Лещенко Владимир. Звероликий

   Промелькнула надежда, может, кто‑то из нажравшихся дармовой спиртяги больничных санитаров забрел случайно в его заведение и теперь блуждает среди мертвых тел, не понимая, куда попал. Ну, и наткнулся на ванну в темноте.
   Но дверь была заперта изнутри на железный засов, и на окнах решетки в палец толщиной.
   – Изида и Митра, пронеси, нелегкая!!! Светлые боги, защитите! – взмолился старый Дерилл.
   Минут пять он напряженно сидел, сжимая верный топор.
   Прислушался – нечистая сила, видать, угомонилась. Если только ему не померещилось.
   Что это он, в самом деле? Да тот, кого вчера привезли, сейчас, скорее всего, тихо и мирно лежит себе в холодной воде, чтоб не протух.
   Пробормотав молитву всем богам, которых вспомнил, старый грешник выглянул из чуланчика.
   В цинковом корыте было пусто.
   Лишь мутноватая вода с ледышками.
   А от емкости по вытертым каменным плитам пола шла почти высохшая цепочка следов.
   Мокрых следов босых ног.
   Таркун поглядел на зарешеченное окошко, за которым занимался рассвет.
   Сомнений не было – какой‑то идиот вздумал над ним пошутить.
   Санитар бы простил неразумному его выходку, но, во‑первых, был похищен подотчетный покойник, чье исчезновение придется как‑то объяснять, во‑вторых, имело место бессовестное издевательство над телом усопшего, каким бы никчемным человечишкой он ни был.
   Перехватив топор поудобнее, Таркун вышел из мертвецкой и двинулся, ориентируясь по еще не высохшим следам. Они, как и предположил сторож, шли в сторону больничных задворок, где среди бурьяна и чахлых деревьев была импровизированная свалка всякого старья.
   По всему выходило, что нечестивцы там и бросят мертвое тело, а сами, небось, где‑нибудь усядутся и будут смотреть, как испуганный сторож ищет покойника в высокой траве.
   Свернув к забору, Таркун остановился, хищно оскалившись.
   Тела нигде видно не было, зато имелся похититель собственной персоной.
   Этот тип в рваной одежде, надев телогрейку (и не побрезговал же), пытался неуклюже перебраться через забор.
   Ну, ничего – старый мавр еще крепок и как‑нибудь заставит эту свинью сперва отнести усопшего на его законное место. Куда он там его подевал? Затем придется вернуть какое‑никакое, а казенное имущество. А потом настанет черед держать ответ перед вигилами за нарушение закона!
   А как иначе? Дерилл уже на собственной шкуре убедился, что значит нарушение установленного богами и людьми порядка.
   Оно, конечно, можно бы провинившемуся дать шанс исправиться. Но откуда у этого оборванца взяться деньгам?..
   Подкравшись сзади, Таркун хищно взревел, вцепился нахалу в плечо, рывком развернул, грозно занося топор. Лишь попугать, конечно…
   Да так и застыл, точно идол великого Нгаа в их сельском храме, сгоревшем от шального снаряда.
   На него смотрело размозженное лицо покойника с торчащими обломками костей и продавленным лбом.
   Последнее, что услышал Дерилл, перед тем как потерять сознание, было хриплое: «Учитель, Учитель, где ты?!»
 
   Привлеченные криком санитары, сменявшиеся с дежурства, обнаружили у забора потерявшего сознание сторожа морга и свежего покойника.
   Пришедший в себя Таркун лишь что‑то бормотал насчет оживших мертвецов и пришедшего в Серапис зла.
   Легкий спиртовой дух поначалу навел явившегося дежурного врача на нехорошие мысли, и он даже сгоряча хотел тут же уволить старика. Но потом смягчился.
   Как‑никак беженец и семья на руках. К тому же хоть и пил на работе, но все же спохватился и в последний момент помешал неведомым злоумышленникам похитить покойника.
