Козаев Азамат. Имяхранитель

   – Где живешь? В отеле?
   – Нет, рискованно. Диогенусу проверить отели – на два часа задача. Попросился к доктору Августу на несколько дней. От него и отправлюсь в «Жаркий полдень».
   – Ох и ушлый ты! Совместил приятное с полезным. И, конечно, на воды поедешь один? Как говорят на Гее: «Кто же в Тулу едет со своим самоваром?» Ты бывал в Туле?
   – Нет. А почему в Тулу не берут свой самовар?
   – Ты меня удивляешь, Иван! Свой самовар будет только мешать!
   – Будет мешать, будет мешать… – как заклинание твердил Иван. – Свой самовар будет только мешать… мешать… Вот оно! Придумал! Как я раньше этого не сообразил?
   Он суетливо попрощался с Бармой, оставив того в крайнем недоумении. На улице Иван громогласным свистом подозвал извозчика, ловко запрыгнул внутрь кареты и сообщил адрес. Возница весело крикнул: «Пошла, хорош-шая», и экипаж, влекомый резвой крапчатой, покатил на юг.
 

Энибоди хоум?

 
   – Эй, засоня Еремей, отпирай-ка побыстрей!
   Не было никакой нужды барабанить в ворота, да, собственно, Иван и не барабанил. И подшутил над привратником без всякого злого умысла, просто воспоминания нахлынули. День плавно перетек в вечер, поэтому ворота храма Цапли были распахнуты без преувеличения настежь. Точнее, не сами ворота, но аккуратная калитка в их створе. Хуб, нынешний старший привратник, Ивана узнал и улыбнулся как старому знакомому. С исчезновением Александра Планида этот славный малый получил главенство над сторожевой службой и преисполнился собственной значимости. Впрочем, душевным человеком, как ни странно, быть не перестал.
   – Здравствуй, дружище! Экой ты стал важный!
   – Иван, ты ли это? А я, как видишь, теперь при должности! Старший привратник – это звучит!
   – Впустишь по старой памяти?
   – Еще спрашиваешь? Мужчина в храм – Фанес в храм! Я немедленно доложу эвиссе Ипполите о твоем приходе!
   – Скажи еще «о прибытии»! До меня дошли слухи, что Ипполита до сих пор икает при упоминании моего имени. Может быть, обойдемся без нее?
   – Смотря за чем приехал! – хитро улыбнулся Хуб. – Перед отбытием к клиенту Цапля обязательно получает высочайшее благословение. Без этого ни-ни. Тут, брат, не бордель, а храм любви! Ты к нам по делу или как?
   – Или как, – усмехнулся Иван. – Мне нужна девушка.
   – Нет ничего легче. Отдохнешь как в раю! Денек с Цаплей идет за два! Да что я тебе рассказываю?!
   – А две недели?
   Хуб с чувством присвистнул и одобрительно покачал головой: дескать, титан, на мелочи не размениваешься. За время разговора через ворота вышли двое мужчин, с ними девушки в темных плащах с капюшонами. Вошел новый клиент. И всех посетителей, новых и старых, провожали цепкие глаза старшего привратника. Беседа не мешала ему здороваться и прощаться.
   – Думаю, эвиссе Ипполите придется сдержаться, – шепнул Хуб Ивану. – Уж как – не знаю, а придется. Клиент все же!
   – Я тоже так думаю, – усмехнулся обломок и вышел из привратницкой на территорию храма.
 

