Страница:
— Мне хотелось бы узнать еще только одну вещь. Кем было организовано это чудо, кому я обязан своим счастьем?
— Должна я продолжить свои признания? Я сама все это устроила. Я заболела после твоей дуэли — разве это удивительно? И было решено отправить меня в Лондон для консультации с врачом. Но как только я оказалась там, то немедленно пошла к этому милому старику, дом которого расположен недалеко от порта. Я сказала ему, что решила ехать с тобой и попросила помочь мне. На вопрос почему я обратилась именно к нему, я ответила, что мне известно о его покровительстве тебе. Он ответил мне, что это можно устроить, и он полностью одобряет мое решение, однако я должна точно следовать его инструкциям. Он отправил меня в Дувр в карете и там я поднялась на борт судна. Я путешествую под именем миссис Деборы Уиллис (он выбрал это имя, а не я). Приехала я якобы из Ньюкасла. На мне была широкополая шляпа и я ехала во Францию к родственникам. Разве у англичан бывают родственники во Франции? Это была довольно неправдоподобная история, но ничего лучше мы придумать не смогли.
— Известие о дуэли дошло до Лондона? — спросил я.
Глаза Кэти радостно заискрились.
— Еще бы! Только об этом и говорят. Ты стал героем Лондона. На улицах даже продают балладу, сочиненную по этому случаю. Называется она «Английский Давид и сэр Голиаф». Если бы я не полюбила тебя раньше, то обязательно увлеклась бы после всех этих событий. Ты теперь не меньше знаменит, чем Джон Уорд.
— Что об этом думает король?
— Сама я не слышала, так как уже не осмеливалась бывать при дворе, но думаю, что он взбешен. Сэр Сигизмунд Хилл рассказал мне о разговоре Арчи Армстронга с королем по этому поводу. По словам Арчи, Его Величеству повезло, что его имя не Король Саул, ибо в противном случае новый Давид непременно захватил бы его трон. Королю это не очень понравилось. — Неожиданно на лице Кэти появилось виноватое выражение.
— Я веду себя очень эгоистично, Роджер. Тебе ведь надо навестить тетю.
— В последней каюте. Боюсь, мне придется сделать еще одно признание. Не могу сказать, что я очень обрадовалась, когда узнала, что она едет вместе с нами. Она всегда казалась мне такой строгой и сердитой. Тем не менее я не изменила своего решения. Из этого ты можешь сделать вывод о том, что я не собираюсь отказываться от тебя. Я поехала и теперь уверена, что сумею полюбить ее. Думаю и я в конце концов придусь ей по нраву. Ведь теперь у нас общая цель, а это очень сближает.
В соседней каюте меня ожидали еще два сюрприза. Во-первых, сама тетя Гадилда. Выглядела она хорошо, просто на удивление хорошо. Морское путешествие явно пошло ей на пользу. Она посвежела, даже немного пополнела и выглядела почти счастливой. Впоследствии я много размышлял о том, какие шутки любит порой играть с нами насмешница-судьба. Тетя Гадилда, которая так неодобрительно относилась к выбору матери, ставшей женой моряка и которая ненавидела море, потому что знала о моем желании связать с ним свою жизнь, казалось самой природой была создана для морских путешествий. Она ни разу не страдала от морской болезни и обожала, сидя на палубе, глядеть на огромные волны, вздымавшиеся за кормой судна. Тогда как я, страстно желавший продолжить традиции отцовской семьи, был приспособлен к морской жизни не больше какого-нибудь учителя танцев.
Не меньше поразил меня и вид каюты. Она была очень невелика, но буквально заставлена и забита самыми различными вещами. Тетя взяла с собой далее мое письменное бюро и старый угловой буфет. Позднее я узнал, что все эти вещи она ухитрилась погрузить на судно, несмотря на противодействие старшего помощника, который вообще терпеть не мог пассажиров женского пола. Я увидел портрет дедушки Пири и миниатюры, сделанные с матери и самой тети Гадилды еще в девичестве. Здесь же стоял золотой кубок из Грейт Ланнингтона и дюжина оловянных кружек с гербом Йорков (мы не знали как они попали в нашу семью, но я подозревал, что их захватил в качестве добычи какой-то наш предок во время Войны Роз). В углу были сложены все мои книги и старая одежда, из которой я, разумеется, давно вырос. Судя по всему, у тети Гадилды просто не хватило духу расстаться со всеми этими вещами. Как она ухитрялась жить в такой жуткой тесноте, так и осталось для меня загадкой.
— Я уже не надеялась увидеть тебя живым! — воскликнула она, обнимая меня своими худыми дрожащими руками. — Сынок, сынок, как я счастлива! Господь хранил тебя и провел невредимым через все испытания.
— Мне есть за что благодарить Небо, — ответил я, — я получил гораздо больше, чем ожидал.
Она поняла, что я имел в виду и после едва заметного колебания кивнула головой.
— Никогда бы не подумала, что смогу полюбить дочь Фэнни Пламптер, — прошептала она, — а вот полюбила. Она милая девочка, и я рада, что ты женишься на ней. Думаю, она будет тебе хорошей женой, Роджер.
— Ричард, тетя Гадилда. Ты должна привыкнуть называть меня моим новым именем. Следующие три года имя мое будет Ричард Стрейндж. А может быть и гораздо дольше. Трудно сказать.
— Постараюсь, но боюсь я буду часто оговариваться.
— Я рад, что ты так хорошо выглядишь. Думаю, в нашей семье моряком следовало быть тебе.
Она ничего не ответила. Взяв меня за руку, она приблизила мою голову к своим губам и прошептала.
— Если со мной что-нибудь случится, сынок, помни — все находится в потайном ящике буфета. Я покрыла все слоем опилок. Все там.
— Что все?
— Золото, Роджер. Все золото, которое у нас было. Никто не сумеет его найти. Там… там намного больше, чем ты думаешь. Мы с твоей бедной матерью скопили его для тебя. — Она слегка отодвинулась. На лице ее застыло гордое выражение.
— Мы сделали для тебя больше, чем Фэнни Пламптер сможет когда-нибудь сделать для своей дочери.
— Я не хочу, чтобы леди Лэдланд что-нибудь делала для Кэти. Я способен сам обеспечить свою жену.
— Конечно, способен. Ей очень повезло.
Я покачал головой.
— Это мне очень повезло. Я до сих пор не могу поверить в свое счастье.