   А что сослепу да по темноте своей и глупости решил, что покойник ожил, – ну так что с него взять: мавр – он и есть мавр.

* * *

   Ребенок умирал, и с этим ничего нельзя было поделать.
   Он угасал буквально на глазах. С каждой минутой крохотная частичка жизни покидала измученное болезнью тельце.
   А ведь еще каких‑то полгода назад ничего не предвещало трагедии…
 
   Зиму они провели в Тартессе.
   Всей семьей.
   Гордиан Захес решил наплевать на предстоящий показ очередной своей коллекции, на ряд выгодных заказов и таки вспомнить, что, помимо обязанностей главы крупнейшего в Галлии дома мод, у него есть не менее почетная обязанность pater familia.
   В конце концов, от того, что Вероника Кастро вовремя не получит новое платье, а доминус Трималхион будет лишен возможности поглазеть на то, как дефилирует по подиуму его дочь Роксана Сабина, от скуки подавшаяся в модели, ничего не изменится. Мир не рухнет в тартарары.
   А вот личный мир мэтра Захеса может накрыться медным тазом. И так уже зазмеились мелкие трещинки по глянцево‑расписной поверхности того, что традиционно именуют семейным очагом.
   Да, со стороны фамилия Захесов выглядела словно дорогущая хинская ваза эпохи Мин. Красавица‑жена, сын‑вундеркинд, он сам, успешный бизнесмен, творец, находящийся на пике славы. Фотографии в таблоидах, интервью, показы, приемы…
   И за всем этим – ПУСТОТА.
   Гордиан толком и не заметил, когда между ним и Поппеей пролегла трещина, со временем разросшаяся в овраг, а затем – до размеров пропасти.
   И, боги свидетели, он того не хотел. Ведь любил же супругу безумно. Так что, бывало, ревновал ее к пяльцам, к телевизору, к книге. Что уж говорить о молодых хлыщах, вечно увивающихся стайкой назойливых комаров вокруг юной, богатой и ослепительно красивой брюнетки. Была б его воля, посадил бы жену под замок.
   Потом, уже после рождения Валерия, он что‑то и где‑то упустил из виду. Наверное, слишком увлекся созданием империи для своего единственного и неповторимого наследника. Поппея потихоньку отошла на второй план, потом на третий…
   Гордиан перестал обращать внимание на нахальных юнцов, отирающихся в приемной его дома. И сам он с головой погрузился в бурный омут мира высокой моды. Обилие обнаженных женских тел: руки, ноги, груди… Всего было в таком избытке, что Захес почти перестал ощущать себя мужчиной.
   А потом однажды, придя под утро то ли с показа, то ли с аукциона, то ли с презентации и тут же завалившись спать, мэтр был бесцеремонно разбужен шестилетним Валерием, спросившим отца в лоб, отчего он разлюбил маму.
   Это и стало началом КОНЦА.
   Модельер потерял покой и сон. Хуже: от него вдруг ушло вдохновение. Ибо увидел Гордиан Захес, что созданная его трудом империя на самом деле не сделала счастливым никого из близких и дорогих ему людей. А таковых и было‑то на всем белом свете двое: Поппея и Валерий.
   И тогда мэтр задумал побег.
   Ну, на то, чтобы полностью порвать с прошлым и, бросив все, уподобиться августу Диоклетиану, выращивать на собственном огородике капусту, у Захеса духа бы не хватило. Но для долгого отпуска‑путешествия он таки созрел. И то это был великий для него подвиг, чего не могла не признать Поппея, пораженная предложением мужа провести месяцок‑другой в Тартессе. Втроем. Без слуг и секретарей. И даже без телефона.
   Без телефона? Не может быть! Не верю.
   А вот посмотрим…
 
   Им казалось, что они попали в истинный рай земной.
   Все было удивительным, сказочным.