Мы поедем, мы помчимся

 
   – Осторожно, ступеньки.
   – Не смешно, – холодно отрезала Аглая. – Я прошла тут несчетное количество раз и знаю каждую щербину на ступенях.
   – Видать, судьба у меня такая! – усмехаясь, вздохнул Иван. – Через одну Цапли со мною спорят и оттачивают на мне свое остроумие.
   – Ты уплатил за две недели. – В голосе Аглаи звучали недоверие и удивление. – Я до сих пор под впечатлением и не верю. Ты на самом деле хочешь быть со мною столь долго?
   – Да. Но немного не так. Это ты будешь со мною две недели. Притолока, побереги голову.
   – Не выбирая, сразу указал на меня. Что это?
   – Для уплаченных денег ты слишком разговорчива. Хорошо, я скажу. Это значит, что ты мне нужна. Просто необходима. Я шагу без тебя ступить не могу. Каждый день без тебя просто смерти подобен.
   Аглая остановилась и удивленно посмотрела на Ивана. Обломок прошел несколько шагов и обернулся:
   – Ты идешь?
   – Да. Но я не самая красивая в храме. Есть девочки красивее меня.
   – Зато ты не царапала Феодоре глаза в порыве зависти. Меня это устраивает. Кроме того, «красивая» и «некрасивая» в разговоре о Цаплях звучит глупо.
   – Фанес всеблагой посадил дерево моей судьбы много лет назад. В урочное время оно зацветет, и в урочное время его свалит порыв ветра. К чему лишняя суета?
   – Девчонки, которые пытались разорвать Феодору на куски, думали иначе.,
   – Это их дело. Нас объединяет только умение, в остальном мы разные. Ведь ты даже не помнишь меня! Помнишь Софию, помнишь Феодору, помнишь дурочек, что лезли императрице на глаза, а меня – нет. На тех глупых смотринах я стояла с самого краю и глядела в пол.
   – Стало быть, все это время ты не отбрасывала тени?
   Аглая холодно усмехнулась.
   – Что за околесицу насчет «своего самовара» ты нес в покоях Ипполиты?
   – Да так, не обращай внимания.
   – Впервые я с мужчиной столь долгий срок. – Цапля со странным выражением лица посмотрела в небо. – Должно быть, это необычно.
   – Боишься, привыкну?
   – Ты не привыкнешь. – Аглая холодно улыбнулась. – А я могу.
   – Осторожно, ямка.
   – Спасибо, эв имяхранитель, вы очень любезны. – Голос Цапли вымерз, в нем прозрачно звенел лед, и обломок поежился.
   – Всего доброго! – За ворота их проводил неизменный Хуб, калитка закрылась, и возница распахнул дверцу экипажа.
 

А напоследок я скажу

 
   О том, насколько «Жаркий полдень» – курорт вызывающе сибаритский, Иван получил представление уже на подъезде. Столько роскошных автомобилей и конных экипажей он не видел в одном месте никогда. Иван и Аглая подъезжали к месту «единовременного приема вод шестью сотнями человек» по главной дороге, и от обилия солнца на хроме и начищенной бронзе рябило в глазах. Высокие ажурные кованые ворота двумя мотылиными крыльями распахнулись перед новыми гостями. Бронзовая ограда, увитая патиновым вьюном, убегала в обе стороны куда-то очень далеко, к самому горизонту.
   Целебные воды, промыслом Фанеса всеблагого, отворились на скальном плато, неподалеку от побережья. Врачеватели Пераса, все, как один, пребывали по этому поводу в недоумении. Полагали, что в состав бьющих из-под земли источников непостижимым образом входит вода пресная с примесью малой толики морской.
   Носильщик погрузил на тележку вещи Ивана и Аглаи, а распорядитель отточенным жестом пригласил следовать за собой. Дорогой Иван вертел головой во все стороны и… холодел от ужаса, воспевая осанны своей прозорливости. Прекрасные дьяволицы с жарким огнем в глазах фланировали стайками и в одиночку, и не будь с ним «самовара», обломок не продержался бы и нескольких дней. Аглая холодно несла себя по дорожкам, вымощенным розовым сланцем, а точеный профиль, шутливо воспетый Иваном в первую их встречу, горделиво вздернула к небесам.
   – Ваш номер. – Распорядитель толкнул двустворчатую дверь на третьем этаже, вошел первым и раздернул на окнах шторы цвета спелого лайма.
   Пожелание Ивана администрация выполнила по мере возможности. Никакого ампира, лепнины и позолоты. Чистые грани, прямые углы, стекло, полированный металл, камень.
   – Когда я бываю в Акриотерме, поневоле становлюсь подвержен размышлизму. – Иван взгромоздил дорожный баул Аглаи на стол и пригласил спутницу распаковываться. – В доме старика Просто не могу наесться пустотой, воздухом и светом. Аглаюшка, часто ли ты попадаешь в высшее общество, где вынуждена поддерживать светскую беседу?
   – Я храмовая Цапля, – холодно отчеканила девушка и сбросила с головы капюшон. – Не стала невестой басилевса, но не понаслышке знаю, что такое «бомонд».
   – Должно быть, в разговоре великосветские пустозвоны частенько прикрывают свое незнание какой-нибудь загадочной словесной мишурой? Говорят малопонятную ерунду вроде: «Что и говорить, непознаваемый феномен!»
   Аглая не ответила, лишь вопросительно подняла на имяхранителя холодные глаза.
   – Спиши в утиль титулярные ужимки. Безнадежно старо! Запишешь или запомнишь?
   – Говори.
   – Если тебе станет скучно, оборви разговор на самом интересном месте и оставь собеседника в недоумении: «Эв Незнайка, запомните, пожалуйста, слово «бетон». За ним будущее!»
 