Я снова понял, как счастлив, когда возвратился в свою каюту. Теперь уже нашу каюту. Кэти с разгоревшимися от удовольствия щеками выложила мне на обозрение весь свой свадебный гардероб. Каюта сверкала яркими красками. Вещей было так много, что для меня осталось место только на полу. Я уселся на корточки, а моя невеста с гордостью показывала мне каждую вещь, ожидая моих комментариев и восхищения. Я делал изумленное лицо, но видел я только Кэти.
Тем не менее я понимал, что ее свадебное приданое в самом деле было великолепно. Платьев я насчитал по меньшей мере дюжину, украшенных оборками, клиньями, богатой вышивкой. Они были из самых мягких и дорогих тканей: шелка, парчи и бархата, отделаны золотым шитьем, драгоценными застежками, жемчужными нитями, старинными кружевами. Я потерял счет кружевным чепчикам и домашним платьям, сверкавшим золотыми и серебряными пуговицами и застежками. Потом потянулась нескончаемая череда более интимных предметов туалета: нижние юбки из шелка — их белая пена напоминала пену прибоя, набегающего на песчаный берег, больше дюжины шелковых чулок ценой (как гордо сообщила мне Кэти) в пять фунтов за пару, бальные туфли, комнатные туфли, сапожки с изящными застежками из мягчайшей кожи, с золотым тиснением, отделанные мехом. Я был поражен обилием жемчуга. Голова у меня гудела от количества названий фасонов, срывавшихся с языка Кэти. Наконец последний кусок, изящнейшего кружева был продемонстрирован мне и убран в сундук. Кэти уселась рядом на полу и склонила голову мне на плечо.
— Я не принесла тебе приданного, Роджер, — сказала она, — я очень бедная невеста, но вряд ли кто-нибудь скажет, что я пришла к тебе голой.
— Я просто ослеплен. Уверен, что и царица Савская, и Энни Болейн, и Габриэль Д'Эстре [62] сейчас от зависти переворачиваются в своих могилах. Но зачем невесте бедняка такие роскошные одеяния?
— Ты говоришь прямо как мама. Она была против того, чтобы я взяла с собой весь гардероб. Думаю, она считала, что разумнее будет продать большую его часть. Но папа воспротивился и настоял на том, чтобы я взяла все, что было приготовлено для… для другой свадьбы. Ты не поверишь как он изменился. Стал таким ласковым и милым. Он действительно вначале хотел, чтобы я вышла замуж за сэра Невила, но тогда он боялся, что против него будет выдвинуто обвинение в измене. Когда же он узнал о роли сэра Невила в аресте капитанов, он решительно поддержал меня. Последствия уже не волновали его. Он даже улыбнулся, когда пришло известие о конфискации Эпплби Корта.
— Не знаю, как ты только решилась сказать им о своем решении. Родители возражали?
— Папа был рад. После дуэли он только о тебе и говорил. Это ведь он настоял, чтобы я взяла с собой все эти вещи. По его мнению поступить по-другому значило оскорбить тебя. Мама… с мамой дела обстоят по-другому. Не помню случая, когда бы мы с ней были о чем-то одного мнения… И вот я здесь, без шиллинга в кармане и с гардеробом, достойным королевы. Тебе это кажется глупым, да?
— Не могу выразить тебе, как я горжусь тем, что твой отец обо мне такого высокого мнения. Раньше он никогда не относился ко мне особенно хорошо.
— Знаешь, — задумчиво произнесла она, — думаю сейчас он чувствует себя гораздо счастливее, чем когда-либо прежде. Он все время размышляет о том, как лучше наладить хозяйство, читает книги о разведении скота. Он решил выращивать культуры, которые сэр Уолтер Рэли привез из Америки.
— Маис и картофель?
— Да, и даже табак. Он утверждает, что снова разбогатеет.
— Мама же не успокоится, пока они не получат Эпплби Корт назад. Видишь ли, имение это было куплено на деньги, которые она принесла папе в приданое. Она ни за что не позволит ему забыть это. Бедный папа!
Кэти теснее прижалась ко мне, и я обнял ее. После недолгого молчания она произнесла.
— Роджер.
— Да, Кэти?
— Было бы ужасно, если бы ты не любил меня! Как бы ты тогда поступил? Послал Джону Уорду как ненужную вещь?
— Мне не хватило бы смелости драться с Мачери, если бы я не любил тебя, а если бы я не дрался с ним, твой отец не позволил бы тебе приехать. Поэтому твое предположение носит явно досужий характер. Но одно я могу сказать с полной определенностью: я никогда не позволил бы тебе ехать в Тунис. Это место не для белой женщины.
Кэти немного помолчала, а потом задала еще один вопрос.
— Эта девушка-испанка любила Джона?
— Да. Она любила его так сильно, что пожертвовала ради него всем. А откуда тебе стало известно о ней?
— Джон прислал мне письмо. Он упомянул ее имя, и я поняла все. Ты знаешь об этом письме?
— Узнал только несколько дней назад. Сам Джон сообщил мне об этом. Он хотел убедить тебя выйти за меня замуж. Он всегда был настоящим другом.
— Кстати, меня не нужно было в этом убеждать. Он писал мне, что недостоин моей любви. Что он хотел сказать? Думаешь, он очень любил ту девушку?
Я покачал головой.
— Ты была единственной женщиной, которую он любил. Я обязан сказать тебе это, ведь я ему стольким обязан. Особенно если принять во внимание то, каким неудачником я оказался.
— Ну вот, теперь ты опять не в меру скромничаешь. В письме Джон писал, что ты проявил себя великолепно; спас флот и дрался как лев.
— Я принес ему немало хлопот. С Климом. Сэр Френсис Дрейк на его месте повесил бы меня. Видишь ли, Кэти, моряка из меня не получилось. Всю жизнь я мечтал о море, а оказалось, что это не для меня. То что я узнал о планах испанцев, было простым везением.
— А то, что ты сделал после своего возвращения?
— Мне потребовалось много недель, чтобы собраться с мужеством. Я не испытываю никаких иллюзий на свой счет.
— Да, сэр, но я видела как вы дрались на дуэли. Этого для меня достаточно.
— Это другое дело. Я дрался за тебя.
Чтобы сменить тему разговора, я достал изумрудное кольцо и протянул его Кэти. Она ахнула от удивления и восхищения.
— Роджер, откуда это у тебя? Я никогда не видела ничего подобного. У самой королевы нет такой прелести.
Я рассказал ей все. Она слушала с напряженным вниманием, поворачивая кольцо так и эдак и любуясь игрой камня.
— Какое желание ты загадал?
