Лисков Анатолий. Владыка смерти

откликнусь!
Симму понимал, что только демоны могут помочь ему, да и то если
пожелают. Но в то же время он не хотел призывать Азрарна. Как дитя мечтает
утвердиться в мире без посторонней помощи, так и Симму пытался обойтись
собственными силами. К тому же, вызывая демона слишком часто, он боялся
потерять и без того не очень прочное расположение Азрарна, которого он с
таким упорством добивался.
Из-за этих сомнений и от усталости в разбитом теле Симму не решался
бросить гемму в огонь. Ночь кончилась, и взошло солнце. Ни один демон не
отозвался бы на его зов при дневном свете.
Симму сидел в гневе и отчаянии на склоне холма, тоскуя по Азрарну,
который мог бы, если бы захотел, помочь ему.
Почти сразу после того, как солнце миновало зенит, в воздухе вновь
появилось жуткое и зловещее предзнаменование надвигающегося кошмара, а над
головой опять возникла тень.
Симму свирепо взглянул на нее, дрожа от страха и ярости. Затем встал,
набрал в роще под холмом сухих корней веток и разложил костер.
Как только солнце стало клониться к горизонту, Симму разжег костер, и,
едва погасло красное пламя на небе, другое, менее яркое, вспыхнуло на земле.
Потом юноша сорвал с шеи камень Эшв и бросил его в огонь. После этого он
склонил голову и начал молиться. Еще ни к одному Богу не взывал Симму так
искренне и горячо, как взывал он в ту ночь к Азрарну, князю демонов.
Разбрасывая искры, танцевало пламя костра, непроглядная тьма окружила
Симму, но зловещая тень над головой была чернее этой тьмы.
Симму ждал. Он ждал появления или союзника, или убийцы.
Пришел союзник.
Черный голубь прилетел на склон холма и превратился в эшву. Симму
безошибочно узнал его, но это был не Азрарн. Глаза эшвы холодно глядели на
Симму. Они сказали юноше; "Не спрашивай, где он, ибо это он прислал меня к
тебе".
Симму торопливо начал:
- Меня преследует...
Но эшва поднял руку, остановив его, и огляделся, а потом безмолвно
сказал: "Я знаю, что тебя преследуют, и знаю кто. Будь терпелив". И эшва
исчез так же неожиданно, как и появился.
Пораженному Симму оставалось лишь продолжать свое бдение. Его жизнь
вновь висела на волоске.
Вскоре костер погас, и Симму извлек из него закопченную гемму. "Увижу
ли я свет завтрашнего дня? - спросил себя Симму. Прошел час, за ним другой.
Вдруг воздух вокруг закипел.
Симму, величавший себя Врагом Смерти, оказался на волосок от гибели.
Но тут произошло нечто потрясающее, еще более удивительное, чем смерть.
Симму почувствовал судороги, словно в ужасной агонии, кто-то давил на него,
сжимал в железных тисках... Он хотел закричать, но не смог выдавить из
себя ни единого звука. Он едва видел, вернее, видел все, но как бы не
своими глазами. Все вокруг увеличилось в пять или шесть раз и приобрело
какую-то нереальную бледность - белесые холмы на фоне белесого неба с
черными звездами.., нет - зеленоватое небо, а звезды.., звезды, будто
черные сапфиры.., или... Симму почувствовал, что движется. Голова у него
закружилась. Что-то тянуло его, лишенного рук и ног, сквозь ночной лес
папоротников. Он понял, что теперь видит сразу по обе стороны от себя,
словно его глаза находились по разные стороны головы. Его придерживала
мягкая рука, и он обвился кольцом вокруг ее запястья.
Симму превратили в змею, одну из тех серебряных змей, которые украшают
волосы эшв. Осознав это, Симму различил своим сверхъестественным зрением
змеи Нижнего Мира неясные формы грязно-красного, будто измазанного глиной
человека, стоявшего не холме. Создание, вызванное чарами, застыло в
нерешительности, не двигаясь с места, хватаясь руками за воздух.
