- Плечиками, значит, пожимаешь! - радостно выкрикнул Аркадий Филин, вор-рецидивист. - Ничего не знаю, ничего не понимаю! А кто же обещал помощь мне свою? Не вы ли, Волк?!
   Аркадия Филина несло.
   - Чего ж мне было рисковать так, анашу, таблетки, наркотики твои продавал! - зло выкрикнул Аркаша. - Ты же обещал помочь! И плечиками, значит, пожимаешь... - вздохнул тяжело. - Но ты теперь у меня на крепком кукане! Расколол я твоего сексота Дергача! Отравить меня хотел. А траванул врача!
   Капитан не терял самообладания, стараясь не встречаться глазами с разъяренным Аркашей, продолжал поигрывать перчаточками. Обернулся к вахте.
   - Чего там с машиной для осужденного? - спросил беспечно у офицера, что приехал забирать Аркашу.
   - Да пусть ребята погреются... - сказал на это дурак лейтенант, не понимая важности момента. Или просто заинтригован был происходящим...
   Волков же не утратил самообладания, обернулся, наконец угрожающе посмотрел в глаза Филина.
   - Продавал я дурь твою год, и говорил ты, помнишь, год этот за год свободы пойдет, скощу тебе? На химию, говорил, ты у меня пойдешь, без вариантов. Было?! - орал Филин.
   Волков смотрел на него не мигая.
   Вышел с вахты Шакалов, глянул удивленно, ничего не понимая.
   - Заткни его... - бросил ему через плечо оперативник, и прапорщик, крякнув, пошел на Филина, вытаскивая из-за пояса полушубка дубинку.
   ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
   Вот это исповедь...
   После такого офицеры пулю себе в лоб пускали... Не врет же Филин, и доказать все это можно. Что ж, вот и все, бывший капитан Волков...
   Смотрю, стоит, хмурится он, ничего не говорит, растерялся.
   - Деньги-то теперь как будешь делать, капитан? Увозят Аркашу! - крикнул во весь голос Филин, видя, как к нему идет Шакалов, а следом отогревшиеся на вахте солдаты. - Ничего, найдешь такую же суку верную, какой я тебе был!
   В этот момент Шакалов и ударил Филина, и кровь хлестанула из пухлых Аркашиных губ, и он зашатался и прикрыл лицо.
   Волков отвернулся, пошел по скрипучему снегу - прямой, решительный, непоколебимый.
   - Неужто правда все это? - До сих пор не верю, хотя знаю, правда...
   - Неужто правда? - передразнил меня Львов в своем кабинете. - Ты странный человек, Василий Иванович... Да мало ли что может заключенный, который на этап да новый срок идет, накаркать на офицера. И на тебя он мог такое же брякнуть, и что - мне всему этому верить?
   Я растерялся.
   - Считаю, что заявление Филина должно быть детальным образом проверено.
   - А я так не считаю... Не считаю! Заявление... мало ли кто наорал что-то... а ты сразу - заявление.
   Еще больше я растерялся.
   - Но если все это поклеп и провокация, чего же бояться, товарищ подполковник? - повышаю голос. - Взять да проверить сказанное осужденным.
   - Ты хочешь, чтобы капитан внутренних войск оказался барыгой, который привозит в зону тонны анаши? Ты это хочешь услышать от зэка?
   - Я хочу услышать правду! - твержу свое я.
   - А я не хочу такой правды! - кричит Львов тогда. - Понял?!
   - А правда! - кричу уже я. - Она в том, что у меня есть основания подозревать капитана в связях с уголовным миром!
   Львов оглядел меня.
   - Вот бумага, пиши рапорт, ходатайство, заявление, что угодно. Про то, как мы здесь... ну, сам знаешь все, лучше своего командира... Отправляй в соответствующую инстанцию.
   - А сами мы здесь в этом не сможем разобраться?
   - В чем? В том, что Волков возглавлял банду торговцев наркотиками? Нет, в этом мы разбираться не будем, пока я еще в здравом уме и на этом месте. Все у тебя?
   Киваю - все.
