Леринц Ласло Л.. Подземная пирамида

   Какая досада! Напрасно приехал в Санта-Монику!
   – А сестры милосердия? Иди кто-нибудь из персонала? Может быть, кто-нибудь вспомнит ребенка? Она только покачала головой.
   – Из старых тут никого не осталось. Все ушли намного раньше. Знаете ли, все они состарились. Новые, современные методы воспитания связаны, даже для нас, с огромными физическими нагрузками. Более пожилые уже не могли с этим справиться.
   – Вы знаете кого-нибудь из тех, кто работал здесь в то время?
   – Не знаю их адресов. Они были нездешние. Когда вышли на пенсию, разъехались кто куда.
   – Но остался же кто-нибудь в Санта-Монике?
   – Разве только миссис Мантовани. Господи Иисусе! Опять макаронники!
   – Кто эта миссис Мантовани?
   – Она была сестрой-санитаркой. Ее муж – владелец шляпного салона Мантовани. Миссис Мантовани работала у нас скорее для собственного удовольствия, вряд ли она нуждалась в деньгах. У нее самой не было детей, так что она изливала свою нежность на чужих детей. Ее я еще застала здесь.
   – Вы могли бы сказать, где она живет? Миссис Казн покачала головой.
   – К сожалению, нет. Но найти ее будет нетрудно… если она еще жива. Разыщите бывший шляпный магазин Мантовани. С тех пор как мистер Мантовани умер, магазин называется иначе, но новый владелец, конечно же, даст вам нужные сведения.
   Когда она, покачивая бедрами, зашагала прочь по дорожке, я долго смотрел ей вслед. И прежде чем завернуть за угол здания, она, обернувшись, улыбнулась и махнула мне рукой. Я махнул в ответ.
   Мне, действительно, не потребовалось особых ухищрений, чтобы найти шляпный магазин Мантовани. Он был расположен как раз на углу главной площади, напротив памятника участникам гражданской войны. Когда я толкнул дверь, раздался мелодичный звон колокольчика.
   Низенький лысый человек был занят перекладыванием шляп с места на место. Магазин был завален огромными картонными коробками, как будто их изрыгнул из себя некий картонный вулкан.
   – Что прикажете, сэр? – проговорил лысый, не отрываясь от своих шляп.
   – Я ищу бывшего владельца магазина, – ответил я и небрежно оперся о прилавок.
   Лысый впервые поднял на меня глаза и уронил шляпу в лежавшую перед ним коробку.
   – Бывшего владельца?
   – Ага.
   Он медленно встал, подтягивая нарукавники, и сквозь стеклянную дверь показал на статую.
   – Вы видите этого всадника?
   – Вижу.
   – А куда указывает знамя?
   – Вижу.
   – Так вот, все прямо и прямо. Не сворачивая. Мили полторы отсюда. Там и найдете.
   Видимо, он считал себя непревзойденным остряком.
   Несколько секунд я играл с мыслью, не стоит ли вознаградить его хорошенько за это провинциальное остроумие, но в конце концов вынужден был принести свою гордость в жертву на алтарь будущего успеха. Я напустил на себя вид сосунка, принимающего все за чистую монету.
   – А в чем дело? Что там? – подлил я масла в огонь, – пусть этот убогий позабавится. На его лице заиграла самодовольная улыбка.
   – Там, мистер? Городское кладбище… Там вы можете найти мистера Мантовани.
   И посмотрел на меня, чтобы проверить, насколько я оценил его юмор.
   Я оценил что надо. Заржал, как трубочист, наткнувшийся в дымоходе на окорок.
   – А вы отменно остроумны, – сразил я его окончательно.
   – Уж таков я, – сказал он самовлюбленно и посмотрел на меня почти с нежностью. – Скажите честно, вы действительно ищете мистера Мантовани? Вы, случайно, не родственник ему?
   Неподдельный испуг шевельнулся в его заячьей душе.
   Мне пришлось его успокоить, чтобы его не замучили угрызения совести.
