Страница:
– Ладно, заверните. Прихвачу ваш шедевр, – сказал Иван. – Только без рамы, она не впишется в мои интерьеры. Дадите время подумать? До полной луны еще два дня.
– Без рамы нельзя, это законченная вещь, – сказал Немезис. – Вечером перед наступлением полнолуния вы должны дать ответ. Ваш двойник заедет за вами в шесть.
– Нет-нет. Если можно, обойдемся без зеркальных отражений. Новая встреча со своей темной половиной кажется мне пошлой, как водевиль для безымянных.
Немезис подал знак, и лже-Иван подернулся рябью, заструился, будто горячий воздух в пустыне. Стал нечетким, как смазанная фотография. Обломок даже глаза прищурил и заслонился рукой, оберегая глаза от фокусов ожившего миража.
– Это полиморф. Зовут Нерей, – пояснил Немезис. – Принимает любой облик. Ну… почти любой. Кое-что ему все-таки не позволяется. И он это знает, правда, малыш? Нельзя принимать облик папочки Немезиса, это смерти подобно.
Полиморф оплыл, словно стеариновая свеча, перестал струиться, потом внезапно, рывком обрел четкость и стал вполне обычным человеком. Заурядным, чуточку грузным мужчиной. Встретишь на улице – пройдешь мимо. Он подошел к стене, снял то, что Немезис назвал «Закат на Ифидисе», завернул в газеты и перевязал жгутом.
– До завтрашнего вечера, имяхранитель, – сказал Немезис и отсалютовал кофейной чашкой.
– Вас не сильно расстроила потеря двоих болванов на водах? – язвительно спросил на пороге Иван. – Я не хотел. Они первые начали.
– Не берите в голову. – Чернокнижник небрежно отмахнулся. – Вы правильно сказали – болваны. А болванов в мире как мух. До встречи…
Дома Иван распаковал картину, критически оглядел и так, и эдак, повертел в руках, перевернул вверх ногами: Усмехнулся и отставил в сторону. Нагнулся подобрать с пола газеты и наткнулся глазами на интригующий заголовок. «Двойное убийство!» – аршинными буквами возвещали «Ведомости».
Бормоча: «Интересно, интересно», он развернул газетный лист. В статье, переполненной восклицательными знаками и многоточиями, писали, что на северо-восточном побережье рыбаками обнаружены два мужских тела. Трупы не поддаются опознанию, так как лица утопленников сильно изъедены морскими обитателями. Окружная жандармская служба вынесла вердикт о насильственной смерти. У одного из найденных острым предметом перебит позвоночник, второй убит рубящим ударом в лицо. Не исключено, орудием убийства послужил тот же предмет. Загадкой для полиции является не только личность убитых, но и место совершения преступления. В округе никто из жителей не пропал. По всей видимости, убитые были нездешними.
– Значит, расщелина все же ведет в море, – поднял Иван палец, будто продолжая давешний спор с Кастором. – Парень с девчонкой из легенды вполне могли бежать. Не только они, их младшие брат и сестра тоже.
Настроение улучшилось, будто получил привет от старых друзей. Иван еще раз взглянул на картину и неожиданно для себя расхохотался. Стало удивительно легко, и уверенность, что все образуется, снизошла на него как долгожданная вечерняя прохлада. Он бросил взгляд на творение Немезиса.
– Место этому шедевру только в музее, – усмехнулся Иван. Повернулся к линзе, заказал к подъезду конный экипаж и в хорошем расположении духа сварил себе кофе.
Урочным вечером, едва пробило шесть, в дверь позвонили. Давешний полиморф молча стоял на пороге и ждал.
– Очень вовремя. Проходи, ты мне нужен.
– Хозяин ждет ответа.
– Знаю. Сейчас поедем к нему. У меня для него готов отдарочек.
Взгляд полиморфа сделался вопросительно-удивленным.
– Я приготовил для твоего хозяина ответный подарок. Как человеку искусства. Что, на твой взгляд, подходяще? Все же ты в какой-то степени моя половина, и вкус у тебя быть просто обязан.
На столе стояли две картины, написанные в одной манере.
– Мазня мазней, – скривился полиморф. – Мы берем это с собой?
– Обязательно.
– Тебе придется выпить это. – Нерей подал Ивану небольшой пузырек с бесцветной жидкостью. – Ты не должен знать, куда мы едем.
– Опять?
– Уже пора привыкнуть.
– Так и жизнь можно проспать, – проворчал Иван, но тем не менее содержимое пузырька выпил.
– …Проснитесь, имяхранитель, ну просыпайтесь же. Так и жизнь можно проспать!
Иван протер глаза.
– Не далее как час назад я говорил то же самое вашему помощнику.
– Увы, лишь время сущее, все остальное тлен. Мы стали ближе к нашей цели еще на час. Надеюсь, вам хватило времени для принятия решения?
– О да, конечно. Я подумал и решил отказаться от слова «нет». Вы правы, мерзкое и неприятное слово. От него веет какой-то безысходностью.
– Это просто восхитительно! Я надеялся на ваше понимание. Позвольте предложить отобедать с нами. Предстоящая луна потребует от вас большего мужества, чем обычно. Ведь именно сегодня звезды пророчат вам неудачу. Ноктис, увы, погибнет, и храбрый имяхранитель окажется бессилен перед силою полной луны. Расмус, бродяга, готовь обеденную залу! Труппу котофеев и синих дев на сцену! Лучшие вина на стол! Вам, имяхранитель, как обычно, мадеру?
– Почему-то не удивляюсь тому, что вы изучили меня досконально. Да.
– Лучшую мадеру на стол! Дражайший Иван, ну скажу я вам, это будет пиршество! – Немезис взмахнул руками, словно дирижер. – Но, может быть, вам перед подвигом противопоказан алкоголь?
– Полноте, дорогой астролог. Что за сомнения? Чуть-чуть доброго вина для поднятия духа не повредит.
К восьми часам нелепо-роскошная обеденная зала была убрана со щедростью, граничащей с безвкусицей. «Он не мог сделать красиво, поэтому сделал богато», – усмехнулся Иван. Страсть хозяина к золоту и его оттенкам смахивала на патологию. Практически все в обеденной зале было сделано из золота или раскрашено под него.
«Немезису впору менять псевдоним. – Иван прикрыл глаза. – Например, Мидас! Чем плохо?»