   - Вот и давай, Василий Иваныч... Я думал, ты придешь с отдыха да за дело всерьез примешься, а теперь смотрю - в твоем отряде смерти да побеги... и чифирем да анашой это разбавлено... Не ожидал я, честное слово... - горько так говорит.
   Все я и понял тут до конца. На пенсию, значит, опять надо мне уходить. Много вопросов задаю. Хорошо... если вам это выгодно, пусть так. Делайте здесь, что хотите...
   - Разрешите идти?
   - Ну, иди и работай, и не забивай голову мне и себе...
   Вышел, задохнулся. Постоял, пробило воздушную пробку в груди. Надолго ли? Все, пора на покой, Василий Иванович...
   ЗЕМЛЯ
   Небо, не бери у меня этого человека. Мне не осилить одной все зло... Побольше бы мне таких сыновей.
   НЕБО
   Он еще побудет с тобой...
   Часть третья
   СКАЗАНИЕ
   Какая польза человеку, если он приобретет
   весь мир, а душе своей повредит? или какой
   выкуп даст человек за душу свою?
   Евангелие от Матфея, 16:26
   ЗЕМЛЯ
   Небо, ты удивительно ласковое, весеннее. Было бы ты всегда такое. Вот счастье...
   НЕБО
   Ты отдохнула... Теперь расцветешь и принесешь плоды. Но плод твой на сей раз будет роковым...
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Так и пришла весна...
   Остался до майских праздников в Зоне майор Медведев, пока не пришлют молодого офицера из училища да не примет у него злополучный отряд. Все чаще он брал теперь бюллетень и утерял строгость к зэкам, стал более покладистым и стареющим седым ветераном, а не вездесущим Мамочкой.
   Волков затаился, отошел от всех контактов с заключенными, напуганный выходкой Филина и крутым разговором с начальником колонии, перестал лютовать, появлялся в Зоне редко, почти прекратив дикие шмоны.
   Шакалов получил новое звание, стал еще толще, за зиму отрастил бакенбарды и завел любовницу - продавщицу зоновского ларька.
   Тихим и неслышным вышел из изолятора Лебедушкин, перестал орать блатные песни и материться, не огрызался, работая теперь, как Батя, за двоих. Сидел вечерами у постели чуть не отравленного им Поморника, что слег после злополучной кочегарки, и виновато исполнял все просьбы больного старика.
   На одно из заявлений, написанных мною от имени Грифа Слейтера и отправленное в обход администрации, через вольного шофера, пришел растерянный ответ из Международного Красного Креста. Чиновники уверяли, что уведомят американскую сторону о содержании Грифа в советском лагере. Гриф осунулся и возмужал, из лихого ковбоя превратился в угрюмого советского зэка, он лупил нерадивых и огрызался, общаясь с начальством.
   Вскоре забрали его, навезли американцы шикарной одежды, обуви, баночного пива, своих сигарет, но Гриф усмехнулся, достал из кармана пачку "Беломорканала", ловко чиркнул ногтем и вскрыл ее сбоку (чтобы не высыпался табак на работе), закурил и попросил принести чифиря... на дорожку. Категорически отказался переодеваться, так в ватнике и ушанке, с банкой чифиря в руках залез в машину, мне помахал на прощанье рукой.
   У остальных моих персонажей все осталось по-прежнему.
   Больше никто за зиму из Зоны не бежал и не умирал, напротив, неразговорчивый теперь Лебедушкин рассказал мне свое странное видение, что посетило его в ту злополучную ночь, когда убегал Аркаша. Будто к нему, идущему на смерть, вдруг слетел с небес живой Васька-ворон и не позволил сделать рокового шага в бездну.
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Не будь новичков в изготовлении кронштейнов, давно бы освободился Воронцов со своим стахановским процентом выработки - две с половиной нормы. Бригаду тянули назад неумехи, что прибывали и прибывали из Зоны, и камеры в ПКТ не пустовали никогда.
   И не потому, что много стало нарушителей, нет, произошло качественное, так сказать, и количественное изменение характера изоляции в ПКТ.
