Страница:
Несмотря на дикую усталость я с любопытством уставился на незнакомку. Она была небольшого роста, очень стройная. Гордая линия носа, длинные ресницы оттенявшие темные глаза. Как ни мало симпатии я испытывал к представителям этой надменной расы, но вынужден был признать, что более прелестной женщины я никогда не видел. Служанка ее тоже была молода и довольно хороша собой.
Капитан захваченного судна поднялся и поклонился, когда Джон появился на палубе. Для того, чтобы сделать это, ему пришлось сначала снять маленькую обезьянку, которая сидела у него на плече. Маленькая зверюшка чувствовала общее напряжение, она хныкала, уцепившись хвостом за подлокотник кресла.
— Вы — дон Педро Алонзо Мария де Венте, — произнес Джон, ответив на поклон коротким кивком головы.
Я порадовался, что тетушка Гадилда заставляла меня заниматься испанским, так как сейчас я мог следить за разговором. Джон выучился объясняться на испанском во время своих многочисленных кампаний. Говорил он с сильным акцентом.
— Да, — ответил испанец. — Я имею честь служить адмиралом на флоте Его Христианнейшего Величества. А вы — Джон Уорд.
— Капитан Уорд, с вашего позволения. Господин адмирал, мне стало известно, что несколько месяцев тому назад вы захватили английское торговое судно под названием «Трайал».
На смуглом лице испанца отразилось нечто похожее на тень тревоги. Он утвердительно кивнул головой.
Густой голос Джона звучал сурово.
— «Трайал» занимался честной торговлей, команда его состояла из шестнадцати человек. Где эти люди, дон Педро?
Адмирал нервно облизал губы.
— Судно, о котором идет речь занималось разбоем, нападая на испанские корабли. На этот счет существуют письменные показания команды. Они понесли наказание, которое заслужили.
— Вы лжете, дон Педро! — воскликнул Джон. — Эти показания были вырваны у моих несчастных соотечественников жестокими пытками, те же, кто сумели выдержать их были повешены в нарушение всех Божеских и человеческих законов. Я, разумеется, мог бы отомстить за это, повесив шестнадцать членов вашей команды. Но будет ли это справедливо по отношению к людям, которые лишь выполняли данный им приказ? Я не верю в справедливость испанского правосудия. Вся вина лежит на вас, дон Педро Алонзо Мария де Венте, и я решил, что вы один и должны понести наказание за это преступление.
Я слышал, что испанские дворяне славятся своей отвагой, также как и жестокостью. Дон Педро, однако, оказался человеком не столь героического склада. Слова Джона заставили его побледнеть.
— Капитан Уорд, — заикаясь произнес он, — я действовал в соответствии с полученными инструкциями. Я — военнопленный и требую обращения, которое приличествует моему званию.
— Вы — убийца с руками, обагренными кровью невинных жертв, именно так я и буду к вам относиться. В вашем распоряжении несколько минут на то, чтобы примириться с Богом.
В свите адмирала произошло движение. Офицеры дона Педро были людьми храбрыми, но у них не было оружия, и они не могли защитить его. Но тут с своего кресла вскочила девушка.
— Вы не осмелитесь прикоснуться к адмиралу испанского флота! — воскликнула она.
Джон словно впервые заметил ее присутствие и пристально посмотрел на нее. От гнева глаза девушки казались еще больше и темнее. Черная кружевная мантилья, наброшенная на голову соскользнула на плечи. Она была поразительно хороша.
— Мадам, — произнес Джон с достоинством поклонившись, — обязанность, которая выпала на мою долю отнюдь не доставляет мне удовольствия. Я — моряк, а не палач. К тому же, полагаю, я проявляю немалое человеколюбие. Одна жизнь за шестнадцать! Разве это много? — Он с презрением взглянул на дона Педро, который, казалось, был на грани обморока. — При этом жизнь жалкого труса. Люди, замученные по его приказанию были стойкими и честными моряками. Дома их ждали жены и дети. Он не пожалел их.
— Меня учили ненавидеть англичан, — заявила девушка, — теперь, после встречи с вами я понимаю почему. Несмотря на ваш богатый костюм, сэр Пират, вы всего лишь богохульствующий еретик и мясник.
— Огорчен тем, что вы так обо мне думаете. Тем более, что мои последующие действия способны лишь усугубить вашу неприязнь ко мне.
— А если я попрошу вас сохранить жизнь моему дяде?
— Мадам, я не могу нарушить свой долг.
К Джону подбежала служанка. В ее черных глазах так же как и в глазах ее госпожи полыхали ненависть и вызов. Она потрясала перед лицом капитана кулаками, выливая на него поток брани и оскорблений. Джон отступил на несколько шагов и снисходительно ухмыльнулся.
— Черт побери, я все больше убеждаюсь в мужестве испанских женщин. Его Христианнейшему Величеству следовало бы доверять свои корабли именно им. Тем не менее я не могу дольше откладывать отправление правосудия. — Он повернулся к съежившемуся от страха дону Педро.
— Господин адмирал, я буду любезен и внимателен к вам до конца. В последние мгновения жизни ваши ноги будут опираться на подушку по своей мягкости не уступающей этому куску бархата. Быть может тогда они запляшут в воздухе так же резво как и ноги тех бедняг с «Трайала».
— Вы не можете повесить меня! — закричал дон Педро. — Я — дворянин. Я требую судебного разбирательства.
Джон рассмеялся и повернулся к Гарри Гарду. И тут я увидел, что первый помощник приказал привести на палубу барана и теперь с трудом удерживает огромное животное.
— Он требует судебного разбирательства, — сказал Джон. — Отлично, он его получит. Такое же, как он устроил для несчастного эконома с «Трайала». Нужные вам показания, дон Педро, вы получили от моих соотечественников после того, как у них не было больше сил выдерживать пытки, которым их подвергли. У нас ситуация совсем иная. Мы хотим добиться от вас правдивых, а не ложных показаний. Вы сами потребовали разбирательства. Поэтому мы для начала подвесим вас за руки, а к ногам привяжем пушечные ядра, верно, Гард? Нужно ведь точно соблюдать все тонкости заведенной вами судебной процедуры. Полагаю, дон Педро, вы не заставите нас долго ждать и признаете, что показания, вырванные у бедных моряков были ложными и вы не имели никакого право казнить их, а это, в свою очередь, даст мне полное право повесить вас. Я очень рад, что вы начали этот разговор. Так действительно будет гораздо лучше и вернее с юридической точки зрения.