На сцене творилось нечто невообразимое. Бал в бестиарии. Под аккомпанемент «поганых арфистов», странных существ, более всего похожих на заключенных в огромные веники истощенных негритят, невообразимые получеловеческие пары исполняли что-то отдаленно напоминавшее балетное адажио.
– Хороши прелестницы? – не поднимая головы от тарелки, спросил Немезис. – Синие девы. Не желаете уединиться? Очень рекомендую. Выбирайте любую. Если нравятся мальчики, берите их партнеров, котофеев.
– Девочку, это непременно! – Иван искоса бросил взгляд на часы и поднял бокал. – Ваше здоровье!
Прислуживали сатиры и колченогие зайки. Нельзя сказать, что их присутствие здорово улучшало аппетит. Лишь к перемене блюд Иван освоился в этом странном доме и перестал обращать внимание на фантазии природы. В девять часов Иван, сально ухмыляясь, удалился с примой «синих дев». В кабинет Немезиса он вернулся к десяти, изрядно навеселе.
– Скоро полная луна! – патетично доложил Расмус.
– Пора, Иван! – Немезис вышел из-за стола прощаться. – Вас отвезут на место. Рад, что удалось достигнуть понимания. За фотографии и линзапись не извольте беспокоиться. У меня они как в банке. Давайте прощаться?
– Давайте, давайте прощаться! – Иван полез обниматься и сдавил хозяина так, что у того глаза полезли на лоб. – Извините, если что не так, драгоценный Немезис! Синяя дева – это впечатление на всю жизнь!
И уже на пороге, хлопнув себя по лбу, обернулся:
– Чуть не забыл! У меня же для вас подарок. Я нашел в вас родственную душу и не могу не отдарить! Нерей, неси!
Заинтригованный хозяин приподнял брови. Через несколько минут сатир и полиморф установили картины на столе, и Иван торжественно сдернул покрывало с первой.
– Мой подарок хозяину дома! «Восход на Погребальном!» Ура!
– Иван, вы пьяны! Это же то самое полотно, что я подарил вам! Вы перебрали мадеры!
– Ну что вы! Вот ваше полотно! – Обломок сдернул покрывало со второй.
Картины, стоящие рядом, походили друг на друга как два оттиска одной печати. Аляповатые пятна, линии, круги. Иван услышал сказанное сатиром вполголоса: «Ну и мазня!»
– Вот ваша, а вот моя. Сам написал! Или, наоборот, вот ваша, а вот моя.
Немезис подбежал к столу, долго не мог выбрать, наконец схватил одну из картин и перевернул. «Имяхранитель Иван», гласила надпись на обороте.
– Я тоже очень способный, хоть и обломок, – гордо бросил имяхранитель и смачно рыгнул.
– Что вы несете! Вы всего-навсего обломок! У вас нет Имени, а у меня есть! Я художник, а вы… вы… просто тупая машина! – Чернокнижник разошелся не на шутку. – Не смейте равнять себя со мной! Наша договоренность еще не делает нас друзьями!
– Да, нехорошо получилось. – Иван поскреб загривок. – Ну я пойду?
– Идите! – рявкнул Немезис и устало опустился за стол.
Иван, понурив голову, двинулся обратно к выходу. На пороге он остановился:
– Я тут что подумал… Если любой обломок, да просто тупая машина, может написать такое, выходит, что и у него есть Имя? Есть талант?
– Чушь! – взревел чернокнижник. – Нет у вас никакого Имени! На то вы и обломок! Об-ло-мок! Тупая ма-ши-на!
– Ну тогда выходит – у вас нет Имени!
– Попали пальцем в небо! – ехидно скривился Немезис. – И вы это прекрасно видите!
– Тогда получается, что живопись не ваше призвание. Это не ваша стезя.
– Враки! Выдумки! Все кругом восхищаются моими работами! Беда лишь в том, что не всякий идиот дорос до настоящего искусства!
– Кто восхищается?
– Расмус, Нерей, вам ведь нравится?!
– О да, хозяин! Очень глубоко и концептуально!
– Съели, имяхранитель?
– Которая из двух нравится больше? – вместо ответа невинно вопросил Иван.
– Эта! – И оба подручных показали на разные картины.
– У меня тут случайно завалялась линзапись из одного авторитетного источника… Профессор Гелиополисской художественной академии ознакомился с вашим шедевром и сделал кое-какие выводы.
Иван достал из сумки карманную линзу, включил запись.
«…Молодой человек, что за дикие каракули вы принесли? Мало того что эта… эта мазня глубоко вторична, так и цветовая гамма просто ужасна! Можете мне поверить, место этому примитивному новоделу на помойке. Человек, сотворивший подобное, не в себе… Не в себе, но с явными претензиями».
– Маз-ня! – отчеканил Иван и, глядя на картины, покачал головой. Затем вытянул перст в сторону подручных Немезиса. – А этим не верьте. Врут! Хамы и лизоблюды!
Расмус и Нерей задохнулись от обиды, раскрыли рты и забыли закрыть.
– Ну я пошел? – Обломок очередной раз собрался выйти. Немезис, бледный как полотно, смотрел то на картины, то на своих приспешников, то на Ивана.
– Хотя я тут подумал… – Иван третий раз вернулся с порога. – Ошибки случаются. Человек думает, что его талант – живопись, а на самом деле что-нибудь совершенно другое. А что у вас? Неужели не догадываетесь?
Чернокнижник, раздавленный, размазанный неожиданным откровением, как соус по тарелке, казалось, не слышал, что с ним говорят.
– Талант полноименного в том, что у него получается лучше всего и чему он отдается всей душой. Что получается у вас лучше всего?
Немезис пожал плечами.
– Не скромничайте, дружище. Ах, как талантливо вы организовали убийство Стоика и подставили меня! – Иван щелкнул пальцами и сел в кресло. – А покушение на Урсуса? Как мрачно и зловеще улыбаюсь я в линзу! И даже кричи я сейчас на всех углах, что невиновен, мне никто не поверит. Что и сказать, талантище! А взять вашу подпольную империю! Чтобы такую выстроить, нужно обладать выдающимся размахом и иметь к этому неоспоримую тягу.
Чернокнижник, Расмус и Нерей слушали Ивана как завороженные. Обломок за несколько секунд перевернул всю их вселенную вверх ногами. Могущественный Немезис раздавлен, словно слизень. Очевидное, подобно внутренностям, вылезло наружу.