   И маленький «крестьянский» домик на берегу моря. И само Внутреннее море, отнюдь не выглядевшее лужей, испоганенной всевозможными отбросами жизнедеятельности людей, а лазурное, чистое. И свежеиспеченный хлеб с желтым‑прежелтым дырчатым сыром, ароматным домашним маслом и парным молоком. Не говоря уже об оливках, засоленных по какому‑то диковинному рецепту, сохранившемуся еще от атлантов, вареных омарах и густом и терпком малакском вине.
   Но главным чудом был, конечно же, сам древний Город. Последний оплот последних атлантов. Жемчужина в имперской короне.
   Как ни странно, неумолимое время пощадило Тартесс, донеся до потомков почти первозданный облик твердыни.
   Роскошный дворец прежних правителей города и примыкающий к нему Царский берег. Последним обитателем этих палат был Кар Тридцатый, ставший впоследствии августом Птолемеем Сорок Пятым и окончательно присоединивший Тартесс к Империи. Вот, во внутреннем дворе стоит скромная статуя, представляющая хрупкого подростка с ангельским лицом, обрамленным роскошными вьющимися волосами. Таким он, наверное, был, когда в самый разгар гражданской войны, развязанной его дядей Аргантонием, бежал из отеческих пенатов, отправившись в долгие странствия…
   – Тебе не кажется, что наш малыш похож на Кара? – прищурилась на сына Поппея.
   Захес пожал плечами.
   Может быть. Хотя сопоставление показалось ему неуместным. Гордиана всегда учили с почтением относиться к великим деятелям прошлого.
   И все же гораздо больше поражали воображение чудные древние скульптуры, во множестве украшавшие город.
   Некоторые из них изображали обычных людей. Наверное, прежних правителей города и героев. На постаментах были надписи, но не на латыни, а на старотартесском языке.
   Изваяния эти, преимущественно базальтовые, реже мраморные, походили друг на друга. Грозные и величественные люди с тяжелыми, грузными фигурами и руками и ногами, налитыми сильными мускулами. Лица с большими глазами, орлиными носами и огромными прямоугольными бородами, завитыми в мелкие кольца.
   Были также и статуи, запечатлевшие каких‑то диковинных животных и птиц, среди которых конь‑единорог и полуптица‑полуженщина сирена были не самыми удивительными. Остальные же скульптуры изображали просто неописуемых монстров.
   Исполинские кракены с птичьими клювами и со щупальцами, заканчивавшимися человеческими кистями. Конечно, не совсем «человеческими», ибо на них было не по пять, а по шесть‑семь пальцев, украшенных острыми кинжалами‑когтями.
   Люди‑змеи, извивающиеся в дикой пляске. Крылатые, хищно оскалившиеся создания, похожие на пантер, и обязательно у каждой из пасти торчит человеческая рука. Громадные нетопыри с рогатыми человеческими головами, пьющие кровь из несчастных жертв.
   Поппея забавно шарахалась при виде каменных чудищ, доставляя своим испугом неописуемое удовольствие маленькому Валерию.
   – Что ты, мамочка, они же ненастоящие! – вопило неугомонное дитя и тащило родителей к следующей фигуре, еще уродливее предыдущей.
 
   В один из дней, уже почти перед самым отъездом, фамилия Захесов посетила Старую Крепость, воздвигнутую всего через какую‑то тысячу лет после того, как Атлан благополучно затонул.
   Здесь, в полузаброшенном дворике, Валерий обнаружил еще одну статую.
   Клыкастое, человекоподобное (но отчего‑то с волчьими ушами и длинными клыками) существо со злыми глазами. Примерно двух или трех локтей высотой.
   Если говорить об общем впечатлении, то существо было помесью гигантской летучей мыши со старой ведьмой.
   Отчего‑то оно с первого взгляда не понравилось Захесу‑старшему.
   – Не трогай! – прикрикнул мэтр на своего отпрыска, пришедшего в бурный восторг при виде уродца.
