Лисков Анатолий. Владыка смерти

Владыка бессмертных, заколдованный и оцепеневший, сохранял способность
видеть, и последним, что его немигающие глаза видели в Симмураде, были
сверкающие башни, затопленные водой. Трудно сказать, что бывший герой
испытал, глядя, как погружается под воду город, - радость или боль.
Взошло солнце, и Зайрек опустился на землю в какой-то долине далеко к
западу от затопленного города. Здесь не было никаких следов наводнения.
Долина казалась каменной чашей, позолоченной солнцем и исчерченной тенями.
До сих пор ничего, кроме солнца, теней и ветра, никогда не появлялось здесь.
Зайрек коснулся лба Симму кольцом с янтарем; другим кольцом, с зеленым
камнем, - его губ.
Оцепенение Симму закончилось. От яркого света он зажмурил глаза.
- Не жди от меня пощады. Ты ненадолго переживешь своих подданных, -
бесстрастно сказал Зайрек. - Я намерен уничтожить тебя. Ты ведь слышал, как
я говорил об этом.
Лицо Симму было бледным, а движения - вялыми.
- Если ты хочешь узнать, боюсь ли я тебя, - сказал он, - то я скажу
тебе... Да, боюсь. И все же, несмотря на страх, я чувствую в тебе что-то
знакомое. Вероятно, это из-за того, что ты - моя судьба. Как ты думаешь
уничтожить меня?
- Скоро узнаешь.
- Да, пожалуй. Но в Симмураде ты говорил, что я что-то должен тебе...
- Ни к чему напоминать тебе о твоих долгах. Не волнуйся, ты их
заплатишь.
- Я могу убежать от тебя.
- Никогда.
Зайрек оставил Симму в тени скалы, а сам отошел примерно на сто шагов.
Бессмертный лежал неподвижно. Слабость и недоумение сделали его
покорным, инстинкт самосохранения куда-то пропал. Он следил за Зайреком.
Неожиданно вокруг чародея заклубился дым и скрыл его. Очередное колдовство.
Зайрек не следил за своим пленником, однако Симму подозревал, что его
связывают какие-то невидимые путы - или свяжут, если он попытается бежать.
Солнце над долиной превратилось в огромную раскаленную золотую печь.
Оно совершенно лишило Симму сил, и он наконец забылся в тяжелом
лихорадочном сне.
Ему приснилось, что он сидит на склоне холма и играет на тростниковой
свирели. Тихие нежные звуки собрали у его ног множество разных зверей, а
потом появился юноша - молодой черноволосый монах, босой, в желтых одеждах.
Это был Зайрем - Симму часто вспоминал о нем во сне и забывал, просыпаясь.
Зайрем сел на землю рядом с Симму, и тот вдруг заметил, что абсолютно
безболезненно превратился в женщину.
Однако тело Симму, видящего этот сон, не изменилось и даже не пыталось
измениться. Симму уже утратил свою странную способность; дар, который в
этот час мог спасти его, пропал. Может быть, виной тому была неумолимость
Зайрека, а может, мучительная жажда смерти.
Симму спал, полуулыбка забытой любви играла на его губах; он еще не
знал о своих потерях.

Часть десятая
ОГОНЬ

Глава 1

То был необычный сад. Высокие каменные стены окружали его. Мелкий
зеленый песок шуршал под ногами, а по углам сада горели четыре медных
светильника, подчеркивая черный цвет деревьев, с которых свисали оранжевые
плоды, и кустов, источавших необычный аромат. Светильники ярко освещали
каменный колодец посреди сада. В глубине его пылал огонь.
Под одним из светильников сидела женщина. Ее лицо нельзя было назвать
красивым, но кожа казалась молодой и гладкой, глаза - удивительно
блестящими, а безупречные зубы - белее снега. Она могла бы гордиться
длинными каштановыми волосами, не будь они спутаны и увешаны металлическими
кольцами с обломками костей. Однако это было еще не все: у женщины были
чрезвычайно худые, морщинистые руки и такие же ноги, торчащие из-под
грязных одежд. Она занималась тем, что добывала яд из зубов золотистой змеи,
лежащей на ее коленях, а когда плошка наполнилась, женщина довольно
хихикнула.
