы раньше не встречались…
   – Видите ли, – стеснительно произнес Сирус, – когда вы были дебютанткой года…
   – Только, пожалуйста, не говорите какого, – прервала она с натянутой улыбкой.
   – Ни в коем случае, – стушевался он, стараясь казаться обходительным, потому что Анна умоляла устроить это дело, а Сирус никогда не перечил жене. – Видите ли, – продолжал он, – когда вас принимали во дворце королевы, я служил посыльным на Флит-стрит.
   – И добились своего, – пошутила леди Элизабетта и выпустила струйку дыма ему в лицо.
   – Мне пришлось тяжело работать многие годы.
   – Не сомневаюсь.
   Анна поднялась с кушетки.
   – Вернемся к делу, – натянуто заявила она.
   Сирус с удивлением посмотрел на жену. Милая Анна никогда ни на чем не настаивала, и он внезапно понял, что жена ревнует, а это не могло не подбодрить любого мужчину.
   – Дело в деньгах, – авторитетно заявил он. – Если Эдди женится на нашей дочери, я готов отложить миллион фунтов для их будущего ребенка. Кроме того, предложить Эдди приличную работу и давать двести пятьдесят тысяч фунтов ежегодно в течение последующих пяти лет.
   – Как щедро, – заметила леди Элизабетта. – Ваша дочь, должно быть, действительно любит его.
   – Конечно, – не сдержалась Анна. – Именно поэтому ему удалось обмануть такую молодую и невинную девушку.
   Леди Элизабетта иронично подняла брови:
   – Мы живем в семидесятые годы, леди Эгертон. Думаю, Эдди вряд ли кого-то обманывал. Я много читала о современных девушках, так что, возможно, все вышло наоборот.
   Бледные щеки Анны слегка покраснели от злости.
   – Чушь! – резко возразила она.
   – Леди, – вмешался Сирус, – может, договоримся? Мы заинтересованы в свадьбе нашей дочери с вашим сыном. Не стоит терять время. Она возможна или нет?
   Свадьба Рафаэллы Ле Серре-Эгертон и Эдди Мейфэа вызвала шумиху в обществе. Рафаэлла была в белом шелковом свадебном платье от Нормана Хартнелла, а Эдди отлично выглядел в темном костюме.
   Мать невесты предпочла голубое, а теща вырядилась в ярко-красное, чтобы привлечь внимание.
   Подружки невесты Одиль и Фенелла надели розовое, а свидетелем со стороны Эдди стал Руперт.
   Брачная церемония проходила в церкви, а прием – в зале отеля «Гросвенор» на Парк-Лейн. Эдди заказал в нем люкс на первую брачную ночь. После этого они улетали в Акапулько, чтобы провести там медовый месяц.
   Рафаэлла страшно нервничала. Они почти не были вместе с Эдди, пока готовилась свадьба. Состоялись два обеда, на которых присутствовали ее мать и отчим, потом молодых пригласила на чай леди Элизабетта, и однажды Рафаэлла пообедала с Эдди в «Сан-Лоренсо», где он страшно напился и совсем не говорил о любви.
   Это вряд ли можно было считать хорошим началом, но впереди была целая жизнь, и Рафаэлла не сомневалась, что все наладится.
   Свадьба являла собой калейдоскоп лиц. Слишком много людей, из них девушка знала лишь нескольких. К вечеру сводило скулы от постоянной улыбки.
   Эдди вел себя безукоризненно, не пил и оставался вежлив со всеми. Какой он был красивый в черном костюме! Рафаэлла дрожала от удовольствия, радуясь, что сделала правильный выбор.
   Эдди что-то пробормотал, но не проснулся. И слава Богу! Рафаэлла слишком устала, чтобы справляться с его приставаниями. Она причесала длинные волосы и подумала об их ребенке, Джонатане, которого все называли Джон-Джон.
   Их ребенок… Он – единственная нить, удерживающая ее подле Эдди.
   Скоро Джонатану исполнится два года, и он как две капли воды похож на Криса Феникса.

Бобби Манделла , 1979

   – Вас хотят сфотографировать для обложки журнала «Пипл». Понимаете, что это значит?
   – Все билеты на концерты в Англии проданы. Они были в кассах только три часа.
   – Вы можете приехать четвертого июля в Вашингтон? Жена президента лично приглашает вас.
   Звездный час. Как он приятен.
   Бобби Манделла жил в Лос-Анджелесе в особняке. У него было одиннадцать спален, столько же ванных, несколько гостиных и роскошный ухоженный сад.