Тогда Симму понял, что свет, исходящий от эшвы, - а их было трое на
холме, - это аура, надежно скрывшая его. Это аура, которая привела в
замешательство зловещего убийцу, выставив его на посмешище.
Глаза эшв смеялись. Они смеялись над призраком, равнодушно наблюдая за
его смятением и одновременно презирая его. А тварь бродила среди них, не в
состоянии причинить им вред. Она не могла отыскать Симму.
Теперь стало понятно, что подобное создание, однажды вызванное,
непременно должно находить себе добычу каждую ночь, а эта тварь не могла
найти Симму, хотя знала, что он где-то здесь, должен быть здесь, потому что
его нет ни в каком другом месте ни в этом мире, ни под ним. Наконец
чудовище забурлило, как шипучее вино, и неожиданно разлетелось хлопьями
пены. Ночь закружила и поглотила их, унося в никуда.
Эшвы продолжали бродить среди холмов. Они оставили Симму в облике змеи,
но сделали это не со зла. Симму же, чей разум был втиснут в череп
металлической змеи, пребывал в полной растерянности. Он едва понимал, где
находится, как сюда попал и почему. Он даже забыл свой прежний облик, хотя
его не оставляло смутное беспокойство. Несмотря на все это, Симму с
удовольствием находился среди эшв, грезящих наяву, странствующих детей тени.
Несколько часов спустя, еще раз испытав невероятную боль, юноша пришел
в себя, снова став человеком. И мир вокруг приобрел обычный цвет и размер.
Эшвы ушли.
Воспоминания о событиях ночи бурным потоком пронеслись в его памяти.
Симму пытался о чем-то спросить эшв. Они намекнули, что ему не нужно
бояться колдовской твари. Но почему? Ведь красное чудовище непременно
должно настичь добычу. Ее жертва не может избежать своей участи!
Симму смотрел на эшв. Но их глаза, затуманенные грезами, невинные,
мечтательные и лукавые, ничего более ему не сказали.
Но он и в самом деле был в безопасности. Он чувствовал это всем своим
существом. Азрарн обманул Смерть. И снова путь Симму к саду был открыт.
Юноша только жалел, что Азрарн не пришел к нему сам.

Глава 5

Лилас было почти двести тридцать три года, но выглядела она не старше
пятнадцатилетней девушки. Она сидела в той самой комнате Дома Синего Пса,
где синие светильники горели розовым огнем.
Колдунья гадала на костях. Не на тех чистых и белых фалангах пальцев,
что висели на ее поясе, а на обломанных, шепушащихся, покрытых пятнами,
желтоватых кубиках. Их выточили из костей, похищенных из разрытых. Лилас
любила окружать себя символами своего повелителя. В эту ночь ведьма
злорадствовала, гордясь тем, что сумела скрыть тайну Улума, думала о вечной
молодости и предстоящей бесконечной череде лет. Но кости, которые она
бросала в надежде, что они образуют узоры, предсказывающие счастье и
благополучие, показывали только путаные картины - совсем не то будущее, что
она предвкушала.
- Глупые кости, - раздраженно пробормотала колдунья. - Я раздавлю вас
каблуком за то, что вы лжете мне.
Она представляла себе прекрасного юношу с кошачьими глазами, который,
забыв о саде и колодце, умирал в кроваво-красном вихре, и захихикала. Вдруг
этот кроваво-красный вихрь возник посреди ковра. Лилас перестала хихикать и
уставилась на незваного гостя.
- Прочь! - завопила она. - Прочь, тупица! Разве я тебя вызвала для
того, чтобы ты прохлаждался? Иди закончи свою работу!
Но призрак не исчез. Он уплотнился. Его кровавые, широко раскрытые
глаза внимательно разглядывали колдунью, но Лилас не поверила тому, что
прочла в них.
