Страница:
– Все, ничего невозможно сделать, – опустил руки старший механик. – Нужно потушить котлы – иначе взлетим на воздух…
– Гаси топки! – велел своим подчиненным Мелентий.
Покончив с этим, все гурьбой полезли по аварийному трапу и, выбравшись на третью палубу, некоторое время толклись в коридоре, не зная что делать.
Через вентиляционную шахту Натали со своим спутником спустились кое‑как на четвертый ярус, откуда добрались по аварийному трапу к помещениям третьего класса.
Проход перегораживала тяжелая фигурная решетка, запертая по тревоге на замок. Финней Ормус завозился, пытаясь подобрать ключи, и девушка, отодвинув его, ткнула в скважину амулетом, которым ее снабдил Крис.
Брызнули синеватые искры, расплавленная бронза струйкой стекла вниз, и путь был открыт.
Первое, что они увидели, – сидящих в лифте, громко ругающихся людей и столпившихся вокруг на площадке сочувствующих затворникам зевак. Все громко поминали механикуса Угрюма Упырева и его дурацкие штучки.
Второй помощник убежал вниз, бросив на ходу, что пригонит из машинного парочку людей посильнее и с ломами – другого способа достать бедолаг, как разбить стекло шахты, не было.
Курковой одной пришлось заняться почти четырьмя сотнями душ, обитавших в ярусах третьего класса.
Здешний народ, в отличие от лиц, размещавшихся в первом классе, был, так сказать, ближе к местам начала и конца боевых действий, кое‑что таки сумел заметить, хоть и не во всем разобраться, и понимал, что с судном случилось что‑то неладное. Но все еще не знал, что делать. Люди путались в лабиринте переходов, коридоров, трапов. Одни долго одевались или складывали в чемоданы вещи. Иные пассажиры не смогли открыть изнутри двери своих кают, потому что дверные стойки перекосились из‑за крена «Титаника» и взрывов. Многие в страхе пытались вылезти в иллюминаторы, застревали и оглашали палубы громкими криками.
Демонстрируя налево и направо свой жетон и громко покрикивая, Натали сумела заставить праздно шатающуюся обслугу заняться выведением пассажиров на палубу.
Подойдя к очередной каюте, зеленоглазка обнаружила, что дверь заперта, а на ее ручке болтается кокетливая табличка «Просьба не беспокоить». И объясняющее положение дел сердечко, пронзенное стрелой Амура.
Лишь после того как стюард громко постучал в нее обоими кулаками, из каюты послышался недовольный мужской голос:
– Что такое?
А женский добавил:
– Не мешайте нам!
Натали, запинаясь от волнения, все объяснила, коридорный ее поддержал, но заставить открыть дверь так и не удалось.
Плюнув, блондинка оставила эту дверь в покое и перешла к другой каюте.
Там заело замок, и несколько пассажиров по ее команде выломали дверь, чтобы выпустить оказавшихся в плену – дюжину девушек‑гимназисток, возвращавшихся на родину, в Тунис.
Тут подоспел пожилой стюард и пригрозил, что по прибытии «Титаника» в ближайший порт хулиганы будут арестованы за порчу частной собственности.
– А не пошел бы ты, дядя, к Нептуну в задницу? – бросила Натали в ответ, чем шокировала старика до глубины души.
Потом добавила еще пару крепких слов по‑русски. Некоторые из пассажиров, разобравших суть сказанного, заулыбались, а затем принялись и сами на все лады честить излишне хозяйственного стюарда. Это немного разрядило накаленную обстановку.
Наконец динамики оповещения прохрипели:
– Всем надеть спасательные жилеты и выйти на палубу!
У выхода, на шлюпочную палубу сыщица оглянулась.
Лестница уходила вниз, сквозь все восемь палуб. И внизу, в глубине пролета, медленно поднималась темно‑зеленая вода, сквозь которую светились герметичные лампы нижних ярусов.
Толпа, толкаясь и ругаясь, медленно растекалась по палубе. Здесь были подвешены спасательные шлюпки для пассажиров второго и третьего классов.
Палубу заполняли мужчины, женщины и дети в пробковых нагрудниках. Одни были нарочито спокойны, другие перепуганы, третьи откровенно плакали. Кто‑то, не дожидаясь команды, впопыхах, неуклюже спускал на талях полупустые спасательные шлюпки. Но в основном люди стояли у фальшбортов, смиренно дожидаясь дальнейших распоряжений.
Кое‑кто вымученно шутил, а некоторые даже ржали над бедолагами, все еще торчавшими из иллюминаторов (к которым вода подступила довольно близко).
Натали готова была заплакать от отчаяния – на людей словно навели морок. В муке оглянулась по сторонам, ища кого‑либо из офицеров.
Никого. Вот разве что эти «красавцы» на что‑то могут сгодиться.
В сторонке от людей топталась пятерка Элмсовых гоблинов. Куда же это их хозяин запропастился? Смылся, что ли?
Ну да, точно. Теперь блондинка не сомневалась, что в подслушанном ею разговоре речь шла именно об этом событии.
Но отчего кудесник сбежал без своей гвардии? И как их прикажете использовать? Ведь у гоблина мозгов едва ли больше, чем у какой‑нибудь морской свинки.
Уловив на себе внимательный взгляд зеленых глаз, Афоня (или Кузема?) вытянулся, как дрессированная собачонка. Никак заподозрил в ней новую хозяйку?
Блондинка сплюнула и отвернулась. И тут в конце палубы заметила еще одну знакомую фигуру.
Снова ее неуловимый стюард‑призрак. Ну, хоть на этот‑то раз не исчезай. Помоги.
Ага, как же. Послушался.
Слинял себе, как ни в чем не бывало. Да еще и успел кое‑чем разжиться. Экий чувалище через плечо перебросил. Аж согнулся, «бедненький». Гляди, не надорвись, мародер несчастный. У‑у, стрелять таких надо!
Впрочем, и без его помощи дело пошло на лад.
– Эй, девка, друг! – пробасили ей прямо на ухо. – Не пособить ли чем, а, друг?
Нос Натали уткнулся в широкую, покрытую густой шерстью грудь гоблина. Кузема (или Афоня?) неловко переминался с ноги на ногу и заискивающе пожирал блондинку очами‑плошками.
– Так, – решилась она. – Слушай мою команду, парни…
Вооружившиеся по ее приказу пожарными топорами гоблины выбили двери и вытащили застрявших бедняг, приободрившиеся матросы побежали по палубам, отыскивая замешкавшихся и бесцеремонно выталкивая их наружу.