   – Нет, нет. Но у меня есть в Цинциннати друг. Он просил меня, если я буду здесь, зайти к нему. И чтобы я спросил, что стало с белым медведем.
   – С чем?
   – С белым медведем.
   – Это что еще за чертовщина?
   – Белый медведь? Зверь такой. Никогда не видели? У него белая шуба и…
   – К черту это, послушайте, конечно же, я видел. Только я не понимаю, что общего у покойного мистера Мантовани с белым медведем.
   Я равнодушно пожал плечами.
   – Видите ли, я тоже не знаю. Разве что…
   – Разве что?
   – Он, как младший брат…
   – Брат? У мистера Мантовани был брат? Я изумленно присвистнул.
   – Вы не знали? Мультимиллионер, торговец животными. Всемирно известный цирк Мантовани. Неужели вы скажете, что никогда не слышали о нем?
   Провинциальная гордость не позволяла ему не знать чего-нибудь.
   – Как же… Что-то слышал, – пробормотал он в замешательстве. – Только собственно…
   – Ваш предшественник был по-своему тоже миллионером. Он входил в долю в цирке старшего брата. Я даже не понимаю, зачем он возился с этим захудалым магазинчиком; если бы он ничего не делал, то и тогда бы его счет в банке рос.
   Неожиданно мой собеседник рухнул рядом с коробками и закрыл лицо руками, издавая стоны, как слониха при родах.
   – Вам нехорошо? – спросил я участливо.
   – Надул меня этот мошенник, – сказал он, не отрывая рук от лица. – Даже после смерти надул. Я купил у него тот сарай за бешеные деньги и все до последнего цента выплатил его вдове. Если бы я знал, что он миллионер, я дал бы только половину. О, этот шут!
   – Но-но, – поднял я вверх палец. – Ведь о мертвых только…
   Он быстро встал и принял свой обычный вид.
   – Прошу прощения, сэр. Немного растерялся. Господин Мантовани мертв. Так что вам угодно?
   – Вы не скажете, где я могу найти его вдову?
   Он вышел, или, вернее, вывалился вместе со мной на улицу и собственноручно показал, в какой стороне я найду виллу, где живет миссис Мантовани.
   – Теперь я все понимаю, – покачал он головой на прощание. – Между прочим, вы приехали как раз вовремя. Миссис Мантовани уезжает отсюда. Может быть, уже завтра. Возможно, в Цинциннати?
   Он с той же удрученной миной смотрел мне вслед, когда шофер вынул указательный палец из носа и дал полный газ.
   Я все еще пребывал под чарами благородной мести, когда мы припарковались перед деревянным домиком, окруженным садом. Открытые окна свидетельствовали о том, что их хозяин очень любил свежий воздух.
   Я прошел через сад и постучал в деревянную дверь. Мой стук отдавался гулким эхом где-то в коридоре, но долгое время не было заметно никакого движения. Я уже начинал думать, что открытые окна еще ничего не значат, когда из одного окна ко мне склонилась седоволосая женщина.
   – Кто вам нужен?
   Я решил, что это, должно быть, старомодная, деликатная леди. Типичная вдова шляпника. И с такой можно объясниться только с помощью викторианского словаря.
   – Мне нужна миссис Мантовани, – вымолвил я учтиво и даже поклон отвесил от великого усердия.
   – Подождите минутку. Сейчас спущусь. – И голова ее исчезла.
   Спустя минуты полторы дверь отворилась, и в проеме появилась хозяйка.
   – Слушаю вас.
   – Миссис Мантовани?
   – Да. Что вам угодно?
   – Я хотел бы поговорить с вами.
   – По какому делу?
   Сам господь бог не смог бы заставить ее сдвинуться с места.
   Я извлек свою лицензию и поднес к ее глазам.
   – Я – частный детектив. Глаза ее округлились.
   – Частный детектив? Господи Иисусе! Что-нибудь не так с наследством?