– Ну ладно, империя, мошенничество, тотализатор – все это понятия одного порядка, – продолжал Иван. – Куда двигаться дальше? Создать вторую империю? Ничего нового. Организовать десять убийств? Было. А вот взять чужую душу в ежовые рукавицы и заставить подопытного самого прыгнуть в пропасть – это ново, это вершина. Как талантливо меня подвели под монастырь! Не устаю восхищаться. Любой мой шаг приведет к непоправимым последствиям. Погибну либо я, либо мой подопечный. Даже думать больно, что предпочесть. Дилемма, однако! Душа всмятку! Иезуиты изошли бы завистью!
Иван тяжело поднялся и пошел к выходу. Троица с трепетом ждала, что на пороге он вновь остановится, и… дождалась.
– Чуть не забыл. – С издевательской улыбкой Иван хлопнул себя по лбу и вернулся на место. – Мы тут с вами промаялись дурью почти до полуночи, а время-то бежит! Думайте сами: живет человек, совершенствуется и наконец дорастает до главного дела своей жизни. Вот он, шедевр! Венец творения – человеческая душа в ежовых рукавицах. Что дальше? А ничего! Остается только Фанеса за грудки взять. Но, боюсь, вам, дражайший Немезис, это не по силам. Приехали! Прошу всех освободить вагон!
Немезис, не в силах более наблюдать эту сцену, закрыл глаза. Расмус и Нерей словно окаменели.
– Вы не все знаете, друзья! – Иван закинул ногу на ногу, а чернокнижник испустил протяжный стон. – Между тем это весьма поучительно! Я расскажу. Очень важно уяснить, как именно полноименный понимает, что пришел его срок! Что горги уже водят носами, вынюхивая его ноктиса. Вершина в жизни достигнута, все валится из рук, какое-то непонятное беспокойство возникает в душе. Тянет забиться в самый темный угол. И это можно понять! Умирать очень не хочется. Но придется, ибо лишь время сущее, все остальное тлен. Я ничего не напутал?
Немезис глядел сквозь Ивана. Глядел и ничего не видел.
– На улице полная луна, глаза слипаются. Вот-вот ноктис вырвется на волю и умчится купаться в лунном свете. А там… там его поджидают горги. Так бывает. Но тут… какое счастье! В гости по-приятельски заглянул лучший имяхранитель Пераса. Счастливый полноименный бросается ему в ноги с мольбой: «Помоги!»
Иван взял со стола плод лайма, надкусил и восторженно закачал головой. Хороший, спелый!
– Возможно, кое-кто не расслышал моих слов, но я не ленив, я повторю. Итак, в гости по-приятельски заглянул лучший имяхранитель Пераса. Счастливый полноименный бросается ему в ноги с мольбой: «Помоги!»
Сатир и полиморф как ужаленные подскочили к Немезису и наперебой стали что-то шептать тому на ухо.
– Молю, возьми моего ноктиса под защиту! – прошептал чернокнижник и сполз на колени.
Хозяина подпольного тотализатора трясло. В одно мгновение весь его мир рухнул, сложился внутрь, будто карточный домик.
– А все почему? – Иван встал и прошел к выходу. – Нужно вовремя разобраться в себе. А то занимается человек всю жизнь не своим делом и думает, что живет правильно. А жизнь-то мимо прошла! Я прав?
– Прав! – хором ответили все трое.
– Ну я пошел, что ли? – Иван помахал с порога рукой.
– Куда? – взмолился Немезис. – Не уходи! Иначе я прикажу тебя прикончить!
– Фи, как грубо! – сморщился Иван и, вытянув руку, показал на полиморфа. – Тогда пусть твоего драгоценного ноктиса бережет этот тип! Похож на меня как две капли воды. Способный юноша. Должно быть, и лунных зверей чувствует так же, как я.
– Прошу тебя! – захлебываясь паническим рыданием, пролаял чернокнижник, подполз к имяхранителю и обнял его за ноги. – Я прошу тебя! Сохрани!
Иван какое-то время презрительно смотрел сверху вниз на некогда могущественного хозяина жизни и жестко отчеканил:
– Хорошо!
– А не обманешь?
– Не будь идиотом, чернокнижник! Сегодня для тебя счастливое стечение обстоятельств! Небесным промыслом я сегодня без контракта!
Обломок многозначительно улыбался. Немезис, подвывая, отпустил Ивана, качаясь, побрел к ближайшему стулу и рухнул на него.
– Мне дурно! Вот-вот ноктис вырвется на свободу.
– Но кое-что мы не учли, – с порога усмехнулся обломок, обозревая притихшую троицу. – Я жестко связан по рукам и ногам и не могу выиграть этот поединок. Ведь моя победа обернется моим приговором. Увы, обстоятельства сильнее меня! Я правильно сформулировал вашу мысль?
Нечеловеческий вопль отчаяния взлетел к потолку. Снаружи послышался топот ног, двери распахнулись, и пестрое воинство Немезиса влетело на крик хозяина в кабинет.
– Что случилось? Кто кричал?
– Вон! Все вон! – Сатир и полиморф пинками вытолкали любопытных из кабинета.
– Это конец! Конец… – прошептал чернокнижник и поник головой.
– В каком случае фотографии и линзапись минуют полицию? Ну, живо отвечай! – Иван крепко встряхнул Немезиса за шиворот, и к тому на мгновение вернулся рассудок.
– В полночь прекращается прием ставок. Они накапливаются на специальном банковском счете. К утру становится ясно, выиграл ты или проиграл. Поскольку я ставлю на твой проигрыш и ты действительно проигрываешь, джекпот достается мне. К шести утра его переведут на мой счет. Документы остаются без движения. Если ты выиграл и тем нарушил условие соглашения, деньги не поступают на счет. Документы немедленно пересылаются с курьером в полицию.
– Может быть, все-таки проиграть? – задумчиво произнес Иван и глубокомысленно закатил глаза. – Ну его к дьяволу, это благородство! Пора и о себе подумать.
– Нет, нет! Я все отменю! – взмолился Немезис. – Я все отменю!
– Не успеешь! Машина запущена.
– Что делать? Что делать? – Чернокнижник ломал руки, а его подручные мрачно смотрели на хозяина.