   Жил он один, если не считать шести слуг и двух злобных немецких овчарок.
   Рядом с домом стояли темно-зеленый «роллс-ройс», белый «порше» и «сандабэд» розового цвета, 1959 года выпуска.
   В каждый приезд Рокет Фабрици останавливался у Бобби. Старый друг стал кинозвездой. После развода с серьезной Роман Вэндаз он избавился от собственности, оставил лишь пару чемоданов и перебивался у друзей.
   – Кому нужен этот мусор? – часто спрашивал он Бобби. – Ты не женат. Не имеешь детей. Мне непонятно.
   – А почему бы и нет? – отвечал Бобби. – Я могу позволить себе все, и мне нравятся красивые вещи. Приятно, когда они окружают тебя.
   Рокет покачал головой.
   – Ты далеко ушел от Гринвич-Вилледж, – сказал он с ностальгией.
   – Чем дальше, тем лучше, – резко парировал Бобби.
   Как и предсказывал Маркус Ситроэн, Бобби Манделла стал суперзвездой, таким же, как Стиви Уандер, но более сексуальным. Майклом Джексоном в обличье настоящего мужчины. Тедди Пендеграсом с отличным характером. Его успех поразил всех. Впервые неф стал столь популярен среди белых американцев, причем его приняли сразу же. Через два года после дебюта в «Голливуд-Баул» Бобби выпустил два прекрасных альбома, и семь его песен вышли на первое место, что было неслыханно. Певцы радовались, когда хотя бы одна становилась хитом.
   Бобби получил шесть премий. Ничего подобного никогда не случалось.
   – Вы самый великий! – говорили ему, а это так успокаивало. Рокет никогда не хвалил Бобби, и, когда последний с улыбкой пожаловался на это, старый друг просто сказал:
   – Давай договоримся. Ты не говоришь мне, что я новый Брандо, а я не рассказываю сказок о том, что ты лучше всех. Это все ерунда. Бобби, мы должны помнить, откуда вышли, и никогда не воспринимать треп на веру. Он ничего не значит, и вряд ли продлится долго.
   Каждые шесть недель приезжала Нова Ситроэн. У них с Маркусом был особняк в Бель-Эр и недавно купленный участок земли на побережье. Нова встречалась с архитектором и дизайнерами. Маркус обычно оставался в Нью-Йорке. Ему не очень нравился Лос-Анджелес.
   Нова, под вымышленным именем, сняла маленький дом в Малибу. Завязав постоянные отношения с Бобби, она настаивала на строгой секретности. Обычно они проводили вместе несколько часов, удовлетворяя свою похоть. Нова оказалась очень чувственной женщиной с довольно странными сексуальными вкусами. Бобби тщетно пытался отучить ее.
   – Тебе хотелось бы побыть одновременно со мной и с другой женщиной? – часто подшучивала она. – Я могу это устроить. Многие мужчины не упустили бы такой возможности.
   – Никогда, – отвечал он. – Мне достаточно тебя.
   Нова обычно улыбалась и называла Бобби «провинциальным любовником».
   – Как ты смеешь, – шутливо хвастался он. – Я звезда, милая, и могу получить любую женщину.
   – Никогда не забывай, – тихо говорила Нова, – Маркус создает звезд, но может и уничтожать их. Например, – многозначительно добавила она, – если узнает о нас…
   Больше ничего говорить не стоило.
   Иногда Бобби думал, что продолжать эти отношения – безумство. Но Нова чем-то привязала его. Он нуждался в ней. В этой шикарной, богатой леди с жадным похотливым телом, внешне недоступной. Бобби больше не мстил Маркусу. Здесь было нечто иное. Нова отличалась от всех женщин, которые были у него. Представительницы слабого пола всегда окружали звезд, готовые на все.
   Когда Новы не было в городе, Бобби приходилось появляться в обществе с другими. В последнее время он встречался с глупой актриской, которая даже не умела правильно говорить, но была хорошенькой. Кроме этого, он завел интрижку с сорокалетней негритянкой-феминисткой.
   У Рокета не было постоянных связей.
   – Нельзя тратить энергию, – объяснял он, когда Бобби устраивал ему встречу с женщиной. – Нужно беречь себя для кино.
   Бобби в душе считал, что Рокет до сих пор не прочь сойтись с Шарлин, но он опоздал. Она недавно объявила о помолвке с известным нью-йоркским модельером. Интересно, как к этому относится Маркус Ситроэн? Ходили сплетни, что они до сих пор неразлучны. Бобби давно потерял связь с Шарлин, ибо понял, что жизнь коротка и нельзя посвящать ее никому.