   Я улыбнулся ей так же успокоительно, как три волхва, склонившихся над лежащим в яслях младенцем.
   – Я бы хотел побеседовать с вами об одном курьезном деле, миссис Мантовани. Это связано с заведением Харрисона.
   – О! – лишь сказала она и широко распахнула дверь. – Прошу вам, мистер…
   – Нельсон. Сэмюэль Нельсон.
   – Очень приятно.
   Она провела меня в гостиную и усадила напротив себя. На ней был короткий розовый халат, и когда она закинула ногу за ногу, из-под халата сверкнула белая, еще упругая ляжка. Хотя ей, по моей оценке, было уже за шестьдесят, многие девочки могли бы позавидовать ее гарнитуре. Представляю себе, как не сладко приходилось покойному Мантовани.
   Казалось, она не заметила, как я прощупал ее взглядом. А если и заметила, то не подала вида.
   – Вы сказали, что хотели бы что-то узнать от меня о доме Харрисона…
   – Совершенно верно.
   – Но мне думается, что вы не туда попали, молодой человек. Уже пять лет, как я ушла оттуда.
   – Это неважно.
   – А вы не спросите, почему я ушла? – ?
   – Из-за их методов. Что они теперь вытворяют с младенцами – это уж слишком для меня. Может быть, я сторонница старой школы, но в старых методах еще был какой-то гуманизм. Да-с, был. То, что они делают сегодня, это просто… просто… бесчеловечно! Такими методами только зверенышей воспитывать! Тьфу!
   Она медленно, но верно входила в раж.
   – Миссис Мантовани, – быстро ввернул я, – мне нужны сведения об одном маленьком мальчике. Мне сказали, что если кто и помнит его, так это можете быть только вы!
   Было видно, как ей понравилась моя похвала.
   – Еще бы! У меня память, как в молодости. О ком речь?
   – О малыше, которого привезли туда двадцать один год назад.
   На ее лице отразилось разочарование. – 01 Такое старое дело? Уж и не знаю… Собственно, как раз тогда я попала туда. Помню, какую битву мне пришлось выдержать с Мантовани. Несчастный хотел, чтобы я стала за прилавок. Я сказала ему, чтобы и думать об этом забыл!
   Как видим, бедный Мантовани и забыл.
   – Все же, о ком речь?
   Я вынул из кармана фотографию.
   Она взяла, посмотрела, и лицо ее засияло.
   – Ренни, – сказала она. – Маленький Ренни. Тяжеленный камень свалился с моей души.
   – Вы уверены?
   Она рассерженно взглянула на меня.
   – Но послушайте! Да знаете ли вы, сколько раз я меняла ему пеленки? И сейчас еще у меня перед глазами его маленькая круглая попка. Парнишка был что надо. Но что вы хотите от него? Что с маленьким Ренни?
   – Не имею понятия, миссис Мантовани, – сказал я в соответствии с истиной. – Именно это я и хотел бы узнать.
   – Зачем?
   – Наследство. Один дальний родственник оставил ему приличную сумму. Мне поручили достать его хоть из-под земли.
   – Понимаю, – сказала она серьезно. – Я и не знала, что у маленького Ренни есть родственники… Тогда я решил опросить ее по всей форме.
   – Итак, его звали Ренни?
   – Да, Ренни.
   – Это ласкательное имя?
   – Не имею понятия.
   – Фамилия?
   – Не знаю. Никто не знал.
   – Как это может быть?
   – Очень просто. Когда его привезли, только и сказали, что малыша зовут Ренни.
   – Вы… то есть заведение Харрисона этим удовлетворились?
   Она дернула плечом.
   – Почему бы нет? Фирма Харрисона – частное заведение. Даже на один день принимает младенцев. Кто-нибудь привозит ребенка, платит пять долларов и говорит, что вечером заберет его. А мы, как положено, опекаем ребенка: пеленаем или, если он постарше, играем с ним, кормим, учим. Вечером родители забирают его, и мы, возможно, больше уже никогда его не увидим. Но бывало и совсем иначе. Однажды привезенный ребенок так и оставался у нас.