   Раньше сюда сажали за драку, потом тут перевоспитывали тяжким трудом алкоголиков, когда их стало мало, взялись бросать в ПКТ всех, кто имел по три нарушения кряду.
   Система не хотела смиряться с ненаказанными, она, как злобный монстр, рекрутировала кого ни попадя. И только набив камеры, успокаивалась: в Зоне все идет нормально.
   Это было похоже на огромную метлу-злодейку, что выметала вначале мусор покрупнее, затем - все мельче и мельче, чтобы наконец добраться до соринок и пылинок...
   ...В эти предвесенние дни пробуждения и обновления у Квазимоды заканчивался срок в ПКТ. На последней прогулке он, как обычно, остановился напротив любимой березы, сжав руками холодные прутья решетки-вольера. Ладони прилипали к металлу. Со стороны он походил на русского деревенского мужика-пахаря, который в предчувствии пробуждения земли, что даст ему урожай и радость, жадно вдыхает ее запахи, и сулят они надежды, надежды, надежды... На лучшую долю.
   Замерзшая березка стояла нагая и одинокая, черные ветви зигзагами прочерчивали стылое пространство неба, придавая хрупкому дереву женственные печальные очертания. Она готовилась в очередной раз зазеленеть, она готовилась к жизни.
   Зимнее солнце слепило глаза и совсем не грело. Но во взгляде Воронцова не было прежней мрачности и холодного безразличия. Глаза Бати искрились весенним задором - первым вестником возрождения духа...
   ЗОНА. ШАКАЛОВ
   Ну, и дурак. Тоже мне, садомазохист нашелся.
   У него брачная ночь, а он невесту - единственную, можно сказать, Богом данную, - по мордасам, по мордасам...
   Одно слово - Лебедушкин...
   ЗОНА - ВОЛЯ - НЕБО. ВОРОНЦОВУ
   Здравствуй, Иван!
   Деньги твои меня испугали. Хотела сразу их выслать назад, если бы не твоя приписка в конце, что они для Феди, что сделал ты это от души, просишь не обижать тебя и не высылать их обратно. Это остановило меня. Но больше, Иван, так не делай. Мы не бедствуем. Отец мой тоже удивлен, долго молчал, а потом защитил тебя, сказал, что если мужику так надо, не перечь. От этого он беднее не станет. А богаче точно будет.
   Федя очень доволен конструктором, теперь сидит сиднем дома и возится с ним. В школе подтянулся и все пристает ко мне. Давай, мол, съездим к дяде Ване.
   И мы решили распорядиться этими деньгами на поездку к тебе. А чтоб сильно тебя не обижать, купила я из этих денег новую школьную форму Феде. Мне даже неловко тебе сознаваться, но он задает такие вопросы, которые я затрудняюсь повторить. Спрашивает о том, почему я так долго молчала и не говорила, где его отец. Я же ему отвечаю, что это знакомый дядя, а он не верит, даже не знаю, что ему сказать.
   Теперь тайком от меня он пишет тебе письмо, и не знаю о чем. Потому, если что не так напишет, ты заранее прости его и меня.
   О могиле матери не беспокойся, тут вообще расходы не нужны. Отец сказал, что к весне он сделает ограду сам в старой кузне, нам тоже надо подновить материнскую. Наш же погост на пять деревень один, и потому все следим за ним. Церква, как всегда, стоит неприкаянная, правда, склад из нее убрали, но купол прохудился, две стены проломлены, а так ничего, красный кирпич держит стены, да кое-где еще и роспись видна.
   На работе у меня все по-старому. Вот, пожалуй, и все. На свидание к тебе думаем приехать где-то в двадцатых числах марта. Федя никогда еще не летал на самолете и не ездил на поезде. Покажу ему заодно большой город. Говорят, в ваших местах бывал Петр Первый. Хочу выслать тебе посылку, но не знаю, чего можно, а чего нельзя высылать. Отец говорит, что у вас там свои разрешения от начальства. Напиши и ответь поподробней. У меня лежит связанный шарф, можно тебе его выслать? До свидания, твой друг Надя.
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Трогал тайком письмо Квазимода, вновь и вновь перечитывал его... И казалось все прошлое кошмарным сном, и вот он наконец проснулся...