Не дожидаясь посторонних, дюжие слоноухие молодцы приволокли тяжелую чугунную скамью и разбили вдребезги вход в лифтовую кабину, освободив уже начавших верещать от страха затворников.
Офицеры и команда постепенно сумели хоть как‑то наладить эвакуацию.
Пассажиры первого класса, подгоняемые членами экипажа, стекались в проходы.
Крис уловил на себе взгляд Герты Грендель. Странно, но обычно заметная кинодива сейчас ничем не выделялась в толпе.
– Не бойтесь, все будет хорошо, – произнес он, почему‑то захотев подбодрить эту прежде не очень‑то симпатичную ему наследницу викингов, в глазах которой застыл страх.
– Я и не боюсь, – парировала она. – Меня просто укачало… Слегка.
Пассажиры двигались наверх – присмиревшая, беспорядочная толпа.
Химический магнат Бар Кохба – в зеленых дорогих штанах и затрапезном свитере.
Шелковая заштопанная пижама – вот и все, что было надето на крупнейшем римском банкире и известном скупердяе Криксе‑младшем. Его жена поверх порвавшегося в спешке вечернего платья надела мужское пальто, а дочь, Лавиния Эмболия, образец добронравия и благопристойности, была в прозрачной ночной рубашке и шлепанцах.
Лишь Роксана Сабина Трималхион в своем лимонно‑золотистом туалете словно сошла со страниц модного журнала.
Вслед за дочерью появился и сам Кир Александр Трималхион в окружении телохранителей. Неизменно собранный и спокойный.
Заметив Лайера, приблизился к нему, пожал руку и коротко осведомился о положении дел.
– Держитесь поблизости, – велел. – Можете понадобиться в любую минуту. Да и вообще… У меня персональная шлюпка.
– А где же домина Натари? – забеспокоился Сай.
– Где‑то на нижних палубах. Занимается эвакуацией пассажиров третьего класса.
– О‑о! – закивал ниппонец клобуком. – Смерая девушка. Там сейчас так жарко…
Дородная молодая дама с умопомрачительным бюстом все всхлипывала, кутаясь в шиншилловое манто и прижимаясь к плечу угрюмого скотта в клетчатом килте.
Крис узнал ее.
Это была Эмилия Анкор – некоронованная королева Дании, вдова богатейшего мануфактурщика и бывшая любовница первого министра, ныне заарканившая какого‑то британского угольного короля.
– Кажется, мы тонем? – плача, спросила она у любовника.
– Возможно, – спокойно ответил тот. – Но только прошу тебя, успокойся и не рыдай. Это, в конце концов, не конец мира!
– Послушайте, – обратилась к кинокефалу девушка с крохотным чихуахуа на руках. – Вы не подскажете, есть ли на корабле спасательный нагрудник для моей собачки? Понимаете, Астерикс жутко боится воды.
Сыщику вдруг стало больно и страшно.
Пока пассажиры шутили, разговаривали и ждали, члены экипажа быстро занимали свои места по шлюпочному расписанию.
На шлюпочной палубе суетились матросы, стюарды, кочегары и коки.
– Ох, что творится… – вздыхал Рекс Арбитр, плетясь с дорогой ниппонской камерой через плечо. – Шестнадцать сенаторов, две особы королевской крови из дружественных стран, один проконсул, двенадцать знаменитых писателей и сама Герта Грендель! Вы подумайте – какой удар по Империи! Нет, вы только подумайте! – восклицал он с галльской экспансивностью.
– Ну, подумай, – уговаривал кто‑то свою молодую жену. – Ну что тебе стоит спуститься в шлюпку прежде меня, моя девочка? Ты отправишься первой, а я еще немного побуду здесь.
Он послал ей воздушный поцелуй, когда она вошла в шлюпку.
– До скорой встречи, – с улыбкой произнес знаменитый Гордиан Захес, помогая Поппее с маленьким Валерием на руках перешагнуть через фальшборт.
Бар Кохба провожал свою Сару и трех дочерей. Прощаясь, он забрал у супруги сумочку с драгоценностями.
– Так будет надежней, – объяснил он.
– Пожалуйста, – говорил своей половине пожилой джентльмен, – садись в шлюпку и спасайся.
– Нет, – отвечала ему супруга, – позволь мне остаться с тобой. Мы столько лет прожили – так и помрем в один день. Пусть уж кто из молодых сядет – им жить да жить…
Крис отвернулся и начал смотреть на сумеречный горизонт.
Некий порядок и спокойствие понемногу установились на «Титанике».
Текли минуты, корабль все сильнее кренился и все глубже оседал в мутные волны.
Уже никто не метался в панике, не плакал и не требовал сделать хоть что‑нибудь.
Почти все шлюпки были спущены, пока остававшиеся на лайнере пассажиры тихо стояли на верхней палубе в ожидании развязки. Люди обменивались прощальными письмами к родным – кто спасется, тот и доставит весть. Большей частью они просто молчали.
Дюжина моряков и пассажиров пытались снять с крыши салона закрепленные там брезентовые складные шлюпки.
Лайер вспоминал прожитую жизнь, думал об отце с матерью, о сестре и брате.
Странное оцепенение, вообще‑то кинокефалам (как существам разумным в высшей степени и контролирующим себя) не свойственное, овладело им.
Сыщику представлялось, что он находится где‑то далеко‑далеко и из этого удаления смотрит на происходящее на тонущем судне. Через иллюминаторы он наблюдал, как люди роются в каютах. Крис знал: это были не мародеры, а просто ищущие спасательные средства. Кто‑то выволакивал мебель, рассчитывая связать из нее плоты…
– Ну‑ну, дела, – сочувственно поохал появившийся невесть откуда Уркварт Клавдий Север. – Вас, Древних Народов, и без того мало, так вот еще какая беда… Хорошо хоть сатиров здесь мало…
В рубке связи по‑прежнему суетился персонал.
Маг Буридан с помощником все не оставляли попыток оживить сервер связи, хлопоча вокруг с пассами и заклинаниями. Радист Фульвий Антоний сосредоточенно стучал по ключу, посылая сигналы бедствия, вполголоса проклиная скверно работающий генератор.
В дверях появился старпом, посмотрел на них. В глазах стояли слезы.
– Вы сделали все, что могли, ребята, – больше уже смысла нет… Спасайтесь. – И добавил, словно извиняясь: – Так уж вышло, ничего не поделаешь…
Антоний, на секунду оторвавшись от работы, укоризненно взглянул на начальство и снова склонился над аппаратом.
