Леринц Ласло Л.. Подземная пирамида

   – Я уже верю только, что танки… – начал было я, но поперхнулся своими же словами: гул танков постепенно замер вдали, а камни скрежетать не перестали, более того, дверь как будто начала подрагивать, как крылья собирающейся взлететь бабочки.
   – Смотрите! Боже мой! Смотрите! – услышал я крик доктора Хубер и почувствовал, как Сети схватила меня за руку. – Смотрите на дверь!
   Откуда-то, может быть, из недр земли до нас донеслось тихое ворчание, словно сонный лев потягивался после обильного обеда. Невооруженным глазом было видно, что дверь двигается. Это сопровождалось усилившимся песчаным дождем со свода, а со стен туннеля на пол стали падать комья глины и песка. Щели в каменном барьере, построенном у двери, расширились, и многотонные колоссы стали подскакивать друг на друге, словно некий волшебник прикоснулся к ним своей палочкой.
   – Сэм! Дверь! – услышал я надсадный шепот Сети, а потом уже не слышал ничего, потому что вся энергия сконцентрировалась на зрительных нервах, так что я, пожалуй, не услышал бы даже, если бы над нами звучали трубы Страшного суда.
   А посмотреть было на что. Сначала дверь скрыло от нас огромное плотное облако пыли, потом резкий порыв свежего воздуха швырнул его в нас. В испуге мы, схватившись руками за лицо и сыпля проклятиями, принялись тереть засыпанные песком глаза. Когда же освободились от песка, все пошло как по маслу.
   Дверь, эта казавшаяся несокрушимой преграда, с тихим скрежещущим звуком скользнула в вырубленную в стене щель, которая стала видна лишь посте того, как камни пришли в движение. Бесшумно и четко, как самые современные запирающие устройства с электронным управлением. За дверью же появился еще один коридор, дальний конец которого терялся в облаке пыли.
   – Чудо, снова чудо! Бог сотворил чудо! – пролепетал Хальворссон и осенил себя крестом.*' – Откуда они могли знать, когда нужно открыть дверь? – простонал Силади и, разинув рот, уставился на меня.
   – Я говорил, что это дверь! – закричал я торжествующе. – Я говорил, что нужно только найти к ней ключ! Они точно знали, что сюда придет тот, кто обладает ключом!
   Хальворссон уперся руками в бока и ехидно засмеялся, глядя на меня.
   – О каком там еще ключе вы болтаете, вы, закоренелый атеист? Где он, этот ваш чудо-ключ?
   У меня уже готов был сорваться с языка ответ, что, мол, давайте поищем, может быть, найдем его в открытой двери, когда в установившейся тишине до нас долетел ликующий голос Ренни, стоявшего позади нас:
   – Здесь! Вот он – ключ! Ключ, который мне оставил мой отец!
   На ладони его вытянутой руки поблескивал изготовленный из неизвестного материала жук-скарабей.
   – Как вы до этого додумались, Ренни? – спросил я его, когда мы уже были в следующем коридоре. – Вы что-то почувствовали?
   – Даже не знаю, – пробормотал он задумчиво. – Первым толчком послужили, пожалуй, ваши слова. Знаете, у кого есть право пройти к пирамиде, у того должен быть и ключ. Я почти подсознательно начал размышлять, что же у меня может быть. А потом как будто какая-то неведомая сила вложила скарабея мне в руки. Возможно, конечно, что это только мое ощущение.
   – Вы видели какую-нибудь вспышку, луч или что-то подобное?
   Он решительно потряс головой.
   – Определенно нет. Я просто протянул скарабея в эту сторону, и дверь сдвинулась. Ну не чудо ли?
   – Да, несомненно.
   – Эй! – протолкался поближе ко мне Миддлтон. – А не может быть, что запирающаяся плита сдвинулась все-таки из-за танков?
   – Абсолютно невероятно. Но мы сейчас же убедимся в этом! Ренни!
   – Я слушаю.
   – Повернитесь и закройте дверь! Он изумлено воззрился на меня.
