Лисков Анатолий. Владыка смерти

песку медная клетка с мертвецом. Во второй деревушке к нему подошел один из
рыбаков и умоляющим голосом произнес;
- Ты, верно, могущественный чародей, господин. Скажи, сколько еще
времени погода не пустит нас в море? Наши женщины и дети голодают...
- Я приведу вам рыбу, - ответил Зайрек. Он что-то сказал, повернувшись
к морю. Огромная волна накатила на берег и ушла, оставив десятка два бьющих
хвостами, задыхающихся рыбин. Это потрясло рыбаков. Ни один земной колдун,
о котором они когда-либо слышали, не мог повелевать морем и его созданиями.
Однако Зайрек, познавший магию морских королей, посмеялся над рыбаками:
когда они бросились собирать неожиданный улов, чтобы унести его домой, о
берег ударила вторая волна, промочив до нитки рыбаков, залив их сети и
лодки и смыв с берега всю рыбу. Зайрек стоял и смотрел на происходящее со
зловещей улыбкой.
Рыбаки в гневе и ужасе стали осыпать чародея проклятиями. А один из
них, разозлившись, схватил камень и швырнул его в колдуна. Камень
раскололся в воздухе, и его осколки, не причинив Зайреку ни малейшего вреда,
упали на землю. Колдун что-то сказал, обращаясь к бурному морю, а потом
обернулся к человеку, посмевшему швырнуть камень:
- Когда ты в следующий раз отважишься выйти в море, твоя лодка пойдет
на дно, и ты вместе с ней.
Третья деревня, по сравнению с предыдущими, процветала. На воду,
словно ширококрылая птица, опускался вечер. У тропинки, идущей вдоль берега,
стояла харчевня, освещенная желтыми огнями. Изнутри доносилось громкое
пение. Зайрек вошел в харчевню, медная клетка не отставала от него. В зале
тут же воцарилась тишина.
- Вина и мяса, - бросил Зайрек, а когда ему принесли требуемое, он
стал есть и пить в своей обычной бесстрастной манере. Страшная клетка
скрывалась в тени, но запах разложения - теперь более слабый, ибо немного
осталось от плоти Хабзура - просочился во все углы, вызвав у пирующих
бледность и тошноту.
- Наверняка этот несчастный был заклятым врагом этого могущественного
колдуна, - сделав такой вывод, посетители с поспешностью распрощались с
хозяином и разошлись. Вскоре в харчевне остались только Зайрек, владелец
харчевни и его семья.
Чародей сидел в зале, освещенной тусклыми светильниками, в которых
горел рыбий жир, подперев рукой подбородок. Около полуночи буря усилилась,
волны с ревом разбивались о камни. Зайрек выдернул из жаркого нож, отсек с
левой руки Хабзура одну фалангу указательного пальца, вышел за дверь и
швырнул кость в море.
Хозяину харчевни, выглянувшему за дверь, показалось, что он различил
вдалеке на гребнях волн смутные мерцающие очертания - воины с
развевающимися волосами, странные колесницы, отблеск акульих спин. В
завывании ветра слышался женский голос, но слов было не разобрать.
Зайрек вернулся в дом.
- Я буду спать в твоей постели, - сказал он хозяину, - с самой
красивой из твоих дочерей.
Тот в ужасе согласился. Его дочь пришла к Зайреку, не испытывая ничего,
кроме отвращения, но вскоре она уже стонала от наслаждения, а утром,
осмелев, попыталась удержать колдуна, но, разумеется, тщетно. Тогда, в
глупой уверенности, что она может обходиться с ним, как с другими мужчинами,
дочь хозяина принялась визжать и кричать на чародея. Зайрек произнес какое-
то слово, и она замолчала.., и осталась немой до конца жизни.

***

Зайрек пришел к городу у моря. Башни вздымались в утреннее небо, а
птицы летали над бледно-алым диском солнца. Усталость вернулась к колдуну,
он никак не мог выспаться как следует. Он уставал даже от злобы и
несправедливости, и уставал очень быстро. Но он не признавался себе в этом.