Мы с Тамарой ходим парой

 
   Кастора с женой Иван приметил тем же вечером, за ужином. Обломок остался неузнан благодаря смене облика – длинноволосому парику и многодневной щетине, отпущенной загодя.
   – Ты недоговариваешь, Иван. – Аглая казалась изящной глыбой льда, говорила мелодично и звонко, рубила слова аккуратно и взвешенно. Тонко постукивала серебряным прибором по фарфоровой тарелке. – Обрисуй мне хотя бы контуры своих задач. Я не знаю, что мне нужно делать.
   – Не понимаю твоих метаний. – Ивана всецело захватило наблюдение за подопечным. – Будь естественной, вот и все.
   – Ты отстранен и глух. Смотришь на меня и не видишь. Отчего-то напряжен, и создается такое впечатление, что приехал сюда вовсе не отдыхать. К тому же парик, борода… Я могу узнать все, что у тебя на уме. Тебе это известно. Но не хочу пускать в ход умение. Хочу быть с тобою честной. Как мне себя вести?
   – Аглаюшка, веди себя как Цапля. Так будет легче и тебе, и мне. Ты словно первый раз с мужчиной.
   – Но впервые мне не хочется использовать умение. Хочу быть сама собой.
   – А? Что? Ты что-то сказала?
   – Прослушал… Это даже хорошо. Я ничего не говорила. Ночью ты останешься довольным, мой господин.
   – Ага, – бездумно ответил Иван.
   Кастор отлучился по естественной надобности, и обломок немедленно последовал за ним. Аглая сопроводила этот демарш взглядом холодных серых глаз и молча вернулась к трапезе.
 
   Иван не уставал благодарить Провидение, а более того – собственную предусмотрительность за то, что рядом с ним Аглая. Дни напролет она, словно молниеотвод, принимала на себя пламенные взгляды молодых голодных дьяволиц, и обломок, будто заговоренный рыцарь на поле брани, оставался невредим. Ночами же… пожаловаться ему было, право, не на что. Более того, Иван получил то, о чем мечтал наипаче всего, – свободные руки днем. Кастор не сидел на месте, отдавался отдыху всей душой. На пятый день Иван заподозрил, что имяхранитель номер три уже жалеет, что прибыл в это райское место с женой. Несколько раз обломок примечал жаркие разговоры Кастора с какой-нибудь из молодиц, и всякий раз «вовремя» на сцену выходила Янга. Гримасу на лице Кастора при том нужно было видеть! А вот таинственный Некто обнаруживаться не спешил. Иван был этому и рад, и не рад. Уж лучше бы все кончилось побыстрее, думал он иногда. Вместе с тем сбывались его собственные прогнозы «о кануне полнолуния», что не могло не тешить прозорливое самолюбие.
   В ожидании конца месяца Иван ходил по следам Кастора, словно охотничий пес.
 