Казалось, ничего не изменилось ни в самом саду, ни во тьме снаружи,
однако ведьма неожиданно подняла голову и быстро огляделась.
- Кто здесь? - проскрипела она старушечьим голосом.
- Тот, кто уже приходил однажды, - ответил невидимый гость. Вслед за
этим на песке появилось облако дыма. Постепенно оно сгустилось и приняло
форму человека. Его одежды и волосы были черны, а руки скрещены на груди,
сверкающей золотом. Он стоял без движения, холодно и надменно разглядывая
ведьму.
Однако она ничуть не смутилась и прокаркала:
- Ну-ну... Ты, верно, отец всех чародеев, раз смог проникнуть в мой
сад. Это место хорошо охраняется, и никто до тебя еще не входил сюда без
моего приглашения. Должно быть, ты мудрец, и твое могущество необычайно
велико.
- Не стану отрицать, - согласился чародей Зайрек.
- Чего же столь могущественный маг хочет от меня?
- Я хочу испытать силу колодца во второй раз.
- А-а! - воскликнула ведьма. - Теперь я вспомнила... Ребенок четырех-
пяти лет, с темными волосами, прекрасным лицом и глазами цвета прохладной
воды... Теперь эти глаза похожи на две льдинки с вершины самого холодного
ледника.
- Я тоже помню тебя, - сказал Зайрек. - Раньше все случившееся со мной
в детстве казалось мне сном, но недавно я узнал некоторые подробности.
- Теперь ты обвиняешь меня во всех своих бедах? - удивилась ведьма. -
Я предостерегала твою мать, когда она умоляла меня сделать ее сына
неуязвимым, но она была упряма.
- И отдала тебе в уплату за это свои белоснежные зубы.
- Я всегда беру плату за свои услуги и немало выручила за эти годы.
Вот, посмотри, эти волосы принадлежали одной девице, а черты лица - другой,
правда не такой уж красавицы, но, по крайней мере, молодой. Если бы ты был
хоть чуть-чуть полюбезнее, я могла бы показать тебе еще кое-что, спрятанное
от посторонних глаз, что я приобрела у одной дурочки, отрекшейся от мужчин,
но прекрасно приспособленной для любви. Вот так, подлатывая себя с помощью
этих сделок, я и остаюсь бессмертной, ловко обходя божественный закон
равновесия. Хоть ты и очень мудр, мой господин, но я все же мудрее тебя.
- Ты просто старая безумная карга, - возразил Зайрек ровным голосом. -
Горяч ли еще огонь в колодце?
- Пока земля будет плоской, огонь не погаснет. Этот древний огонь
вечен. Все ли ты помнишь о нем? Только ребенок может выжить в этом пламени
и стать неуязвимым, ибо огонь пожирает и грехи, и мудрость... А что, ты
привел с собой дитя, чтобы искупать его в колодце?
- Ответь сначала, - потребовал Зайрек, - что будет, если человек, уже
побывавший в огне и ставший неуязвимым, снова окунется в этот колодец?
- А-а... - довольно протянула ведьма, и лицо ее приобрело лукавое
выражение. - Вот зачем ты пришел. Ответ прост: прыгай в огонь и вернешься
невредимым. Он тотчас же извергнет тебя, не опалив и волоса на твоей голове.
Даже сам огонь не может уничтожить того, кто в него однажды окунулся. Срок
твоей жизни останется неизменен, почтенный чародей, и этих оков тебе не
сбросить. - И старая карга широко ухмыльнулась, сверкнув зубами матери
Зайрема.
Лицо Зайрека оставалось бесстрастным.
- Я так и думал, - сказал он. - И жизни скольких людей ты уже
превратила в преисподнюю?
- Многих, - ответила ведьма. - Но ни один еще не возвращался, чтобы
упрекнуть меня за это. Кстати, если ты задумал убить меня, то лучше
побереги сипы. Огонь защищает своих хранителей.
- Значит, ты тоже неуязвима?
- Ну да, ведь я - хранительница! Есть особые правила, соблюдая которые
можно жить вечно, не нарушая равновесия Весов Жизни и Смерти, Добра и Зла.
Я знаю секрет.