   – Что сделать?
   – Закройте дверь! Если вы ее оставите открытой, то окажете большую услугу Джиральдини и Рении!
   – Вы думаете, что… она закроется?
   – Попробуйте.
   Он вынул скарабея из кармана и зажал его в руке.
   – А вы? Как вы потом выйдете? Просто можно было расчувствоваться, как он о нас заботится.
   – За нас не волнуйтесь, – сказал я, добавив про себя: «И до этого ты не очень-то волновался…»
   Он пожал плечами и вытянул руку.
   Я думаю, что никто и никогда не следил за ходом спектакля с таким трепетом, как мы за действом Ренни. Скарабей лежал у него на ладони, дверь однако оставалась совершенно неподвижной.
   – Ну, и что теперь! – рявкнул я на него.
   – Откуда я знаю, – сказал он беспомощно. – Я и тогда больше ничего другого не делал.
   – Так почему же она не движется?
   – Не имею понятия…
   – А вы при этом тогда не думали о чем-нибудь?
   – Нет. То есть…
   – О чем?
   – Кажется, о том, что хорошо бы, чтобы дверь открылась.
   – Ну, так теперь подумайте, что хорошо бы, чтобы она закрылась. Ну, давайте! Чего же вы ждете?
   Я увидел, как от напряжения у него на лбу выступили капли пота. И когда чуть было снова не закричал на него, дверь дрогнула и выдвинулась из стены.
   – Валяйте, Ренни! Дальше!
   Исписанный иероглифами монстр двигался с такой медлительностью, как будто полз по моим измученным нервам. В тридцати или сорока сантиметрах от противоположной стены дверь остановилась и больше не двигалась.
   – Давайте, Ренни! Ее нужно закрыть до конца – и этот раунд мы выиграли. Им может понадобиться не один час, пока они сумеют пройти здесь!
   Ренни старался из всех сил, пот лил с него ручьями, дверь, однако, так больше и не шевельнулась.
   – Сосредоточьтесь, Ренни! Ради бога, попытайтесь сосредоточиться!
   Сдавленным от рыданий голосом он проскулил, обращаясь ко мне:
   – Нет больше сил! Я не могу ее закрыть! Что я ни делаю, она не двигается!
   – Она должна сдвинуться, потому что иначе нам конец! Если вы закроете ее, мы выиграли этот матч! Пока они пробьют себе здесь дорогу, вы сможете улететь!
   – Я не могу! Поймите же, что я не могу!
   Он сгорбился, сунул скарабея в карман, дыша так тяжело, словно только что закончил победителем полуночный марафон в Сан-Паоло.
   Силади подскочил к нему и обнял за плечи.
   – Что с тобой, Ренни? Все в порядке, мой мальчик? Ренни кивнул головой и оттолкнул от себя Силади.
   – Все в… в порядке! Но я не… могу… ее закрыть…
   – Хорошо, мой мальчик, и не надо. Придумаем что-нибудь еще.
   Потом Силади повернулся ко мне, потрясая кулаками.
   – Оставьте Ренни в покое, понятно? Еще не сможет улететь из-за этой дрянной двери! Может быть, механизм испортился. Подумать только! Он находился здесь под землей около четырех тысяч лет!
   Я сделал над собой усилие, чтобы успокоиться: ведь, в конце концов, все могло получиться и хуже.
   – Ладно! – сказал я и кивнул им. – Вы правы… Может быть, действительно, механизм не в порядке. Вы теперь идите вперед, а я тем временем приготовлю для них небольшой сюрприз.
   Я подождал, пока они не побрели покорно вперед, и попытался подтолкнуть вслед за ними и Сети.
   – Ты тоже иди, дорогая… Я тотчас догоню вас. Однако Сети решительно покачала головой.
   – Я останусь с тобой. Пока только…
   Для нежностей у нас не было времени. Вместо ответа я выудил из кармана небольшое взрывное устройство, установил контактный взрыватель и закопал мину в проеме двери под воображаемым порогом. Стряхнул с рук песок и обнял Сети за плечи.