— Нет, нет! — закричал адмирал. — Ради любви к нашему Господу, только не это! Вы должны дать мне время и я вам объясню. Офицеры подтвердят мои слова.
— Он передумал, — заявил Джон, — не нужно приносить ядра, Гард. Дон Педро не хочет судебного разбирательства. По крайней мере такого, какое считает нужным применять к другим. По-моему, ему разонравилось правосудие по-испански.
— Сэр, — ломая руки, обратилась к Джону девушка, — предоставьте ему возможность объясниться. Я уверена, он сумеет убедить вас. Боюсь, мои необдуманные слова побудили вас занять еще более непримиримую позицию. Если это так, я прошу вас забыть их и приношу вам свои извинения.
— Моя позиция в этом деле определяется лишь известными нам фактами совершенного им преступления, — торжественно заявил Джон. — Вздерните, его, Гард. Мы не можем больше терять время.
В течение следующих пятнадцати минут я не отрывал глаз от палубы, не желая видеть эту жуткую картину. Я слышал топот и шарканье ног, когда Гард и несколько членов команды стали скручивать бешено сопротивлявшегося испанского вельможу. Слышал громкие протесты других пленников, вскрики женщин. Я заметил, что с обезьянки свалилась ярко-красная шапка и напряг всю свою волю, стараясь не отрывать глаз от напуганного зверька. Однако по внезапному молчанию, словно плащом накрывшего палубу, я понял, что жертву уже подтащили к подъемнику. Судя по тому, как стала подниматься и опускаться под ногами палуба, ветер усиливался. Меня мутило гораздо сильнее, чем перед тем, как я взбирался на борт «Санта Катерины».
Священник читал молитву на латыни. Я слышал как перешептываются испанские офицеры. Уголком глаза я видел, что Джон стоит неподвижно, будто навытяжку.
Я поднял голову и тотчас же пожалел об этом. Передо мной мелькнула приземистая фигура дона Педро в петле. Она то сгибалась, то разгибалась. Движения его, как и предсказывал Джон в гротескной форме весьма напоминали неожиданные прыжки танцора в лаволте. Мысль о том, что я способен думать о таких вещах в то время, когда умирает человек, заставила меня устыдиться.
Нет зрелища более тягостного, чем наблюдать за конвульсиями человека, умирающего в петле, ибо ясно, что жертва испытывает жуткие мучения. Был слышен лишь какой-то хриплый свист, и я знал, что его издает повешенный. У меня самого так перехватило горло, что я невольно схватился за него. Кто-то упал в обморок. Сначала я подумал, что это молодая девушка. Однако потом краем глаза увидел, что на палубе распростерта фигура ее служанки. Многочисленные цветные нижние юбки раскинулись пышным веером. Я испытывал острые позывы тошноты и глубоко вдыхал свежий воздух, надеясь, что станет легче. Кто-то рядом со мной всхлипывал.
Казалось, прошла целая вечность прежде чем я услышал, как Джон произнес с явным облегчением.
— Ну, кажется, все кончено. Срежьте труп, Гард.
Я снова поднял голову, но видел лишь глаза девушки. Они были полны ужаса, но ни тени страха я в них не заметил. Джон заговорил.
— Хочу выразить свое глубочайшее сожаление по поводу крайне неприятной миссии, которая выпала на мою долю. Только что скончавшийся человек был виновен в тяжком преступлении и заслужил суровую кару. То, что я сделал — ответ англичан на действия короля Испании, который объявил, что всех наших моряков, попавших в руки испанцев, ждет смерть. Теперь убийство команды «Трайала» отомщено. А сейчас, Гард, отправьте людей на их место. Нас ждет трудный день.
Загремел голос помощника, выкрикивавшего команды. Раздался топот ног. Мне показалось, что Гард снова сразу же превратился в прежнего тирана и я не удивился бы, если бы опять почувствовал на своей спине обжигающее прикосновение его линька. Однако теперь мне было на это наплевать. Я испытывал лишь одно всепоглощающее желание — снова очутиться в нашем тихом старом доме за своими книгами. И готовить себя к иной жизни, не такой страшной и жестокой как эта.
12
Капитан захваченного судна поднялся и поклонился, когда Джон появился на палубе. Для того, чтобы сделать это, ему пришлось сначала снять маленькую обезьянку, которая сидела у него на плече. Маленькая зверюшка чувствовала общее напряжение, она хныкала, уцепившись хвостом за подлокотник кресла.
— Вы — дон Педро Алонзо Мария де Венте, — произнес Джон, ответив на поклон коротким кивком головы.
Я порадовался, что тетушка Гадилда заставляла меня заниматься испанским, так как сейчас я мог следить за разговором. Джон выучился объясняться на испанском во время своих многочисленных кампаний. Говорил он с сильным акцентом.
— Да, — ответил испанец. — Я имею честь служить адмиралом на флоте Его Христианнейшего Величества. А вы — Джон Уорд.
— Капитан Уорд, с вашего позволения. Господин адмирал, мне стало известно, что несколько месяцев тому назад вы захватили английское торговое судно под названием «Трайал».
На смуглом лице испанца отразилось нечто похожее на тень тревоги. Он утвердительно кивнул головой.
Густой голос Джона звучал сурово.
— «Трайал» занимался честной торговлей, команда его состояла из шестнадцати человек. Где эти люди, дон Педро?
Адмирал нервно облизал губы.
— Судно, о котором идет речь занималось разбоем, нападая на испанские корабли. На этот счет существуют письменные показания команды. Они понесли наказание, которое заслужили.
— Вы лжете, дон Педро! — воскликнул Джон. — Эти показания были вырваны у моих несчастных соотечественников жестокими пытками, те же, кто сумели выдержать их были повешены в нарушение всех Божеских и человеческих законов. Я, разумеется, мог бы отомстить за это, повесив шестнадцать членов вашей команды. Но будет ли это справедливо по отношению к людям, которые лишь выполняли данный им приказ? Я не верю в справедливость испанского правосудия. Вся вина лежит на вас, дон Педро Алонзо Мария де Венте, и я решил, что вы один и должны понести наказание за это преступление.