Торг уместен

 
   – Не крути головой, его здесь нет. Пока нет.
   День ото дня Аглая становилась с Иваном все любезнее, хотя Ивану казалось – холоднее. Он чувствовал неясный дискомфорт и, не будь всецело поглощен слежкой…
   – Кого нет?
   – Того крепкого молодого человека, за которым ты следишь как мать за ребенком.
   Обломок только брови приподнял в удивлении.
   – Иван, я поняла, что такое «свой самовар» и зачем ты привез меня сюда. Пожалуйста, не стой столбом. Это купальня, здесь принимают воды. Разденься сам и помоги мне.
   Сыщик поневоле без возражений принял белый пеплум Аглаи, помог девушке разоблачиться и разделся сам. Купальню архитектор представил себе весьма оригинально – огромный водоем в скальном бассейне неправильной формы, естественная колоннада и маленькие кабинки на двоих с длинными ажурными ширмами по бокам.
   В купальных костюмах прелестницы выглядели чрезвычайно волнующе. Нынешний сезон предписывал для модниц короткое газовое платье значительно выше колен, на одной бретельке, вроде греческой туники. Однако находились и такие дамы, которые предпочитали не отгораживаться от воды тканью. Аглая даже в мокром и полностью прозрачном купальном костюме выглядела так, что мужчины, соседи по купальне, нет-нет да и косились в ее сторону.
   – Тебе очень идет. – Она оглядела Ивана с ног до головы и одобрительно кивнула. – Извини, что говорю это лишь теперь. Раньше ты не услышал бы.
   Иван в черном трико наподобие борцовского смотрелся весьма импозантно, на него обращали внимание. Для того чтобы не быть узнанным, ему приходилось то и дело сбрасывать длинные волосы на лицо. Вне воды было легче – широкополый боливар преображал Ивана полностью. Впрочем, Кастор на мужчин не смотрел, взгляд его туманили аппетитные женские прелести, и для голодных глаз недостатка в пище не было.
   Подопечный Ивана без разбору глотал блюда местной кухни развлечений, обломок «заказывал» себе то же самое. Несколько раз Кастор пристально вглядывался в небритого здоровяка, чем-то отдаленно похожего на… впрочем, нет, Кастор всякий раз убеждал себя, что обознался. Иван, холодея, сутулился и прятался за чью-нибудь спину, и ни разу коллега его не узнал. А Кастор был непоседлив. Вслед за ним пришлось ехать на сафари, принять участие в конкурсе выпивох, состязании по стрельбе… Даже в бальный зал их с Аглаей затащил неугомонный «номер три».
   Фанты, крикет, шароплавание (желающих пощекотать себе нервы нашлось предостаточно), новомодная забава – волейбол. Этой игрой Иван проникся, а учитывая изрядное преимущество в росте, так и вовсе сделался опасным для соперников игроком. Само собой пришло понимание того, что и как нужно делать с мячом. Обломок «снимал» мяч на такой высоте и лупил с такой силой, что мяч взбивал на половине противника бурунчики песка. Его действия напоминали работу катапульты, и никто по доброй воле под такие удары не лез. Приходилось лишь следить за тем, чтобы не оказаться с Кастором в одной команде. Впрочем, широкополая панама на резинке, парик и короткая борода славно маскировали Ивана. Каждый удачный удар сопровождал взрыв эмоций, зрители рукоплескали, особенно усердствовали дьяволицы. К собственному ужасу, двух самых отчаянных своих поклонниц обломок начал узнавать в лицо – они попадались на глаза чаще обычного… и вряд ли случайно.
   В том, что эти опасливые подозрения имеют под собой более чем прочный фундамент, Иван убедился на десятый день пребывания в «Жарком полдне». Возвращаясь в номер раньше положенного (Кастор почувствовал легкое недомогание и вернулся к себе – «переел» развлечений), через неплотно прикрытую дверь обломок услышал голоса. Говорили женщины. Две. Доставать кистень пока не следовало, но узнать, в чем дело, – определенно!
   Иван тенью скользнул к двери, отворил пошире и замер.
   – …Это же видно всем! Он на вас и внимания не обращает! Вы ему не нужны!
   – Деточка, сколько вам лет?
   – Много! Двадцать! Вы холодная, да просто ледяная! И сказать по чести, не смотритесь около него!
   – Надеюсь, не открою тайны, если скажу, что объект ваших воздыханий обломок? Переживший свой кризис, вставший на ноги, но обломок.
   – Я знаю! Ну и что! Скоро наступит такое время, когда равенство…