– Сейчас одиннадцать. – Иван взглянул на часы. – До окончания приема ставок целый час. Повторим еще раз. В полиции дело против меня не закрутится только в том случае, если деньги поступят на твой счет, так?
– Да.
– Если я выиграю схватку с торгами, ты останешься жить, но подохну я, так как деньги на счет не поступят и документы отправят комиссару Диогенусу. Правильно?
– Д-да.
– Значит, нужно объединить большие деньги с моим выигрышем. Так?
– Да.
– Знаешь ли ты, дражайший император зла, с какой скоростью распространяются сплетни?
– Очень быстро.
– Верно, очень быстро. Измени формулировку пари. Выигрыш приносит не победа имяхранителя над торгами, а сохранность ноктиса! Немедленно организуй утечку слухов. Пусть остальным игрокам станет известно, что ты единственный поставил на мое поражение. Тебя сочтут человеком, который знает больше остальных, и бросятся менять ставки. С выигрыша на проигрыш. Я тем временем поставлю на свою победу и сохранение твоего ноктиса. Дай мне номер счета, куда перечислить ставку, и номер счета, куда должен поступить приз! Живо! У тебя всего час!
– Т-ты должен поставить не менее десяти тысяч, – прошептал Немезис. – У тебя…
– Есть! – рявкнул Иван. Недавнее опьянение исчезло, будто его вовсе не было. А может быть, и действительно не было? – Прекрати заикаться и отдавай распоряжения! Ты же император зла, а не тряпичная кукла.
…Через несколько минут таинственные слухи поползли по Перасу и, за полчаса обежав материк, вернулись в Гелиополис. Немногие банки, работавшие в круглосуточном режиме, задохнулись валом денежного потока. К полуночи дело было сделано. Огромные средства перетекли с одного банковского счета на другой, причем каждый игрок пребывал в уверенности, что уж он-то оказался умнее остальных.
– Информация – страшная сила! Главное – правильно ею распорядиться! – это или примерно это изрек каждый игрок в безмерной гордости за себя, прозорливца.
А к полуночи, перестав сдерживать собственного ноктиса, Немезис засветился, будто внутри у него зажглось крошечное солнце. Иван дождался, пока свет изольется наружу, потускнеет и уплотнится в человеческую фигуру, и во всеоружии последовал за Именем.
Еще никогда у Ивана не было такой беспечной полной луны. Ни единого горга не появилось в пределах видимости, ни одна лунная тварь не покусилась на ноктис Немезиса. Словно того и вовсе не было. С тем и встретили рассвет.
– Я ничего не понимаю! – прошептал утром очнувшийся чернокнижник. – Почему горги на меня не напали?
– А что тут непонятного? – усмехнулся Иван. – Ты еще не сделал главного дела своей жизни, император зла.
– Но ты же меня уверял…
– Мало ли, что я говорил! Ошибся, с кем не бывает. Но одно могу сказать определенно – живопись не твое призвание.
– Что мне делать? – Немезис обхватил голову. – Этой ночи мне не простят. Я покойник! Они все поймут – и про слухи, и про ставку.
– Зато с формулировкой пари ты попал в точку! Если бы ставили на мою победу над торгами, плакали бы наши денежки. Не было ведь никакой победы. Даже схватки не было. А «сохранность ноктиса» звучит весьма обтекаемо. Не один крючкотвор не придерется.
– Будь уверен, в следующий раз сформулируют как нужно, – покачал головой чернокнижник. – Но уже без повелителя лжи эва Немезиса. – Он печально улыбнулся. – И что мне теперь делать?
– Спрашиваешь совета у обломка?
– Да.
– А чего хочется больше всего? – ухмыльнулся Иван.
– Смеяться. Хохотать как сумасшедший. Хихикать как слабоумный. Ржать как лошадь.
– У меня необоримое желание разорвать тебя на куски. Потом своего двойника и остальных твоих шакалов. Стоика и Урсуса я не забуду и не прощу. Но наказывать… пусть этим занимается полиция. Кстати, они вот-вот подъедут. И я впервые склоняюсь к мысли, что жизнь – более суровое наказание, чем мучительная, но быстрая смерть.
– Ты оставишь меня жить?
– О да! Жить и мучиться. Иди сюда, Немезис. Сядь у зеркала. Где твои краски, полноименный?
– В мастерской. Что ты собираешься делать?
– Увидишь…
Через какое-то время на гелиополисской площади Триумфа Пятьсот Пятого года появился человек в нелепой одежде и огромных, не по размеру, башмаках. Лицо было причудливо размалевано – ярко-красные щеки, белая краска вокруг рта, пунцовые уголки губ и прилеплен огромный красный нос. Стоило человеку выпрыгнуть из неприметной черной кареты – так, будто кто-то направил его движение мощным толчком ноги, – его немедленно облепили дети, и веселый дружный смех вспугнул голубей.
Громче всех смеялся сам клоун…
Эта
– Без рамы нельзя, это законченная вещь, – сказал Немезис. – Вечером перед наступлением полнолуния вы должны дать ответ. Ваш двойник заедет за вами в шесть.
– Нет-нет. Если можно, обойдемся без зеркальных отражений. Новая встреча со своей темной половиной кажется мне пошлой, как водевиль для безымянных.
Немезис подал знак, и лже-Иван подернулся рябью, заструился, будто горячий воздух в пустыне. Стал нечетким, как смазанная фотография. Обломок даже глаза прищурил и заслонился рукой, оберегая глаза от фокусов ожившего миража.
– Это полиморф. Зовут Нерей, – пояснил Немезис. – Принимает любой облик. Ну… почти любой. Кое-что ему все-таки не позволяется. И он это знает, правда, малыш? Нельзя принимать облик папочки Немезиса, это смерти подобно.
Полиморф оплыл, словно стеариновая свеча, перестал струиться, потом внезапно, рывком обрел четкость и стал вполне обычным человеком. Заурядным, чуточку грузным мужчиной. Встретишь на улице – пройдешь мимо. Он подошел к стене, снял то, что Немезис назвал «Закат на Ифидисе», завернул в газеты и перевязал жгутом.
– До завтрашнего вечера, имяхранитель, – сказал Немезис и отсалютовал кофейной чашкой.
– Вас не сильно расстроила потеря двоих болванов на водах? – язвительно спросил на пороге Иван. – Я не хотел. Они первые начали.