Я слышал, что испанские дворяне славятся своей отвагой, также как и жестокостью. Дон Педро, однако, оказался человеком не столь героического склада. Слова Джона заставили его побледнеть.
— Капитан Уорд, — заикаясь произнес он, — я действовал в соответствии с полученными инструкциями. Я — военнопленный и требую обращения, которое приличествует моему званию.
— Вы — убийца с руками, обагренными кровью невинных жертв, именно так я и буду к вам относиться. В вашем распоряжении несколько минут на то, чтобы примириться с Богом.
В свите адмирала произошло движение. Офицеры дона Педро были людьми храбрыми, но у них не было оружия, и они не могли защитить его. Но тут с своего кресла вскочила девушка.
— Вы не осмелитесь прикоснуться к адмиралу испанского флота! — воскликнула она.
Джон словно впервые заметил ее присутствие и пристально посмотрел на нее. От гнева глаза девушки казались еще больше и темнее. Черная кружевная мантилья, наброшенная на голову соскользнула на плечи. Она была поразительно хороша.
— Мадам, — произнес Джон с достоинством поклонившись, — обязанность, которая выпала на мою долю отнюдь не доставляет мне удовольствия. Я — моряк, а не палач. К тому же, полагаю, я проявляю немалое человеколюбие. Одна жизнь за шестнадцать! Разве это много? — Он с презрением взглянул на дона Педро, который, казалось, был на грани обморока. — При этом жизнь жалкого труса. Люди, замученные по его приказанию были стойкими и честными моряками. Дома их ждали жены и дети. Он не пожалел их.
— Меня учили ненавидеть англичан, — заявила девушка, — теперь, после встречи с вами я понимаю почему. Несмотря на ваш богатый костюм, сэр Пират, вы всего лишь богохульствующий еретик и мясник.
— Огорчен тем, что вы так обо мне думаете. Тем более, что мои последующие действия способны лишь усугубить вашу неприязнь ко мне.
— А если я попрошу вас сохранить жизнь моему дяде?
— Мадам, я не могу нарушить свой долг.
К Джону подбежала служанка. В ее черных глазах так же как и в глазах ее госпожи полыхали ненависть и вызов. Она потрясала перед лицом капитана кулаками, выливая на него поток брани и оскорблений. Джон отступил на несколько шагов и снисходительно ухмыльнулся.
— Черт побери, я все больше убеждаюсь в мужестве испанских женщин. Его Христианнейшему Величеству следовало бы доверять свои корабли именно им. Тем не менее я не могу дольше откладывать отправление правосудия. — Он повернулся к съежившемуся от страха дону Педро.
— Господин адмирал, я буду любезен и внимателен к вам до конца. В последние мгновения жизни ваши ноги будут опираться на подушку по своей мягкости не уступающей этому куску бархата. Быть может тогда они запляшут в воздухе так же резво как и ноги тех бедняг с «Трайала».
— Вы не можете повесить меня! — закричал дон Педро. — Я — дворянин. Я требую судебного разбирательства.
Джон рассмеялся и повернулся к Гарри Гарду. И тут я увидел, что первый помощник приказал привести на палубу барана и теперь с трудом удерживает огромное животное.
— Он требует судебного разбирательства, — сказал Джон. — Отлично, он его получит. Такое же, как он устроил для несчастного эконома с «Трайала». Нужные вам показания, дон Педро, вы получили от моих соотечественников после того, как у них не было больше сил выдерживать пытки, которым их подвергли. У нас ситуация совсем иная. Мы хотим добиться от вас правдивых, а не ложных показаний. Вы сами потребовали разбирательства. Поэтому мы для начала подвесим вас за руки, а к ногам привяжем пушечные ядра, верно, Гард? Нужно ведь точно соблюдать все тонкости заведенной вами судебной процедуры. Полагаю, дон Педро, вы не заставите нас долго ждать и признаете, что показания, вырванные у бедных моряков были ложными и вы не имели никакого право казнить их, а это, в свою очередь, даст мне полное право повесить вас. Я очень рад, что вы начали этот разговор. Так действительно будет гораздо лучше и вернее с юридической точки зрения.
— Нет, нет! — закричал адмирал. — Ради любви к нашему Господу, только не это! Вы должны дать мне время и я вам объясню. Офицеры подтвердят мои слова.
— Он передумал, — заявил Джон, — не нужно приносить ядра, Гард. Дон Педро не хочет судебного разбирательства. По крайней мере такого, какое считает нужным применять к другим. По-моему, ему разонравилось правосудие по-испански.
— Сэр, — ломая руки, обратилась к Джону девушка, — предоставьте ему возможность объясниться. Я уверена, он сумеет убедить вас. Боюсь, мои необдуманные слова побудили вас занять еще более непримиримую позицию. Если это так, я прошу вас забыть их и приношу вам свои извинения.
— Моя позиция в этом деле определяется лишь известными нам фактами совершенного им преступления, — торжественно заявил Джон. — Вздерните, его, Гард. Мы не можем больше терять время.
В течение следующих пятнадцати минут я не отрывал глаз от палубы, не желая видеть эту жуткую картину. Я слышал топот и шарканье ног, когда Гард и несколько членов команды стали скручивать бешено сопротивлявшегося испанского вельможу. Слышал громкие протесты других пленников, вскрики женщин. Я заметил, что с обезьянки свалилась ярко-красная шапка и напряг всю свою волю, стараясь не отрывать глаз от напуганного зверька. Однако по внезапному молчанию, словно плащом накрывшего палубу, я понял, что жертву уже подтащили к подъемнику. Судя по тому, как стала подниматься и опускаться под ногами палуба, ветер усиливался. Меня мутило гораздо сильнее, чем перед тем, как я взбирался на борт «Санта Катерины».
Священник читал молитву на латыни. Я слышал как перешептываются испанские офицеры. Уголком глаза я видел, что Джон стоит неподвижно, будто навытяжку.