   – Тссс, деточка моя! Тише. Стены здесь обычно глухи, но от подобных слов даже у них могут вырасти уши. Ваш папа разделяет ваши убеждения? Судя по всему, нет.
   – Откуда вы знаете?
   – Чтобы иметь возможность греть косточки на этом плато и мокнуть в бассейне, нужен очень толстый кошелек. Карман вашего папы оттопырен весьма пространно, причем оттопырился он в благословенные времена, когда равенством и не пахло. Следовательно, вашего папеньку все в современном положении дел устраивает. В том числе кастовое неравенство. Я и не сомневалась в его лояльности. Нужно быть идиотом, чтобы рубить сук, на котором сидишь.
   – При чем здесь мой папа? Что за намеки, Цапля? Речь идет не о нем!
   – Успокойтесь, барышня, я не знаю вашего папеньку, но и вы не навлекайте беду на родителя. Держите рот на замке. Итак, Иван.
   – Да, Иван! Вы ему не подходите совершенно и смотритесь, как глыба льда рядом с костром. Он горячий, очень горячий, я знаю!
   – Я это тоже знаю, – Иван не видел, но Аглая, должно быть, улыбнулась. Ну бестия! – Полагаете, вы рядом с ним будете смотреться куда более органично?
   – Да, полагаю!
   – Вы просто взалкали романтики, приключений. У вас ведь еще не было обломка? Тем более такого обломка?
   «Когда начнут торговаться, дождусь пика цен, выскочу из-за двери и крикну «продавай!» – про себя усмехнулся Иван.
   – Не было! Ну и что? Я опытная! Уж получше вас!
   – А Иван такой огромный, – продолжала издеваться Аглая. – Считаете, размер имеет значение?
   – Вы просто дура! Старая дура!
   – Я старше вас всего на пять лет. И мне хватит пяти минут, чтобы поменяться с вами местами.
   – Я стану четвертьвековой клячей?
   – Нет, двадцатилетней дурой. Часы на стене, засекайте.
   Иван отогнул рукав сорочки, бросил взгляд на «Лонжин», кивнул. По-видимому, то же сделала претендентка.
   – Для начала задам всего два вопроса. Вы знаете, кто я и почему Иван ходит с бородой?
   – Нет, не знаю! – с вызовом бросила дьяволица.
   – Не напрягайте голос, он еще пригодится. Слушайте меня очень внимательно. Синяя Борода, кто он?
   – Что? – Претендентка на мгновение потерялась. Призвала на помощь память. – Ну-у-у, старая сказка. Герцог или граф. Он убивал своих жен.
   – Мне жаль вас. Лучше бы это было сказкой. Вы знаете все, за исключением самого главного: за что и как он убивал несчастных.
   – За что и как? – Напора в голосе юной дьяволицы несколько убавилось.
   – Они ему просто надоедали. Очень быстро. Хватало нескольких дней, и Синяя Борода, словно паук, выпивал свою жертву. Гораздо интереснее способ, каким он это делал. Вы как раз всей душой стремитесь возлечь на плаху.
   – Что?
   – Возляжете и одним прекрасным утром не встанете с постели. Ведь вы согласились, что размер имеет значение. А сейчас поймете, почему только храмовая Цапля может безбоязненно делить ложе с Синей Бородой. Для всех остальных оно зовется плахой. Может быть, сами догадаетесь, почему только храмовой Цапле не страшен Синяя Борода?
   – Цапли обладают умением. – Голос дьяволицы окончательно сорвался, и она подпустила петуха.
   – Недоступным обычным женщинам, – улыбнулась Аглая.
   – Но… но борода Ивана вовсе не синяя! – ошарашенно пробормотала претендентка.
   – Деточка, синей борода бывает только в сумерках. И лишь когда начинает отрастать. Вы замечали, что нижняя часть лица мужчин через день после бритья становится синей?
   – Д-да. Фанес всеблагой!!!
   – Деточка, Синяя Борода дремлет в каждом мужчине. Но в моем она уже пробудилась! Что я слышу? Кажется, пришел тот, о ком мы так увлекательно беседуем. Иван! – позвала Аглая. – К тебе гостья!
   «Бестия, настоящая бестия!» Ивану пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не рассмеяться. Стоило ему хлопнуть входной дверью и шумно войти в гостиную, мимо стремглав промчалось нечто молодое и донельзя перепуганное.
   «Кажется, меня больше не покупают».
   Аглая холодно улыбнулась ему, развела руками и пожала плечами.
   – Надо было продавать на пике цены. – Уже не пряча ухмылки, он опустился в кресло.
   – Я не простила бы себе ее гибели. Кроме того, эта пигалица сорвала бы тебе всю охоту. Да и самоварчик из нее так себе. Прости за каламбур, скорее чайник.
 