   – Папочка, что ты! Да ведь это горгулья! Смотри, какая забавная!
   – Сам вижу, что не крокодил, – проворчал Гордиан. – Ставят всякую мерзость где попало…
   – Милый, ну чем ты недоволен? – лениво потянулась разморенная солнцем Поппея. – Наверное, уже всеми мыслями там, среди своих тряпок?
   – Наверное!.. – огрызнулся Захес, в душе вынужденный признать правоту супруги.
   Он и впрямь ощущал некий дискомфорт, раздвоенность, что ли. Одна его часть рвалась в Серапис, истосковавшись по привычному образу жизни. А вторая, расслабленная и убаюканная бездельем, мечтала остаться здесь, в Тартессе. И было непонятно, кто в этом противоборстве сильнее. Мэтру все больше казалось, что побеждает та, другая, ленивая.
   – Пап, ну, пап! Глянь, какие у нее смешные зубки!
   Ничего потешного в огромных, похожих на изогнутые кинжалы зубах монстра Гордиан не нашел. Однако чтобы сделать сыну приятное, растянул губы в глупой улыбке.
   – Ой! Она кусается! – заверещал Валерий, дуя на порезанный палец и засовывая его в рот. – Противная!
   Несмотря на его обиженный тон, было видно, что малышу ничуточки не больно, а просто весело. Надо же, каменная фигура «цапнула» его за палец.
   – Покажи‑покажи! – всполошился Захес, сам не понимая отчего.
   – Папулечка, не беспокойся! Все нормально!
   – Не делай из мухи слона, – равнодушно глянула на крохотную ранку Поппея. – До свадьбы заживет…
   Не зажило.
   Уже через два дня, когда они летели на дирижабле в Серапис, Валерий ни с того ни с сего потерял сознание.
   Сначала подумали, что это всего лишь реакция детского организма на перелет. Воздушные ямы, перепад давления…
   – Нет, – покачал головой бортовой медикус. – Здесь что‑то не так.
   Он внимательно осмотрел бледного как полотно ребенка.
   – Скажите, в последнее время он не переносил каких‑нибудь травм, ушибов, ранений?
   Испуганные до смерти родители переглянулись и дружно затрясли головой. О мелком инциденте в крепости никто, естественно, не вспомнил.
   – Странно, странно, – протер очки врач. – Похоже… Нет, не берусь ставить диагноз вот так, с кондачка. Советую после приземления тут же обратиться к хорошему специалисту‑гематологу.
   Анализы, проведенные в лучших лабораториях Сераписской ЦКБ, показали самое страшное.
   – Но отчего?! – рвал на себе волосы Захес. – Что было причиной?
   Саул Шнайдер – светило первой величины – бессильно разводил руками.
   – О том одному Богу ведомо! Человеческий организм – наивысшая тайна Создателя… Наша медицина еще не разработала точных методик диагностики факторов таких заболеваний.
   Тут‑то мэтр и вспомнил о зубастой горгулье.
   – Порез, говорите? – с сомнением поцокал языком эскулап. – Вряд ли, хотя… Да нет, не может быть…
   – Вы думаете, не обошлось без… порчи?
   – Я человек науки… Хотя как правоверный не чуждаюсь и учения Каббалы. Но больше привык основываться на опыте, чем на умозрительных рассуждениях и заключениях. Попробуйте сходить к какому‑нибудь специалисту. А мы пока будем делать все, что в наших силах.
   – Но… есть хоть какая‑нибудь… надежда? Пусть самая маленькая?..
   – Мужайтесь, доминус. Все в руках Творца.
 
   Не помогли ни «специалисты», ни адепты традиционной медицины.
   Его сын был обречен.
   Если бы Захес мог, он, не раздумывая, отдал бы всю свою кровь, до последней капли, лишь бы ребенок выздоровел или (пусть хоть так) чтобы хоть ненадолго прекратились его страдания.