   – Случалось и такое?
   – Охо-хо, еще сколько раз! В таких случаях мы ждали несколько дней, а потом переводили в другое отделение. К тем детям, от которых родители отказались или бросили на произвол судьбы.
   – А из каких был Ренни?
   – Ренни – иное дело. У него были опекуны. Они приезжали за ним в конце каждой недели, а нередко и каждые три дня. Забирали его, а в начале недели, как правило, снова привозили.
   – Значит, у него были близкие…
   – Я же вам сказала.
   – Миссис Мантовани, а вы могли бы вспомнить тот день, когда малыша привезли впервые? Она задумчиво покачала головой.
   – Я тогда как раз не была на службе. Только на следующий день я узнала, что в недельной группе новый ребенок.
   – В недельной группе?
   – Так мы называли тех, кого забирали обычно в конце недели. На субботу и воскресенье; в понедельник утром их снова привозили.
   – Понимаю… Но ходили же какие-то слухи, кем могли быть опекуны Ренни?
   – Если верно то, о чем говорили, и если я хорошо помню… – ведь двадцать четыре года – огромный срок, – малыша привезла одна молодая пара. Казалось весьма вероятным, что они супруги, несмотря на то, что они не называли себя.
   – А потом?
   – Что значит – потом?
   – Всегда они приезжали за ребенком?
   – Нет, что вы! И именно на это я, наконец, обратила внимание. С этого-то и начались пересуды…
   – Пересуды?
   – Ну да. Правда, не всерьез. Просто обычные сплетни сестер.
   – О чем, миссис Мантовани?
   – О малыше, конечно. Кто, например, его родители, если каждый раз его привозит или забирает кто-то другой. Знаете, несли такую чушь, что он, наверняка, похищенный сын миллионера, как тот младенец Линдберг, или что он переодетый принц и тому подобное. Знаете, какой вздор могут наговорить люди.
   – Давайте-ка вернемся к молодой паре. Они только привезли ребенка и больше не появлялись?
   – Ну что вы! Иногда и они приезжали, как и все остальные. Но так и не было ясно, они ли родители ребенка.
   – Или?
   – Или кто-то другой. Они ничем не выделялись среди остальных.
   – Миссис Мантовани, а ваше заведение никогда не пробовало установить личность ребенка?
   – Нет. Я же сказала, что это не было принято в заведении Харрисона.
   – Ясно. А кто были остальные?
   – Которые приезжали за мальчиком?
   – Да.
   – Ну… Я бы не смогла сказать. Мужчины и женщины. Белые и черные. Мы по крайней мере знали, что его родители не черные… хотя, довольно смуглый был парнишка. Было в нем, наверно, немного мексиканской крови.
   – Была ли какая-нибудь система в том, как они приезжали за ним?
   – Система? Я не понимаю, что вы имеете в виду.
   – Ну, я хочу сказать, что, скажем, каждые две недели за ним приезжали одни и те же люди. Была ли какая-то регулярность в их приездах за ребенком?
   Она покачала головой.
   – Не могу сказать. Но не думаю. Мне кажется, это зависело от случая, кто за ним приезжал. Знаете ли, как-то все это было очень странно. Как будто он был сыном полка.
   – Как будто что?
   – Сын полка или батальона.
   – А это еще что такое?
   – Вы никогда не читали таких военных романов?
   – Я – нет!
   – Все равно. Представьте себе, что военные зашли в лежащий в развалинах город противника или в только что отбитый свой город и среди развалин нашли голодного и оборванного маленького мальчика. Школы нет. садика нет, есть нечего. Тогда полк берет мальчика к себе. Каждый день какой-то другой военный делится с ним своим обедом, кто-то другой учит читать-писать, другой зашивает его порванную одежду, и другой же стирает ему. Вот это – сын полка.