Я поднял голову и тотчас же пожалел об этом. Передо мной мелькнула приземистая фигура дона Педро в петле. Она то сгибалась, то разгибалась. Движения его, как и предсказывал Джон в гротескной форме весьма напоминали неожиданные прыжки танцора в лаволте. Мысль о том, что я способен думать о таких вещах в то время, когда умирает человек, заставила меня устыдиться.
Нет зрелища более тягостного, чем наблюдать за конвульсиями человека, умирающего в петле, ибо ясно, что жертва испытывает жуткие мучения. Был слышен лишь какой-то хриплый свист, и я знал, что его издает повешенный. У меня самого так перехватило горло, что я невольно схватился за него. Кто-то упал в обморок. Сначала я подумал, что это молодая девушка. Однако потом краем глаза увидел, что на палубе распростерта фигура ее служанки. Многочисленные цветные нижние юбки раскинулись пышным веером. Я испытывал острые позывы тошноты и глубоко вдыхал свежий воздух, надеясь, что станет легче. Кто-то рядом со мной всхлипывал.
Казалось, прошла целая вечность прежде чем я услышал, как Джон произнес с явным облегчением.
— Ну, кажется, все кончено. Срежьте труп, Гард.
Я снова поднял голову, но видел лишь глаза девушки. Они были полны ужаса, но ни тени страха я в них не заметил. Джон заговорил.
— Хочу выразить свое глубочайшее сожаление по поводу крайне неприятной миссии, которая выпала на мою долю. Только что скончавшийся человек был виновен в тяжком преступлении и заслужил суровую кару. То, что я сделал — ответ англичан на действия короля Испании, который объявил, что всех наших моряков, попавших в руки испанцев, ждет смерть. Теперь убийство команды «Трайала» отомщено. А сейчас, Гард, отправьте людей на их место. Нас ждет трудный день.
Загремел голос помощника, выкрикивавшего команды. Раздался топот ног. Мне показалось, что Гард снова сразу же превратился в прежнего тирана и я не удивился бы, если бы опять почувствовал на своей спине обжигающее прикосновение его линька. Однако теперь мне было на это наплевать. Я испытывал лишь одно всепоглощающее желание — снова очутиться в нашем тихом старом доме за своими книгами. И готовить себя к иной жизни, не такой страшной и жестокой как эта.
12
Я был уверен, что после победы нам позволят отдохнуть, но ошибся. Весь день до вечера оставшиеся в живых члены команды без перерыва трудились. Часть экипажа под командованием Гарда вернулась на борт «Королевы Бесс». Всем остальным раздали бренди, а потом разделили на две группы. Одна должна была заняться ремонтом судна, другая — убрать трупы и отмыть палубы от крови. Я попал во вторую команду.
Меня все еще тошнило. Я возил шваброй по палубе и почти не обращал внимания на разговоры, которые вели другие матросы. А разговоры эти крутились вокруг нескольких предметов, особенно живо интересовавших команду.
— Я слышал, карманы у испанцев прямо-таки набиты алмазами, заявил Пьянчуга, выпрямляя уставшую спину. Чего им лежать на дне морском? Уж я бы знал как ими распорядиться, кабы они попали ко мне.
— У тех, кто остался жив, золотишка небось тоже немало, — добавил другой. — Капитану следовало бы отдать приказ хорошенько их обыскать.
Пьянчуга хихикнул.
— А что, Голенастый, хотелось бы тебе обыскать эту испанскую девочку?
Кто-то тут же сообщил, что девушка приходилась племянницей повешенному адмиралу и принадлежала к очень знатному роду. Это заинтересовало меня, и я задал вопрос, что будет делать с ней капитан. Вопрос мой был встречен взрывом дружного хохота.
— Что он с ней будет делать? — переспросил Пьянчуга. — Хороший вопрос. Может ты думаешь, он передаст ее нам после того как сам позабавится? Черта лысого!
Больше всего толков вызвали орудия пыток, в большом количестве найденные в трюме. После долгих криков и споров возобладало мнение, что все эти орудия пыток везли в Англию. Из этого был сделан вывод, что готовится новая Армада для вторжения, и король Испании поклялся растянуть на дыбе всех англичан без различия возраста, пола и звания.
В это время к нам присоединился Клим, и я воспользовался случаем, чтобы поблагодарить его за спасение моей жизни. Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы понять, о чем я веду речь. Затем он ухмыльнулся и сказал.
— Да пустяки все это. Не мог же я допустить, чтобы два моих друга погибли в один и тот же день.
Этот здоровенный парень-тугодум считал меня своим другом! Я с каким-то новым интересом взглянул на него и впервые увидел в его глазах выражение, напомнившее мне выражение преданного пса. Этим сходство не ограничивалось, ибо своим мощным сложением он весьма напоминал мастифа, а его тяжелая челюсть, вызывала в памяти массивную морду собак этой породы.
Затем разговор коснулся золота, которого как полагали многие на борту судна было немало. Пьянчуга, во всяком случае в этом не сомневался.
— Уж я-то знаю, как распорядиться золотишком, — заявил он, — Построю небольшую пивную на окраине Лондона, поближе к реке, а лучшее пиво будут пить сам. А ты что будешь со своей долей делать, Клим?
Но Клим был слишком опечален смертью Щеголя, чтобы размышлять о добыче. Он долго молчал.
— Не могу я выкинуть его из головы, — произнес он. — Такой веселый был парень. А как вспомню его с выпущенными кишками… Я отдал бы все золото, какое есть в Китае, лишь бы он остался жив.
Разговор снова перешел на женщин с захваченного судна, и тут Клим оживился. Что касалось женщин, то тут у него были свои устоявшиеся вкусы. Он предпочитал девиц крупных и дородных и чтобы они были «не больно заносчивые». Вообще говоря он уже сделал свой выбор — положил глаз на одну из пленниц. После недолгих расспросов удалось установить, что это пышнотелая служанка молодой испанки.
Примерно около полудня мне передали приказ явиться в капитанскую каюту. Со вздохом облегчения я выпрямил уставшую спину. Остальные были убеждены, что речь должна пойти о дележе добычи.