   – Пойдем, дорогая! Этим мы выиграли еще несколько минут.
   Мы сделали, наверно, всего несколько шагов, догоняя остальных, когда она неожиданно остановилась.
   – Что случилось, дорогая?
   Одной рукой она оперлась о стену туннеля, а другой вцепилась в мое плечо. Ее пальцы впились в мое тело с такой силой, что я невольно вскрикнул.
   – Ой! Что случилось, Сети? Тебе нехорошо?
   Она ответила не сразу, лишь стояла и тяжело дышала; было заметно, как поднималась и опускалась ее грудь. Затем она заговорила хрипловатым голосом, как ее мать:
   – Как-то странно, Сэм… Все так странно. Я подумал, что волнение слишком подействовало на ее нервы.
   – Послушай меня. Сети, – сказал я как можно нежнее. – Нужно только еще чуть-чуть запастись терпением. Совсем чуть-чуть. До входа, видимо, совсем недалеко. Когда дойдем, ты сможешь отдохнуть…
   Она повернула ко мне лицо, и тут я впервые по-настоящему испугался. Я не увидел ее зрачков, карие глаза ее совершенно побелели.
   – Сети! – рванулся я к ней. – Сети! Что с тобой!
   Она повесила голову, отпустила мое плечо и неуверенным шагом двинулась вперед. Я поспешил за ней, чтобы подхватить, если вдруг упадет, но до этого все же не дошло: спотыкаясь, правда, но она медленно шла за остальными.
   Я наклонился, разгладил носовым платком песок над взрывным устройством, потом бросился за ней вдогонку.
   Когда на Сети упал луч моего фонарика, она снова стояла у стены, прислонившись к ней спиной. Глаза ее по-прежнему отсвечивали белым и не видно было и признака зрачков. Я сделал несколько шагов, чтобы подойти к ней и повести дальше, когда нечто помешало мне и почти толкнуло назад, туда, где я стоял перед этим.
   Этим нечто был голос Сети.
   Потому что в тот момент, когда я шагнул к ней, она заговорила.
   Она открыла рот, и с ее губ стали срываться звуки, которые, как я теперь понимаю, были словами: певучими словами неизвестного языка. Ее голос звенел и переливался, словно электронные музыкальные инструменты играли странную мелодию в несколько какофоничном исполнении. Но было в этой музыке, несомненно, что-то успокаивающее.
   Я остановился, протянутые к ней руки безвольно опустились, и я застыл на месте, словно превратившись в соляной столб.
   И если вы сейчас меня спросите, почему я был так поражен, ведь после всего случившегося я должен был знать об этом странном языке, – что ж, просто я ни– кому не пожелаю, чтобы однажды его избранница с совершенно побелевшими глазами начала исполнять для него мелодию, как это сделала Сети.
   Если только, конечно, она музицировала для меня.
   Когда мы догнали остальных, Хальворссон с укоризненным видом скользнул по мне лучом своего фонарика и тихо проворчал:
   – Боюсь, что ваше место здесь, впереди.
   Я глотнул подступивший к горлу ком, но ничего не ответил. От вопроса Йеттмара, однако, мне не удалось уклониться.
   – Вы пустили в ход один из ваших маленьких трюков, Сэм?
   – Я подложил им мину нажимного действия. Я увидел, как Силади, остолбенев, чуть не выронил фонарик.
   – Что вы сделали?
   – То, что я сказал. Подложил им мину.
   – А если они наступят на нее?
   – А какже, конечно, наступят! Для того и подложил! После этих слов все, за исключением Ренни, обступили меня.
   – Вы не объясните нам поподробнее? – спросил Осима, угрожающе блеснув стеклами очков. Я отказывался понимать, что происходит.
   – Что значит – поподробнее? Какого черта вам снова нужно. Люди Джиральдини дышат нам в затылок, а вы черт знает чего хотите. Вы не скажете мне, какая муха вас укусила?
   – Мы так не договаривались, Нельсон, – сказал Миддлтон.