Офицер пожал плечами. В душе он был благодарен радисту, но будет ли толк? Есть ли в этом непо нятном мире хоть кто‑то, кто услышит их сигналы? И есть ли тут вообще что‑то, кроме этой стоячей воды, колеблемой мертвой зыбью?
– Доминус, что нам делать? – обратились два матроса к выходящему от связистов старпому.
– Что сказать вам, парни? Сделайте все, что в ваших силах, для пассажиров, а потом позаботьтесь о себе…
Некоторые из членов команды, не дожидаясь разрешения, прыгали за борт.
Их подбирали уже спущенные шлюпки, болтавшиеся поблизости от «Титаника».
Большинство же из экипажа предпочитали пока оставаться на судне.
В постепенно меркнущем электрическом освещении белыми пятнами выделялись накрахмаленные белые куртки – прислуга не делала ничего, чтобы помочь возившимся со шлюпками. Они спорили о том, сколько еще времени лайнер продержится на воде.
Почти столь же непринужденно чувствовали себя слуги, взятые в путешествие богатыми пассажирами. Со стороны казалось, что они весьма довольны тем, что их обязанности кончились, и никто не мешает им курить, сунув руки в карманы.
Вот один из стюардов, молодой парнишка лет семнадцати, решительно направился к шлюпке, медленно ползущей с кильблоков.
Крис загородил ему дорогу, вежливо придержав за запястье.
– Ты бы лучше помог товарищам, – он указал жестом на чумазых сатиров‑кочегаров, пытающихся откинуть стопоры на двадцативесельном баркасе.
– Какие они мне товарищи, нечистик лохматый? – довольно грубо спросил юноша, пытаясь сбросить руку сыщика. – Сам иди и помогай своим, если делать нечего. Ты вообще кто?!
– Я? – Лайер сдавил запястье желторотика так, что тот, ойкнув, побледнел. – Кто я такой?
Зубы кинокефала как бы невзначай приблизились к его шее.
– Я – пассажир!
– Какие‑то проблемы, шеф? – нарисовалась рядом Натали, и Кристофер с облегчением вздохнул – одной, причем не самой малой, заботой меньше. – Кто это у нас тут буянит?
За ее спиной двумя угрюмыми скалами выросла парочка слоноухих гоблинов.
Молодой человек покраснел и потупился. Однако блондинка его уже узнала.
– А, юный геронтофил! Ну как, раскрутил тетю Герту? Или это она тебя поимела?
Паренек совсем смешался, покорно пропустил в шлюпку женщину с ребенком из третьего класса и исчез.
– Ну как, все в порядке? – улыбнулся напарнице детектив.
– Естес‑сн‑а! – ударила ладонью о ладонь зеленоглазка.
– А эти? – кивнул на гоблинскую команду. – Откуда они?
– Временно рекрутированы на службу Закону, – браво отрапортовала бойкая девица. – Ну‑ка, ребята, поприветствуйте шефа как положено.
– Виват! – заревела орда нестройно, а затем сразу (уже более слаженно). – Виват, домина Натали, друг!
– Ладно. Тогда пойди, отметься у Сая. Он очень о тебе беспокоился. Тревожился, что не с кем на суше будет есть суши…
– Ой, шеф, тебе бы все шутить, – фыркнула блондинка.
Люди по очереди заполняли шлюпки, которых, как стало уже ясно, на всех не хватит.
Члены высшего общества продолжали держаться вместе.
Плечом к плечу стояли автомобильный король, владелец «тоттенвольфа» Иоганн Даймлер, его непримиримый конкурент галл Статер Жопе, винный магнат из Италии Мартиний Чинзанус, книгоиздатель Астус…
Рядом неприкаянно бродили воротилы рангом пониже.
И Крис подумал, что сейчас, в сущности, видит ярчайшее свидетельство равенства всех людей. По сути, положение любого из этих господ ничем не лучше положения какого‑нибудь полуграмотного кочегара, приехавшего из убогой альпийской деревеньки.
Даже похуже – кочегар‑то, небось, молод, здоров как конь и силен, а это все люди в возрасте да еще злоупотреблявшие в жизни разными излишествами.
На крыше салона сидела компания официантов и коков, кухонными ножами пытавшихся перерезать толстые канаты, которыми крепились шлюпки на хваленых автоматических шлюпбалках – те сдохли, когда обнулился сервер, как и положено.
Начали прибывать пассажиры третьего класса. Народ потихоньку сдвигался к корме – судя по крену, было ясно, что корма уйдет под воду последней.
Последние шлюпки отваливали от «Титаника».
Лайнер охватывала странная и печальная тишина.
Хрустальные люстры, все еще продолжавшие гореть, косо свисали с потолков.
Несколько человек – вперемешку пассажиры из первого класса и матросы – хозяйничали в баре. Надо полагать, принять напоследок для храбрости.
Просто не верилось, что всего четыре часа назад это помещение было заполнено изысканно одетыми господами и дамами, неторопливо пьющими кофе и неспешно беседовавшими о радостях морского путешествия.
Шагах в десяти от Криса молились христиане – собравшиеся вместе, но каждый внимавший своему проповеднику: четверым, по числу главных конфессий. Детектив заметил среди них и тех двух молодых русских богачей, что схлопотали от Натали по физиономиям. Теперь они смиренно стояли на коленях, крестились и плакали.
Чуть дальше возносили молитвы последователи Заратустры, во главе с принцем Кавадом.
Странно – чего светлейший в шлюпку без очереди не полез? Или гордость проснулась? Может, он не так плох?
Дюжина вендийцев и хинцев крутила молитвенные колеса и гудела свое «Ом Мани Падме Хум».
Поклонники старых отеческих богов Империи не были столь сплоченными – маленькими группками они кучковались по всей верхней палубе, поминая кто Венеру, кто Нептуна, кто кельтского моревладетеля Вран Луга…
Крис горько усмехнулся, вспомнив предсказание своего духовного наставника отца Валентина: тебе, мол, следует опасаться воды…
Что ж, выходит, правы те, кто считает, что предсказать будущее можно, а вот получить от этого пользу – нельзя?
– Мой Дэв, – между тем всхлипывал принц, – мой чудесный Дэв… А я уже подбирал кобылку для тебя…
Огни погасли – залило водой последнее динамо. Сияли лишь египетские светокристаллы – они будут гореть на морском дне и через тысячу лет, когда сталь корпуса обратится в прах.