На дороге, которая вилась над морем по склону скалистого утеса, он встретил
каких-то людей и изменил цвет их кожи на оливковый - они посмотрели друг на
друга и в ужасе закричали. Проходя мимо колодца, Зайрек придал воде в нем
вид, запах и вкус крови - один из старейших и гнуснейших колдовских трюков.
Когда он добрался до обнесенного стенами города, его башен и птиц, рынка на
огромной площади и многоярусной крепости, ему показалось, что он видел уже
тысячи подобных городов, хотя в действительности побывал лишь в нескольких.
Душевная усталость породила в нем желание осесть наконец где-нибудь в одном
месте. То, что в молодости побуждало его к движению, исчезло. Теперь душа
его постарела. Однако, пройдя через город, Зайрек облюбовал его предместья.
Время от времени он творил какие-нибудь утонченные пакости - это придавало
ему сил - и шел дальше, а иначе, как однажды ему подумалось, он мог просто
остановиться на месте, обратись в живой камень.
Путешествие утомляло колдуна. Слишком легко достались ему магия и
любовь. Все доставалось слишком легко.., или оставалось навсегда
недоступным...
Клетка шла за ним следом. Хабзур, лишившись пальца на ноге и на руке,
превратился в голый скелет и громыхал костями при каждом шаге клетки.
Впереди, окутанный серо-зеленой дымкой, показался полуразрушенный дом.
Зайрек поднялся по полусгнившей лестнице, прошел по запущенному саду, где
местами обнажилась горная порода. Двери заскрипели, болтаясь на ржавых
петлях. Всю мозаику растащили воры. Сквозь разбитые окна ветер задувал
водяные брызги - опять собиралась буря - Морской Народ преследовал Зайрека..
. Соленая вода давно затопила погреба дома, где из разбитых кувшинов росли
теперь морские травы.
Уныние развалин привлекло болезненное воображение Зайрека. Вероятно,
этот дом наложился на призрачный образ разрушенной крепости в пустыне, где
безумные благочестивые старцы дурно обращались с ним, пытаясь изгнать "
демона", и по-дурацки гладили его по голове. Тогда ему было девять лет, и
звали его Зайремом. "Да не построй себе дворца в этом мире..." Какая ирония;
поддавшись всем искушениям и попав во все западни, от которых его
предостерегали старцы, Зайрек все еще сохранил в душе их стремление к
нищете.
И все же, используя свое искусство и людей, заколдованных и уведенных
им из города, а также то, что эти люди притащили оттуда, Зайрек привел дом
в порядок. На пол легли мягкие толстые ковры, на окнах зашевелились тяжелые
занавеси, дом ломился от всевозможных предметов роскоши, украденных или
добытых еще более зловещими способами. Время от времени сюда приходили
женщины. Они, как во сне, брели по дороге вдоль берега, поднимались по
лестнице, шли по запущенному саду, входили в дом и направлялись прямо к
черному ложу под черным балдахином. Эта кровать с резными черными
столбиками и черным бархатом - случайно или с мрачным умыслом - напоминала
могилу. Время от времени в доме для развлечения Черного Мага умирали люди -
хотя Зайрек получал от их просьб, мук и смертей не слишком большое
удовольствие. Он завидовал их смерти, вернее, прилагал все усилия, чтобы
заставить себя хоть что-нибудь почувствовать - зависть, боль, гнев. Но все
чувства и ощущения истлели в его сердце. Даже жестокость стала привычкой
Зайрека.
Несмотря на то что дом кишел колдовством, однажды туда все же
отважились прийти королевские сборщики налогов. Зайрек соответствующим
образом обошелся с незваными гостями, а сам отправился к королю. А потом
король, вообразив себя псом, грыз кости и взгромоздился на суку.