   У меня вдруг возникло ощущение, что я попал в дом умалишенных. В дом подземных умалишенных.
   – Так не договаривались? А о чем же, дьявольщина, мы договаривались?
   – Вы пообещали, что защитите нас. Но не такой же ценой, что устроите кровавое побоище. Вернитесь и уберите эту мину!
   Бог мне свидетель, я не знал, плакать мне или смеяться. Я закрыл лицо руками и простоял так несколько секунд. А отняв руки от лица, я чувствовал себя таким же беспомощным, как и до этого.
   – Вернитесь и уберите эту мину! – повторил визгливым голосом Силади.
   Только тогда я понял, что они ни капельки не шутят.
   Так вот оно что! Проснулась совесть интеллигентов, и именно в тот момент, когда на карту поставлена моя шкура!
   Я отвел руку назад, словно для того, чтобы только почесать поясницу, но тем же самым движением выхватил из кобуры пистолет. Стряхнул с себя руку Сети и направил пушку в грудь Силади.
   – Послушайте, вы, законченный олух! – начал я вправлять ему мозги. – Меня не интересует, нравятся или не нравятся мои методы вашему паршивому прекраснодушию. Вы с вашей блистательной компанией и понятия не имеете, кто такой Джиральдини. И коль скоро о нем зашла речь, то этот проходимец и иже с ним только потому и могут существовать, что подобной вам интеллигентской размазни на земле как собак нерезаных. Вместо того, чтобы прикончить их на месте, их освобождают под залог, – а это то же самое, что мертвому припарки! Но на сей раз Джиральдини и Ренци имеют дело с мужчиной. Как сумею, так и прикончу их, ясно? И уж вы-то мне не станете помехой, мои прекраснодушные!
   – Я думаю, вы правы, Сэм, – прозвучал чей-то голос у меня за спиной.
   Я мигом обернулся: позади меня стоял Ренни.
   Я направил ствол пистолета на него, он сразу же затряс головой.
   – Меня вам нечего бояться, Сэм. Я хочу улететь отсюда, а единственная гарантия этого – вы. Лучше дайте и мне такую же игрушку!
   Я колебался лишь пару секунд. Потом потянулся к поясу и достал второй пистолет. Бросил его Ренни и в тот же миг повернулся к нему спиной.
   – Слушайте меня внимательно! – сказал я. – Больше я не буду трепать языком. Поймите, что мы связаны одной веревкой. Машину уже не остановить. Вы сможете спастись, а Ренни улететь только при том условии, если я покончу с Джиральдини и Ренци. Иначе они прикончат нас. Неужели это непонятно?
   – Мы не желаем становиться игрушкой в руках гангстерских банд, – промолвил холодно Силади. – Даже в том случае…
   – Ох-ох, бедняжка-профессор! – воскликнул я, чувствуя, как в душу мою вселяется какое-то безграничное отчаяние. – Об этом нужно было подумать раньше. Еще в Сан-Антонио вы были не против, чтобы я убрал их!
   – Но и вы ничего не говорили о минах! Я почувствовал на руке легкое пожатие. Я обернулся – это был Ренни.
   – А не слишком много времени мы теряем? – спросил он, и глаза его выражали обеспокоенность.
   – К черту все, ты прав, Ренни! Пошли, джентльмены! Мафия пусть будет на моей совести. Уж как-нибудь я управлюсь с этим делом!
   Не успели мы пройти и несколько шагов, как Осима поднял руку.
   – Остановитесь-ка! Туннель начинает идти под уклон! Остановитесь!
   Мы замерли на месте и уставились на него, а он – на прибор, который держал в руках.
   – Уклон все увеличивается. Скоро мы это сами почувствуем. Мы, пожалуй, уже у самой пирамиды.
   – Расстояние? – спросил Силади.
   – Примерно такое же, как и расстояние между входом под землю и холмом. Мы должны быть в тридцати метрах от центра холма.
   – Направление?
   – По-прежнему прямое, как стрела.