- Он не мог обмануть тебя. Возвращайся и ищи! Но твари не было
необходимости возвращаться. Теперь ей, пробудившейся к жизни с помощью
магии, нужна была жертва. Любая жертва. И если чудовище не смогло найти
того, кого предназначили ей в пищу, то жертвой должен был стать тот, кто
вызвал ее. Наконец Лилас поняла это, медленно поднялась и попятилась.
Много разных смесей и снадобий, символов и знаков использовала
колдунья, пытаясь остановить надвигающееся чудовище. Она произносила
различные заговоры и заклинания, чтобы изгнать его из этого мира. Но это
жуткое создание, однажды выпущенное на свободу, становилось неуправляемым -
не найдя жертвы, оно убивало заклинателя.
Наконец Лилас уперлась спиной в стену и остановилась. Она выкрикнула
заклятие, перенесшее ее в другое место, но тварь переместилась следом за
ней. Снова и снова они друг за другом исчезали и появлялись в самых разных
местах земли. Наконец в каком-то лесу, в окружении мрачных голых деревьев,
тварь, устав от погони, схватила Лилас за волосы и одним рывком разорвала
ее на две части, словно тряпичную куклу.
Кости с пояса колдуньи рассыпались по земле, точно так же, как раньше,
предвещая недоброе, рассыпались по ковру гадальные кости. Утолив жажду
убийства, призрак растаял в ночи, оставив под черными деревьями мертвую
Лилас. Может, колдунья и могла бы жить вечно, но она оказалась слишком
уязвимой.
Чуть позже Владыка Смерти пришел за душой и телом Лилас, ибо она тоже
заключила договор с Улумом на тысячу лет, рассчитывая, что ей удастся
избежать его.
А Пес, покрытый синей эмалью, уже рылся в ее сундуках.

Глава 6

Наконец Симму добрался до Вешума. В свои семнадцать лет он обладал
удивительной внешностью. Мужчины и женщины, пораженные его видом,
останавливались и глазели на него, не столько из-за красоты, сколько из-за
какого-то внутреннего сияния. Видя, что стал предметом всеобщего внимания,
Симму пришел в замешательство, но потом подумал: "Они все равно узнают,
зачем я пришел". Он понимал, что у любого подвига должны быть свидетели,
иначе какой же это подвиг? Кроме того, никто из них еще не поинтересовался
целью его появления здесь. Люди, видимо, полагали, что Симму такой же
паломник, как и многие другие.
Девять девственниц уже провели в саду золотых дев три года, и каждой
исполнилось шестнадцать лет. Это жители Вешума выложили Симму раньше, чем
он успел их о чем-нибудь спросить. Они долго распространялись о святости
дев. Теперь на угольно-черной голове статуи Бога красовался золотой венец,
на ногах сверкали золотые браслеты, а на плечи была накинута мантия из ярко-
красного бархата. Каждый девятый закат ему приносили в жертву черную корову.
Симму видел этот ритуал, ничуть, впрочем, не впечатливший его. Во всех
лавках Вешума, у каждого торговца тонким шелком и изящными драгоценностями,
яркими леденцами и эротическими курениями, продавались статуэтки Бога,
маленькие подобия статуи у храма - считалось, что они приносят счастье.
Повсюду - на постоялых дворах и в харчевнях, на обсаженных пальмами
террасах, спускающихся к реке, - стоило только Симму задать какой-нибудь
незначительный вопрос, как его тут же отводили в сторону и пространно
рассказывали обо всем, что, по мнению горожан, могло пригодиться паломнику;
о девятилетнем сроке, о золотом святилище, в котором находился колодец, о
высокой раскаленной стене, об армии дозорных, о сторожевых башнях и
свирепых чудовищах, обитающих на склонах гор. Однажды утром Симму,
разговаривая на террасе с одним каменщиком, заметил, что к нему с
трагическим видом приближается женщина, закутанная в покрывало. Каменщик
тоже увидел ее и сказал:
- Обрати внимание, чужестранец, вот идет одна из тех святых дев сада.