   «За грехи отцов боги не должны карать детей!» – вопияла израненная душа.
   «Милостивые! – стенала. – Или Всемогущий! Это же в ваших (Твоих) силах… Спасите! Спаси‑и‑и!!!»
   – Надо было раньше думать! – молвила дежурная сестра.
   – Вы что‑то сказали? – очнулся убитый горем отец.
   – Говорю, нечего было шляться, где попало, – все так же, мужским, громким и уверенным голосом ответствовала медичка. – Глядишь, и дите здоровеньким бы осталось. Ну‑ка, глянем, что тут у нас…
   Мэтр ошеломленно смотрел на странную персону.
   Сиделку он знал уже не первую неделю. Тихая, но расторопная девица, без каких‑либо особых примет и причуд. Первоклассно вышколенная, как, впрочем, весь персонал этой элитарной лечебницы. И с чего бы это ей вздумалось лицедействовать?
   – Простите… – начал было Гордиан восстанавливать status quo.
   – Помолчал бы, папаша, – деловито распорядилась сестра. – Не вопи под руку.
   А узкие аристократичные ладони с длинными пальцами пианистки так и бегали по пылающей коже мальчика. Останавливались там‑сям на мгновение. И снова порхали.
   – Да уж, да уж, – с осуждением звучал из дамских уст мужской голос. – Запустили пацана. Чуть совсем не угробили.
   Сестра подняла голову и неожиданно… подмигнула модельеру.
   – Не бойся, папаша. Для меня рак или насморк не представляют существенной разницы.
   Фраза повергла Захеса в настоящий шок.
   Это неслыханно. Пусть убирается к такой‑то матери, чертова дура!
   Он так и сказал ей вслух.
   Девица отреагировала как‑то странно. (Или, наоборот, подобающим образом?)
   Закатила глаза под самый лоб и грохнулась в обморок. Прямо на пол. Гордиан даже поддержать не успел (в принципе, не особенно и хотелось).
   А вот Валерий наоборот…
   Его глазенки вдруг открылись.
   Вполне осмысленный взгляд зацепился за стоящего у кровати мужчину и потеплел. Малыш узнал отца.
   – Сы… Сы…
   Больше ничего сказать не получалось.
   – Папа…
   Захес рухнул на колени рядом с кроватью. Схватил легонькую, почти невесомую ручку и стал покрывать ее поцелуями.
   – Не плачь, папа, – прошелестел слабый голосок. – Все будет хорошо. Учитель прогнал злую горгулью… Она больше не станет пить мою кровь…
 
   Через две недели ребенок полностью выздоровел.

Глава седьмая
КОНКУРЕНТ

   На экране снова белозубо скалился любимчик Натали, Рекс Арбитр. И вновь вел репортаж с верфей Белла Агенобарба.
   – Мы уже сообщали вам о спуске на воду корабля, который, несомненно, прославит наш город… Да что там город! Без преувеличения, это событие всеимперского значения! Красавец «Титаник» уже готов отправиться в свой первый рейс через океан к далеким берегам Аунако. Отплытие гиганта намечено на десятое апреля. Кстати, практически все билеты уже проданы…
   Диктор сделал эффектную паузу.
   – Вам хотелось бы узнать имена тех, кто стали обладателями заветных клочков бумаги, дающих право взойти в этот день на лайнер (замечу, отнюдь не дешевых)? Не переключайте канал, и после небольшой рекламной паузы вы станете обладателями эксклюзивной информации!..
   На добрых двадцать минут телеэкран заполонили ролики, призывающие курить только это, пить лишь то и стирать исключительно тем‑то. Крис уже хотел клацнуть тумблером, не в силах терпеть все это безобразие, но ему воспрепятствовал обаяшка Рекс, предупреждающе выставивший руку.
   – Спасибо, что дождались! – как бы извинился он за опоздание. – Итак, перед вами список пассажиров, отправляющихся через полторы недели в плавание на «Титанике»!