   Рокет вошел в спальню, когда Бобби одевался. Их пригласили в Беверли-Хиллз на открытие новой дискотеки Николза Клайна. Друзья не могли устоять перед желанием увидеть старого босса из «Чейнсо».
   Николз отлично преуспел. Он стал одним из самых известных шоу-мэнов на Западном побережье, владел популярной компанией грамзаписи, а теперь, из чувства ностальгии, открывал дискотеку под названием «Николз».
   На Бобби был превосходно сшитый белый костюм, а Рокет предпочитал мятые брюки и простую рубашку.
   – Странная вы парочка, – сказал Николз, приветствуя друзей у входа в новый клуб, причем довольно фамильярно. Он посадил их за свой стол, там было полно шампанского, икры и хорошеньких женщин. И тут же схватил Бобби за руку:
   – Мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно, – сказал Николз, который всегда нюхом чуял деньги. – Послушай, Бобби, мы оба станем миллиардерами. Можешь положиться на меня, парень. Я тебе такой контракт устрою!

Крис Феникс, 1979

   Доктор Хед слыл одиозной личностью. Ему было за тридцать. Высокий, грузный, широкоплечий мужчина с огненно-рыжими волосами, нечесаной бородой, вечно красными глазами и нервным тиком производил неизгладимое впечатление. Казалось, что каждые две минуты он непристойно подмигивает.
   Он прожил в Англии десять лет, хотя и считался гражданином Америки. В свое время Доктор Хед был менеджером Нелли и группы «Нокас», в которой выступали только девушки. Они отлично продержались три года. Потом Нелли решила пойти в монахини, группа разбежалась, а он стал агентом Майкла Голливуда, талантливого солиста. Под руководством Доктора Хеда этот парень быстро стал звездой, и в течение нескольких лет молодой певец и его невероятный менеджер процветали.
   Майкл Голливуд погиб в авиационной катастрофе в 1974 году, когда его карьера достигла апогея. Доктор Хед так и не простил себе, что не полетел тогда вместе с ним. Четыре года он просидел на наркотиках и выпивке, а потом появился в зале, где «Дикари» прослушивали музыкантов с целью заменить Олли. Он пришел со своим новым открытием, женщиной, игравшей на синтезаторе. Он назвал ее Фингаз. К этому моменту Доктор Хед уже несколько недель постился.
   Крис, только что купивший банку кока-колы, сразу же заметил эту странную парочку и решил, что мужчина пришел на прослушивание. Его внешность была настолько кричащей, что Крис сразу сказал себе нет, но знал, что выслушать придется.
   – Привет, друг, – обыденно поздоровался он.
   Доктор Хед проницательно посмотрел на Криса глазами, налитыми кровью.
   – Где я могу пописать? – спросил он.
   Крис устал. Они прослушали множество претендентов, но никто не подошел.
   – Не знаю, – раздраженно ответил он.
   – В таком случае, – по-царски заявил Доктор Хед, подмигивая Крису, – я одарю это растение.
   Он расстегнул брюки, моча полилась на засохший папоротник, стоявший в огромном глиняном горшке.
   Фингаз, полная американка в потертых джинсах и свитере, зевнула.
   Эксцентричное поведение Доктора Хеда ее не трогало. Она многораз видела подобное.
   – Давай, – съехидничал Крис. – Писай, где хочешь, мне на все плевать.
   – Спасибо, – ответил, облегчившись, Доктор Хед и с довольной усмешкой застегнул молнию на брюках.
   – Знаешь, – продолжал Крис, – не нужно идти на прослушивание. Ты слишком стар. Даже если ты умеешь прекрасно играть на синтезаторе, то внешность не подходит.
   – Спасибо за предупреждение, – мрачно парировал Доктор Хед.
   – Во всяком случае, ты нашел, где пописать, – отшутился Крис и побрел к ребятам, слушавшим как раз парня, старательно исполнявшего «Грязную мисс Мэри».
   Через полчаса на сцену выскочила Фингаз, показать, что она умеет. Девушка села за пианино и начала играть рок-н-ролл.
   – Перестань, – завопил Базз. – Это что, баба? Мистер Теренс вскочил.
   – Мы не прослушиваем женщин, – с кислой миной заявил он. Фингаз сделала грубый жест рукой и принялась играть «Худенькую малышку».