Три года уже прошло с тех пор, как закончился ее срок. Она ушла из сада,
рыдая в отчаянии, а недавно она заколола своего мужа.
Женщина, которую, как и следовало ожидать, никто не собирался
наказывать за убийство - священные и неприкосновенные девы сада никогда не
обвинялись ни в одном преступлении, каким бы гнусным и отвратительным оно
ни оказалось, - проходила теперь мимо, и Симму смог ее хорошенько
рассмотреть. Она была высокая и стройная, но босая. Как и положено вдове,
она носила траур, а ее лицо скрывала вуаль. Хотя Симму и не смог разглядеть
черты ее лица, он слышал ее стоны и причитания, видел, как слезы, стекая по
вуали, капают ей на грудь.
- Она, вероятно, скорбит о том, что убила мужа? - простодушно спросил
Симму.
- Конечно, нет, - с гордостью заявил его собеседник. - Девы частенько
убивают своих близких. Они страшно тоскуют по саду, куда им нет возврата, и
по таинственной близости Бога. Я даже не сомневаюсь, - зловещим шепотом
добавил он, - что эта несчастная скоро попытается пробраться туда. Все они
так поступают. - И рассказчик красочно описал, как закутанные в покрывало,
рыдающие изгнанницы отправляются в одиночку через пустыню, взбираются по
горным склонам и ждут у пылающей стены, когда откроется узкая дверь.
- Неужели их никто не останавливает? - удивился Симму.
- Остановить святую деву? С какой стати кто-то будет их останавливать?
Их всегда можно узнать по платью, покрывалу и рыданиям... А чужестранцам
следует держаться подальше от тех мест. К тому же чудовища, живущие в горах
по воле Бога для защиты сада, легко отличат чужеземца от жителя Вешума, и
всех чужеземцев они разрывают в клочья.
- А если дева добралась до двери и та открылась, что тогда?
- Там есть одно чудовище, которое страшнее остальных. Оно сторожит
дверь и не пускает никого, кроме тринадцатилетних девочек, входящих туда по
воле Бога. Это чудовище не пустит несчастную в сад, и она вскоре кончит
жизнь самоубийством. Так всегда бывает.
- А если ей удастся проникнуть в сад?
- Это невозможно!
- Похоже, что так. Но предположим все же...
- Нет, нет! Я не собираюсь богохульствовать. В сад никогда не попасть
никому, кроме девяти прекрасных юных дев, чистых, как лилии, и пленительно
невинных. Всем бы женщинам быть такими, но, увы, лишь немногим это удается.
А еще говорят, что в саду эти милые и наивные создания играют с самками
зверей, добрыми и нежными, как ягнята. В этот сад не допускается ни один
мужчина, кроме, конечно, самого Бога.
В этот момент скорбная фигура под покрывалом уже скрылась в толпе.
Симму поспешно попрощался с каменщиком и крадучись последовал за женщиной.
Следить за ней не составляло труда. Толпа почтительно расступалась
перед девой-убийцей, а она шла по улицам, не переставая громко рыдать и
стонать. Вскоре стало ясно, что каменщик не ошибся: женщина действительно
отправилась прямо к колодцу. Выйдя из города, несчастная прошла среди
песчаных дюн. Симму держался от нее чуть поодаль.
Упорная дева шла вперед по бесплодной, лишенной тени пустыне, пока жар
полуденного солнца не стал совсем невыносимым. Она добралась до одиноко
стоящего мрачного камня, иссеченного песчаными бурями и раскаленного
солнцем, и присела отдохнуть в тени у его подножия. Симму приблизился к ней,
ступая совершенно бесшумно.