   – Вы хотите сказать, миссис Мантовани, что и Ренни был чем-то в этом роде? Что, может быть, его взяло к себе какое-то заведение? Завод или контора?
   – Похоже было на то.
   – И поэтому за ним всегда приезжал кто-то другой? Что они распределили между собой выходные, кто когда забирает его к себе домой?
   – Именно так это и выглядело.
   – Все же… какими были те люди?
   – Ну, я не знаю. Молодыми…
   – Молодыми? Что значит молодыми?
   – Скажем, до тридцати.
   – Все до единого?
   – Все.
   – И… как по-вашему, какой работой они занимались?
   – Какой работой?
   – Я имею в виду, они занимались физическим трудом или были служащими. Существует миллион признаков, по которым можно отличить одних от других.
   Ее лицо озарилось улыбкой.
   – А, вот что! Я совершенно уверена, что они были служащими. Белые воротнички.
   – Вы уверены?
   – Руку даю на отсечение. Это были исключительно деликатные и культурные люди.
   – Почему вы так считаете?
   – Ну… по словам, которые они произносили.
   – Например? Какие слова? Она грустно покачала головой.
   – Этого я уж точно не помню. Но тогда я была совершенно уверена, что они очень культурные люди. Даже, что они не рядовые служащие.
   – А какие?
   – Не знаю. Давно это было. Не много же я узнал пока. Поэтому продолжал расспрашивать.
   – Миссис Мантовани, а вы не можете вспомнить хоть одно имя?
   – Нет. Да они, пожалуй, не называли своих имен.
   – Как долго мальчик пробыл в заведении?
   – Пока не достиг школьного возраста,
   – Та-а-к… А как его привозили в начале недели?
   – Вы хотите сказать, на каком транспорте?
   – Именно это.
   – Ну, главным образом, на автомобиле. На черном, наверно, на «Бьюике». Но случалось, и на фургончике. От неожиданности я вскинул голову,
   – На фургончике?
   – В каких обычно привозят всякую всячину. О, и еще вот что! Когда они однажды привезли его, кажется, это были как раз те мужчина и женщина, которые привезли его впервые, на них была какая-то пестрая одежда. Как у военных. Вы понимаете, что я имею в виду?
   Постепенно начала вырисовываться какая-то картина.
   – Вы сказали, миссис Мантовани, что чаще всего его привозили на автомобиле. А как еще было?
   – Ну, пешком.
   – Пешком? На тех дорогах бывали заторы? От города до заведения Харрисона добрых десять миль. Может быть, они приезжали на такси?
   Она покачала головой.
   – Не думаю. Если бы они привозил и его на такси, то останавливались бы на стоянке заведения, как они это делали, приезжая на собственных автомобилях. То ли на черном автомобиле, то ли на фургончике, А такси я никогда не видела на стоянке. Я часто выглядывала, когда привозили Ренни.
   – Почему?
   – О, в этом нет ничего удивительного. Знаете ли, в таком заведении никогда не происходит ничего особенного. И обращаешь внимание на каждую мелочь, чтобы хоть как-то скрасить будничную монотонность. Понедельник был особенно интересным днем. – ведь привозили назад много детей; посетители приходили за посетителями. Нашим любимым развлечением было наблюдать за стоянкой и пытаться угадать, где чьи папа – мама. Иногда случалось, что у нас укрывали своих младенцев актрисы из Голливуда.
   – Итак, если я правильно понял, это означает, что в таких случаях сопровождающие ребенка приходили пешком?
   – По всей вероятности. Только когда была хорошая погода, они не приезжали на автомобиле. И на такси не приезжали, Несколько секунд я просидел в задумчивости, потом встал.
   – Очень вам благодарен, миссис Мантовани. Вы мне очень помогли,
   – Не стоит. Я искренне беспокоюсь за маленького Ренни, Он заслуживает того, чтобы судьба ему улыбнулась.
   Я уже перешагнул через порог, когда неожиданно она окликнула:
   – Мистер Нельсон! Я быстро обернулся.