Крен усиливался. Из недр умирающего исполина слышался нарастающий грохот – удары, звон, лязг…
Дорогая палисандровая мебель кают, десятки тысяч бутылок с напитками – от минеральной воды до крепчайшего рома и русской водки, – пятьдесят тысяч свежих яиц, кадки с пальмами и лианами в оранжереях, десятки тысяч пудов угля, ширмы и кресла, серебряная посуда, чемоданы пассажиров и сундучки матросов…
Истерично заржал забытый всеми жеребец персидского принца…
Жалобно замяукали все сорок две корабельные кошки.
Потом откуда‑то снизу донесся тяжелый железный гром…
– Третья турбина… – прокомментировал старший механик. – Я ведь говорил, что крепления ненадежные, я ведь им говорил…
Вот вода уже дошла до пятой палубы, до шестой…
И в этот момент что‑то вдруг изменилось. В почти безветренном воздухе, в застойном неподвижном море, в окружающем мире.
Крис не успел сообразить, что именно, как вода вокруг на многие сотни футов замутилась, взбурлила водоворотами и фонтанчиками, вскипела большими пузырями. Потом послышался долгий глухой скрежет, и севший уже по седьмую палубу исполин вдруг остановил свое погружение. Медленно выровнялся, становясь на ровный киль.
А потом… пополз обратно.
Вот показалась одна линия иллюминаторов, изливавших потоки морской воды, другая… Вот обнажилась ватерлиния с рваными ранами от взрывов.
Затем сама вода изменила цвет, и сыщик с глубочайшим удивлением увидел, что из волн обнажается поднявшееся дно этого чужого моря. Илистое, пахнущее йодом и сероводородом, в которое мгновенно, как мухи в патоку, влипли шлюпки.
Трепыхались странные рыбы. Шевелил клешнями почти исчезнувший на Гебе ракоскорпион. Бил хвостом гребнистый синий тритон, по поводу которого так и не смогли договориться маги и книжники – то ли он нечисть, то ли просто диковинное живое существо.
То сям, то там из ила били струйки воды и выходили пузыри…
Но Кристофер так и не успел понять и осознать этот удивительный факт.
Ибо по окружности со всех сторон горизонта вдруг медленно поднялись и зашевелились, пеня морскую гладь, десятки и десятки исполинских щупальцев, любое из которых превосходило их лайнер раза в три длиной и могло поспорить с ним в толщине.
Всплывший остров, на котором «Титаник» смотрелся не больше, чем рыбешка на сковородке, был… ЖИВЫМ.
А затем медленно и неторопливо невероятная тварь двинулась куда‑то в сторону вечного заката этого мира.
– Хоренна, Хоренна!!! – заверещал вдруг какой‑то ибер, падая на колени. – Явился! Явился бог предков моих! Спас недостойных!!!
Крис в который раз внутренне содрогнулся.
Он знал, КТО такой Хоренна, так же как и знал из тайных книг, что этот древний и полузабытый тартесский бог был не так прост…
Но теперь уж точно сделать было ничего нельзя – исполинский плавучий остров, живой, бессмертный и божественный, влек их невесть куда и невесть для чего…
– Да, не слушался я батюшку, а ведь говорил мне старик – не принесет тебе море добра… – философски вздохнул Уркварт Север.
А Лайеру отчего‑то вспомнились взволнованные слова Иоанна Богослова из «Откровения»:
«И стал я на песке морском и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и девятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные… И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?»
Глава восемнадцатая
– Гаси топки! – велел своим подчиненным Мелентий.
Покончив с этим, все гурьбой полезли по аварийному трапу и, выбравшись на третью палубу, некоторое время толклись в коридоре, не зная что делать.
Через вентиляционную шахту Натали со своим спутником спустились кое‑как на четвертый ярус, откуда добрались по аварийному трапу к помещениям третьего класса.
Проход перегораживала тяжелая фигурная решетка, запертая по тревоге на замок. Финней Ормус завозился, пытаясь подобрать ключи, и девушка, отодвинув его, ткнула в скважину амулетом, которым ее снабдил Крис.
Брызнули синеватые искры, расплавленная бронза струйкой стекла вниз, и путь был открыт.
Первое, что они увидели, – сидящих в лифте, громко ругающихся людей и столпившихся вокруг на площадке сочувствующих затворникам зевак. Все громко поминали механикуса Угрюма Упырева и его дурацкие штучки.
Второй помощник убежал вниз, бросив на ходу, что пригонит из машинного парочку людей посильнее и с ломами – другого способа достать бедолаг, как разбить стекло шахты, не было.
Курковой одной пришлось заняться почти четырьмя сотнями душ, обитавших в ярусах третьего класса.
Здешний народ, в отличие от лиц, размещавшихся в первом классе, был, так сказать, ближе к местам начала и конца боевых действий, кое‑что таки сумел заметить, хоть и не во всем разобраться, и понимал, что с судном случилось что‑то неладное. Но все еще не знал, что делать. Люди путались в лабиринте переходов, коридоров, трапов. Одни долго одевались или складывали в чемоданы вещи. Иные пассажиры не смогли открыть изнутри двери своих кают, потому что дверные стойки перекосились из‑за крена «Титаника» и взрывов. Многие в страхе пытались вылезти в иллюминаторы, застревали и оглашали палубы громкими криками.
Демонстрируя налево и направо свой жетон и громко покрикивая, Натали сумела заставить праздно шатающуюся обслугу заняться выведением пассажиров на палубу.
Подойдя к очередной каюте, зеленоглазка обнаружила, что дверь заперта, а на ее ручке болтается кокетливая табличка «Просьба не беспокоить». И объясняющее положение дел сердечко, пронзенное стрелой Амура.
Лишь после того как стюард громко постучал в нее обоими кулаками, из каюты послышался недовольный мужской голос:
– Что такое?
А женский добавил:
– Не мешайте нам!
Натали, запинаясь от волнения, все объяснила, коридорный ее поддержал, но заставить открыть дверь так и не удалось.
Плюнув, блондинка оставила эту дверь в покое и перешла к другой каюте.
Там заело замок, и несколько пассажиров по ее команде выломали дверь, чтобы выпустить оказавшихся в плену – дюжину девушек‑гимназисток, возвращавшихся на родину, в Тунис.
Тут подоспел пожилой стюард и пригрозил, что по прибытии «Титаника» в ближайший порт хулиганы будут арестованы за порчу частной собственности.
– А не пошел бы ты, дядя, к Нептуну в задницу? – бросила Натали в ответ, чем шокировала старика до глубины души.
Потом добавила еще пару крепких слов по‑русски. Некоторые из пассажиров, разобравших суть сказанного, заулыбались, а затем принялись и сами на все лады честить излишне хозяйственного стюарда. Это немного разрядило накаленную обстановку.