   – Посветите кто-нибудь на землю, – сказал Силади. – Если я не ошибаюсь, то, что мы ищем, будет на глубине нескольких этажей.
   Я опустил револьвер в карман и попытался говорить примирительным тоном.
   – А почему вы думаете, что теперь нам нужно спускаться вниз?
   Он покосился на мою руку, но, увидев, что в ней нет ничего, кроме фонаря, как будто успокоился.
   – По двум причинам… Первая – источники. Древние очевидцы тоже спускались вниз. А другая – это то, что… Если вершина пирамиды находится под вершиной холма, то она должна быть погружена под землю на глубину нескольких этажей.
   – Вероятно, – согласился я, потому что тем временем меня стала занимать иная мысль. – Скажите, Петер, – спросил я, – для чего, по-вашему, служат те боковые ходы, мимо которых мы прошли?
   Он сдвинул брови и поднял палец.
   – Вы чувствуете воздух?
   – Я – нет.
   – Я бы сказал, что здесь есть воздух, точнее говоря, – кислород. И бьюсь об заклад, что ему не три тысячи лет.
   – Значит, их сделали для вентиляции?
   – Очевидно. Они, может быть, ведут в какую-то пещеру. По-видимому, существует возможность и по ним попасть сюда, под землю!
   – Значит, к пирамиде можно подойти и по боковому ходу?
   – Я более чем уверен. Вот подумайте. Если бы они построили только один вход, то взяли бы на себя большой риск.
   – Они?
   – Да, они самые. Одно землетрясение – и все прахом! Они обязательно должны были построить и другой вход!
   Теперь уже почва у нас под ногами ощутимо пошла под уклон. И спускаясь наощупь по все круче уходившему вниз полу, я, не переставая, размышлял над тем, сколько шансов у людей Джиральдини обнаружить другой вход. Отвлек меня от моих мыслей несколько испуганный голос Миддлтона.
   – Смотрите! Туннель закончился!
   Мы сбились в кучку, как овцы, потерявшие своего пастыря.
   Перед нами в свете фонарей была лишь голая глиняная стена, гладко обработанная, какой ее оставили старательные рабочие три с половиной тысячи лет тому назад.
   Силади прислонился к стене и негромко хохотнул.
   – Конец! Черт бы его побрал, конец!
   Остальные же стояли, таращась на стену, словно на глине перед ними появился Иму во главе всех войск мира Красного Солнца.
   – Конец чему? – спросил я подозрительно, хотя, честно говоря, незачем было и спрашивать: безнадежность была написана у них на лицах.
   – Чему? Ну, всему… Вы не видите, Нельсон? Мы пришли в тупик. К пирамиде ведет все-таки какой-то из боковых коридоров…
   – Почему вы так думаете?
   – А вам недостаточно этой стены перед носом?
   – Да, но… зачем ее могли поставить?
   – Спросите у них самих. Вы же знаете их логику, нет? По крайней мере, вы совсем еще недавно выхвалялись, что знаете ее.
   Я ощупал стену, потом постучал по ней кулаком. Стена не гудела и не давала трещин: словом, вела себя точь-в-точь, как нормальная стена туннеля, за которой только и есть, что мать-земля сырая.
   – Ренни? – обернулся я к молодому человеку.
   – Слушаю, – буркнул он подавленно.
   – Вы ничего не чувствуете?
   – Я? Нет…
   И Сети стояла рядом со мной, ссутулившись, втянув голову в плечи, – само воплощение беспомощности.
   Тогда я в первый и последний раз окончательно потерял голову. Я знал, что люди Джиральдини идут за нами по пятам по туннелю и искать теперь боковой вход было безнадежным делом.
   Кажется, я заорал и принялся браниться, причем вряд ли выбирал выражения. Затем я упал на колени на пол коридора и начал колотить по глине, присыпанной тонким песком. Повторяю: я орал, бранился и молотил почву под нашими ногами.
   Я колотил до тех пор, пока не послышался грохот, как от ожившего большого барабана в оркестре.