Со скелетом морского короля Зайрек обращался чрезвычайно экономно. Он
разделил скелет на множество частей, и, когда начиналась буря, колдун
выходил на башню, произносил, обернувшись к морю, речь и только после этого
швырял волнам очередную порцию костей. Проходили месяцы, годы. Бури стали
случаться все реже, словно Морской Народ Сабла тоже устал от гнева и ссор.
Как медленно тянется время! Жизнь, лишенная смысла, - то, о чем старая
ведьма предупреждала его мать, когда та настойчиво требовала для сына
ужасного огня неуязвимости. "Нет такого блага, вместе с которым не шла бы
беда". Зайрек размышлял над этим изречением в долгие тихие вечера, когда
море, казалось, заполняло небо и землю своими бликами и серебряное
безмолвие ненадолго окутывало Зайрека. Почему случилось так, что он, кому
столь многое дано, может употреблять это только во зло и страдать от этого?
Если б он был уязвим и невежествен, он мог бы найти счастье и покой в жизни
- и для себя, и для других. Его толкнули к Злу, но Зло отвергло его. Азрарн
устами старика мага отверг его. Почему же тогда Зайрек не вернулся к своей
поруганной невинности, не постарался починить разорванные одежды? Потому
что он никогда не творил Добра иначе, чем из страха сотворить Зло. Однако
Зло больше не было угрозой, и, как ни странно, во зло оборачивалось все, за
что бы ни брался Зайрек.
Однажды Зайрек попытался совершить доброе дело. Он шел по городу.
Двери, как обычно, захлопывались при его приближении, а люди, оставшиеся на
улицах, как обычно, низко кланялись и бледнели. Вдруг колдун увидел
маленького мальчика, по недосмотру матери оставшегося играть возле дома.
Что-то в этом ребенке почти тронуло Зайрека: может, рыжеватый оттенок его
волос напомнил чародею о Симму, хоть глаза мальчугана и не были зелеными.
Зайрек сотворил из воздуха нечто, напоминающее по виду обычный леденец, и
протянул его ребенку, который без лишних вопросов принял подарок. Вдруг
откуда-то примчалась его мать. Она схватила ребенка, прижала к груди и с
ужасом уставилась на колдуна. Чародей, продолжая опыт, сказал с необычной
для него мягкостью:
- Проси у меня чего хочешь.
- Спаси моего сына, которого ты отравил! - тут же пронзительно
выкрикнула женщина.
- Нет, я не отравил его, - промолвил Зайрек и вытянул вперед руку.
Женщина отпрянула от него и, споткнувшись, выпустила ребенка. Он упал
на мостовую, размозжив череп о камни.
Хоть Зайрек и понимал, что все произошло из-за страха, который он
внушал людям в этом городе, он все же принял эту смерть как знамение. Зло,
должно быть, сопутствовало ему, как кружащиеся вороны - виселице.
Несколько лет спустя, когда Зайрек очутился перед настоящей виселицей
с дергающимся на веревке убийцей, кто-то заговорил за его спиной, назвав
чародея его старым именем.
Кто-то заговорил, и пронизывающий, но приятный холод охватил Зайрека.
Он вдруг понял, что за спиной у него стоит Владыка Смерти.

Глава 8

Солнце зашло, наступила ночь. Зайрек сидел и при свете алебастрового
светильника, украденного из королевской усыпальницы рабами Черного Мага,
читал черную пергаментную книгу с серебряными буквами. Книга содержала
некоторые сведения и наставления, касающиеся наиболее опасных областей
черной магии - воскрешения мертвых и тому подобных хитростей. Зайрек лениво
просматривал ее, и тут до него донесся некий звук, побудивший отложить
пергамент в сторону.
Никто не входил теперь в жилище Зайрека, кроме несчастных, вызванных
его чарами. Все хорошо знали, что страшные заклятия охраняют это место.
Однако странный звук повторился - словно металл ударил в каменный пол - кто-
то вошел в дом, и его не пугали чары колдуна.
Зайрек осветил свой путь колдовскими огнями, спустился в зал с
каменным полом и огляделся.