   Камера сфокусировалась на листке бумаги, на котором был напечатан столбец имен и фамилий. Причем первый десяток или два были отчеркнуты красным карандашом. Оно и понятно. У Криса от удивления полезли вверх брови.
   Кир Александр Трималхион, Роксана Сабина Трималхион, Гордиан Виктор Захес, Поппея Ангелина Захес, Квинт Валерий Захес, Гней Адраст, Маркус Пизон…
   М‑да, «Золотые страницы Сераписа». Лучшие люди города. Причем большинство едет прямо семьями.
   Однако телекрасавчик, как оказалось, еще держал туза в рукаве.
   – Подлинным же «гвоздем рейса», бесспорно, станет присутствие на «Титанике» известного целителя и мудреца Грегуара Элмса.
   «Опаньки!»
   А камера тем временем крупным планом показала стоявшего рядом с Арбитром высокого, крепкого сложения человека в черном одеянии, которое плохо сочеталось с его широким, какого‑то землистого цвета лицом с большим приплюснутым носом. (Африканским, отметил про себя Крис.) Он стеснительно улыбался.
   – Это ничего, что я обозвал вас «гвоздем», Учитель? – виновато поковырял носочком землю Рекс.
   – Я не из обидчивых! – громким и уверенным, совершенно не вязавшимся с его неказистой внешностью голосом ответил экстрасенс.
   – Если не секрет, то какова цель вашего путешествия на чудо‑корабле?
   – Ну, какие же у меня могут быть секреты от любезных сограждан? – развел руками Элмс. – Я уже давно хочу привлечь внимание общественности к моей практике. Полагаю, что лучшей рекламы, чем поездка на этом величественном лайнере, мне никто не сделает. Даже ваш превосходный и горячо любимый мною канал, Рекс! Теперь уж вы не обижайтесь!
   Оба собеседника церемонно раскланялись и пожали друг другу руки.
   – Нельзя ли уточнить, что подразумевается под словом «практика»? Что конкретно будет вами продемонстрировано вашим попутчикам?
   Элмс хитро прищурился и вздохнул:
   – Сказав «а», нужно говорить и «б»! Это будет… сеанс… массового… воскрешения!
   – Что?! – не поверил журналист. – Я не ослышался?! Но как? Каким образом?!
   – А вот поезжайте с нами и сами все увидите, – веско произнес кудесник. – Пока же на сем закончим.
   И сделал рубящий жест ладонью.
   – Вы слушали новости Первого Независимого канала Сераписа, – пришибленно пролепетал очаровашка‑репортер. – В прямом эфире с вами был Рекс Арбитр…
   Крис выключил телевизор.
   – Вот так‑то! – сказал он портрету Береники Двенадцатой.
   Августа ничего не ответила. Наверное, тоже задумалась над только что показанным по ящику сюжетом.
   – Натали! – рявкнул грозно. Надо же, и эта не отзывается. Ах да, она ведь на задании. Просвещается, понимаешь ли. А толку?
   Уже который день, как они приняли заказ Трималхиона, а докладывать нанимателю практически нечего! Не сунешь же ему под нос папочку с нарытыми в Орбирете и журналах материалами да конспект маловразумительных лекций, при чтении которых можно получить удовлетворение разве что от созерцания каллиграфического почерка домины Курковой.
   И как это женщинам удается сохранять красивый почерк? Лично он, Крис, пишет как курица лапой. Окончательно угробил чистописание еще в институте. Зато его конспекты были самыми полными на курсе.
   Но о чем это он думает?!
   «Титаник» уходит в плавание десятого апреля, то есть уже через полторы недели. И к этому времени нужно подготовить хоть мало‑мальски вразумительный отчет. Из которого бы следовало: можно иметь дело с Грегуаром Элмсом или нет. Либо – либо, третьего не дано.
   – Кхе‑кхе! – по‑особому кашлянул Лайер.