   Вскоре получил он письмо от Федюшки, и наивные вопросы мальчишки вернули все, что связывало его с прошлой, дозоновской жизнью, он стал жить только ею... Как он теперь мог читать послания типа: "Кваз? Че делать, надо козлов приструнить, хотим опомоить парочку?"
   Дальше - больше ловил себя на том Воронцов, что, окажись он сейчас в камере один, возможно, дал бы волю вымыться лицу слезами очищения и умиления после Федюшкиного письмеца. Каракули и помарки, вопросы парнишки заставляли сердце трепетать не меньше, чем думы о матери его...
   Сейчас же надо было ответить Федюшке.
   Понимал, что сказать правду - значит оборвать в мальчишке надежду. Соврать тоже нельзя: узнает, простит ли? Надо написать ему, как маленькому другу, да отвлекать его от ненужных до поры вопросов. Но больно дотошный пацан-то...
   ЗОНА. ВОРОНЦОВ
   И пришел мой последний день в ПКТ. Сидят мои мазурики, обсуждают. Завидуют, вижу.
   - А что, Кваз, не ожидал ты, что без нарушений продержишься?
   - Небось первый раз досрочно из ПКТ выходишь?
   - Клево в Зоне, там хоть киношка есть... Посылочек жди.
   - Выгорело дельце, клюнула крестьянка. Путевая баба, видно... Ну и хвигуристая на фотке... Гитара...
   - Нас не забывай...
   - Да чего вы, скоро свидимся в Зоне, не на волю же иду! - успокаиваю их. И вы там скоро будете... А лучше уже там не свидеться, выходите сразу на волю, ребя!
   - Это как - как Филин, что ли?
   - А как хотите, - не уточняю. - Весна там начинается, пора уже бросать житуху тюремную, а?
   Смеются.
   Постучали тут в стену, кружку ребята к стенке приставили, беседу начали. Пока прапор глазком не задергал.
   А это мне ребята из другой камеры добрые пожелания передавали.
   Помнят, сверчки...
   Передают:
   - Джигит две недели голодает в больничке. Совсем они его обложили, шьют ему делишки. Скоро накормят его, силой. Молоко, яйца зальют, говорят, через кишку... Дубануть не позволят... А то погоны полетят.
   - Филин Волкова сдал, а тот ходит по Зоне, хоть бы хрен ему...
   - Цензора уже арестовали, говорят, Мамочка его все-таки поймал на связях с нашими. За Джигита его взяли, скоро срок получит...
   - На Лебедушкина намерение взрыва кочегарки пытались навесить...
   Ясно. Вот дундук-то Сынка, стоило оставить его - все, все коту под хвост пустил...
   Ладно, приду в Зону, разберемся, что он там наделал.
   Закрутил я самокрутку, просвещаю ребят.
   - Джигит, - говорю, - видимо, к Кеше Ястребову в зебрятник поедет этапом, есть такой друган мой. Я с ним сидел сколь... Может, и Кеше прослабят скоро к нам сюда, в нашу образцовую колонию... Помню, как мы с ним сетки плели под картоху, а однажды заделали невод для прапора да продали за пузырь. Бугор приходит - сетки нет, и мы бухие.
   Посмеялись.
   А я себе думаю, что ж и за воспоминания у меня бестолковые, Квазимода, вместо ресторанов - тюрьмы, вместо девочек - вертухаи да зуботычины.
   - Кваз, а воры в законе есть нынче? - кто-то меня спрашивает. - Говорят, в загоне они сейчас...
   - Есть, - говорю. - В законе вор не должен иметь ни прописки, ни работы, ни жены. Только малина. Только тюрьма да гастроли. В Зоне вору нельзя работать.
   - А ты, Кваз, - разве не вор? - спрашивают.
   Усмехнулся я, сам я не раз задавал в последнее время себе этот вопрос.