Ты скажи, ты скажи, не те надо, че надо

 
   На двенадцатый день, когда нервы Ивана закрутились в спираль и гудели, точно гитарные струны, с Кастором заговорил на улице ничем не примечательный человек, каких на сотню двести. После нескольких фраз имяхранитель номер три отослал куда-то Янгу, и собеседники присели на скамейку в тени розовой акации.
   Иван сделал стойку, как охотничий пес, но подойти ближе, не вызывая подозрений, не мог. Он беззвучно, одними губами, выругался.
   – Присядем. – Освежающе-морозный голос Аглаи унял рокот в горле обломка и остудил, точно северный ветерок в знойный день. – Я смогу тебе помочь.
   – Обратишь меня маленькой птахой? – Иван с усилием растянул губы в подобие улыбки. – Мне очень нужно знать, о чем они говорят.
   – Ты будешь знать. – Аглая присела на скамейку, стоявшую напротив, через парковую дорожку. – Садись же. Я читаю по губам.
   Иван подчинился.
   – «…Надеюсь на ваше понимание. Это как раз тот случай, когда нужно крепко подумать, прежде чем сказать «нет». Я высокого мнения об умственных способностях господ Стоика и Урсуса, но, право же, следует думать обстоятельнее. Тем более когда речь заходит о столь значимых вещах». Говорит Кастор: «Не понимаю. Чего вы от меня хотите?» Тот, второй: «Я говорю о неудачах, которые случаются со всеми. Мы лишь предлагаем взять неудачи под контроль». Кастор: «Не понимаю». Второй: «Раз уж от неудач никто не застрахован, давайте сами станем хозяевами своих провалов. Пусть они случаются не тогда, когда укажет слепая судьба, а когда захотим мы». Кастор: «Как такое возможно?» Второй: «Обманем судьбу. Вы проиграете схватку с торгом в тот день, когда захотите сами». Кастор: «А при чем здесь вы?» Второй: «А мы поможем определить день проигрыша».
   – Дальше можешь не продолжать, – буркнул Иван, наблюдая за скамейкой напротив. – Все и так понятно.
   Кастор вспылил, схватил своего собеседника за шиворот и крепко встряхнул, что-то при этом выговаривая. Лицо его перекосилось от злости. Имяхранитель номер три кривил губы, а глаза разве что молнии не испускали. Наконец он вскочил, оставил неприметного человека сидеть на скамейке и, широко вышагивая, удалился.
   – А еще второй сказал: «Два раза мы предлагать не станем. Стоик и Урсус могли бы подтвердить».
   Иван мрачно посмотрел на Аглаю и бросился следом за Кастором.
 