   Они смотрела на меня, нахмурившись и, как видно, усиленно над чем-то размышляя.
   – Мистер Нельсон… кажется, я что-то припомнила. Вы спрашивали, не помню ли я имя кого-нибудь из тех, кто привозил маленького Ренни.
   – Да? – я шагнул поближе.
   – Что ж, имен имя не помню. Но были среди них два оригинала. Один был с рыжими волосами и длинной бородой, такой большой шутник. Другой – с длинным и угрюмым лицом. Как обиженная каланча. Но и у этого было чувство юмора. Я припоминаю, что они постоянно подшучивали над нами и друг над другом. Итак чудно называли друг друга.
   – Как же? – спросил я, волнуясь. Она стыдливо улыбнулась мне.
   – Ну… словом…«новое царство» и «древнее царство». Увидев мою ошарашенную мину, она быстро продолжила:
   – Конечно, может, это был всего лишь розыгрыш. Или я что-то не так поняла.
   – Не волнуйтесь, миссис Мантовани. Глядишь, и это пригодится.
   Я взял себе это на заметку и пошел к такси.
   Уже вечерело, когда мы свернули на главную улицу Санта-Моники. Водитель одной рукой держал руль, а другой утюжил свой нос. Вдруг он слегка притормозил и повернулся ко мне.
   – Скажите, мистер, вас ничего не беспокоит? Я стряхнул с себя одолевавшие меня мысли и попытался сосредоточиться.
   – Что, например?
   – Например, что за нами следят. Я быстро обернулся, но увидел в темноте только свет бесчисленных прожекторов.
   – Кого?
   – Серый спортивный автомобиль.
   – С каких пор?
   – Я заметил их еще в полдень.
   – Так какого же дьявола не сказали? – накинулся я на него.
   – Я не знал, чем дело пахнет. Я хочу жить долго.
   – Тогда почему сейчас говорите?
   – Потому что пожалел вас. Вы так уютно сидите здесь. И, кроме того, вы сейчас выходите. Я еду ужинать. Я подумал, лучше вам узнать, что нам сели на хвост.
   – Спасибо.
   – Куда вас отвезти?
   – К гостинице.
   – Вы уверены, что вы хотите туда?
   – Конечно, уверен!
   – Хорошо, мое дело спросить. В таких случаях пассажир обычно просит остановиться у подземного перехода, оплачивает такси, идет в переход и выныривает на другой стороне.
   – Везите меня к гостинице!
   – Как пожелаете, мистер.
   Он затормозил перед гостиницей и протянул мне свою визитную карточку.
   – Если я буду вам нужен, позвоните по этому телефону. Я оторвусь от кого угодно, мистер! Знаю город, как свои пять пальцев!
   Я поднялся в свою комнату и даже не очень удивился, когда перешагнул через порог. Все мои пожитки валялись в беспорядке на полу, даже зубная паста была выдавлена из тюбика. Чемодан мой был распорот – следует признать, что работа была выполнена основательно.
   Я поставил себе на колени телефон, и когда коммутатор отозвался, заказал Нью-Йорк. И телефон Джиральдини.
   Некоторое время в аппарате раздавалось гудение, затем в нем послышался знакомый голос.
   – Это я, ваш собутыльник, – сказал я ему, – и сейчас очень кстати был бы самый большой бурбон, в котором мало воды и не больше двух кубиков льда.
   – И я бы не отказался, – сказал голос,
   – Тогда порядок. Не дадите мне вашего шефа? Спустя несколько секунд на проводе был Джиральдини.
   – Ну что, Нельсон, как дела?
   – Спасибо, кое-как управляюсь. Скажите, вы мне навесили кого-то на хвост?
   – То есть… что вы имеете в виду?
   – Слушайте, Джиральдини. Я иду по следу и не люблю, когда мне приходится отвлекаться от работы. Кто-то с утра развлекается тем, что основательно изучает мой распорядок дня. Кроме того, похоже на то, что он любит мою зубную пасту.