Из всех демонов только ваздру умели пением навевать на людей сон. Эшвы
были лишены этой способности лишь потому, что не умели разговаривать. Симму
по-рысьи подкрался к женщине сзади и запел, подражая ваздру. Наверняка, на
слух демона, его подделка оказалась намного хуже оригинала. Однажды у
соленого озера Симму уже пытался сделать нечто подобное, и эшва с
презрением посмеялся над ним: "Твоя тихая поступь напоминает удары грома,
мы же - воздух". Тем не менее и это посредственное пение оказалось
достаточным для смертной.
Успокоившись, женщина перестала исступленно рыдать, прислонилась к
скале и облегченно вздохнула. Симму приподнял покрывало девы. Хотя глаза
несчастной стали красными от слез, а рот скривился в сварливой гримасе, она
все еще оставалась красавицей. Симму поцеловал ее, и губы, сведенные
судорогой, расслабились, на лице ее появилась блуждающая улыбка. Она уснула
в тени камня, впервые за три года уснула спокойно. Симму забрал ее одежду,
оставив взамен только свой плащ, чтобы несчастная могла укрыться от жара
пустыни. Впрочем, любой демон оставил бы ей и того меньше. Симму до сих пор
не приносил Смерти лишних жертв.
После этого Симму расстался и со своим мужским полом.
Целый год он был мужчиной и только мужчиной. Глядя на его тело, никто
не усомнился бы в этом. И эта форма за прошедший год затвердела, стала
жестче, чем она была в прежние годы, когда ревность, любовь и страх
открывали в Симму способность к необычным перевоплощениям. Симму привык
быть мужчиной, и стать женщиной оказалось для него теперь довольно сложно.
Он чувствовал, как что-то растягивает и разрывает его плоть, но еще больше
его мучила мысль, что здесь что-то не так. Однако разум Симму был менее
гибок, чем его необыкновенное тело. То, что раньше было сладкой болью,
приносящей наслаждение и удовлетворение, теперь воспринималось как
самоотречение. Симму испытывал ненависть и отвращение к своему новому
облику, но в то же время он хотел, чтобы это случилось. Ведь только так ему
удастся проникнуть в сад.
Потом - казалось, мгновенно - борьба утихла. Симму стоял, дрожа. Он
больше не был героем. Он стал героиней.
Монета перевернулась. Симму-мужчина - широкоплечий, узкобедрый...
Симму-женщина была такого же роста, довольно высокая для женщины, но не
чрезмерно, ведь Симму не был гигантом. Его кости и мышцы таза, рук, ног,
груди сразу же утратили мужественность. Симму-женщина оказалась стройной,
но не худой, с высокой грудью и гладкой кожей; исчезли все следы волос на
теле и лице. Симму была прекрасна, намного красивее девы, спавшей у камня.
Без колебаний Симму надела платье девы, спрятав под покрывалом лицо и
распущенные волосы.
Ее ноги, босые и изящные, хотя и не слишком маленькие, были несомненно
женскими. На платье, промокшем от слез и высушенном солнцем, остались две
округлые выпуклости от грудей, которые теперь заполнились.
Симму продолжила свой путь только через час. Прекрасная, одинокая
изгнанница, оплакивая свою горькую судьбу, направилась к колодцу.
Уже наступал вечер, когда ее увидели со сторожевых башен. Стражи
показывали на нее пальцами, охваченные благоговейным страхом. Они всегда
понижали голоса, когда видели возвращающуюся женщину. Несмотря на страх,
они были несколько раздражены: опять придется пробираться мимо бестолково
рыщущих по склонам чудовищ и нести в город тело несчастной.
Но стражники были не одиноки в своем раздражении: дозорные отряды,
заметив приближающуюся деву, ворчали что-то в том же духе.
И вдруг, пока часовые стояли, созерцая ее, бредущую в благочестивом и
неприветливом смирении, на склонах гор началось настоящее столпотворение.