   Я пришел в себя, когда ко мне подскочил Силади, рывком поднял меня с земли и поцеловал в лоб.
   – Нельсон! Вы гений! Я заранее прошу прощения за все, чем обидел вас и чем еще, вероятно, обижу! Сам господь бог не додумался бы!
   – Однако подумать об этом нам следовало! – покачал головой Хальворссон, то и дело сплевывая песок. – Вы сами только что говорили, что пирамида должна лежать значительно ниже уровня коридора.
   Каменная плита, прикрывавшая вход под землю, лежала теперь перед нами, наполовину очищенная от песка. Я прислонился к стене, с трудом переводя дыхание, как будто с кем-то подрался.
   – Прочитать надпись? – спросил Осима, указывая на проступившие иероглифы.
   Я почувствовал, что силы возвращаются ко мне, чем тут же воспользовался, чтобы отмахнуться.
   – На это сейчас нет времени. Я не думаю, чтобы именно здесь они написали что-то важное.
   – Это тоже какая-то выдержка, – пробормотал Миддлтон и, вытягивая шею, пытался разобрать непонятные для меня рисунки.
   – Кажется, отрывок гимна.
   Силади наклонился и вместе с Йеттмаром поднял плиту. Она легко сдвинулась, и наши любопытные фонарики осветили длинную вереницу вырубленных в камне ступенек, которые вели куда-то в темнеющую глубину.
   Я увидел, как доктор Хубер, когда Силади и Йеттмар отбросили в сторону каменную плиту, перекрестилась. Ренни неподвижным взглядом смотрел вглубь, а Сети дрожала, как осиновый лист.
   Я же подтянул ремень брюк и без колебаний стал спускаться.
   Тридцать две ступеньки вели в чрево земли по прямой линии, но еще на тридцатой по кривизне стены я почувствовал, что начинается поворот.
   – Осторожно, – сказал я. – Лестница поворачивает!
   Они с опаской двигались по моим следам, сразу же за мной шел Петер Силади.
   – А не стоит ли и здесь замаскировать вход? – пробасил он мне в ухо.
   – Бесполезно. Ведь следы покажут им все в точности. Здесь нет ветра, который нанес бы песка.
   Лестница сделала еще один поворот, вызывая у меня ощущение, что мы движемся по кругу.
   – А я и не знал, что у египтян были винтовые лестницы, – пробормотал я.
   Силади открыл было рот, чтобы ответить мне, когда лестница неожиданно снова выпрямилась и свет моего фонарика отразился от огромной, такой уже знакомой каменной плиты, которая снова загораживала нам путь.
   – Передайте по цепочке, чтобы все остановились… И пришлите сюда Ренни.
   Я плюхнулся на последнюю ступеньку и пригляделся к плите. Она была в точности такой, как ее двойник наверху, в коридоре. И на этой плите тянулся только один ряд иероглифов, как будто и с теми же знаками, что и на той, другой. Хотя, конечно, – подумал я, – вполне вероятно, что они только для меня такие одинаковые.
   Через несколько минут Ренни протиснулся ко мне и уставился на каменную плиту.
   – Это тоже дверь?
   – Должна быть дверь. Попробуйте-ка…
   – С помощью скарабея?
   – А как же? И чтоб недолго канителиться, думайте сразу же о том, о чем следует. Мол, ох как было бы хорошо, чтобы эта дверь открылась! Ну же, давайте! Джиральдини уже наступает нам на пятки!
   И тут, как будто случаю было угодно придать моим словам вес, откуда-то издали до нас донесся тихий щелчок или хлопок, и несколько мгновений спустя наших лиц коснулся легкий поток воздуха. Впервые с тех пор как мы спустились под землю.
   – Что это было? – вскинулся Силади.
   – Пожалуй, моя мина… Если только…
   – Если только?
   – Если только они не проделали себе взрывом проход в каком-то другом месте. Что весьма маловероятно. Давайте, Ренни! За дело!
   Молодой человек послушно опустил руку в карман, извлек скарабея, потом закрыл глаза и вытянул руку в сторону двери. На его ладони покоился священный жук, на лбу от напряжения заблестели капли пота.