«А» и «Б»

 
   После той беседы на скамейке Кастор заметно помрачнел. Перестал балагурить, провожать взглядом хорошеньких женщин. Ел и пил без аппетита и ходил точно в воду опушенный, постоянно оборачиваясь. Иван следовал за ним тенью, не забывая активно вертеть головой во все стороны. На тринадцатый день, в самый канун отъезда, Кастор в одиночестве забрел в ресторан и нагрузился чуть больше того, чем позволяла осмотрительность. А поздним вечером, когда завели свои музыкальные шкатулочки цикады, люди высыпали смотреть ночное шароплавание и закат преисполнил все сущее негой отдохновения, молодого имяхранителя отчего-то потянуло в купальню освежиться.
   – Болван! – Иван сторожко крался за ним в тени райских кущ, и душу наполняла тревожная дрожь, как перед схваткой. – Куда тебя несет?
   Кастор в первой же кабинке неловко разоблачился, влез в воду и долго плескался, отфыркиваясь, будто кит.
   – Эк тебя вино разобрало. – Иван из своего укрытия неодобрительно покачал головой.
   В тот самый момент, когда незадачливый выпивоха засобирался выйти на сушу и даже ухватился за поручни, откуда ни возьмись на каменном бортике выросли три человека. Кастор еще ничего не видел, брел по лестнице, отфыркивался, но зловещая троица встала на его пути, подобно самой неотвратимости. Иван замер в укрытии, готовый вмешаться в любой момент. Наконец Кастор поднял голову и остановился:
   – Ч-чем обязан?
   – Да, собственно, ничем, – ответил кто-то из троицы голосом низким и тягучим, словно патока. – Уже ничем.
   – Поутру, найдя вас на дне этой купальни, многие озаботятся собственным поведением. Чрезмерное питие и купание несовместимы. – Голос второго был столь же неприятен.
   – Это наконец должно быть понято, – прогудел третий.
   Кастор сделал шаг назад; Иван, наоборот, шаг вперед.
   – Дем Кастор, не заставляйте нас лезть в воду. – Первый.
   – Да, собственно, мы и не полезем. – Второй.
   – Полезет она. – Третий.
   Акватория источника освещалась колонией люминесцентного мха, выросшего на окружающих камнях, и в легком оранжевом свете купальня походила на сказочный сон. Один из ревнителей трезвости на водах присел у самого бортика, и тотчас водная гладь странно изломалась и пошла мелкой рябью. Волнообразный клин резал острием воду и приближался к Кастору неуклонно, будто железо к магниту.
   – А вот это лишнее! – прошипел Иван и скользящим шагом подался влево, на замеченную ранее проплешину среди деревьев. Что-то с громким всплеском разбило зеркало воды как раз в том месте, где только что находился источник странной ряби. Закрутился короткий бурун, взвился фонтанчик, и на волнах закачались два длинных обрубка, еще секунду назад бывшие змеей-подколодницей.
   Странная троица заозиралась. Иван вышел из тени, встал против любителей редких животных.
   – Уважаемые демы, ночное омовение требует особой атмосферы, не находите? Не дело нарушать чье-либо уединение. И уж тем более таким предосудительным образом.
   Иван про себя начал отсчет. Раз. Если троица имеет приказ убрать Кастора любой ценой, невольный свидетель в нее входит. Сомневаться не приходилось. В этих пикантных обстоятельствах счет шел на мгновения. При счете «два» кто-нибудь из непрошеных гостей должен упасть и по возможности остаться лежать. Обломок нутряным чутьем угадал момент удара и опередил противника на одно мгновение. Фреза, вторая из двух, с отвратительно-глухим стуком нашла лицо нападавшего, вонзилась в переносицу и соединила глаза в одну линию. По камням запрыгал нож, грузное тело глухо повалилось наземь.