   Талант у нее был потрясающий, но мистера Теренса он не трогал.
   – Достаточно! – закричал он и страшно покраснел. – Мы не можем терять время. Убирайтесь отсюда.
   – Минуточку, подождите, – начал Крис. – Она отлично играет.
   – Какая разница, – скалился Базз. – На черта нам баба? Крис об этом не подумал. А почему бы и нет? Ведь играет она классно.
   В этот момент, размахивая руками, появился Доктор Хед.
   – Если она вам нужна, действуйте быстро, – уверенно заявил он. – Она стоит недешево, но принесет пользу.
   – А кто вы такой? – добивался мистер Теренс, нюхом почуяв конкурента.
   – Ее менеджер, – ответил Доктор Хед и жестом приказал Фингаз замолкнуть. Он посмотрел на Криса и протянул визитку. – Позвоните мне, – добавил он, – и поскорее.
   «Дикари» прослушивали еще три дня, но никто их не порадовал. Крис не переставал думать о Фингаз и ее таланте. Он все выяснил о Докторе Хеде, его карьера впечатляла. И Майкл Голливуд, и Нелли, и «Нокас» в свое время были звездами.
   Не говоря никому ни слова, Крис позвонил Доктору Хеду. Но тот спокойно объявил, что передумал. «Дикари» не та группа, в которой должна работать Фингаз.
   Крис ничего не понимал.
   – Вы сумасшедший? – раздосадованно спросил он.
   – Об этом мне уже говорили, – ответил Доктор Хед. – Но помешательство – временное состояние разума, не так ли?
   Они встретились в таверне. Крис надрался, а Доктор Хед пил только теплое молоко, вся его борода была белая от него. Он прочитал длинную лекцию о том, как стать звездой в рок-мире, о вреде наркотиков и пьянства.
   – Я пережил шестидесятые, – удовлетворенно заметил Хед. – А многие другие, занимавшиеся рок-н-роллом, – нет.
   Потом он с хитрецой поведал, как получил кличку Доктор Хед. Когда-то он был известным парикмахером, но никогда не причесывал головы, всегда предпочитая лобки.
   – Счастливые денечки, – грустно вздохнул он. – Ух, эти шестидесятые…
   – Так что ты планируешь для Фингаз? – спросил Крис, стараясь не смотреть на барменшу, которая настроилась получить не только автограф.
   – Есть новая группа – «Мишн». Думаю стать их менеджером. Тогда и Фингаз будет работать с ними. Ей только восемнадцать, и у нее впереди большое будущее.
   Крис недоверчиво рассмеялся.
   – Значит, с неизвестной группой у нее лучшее будущее? Да ладно, чего ты добиваешься? Мы ведь очень популярны.
   – В Англии.
   – И в Германии.
   – А также в Голландии, без сомнения.
   – И еще в Финляндии и Дании.
   – Примите мои поздравления, – сухо сказал Доктор Хед. – Если вы останетесь с Терри Теренсом, то ничего не добьетесь. Давно пора завоевывать Америку.
   Крис отпил пива.
   – Я хочу знать твое мнение, – заявил он. – С Америкой все не так просто.
   – Особенно, когда менеджер продает вас.
   – Что?
   – Терри Теренс обманывает вас.
   – Это невозможно, он всегда старается.
   – Неужели?
   – Да.
   – А вспомни «Одинокое утро».
   – Разве я могу забыть? Наша первая пластинка.
   – Она стала хитом Дела Делгардо. Крис скорчил кислую мину.
   – Ему повезло, нам нет.
   – Дело не в этом. Ваш менеджер продал ее. Американская компания грамзаписи не хотела, чтобы ваша пластинка появлялась на рынке, они ударили по рукам, и вас пробросили.
   Криса охватила злость.
   – Откуда ты знаешь?
   – Все в музыкальном бизнесе об этом знали. Поспрашивай. Можешь поинтересоваться у вашего тогдашнего продюсера. Как его зовут? Кажется, Сэм?
   – Да, Сэм Розелли.
   – Вот именно. Позвони ему. Он скажет правду. Не сомневаюсь, ему это было неприятно.
   Из таверны они отправились к Крису домой и проговорили до четырех утра.
   Назавтра Крис встретился с Сэмом Розелли и все выяснил. Терри Теренс действительно продал их первый хит.
   – Он не очень-то верил в вас, – сказал Сэм, избегая смотреть Крису в глаза. – Когда Маркус Ситроэн отдал приказ, Терри подчинился. Я уверен, он теперь сожалеет.