Наконец динамики оповещения прохрипели:
– Всем надеть спасательные жилеты и выйти на палубу!
У выхода, на шлюпочную палубу сыщица оглянулась.
Лестница уходила вниз, сквозь все восемь палуб. И внизу, в глубине пролета, медленно поднималась темно‑зеленая вода, сквозь которую светились герметичные лампы нижних ярусов.
Толпа, толкаясь и ругаясь, медленно растекалась по палубе. Здесь были подвешены спасательные шлюпки для пассажиров второго и третьего классов.
Палубу заполняли мужчины, женщины и дети в пробковых нагрудниках. Одни были нарочито спокойны, другие перепуганы, третьи откровенно плакали. Кто‑то, не дожидаясь команды, впопыхах, неуклюже спускал на талях полупустые спасательные шлюпки. Но в основном люди стояли у фальшбортов, смиренно дожидаясь дальнейших распоряжений.
Кое‑кто вымученно шутил, а некоторые даже ржали над бедолагами, все еще торчавшими из иллюминаторов (к которым вода подступила довольно близко).
Натали готова была заплакать от отчаяния – на людей словно навели морок. В муке оглянулась по сторонам, ища кого‑либо из офицеров.
Никого. Вот разве что эти «красавцы» на что‑то могут сгодиться.
В сторонке от людей топталась пятерка Элмсовых гоблинов. Куда же это их хозяин запропастился? Смылся, что ли?
Ну да, точно. Теперь блондинка не сомневалась, что в подслушанном ею разговоре речь шла именно об этом событии.
Но отчего кудесник сбежал без своей гвардии? И как их прикажете использовать? Ведь у гоблина мозгов едва ли больше, чем у какой‑нибудь морской свинки.
Уловив на себе внимательный взгляд зеленых глаз, Афоня (или Кузема?) вытянулся, как дрессированная собачонка. Никак заподозрил в ней новую хозяйку?
Блондинка сплюнула и отвернулась. И тут в конце палубы заметила еще одну знакомую фигуру.
Снова ее неуловимый стюард‑призрак. Ну, хоть на этот‑то раз не исчезай. Помоги.
Ага, как же. Послушался.
Слинял себе, как ни в чем не бывало. Да еще и успел кое‑чем разжиться. Экий чувалище через плечо перебросил. Аж согнулся, «бедненький». Гляди, не надорвись, мародер несчастный. У‑у, стрелять таких надо!
Впрочем, и без его помощи дело пошло на лад.
– Эй, девка, друг! – пробасили ей прямо на ухо. – Не пособить ли чем, а, друг?
Нос Натали уткнулся в широкую, покрытую густой шерстью грудь гоблина. Кузема (или Афоня?) неловко переминался с ноги на ногу и заискивающе пожирал блондинку очами‑плошками.
– Так, – решилась она. – Слушай мою команду, парни…
Вооружившиеся по ее приказу пожарными топорами гоблины выбили двери и вытащили застрявших бедняг, приободрившиеся матросы побежали по палубам, отыскивая замешкавшихся и бесцеремонно выталкивая их наружу.
Не дожидаясь посторонних, дюжие слоноухие молодцы приволокли тяжелую чугунную скамью и разбили вдребезги вход в лифтовую кабину, освободив уже начавших верещать от страха затворников.
Офицеры и команда постепенно сумели хоть как‑то наладить эвакуацию.
Пассажиры первого класса, подгоняемые членами экипажа, стекались в проходы.
Крис уловил на себе взгляд Герты Грендель. Странно, но обычно заметная кинодива сейчас ничем не выделялась в толпе.
– Не бойтесь, все будет хорошо, – произнес он, почему‑то захотев подбодрить эту прежде не очень‑то симпатичную ему наследницу викингов, в глазах которой застыл страх.
– Я и не боюсь, – парировала она. – Меня просто укачало… Слегка.
Пассажиры двигались наверх – присмиревшая, беспорядочная толпа.
Химический магнат Бар Кохба – в зеленых дорогих штанах и затрапезном свитере.
Шелковая заштопанная пижама – вот и все, что было надето на крупнейшем римском банкире и известном скупердяе Криксе‑младшем. Его жена поверх порвавшегося в спешке вечернего платья надела мужское пальто, а дочь, Лавиния Эмболия, образец добронравия и благопристойности, была в прозрачной ночной рубашке и шлепанцах.
Лишь Роксана Сабина Трималхион в своем лимонно‑золотистом туалете словно сошла со страниц модного журнала.
Вслед за дочерью появился и сам Кир Александр Трималхион в окружении телохранителей. Неизменно собранный и спокойный.
Заметив Лайера, приблизился к нему, пожал руку и коротко осведомился о положении дел.
– Держитесь поблизости, – велел. – Можете понадобиться в любую минуту. Да и вообще… У меня персональная шлюпка.
– А где же домина Натари? – забеспокоился Сай.
– Где‑то на нижних палубах. Занимается эвакуацией пассажиров третьего класса.
– О‑о! – закивал ниппонец клобуком. – Смерая девушка. Там сейчас так жарко…
Дородная молодая дама с умопомрачительным бюстом все всхлипывала, кутаясь в шиншилловое манто и прижимаясь к плечу угрюмого скотта в клетчатом килте.
Крис узнал ее.
Это была Эмилия Анкор – некоронованная королева Дании, вдова богатейшего мануфактурщика и бывшая любовница первого министра, ныне заарканившая какого‑то британского угольного короля.
– Кажется, мы тонем? – плача, спросила она у любовника.
– Возможно, – спокойно ответил тот. – Но только прошу тебя, успокойся и не рыдай. Это, в конце концов, не конец мира!
– Послушайте, – обратилась к кинокефалу девушка с крохотным чихуахуа на руках. – Вы не подскажете, есть ли на корабле спасательный нагрудник для моей собачки? Понимаете, Астерикс жутко боится воды.
Сыщику вдруг стало больно и страшно.
Пока пассажиры шутили, разговаривали и ждали, члены экипажа быстро занимали свои места по шлюпочному расписанию.
На шлюпочной палубе суетились матросы, стюарды, кочегары и коки.
– Ох, что творится… – вздыхал Рекс Арбитр, плетясь с дорогой ниппонской камерой через плечо. – Шестнадцать сенаторов, две особы королевской крови из дружественных стран, один проконсул, двенадцать знаменитых писателей и сама Герта Грендель! Вы подумайте – какой удар по Империи! Нет, вы только подумайте! – восклицал он с галльской экспансивностью.
Нетрезвый Гортензий Шноффель нараспев декламировал новый шедевр. Забавно, как этого искоренителя традиций от страха пробило на классический стиль столь нелюбимых им древних.