Зайрек отвернулся от ведьмы. Он начертил в воздухе знак силы и
произнес тайные слова. Рядом с ним возникло облако. Ошеломленная ведьма
широко раскрыла глаза. Мгновение спустя она увидела юношу в королевской
мантии. Он был строен и красив, и глаза его казались такими же зелеными,
как гемма, висевшая у него на шее. Лицо юноши было, бледным, а в глазах
застыл страх. Несчастный не двигался и молчал. Казалось, он не видел ни
Зайрека, ни ведьму.
- Послушай, что я тебе скажу, - произнесла старуха. - Если ты
собираешься окунуть в огонь этого человека, то он сгорит дотла.
- Возможно, - согласился Зайрек. - Однако мне все же кажется, что
огонь не сможет уничтожить его, ибо он отведал эликсира бессмертия.
Ведьма отступила на шаг.
- Ты не сделаешь этого, - проговорила она.
- Сделаю, - ответил Зайрек. - И этим положу конец твоему доходному
промыслу. До конца времен Симму будет кричать, горя и не сгорая в огне
неуязвимости. Никто больше не осмелится приблизиться к твоему колодцу,
старуха.
- Ты, должно быть, очень ненавидишь этого человека, - сказала ведьма. -
Какое же подлое преступление совершил он, если заслужил такую ненависть?
- Это не ненависть, - ответил Зайрек. - Это любовь. Такова моя участь -
творить добро из ненависти, а зло из любви. - Зайрек подошел к Симму и
поцеловал его в лоб, но Симму не шелохнулся, не сказал ни единого слова. -
Ты - единственная рана, которую я могу нанести себе, - сказал Зайрек Симму.
- Твои крики будут преследовать меня всю жизнь. Я уйду отсюда. Я заткну уши,
чтобы в них остался твой крик. Я буду корчиться от ужаса, обливаться потом
при воспоминании о том, что сотворил с тобой. Я буду жить страдая.
Сказав это, Зайрек обнял Симму за плечи и мягко повел его к колодцу.
- Я еще раз повторяю... - начала было ведьма.
- Помолчи! - приказал ей Зайрек. - Я сделаю то, что сказал. Не забывай
о моем могуществе и молчи.
Старуха отступила в угол сада и присела на корточки. Она потушила
светильник, обвила себя золотистой змеей и зажала рот обеими руками, чтобы
больше не противоречить Зайреку.
Зайрек и Симму подошли к краю колодца.
Далеко внизу бушевали языки пламени. В этот огонь когда-то опустили
маленького Зайрема, удерживая на веревке, вплетенной в волосы. Он
погрузился в невообразимое всепожирающее пламя, и оно выжгло у мальчика
уязвимость тела и радость жизни.
Симму наконец обернулся и посмотрел Зайреку в глаза. Бессмертный по-
прежнему молчал. Но, несмотря на то что лицо его скривилось от страха,
глаза ни о чем не спрашивали, ничего не просили. Симму не противился тому,
что должно случиться. Зайрек ответил бывшему возлюбленному таким же ясным и
недвусмысленным взглядом. Это был их последний разговор, и, казалось, что-
то на самом деле произошло между ними, но даже они сами не могли определить,
что именно.
Скорчившейся ведьме эти два человека представлялись символами -
светлый и темный, свеча и тень, две стороны одного целого. Старуха
бормотала себе под нос какие-то заклинания, все еще надеясь, что Зайрек не
исполнит свой приговор.
Колдун указал Симму на край колодца, и бессмертный покорно взошел на
него. Словно предвкушая новую жертву, огонь столбом взметнулся вверх.
Колодец оказался не так глубок, как считал Зайрек, - и это понятно, ведь он
был маленьким ребенком, когда видел это место в первый раз.
- Симму, если когда-нибудь ты найдешь способ наказать меня за то, что
я сейчас делаю, отомсти мне, - на прощание сказал бессмертному Зайрек.
Симму вздрогнул и качнулся над огнем, словно и сам хотел броситься
вниз.
Но Зайрек вовремя толкнул его сзади.
Пытаясь сохранить равновесие, Симму шагнул вперед и, сорвавшись с края
колодца, исчез в огне.