   – О чем вы говорите? Вы не сказали бы вразумительней?
   – Зачем? Либо вы и так знаете, о чем речь, либо в игре замешан еще кто-то. Поступайте по вашему усмотрению.
   И я положил телефонную трубку.
   На следующее утро я выпил чашку кофе и запихнул в себя сэндвич с сыром. Как-то и завтрак, и Санта-Моника отбивали у меня аппетит. Не давала покоя мысль, что кто-то идет по моему следу.
   – Вот так бывает с тем, кто отходит от своих принципов! – бранил я себя, ожесточенно сражаясь с сэндвичем. – Если за мной следит только Джиральдини, то мои дела не хуже, чем до сих пор. А что, если в меня вцепилась какая-нибудь конкурирующая фирма? Ведь я, по сути дела, не знаю, в какую игру играю. Что Джиральдини не сказал правды – это верняк. Так в чем же может быть правда?
   Я с трудом осилил сэндвич и поплелся в книжный магазин напротив. Купил карту Санта-Моники и вернулся в комнату.
   Я поудобней устроился в кресле и задумался. Ну-ка, посмотрим, какие плоды принес прошедший день.
   Во-первых, – начал я выстраивать все по порядку, – самое важное, что я узнал, это то, что малыша не только привозили на автомобиле, но и, предположительно, приводили иногда пешком в заведение Харрисона. А значит, это учреждение или что там еще, которое опекало ребенка, не может находиться далеко от заведения Харрисона. То обстоятельство, что мальчика все-таки могли привозить на такси, только ни миссис Мантовани, ни другие сестры этого не заметили, я пока не хотел принимать во внимание. Над этим я еще успею поразмышлять, если мое первое предположение не подтвердится.
   А сколько же в состоянии пройти пешком мальчик ясельного возраста? – ломал я голову и впервые пожалел, что у меня нет детей. Правда, хорош бы я был, если бы они у меня были… Куда бы я их дел, вот хотя бы сейчас?
   У меня, естественно, не возникло и мысли, что ребенок предполагает и наличие мамы, каковой, по заведенному порядку, обычно является жена.
   Итак, – терзался я над вопросом, – сколько же может пройти пешком ясельный ребенок… Предположим хороший, погожий день, весенние цветы распускаются. В воздухе пчелки жужжат, на берегу речушки. – Тут я яростно потряс головой, отгоняя эти лирические мысли. – Итак, сколько может прошагать ребенок такого возраста?
   Поразмышляв немного, я решил, что около мили. Это меня весьма устраивало как вполне разумное расстояние.
   Я расстелил карту на столе, вынул свой перочинный нож и, раскрыв оба лезвия, превратил его в циркуль. Кончик меньшего лезвия я воткнул в самый центр заведения Харрисона, а большим описал вокруг него окружность, каждая точка которой находилась на расстоянии одной мили от центрального корпуса.
   Описав окружность, я убрал нож и принялся рассматривать, что в ней находилось. Следует признать, такого, что могло бы возбудить мое подозрение, там было досадно мало. Всего-навсего шинный завод и прачечная. Больше ничего.
   Я почувствовал некоторое разочарование. Если верить миссис Мантовани, непохоже было, чтобы малыша таскали туда-сюда рабочие, делающие резину, или работники прачечной. Конечно, там есть и здания под конторы, а в этих последних служащие, белые воротнички. Но все это мне не очень нравилось.
   Я как раз задумался над этим, когда зазвонил телефон. Мысленно подбодрив себя, я потянулся за трубкой. Я бы не удивился, если бы на том конце провода раздались угрозы, что меня ликвидируют.
   Но к моему великому изумлению на проводе была миссис Мантовани.
   – Доброе утро, мистер Нельсон, – прощебетала она, – не сердитесь, что я звоню так рано. Как вы знаете, я через несколько дней уезжаю из города, а ночью я вспомнила кое-что.