– Не берите в голову. – Чернокнижник небрежно отмахнулся. – Вы правильно сказали – болваны. А болванов в мире как мух. До встречи…
Привет из прошлого
Дома Иван распаковал картину, критически оглядел и так, и эдак, повертел в руках, перевернул вверх ногами: Усмехнулся и отставил в сторону. Нагнулся подобрать с пола газеты и наткнулся глазами на интригующий заголовок. «Двойное убийство!» – аршинными буквами возвещали «Ведомости».
Бормоча: «Интересно, интересно», он развернул газетный лист. В статье, переполненной восклицательными знаками и многоточиями, писали, что на северо-восточном побережье рыбаками обнаружены два мужских тела. Трупы не поддаются опознанию, так как лица утопленников сильно изъедены морскими обитателями. Окружная жандармская служба вынесла вердикт о насильственной смерти. У одного из найденных острым предметом перебит позвоночник, второй убит рубящим ударом в лицо. Не исключено, орудием убийства послужил тот же предмет. Загадкой для полиции является не только личность убитых, но и место совершения преступления. В округе никто из жителей не пропал. По всей видимости, убитые были нездешними.
– Значит, расщелина все же ведет в море, – поднял Иван палец, будто продолжая давешний спор с Кастором. – Парень с девчонкой из легенды вполне могли бежать. Не только они, их младшие брат и сестра тоже.
Настроение улучшилось, будто получил привет от старых друзей. Иван еще раз взглянул на картину и неожиданно для себя расхохотался. Стало удивительно легко, и уверенность, что все образуется, снизошла на него как долгожданная вечерняя прохлада. Он бросил взгляд на творение Немезиса.
– Место этому шедевру только в музее, – усмехнулся Иван. Повернулся к линзе, заказал к подъезду конный экипаж и в хорошем расположении духа сварил себе кофе.
Забудьте слово «нет»
Урочным вечером, едва пробило шесть, в дверь позвонили. Давешний полиморф молча стоял на пороге и ждал.
– Очень вовремя. Проходи, ты мне нужен.
– Хозяин ждет ответа.
– Знаю. Сейчас поедем к нему. У меня для него готов отдарочек.
Взгляд полиморфа сделался вопросительно-удивленным.
– Я приготовил для твоего хозяина ответный подарок. Как человеку искусства. Что, на твой взгляд, подходяще? Все же ты в какой-то степени моя половина, и вкус у тебя быть просто обязан.
На столе стояли две картины, написанные в одной манере.
– Мазня мазней, – скривился полиморф. – Мы берем это с собой?
– Обязательно.
– Тебе придется выпить это. – Нерей подал Ивану небольшой пузырек с бесцветной жидкостью. – Ты не должен знать, куда мы едем.
– Опять?
– Уже пора привыкнуть.
– Так и жизнь можно проспать, – проворчал Иван, но тем не менее содержимое пузырька выпил.
– …Проснитесь, имяхранитель, ну просыпайтесь же. Так и жизнь можно проспать!
Иван протер глаза.
– Не далее как час назад я говорил то же самое вашему помощнику.
– Увы, лишь время сущее, все остальное тлен. Мы стали ближе к нашей цели еще на час. Надеюсь, вам хватило времени для принятия решения?
– О да, конечно. Я подумал и решил отказаться от слова «нет». Вы правы, мерзкое и неприятное слово. От него веет какой-то безысходностью.
– Это просто восхитительно! Я надеялся на ваше понимание. Позвольте предложить отобедать с нами. Предстоящая луна потребует от вас большего мужества, чем обычно. Ведь именно сегодня звезды пророчат вам неудачу. Ноктис, увы, погибнет, и храбрый имяхранитель окажется бессилен перед силою полной луны. Расмус, бродяга, готовь обеденную залу! Труппу котофеев и синих дев на сцену! Лучшие вина на стол! Вам, имяхранитель, как обычно, мадеру?
– Почему-то не удивляюсь тому, что вы изучили меня досконально. Да.
– Лучшую мадеру на стол! Дражайший Иван, ну скажу я вам, это будет пиршество! – Немезис взмахнул руками, словно дирижер. – Но, может быть, вам перед подвигом противопоказан алкоголь?
– Полноте, дорогой астролог. Что за сомнения? Чуть-чуть доброго вина для поднятия духа не повредит.
Уж полночь близится…
К восьми часам нелепо-роскошная обеденная зала была убрана со щедростью, граничащей с безвкусицей. «Он не мог сделать красиво, поэтому сделал богато», – усмехнулся Иван. Страсть хозяина к золоту и его оттенкам смахивала на патологию. Практически все в обеденной зале было сделано из золота или раскрашено под него.
«Немезису впору менять псевдоним. – Иван прикрыл глаза. – Например, Мидас! Чем плохо?»
На сцене творилось нечто невообразимое. Бал в бестиарии. Под аккомпанемент «поганых арфистов», странных существ, более всего похожих на заключенных в огромные веники истощенных негритят, невообразимые получеловеческие пары исполняли что-то отдаленно напоминавшее балетное адажио.
– Хороши прелестницы? – не поднимая головы от тарелки, спросил Немезис. – Синие девы. Не желаете уединиться? Очень рекомендую. Выбирайте любую. Если нравятся мальчики, берите их партнеров, котофеев.
– Девочку, это непременно! – Иван искоса бросил взгляд на часы и поднял бокал. – Ваше здоровье!
Прислуживали сатиры и колченогие зайки. Нельзя сказать, что их присутствие здорово улучшало аппетит. Лишь к перемене блюд Иван освоился в этом странном доме и перестал обращать внимание на фантазии природы. В девять часов Иван, сально ухмыляясь, удалился с примой «синих дев». В кабинет Немезиса он вернулся к десяти, изрядно навеселе.
– Скоро полная луна! – патетично доложил Расмус.
– Пора, Иван! – Немезис вышел из-за стола прощаться. – Вас отвезут на место. Рад, что удалось достигнуть понимания. За фотографии и линзапись не извольте беспокоиться. У меня они как в банке. Давайте прощаться?
– Давайте, давайте прощаться! – Иван полез обниматься и сдавил хозяина так, что у того глаза полезли на лоб. – Извините, если что не так, драгоценный Немезис! Синяя дева – это впечатление на всю жизнь!