Занавеси колыхались на ветру, и жуткие тени танцевали на стенах. В
огромных канделябрах тускло горели свечи из желтого воска. Крыса,
обгрызавшая одну из них, метнулась по каменной кладке. На золотой подставке
покоилось то, что осталось от Хабзура, - череп, который Зайрек пока оставил
у себя. Колеблющееся пламя свечей не освещало высокого, вырезанного из
черного дерева кресла - оно само испускало странное сияние. Зайрек подошел
ближе и увидел, что в нем сидит человек в белом плаще, с накинутым на
голову белым капюшоном. В правой руке, обтянутой белой перчаткой,
незнакомец держал железный посох, обвитый золотой лентой. Этим посохом он и
стучал по каменному полу, чтобы привлечь внимание Зайрека.
Вдруг по телу чародея прокатилась волна какой-то испуганной радости,
подобной той, которую юноша или женщина испытывают от неожиданной встречи с
позабытым любовником. Зайрек дрожал и сам удивлялся этому. Человек в
капюшоне очень медленно поднял голову. Белый капюшон обрамлял темноту. В
ней, словно пара бесцветных огней, горели глаза.
- Не спрашивай, кто я, - сказал гость Зайреку. - Ты знаешь меня. Мы
встречались когда-то.
Как давний сон, Зайрек вспомнил тень, которая однажды коснулась его
лба, избавила его от отчаяния и разочарования, подарив недолгое забвение.
При одном воспоминании об этом у него подкосились ноги.
- Ты - Смерть, - сказал он. - Мне надо пойти с тобой?
- Нет, - ответил Владыка Смерти. - Ты останешься недосягаем для меня
еще долгие века - таким сделал тебя огонь.
- Но ты здесь, - возразил Зайрек.
Левая рука Владыки Смерти была без перчатки и казалась такой же черной,
как ручка кресла, на которой она покоилась. Неожиданно Зайрек ринулся
вперед и прильнул к этой черной руке - обнаженной руке Смерти.
Коснуться Владыки Смерти - значит почувствовать прикосновение смерти.
Для кого-то это избавление, для большинства - ужас. Для Зайрека, который не
мог умереть, пока не износится его неуязвимое тело, это прикосновение
принесло блаженство и покой. Оно захлестнуло колдуна, как наркотик, почти
оглушило - только это и мог подарить Владыка Смерти Зайреку.
Владыка Смерти отдернул черную руку, и Зайрек, почти теряя сознание,
осел на пол рядом с укрытыми белым плащом коленями.
- Не... - Зайрек запнулся. - Не оставляй меня.
Позволь мне служить тебе.
- Не мне ты хотел служить, - проговорил Владыка Смерти.
- Это решили за меня... Но демон меня отверг.
- Я знаю, - сказал Владыка Смерти. Он и в самом деле знал. Ведь он уже
успел изучить и жизнь Зайрека, и те пути, по которым шел черный маг.
- Тебе и только тебе я хочу служить, - бормотал Зайрек.
- Во зло другим - будешь ли ты служить мне?
- Ты видел, я не люблю людей, мой господин.
- Кое-кто все же мог бы остановить тебя.
- Никто, кроме тебя.
- А Симму? - поинтересовался Владыка Смерти. - Симму, которого в
детстве звали Шелл. То юноша, то девушка. Будешь ли ты служить мне,
несмотря на Симму?
Веки Зайрека дрогнули.
- Демоны воспитали Симму, и он предал и бросил меня. Симму - это та
лестница, которая привела меня к Злу. Симму - змея, затаившаяся под камнем.
И все-таки ради Симму я мог бы вести праведную жизнь - жизнь целителя,
человека без амбиций, слепого к соблазнам. Но когда у меня не осталось
ничего, кроме Симму, он бросил меня! Ты видишь, что я одинок, величайший из
королей.
- И потому ты несчастен.