— Никакого. Это было бы нечестно по отношению к Джону.
— Но твое желание в конце концов исполнилось. Или я чересчур уж самонадеянна?
После того, как я успокоил ее на этот счет, а времени у меня на это ушло немало, она сказала.
— Мне кажется, она дала тебе кольцо именно с этой целью. Должно быть она была очень доброй и хорошей. А теперь, Роджер, уходи и пришли свою тетушку. Я должна одеться. Для нашей свадьбы. Тебе не кажется, что необходимый обряд еще не совершен и нам не следует находиться с тобой в каюте наедине? — Кэти нежно прижалась к моей щеке своей щечкой. — Я не долго, Роджер. Как только я буду готова, капитан обвенчает нас. Так надо, чтобы ты смог жениться на мне под своим настоящим именем. Капитан Томсон знает кто ты, но больше, разумеется, это никому неизвестно. А теперь иди, милый.
Прошло добрых полчаса прежде чем мне позволили снова войти в каюту, но я не пожалел об этом, когда увидел свою невесту в свадебном наряде. Она была ослепительно хороша. Я был слишком взволнован, чтобы оценить детали. Скажу только, что в белоснежном как облако платье она напоминала мне райское видение. Неудивительно поэтому, что проникновенный голос капитана Томсона, ведущего свадебную церемонию, доносился до меня будто издалека и я отнюдь не вникал в смысл произносимых им слов. Впрочем наверное, я правильно отвечал на задаваемые мне вопросы, так как церемония шла гладко без сучка и задоринки. Я слышал как Кэти произнесла: «Да, согласна», а это было все, что я хотел знать. Чудо, на которое я надеялся всю свою жизнь, свершилось. Кэти Ледланд стала моей женой.
— Ну, а теперь, Ричард Стрейндж, — произнес капитан, делая особое ударение на этом имени, — я должен обратиться к вам с очень серьезным предупреждением. Оно относится в равной степени и к вашей жене, и к уважаемой госпоже Пири. Вы должны быть постоянно начеку. Никаких случайных оговорок. Мне бы очень не хотелось заковывать новоиспеченного супруга в кандалы, но я обязан буду это сделать, если кто-нибудь хотя бы шепотом произнесет имя Роджера Близа. Моя команда и так проявляет к вам чрезмерный интерес.
Затем последовал легкий ужин. Мы выпили по бокалу вина. Капитан произнес тост, буквально нашпигованный библейскими изречениями. После ужина ему не хотелось уходить, и он завел речь о Дамаске.
— Вам предстоит жить в одном из древнейших городов мира, мои юные друзья, — торжественно возвестил он, — Это город старше Иерусалима, старше библейских городов, которые в гневе своем покарал Господь. Теперь в этом городе процветает ложь, воровство и язычество, но было время, когда Господь творил там свои чудеса. Вы увидите там дорогу, на которой Павла ослепил яркий белый свет и он услышал могучий глас Иеговы и место на стене, где он сумел скрыться от преследований врагов. Вы найдете там много интересного и поучительного. — Капитан внимательно посмотрел на меня.
— В этом древнем городе процветает торговля и вряд ли вы найдете там применение для шпаги, которую я вижу на вашем поясе. Судя по тому, что я слышал, вы отменно владеете этой служанкой смерти. Но держите ее в ножнах, мой молодой друг. Пусть ни разу вам не придется обнажить ее там. Это отнюдь не означает, — добавил он, — что я не одобряю того, как вы до сих пор пользовались ею. — Он поднялся из-за стола и пожал всем нам руки. — А сейчас я должен вернуться к своим обязанностям. Погода сегодня довольно свежая и к ночи качка может усилиться. Но не волнуйтесь: все мы в руках Божьих, а Исайя Томсон постарается быть достойным вашего доверия. Доброй ночи, мои молодые друзья. Я уверен, у вас найдется о чем поговорить. И разговор этот будет для вас много приятней, чем болтовня старого капитана.
И в этом он оказался совершенно прав.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
45
— Должна я продолжить свои признания? Я сама все это устроила. Я заболела после твоей дуэли — разве это удивительно? И было решено отправить меня в Лондон для консультации с врачом. Но как только я оказалась там, то немедленно пошла к этому милому старику, дом которого расположен недалеко от порта. Я сказала ему, что решила ехать с тобой и попросила помочь мне. На вопрос почему я обратилась именно к нему, я ответила, что мне известно о его покровительстве тебе. Он ответил мне, что это можно устроить, и он полностью одобряет мое решение, однако я должна точно следовать его инструкциям. Он отправил меня в Дувр в карете и там я поднялась на борт судна. Я путешествую под именем миссис Деборы Уиллис (он выбрал это имя, а не я). Приехала я якобы из Ньюкасла. На мне была широкополая шляпа и я ехала во Францию к родственникам. Разве у англичан бывают родственники во Франции? Это была довольно неправдоподобная история, но ничего лучше мы придумать не смогли.
— Известие о дуэли дошло до Лондона? — спросил я.
Глаза Кэти радостно заискрились.
— Еще бы! Только об этом и говорят. Ты стал героем Лондона. На улицах даже продают балладу, сочиненную по этому случаю. Называется она «Английский Давид и сэр Голиаф». Если бы я не полюбила тебя раньше, то обязательно увлеклась бы после всех этих событий. Ты теперь не меньше знаменит, чем Джон Уорд.
— Что об этом думает король?
— Сама я не слышала, так как уже не осмеливалась бывать при дворе, но думаю, что он взбешен. Сэр Сигизмунд Хилл рассказал мне о разговоре Арчи Армстронга с королем по этому поводу. По словам Арчи, Его Величеству повезло, что его имя не Король Саул, ибо в противном случае новый Давид непременно захватил бы его трон. Королю это не очень понравилось. — Неожиданно на лице Кэти появилось виноватое выражение.
— Я веду себя очень эгоистично, Роджер. Тебе ведь надо навестить тетю.
— В последней каюте. Боюсь, мне придется сделать еще одно признание. Не могу сказать, что я очень обрадовалась, когда узнала, что она едет вместе с нами. Она всегда казалась мне такой строгой и сердитой. Тем не менее я не изменила своего решения. Из этого ты можешь сделать вывод о том, что я не собираюсь отказываться от тебя. Я поехала и теперь уверена, что сумею полюбить ее. Думаю и я в конце концов придусь ей по нраву. Ведь теперь у нас общая цель, а это очень сближает.