— Замолви за меня словечко, Голенастый, ладно? — попросил Клим. — Не нужны мне все эти маленькие мартышки. Мне нужна баба здоровенная, осанистая.
— А я желаю получить свою долю звонким золотом, — решил Пьянчуга, — а еще бутылочку самого лучшего винца. А баб можешь оставить себе, Клим.
Я был поражен, переступив порог капитанской каюты. Она выглядела почти так же величественно, как главный зал в замке Эпплби Корт. Это было длинное помещение с высоким потолком, обшитое великолепными резными панелями. Оно было освещено тремя бронзовыми лампами и многочисленными свечами в канделябрах по стенам. У меня не было времени рассмотреть все детали, но я успел заметить у дальней стены часы золотой циферблат которых, был сделан в виде солнца. Шкаф блестел золотой посудой. Мой взгляд привлек портрет короля Филиппа в богатой раме. Даже шнурки колокольчиков были сделаны из золотой тесьмы и украшены как мне показалось настоящими жемчужинами. В центре комнаты стоял стол, на котором возвышалась целая кипа документов и писем.
Джон сидел у дальнего конца стола. К моему большому удивлению, здесь же находилась девушка-испанка. Ее служанки тоже были тут и время от времени кидали злобные взгляды на нашего капитана. Когда я вошел, девушка что-то говорила, и судя по ее тону, она выражала свое резкое недовольство действиями англичан. Джон внимательно глядел на нее. В углах его губ притаилась усмешка. Он сразу же встал и встретил меня у дверей.
— Роджер, — я полагаю, что ты хорошо читаешь по-испански, — прошептал он. — У меня есть для тебя работа. Нужно просмотреть вот эти бумаги.
Я кивнул. Мне не хотелось громко говорить в этой комнате, более походившей на храм. Я посмотрел на девушку, которая отвернулась от нас. Волосы у нее были черные с какой-то еле заметной рыжинкой. Они не были взбиты высоко как того требовала мода, а падали ей на уши в очаровательном беспорядке.
— Тут собраны все бумаги вплоть до последнего клочка, — продолжал Джон, — и я хочу, чтобы ты просмотрел все. Времени для этого немного. На подходе сюда еще три боевых корабля. Быть может нам придется затопить «Катерину» и быстро уходить. Принимайся за дело сразу же, мой ученый друг. Посмотрим, сколько золотых крупиц тебе удастся извлечь из этого бумажного мусора.
Я последовал за ним в комнату, с любопытством оглядываясь.
— Донна Кристина, — произнес Джон тоном, в котором мне послышалась легкая насмешка, — вы такого низкого мнения обо всех англичанах, что я право же не решаюсь представить вам одного из них. Тем не менее рискну представить вам Роджера Близа. Этот молодой человек принадлежит к одному из лучших родов Кента — наименее варварской части нашего острова. Он ученый и джентльмен. Этот перерыв в нашей приятной беседе необходим потому, что мистер Близ должен просмотреть эти бумаги.
Девушка повернула голову в мою сторону, но больше никак не проявила интереса к словам Джона. Глаза ее были холодны и безучастны.
— У вас здесь мои письма, — сказала она. — Это личные письма, и они не представляют для вас никакой ценности. Способны вы понять, что мне будет неприятно, если они попадут в посторонние руки.
— Даже англичанин способен понять ваши чувства, — ответил Джон, подмигнув мне. — Роджер, когда тебе будут попадаться письма донны Кристины, откладывай их в отдельную стопку. Они будут возвращены ей непрочитанными.
— Вы относитесь ко мне как к ребенку! — воскликнула девушка. — Но это снисходительность плохо вяжется с тем варварством, которое вы проявили ранее.
— Напротив. Просто я отношусь к вам как к прелестной женщине и хотел бы сделать все, что в моих силах, лишь бы вы чувствовали себя удобно и спокойно. А теперь, донна Кристина, если вам хочется, можете продолжить перечисление списка совершенных мною несправедливостей и беззаконий. Я готов выслушать вас.
— Мне больше нечего добавить, — надменно произнесла она. — Я хочу лишь обратиться к вам с просьбой от имени моих плененных соотечественников. Им известно, что вы направляетесь в Тунис, и они боятся, что вы передадите их туркам. Они умоляют вас не делать этого,
— У меня нет таких намерений.
Разговор между ними продолжался еще долго. Я сидел за дальним концом стола и был слишком поглощен своим делом, чтобы следить за ходом их беседы.
Голос девушки звучал то гневно — протестующе, то в нем слышалась кроткая мольба. В ответах Джона почти все время можно было уловить насмешку. Просматривая пачку заказов на морские припасы, я услышал его замечание.
— Не могу поверить, что вы в самом деле так презираете меня. Я — старый солдат и за все эти годы понял одно: отдельные люди вполне могут сохранять между собой нормальные отношения, даже если их страны и воюют между собой. Вы — испанка, донна Кристина, и являетесь представительницей нации, которая принесла моей стране и народу много горя, тем не менее единственное чувство, которое вы у меня вызываете — это величайшее восхищение. Вы просто неотразимы. Произойди наша встреча при других обстоятельствах, я пошел бы на все, лишь бы доказать вам свою преданность.
Что сказала бы Кэти Лэдланд, услышав эти речи? — подумал я.
Мне с самого начала стало ясно, что среди огромной массы бумаг есть документы, представляющие для нас большую ценность. Здесь были инструкции, посланные из Эскориала. [39] Они свидетельствовали о враждебности намерений Испании и неизменной решимости Филиппа вытеснить англичан и голландцев со всех морей. Я обнаружил выдержки из сообщений Кондомара, испанского посла в Англии, в которых мир между двумя странами рассматривался лишь как маневр, а главная его цель состояла в том, чтобы обеспечить испанцам односторонние преимущества. Мне попадались и ссылки на пенсии, которые выплачивал Филипп министрам английского короля. Эти документы я аккуратно откладывал в сторону. Я обнаружил также, что Мадрид внимательно следит за английской коммерческой деятельностью, в частности за деятельностью компаний, образованных для торговли в Московии, Виргинии и Леванте, и особенно недавно созданной Ост-Индской компании. В документах содержались подробные сведения о количестве и качестве их судов. Так в одной из записок приводились подробные данные нового огромного корабля, недавно спущенного на воду Ост-Индской компанией. Попались мне и письма, в которых упоминался сэр Уолтер Рэли, а также обсуждались способы возбудить еще большую ненависть короля к узнику Тауэра, с тем, чтобы послать его на плаху.