О ты, исполин железный,
Горделиво принявший имя,
Титанов непобедимых,
Издревле силою славных!
О ты, дерзновенно принявший
Имя восставших на Зевса,
Повержен был им подобно…
– Ну, подумай, – уговаривал кто‑то свою молодую жену. – Ну что тебе стоит спуститься в шлюпку прежде меня, моя девочка? Ты отправишься первой, а я еще немного побуду здесь.
Он послал ей воздушный поцелуй, когда она вошла в шлюпку.
– До скорой встречи, – с улыбкой произнес знаменитый Гордиан Захес, помогая Поппее с маленьким Валерием на руках перешагнуть через фальшборт.
Бар Кохба провожал свою Сару и трех дочерей. Прощаясь, он забрал у супруги сумочку с драгоценностями.
– Так будет надежней, – объяснил он.
– Пожалуйста, – говорил своей половине пожилой джентльмен, – садись в шлюпку и спасайся.
– Нет, – отвечала ему супруга, – позволь мне остаться с тобой. Мы столько лет прожили – так и помрем в один день. Пусть уж кто из молодых сядет – им жить да жить…
Крис отвернулся и начал смотреть на сумеречный горизонт.
Некий порядок и спокойствие понемногу установились на «Титанике».
Текли минуты, корабль все сильнее кренился и все глубже оседал в мутные волны.
Уже никто не метался в панике, не плакал и не требовал сделать хоть что‑нибудь.
Почти все шлюпки были спущены, пока остававшиеся на лайнере пассажиры тихо стояли на верхней палубе в ожидании развязки. Люди обменивались прощальными письмами к родным – кто спасется, тот и доставит весть. Большей частью они просто молчали.
Дюжина моряков и пассажиров пытались снять с крыши салона закрепленные там брезентовые складные шлюпки.
Лайер вспоминал прожитую жизнь, думал об отце с матерью, о сестре и брате.
Странное оцепенение, вообще‑то кинокефалам (как существам разумным в высшей степени и контролирующим себя) не свойственное, овладело им.
Сыщику представлялось, что он находится где‑то далеко‑далеко и из этого удаления смотрит на происходящее на тонущем судне. Через иллюминаторы он наблюдал, как люди роются в каютах. Крис знал: это были не мародеры, а просто ищущие спасательные средства. Кто‑то выволакивал мебель, рассчитывая связать из нее плоты…
– Ну‑ну, дела, – сочувственно поохал появившийся невесть откуда Уркварт Клавдий Север. – Вас, Древних Народов, и без того мало, так вот еще какая беда… Хорошо хоть сатиров здесь мало…
В рубке связи по‑прежнему суетился персонал.
Маг Буридан с помощником все не оставляли попыток оживить сервер связи, хлопоча вокруг с пассами и заклинаниями. Радист Фульвий Антоний сосредоточенно стучал по ключу, посылая сигналы бедствия, вполголоса проклиная скверно работающий генератор.
В дверях появился старпом, посмотрел на них. В глазах стояли слезы.
– Вы сделали все, что могли, ребята, – больше уже смысла нет… Спасайтесь. – И добавил, словно извиняясь: – Так уж вышло, ничего не поделаешь…
Антоний, на секунду оторвавшись от работы, укоризненно взглянул на начальство и снова склонился над аппаратом.
Офицер пожал плечами. В душе он был благодарен радисту, но будет ли толк? Есть ли в этом непо нятном мире хоть кто‑то, кто услышит их сигналы? И есть ли тут вообще что‑то, кроме этой стоячей воды, колеблемой мертвой зыбью?
– Доминус, что нам делать? – обратились два матроса к выходящему от связистов старпому.
– Что сказать вам, парни? Сделайте все, что в ваших силах, для пассажиров, а потом позаботьтесь о себе…
Некоторые из членов команды, не дожидаясь разрешения, прыгали за борт.
Их подбирали уже спущенные шлюпки, болтавшиеся поблизости от «Титаника».
Большинство же из экипажа предпочитали пока оставаться на судне.
В постепенно меркнущем электрическом освещении белыми пятнами выделялись накрахмаленные белые куртки – прислуга не делала ничего, чтобы помочь возившимся со шлюпками. Они спорили о том, сколько еще времени лайнер продержится на воде.
Почти столь же непринужденно чувствовали себя слуги, взятые в путешествие богатыми пассажирами. Со стороны казалось, что они весьма довольны тем, что их обязанности кончились, и никто не мешает им курить, сунув руки в карманы.
Вот один из стюардов, молодой парнишка лет семнадцати, решительно направился к шлюпке, медленно ползущей с кильблоков.
Крис загородил ему дорогу, вежливо придержав за запястье.
– Ты бы лучше помог товарищам, – он указал жестом на чумазых сатиров‑кочегаров, пытающихся откинуть стопоры на двадцативесельном баркасе.
– Какие они мне товарищи, нечистик лохматый? – довольно грубо спросил юноша, пытаясь сбросить руку сыщика. – Сам иди и помогай своим, если делать нечего. Ты вообще кто?!
– Я? – Лайер сдавил запястье желторотика так, что тот, ойкнув, побледнел. – Кто я такой?
Зубы кинокефала как бы невзначай приблизились к его шее.
– Я – пассажир!
– Какие‑то проблемы, шеф? – нарисовалась рядом Натали, и Кристофер с облегчением вздохнул – одной, причем не самой малой, заботой меньше. – Кто это у нас тут буянит?
За ее спиной двумя угрюмыми скалами выросла парочка слоноухих гоблинов.
Молодой человек покраснел и потупился. Однако блондинка его уже узнала.
– А, юный геронтофил! Ну как, раскрутил тетю Герту? Или это она тебя поимела?
Паренек совсем смешался, покорно пропустил в шлюпку женщину с ребенком из третьего класса и исчез.
– Ну как, все в порядке? – улыбнулся напарнице детектив.
– Естес‑сн‑а! – ударила ладонью о ладонь зеленоглазка.
– А эти? – кивнул на гоблинскую команду. – Откуда они?
– Временно рекрутированы на службу Закону, – браво отрапортовала бойкая девица. – Ну‑ка, ребята, поприветствуйте шефа как положено.
– Виват! – заревела орда нестройно, а затем сразу (уже более слаженно). – Виват, домина Натали, друг!
– Ладно. Тогда пойди, отметься у Сая. Он очень о тебе беспокоился. Тревожился, что не с кем на суше будет есть суши…
– Ой, шеф, тебе бы все шутить, – фыркнула блондинка.