   - Ну, если по тем суровым законам - уже нет. Это по нынешним: придет молодой, уже он вор, за бабки купил себе звание. Меняется все... Я, ребя, сейчас, пожалуй, уже мужик! - смеюсь. - Вот я кто. Прошляк все, в прошлом вор. А лепить на себя зря не хочу. Я теперь работяга... мужик! По натуре своей захребетником быть не могу. Для меня в работе спасение от тоски и кичи...
   - Что ж, воров уже нет, что ли?
   - Есть. На особом режиме сидят, мало их осталось. Многие поумнели... многих погасили в разборках.
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Под утро только угомонилась камера. Еле-еле добудились ее прапорщики. Иван от завтрака отказался, находясь в нетерпеливом ожидании. Уже распорядился, кому оставляет робу, кому инструмент свой, наставлял, как работать, как вести себя с дубаками...
   А когда распахнулась дверь, пожал всем руки и крикнул уже из коридора:
   - Держитесь, черти! Ваську-таракана кормите...
   В комнате обыска, где раздели донага, с криком пришлось отвоевывать журнал с Надиным фото. Пошло-поехало, порядочки...
   - Да какая взглянет на тебя! - петушился прапор, переводя взгляд с ее портрета на рожу Кваза. - Не положено журнал.
   - Сажай тогда назад. Не выхожу, - сказал твердо и печально Иван.
   - Ишь какой... сажай, - с уважением протянул прапорщик. - Ладно, иди, красавец. Привет жинке! - И бросил дорогой сердцу журнал ему под ноги...
   Стерпел Квазимода, поднял журнал, вытер бережно и положил за пазуху, стал лицом к стене.
   Вот и позвали на выход.
   И ступил Воронцов на улицу, и обжег еще ядреный утренний морозец его распахнутую грудь, и заупокойным колокольным звоном громыхнула сзади железная калитка, и все прошлое растворилось в пьяной от радости душе...
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Утром на планерке Медведев ловил на себе удивленные и недоверчивые взгляды сослуживцев - после того, как дежурный сообщил об освобождении заключенного Воронцова.
   Что ж, никто из них, наверное, не верил, что этот неуправляемый Квазимода выдержит нелегкое испытание ПКТ, и выдержит с честью, не заработав там ни одного замечания. И все посчитали этот удивительный факт заслугой его, майора Медведева, носящегося зачем-то с заключенным-дикарем...
   Ведь еще вчера бомбой замедленного действия называл Воронцова подозрительный Волков. И если согласиться с этим, то получается, что теперь у бомбы этой вынули взрыватель...
   А минером - помимо своей воли - оказался совсем и не военный специалист, а простая волжская женщина Надежда Косатушкина, слыхом не слыхавшая о всяких там запалах и взрывателях. Одни, простите, "бомбы" вокруг нее - лепехи-мины коровьи...
   Ну а бомбу "Воронцов" теперь предстоит Медведеву нести тихонечко по Зоне и следить, чтобы кто-то не вкрутил опять в нее взрыватель.
   ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
   После неудачного бунта неожиданно именно в мой отряд добавили еще троих из вновь прибывших осужденных.
   Это был со стороны командира колонии своего рода знак, что мне еще верят, что надеются - справлюсь и с этими субчиками. Волков отметил, что этих он скрутит в бараний рог, почему - я даже не спросил. Честно сказать, надоело его слушать, да и бороться с ним. Случай с Филиным был мне как отрезвление... Ничего, кажется, не поделаешь с Волковым, живучей заразой наших органов. Пока же не высовывался, притаился, гад...
   Конечно, это можно списать и на простое совпадение, но в Зоне после всенародного разоблачения Филиным своих связей с оперативником резко уменьшились случаи обнаружения наркотиков. И это косвенно подтверждает правдивость слов Филина, значит, он и был барыга - сбытчик наркоты. Теперь он ушел, не появился бы новый.
   И тут я неожиданно поймал себя на странном, почти незнакомом мне чувстве тщеславии. Вот, дали тройку прохиндеев, которых бы глаза не видели, но все же - дали! Значит, уважают...