В соседней каюте меня ожидали еще два сюрприза. Во-первых, сама тетя Гадилда. Выглядела она хорошо, просто на удивление хорошо. Морское путешествие явно пошло ей на пользу. Она посвежела, даже немного пополнела и выглядела почти счастливой. Впоследствии я много размышлял о том, какие шутки любит порой играть с нами насмешница-судьба. Тетя Гадилда, которая так неодобрительно относилась к выбору матери, ставшей женой моряка и которая ненавидела море, потому что знала о моем желании связать с ним свою жизнь, казалось самой природой была создана для морских путешествий. Она ни разу не страдала от морской болезни и обожала, сидя на палубе, глядеть на огромные волны, вздымавшиеся за кормой судна. Тогда как я, страстно желавший продолжить традиции отцовской семьи, был приспособлен к морской жизни не больше какого-нибудь учителя танцев.
Не меньше поразил меня и вид каюты. Она была очень невелика, но буквально заставлена и забита самыми различными вещами. Тетя взяла с собой далее мое письменное бюро и старый угловой буфет. Позднее я узнал, что все эти вещи она ухитрилась погрузить на судно, несмотря на противодействие старшего помощника, который вообще терпеть не мог пассажиров женского пола. Я увидел портрет дедушки Пири и миниатюры, сделанные с матери и самой тети Гадилды еще в девичестве. Здесь же стоял золотой кубок из Грейт Ланнингтона и дюжина оловянных кружек с гербом Йорков (мы не знали как они попали в нашу семью, но я подозревал, что их захватил в качестве добычи какой-то наш предок во время Войны Роз). В углу были сложены все мои книги и старая одежда, из которой я, разумеется, давно вырос. Судя по всему, у тети Гадилды просто не хватило духу расстаться со всеми этими вещами. Как она ухитрялась жить в такой жуткой тесноте, так и осталось для меня загадкой.
— Я уже не надеялась увидеть тебя живым! — воскликнула она, обнимая меня своими худыми дрожащими руками. — Сынок, сынок, как я счастлива! Господь хранил тебя и провел невредимым через все испытания.
— Мне есть за что благодарить Небо, — ответил я, — я получил гораздо больше, чем ожидал.
Она поняла, что я имел в виду и после едва заметного колебания кивнула головой.
— Никогда бы не подумала, что смогу полюбить дочь Фэнни Пламптер, — прошептала она, — а вот полюбила. Она милая девочка, и я рада, что ты женишься на ней. Думаю, она будет тебе хорошей женой, Роджер.
— Ричард, тетя Гадилда. Ты должна привыкнуть называть меня моим новым именем. Следующие три года имя мое будет Ричард Стрейндж. А может быть и гораздо дольше. Трудно сказать.
— Постараюсь, но боюсь я буду часто оговариваться.
— Я рад, что ты так хорошо выглядишь. Думаю, в нашей семье моряком следовало быть тебе.
Она ничего не ответила. Взяв меня за руку, она приблизила мою голову к своим губам и прошептала.
— Если со мной что-нибудь случится, сынок, помни — все находится в потайном ящике буфета. Я покрыла все слоем опилок. Все там.
— Что все?
— Золото, Роджер. Все золото, которое у нас было. Никто не сумеет его найти. Там… там намного больше, чем ты думаешь. Мы с твоей бедной матерью скопили его для тебя. — Она слегка отодвинулась. На лице ее застыло гордое выражение.
— Мы сделали для тебя больше, чем Фэнни Пламптер сможет когда-нибудь сделать для своей дочери.
— Я не хочу, чтобы леди Лэдланд что-нибудь делала для Кэти. Я способен сам обеспечить свою жену.
— Конечно, способен. Ей очень повезло.
Я покачал головой.
— Это мне очень повезло. Я до сих пор не могу поверить в свое счастье.
Я снова понял, как счастлив, когда возвратился в свою каюту. Теперь уже нашу каюту. Кэти с разгоревшимися от удовольствия щеками выложила мне на обозрение весь свой свадебный гардероб. Каюта сверкала яркими красками. Вещей было так много, что для меня осталось место только на полу. Я уселся на корточки, а моя невеста с гордостью показывала мне каждую вещь, ожидая моих комментариев и восхищения. Я делал изумленное лицо, но видел я только Кэти.
Тем не менее я понимал, что ее свадебное приданое в самом деле было великолепно. Платьев я насчитал по меньшей мере дюжину, украшенных оборками, клиньями, богатой вышивкой. Они были из самых мягких и дорогих тканей: шелка, парчи и бархата, отделаны золотым шитьем, драгоценными застежками, жемчужными нитями, старинными кружевами. Я потерял счет кружевным чепчикам и домашним платьям, сверкавшим золотыми и серебряными пуговицами и застежками. Потом потянулась нескончаемая череда более интимных предметов туалета: нижние юбки из шелка — их белая пена напоминала пену прибоя, набегающего на песчаный берег, больше дюжины шелковых чулок ценой (как гордо сообщила мне Кэти) в пять фунтов за пару, бальные туфли, комнатные туфли, сапожки с изящными застежками из мягчайшей кожи, с золотым тиснением, отделанные мехом. Я был поражен обилием жемчуга. Голова у меня гудела от количества названий фасонов, срывавшихся с языка Кэти. Наконец последний кусок, изящнейшего кружева был продемонстрирован мне и убран в сундук. Кэти уселась рядом на полу и склонила голову мне на плечо.
— Я не принесла тебе приданного, Роджер, — сказала она, — я очень бедная невеста, но вряд ли кто-нибудь скажет, что я пришла к тебе голой.
— Я просто ослеплен. Уверен, что и царица Савская, и Энни Болейн, и Габриэль Д'Эстре [62] сейчас от зависти переворачиваются в своих могилах. Но зачем невесте бедняка такие роскошные одеяния?
— Ты говоришь прямо как мама. Она была против того, чтобы я взяла с собой весь гардероб. Думаю, она считала, что разумнее будет продать большую его часть. Но папа воспротивился и настоял на том, чтобы я взяла все, что было приготовлено для… для другой свадьбы. Ты не поверишь как он изменился. Стал таким ласковым и милым. Он действительно вначале хотел, чтобы я вышла замуж за сэра Невила, но тогда он боялся, что против него будет выдвинуто обвинение в измене. Когда же он узнал о роли сэра Невила в аресте капитанов, он решительно поддержал меня. Последствия уже не волновали его. Он даже улыбнулся, когда пришло известие о конфискации Эпплби Корта.
— Не знаю, как ты только решилась сказать им о своем решении. Родители возражали?