Из своих нор и пещер хлынули сотни чудовищ, рычащих, ревущих, визжащих
и воющих. Их пасти изрыгали пламя, и воздух заволокло дымом. Чудовища так
сильно хлопали крыльями, что медные перья с грохотом дождем сыпались на
землю. Гигантские змеи извивались и шипели. Чудовища скалили тигриные клыки,
их копыта стучали по горному склону, а рога грохотали, ударяясь о камни и
скалы.
Дозорные были потрясены. Никогда появление одной из отверженных дев не
вызывало такого буйства. Может быть, эти ужасные - да простит Бог! -
страшилища просто взбесились? Воины нервно хватались за луки и мечи,
спрашивая себя, сгодится ли такое оружие в предстоящей битве и не будет ли
это богохульством. Полчища тварей одновременно ринулись вниз по склонам и
помчались по песку, напоминая чудовищный поток лавы.
Но чудовища не обратили внимания на часовых и башни. Они устремились к
одинокой фигуре девы. Сбитые с толку, напуганные воины потеряли ее из виду
в туче пыли, огня и дыма, в мелькании крыльев, рогов, хвостов и чешуи...
Так стражи-нелюди обычно встречали приближающихся к колодцу чужеземцев:
Симму не была местной, а значит, нарушила границы, и ее надо было
разорвать на куски. Неясно, правда, почему все чудовища помчались разом,
чтобы принять участие в столь простом деле. Возможно, они почуяли в Симму
не просто заблудившуюся чужеземку, а героя - реальную угрозу сложившемуся
порядку вещей. Как бы то ни было, Симму опередила их.
До того как твари подбежали к ней, Симму сбросила все одежды, кроме
покрывала, скрывающего лицо и волосы, и начала сложный волнообразный танец.
Симму обладала особой силой. Волшебство танца, восхитительные,
возбуждающие чары эшв превращали самых диких земных тварей в ручных.
Хватало одного прикосновения руки, мысленного шепота - ласкового шепота эшв,
чтобы околдовать змею, птицу, лису или пса. Танец Симму усмирил бы даже
дикого единорога или кота-людоеда. Но чудовища, которых Лилас оставила в
пустыне, были не земными, а колдовскими, созданными ею самой. И все же,
когда Симму начала танцевать, клыкастые челюсти тварей отвисли, рога в
смирении опустились к земле. Они сложили крылья, а хвосты их поникли. Как
такое могло произойти?
Конечно, на шее Симму висел камень демонов, спасший героиню в
отравленном Мерхе. Возможно, камень усилил заклинание Симму. Но все равно,
этого было бы мало, если бы не произошло еще одно событие. О нем не знал
Симму, и, конечно же, не знал никто в Вешуме. О нем не знали даже стражи-
нелюди, хотя это событие бросило на них свою тень, изменило и ослабило их,
лишив смысла их зловещее предназначение.
Колдунья, сотворившая их двести девятнадцать лет назад, теперь была
мертва.
Большую часть чудес сада она сотворила при помощи особого колдовства,
основанного на сочувствии и ревности. Но именно ее собственное воображение
и жестокость поддерживали силу стражей-нелюдей. Сад уже давно не являлся
главным детищем ее жизни, и она задвинула его в пыльный чулан в дальнем
уголке памяти, но иногда все же вспоминала о нем, а вспоминая, радовалась.
Это был ее шедевр, ее дар любви Владыке Смерти. Все, что касалось сада,
купалось в далеких лучах ее подсознательного восторга и черпало оттуда свои
жизненные силы. А сейчас этот источник исчез, исчез источник, который на
расстоянии заводил механизм, заставляя его работать без сбоев. Сознание
колдуньи, питавшее ее чары, оказалось заперто во Внутренней Земле, а оттуда
редко что-то проникало во Внешние Миры. Чудища бросились на Симму,
собираясь - как положено - схватить ее и разорвать. Но подобно угасающему
пламени, они лишились питающей их силы, поэтому Симму хватило обычной магии,
чтобы обуздать их и заставить забыть свой долг, лишить смысла все двести
девятнадцать лет их безжалостной службы.