И уже на пороге, хлопнув себя по лбу, обернулся:
– Чуть не забыл! У меня же для вас подарок. Я нашел в вас родственную душу и не могу не отдарить! Нерей, неси!
Заинтригованный хозяин приподнял брови. Через несколько минут сатир и полиморф установили картины на столе, и Иван торжественно сдернул покрывало с первой.
– Мой подарок хозяину дома! «Восход на Погребальном!» Ура!
– Иван, вы пьяны! Это же то самое полотно, что я подарил вам! Вы перебрали мадеры!
– Ну что вы! Вот ваше полотно! – Обломок сдернул покрывало со второй.
Картины, стоящие рядом, походили друг на друга как два оттиска одной печати. Аляповатые пятна, линии, круги. Иван услышал сказанное сатиром вполголоса: «Ну и мазня!»
– Вот ваша, а вот моя. Сам написал! Или, наоборот, вот ваша, а вот моя.
Немезис подбежал к столу, долго не мог выбрать, наконец схватил одну из картин и перевернул. «Имяхранитель Иван», гласила надпись на обороте.
– Я тоже очень способный, хоть и обломок, – гордо бросил имяхранитель и смачно рыгнул.
– Что вы несете! Вы всего-навсего обломок! У вас нет Имени, а у меня есть! Я художник, а вы… вы… просто тупая машина! – Чернокнижник разошелся не на шутку. – Не смейте равнять себя со мной! Наша договоренность еще не делает нас друзьями!
– Да, нехорошо получилось. – Иван поскреб загривок. – Ну я пойду?
– Идите! – рявкнул Немезис и устало опустился за стол.
Иван, понурив голову, двинулся обратно к выходу. На пороге он остановился:
– Я тут что подумал… Если любой обломок, да просто тупая машина, может написать такое, выходит, что и у него есть Имя? Есть талант?
– Чушь! – взревел чернокнижник. – Нет у вас никакого Имени! На то вы и обломок! Об-ло-мок! Тупая ма-ши-на!
– Ну тогда выходит – у вас нет Имени!
– Попали пальцем в небо! – ехидно скривился Немезис. – И вы это прекрасно видите!
– Тогда получается, что живопись не ваше призвание. Это не ваша стезя.
– Враки! Выдумки! Все кругом восхищаются моими работами! Беда лишь в том, что не всякий идиот дорос до настоящего искусства!
– Кто восхищается?
– Расмус, Нерей, вам ведь нравится?!
– О да, хозяин! Очень глубоко и концептуально!
– Съели, имяхранитель?
– Которая из двух нравится больше? – вместо ответа невинно вопросил Иван.
– Эта! – И оба подручных показали на разные картины.
– У меня тут случайно завалялась линзапись из одного авторитетного источника… Профессор Гелиополисской художественной академии ознакомился с вашим шедевром и сделал кое-какие выводы.
Иван достал из сумки карманную линзу, включил запись.
«…Молодой человек, что за дикие каракули вы принесли? Мало того что эта… эта мазня глубоко вторична, так и цветовая гамма просто ужасна! Можете мне поверить, место этому примитивному новоделу на помойке. Человек, сотворивший подобное, не в себе… Не в себе, но с явными претензиями».
– Маз-ня! – отчеканил Иван и, глядя на картины, покачал головой. Затем вытянул перст в сторону подручных Немезиса. – А этим не верьте. Врут! Хамы и лизоблюды!
Расмус и Нерей задохнулись от обиды, раскрыли рты и забыли закрыть.
– Ну я пошел? – Обломок очередной раз собрался выйти. Немезис, бледный как полотно, смотрел то на картины, то на своих приспешников, то на Ивана.
– Хотя я тут подумал… – Иван третий раз вернулся с порога. – Ошибки случаются. Человек думает, что его талант – живопись, а на самом деле что-нибудь совершенно другое. А что у вас? Неужели не догадываетесь?
Чернокнижник, раздавленный, размазанный неожиданным откровением, как соус по тарелке, казалось, не слышал, что с ним говорят.
– Талант полноименного в том, что у него получается лучше всего и чему он отдается всей душой. Что получается у вас лучше всего?
Немезис пожал плечами.
– Не скромничайте, дружище. Ах, как талантливо вы организовали убийство Стоика и подставили меня! – Иван щелкнул пальцами и сел в кресло. – А покушение на Урсуса? Как мрачно и зловеще улыбаюсь я в линзу! И даже кричи я сейчас на всех углах, что невиновен, мне никто не поверит. Что и сказать, талантище! А взять вашу подпольную империю! Чтобы такую выстроить, нужно обладать выдающимся размахом и иметь к этому неоспоримую тягу.
Чернокнижник, Расмус и Нерей слушали Ивана как завороженные. Обломок за несколько секунд перевернул всю их вселенную вверх ногами. Могущественный Немезис раздавлен, словно слизень. Очевидное, подобно внутренностям, вылезло наружу.
– Ну ладно, империя, мошенничество, тотализатор – все это понятия одного порядка, – продолжал Иван. – Куда двигаться дальше? Создать вторую империю? Ничего нового. Организовать десять убийств? Было. А вот взять чужую душу в ежовые рукавицы и заставить подопытного самого прыгнуть в пропасть – это ново, это вершина. Как талантливо меня подвели под монастырь! Не устаю восхищаться. Любой мой шаг приведет к непоправимым последствиям. Погибну либо я, либо мой подопечный. Даже думать больно, что предпочесть. Дилемма, однако! Душа всмятку! Иезуиты изошли бы завистью!
Иван тяжело поднялся и пошел к выходу. Троица с трепетом ждала, что на пороге он вновь остановится, и… дождалась.
– Чуть не забыл. – С издевательской улыбкой Иван хлопнул себя по лбу и вернулся на место. – Мы тут с вами промаялись дурью почти до полуночи, а время-то бежит! Думайте сами: живет человек, совершенствуется и наконец дорастает до главного дела своей жизни. Вот он, шедевр! Венец творения – человеческая душа в ежовых рукавицах. Что дальше? А ничего! Остается только Фанеса за грудки взять. Но, боюсь, вам, дражайший Немезис, это не по силам. Приехали! Прошу всех освободить вагон!
Немезис, не в силах более наблюдать эту сцену, закрыл глаза. Расмус и Нерей словно окаменели.