— Папа был рад. После дуэли он только о тебе и говорил. Это ведь он настоял, чтобы я взяла с собой все эти вещи. По его мнению поступить по-другому значило оскорбить тебя. Мама… с мамой дела обстоят по-другому. Не помню случая, когда бы мы с ней были о чем-то одного мнения… И вот я здесь, без шиллинга в кармане и с гардеробом, достойным королевы. Тебе это кажется глупым, да?
— Не могу выразить тебе, как я горжусь тем, что твой отец обо мне такого высокого мнения. Раньше он никогда не относился ко мне особенно хорошо.
— Знаешь, — задумчиво произнесла она, — думаю сейчас он чувствует себя гораздо счастливее, чем когда-либо прежде. Он все время размышляет о том, как лучше наладить хозяйство, читает книги о разведении скота. Он решил выращивать культуры, которые сэр Уолтер Рэли привез из Америки.
— Маис и картофель?
— Да, и даже табак. Он утверждает, что снова разбогатеет.
— Мама же не успокоится, пока они не получат Эпплби Корт назад. Видишь ли, имение это было куплено на деньги, которые она принесла папе в приданое. Она ни за что не позволит ему забыть это. Бедный папа!
Кэти теснее прижалась ко мне, и я обнял ее. После недолгого молчания она произнесла.
— Роджер.
— Да, Кэти?
— Было бы ужасно, если бы ты не любил меня! Как бы ты тогда поступил? Послал Джону Уорду как ненужную вещь?
— Мне не хватило бы смелости драться с Мачери, если бы я не любил тебя, а если бы я не дрался с ним, твой отец не позволил бы тебе приехать. Поэтому твое предположение носит явно досужий характер. Но одно я могу сказать с полной определенностью: я никогда не позволил бы тебе ехать в Тунис. Это место не для белой женщины.
Кэти немного помолчала, а потом задала еще один вопрос.
— Эта девушка-испанка любила Джона?
— Да. Она любила его так сильно, что пожертвовала ради него всем. А откуда тебе стало известно о ней?
— Джон прислал мне письмо. Он упомянул ее имя, и я поняла все. Ты знаешь об этом письме?
— Узнал только несколько дней назад. Сам Джон сообщил мне об этом. Он хотел убедить тебя выйти за меня замуж. Он всегда был настоящим другом.
— Кстати, меня не нужно было в этом убеждать. Он писал мне, что недостоин моей любви. Что он хотел сказать? Думаешь, он очень любил ту девушку?
Я покачал головой.
— Ты была единственной женщиной, которую он любил. Я обязан сказать тебе это, ведь я ему стольким обязан. Особенно если принять во внимание то, каким неудачником я оказался.
— Ну вот, теперь ты опять не в меру скромничаешь. В письме Джон писал, что ты проявил себя великолепно; спас флот и дрался как лев.
— Я принес ему немало хлопот. С Климом. Сэр Френсис Дрейк на его месте повесил бы меня. Видишь ли, Кэти, моряка из меня не получилось. Всю жизнь я мечтал о море, а оказалось, что это не для меня. То что я узнал о планах испанцев, было простым везением.
— А то, что ты сделал после своего возвращения?
— Мне потребовалось много недель, чтобы собраться с мужеством. Я не испытываю никаких иллюзий на свой счет.
— Да, сэр, но я видела как вы дрались на дуэли. Этого для меня достаточно.
— Это другое дело. Я дрался за тебя.
Чтобы сменить тему разговора, я достал изумрудное кольцо и протянул его Кэти. Она ахнула от удивления и восхищения.
— Роджер, откуда это у тебя? Я никогда не видела ничего подобного. У самой королевы нет такой прелести.
Я рассказал ей все. Она слушала с напряженным вниманием, поворачивая кольцо так и эдак и любуясь игрой камня.
— Какое желание ты загадал?
— Никакого. Это было бы нечестно по отношению к Джону.
— Но твое желание в конце концов исполнилось. Или я чересчур уж самонадеянна?
После того, как я успокоил ее на этот счет, а времени у меня на это ушло немало, она сказала.
— Мне кажется, она дала тебе кольцо именно с этой целью. Должно быть она была очень доброй и хорошей. А теперь, Роджер, уходи и пришли свою тетушку. Я должна одеться. Для нашей свадьбы. Тебе не кажется, что необходимый обряд еще не совершен и нам не следует находиться с тобой в каюте наедине? — Кэти нежно прижалась к моей щеке своей щечкой. — Я не долго, Роджер. Как только я буду готова, капитан обвенчает нас. Так надо, чтобы ты смог жениться на мне под своим настоящим именем. Капитан Томсон знает кто ты, но больше, разумеется, это никому неизвестно. А теперь иди, милый.
Прошло добрых полчаса прежде чем мне позволили снова войти в каюту, но я не пожалел об этом, когда увидел свою невесту в свадебном наряде. Она была ослепительно хороша. Я был слишком взволнован, чтобы оценить детали. Скажу только, что в белоснежном как облако платье она напоминала мне райское видение. Неудивительно поэтому, что проникновенный голос капитана Томсона, ведущего свадебную церемонию, доносился до меня будто издалека и я отнюдь не вникал в смысл произносимых им слов. Впрочем наверное, я правильно отвечал на задаваемые мне вопросы, так как церемония шла гладко без сучка и задоринки. Я слышал как Кэти произнесла: «Да, согласна», а это было все, что я хотел знать. Чудо, на которое я надеялся всю свою жизнь, свершилось. Кэти Ледланд стала моей женой.
— Ну, а теперь, Ричард Стрейндж, — произнес капитан, делая особое ударение на этом имени, — я должен обратиться к вам с очень серьезным предупреждением. Оно относится в равной степени и к вашей жене, и к уважаемой госпоже Пири. Вы должны быть постоянно начеку. Никаких случайных оговорок. Мне бы очень не хотелось заковывать новоиспеченного супруга в кандалы, но я обязан буду это сделать, если кто-нибудь хотя бы шепотом произнесет имя Роджера Близа. Моя команда и так проявляет к вам чрезмерный интерес.
Затем последовал легкий ужин. Мы выпили по бокалу вина. Капитан произнес тост, буквально нашпигованный библейскими изречениями. После ужина ему не хотелось уходить, и он завел речь о Дамаске.