   На призыв явились лары.
   – Ну?! – поднял левую бровь сыщик. Домовята неловко переминались с ноги на ногу.
   – Докладывайте, что удалось нарыть по вашим каналам.
   – Тут такое дело, шеф… – хриплым шепотком начал первый из близнецов. – Накладочка вышла…
   – Что за накладочка? – елейным, не предвещающим ничего хорошего тоном поинтересовался Крис.
   – Местные, – второй малыш кивнул головенкой куда‑то в сторону, – не смогли поделиться с нами никакой информацией.
   – Магическая блокада? – выдал версию босс. – Стирание памяти?
   – Не похоже. Сведений просто нет. Ни‑ка‑ких!
   – Это невозможно! – недоверчиво фыркнул кинокефал. – Живые люди не могут не наследить.
   И тут же оговорился:
   – Впрочем, некоторые мертвые тоже.
   – Тем не менее, – развел ручками правый домовенок.
   – Увы, – повторил его жест левый.
   – А вы хорошо спрашивали? – намекнул Крис на выданный им аванс, предназначенный для подмазки осведомителей.
   Правый шмыгнул носиком и вытащил из заплечного мешка кисет, откуда извлек скатанные в трубочку купюры.
   – Здесь все. Не понадобились.
   – Среди наших мздоимцев нет, – пояснил левый братец. – Если и берут, то только за дело.
   – Хм, – потеребил нос сыщик.
   Ему до смерти захотелось кофе. Но варить было лень, а пить растворимую бурду – себя не уважать.
   – Кофейку, шеф?! – с готовностью предложил один из ларов.
   – Это мы мигом сообразим! – рад был услужить второй.
   – Только с сахаром не переборщите, – прорычал Крис.
   Домовята один вперед другого кинулись из кабинета в приемную.
   – И печенье не забудьте! – бросил им вдогонку начальник.
   Чашка мокко, как всегда, направила течение мыслей в нужное русло.
   «Надо же, не хуже Натали сварганили. Умеют, если хотят. Может, сократить полставки секретарши? Это ж какая экономия будет…»
   А пальцы между тем набирали хорошо знакомую комбинацию цифр.
   – Главное управление охраны порядка! – бодро отрапортовали в трубке. – Старший инспектор Децим Капелла!
   – Вольно, инспектор, вольно, – шутливо скомандовал Крис.
   – А, это ты, – мгновенно испарился энтузиазм вигила. – Чего надо?
   – Есть дело на двадцать ауро!
   – Ну? – заинтересовался слуга закона.
   Но только слегка, для порядка. Названная сумма его не слишком впечатлила. Всего‑то хороший обед с приличной выпивкой в нормальном ресторане.
   – Мне нужен план одного здания… – издалека начал Крис. – Желательно подробный.
   – Это смотря что тебя интересует, – уклончиво отвечал правоохранитель. – Некоторые чертежи вообще засекречены. Например, префектуры…
   – На кой мне твоя префектура?!
   – Или там банков… – продолжал прощупывать почву Капелла.
   – И это тоже без надобности.
   – Тогда говори конкретно, – сдался Децим.
   – Храм Вселенской премудрости…
   – Тридцать! – сразу поднял расценки собеседник.
   – Хапуга! – деланно возмутился сыщик, именно на такой поворот и такую сумму и рассчитывавший. – Готовь бумаги, через полчаса буду!
 
   Тормошить «кентавра» по пустякам не хотелось, так что до управы пришлось добираться на общественном транспорте.
   Крис со своим обостренным обонянием, едва войдя в трамвайный вагончик, чуть не выскочил обратно. В ноздри ударила невероятная смесь запахов, где превалировали чесночные и мускусные тона.
   Настроение, и без того не радужное, испортилось окончательно.
   А тут еще у самых ступенек «вигилотеки», откуда ни возьмись, нарисовалась кошка. Облезлая и тощая. Но главное – черная.