   – Будет жалеть еще больше, – мрачно заявил Крис.
   Он без колебаний пригласил Базза и Раста к себе домой. Здесь они узнали правду и то, что настало время избавиться от мистера Теренса.
   – Этот старый педик много сделал для нас, – спорил Базз. – Так нечестно.
   Ему нравилось, что мистер Теренс обожествляет его.
   – С ним мы никогда не попадем в Америку, – подчеркнул Крис. – Нам нужен человек, который помог бы там.
   – Кто? – спросил Раста, прикуривая сигарету с марихуаной.
   – Да, кто? – допытывался Базз.
   – Доктор Хед, – уверенно заявил Крис.
   – Черт подери, – воскликнул Базз. – Этот помешанный?
   – Нужно довериться ему, – уговаривал Крис. – Он знает, что нам нужно. Положитесь на него. Я это подспудно чувствую.
 
   После тяжелой, изнурительной борьбы Доктор Хед стал менеджером «Дикарей», и Фингаз присоединилась к группе. Недовольный финансовой компенсацией, мистер Теренс подал в суд.
   Но Крису было плевать. Он не сомневался, что они поступают правильно. Через несколько недель Доктор Хед договорился с американской компанией грамзаписи «Николз Хит Сити». Все складывалось удачно.
   Перед отъездом в Нью-Йорк на встречу с продюсерами Крис зашел к матери.
   Горас как всегда сидел перед телевизором ч смотрел «Ангелов Чарли». Сестер дома не было, а Эвис сидела на кухне и бесконечно пила крепкий сладкий чай. Она улыбнулась младшему сыну и дала несколько бессмысленных советов. Мать выглядела усталой и значительно старше своих пятидесяти одного года.
   Крис протянул ей тысячу фунтов новенькими десятифунтовыми банкнотами. Он планировал этот жест многие недели.
   Эвис отодвинула деньги.
   – Мне они не нужны, милый. Оставь себе.
   Слова матери разозлили Криса, ведь он скоро сделает состояние. Неужели она не верит в него?
   – Да ладно, бери, – настаивал он. – Я еще много заработаю.
   – Ну… – заколебалась она, – Брайану нужна помощь… «К черту Брайана!»
   – Это тебе, мама, – подчеркнул Крис.
   – Отложу их на черный день, – наконец решила она и аккуратно сложила деньги в стопку.
   Слава Богу, она приняла его подарок. Крис уже год умолял мать бросить работу, но Эвис и слушать не хотела.
   – Я не могу подвести хозяев, – объясняла она. А Крису хотелось сказать:
   – Ма, ты чистишь их сортиры, а не занимаешься нейрохирургией. Но он сдержался. У Эвис были причины поступать так, и сын их уважал.
   – Ну… увидимся через несколько месяцев, – сказал он и поцеловал Эвис в щеку. Хотелось сбежать до прихода сестер. Крис ненавидел прощания.
   – Америка, – вздохнула Эвис. – Я однажды встречалась с янки. Он был таким хорошим, и ногти у него всегда блестели.
   – Наверное, классный парень.
   – Думаю, я ему тоже нравилась. Он звал меня в Небраску, – Эвис глотнула чая. – Где это?
   Крису не хотелось выслушивать откровения матери.
   – Я позвоню, мама. Береги себя. Я скоро свяжусь с вами. Крис прощался с Англией без сожаления. Боже! Ему уже двадцать девять. Нельзя терять времени. Его будущее зависело от Америки, а Крис давно созрел для славы.

Рафаэлла, 1979

   – Я хочу найти работу, – однажды сказала Рафаэлла. – Деньги не помешают, а, кроме того, я люблю встречаться с новыми людьми.
   – Ты разве что-нибудь умеешь делать? – издевался Эдди. – И кто будет смотреть за ребенком? Если ты надеешься на мою мать, то забудь об этом. В ней материнского мало. Уж я-то знаю.
   – Эдди, – тихо ответила Рафаэлла, – я схожу с ума, сидя взаперти. Мне не с кем поговорить, кроме твоей мамы. На Дьюк-стрит есть картинная галерея. Хозяин вывесил объявление о найме. Я немного понимаю в искусстве и думаю, что справлюсь.
   – Нет.
   – Почему нет?
   – Ты моя жена, и сама выбрала эту долю. А женщина, принадлежащая мне, никогда не будет работать.
   – Но я хочу, – заупрямилась Рафаэлла.