- Не только поэтому. Я проклинаю свою мать за то, что она подарила мне
такую судьбу. Я проклинаю Симму, совратившего меня и тем самым показавшего
червей, кишащих в моей душе. Я проклинаю Азрарна, а я, пожалуй,
единственный смертный, который может безнаказанно сделать это. Я проклинаю
женщину из подводной страны, Хабэд, наделившую меня бессмысленным
могуществом, которое я могу употребить только во зло. Я проклинаю весь мир
за то, что он боится меня и безропотно подчиняется мне вместо того, чтобы
бороться. Этот мир не может уничтожить меня, как я того заслуживаю, и,
подобно язве, я паразитирую на его теле. Только ты, величайший из королей,
можешь дать мне бальзам, которого я так жажду. Смерть - это все, о чем я
прошу и на что не имею права.
- Смерть - это не то, что ты думаешь, - возразил Владыка Смерти.
Однако он не стал продолжать, ведь объяснения не входили в его планы.
Вместо этого Улум, Владыка Смерти, рассказал чародею совсем о другом и
преподнес ему странные дары. Этот договор Улума и смертного отличался от
прежних, в которые входило отрезание пальцев, но Владыка Смерти изменился с
тех пор, как появился Симмурад.
Зайрем стал рабом Владыки Улума... Утром старый дом опустел, однако
прошло немало времени, прежде чем люди, живущие на побережье, отважились
выяснить, пуст ли он на самом деле.

***

На волнах лениво качался череп Хабзура, который Зайрек наконец
выбросил в море. Но никто не разыскивал его. Хабэд развлекалась с одним из
голубоволосых придворных - новым королем Сабла, ее мужем. Зайрек оставил
лишь шрам на ее сердце. Ее отец - безголовый кусок коралла в Зале Мертвых -
был давно забыт.
В конце концов череп прибило к какому-то рифу, где он и остался лежать,
опустившись на дно. Внутри него жили рыбы, а снаружи его облепили ракушки.
Через много лет череп зацепила рыбачья сеть и подняла его на борт лодки
вместе с остальным уловом.
- Вот так да! - воскликнул рыбак. - Да ведь это череп моего бедного
отца, которого пираты тридцать лет назад обезглавили и бросили за борт на
этом самом месте. Очевидно, он вернулся ко мне для того, чтобы я его
похоронил.
И, будучи почтительным сыном, рыбак принес череп домой. Отказывая себе
в еде, чтобы сберечь деньги, он выстроил за деревней роскошный склеп. Этот
склеп стал местной достопримечательностью, и потом многие поколения
взрослых показывали его своим детям, говоря: "Вот поступок доброго сына!"
Однажды утром, по прихоти судьбы, волны вынесли на берег небольшой
бухточки рядом с деревней еще один череп. Но рыбаки, не догадавшись о том,
что именно он-то и есть настоящий череп отца их товарища, посчитали это
дурным знамением и, бросив череп в высохший колодец, закидали его грязью и
с тех пор избегали этого места.

Часть девятая
ГИБЕЛЬ СИММУРАДА

Глава 1

Йолсиппа, бродяга, привратник Симмурапа, спал и видел во сне
восхитительно косящих девиц. Но вдруг его разбудил знакомый звук - кто-то
стучал в медные ворота. Йолсиппа открыл потайную дверь и, еще не совсем
проснувшись, выглянул наружу.
- Кто здесь? - заорал он. С некоторых пор толстяк обходился без
вежливых приветствий.
За воротами только еще занималась заря. Тьма потихоньку уползала с гор,
но еще не рассвело.
- Я спрашиваю: кто здесь? Снизу, из тени, толстяку ответил мужской
голос:
- Тот, кто желает войти.
Йолсиппа вздохнул, налил в кубок вина, выпил.
- Сюда не всякий может войти. Это Симмурад, город бессмертных. Что ты
умеешь? В чем проявляется твое мастерство? И так ли уж оно велико, чтобы
ради этого впустить тебя?