Вскоре чудовища уже ласкались к девушке. Они терлись тигриными мордами
о ноги Симму и лизали ее странными раздвоенными языками. Твари с
наслаждением подчинились сладким чарам эшвы. Существование их было долгим и
однообразным. Даже чудовища устают от такой жизни.
- Это что ж такое? - недоумевали часовые, наблюдая, как дева, в
сопровождении чудовищ, поднималась по ближайшему склону.
- Ее голова закутана покрывалом, но сама она обнажена, - сообщил с
наблюдательной вышки один из стражей. Остальные, желая избежать
кощунственных мыслей, отвели глаза.
- По-моему, она танцует! - крикнул страж с вышки. Он тоже видел этот
танец, так что заклинание частично коснулось и его. Его глаза наполнились
слезами, когда он, пошатываясь, спустился со своего поста - неслыханный
проступок!
- Нам что, пойти за ней? - удивлялись воины, стоявшие у склона.
Раньше они всегда следовали за девой. Но сейчас, даже имея приказ, они
предпочитали держаться на значительном расстоянии от чудовищ, которые вдруг
перестали вести себя так, как положено знаменитым вешумским тварям. Поэтому
воины остались на месте и совсем потеряли из виду лжедеву.
Близился закат. По пустыне поползли тени гор, башен и неподвижно
замерших стражей. Небо окрасилось золотом, западное плато казалось
припудренным красной пылью, по которой колесница солнца катилась к краю
света.
Невидимая для людей, Симму подошла к высокой раскаленной стене. Над ее
вершиной в небо уперлась корона молний, сверкающих все ярче в быстро
сгущающихся сумерках.
Симму добралась до того места, где скрывалась дверь.
Она сбросила покрывало - последнее, что было на ней, - и в тот же миг
потух последний луч солнца. Симму прошептала что-то, и чудовища,
сопровождающие ее, лениво разлеглись на камнях, вяло помахивая хвостами-
змеями, а их бесцельно двигавшиеся крылья поднимались и опускались, словно
множество медных вееров. Симму направилась к двери, появившейся среди
деревьев именно в том месте, о котором рассказывали жители Вешума. Жар,
исходящий от стены, стал почти невыносимым, и дверь открылась.
Но тут путь Симму заступил страж врат сада.
Это создание могло изменять свои размеры. Сначала оно было крошечным,
как улитка, а вход в его норку - узкий, словно девичье запястье. Но,
вырвавшись на свободу, страж раздувался, у него вырастали руки, клыки и
отвратительные щупальца, Он напоминал змею, покрытую матовой чешуей; змею с
несколькими мускулистыми руками, с когтями из голубоватой стали. Его лицо,
словно вышедшее из ночного кошмара, чем-то походило на безволосое лицо
безумца. Чудовище ухмылялось, скаля остро отточенные кинжалы клыков, и два
выпученных глаза отвратительного ржавого цвета (может, цвета ядовитых
гранатов колдуньи) горели во тьме. Ладони многочисленных рук чудовища тоже
были ржаво-красными, а язык, время от времени показывающийся между зубами, -
угольно-черным. На его запястьях, скулах и висках торчали острые шипы.
Симму отступила на шаг, разглядывая нового противника. Воздух успел
насквозь пропитаться чарами эшв, но это последнее чудовище, по-видимому, их
не воспринимало. Тогда Симму мысленно обратился к стражу: "Дай мне пройти".
Страж двери издал какое-то отвратительное бульканье - насмешка,
ругательство или просто выражение безразличия. А за его спиной стояла
открытая настежь узкая дверь в сад. Время уходило.
Симму обернулась к прирученным чудовищам. Она протянула к ним руки и,
напевая вполголоса, обратилась к ним. Она посылала им безумные образы и
мысленно гладила их спины, пока твари не очнулись и не поднялись во всей