– Вы не все знаете, друзья! – Иван закинул ногу на ногу, а чернокнижник испустил протяжный стон. – Между тем это весьма поучительно! Я расскажу. Очень важно уяснить, как именно полноименный понимает, что пришел его срок! Что горги уже водят носами, вынюхивая его ноктиса. Вершина в жизни достигнута, все валится из рук, какое-то непонятное беспокойство возникает в душе. Тянет забиться в самый темный угол. И это можно понять! Умирать очень не хочется. Но придется, ибо лишь время сущее, все остальное тлен. Я ничего не напутал?
Немезис глядел сквозь Ивана. Глядел и ничего не видел.
– На улице полная луна, глаза слипаются. Вот-вот ноктис вырвется на волю и умчится купаться в лунном свете. А там… там его поджидают горги. Так бывает. Но тут… какое счастье! В гости по-приятельски заглянул лучший имяхранитель Пераса. Счастливый полноименный бросается ему в ноги с мольбой: «Помоги!»
Иван взял со стола плод лайма, надкусил и восторженно закачал головой. Хороший, спелый!
– Возможно, кое-кто не расслышал моих слов, но я не ленив, я повторю. Итак, в гости по-приятельски заглянул лучший имяхранитель Пераса. Счастливый полноименный бросается ему в ноги с мольбой: «Помоги!»
Сатир и полиморф как ужаленные подскочили к Немезису и наперебой стали что-то шептать тому на ухо.
– Молю, возьми моего ноктиса под защиту! – прошептал чернокнижник и сполз на колени.
Хозяина подпольного тотализатора трясло. В одно мгновение весь его мир рухнул, сложился внутрь, будто карточный домик.
– А все почему? – Иван встал и прошел к выходу. – Нужно вовремя разобраться в себе. А то занимается человек всю жизнь не своим делом и думает, что живет правильно. А жизнь-то мимо прошла! Я прав?
– Прав! – хором ответили все трое.
– Ну я пошел, что ли? – Иван помахал с порога рукой.
– Куда? – взмолился Немезис. – Не уходи! Иначе я прикажу тебя прикончить!
– Фи, как грубо! – сморщился Иван и, вытянув руку, показал на полиморфа. – Тогда пусть твоего драгоценного ноктиса бережет этот тип! Похож на меня как две капли воды. Способный юноша. Должно быть, и лунных зверей чувствует так же, как я.
– Прошу тебя! – захлебываясь паническим рыданием, пролаял чернокнижник, подполз к имяхранителю и обнял его за ноги. – Я прошу тебя! Сохрани!
Иван какое-то время презрительно смотрел сверху вниз на некогда могущественного хозяина жизни и жестко отчеканил:
– Хорошо!
– А не обманешь?
– Не будь идиотом, чернокнижник! Сегодня для тебя счастливое стечение обстоятельств! Небесным промыслом я сегодня без контракта!
Обломок многозначительно улыбался. Немезис, подвывая, отпустил Ивана, качаясь, побрел к ближайшему стулу и рухнул на него.
– Мне дурно! Вот-вот ноктис вырвется на свободу.
– Но кое-что мы не учли, – с порога усмехнулся обломок, обозревая притихшую троицу. – Я жестко связан по рукам и ногам и не могу выиграть этот поединок. Ведь моя победа обернется моим приговором. Увы, обстоятельства сильнее меня! Я правильно сформулировал вашу мысль?
Нечеловеческий вопль отчаяния взлетел к потолку. Снаружи послышался топот ног, двери распахнулись, и пестрое воинство Немезиса влетело на крик хозяина в кабинет.
– Что случилось? Кто кричал?
– Вон! Все вон! – Сатир и полиморф пинками вытолкали любопытных из кабинета.
– Это конец! Конец… – прошептал чернокнижник и поник головой.
– В каком случае фотографии и линзапись минуют полицию? Ну, живо отвечай! – Иван крепко встряхнул Немезиса за шиворот, и к тому на мгновение вернулся рассудок.
– В полночь прекращается прием ставок. Они накапливаются на специальном банковском счете. К утру становится ясно, выиграл ты или проиграл. Поскольку я ставлю на твой проигрыш и ты действительно проигрываешь, джекпот достается мне. К шести утра его переведут на мой счет. Документы остаются без движения. Если ты выиграл и тем нарушил условие соглашения, деньги не поступают на счет. Документы немедленно пересылаются с курьером в полицию.
– Может быть, все-таки проиграть? – задумчиво произнес Иван и глубокомысленно закатил глаза. – Ну его к дьяволу, это благородство! Пора и о себе подумать.
– Нет, нет! Я все отменю! – взмолился Немезис. – Я все отменю!
– Не успеешь! Машина запущена.
– Что делать? Что делать? – Чернокнижник ломал руки, а его подручные мрачно смотрели на хозяина.
– Сейчас одиннадцать. – Иван взглянул на часы. – До окончания приема ставок целый час. Повторим еще раз. В полиции дело против меня не закрутится только в том случае, если деньги поступят на твой счет, так?
– Да.
– Если я выиграю схватку с торгами, ты останешься жить, но подохну я, так как деньги на счет не поступят и документы отправят комиссару Диогенусу. Правильно?
– Д-да.
– Значит, нужно объединить большие деньги с моим выигрышем. Так?
– Да.
– Знаешь ли ты, дражайший император зла, с какой скоростью распространяются сплетни?
– Очень быстро.
– Верно, очень быстро. Измени формулировку пари. Выигрыш приносит не победа имяхранителя над торгами, а сохранность ноктиса! Немедленно организуй утечку слухов. Пусть остальным игрокам станет известно, что ты единственный поставил на мое поражение. Тебя сочтут человеком, который знает больше остальных, и бросятся менять ставки. С выигрыша на проигрыш. Я тем временем поставлю на свою победу и сохранение твоего ноктиса. Дай мне номер счета, куда перечислить ставку, и номер счета, куда должен поступить приз! Живо! У тебя всего час!
– Т-ты должен поставить не менее десяти тысяч, – прошептал Немезис. – У тебя…
– Есть! – рявкнул Иван. Недавнее опьянение исчезло, будто его вовсе не было. А может быть, и действительно не было? – Прекрати заикаться и отдавай распоряжения! Ты же император зла, а не тряпичная кукла.