Я так увлекся своей работой, что не заметил, как все остальные покинули каюту. Не слыша больше голосов, я наконец поднял голову и увидел, что остался один. На несколько мгновений я задумался о Джоне и молодой испанке. Я был уверен, что Джон ей нравится. Несмотря ни на что, она была так же увлечена им как и моя бедная Кэти.
На столе уже скопилась порядочная кипа ценных документов. Пол вокруг меня был усеян кучами ненужных бумаг. Личные письма донны Кристины я отложил в сторону. Однако и в официальной корреспонденции ее имя попадалось мне довольно часто. Мать Кристины Изабеллы де Венте умерла, отец занимал важный пост в колониях. Она воспитывалась в монастыре в Севилье. Несколько месяцев тому назад девушка решила, что дочерний долг повелевает ей бросить столицу и ехать к отцу в Тринидад. Это решение вызвало много толков в придворных кругах и заставило вмешаться даже короля. По началу Филипп возражал, ибо предполагал выдать девушку за одного из своих придворных грандов и лишь настойчивость девушки вынудила его изменить решение. Я обнаружил памятную записку, в которой перечислялись драгоценности, которые она везла с собой. Я был так поражен их ценностью, что не удержался и громко присвистнул.
День уже клонился к закату, а я по-прежнему работал в одиночестве, выуживая все новые и новые интересные факты. Какая все-таки удача, что тетушка заставила меня выучить испанский! К четырем часам в каюте было уже темно. Мне пришлось вынуть свечу из канделябра на стене и поставить ее на стол. Свеча была сделана в форме Змеи — верховного мексиканского божества, и я с любопытством рассматривал ее. На мой взгляд она очень хорошо вписывалась в стиль убранства каюты, да и вообще удачно отражала многие характерные черты завоевателей Америки — их жестокость и мрачное коварство. Вскоре, однако, я позабыл о грозном языческом божестве, ибо в пачке документов, лежавших передо мной, я заметил желтоватый лист бумаги, покрытый почерком покойного дона Педро. Глаз мой случайно выхватил одно слова «Трайал». Это письмо оказалось копией отчета, составленного адмиралом в связи с захватом судна и расправой над его экипажем. Я читал его с возрастающим волнением, ибо в этом документе дон Педро ничего не скрывал. Отчет полностью подтверждал его вину.
С этой находкой в руке я поспешил на поиски Джона. Со всех сторон доносился стук топоров и молотков. Как я увидел, некоторых пленников также заставили трудиться. Работами руководил старший корабельный плотник — худощавый северянин, которого все звали Шейнсом.
— Где капитан Уорд?
Шейнс широко осклабился. Во рту у него почти не было зубов.
— Он все с этой испанской лясы точил, а теперь, по-моему на кокпите, там, где раненые лежат…
Я нерешительно направился в кубрик. Картина, которая предстала моим глазам заставила сердце сжаться и мне потребовалось сделать над собой немалое усилие, чтобы не повернуть назад. Примерно пятнадцать человек тяжелораненых в агонии метались на нарах, ожидая своей очереди. Я видел их тела, изувеченные пушечными ядрами и осколками, кровавые маски вместо лиц, изуродованных ударом палаша или пики, кровоточащие культи рук и ног. Несколько часов тому назад я помогал убирать палубу от изувеченных трупов. Мы сбрасывали их в море. Но это было не так ужасно, ибо тут передо мной были по существу человеческие останки, в которых еще теплилась жизнь. Запах здесь стоял непередаваемый.
Сквозь крики и стоны несчастных прорывались почти истерические распоряжения двух измученных хирургов. Джон, обнаженный по пояс тоже находился здесь. Он был весь мокрый от пота, его мускулистые руки были запачканы кровью. К моему удивлению, я увидел здесь и Джоралемона Сноуда. На нем была лишь набедренная повязка, и он выполнял самую грязную и неблагодарную работу, до которой у других не доходили руки. Он не участвовал в бою, ибо по натуре своей не был солдатом, но то, что он делал сейчас требовало, пожалуй, мужества более высокой пробы. На мгновение он остановился подле меня и произнес с горечью.
Меня все еще тошнило. Я возил шваброй по палубе и почти не обращал внимания на разговоры, которые вели другие матросы. А разговоры эти крутились вокруг нескольких предметов, особенно живо интересовавших команду.
— Я слышал, карманы у испанцев прямо-таки набиты алмазами, заявил Пьянчуга, выпрямляя уставшую спину. Чего им лежать на дне морском? Уж я бы знал как ими распорядиться, кабы они попали ко мне.
— У тех, кто остался жив, золотишка небось тоже немало, — добавил другой. — Капитану следовало бы отдать приказ хорошенько их обыскать.
Пьянчуга хихикнул.
— А что, Голенастый, хотелось бы тебе обыскать эту испанскую девочку?
Кто-то тут же сообщил, что девушка приходилась племянницей повешенному адмиралу и принадлежала к очень знатному роду. Это заинтересовало меня, и я задал вопрос, что будет делать с ней капитан. Вопрос мой был встречен взрывом дружного хохота.
— Что он с ней будет делать? — переспросил Пьянчуга. — Хороший вопрос. Может ты думаешь, он передаст ее нам после того как сам позабавится? Черта лысого!
Больше всего толков вызвали орудия пыток, в большом количестве найденные в трюме. После долгих криков и споров возобладало мнение, что все эти орудия пыток везли в Англию. Из этого был сделан вывод, что готовится новая Армада для вторжения, и король Испании поклялся растянуть на дыбе всех англичан без различия возраста, пола и звания.
В это время к нам присоединился Клим, и я воспользовался случаем, чтобы поблагодарить его за спасение моей жизни. Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы понять, о чем я веду речь. Затем он ухмыльнулся и сказал.