— Вам предстоит жить в одном из древнейших городов мира, мои юные друзья, — торжественно возвестил он, — Это город старше Иерусалима, старше библейских городов, которые в гневе своем покарал Господь. Теперь в этом городе процветает ложь, воровство и язычество, но было время, когда Господь творил там свои чудеса. Вы увидите там дорогу, на которой Павла ослепил яркий белый свет и он услышал могучий глас Иеговы и место на стене, где он сумел скрыться от преследований врагов. Вы найдете там много интересного и поучительного. — Капитан внимательно посмотрел на меня.
— В этом древнем городе процветает торговля и вряд ли вы найдете там применение для шпаги, которую я вижу на вашем поясе. Судя по тому, что я слышал, вы отменно владеете этой служанкой смерти. Но держите ее в ножнах, мой молодой друг. Пусть ни разу вам не придется обнажить ее там. Это отнюдь не означает, — добавил он, — что я не одобряю того, как вы до сих пор пользовались ею. — Он поднялся из-за стола и пожал всем нам руки. — А сейчас я должен вернуться к своим обязанностям. Погода сегодня довольно свежая и к ночи качка может усилиться. Но не волнуйтесь: все мы в руках Божьих, а Исайя Томсон постарается быть достойным вашего доверия. Доброй ночи, мои молодые друзья. Я уверен, у вас найдется о чем поговорить. И разговор этот будет для вас много приятней, чем болтовня старого капитана.
И в этом он оказался совершенно прав.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
45
Мы вернулись в Англию ровно через три с половиной года в теплый сентябрьский денек, когда мушмула стояла отягченная плодами, а жатва в полях была в полном разгаре. Вернулись мы снова втроем, но тети Гадилды с нами уже не было. Она прожила с нами в Дамаске в нашем уютном обнесенном белыми стенами доме больше двух лет. Однако путешествие в Иерусалим, включая и поездку вокруг Мертвого моря и по реке Иордан надорвало ее силы и она мирно скончалась у нас на руках. Уверен, что тяжелее всего ей было расстаться с моим маленьким сыном Джоном. Мне до сих пор не верилось, что Кэти стала матерью — она ни капельки не изменилась и тем не менее у нас рос сын. Я совершил открытие: ничто в жизни не может сравниться с чувством, которое охватывает тебя, когда глядишь на любимую женщину с твоим первенцем на руках.
Растить его было делом не простым. Подавляющее большинство младенцев умирало, не дожив и до трех лет. Кэти не могла кормить сына грудью до двух лет, а брать темнокожую кормилицу мы, естественно, не хотели. Кормить ребенка козьим молоком мы не могли, ибо сильно сомневались в его качестве, да и тетя Гадилда почему-то питала предубеждение против козьего молока. Поэтому приходилось кормить ребенка жидкой овсяной кашей с супами, а немного позже овощами и кусочками мяса. Эта пища явно шла ему впрок, особенно после того, как я настоял на том, чтобы большую часть дня его освобождали от пеленок, которые не давали ему шевельнуть ногой. Тетя Гадилда возражала, уверяя, что это против всяких правил, но мне удалось перетянуть на свою сторону Кэти, и с тех пор мой сын мог сколько душе угодно брыкаться и сучить ножками, а это благотворно сказывалось на его развитии.
Король даровал нам прощение и мы возвращались домой с неплохим состоянием, которое мне удалось сколотить за годы изгнания. Я последовал советам сэра Сигизмунда и капитана Старкла и занимался обменом денег, а также приобретал великолепные восточные ковры и изящные безделушки из слоновой кости, а затем продавал их и имел от этого недурной барыш. Мы, разумеется, получали письма от наших друзей и были осведомлены обо всех главных событиях, которые происходили на Родине. До нас дошли вести о том, что графине Эссекской удалось добиться развода, а затем она вышла замуж за мастера Карра, носившего теперь титул графа Сомерсетского. В Англии поговаривали также о том, что звезда фаворита клонится к закату, а внимание короля все больше привлекает жизнерадостный молодой красавец по имени Джордж Виллерс. Мы узнали также о смерти принца Гепри. Это был тяжелый удар по надеждам всей нации. В то же время младший сын короля принц Карл к счастью оправился от хромоты, от которой он страдал с детства в результате недосмотра своих нянек, и теперь мог принимать участие в танцевальных вечерах, которые так любила устраивать королева Анна. Приятной новостью стал для нас брак принцессы Элизабет (красивой и своенравной как и ее бабка Мария Стюарт) с курфюрстом германского пфальцграфства, протестантским монархом, который был гораздо более приемлемой партией, нежели испанский инфант — прежний выбор короля Иакова. Тем не менее король продолжал свой прежний курс, созывая парламент лишь на очень непродолжительные периоды, правя самолично с помощью декретов. Он продолжал разглагольствовать о божественном праве монарха, не замечая растущего недовольства народа. Все большее число пуритан тайком уезжало в Голландию, некоторые открыто поговаривали об отъезде в Америку, где люди могут молиться Богу как они привыкли это делать.
Был уже поздний вечер, когда мы бросили якорь, поэтому мы решили не торопиться и сойти на берег на следующее утро. Кэти устала, поэтому они с Джоном тут же легли спать, я же предпочел сну беседу с Таттлом-Процентщиком, который как обычно явился в порт, чтобы встретить корабль, прибывший из дальних краев. Таттл-Процентщик был членом гильдии мануфактурщиков, производящих войлок и фетр. Будучи человеком неглупым, он уже много лет назад понял, что гораздо выгоднее вкладывать скромные суммы в большое количество судов, нежели крупные деньги в небольшое число. Таким способом он обеспечил себе довольно приличный и стабильный доход, что и дало основание прозвать его Процентщиком. В городе его не уважали, ибо он был человеком со странностями: вместо того, чтобы заставит подмастерьев работать в своем доме, он приобрел в трущобах несколько развалюх, отремонтировал их и превратил в цех, где его подмастерья в огромных количествах изготовляли шляпы и шапки. По его словам, он предпочитал продавать тысячи недорогих головных уборов простому люду, нежели небольшое количество дорогих изделий для двора. Возможно он был прав, так как сумел скопить изрядное состояние. Таттл-Процентщик отличался неописуемой жадностью. Как только какое-нибудь судно входило в порт, он спешил туда дабы самому оценить ценность груза.
Он как обычно первым поднялся на борт корабля и в течение часа осматривал содержимое трюма. Теперь он снова появился на палубе. На лице его расплывалась довольная улыбка.