Люди по очереди заполняли шлюпки, которых, как стало уже ясно, на всех не хватит.
Члены высшего общества продолжали держаться вместе.
Плечом к плечу стояли автомобильный король, владелец «тоттенвольфа» Иоганн Даймлер, его непримиримый конкурент галл Статер Жопе, винный магнат из Италии Мартиний Чинзанус, книгоиздатель Астус…
Рядом неприкаянно бродили воротилы рангом пониже.
И Крис подумал, что сейчас, в сущности, видит ярчайшее свидетельство равенства всех людей. По сути, положение любого из этих господ ничем не лучше положения какого‑нибудь полуграмотного кочегара, приехавшего из убогой альпийской деревеньки.
Даже похуже – кочегар‑то, небось, молод, здоров как конь и силен, а это все люди в возрасте да еще злоупотреблявшие в жизни разными излишествами.
На крыше салона сидела компания официантов и коков, кухонными ножами пытавшихся перерезать толстые канаты, которыми крепились шлюпки на хваленых автоматических шлюпбалках – те сдохли, когда обнулился сервер, как и положено.
Начали прибывать пассажиры третьего класса. Народ потихоньку сдвигался к корме – судя по крену, было ясно, что корма уйдет под воду последней.
Последние шлюпки отваливали от «Титаника».
Лайнер охватывала странная и печальная тишина.
Хрустальные люстры, все еще продолжавшие гореть, косо свисали с потолков.
Несколько человек – вперемешку пассажиры из первого класса и матросы – хозяйничали в баре. Надо полагать, принять напоследок для храбрости.
Просто не верилось, что всего четыре часа назад это помещение было заполнено изысканно одетыми господами и дамами, неторопливо пьющими кофе и неспешно беседовавшими о радостях морского путешествия.
Шагах в десяти от Криса молились христиане – собравшиеся вместе, но каждый внимавший своему проповеднику: четверым, по числу главных конфессий. Детектив заметил среди них и тех двух молодых русских богачей, что схлопотали от Натали по физиономиям. Теперь они смиренно стояли на коленях, крестились и плакали.
Чуть дальше возносили молитвы последователи Заратустры, во главе с принцем Кавадом.
Странно – чего светлейший в шлюпку без очереди не полез? Или гордость проснулась? Может, он не так плох?
Дюжина вендийцев и хинцев крутила молитвенные колеса и гудела свое «Ом Мани Падме Хум».
Поклонники старых отеческих богов Империи не были столь сплоченными – маленькими группками они кучковались по всей верхней палубе, поминая кто Венеру, кто Нептуна, кто кельтского моревладетеля Вран Луга…
Крис горько усмехнулся, вспомнив предсказание своего духовного наставника отца Валентина: тебе, мол, следует опасаться воды…
Что ж, выходит, правы те, кто считает, что предсказать будущее можно, а вот получить от этого пользу – нельзя?
– Мой Дэв, – между тем всхлипывал принц, – мой чудесный Дэв… А я уже подбирал кобылку для тебя…
Огни погасли – залило водой последнее динамо. Сияли лишь египетские светокристаллы – они будут гореть на морском дне и через тысячу лет, когда сталь корпуса обратится в прах.
Крен усиливался. Из недр умирающего исполина слышался нарастающий грохот – удары, звон, лязг…
Дорогая палисандровая мебель кают, десятки тысяч бутылок с напитками – от минеральной воды до крепчайшего рома и русской водки, – пятьдесят тысяч свежих яиц, кадки с пальмами и лианами в оранжереях, десятки тысяч пудов угля, ширмы и кресла, серебряная посуда, чемоданы пассажиров и сундучки матросов…
Истерично заржал забытый всеми жеребец персидского принца…
Жалобно замяукали все сорок две корабельные кошки.
Потом откуда‑то снизу донесся тяжелый железный гром…
– Третья турбина… – прокомментировал старший механик. – Я ведь говорил, что крепления ненадежные, я ведь им говорил…
Вот вода уже дошла до пятой палубы, до шестой…
И в этот момент что‑то вдруг изменилось. В почти безветренном воздухе, в застойном неподвижном море, в окружающем мире.
Крис не успел сообразить, что именно, как вода вокруг на многие сотни футов замутилась, взбурлила водоворотами и фонтанчиками, вскипела большими пузырями. Потом послышался долгий глухой скрежет, и севший уже по седьмую палубу исполин вдруг остановил свое погружение. Медленно выровнялся, становясь на ровный киль.
А потом… пополз обратно.
Вот показалась одна линия иллюминаторов, изливавших потоки морской воды, другая… Вот обнажилась ватерлиния с рваными ранами от взрывов.
Затем сама вода изменила цвет, и сыщик с глубочайшим удивлением увидел, что из волн обнажается поднявшееся дно этого чужого моря. Илистое, пахнущее йодом и сероводородом, в которое мгновенно, как мухи в патоку, влипли шлюпки.
Трепыхались странные рыбы. Шевелил клешнями почти исчезнувший на Гебе ракоскорпион. Бил хвостом гребнистый синий тритон, по поводу которого так и не смогли договориться маги и книжники – то ли он нечисть, то ли просто диковинное живое существо.
То сям, то там из ила били струйки воды и выходили пузыри…
Но Кристофер так и не успел понять и осознать этот удивительный факт.
Ибо по окружности со всех сторон горизонта вдруг медленно поднялись и зашевелились, пеня морскую гладь, десятки и десятки исполинских щупальцев, любое из которых превосходило их лайнер раза в три длиной и могло поспорить с ним в толщине.
Всплывший остров, на котором «Титаник» смотрелся не больше, чем рыбешка на сковородке, был… ЖИВЫМ.
А затем медленно и неторопливо невероятная тварь двинулась куда‑то в сторону вечного заката этого мира.
– Хоренна, Хоренна!!! – заверещал вдруг какой‑то ибер, падая на колени. – Явился! Явился бог предков моих! Спас недостойных!!!
Крис в который раз внутренне содрогнулся.
Он знал, КТО такой Хоренна, так же как и знал из тайных книг, что этот древний и полузабытый тартесский бог был не так прост…
Но теперь уж точно сделать было ничего нельзя – исполинский плавучий остров, живой, бессмертный и божественный, влек их невесть куда и невесть для чего…
– Да, не слушался я батюшку, а ведь говорил мне старик – не принесет тебе море добра… – философски вздохнул Уркварт Север.
А Лайеру отчего‑то вспомнились взволнованные слова Иоанна Богослова из «Откровения»:
«И стал я на песке морском и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и девятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные… И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?»