— Да пустяки все это. Не мог же я допустить, чтобы два моих друга погибли в один и тот же день.
Этот здоровенный парень-тугодум считал меня своим другом! Я с каким-то новым интересом взглянул на него и впервые увидел в его глазах выражение, напомнившее мне выражение преданного пса. Этим сходство не ограничивалось, ибо своим мощным сложением он весьма напоминал мастифа, а его тяжелая челюсть, вызывала в памяти массивную морду собак этой породы.
Затем разговор коснулся золота, которого как полагали многие на борту судна было немало. Пьянчуга, во всяком случае в этом не сомневался.
— Уж я-то знаю, как распорядиться золотишком, — заявил он, — Построю небольшую пивную на окраине Лондона, поближе к реке, а лучшее пиво будут пить сам. А ты что будешь со своей долей делать, Клим?
Но Клим был слишком опечален смертью Щеголя, чтобы размышлять о добыче. Он долго молчал.
— Не могу я выкинуть его из головы, — произнес он. — Такой веселый был парень. А как вспомню его с выпущенными кишками… Я отдал бы все золото, какое есть в Китае, лишь бы он остался жив.
Разговор снова перешел на женщин с захваченного судна, и тут Клим оживился. Что касалось женщин, то тут у него были свои устоявшиеся вкусы. Он предпочитал девиц крупных и дородных и чтобы они были «не больно заносчивые». Вообще говоря он уже сделал свой выбор — положил глаз на одну из пленниц. После недолгих расспросов удалось установить, что это пышнотелая служанка молодой испанки.
Примерно около полудня мне передали приказ явиться в капитанскую каюту. Со вздохом облегчения я выпрямил уставшую спину. Остальные были убеждены, что речь должна пойти о дележе добычи.
— Замолви за меня словечко, Голенастый, ладно? — попросил Клим. — Не нужны мне все эти маленькие мартышки. Мне нужна баба здоровенная, осанистая.
— А я желаю получить свою долю звонким золотом, — решил Пьянчуга, — а еще бутылочку самого лучшего винца. А баб можешь оставить себе, Клим.
Я был поражен, переступив порог капитанской каюты. Она выглядела почти так же величественно, как главный зал в замке Эпплби Корт. Это было длинное помещение с высоким потолком, обшитое великолепными резными панелями. Оно было освещено тремя бронзовыми лампами и многочисленными свечами в канделябрах по стенам. У меня не было времени рассмотреть все детали, но я успел заметить у дальней стены часы золотой циферблат которых, был сделан в виде солнца. Шкаф блестел золотой посудой. Мой взгляд привлек портрет короля Филиппа в богатой раме. Даже шнурки колокольчиков были сделаны из золотой тесьмы и украшены как мне показалось настоящими жемчужинами. В центре комнаты стоял стол, на котором возвышалась целая кипа документов и писем.
Джон сидел у дальнего конца стола. К моему большому удивлению, здесь же находилась девушка-испанка. Ее служанки тоже были тут и время от времени кидали злобные взгляды на нашего капитана. Когда я вошел, девушка что-то говорила, и судя по ее тону, она выражала свое резкое недовольство действиями англичан. Джон внимательно глядел на нее. В углах его губ притаилась усмешка. Он сразу же встал и встретил меня у дверей.
— Роджер, — я полагаю, что ты хорошо читаешь по-испански, — прошептал он. — У меня есть для тебя работа. Нужно просмотреть вот эти бумаги.
Я кивнул. Мне не хотелось громко говорить в этой комнате, более походившей на храм. Я посмотрел на девушку, которая отвернулась от нас. Волосы у нее были черные с какой-то еле заметной рыжинкой. Они не были взбиты высоко как того требовала мода, а падали ей на уши в очаровательном беспорядке.
— Тут собраны все бумаги вплоть до последнего клочка, — продолжал Джон, — и я хочу, чтобы ты просмотрел все. Времени для этого немного. На подходе сюда еще три боевых корабля. Быть может нам придется затопить «Катерину» и быстро уходить. Принимайся за дело сразу же, мой ученый друг. Посмотрим, сколько золотых крупиц тебе удастся извлечь из этого бумажного мусора.
Я последовал за ним в комнату, с любопытством оглядываясь.
— Донна Кристина, — произнес Джон тоном, в котором мне послышалась легкая насмешка, — вы такого низкого мнения обо всех англичанах, что я право же не решаюсь представить вам одного из них. Тем не менее рискну представить вам Роджера Близа. Этот молодой человек принадлежит к одному из лучших родов Кента — наименее варварской части нашего острова. Он ученый и джентльмен. Этот перерыв в нашей приятной беседе необходим потому, что мистер Близ должен просмотреть эти бумаги.
Девушка повернула голову в мою сторону, но больше никак не проявила интереса к словам Джона. Глаза ее были холодны и безучастны.
— У вас здесь мои письма, — сказала она. — Это личные письма, и они не представляют для вас никакой ценности. Способны вы понять, что мне будет неприятно, если они попадут в посторонние руки.
— Даже англичанин способен понять ваши чувства, — ответил Джон, подмигнув мне. — Роджер, когда тебе будут попадаться письма донны Кристины, откладывай их в отдельную стопку. Они будут возвращены ей непрочитанными.
— Вы относитесь ко мне как к ребенку! — воскликнула девушка. — Но это снисходительность плохо вяжется с тем варварством, которое вы проявили ранее.
— Напротив. Просто я отношусь к вам как к прелестной женщине и хотел бы сделать все, что в моих силах, лишь бы вы чувствовали себя удобно и спокойно. А теперь, донна Кристина, если вам хочется, можете продолжить перечисление списка совершенных мною несправедливостей и беззаконий. Я готов выслушать вас.
— Мне больше нечего добавить, — надменно произнесла она. — Я хочу лишь обратиться к вам с просьбой от имени моих плененных соотечественников. Им известно, что вы направляетесь в Тунис, и они боятся, что вы передадите их туркам. Они умоляют вас не делать этого,
— У меня нет таких намерений.
Разговор между ними продолжался еще долго. Я сидел за дальним концом стола и был слишком поглощен своим делом, чтобы следить за ходом их беседы.