— Прекрасный груз, сэр, можно даже сказать великолепный, — с трудом переводя дух проговорил он. — Изумительные шелка, добротные материи и кожи! А какие восхитительные специи! И должно быть куплено все это по весьма умеренной цене. — Он вопросительно уставился на меня, словно ожидая подтверждения этого немаловажного предположения. — Вы проявили замечательные деловые качества и хватку, сэр. Полагаю, прибыль будет недурна, совсем недурна!
— Не выпьете ли со мной стакан вина? — предложил я.
Он с большой охотой принял мое предложение. Мы устроились в капитанской каюте, так как ее хозяин уже съехал на берег и остановился в трактире «Кардинальская шляпа». Мой собеседник отхлебнул первый глоток вина.
— Это вино для команды? — с подозрением спросил он. Я уверил его, что вино из моих личных запасов. Успокоившись, он стал жадными глотками отпивать янтарный напиток. Теперь мне было вовсе нетрудно разговорить его о событиях, происшедших за время моего отсутствия в Англии.
— Торговля, — осторожно заметил он, — идет неплохо, даже очень неплохо, но король, — тут он недовольно покачал головой, — требует у купцов и мануфактурщиков крупных займов, которые он, разумеется, никогда не возвратит. Его самого заставили предоставить такую ссуду, но ему неприятно даже вспомнить об этом. Да, испанцы оставили английские торговые суда в покое, спасибо за это моему приятелю (тут он ухмыльнулся и тряхнул головой) Джону Уорду. К сожалению, ему ничего не известно о теперешнем местонахождении капитана.
— На днях слышал, — усмехнувшись сообщил мне мой собеседник, — что наш посол в Венеции сэр Генри Уоттон пригрозил дожу спустить на венецианцев целую дюжину таких молодцов, как Джон Уорд, если они не поведут себя благоразумнее. И это помогло.
— Он крепко преувеличил, — заметил я. — На свете всего лишь один Джон Уорд.
— К сожалению, — ответил Таттл-Процентщик, — ведь Уорд всегда был другом честным купцам.
Он пустился в дальнейшие рассуждения относительно королевской политики и следует отметить, говорил он довольно смело.
— За то, что я вам скажу, королевский палач может снять голову, но я свободный англичанин и имею право высказывать свое мнение. Слышали вы самые последние новости? Люди уже больше не могут одеваться так как хотят. Король подписал указ, согласно которому одежда подмастерьев строго регламентируется. Клянусь вам, это правда. Отделка или кант на шляпе не должен быть шире трех дюймов. Никаких кружев. Нельзя шить штаны из тонкого сукна. Нельзя носить обувь из испанской кожи. Что же это такое? Уж скоро ни один честный англичанин не сможет носить одежду по своему вкусу. Увидите, дело дойдет до того, что запретят носить перья на шляпах. Что же тогда прикажете делать Джошуа Таттлу? Закрывать свое дело? Скоро нам уже будут диктовать, что можно есть и пить и о чем разговаривать с собственной женой! — Он помолчал, а потом хрипло рассмеялся. — Пришлось Арчи сказать королю, что люди обо всем этом думают. Он прямо в лицо заявил Его Величеству, что лучше бы тот позаботился о нравственности своих придворных, а не забивал себе голову мыслями о длине плащей подмастерьев.
— Арчи самый отважный человек в Англии.
Мой собеседник энергично кивнул головой, соглашаясь со мной.
Было уже поздно, поэтому мой гость лишь мельком коснулся грандиозного скандала, который произошел совсем недавно.
— Сомерсет в тюрьме, — объявил он, смачно облизывая губы. — Он зашел чересчур уж далеко, так что даже король Иаков не мог оставить безнаказанным подобное злодейство. Надеюсь, его повесят. И его жену тоже.
— Заговор?
— Можно сказать и так. Однако, мой друг, мне пора вас покинуть. Я вынужден вставать очень рано. Мои бездельники — подмастерья будут бить баклуши, если их все время не понукать. Пожелаю вам доброй ночи.
Рано утром Кэти вынесла на палубу нашего сынишку. Оба они были очень возбуждены. Щеки моей жены горели румянцем, глаза радостно блестели.
— О, как славно оказаться снова дома! — воскликнула она. — Англия так прекрасна! Воздух здесь пьянит меня как вино. Я должна сразу же отправиться к королеве и поблагодарить ее за то, что она для нас сделала. И Роджер, нам следует как можно скорее окрестить нашего малыша. Я собираюсь попросить сэра Сигизмунда стать его крестным отцом.
Растить его было делом не простым. Подавляющее большинство младенцев умирало, не дожив и до трех лет. Кэти не могла кормить сына грудью до двух лет, а брать темнокожую кормилицу мы, естественно, не хотели. Кормить ребенка козьим молоком мы не могли, ибо сильно сомневались в его качестве, да и тетя Гадилда почему-то питала предубеждение против козьего молока. Поэтому приходилось кормить ребенка жидкой овсяной кашей с супами, а немного позже овощами и кусочками мяса. Эта пища явно шла ему впрок, особенно после того, как я настоял на том, чтобы большую часть дня его освобождали от пеленок, которые не давали ему шевельнуть ногой. Тетя Гадилда возражала, уверяя, что это против всяких правил, но мне удалось перетянуть на свою сторону Кэти, и с тех пор мой сын мог сколько душе угодно брыкаться и сучить ножками, а это благотворно сказывалось на его развитии.
Король даровал нам прощение и мы возвращались домой с неплохим состоянием, которое мне удалось сколотить за годы изгнания. Я последовал советам сэра Сигизмунда и капитана Старкла и занимался обменом денег, а также приобретал великолепные восточные ковры и изящные безделушки из слоновой кости, а затем продавал их и имел от этого недурной барыш. Мы, разумеется, получали письма от наших друзей и были осведомлены обо всех главных событиях, которые происходили на Родине. До нас дошли вести о том, что графине Эссекской удалось добиться развода, а затем она вышла замуж за мастера Карра, носившего теперь титул графа Сомерсетского. В Англии поговаривали также о том, что звезда фаворита клонится к закату, а внимание короля все больше привлекает жизнерадостный молодой красавец по имени Джордж Виллерс. Мы узнали также о смерти принца Гепри. Это был тяжелый удар по надеждам всей нации. В то же время младший сын короля принц Карл к счастью оправился от хромоты, от которой он страдал с детства в результате недосмотра своих нянек, и теперь мог принимать участие в танцевальных вечерах, которые так любила устраивать королева Анна. Приятной новостью стал для нас брак принцессы Элизабет (красивой и своенравной как и ее бабка Мария Стюарт) с курфюрстом германского пфальцграфства, протестантским монархом, который был гораздо более приемлемой партией, нежели испанский инфант — прежний выбор короля Иакова. Тем не менее король продолжал свой прежний курс, созывая парламент лишь на очень непродолжительные периоды, правя самолично с помощью декретов. Он продолжал разглагольствовать о божественном праве монарха, не замечая растущего недовольства народа. Все большее число пуритан тайком уезжало в Голландию, некоторые открыто поговаривали об отъезде в Америку, где люди могут молиться Богу как они привыкли это делать.