- Я - Зайрек, чародей, а могу я вот что... - Едва незнакомец сказал
это, как молния разорвала тени, ударила в ворота, на мгновение осветив
красивого черноволосого и чернобородого человека в желтой мантии, с
золотыми кольцами на руках и черным скарабеем на груди. - Еще один такой
удар, и твои ворота развалятся.
- Успокойтесь, господин! - прокричал Йолсиппа. - Вы можете войти.
Загремело устройство, открывающее ворота, и Зайрек вошел. Йолсиппа,
поспешно спускаясь с башни, чтобы встретить колдуна, заметил, что мантия
чародея блестит от золота, его руки украшали браслеты из янтаря и изумрудов,
а на его плечах - ожерелье из драгоценных камней, нанизанных на золотую
нить.
- Увы, почтенный господин, - проговорил Йолсиппа, - король Симмурада
Симму не позволяет ни мужчинам, ни женщинам вносить в город золото из
уважения к некоему князю, который не питает любви к этому металлу.
- В таком случае пусть Азрарн держится от меня подальше, - ответил
чародей. - Мое золото останется при мне.
Йолсиппа счел благоразумным больше не возражать.
Они вместе прошли по засаженным зеленью улицам города бессмертных.
- Смотри, - сказал Йолсиппа, с трепетом и гордостью указывая Зайреку
на просвет между деревьями, чтобы тот смог увидеть раскинувшийся перед ними
Симмурад: розово-алый и молочно-белый мрамор, на который только что упали
первые отблески зари, хотя кое-где в башнях и среди колонн еще догорали
светильники. - Я лично провожу тебя во дворец Симму.
Прекрасен был Симмурад. Прекрасен.., и чужд. На мгновение его красота
тронула душу Зайрека. В предрассветном сумраке колдун вместе с Йолсиппой
прошел по террасам города. Но даже толстый вор в безвкусных, засаленных и
усыпанных драгоценными камнями одеждах, спотыкающийся и рыгающий, не мог
умалить величия Симмурада.
В городе было много дворцов, но все они казались пустыми, разве только
мелькнет где-нибудь одинокое светящееся окно. На газонах росла мягкая трава,
никогда не засыхавшая, но и никогда не ронявшая на землю семян. Деревья
шумели пышной листвой, которая никогда не опадала, но никогда и не
распускалась. Эти вечные и неизменные творения создали чародеи, пришедшие в
город, или демоны - много лет назад. Природа, окружающая бессмертных, была
под стать самим бессмертным.
Звери в городе были тоже вечными. Каждому из них дали по капле
эликсира жизни. Леопарды, лакающие воду из пруда, имели странный игрушечный
вид. Даже в движении они словно оставались неподвижными. Когда чародей и
Йолсиппа проходили по саду, которого уже коснулись первые лучи солнца, то
увидели там мужчин и женщин, прогуливающихся под деревьями. Бессмертные
казались то ли куклами, то ли восковыми фигурами. Обитатели города
отсутствующими взглядами провожали Зайрека и улыбались вслед Йолсиппу.
Казалось, все жители города отчасти окаменели, но то ли не знали об этом,
то ли не тревожились по этому поводу. Окаменение с поверхности кожи
пробиралось внутрь их тел, пока не достигнув сердца и мозга.
Над городом разгорался рассвет. Йолсиппа остановился перед плитой из
зеленого мрамора, чтобы Зайрек мог прочесть надпись.
Я - Симмурад, город Симму, в моих стенах будут жить люди, чья жизнь
вечна...
- Это и есть тюрьма для бессмертных? - осведомился Зайрек.
- Бессмертие - удивительный дар, - обиделся Йолсиппа. - Я был здесь,
когда все только начиналось. Дивный князь...
- Азрарн.
- Я бы не осмелился...
Но Зайрек, не слушая толстяка, зашагал к воротам дворца.
Заря затопила светом город, окрасив все в розовый цвет и играя на
хрустальных окнах.
- Подождите здесь, мой господин, - попросил Йолсиппа и тут же добавил:
- Это всего лишь обычай.