   А еще понял я вдруг, что думаю о себе уже как о старике, как о человеке, которого должны все уважать. А за что? - реально тоже могу взглянуть на себя... Гора передо мной, горища, скала гранитная - вот моя работа. И суть борьбы проста: или бестолковый и равнодушный камень задавит меня, или я смогу, преодолевая пропасти, лавины и камнепады, взобраться на хребет и увидеть свет, простор и вывести за собой в другую жизнь, спасти сотни живых душ... только бы не мешали...
   НЕБО. ВОРОН
   Не обольщайся, Медведев... С Волковым или без него "общак", строго следящий за Зоной, найдет пути передачи сюда и наркотиков, и денег, и...
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   ...и черта лысого в ступе, безусловно!
   Шакалов в очередной раз нашел у меня главы рукописи. Долго матерился, крутил-вертел их в руках; читать ленился, а что делать - не знал; плюнул, бросил на пол, бес, потоптал и ушел.
   А мог бы утащить, сжечь, спрятать, выбросить, приобщить к делу, унести домой, сходить с бумажками моими в туалет... да мало ли что можно сделать с беззащитными рукописями...
   НЕБО. ВОРОН
   Они ж не горят, уважаемый писатель!
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Еще как горят, еще как... Все горит. Есть такое стихотворение у Пушкина, впрочем, что я вам это говорю... это я для будущих читателей, если рукопись выживет и увидит свет...
   Стихотворение вы все, конечно, знаете, "К***" называется, и посвящено Анне Керн, и оно, представьте, могло не дойти до нас, сгинуть. Так вот...
   НЕБО. ВОРОН
   Так вот, к вашему сведению, такой случай действительно был, и мне он более известен в силу понятных, метафизических моих способностей и моих частых встреч с самим поэтом. Я все это видел.
   ...Девица Анна Керн прогуливалась с поэтом Пушкиным и своим братом, Александром Полторацким, затем брат неосмотрительно оставил их вдвоем...
   Они гуляли по саду: он много и восторженно говорил и с жаром посматривал на девицу...
   Результатом прогулки на следующий день стало стихотворное произведение, которое теперь знают миллионы людей...
   И оно действительно могло погибнуть.
   На другой день красавица Керн должна была срочно вы-ехать в Ригу вместе с сестрой Анной Николаевной Вульф. Пушкин пришел к ним рано утром и принес сестрам свежую главу из "Евгения Онегина", а вместе с ней некое стихотворение. Оно было свернуто вчетверо, так что она еле нашла его в неразрезанных листках второй главы.
   ...Так вот, когда Керн собралась спрятать в шкатулку листок бумаги с текстом, Пушкин неожиданно судорожно выхватил его и попытался уничтожить. И девушке стоило многих трудов выпросить подаренный текст, и с большой неохотой и подозрительностью он его отдал.
   И неизвестно, что бы произошло с листочком, если бы она не сохранила этот поэтический шедевр для "благодарных потомков".
   Горят рукописи.
   Следите, кстати, за вашими рукописями, уважаемый "Достоевский".
   Пройдет еще немного лет, и ваш роман, который вы тут скрупулезно пишете, будет выкраден. Скажу даже точно: апрель 1989 года, город Москва, автомобиль "Жигули" восьмой модели, заднее сиденье. Вижу человека, берущего его оттуда, он вас давно и хорошо знает.
   Следы романа затеряются, и надолго.
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Кинга не знаю, но чем, чем это кончится?!
   НЕБО. ВОРОН
   Ну, это отдельная история, для другого романа. А нам с вами уж надо довести героев вашей летописи до того финала, что предписала им судьба. Вы готовы к работе? Давайте же, это единственная ваша возможность спастись здесь от безумия и создать сказание.
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Да, я знаю и использую ее. Мне иногда кажется, что на меня давит огромный тысячетонный пресс...
   И нельзя вздохнуть... и ничто не может мне помочь стряхнуть это сплющивающее страшное ощущение несвободы.
   Оно со мной каждую секунду, каждый миллиметр земли, по которой иду сейчас, вопит мне - ты несвободен, ты - пленник... И дабы заглушить вопль, я должен писать, править, размышлять на бумаге. Это и спасает мне жизнь. Погружаясь в рукопись, я словно ныряю в чистый омут: ничего не слышу и не вижу, забываю трагедию своего плена, он становится фактом литературы, но не реальной жизни, сознание так и воспринимает его, и становится несравнимо легче; обманываю себя и спасаюсь...