Был уже поздний вечер, когда мы бросили якорь, поэтому мы решили не торопиться и сойти на берег на следующее утро. Кэти устала, поэтому они с Джоном тут же легли спать, я же предпочел сну беседу с Таттлом-Процентщиком, который как обычно явился в порт, чтобы встретить корабль, прибывший из дальних краев. Таттл-Процентщик был членом гильдии мануфактурщиков, производящих войлок и фетр. Будучи человеком неглупым, он уже много лет назад понял, что гораздо выгоднее вкладывать скромные суммы в большое количество судов, нежели крупные деньги в небольшое число. Таким способом он обеспечил себе довольно приличный и стабильный доход, что и дало основание прозвать его Процентщиком. В городе его не уважали, ибо он был человеком со странностями: вместо того, чтобы заставит подмастерьев работать в своем доме, он приобрел в трущобах несколько развалюх, отремонтировал их и превратил в цех, где его подмастерья в огромных количествах изготовляли шляпы и шапки. По его словам, он предпочитал продавать тысячи недорогих головных уборов простому люду, нежели небольшое количество дорогих изделий для двора. Возможно он был прав, так как сумел скопить изрядное состояние. Таттл-Процентщик отличался неописуемой жадностью. Как только какое-нибудь судно входило в порт, он спешил туда дабы самому оценить ценность груза.
Он как обычно первым поднялся на борт корабля и в течение часа осматривал содержимое трюма. Теперь он снова появился на палубе. На лице его расплывалась довольная улыбка.
— Прекрасный груз, сэр, можно даже сказать великолепный, — с трудом переводя дух проговорил он. — Изумительные шелка, добротные материи и кожи! А какие восхитительные специи! И должно быть куплено все это по весьма умеренной цене. — Он вопросительно уставился на меня, словно ожидая подтверждения этого немаловажного предположения. — Вы проявили замечательные деловые качества и хватку, сэр. Полагаю, прибыль будет недурна, совсем недурна!
— Не выпьете ли со мной стакан вина? — предложил я.
Он с большой охотой принял мое предложение. Мы устроились в капитанской каюте, так как ее хозяин уже съехал на берег и остановился в трактире «Кардинальская шляпа». Мой собеседник отхлебнул первый глоток вина.
— Это вино для команды? — с подозрением спросил он. Я уверил его, что вино из моих личных запасов. Успокоившись, он стал жадными глотками отпивать янтарный напиток. Теперь мне было вовсе нетрудно разговорить его о событиях, происшедших за время моего отсутствия в Англии.
— Торговля, — осторожно заметил он, — идет неплохо, даже очень неплохо, но король, — тут он недовольно покачал головой, — требует у купцов и мануфактурщиков крупных займов, которые он, разумеется, никогда не возвратит. Его самого заставили предоставить такую ссуду, но ему неприятно даже вспомнить об этом. Да, испанцы оставили английские торговые суда в покое, спасибо за это моему приятелю (тут он ухмыльнулся и тряхнул головой) Джону Уорду. К сожалению, ему ничего не известно о теперешнем местонахождении капитана.
— На днях слышал, — усмехнувшись сообщил мне мой собеседник, — что наш посол в Венеции сэр Генри Уоттон пригрозил дожу спустить на венецианцев целую дюжину таких молодцов, как Джон Уорд, если они не поведут себя благоразумнее. И это помогло.
— Он крепко преувеличил, — заметил я. — На свете всего лишь один Джон Уорд.
— К сожалению, — ответил Таттл-Процентщик, — ведь Уорд всегда был другом честным купцам.
Он пустился в дальнейшие рассуждения относительно королевской политики и следует отметить, говорил он довольно смело.
— За то, что я вам скажу, королевский палач может снять голову, но я свободный англичанин и имею право высказывать свое мнение. Слышали вы самые последние новости? Люди уже больше не могут одеваться так как хотят. Король подписал указ, согласно которому одежда подмастерьев строго регламентируется. Клянусь вам, это правда. Отделка или кант на шляпе не должен быть шире трех дюймов. Никаких кружев. Нельзя шить штаны из тонкого сукна. Нельзя носить обувь из испанской кожи. Что же это такое? Уж скоро ни один честный англичанин не сможет носить одежду по своему вкусу. Увидите, дело дойдет до того, что запретят носить перья на шляпах. Что же тогда прикажете делать Джошуа Таттлу? Закрывать свое дело? Скоро нам уже будут диктовать, что можно есть и пить и о чем разговаривать с собственной женой! — Он помолчал, а потом хрипло рассмеялся. — Пришлось Арчи сказать королю, что люди обо всем этом думают. Он прямо в лицо заявил Его Величеству, что лучше бы тот позаботился о нравственности своих придворных, а не забивал себе голову мыслями о длине плащей подмастерьев.
— Арчи самый отважный человек в Англии.
Мой собеседник энергично кивнул головой, соглашаясь со мной.
Было уже поздно, поэтому мой гость лишь мельком коснулся грандиозного скандала, который произошел совсем недавно.
— Сомерсет в тюрьме, — объявил он, смачно облизывая губы. — Он зашел чересчур уж далеко, так что даже король Иаков не мог оставить безнаказанным подобное злодейство. Надеюсь, его повесят. И его жену тоже.
— Заговор?
— Можно сказать и так. Однако, мой друг, мне пора вас покинуть. Я вынужден вставать очень рано. Мои бездельники — подмастерья будут бить баклуши, если их все время не понукать. Пожелаю вам доброй ночи.
Рано утром Кэти вынесла на палубу нашего сынишку. Оба они были очень возбуждены. Щеки моей жены горели румянцем, глаза радостно блестели.
— О, как славно оказаться снова дома! — воскликнула она. — Англия так прекрасна! Воздух здесь пьянит меня как вино. Я должна сразу же отправиться к королеве и поблагодарить ее за то, что она для нас сделала. И Роджер, нам следует как можно скорее окрестить нашего малыша. Я собираюсь попросить сэра Сигизмунда стать его крестным отцом.