Зайрек, к великому облегчению толстяка, согласился.
Они вошли в зал с куполообразным потолком, словно взлетевшим ввысь и
парящим над их головами. Пол зала был вымощен серебряными плитками. Нигде
не было видно ни страхи, ни слуг, ни рабов, которые бесшумно скользили бы
среди всего этого великолепия, однако все выглядело чистым и ухоженным -
благодаря чарам искусных волшебников, которым позволили здесь жить. И все
же дворец казался необитаемым, как развалины, застывшие посреди пустыни или
на морском дне.
Зайрек сел. Он выглядел умиротворенным, хотя всякий, подошедший к нему
настолько близко, чтобы увидеть призрак жестокости, сквозящий в его глазах,
в ужасе отскочил бы. Однако в душе Зайрека зашевелилось нечто
неопределенное. Он внимательно наблюдал за этим нечто, и наблюдение почти
полностью захватило его. Его пульс ускорился, а в животе забурлило. Но
разум Зайрека остался бесстрастным. Он ждал Симму. С теми же ощущениями
колдун ждал бы, когда ему снова принесут отведать вина, которым он однажды
напился до тошноты. Теперь он хотел лишь пригубить это вино, вспомнить вкус,
а после вылить на землю, а лозу - выкорчевать и сжечь.
Прошел час. И вот наконец вошел Симму, но не один.
Как и всякий король - а ведь он был здесь королем, - Симму вошел в зал
в сопровождении своего двора. Женщины с вплетенными в волосы неувядающими
цветами были одеты в необычные платья, представляя одежды самых разных
стран; мужчины - воины, чародеи, мудрецы - старые и молодые. Все они
походили друг на друга и на те восковые куклы, которые Зайрек уже видел.
На самом Симму тоже появился восковой налет времени. И все же это был
Симму, Симму до мельчайших деталей: зеленые рысьи глаза, янтарные волосы,
короткая борода, словно из того же янтаря; настороженная, по-кошачьи
изящная походка. Кроме того, в Симму-мужчине присутствовало что-то девичье.
Он, казалось, ничуть не состарился, впрочем, он на самом деле физически не
постарел, а если и постарел, то едва заметно. То время, когда он был героем
и странствовал по свету, наложило свой отпечаток, но Зайрек пренебрег им.
Другая перемена привлекла его внимание. То, что сделало Симму совершенно
неузнаваемым, заключалось в чем-то другом. Зайрек не совсем понимал, как
это открытие повлияло на него, но он, несомненно, находился под
впечатлением. Казалось, все чувства, покинувшие его, когда он вышел из моря,
разом нахлынули на него. Однако, глядя на чародея, никто бы не догадался,
какие мысли его одолевают и какие мучения они ему доставляют.
Рядом с Симму - и это стало последней каплей - Зайрек увидел
прекрасную девушку с блестящими светлыми волосами, мрачную и сердитую.
Йолсиппа вышел вперед. Он нелепо поклонился Симму и Кассафех. Зайрек
встал. Он видел, что на лице Симму не мелькнуло ни тени узнавания. Симму
равнодушно разглядывал колдуна.
"Притворяется? Или забыл? Где же прячется та девчонка, которая
прижималась ко мне у соленого озера? Симму... Шелл..." Тут он заметил, что
Симму нахмурил брови, - похоже колдун, показался ему знакомым. -Ну-ну. Не
собирается ли он оскорбить меня еще больше, притворившись, будто только что
вспомнил?" - подумал Зайрек.
Но Симму ничего не сказал. Зато Йолсиппа принял соответствующую позу и
взревел словно балаганный зазывала:
- Вот Зайрек, называющий себя чародеем. Я видел его искусство своими
глазами. Ныне он готов предстать перед королем Симмурада как проситель!
Сколько раз разыгрывалась здесь подобная сцена? Столько же, сколько
жителей в Симмураде. Неясно было, остался ли хоть у кого-нибудь из них
интерес к этому ритуалу. Но все они собирались в этом зале и разглядывали