Глава восемнадцатая
МАГ ИЗ МЕШКА
– Барух Ата, Адонай, Элохейну в‑Элохей авотейну, Элохей Аврахам, Элохей Йицхак в‑Элохей Яаков, ха‑Эблъ ха‑Гадоль, ха‑Гибор ве‑ха‑Нора, Эль Эльйон, гомель хасадим товим, ве‑коне ха‑коль, ве‑зохер хасдей Авот у‑меви гоэль ли‑вней внейхем лемаан Шемо бе‑ахава. Мелех Озер, у‑Мошиа, у‑Маген. Барух Ата, Адонай, Маген Аврахам…
Задание не понравилось Ариэлю с самого начала. Едва только его непосредственный начальник, рав Элиша бар Шмаэль, поведал, что именно требуется совершить. И это достопочтенный рав назвал «истинным подвигом во славу веры».
Нет, конечно, вторая часть поручения была вполне в духе ордена «Яд‑Шаддай», в котором он, Ариэль Кархон, занимал далеко не последнюю ступеньку. Об этом можно судить хотя бы по тому, что его грудь украшали уже две медали Царя Давида. Это в двадцать пять‑то лет! Иные ветераны и при уходе в отставку едва‑едва одну имеют. Бронзовую, третьей степени.
За успешное выполнение задания Кархону было обещано «золото». А первая степень – это даже среди разведчиков его ранга нечто совершенно запредельное. Например, у достопочтенного Элиши бар Шмаэля (орденского генерала!) такового знака отличия пока нет. Заманчивый посул только притупил недовольство, однако сомнения так полностью и не исчезли.
Отправляться в землю Мицраим и разоблачать там какого‑то шарлатана, дерзнувшего навеять легковерным людям мысль, что он‑де является Мошиахом? (Ну, не совсем Спасителем, а как бы посланником, сыном Его. Но не все ли едино?) Словно и без дознания не ясно, что все это враки и только. Тратить время и силы специалистов уровня Ариэля на подобное… Не слишком ли дорого для их организации, финансируемой напрямую Синедрионом? Святые отцы, конечно, богаты, очень богаты, однако…
– Не рассуждай, сын мой! – рявкнуло начальство. – Не твое это дело. Выполняй то, что велено. Ишь, моду взяли, обновленцы…
Быть зачисленным в категорию «обновленцев» (именуемых также «глобалистами») Кархон не хотел. Чревато неприятными последствиями. Могут и из ордена турнуть без выходного пособия и пенсии.
Представители этого движения, костяк которого составляли молодые состоятельные люди, уже полвека призывали к пересмотру основ государственной и религиозной политики. Главным требованием их было отказаться от идеи «национальной исключительности» и «окончательно ассимилироваться» среди прочих подданных Империи, более тесно интегрировав Великую Иудею в Pax Romanum. Это после стольких‑то лет упорной борьбы за независимость! Да предки в гробах перевернутся и проклянут недостойных потомков своих!
И куда уж теснее?! До чего дошло! От родного шекеля отказались, перейдя на презренное Мицраимовское ауро. Представители Царя Иудейского заседают в имперском Сенате, выслушивая всякие гадости в адрес своего государя и священства, и слова в ответ сказать не смеют. Видите ли, в их стране ущемляются права национальных меньшинств! Людей преследуют по религиозному признаку. А кто им мешает признать единым владыкой Его? «Геноцид». Слово‑то какое выдумали. Проблемы с гласностью? Так пусть не болтают, что попало, умники.
– Есть выполнять! – откозырял Ариэль, не дожидаясь, пока достопочтенного хватит на нервной почве кондрашка.
Задание не понравилось Ариэлю с самого начала. Едва только его непосредственный начальник, рав Элиша бар Шмаэль, поведал, что именно требуется совершить. И это достопочтенный рав назвал «истинным подвигом во славу веры».
Нет, конечно, вторая часть поручения была вполне в духе ордена «Яд‑Шаддай», в котором он, Ариэль Кархон, занимал далеко не последнюю ступеньку. Об этом можно судить хотя бы по тому, что его грудь украшали уже две медали Царя Давида. Это в двадцать пять‑то лет! Иные ветераны и при уходе в отставку едва‑едва одну имеют. Бронзовую, третьей степени.
За успешное выполнение задания Кархону было обещано «золото». А первая степень – это даже среди разведчиков его ранга нечто совершенно запредельное. Например, у достопочтенного Элиши бар Шмаэля (орденского генерала!) такового знака отличия пока нет. Заманчивый посул только притупил недовольство, однако сомнения так полностью и не исчезли.
Отправляться в землю Мицраим и разоблачать там какого‑то шарлатана, дерзнувшего навеять легковерным людям мысль, что он‑де является Мошиахом? (Ну, не совсем Спасителем, а как бы посланником, сыном Его. Но не все ли едино?) Словно и без дознания не ясно, что все это враки и только. Тратить время и силы специалистов уровня Ариэля на подобное… Не слишком ли дорого для их организации, финансируемой напрямую Синедрионом? Святые отцы, конечно, богаты, очень богаты, однако…
– Не рассуждай, сын мой! – рявкнуло начальство. – Не твое это дело. Выполняй то, что велено. Ишь, моду взяли, обновленцы…
Быть зачисленным в категорию «обновленцев» (именуемых также «глобалистами») Кархон не хотел. Чревато неприятными последствиями. Могут и из ордена турнуть без выходного пособия и пенсии.
Представители этого движения, костяк которого составляли молодые состоятельные люди, уже полвека призывали к пересмотру основ государственной и религиозной политики. Главным требованием их было отказаться от идеи «национальной исключительности» и «окончательно ассимилироваться» среди прочих подданных Империи, более тесно интегрировав Великую Иудею в Pax Romanum. Это после стольких‑то лет упорной борьбы за независимость! Да предки в гробах перевернутся и проклянут недостойных потомков своих!
И куда уж теснее?! До чего дошло! От родного шекеля отказались, перейдя на презренное Мицраимовское ауро. Представители Царя Иудейского заседают в имперском Сенате, выслушивая всякие гадости в адрес своего государя и священства, и слова в ответ сказать не смеют. Видите ли, в их стране ущемляются права национальных меньшинств! Людей преследуют по религиозному признаку. А кто им мешает признать единым владыкой Его? «Геноцид». Слово‑то какое выдумали. Проблемы с гласностью? Так пусть не болтают, что попало, умники.
– Есть выполнять! – откозырял Ариэль, не дожидаясь, пока достопочтенного хватит на нервной почве кондрашка.