   У каждого здесь, в Зоне, свой способ выживания. Наркотики, работа, мечты, карты - есть целый перечень утех и деяний, дающих возможность уйти от действительности.
   Мой способ - не из худших, да и какая разница - худший он или лучший, главное - он делает жизнь вокруг для меня фантасмагорией, ирреальностью, видением. И это помогает сохранить себя, не отупеть, не стать зверем, не пасть в грязь.
   Я - голый нерв... как голый провод высокого напряжения. Опасен - не трожь грязными лапами, могу испепелить. Если замкнет - сам могу сгореть.
   Но во мне полыхает и летит могучая энергия, которая способна работать на созидание в будущем мире свободы и зажечь кому-то путеводный свет во мраке зла. Я верю, что способен подняться после стольких лет зоны; я посажу свое дерево, воспитаю сына и напишу эту книгу...
   НЕБО. ВОРОН
   И спасет его эта духовная работа...
   "Борись и, умирая - борись!" - сказал ослепший в тайге эвенк Улукиткан и вышел к людям за сотни верст... Это и мое сказание любой живой душе...
   А "Достоевский" выйдет из этой проклятой Зоны и останется живым. А это очень много... Это сотни верст пути во тьме...
   ЗОНА. БАНЯ. ДОСТОЕВСКИЙ
   После ПКТ обязательная баня, этот ритуал неведомо кем заведен в колониях. Выход Воронцова как раз совпал с банным днем, и он отправился со своим отрядом попариться и смыть грязь изолятора.
   Разделись... Для вновь прибывших в Зону баня становилась картинной галереей, они долго ходили по ней с разинутыми ртами. Чего только не выколото на телах зэков! У одного карты, скрещенные кости, нож, бутылка с рюмкой и шприц, а ниже предостережение: "Вот что нас губит!" У воров - орлы, тигры, львы и прочий зверинец. Купола церквей и кресты, причем столько куполов, сколько у хозяина наколки было ходок в тюрьму. Бабы и русалки, крейсера и ракеты, олени и змеи, красные вожди с рогами и клыками. Кинжалы, погоны с черепами вместо звездочек, карикатуры на кровожадных ментов в зверином обличье... У Крохи во всю грудь выколота "Сикстинская мадонна" Рафаэля, на ягодицах два черта с лопатами. Только Кроха пойдет, они шустро начинают кидать ему уголь промеж ягодиц. Во всю спину наколка паспортухи, а на нем надпись: "Бог создал вора, а черт прокурора".
   У Квазимоды на спине искусно выколот разноцветной тушью храм Василия Блаженного. Кроха давно ревновал эту красивую наколку и опять подвалил к Воронцову поглазеть.
   - А хто это был, Василий Блаженный? Это не наш отрядный... Медведев? Он ведь тоже Василий, и Блаженный...
   - Ты что, сдурел! - расхохотался всезнающий бич Гамлет. - Этот храм построил сам Иван Грозный и где-то зарыл под ним свою знаменитую библиотеку. А Василий Блаженный был юродивый... бомж, по нынешним понятиям, вроде меня. Ходил босой и раздетый всю зиму с огромным крестом на шее и резал правду-матку царям в лицо. Обладал даром молитвенного прозрения и причислен к лику святых.
   - Не загибай, бичара стал святым... Может, и ты метишь туда же? - заржал Кроха.
   - Как выйдет, мне-то не потянуть... А вот мастерам, кто воздвиг такую лепоту, храм этот, выкололи глаза, чтобы еще краше где не возвели...
   - Айда в парную! - вдруг встрял в разговор сам Кваз.
   В парной тоже определенный порядок, на верхней полке воры - шушера на нижних. Все как в государстве СССР. Клюнь ближнего, обхезай нижнего. Маленький срез общества. Зная, как Батя парится, многие заранее ретировались, чтобы не спариться. Он поддал кипяточку на раскаленные камни и залез на самый верх с шайкой и веником.