   – Вперед, Ренни! Ради всех святых, вперед! Давай, сдвинь же ее!, Этот крик, конечно, раздавался только у меня в глубине души, и я с трудом сдерживался, чтобы не подбежать к двери и не помочь Ренни сдвинуть ее с места.
   Лицо Ренни заливал пот, и я почувствовал, что постепенно и сам становлюсь мокрым от пота.
   – Вперед! Давай! – выкрикнул я теперь вслух.
   И, словно подчиняясь моей команде, дверь двинулась и с плаксивым скрежетом уползла в противоположную стену. На нас посыпались песок и клубы пыли, свод над головой задрожал, и вдали снова послышались хлопки.
   Ренни обессиленно оперся о стену и, тяжело дыша, хватал ртом воздух.
   – Больше не могу… Открывать двери… это… это высасывает… из меня… все силы.
   Я просунул ему руки под мышки и помог пройти сквозь облако пыли там, где только что стояла дверь. Посветив вперед фонариком, я громко закричал:
   – Есть! Идите скорее! Кажется, мы пришли!
   Перед нами был большой зал: намного больше усыпальницы Иму, и его белые стены так и сияли в свете фонарей. Напротив нас были еще два входа, не имевшие однако дверей. От проема первого входа куда-то уходили ступеньки, как те, по которым мы спустились, и нигде не было и следа двери, преграждающей путь.
   Силади вытянул руку и указал на этот проем.
   – Там! Там другой вход! Через него входили в древности…
   Йеттмар схватил меня за руку.
   – Посмотрите под крышу!
   Мы все подняли головы, но не увидели на белом потолке помещения ничего, кроме нескольких черных пятен.
   – Я ничего не вижу, – прошептала доктор Хубер.
   – Вы не видите пятен?
   – Вы имеете в виду вон то черное?
   – Копоть от факелов! – воскликнул Йеттмар. – Мы явно попали, куда нужно. Кто-то из них, сдается, писал, что они зажигали не масляные фитили, а факелы. И это на стене – тоже гарь и копоть от них.
   Силади и я тем временем уже обследовали один из углов помещения, где лежали грудой по меньшей мере штук двадцать разной величины сосудов из камня и мрамора. Я вопросительно взглянул на Силади и был немало удивлен тем, как возбужденно горели его глаза.
   – Это, пожалуй, канопы.
   – В каком-то из источников речь была также и о золотых сокровищах.
   – Не исключено, что и они здесь есть. Посмотрите только, как красива эта резная чаша. Если я не ошибаюсь…
   Я схватил его за руку и потащил за собой ко второму дверному проему.
   – На это у нас сейчас нет времени! Когда все будет позади, вы сможете изучать их, сколько вам заблагорассудится!
   Перед дверным проемом я выпустил его руку и повернулся к остальным, припустившим вслед за нами.
   – Послушайте меня! Вероятно, у нас больше не будет возможности поговорить друг с другом. У нас нет времени, чтобы обследовать все помещения. Что бы ни случилось, если придется уносить ноги, бегите через этот выход.
   – А если… – выдавил Миддлтон. – Если… А кто откроет нам двери?
   – Вряд ли в этом будет надобность. Субесипу и другие посетители не обнаружили дверей, тем не менее, они спустились до пирамиды. А теперь вперед!
   Я утер лоб и прислонился к стене. Боже мой) Источник, который светит непрерывно три с половиной тысячи лет!
   Позади меня царило гробовое молчание, хотя все стояли тут же, в каких-то нескольких сантиметрах от меня. А звезда мягко светила, словно приветствуя нас.
   – Красное Солнце! – прошептал Ренни.
   – Посмотрите-ка на линии, – буркнул Осима.
   – Какие линии?
   – Вы не видите? Некоторые звезды связаны между собой голубыми линиями.
   – Вижу. И что тут особенного?
   – Это созвездия. Они точно так же, как и мы, видят на небе созвездия.