Голос девушки звучал то гневно — протестующе, то в нем слышалась кроткая мольба. В ответах Джона почти все время можно было уловить насмешку. Просматривая пачку заказов на морские припасы, я услышал его замечание.
— Не могу поверить, что вы в самом деле так презираете меня. Я — старый солдат и за все эти годы понял одно: отдельные люди вполне могут сохранять между собой нормальные отношения, даже если их страны и воюют между собой. Вы — испанка, донна Кристина, и являетесь представительницей нации, которая принесла моей стране и народу много горя, тем не менее единственное чувство, которое вы у меня вызываете — это величайшее восхищение. Вы просто неотразимы. Произойди наша встреча при других обстоятельствах, я пошел бы на все, лишь бы доказать вам свою преданность.
Что сказала бы Кэти Лэдланд, услышав эти речи? — подумал я.
Мне с самого начала стало ясно, что среди огромной массы бумаг есть документы, представляющие для нас большую ценность. Здесь были инструкции, посланные из Эскориала. [39] Они свидетельствовали о враждебности намерений Испании и неизменной решимости Филиппа вытеснить англичан и голландцев со всех морей. Я обнаружил выдержки из сообщений Кондомара, испанского посла в Англии, в которых мир между двумя странами рассматривался лишь как маневр, а главная его цель состояла в том, чтобы обеспечить испанцам односторонние преимущества. Мне попадались и ссылки на пенсии, которые выплачивал Филипп министрам английского короля. Эти документы я аккуратно откладывал в сторону. Я обнаружил также, что Мадрид внимательно следит за английской коммерческой деятельностью, в частности за деятельностью компаний, образованных для торговли в Московии, Виргинии и Леванте, и особенно недавно созданной Ост-Индской компании. В документах содержались подробные сведения о количестве и качестве их судов. Так в одной из записок приводились подробные данные нового огромного корабля, недавно спущенного на воду Ост-Индской компанией. Попались мне и письма, в которых упоминался сэр Уолтер Рэли, а также обсуждались способы возбудить еще большую ненависть короля к узнику Тауэра, с тем, чтобы послать его на плаху.
Я так увлекся своей работой, что не заметил, как все остальные покинули каюту. Не слыша больше голосов, я наконец поднял голову и увидел, что остался один. На несколько мгновений я задумался о Джоне и молодой испанке. Я был уверен, что Джон ей нравится. Несмотря ни на что, она была так же увлечена им как и моя бедная Кэти.
На столе уже скопилась порядочная кипа ценных документов. Пол вокруг меня был усеян кучами ненужных бумаг. Личные письма донны Кристины я отложил в сторону. Однако и в официальной корреспонденции ее имя попадалось мне довольно часто. Мать Кристины Изабеллы де Венте умерла, отец занимал важный пост в колониях. Она воспитывалась в монастыре в Севилье. Несколько месяцев тому назад девушка решила, что дочерний долг повелевает ей бросить столицу и ехать к отцу в Тринидад. Это решение вызвало много толков в придворных кругах и заставило вмешаться даже короля. По началу Филипп возражал, ибо предполагал выдать девушку за одного из своих придворных грандов и лишь настойчивость девушки вынудила его изменить решение. Я обнаружил памятную записку, в которой перечислялись драгоценности, которые она везла с собой. Я был так поражен их ценностью, что не удержался и громко присвистнул.
День уже клонился к закату, а я по-прежнему работал в одиночестве, выуживая все новые и новые интересные факты. Какая все-таки удача, что тетушка заставила меня выучить испанский! К четырем часам в каюте было уже темно. Мне пришлось вынуть свечу из канделябра на стене и поставить ее на стол. Свеча была сделана в форме Змеи — верховного мексиканского божества, и я с любопытством рассматривал ее. На мой взгляд она очень хорошо вписывалась в стиль убранства каюты, да и вообще удачно отражала многие характерные черты завоевателей Америки — их жестокость и мрачное коварство. Вскоре, однако, я позабыл о грозном языческом божестве, ибо в пачке документов, лежавших передо мной, я заметил желтоватый лист бумаги, покрытый почерком покойного дона Педро. Глаз мой случайно выхватил одно слова «Трайал». Это письмо оказалось копией отчета, составленного адмиралом в связи с захватом судна и расправой над его экипажем. Я читал его с возрастающим волнением, ибо в этом документе дон Педро ничего не скрывал. Отчет полностью подтверждал его вину.
С этой находкой в руке я поспешил на поиски Джона. Со всех сторон доносился стук топоров и молотков. Как я увидел, некоторых пленников также заставили трудиться. Работами руководил старший корабельный плотник — худощавый северянин, которого все звали Шейнсом.
— Где капитан Уорд?
Шейнс широко осклабился. Во рту у него почти не было зубов.
— Он все с этой испанской лясы точил, а теперь, по-моему на кокпите, там, где раненые лежат…
Я нерешительно направился в кубрик. Картина, которая предстала моим глазам заставила сердце сжаться и мне потребовалось сделать над собой немалое усилие, чтобы не повернуть назад. Примерно пятнадцать человек тяжелораненых в агонии метались на нарах, ожидая своей очереди. Я видел их тела, изувеченные пушечными ядрами и осколками, кровавые маски вместо лиц, изуродованных ударом палаша или пики, кровоточащие культи рук и ног. Несколько часов тому назад я помогал убирать палубу от изувеченных трупов. Мы сбрасывали их в море. Но это было не так ужасно, ибо тут передо мной были по существу человеческие останки, в которых еще теплилась жизнь. Запах здесь стоял непередаваемый.
Сквозь крики и стоны несчастных прорывались почти истерические распоряжения двух измученных хирургов. Джон, обнаженный по пояс тоже находился здесь. Он был весь мокрый от пота, его мускулистые руки были запачканы кровью. К моему удивлению, я увидел здесь и Джоралемона Сноуда. На нем была лишь набедренная повязка, и он выполнял самую грязную и неблагодарную работу, до которой у других не доходили руки. Он не участвовал в бою, ибо по натуре своей не был солдатом, но то, что он делал сейчас требовало, пожалуй, мужества более высокой пробы. На мгновение он остановился подле меня и произнес с горечью.