…Через несколько минут таинственные слухи поползли по Перасу и, за полчаса обежав материк, вернулись в Гелиополис. Немногие банки, работавшие в круглосуточном режиме, задохнулись валом денежного потока. К полуночи дело было сделано. Огромные средства перетекли с одного банковского счета на другой, причем каждый игрок пребывал в уверенности, что уж он-то оказался умнее остальных.
– Информация – страшная сила! Главное – правильно ею распорядиться! – это или примерно это изрек каждый игрок в безмерной гордости за себя, прозорливца.
А к полуночи, перестав сдерживать собственного ноктиса, Немезис засветился, будто внутри у него зажглось крошечное солнце. Иван дождался, пока свет изольется наружу, потускнеет и уплотнится в человеческую фигуру, и во всеоружии последовал за Именем.
Весь вечер на манеже
Еще никогда у Ивана не было такой беспечной полной луны. Ни единого горга не появилось в пределах видимости, ни одна лунная тварь не покусилась на ноктис Немезиса. Словно того и вовсе не было. С тем и встретили рассвет.
– Я ничего не понимаю! – прошептал утром очнувшийся чернокнижник. – Почему горги на меня не напали?
– А что тут непонятного? – усмехнулся Иван. – Ты еще не сделал главного дела своей жизни, император зла.
– Но ты же меня уверял…
– Мало ли, что я говорил! Ошибся, с кем не бывает. Но одно могу сказать определенно – живопись не твое призвание.
– Что мне делать? – Немезис обхватил голову. – Этой ночи мне не простят. Я покойник! Они все поймут – и про слухи, и про ставку.
– Зато с формулировкой пари ты попал в точку! Если бы ставили на мою победу над торгами, плакали бы наши денежки. Не было ведь никакой победы. Даже схватки не было. А «сохранность ноктиса» звучит весьма обтекаемо. Не один крючкотвор не придерется.
– Будь уверен, в следующий раз сформулируют как нужно, – покачал головой чернокнижник. – Но уже без повелителя лжи эва Немезиса. – Он печально улыбнулся. – И что мне теперь делать?
– Спрашиваешь совета у обломка?
– Да.
– А чего хочется больше всего? – ухмыльнулся Иван.
– Смеяться. Хохотать как сумасшедший. Хихикать как слабоумный. Ржать как лошадь.
– У меня необоримое желание разорвать тебя на куски. Потом своего двойника и остальных твоих шакалов. Стоика и Урсуса я не забуду и не прощу. Но наказывать… пусть этим занимается полиция. Кстати, они вот-вот подъедут. И я впервые склоняюсь к мысли, что жизнь – более суровое наказание, чем мучительная, но быстрая смерть.
– Ты оставишь меня жить?
– О да! Жить и мучиться. Иди сюда, Немезис. Сядь у зеркала. Где твои краски, полноименный?
– В мастерской. Что ты собираешься делать?
– Увидишь…
Через какое-то время на гелиополисской площади Триумфа Пятьсот Пятого года появился человек в нелепой одежде и огромных, не по размеру, башмаках. Лицо было причудливо размалевано – ярко-красные щеки, белая краска вокруг рта, пунцовые уголки губ и прилеплен огромный красный нос. Стоило человеку выпрыгнуть из неприметной черной кареты – так, будто кто-то направил его движение мощным толчком ноги, – его немедленно облепили дети, и веселый дружный смех вспугнул голубей.
Громче всех смеялся сам клоун…
Эта
ЗАНАВЕС ПАДАЕТ
…Боже сущий не познал пределов своего могущества – сотворяя миры, ни разу не повторился в точности и для каждого нашел собственное лицо. Перас населен удивительными животными и не менее удивительными растениями. Сколь часто, путешествуя по старому миру, слышали мы поверье о чудесных свойствах четырехлистного клевера, притом что он чрезвычайно редок. Четырехлистный клевер, по народному староевропейскому поверью, наделен сверхъестественной силой. Внутри Пределов все обстоит наоборот: четырехлистный клевер в порядке вещей, зато трехлистный невозможно редок.
Весьма поучительным станет для путешественника выход с рыбаками в море. Неверия и всезнайства у любого заметно поубавится, а благоговения пред сущим столько же прибудет. В окрестных водах имеется несколько течений, закольцованных вкруг островов, причем разнонаправленных. Ближайшее к берегам материка течение – «Первое кольцо» – движется по часовой стрелке и в ширину имеет несколько десятков морских миль. Чуть далее, но уже в обратную сторону закручено течение, называемое «Второе кольцо». Оно чрезвычайно узко, шириною менее десяти морских миль. Из-за своей узости оно также носит название «Тонкое кольцо». «Третье кольцо» вновь широко, оно простерлось от самых границ «Тонкого кольца» до внутреннего побережья Сорока Четырех островов и движется опять же по часовой стрелке. Четвертое течение начинается за внешней оконечностью островов, противонаправлено третьему. Насколько оно протяженно – неизвестно. По всей видимости, оно и омывает границы безграничного.
Рыбу ловят сетью и удилищем, сообразно тому, сколько надлежит поймать. Подводные обитатели весьма причудливы. В «Первом кольце» близ южной оконечности Столбового-и-Звездного в подводной рифовой стране водится чрезвычайно занимательная рыбка жировянка. В рыбацкой сети среди других рыб ее не сразу и заметишь из-за одной примечательности: она почти прозрачна, благо на две трети состоит из жира. Стоит продержать ее на воздухе да под солнцем более получаса, она непременно растает и оставит после себя жирно блестящую лужицу и тонкий скелет. Правила обращения с нею весьма просты: отловив жировянку, следует немедленно поместить ее в воду или на ледник. Жир ее очень ароматен и придает любой пище неповторимый вкусовой оттенок.
В первом же кольце, но около северной оконечности материка на прибрежной глубине растет водоросль, напоминающая по внешнему виду корабельный канат. Создается впечатление, что она действительно состоит из свитых жгутов. Долгое время не могли решить, животное это или растение. Здешние естествоиспытатели изрядно побились над загадкой: если это растение, почему перемещается? А если животное, почему вросло в морское дно, подобно луговой траве? Водоросль перемещается по дну со скоростью несколько метров в неделю. Должно быть, это растение имеет разветвленную корневую систему, похожую на щупальца, и прорастает под дном, только не вглубь, а поперек. Так и перемещается по морскому дну вдоль побережья.