Пламя ослепительно вспыхнуло. Зловещее сияние на мгновение залило весь
сад. А потом все снова погрузилось в сумрак. Из колодца не доносилось ни
звука.
- Что это значит? - спросил Зайрек, повернувшись к ведьме. - Я помню,
как сам страшно кричал в этой яме. А сейчас я ничего не слышу.
Ведьма отняла руки от губ.
- Огонь выжег его язык и глотку, - сказала она. - Твой враг кричал бы,
если б мог. Ты ждал от этой казни слишком многого.
- Но теперь я не уверен в том, что он будет обречен на вечные
страдания.
- Если тебе это так нужно, загляни в колодец и увидишь.
Колдун так и сделал. Он долго вглядывался в языки пламени, а когда он
наконец выпрямился и отошел от колодца, в его лице и глазах запечатлелось
то, что он увидел.
Зайрек покинул сад точно так же, как пришел, - в колдовском облаке...
Ведьма в надежде обрести покой, сидя под угасшим светильником, царапала на
песке руны. В саду воцарились страх и безумие.

***

Была на Земле одна каменная пустыня, где песок истерся в пыль, а пыль
унесло ветром. Это место и выбрал Зайрек для своего добровольного изгнания.
Посреди этой пустыни возвышались белые, как кость, скалы, в некоторых
из них зияли черные пасти пещер. Зайрек выбрал одну такую скалу, нашел
подходящую пещеру и, склонив голову, сел у ее порога на горячий голый
камень. Так он просидел много лет.
Днем его жгло немилосердное солнце, ночью стегали ледяные ветры. Он
питался тем, что приходило к нему само, - воздухом; он пил росу и редкие
дождевые капли. И при этом он оставался жив, ведь ни голод, ни жажда не
могли убить его. Но тело Зайрека почернело и высохло, и от его красоты не
осталось и следа.
Иногда к скале прилетали хищные птицы. Они без страха приближались к
колдуну, принимая его за труп, - обед, приготовленный для них. Чародей не
шевелился и не прогонял их, и птицы, обломав клювы о стену его неуязвимости,
с хриплыми криками улетали в поисках иной добычи.
Зайрек много спал - тем ужасным сном, дарованным ему Владыкой Смерти.
Постепенно этот сон начисто смыл все воспоминания чародея. Его разум -
причина всех его страданий - теперь был заперт в темноте за ставнями век;
сознание колдуна незаметно разрушалось, и он забывал самого себя. Однако
время от времени, плавая в темном озере небытия, Зайрек натыкался на
воспоминание о Симму, вечно горящем в огненном колодце. Чудовищная боль
этого видения стала для него сладкой и желанной. Зайрек не злоупотреблял ею,
медленно, капля за каплей, выжимая из своего разума терпкий сок ненависти.
Вот и все, что у него осталось; все, что он сохранил для себя. Но прошло
время, и даже это воспоминание поблекло...
Вначале люди редко заходили в эти места. Однако проходили десятилетия,
и они осмелели. Пришли те дни, когда через каменную пустыню пошли караваны.
Хотя караванный путь лежал в стороне от белой скалы, некоторые
путешественники заметили, что на камне у входа в пещеру кто-то сидит.
В городе на краю пустыни каждый по-своему рассказывал о таинственном
создании.
- Это какой-то необыкновенный зверь.
- Это безумец!
- Да нет, это отшельник, святой человек. Мы видели, как к его пещере
слетаются стервятники и, по велению богов, кормят его.
После этих рассказов люди решили, что Зайрек одарен сверхъестественной
силой. И к нему через каменную пустыню потянулись паломники. Собираясь по
пять - десять человек, они карабкались на скалу и устремляли любопытные
взгляды на вход в пещеру.
Зайрек - или создание, в которое он превратился, - смотрел на них с
жуткой отрешенностью, но паломники или принимали его за слепого, или
считали, что старец слишком глубоко погружен в себя и ничего вокруг не
замечает. Колдун же не произносил ни звука в ответ на их благоговейные
просьбы, и люди считали, что он дал обет молчания. Они приносили ему
медовые лепешки, вино, изюм и холодное мясо. Нетронутая пища гнила на
каменном уступе у ног Зайрека, пока кто-нибудь из паломников не выбрасывал
ее.
Так прошло несколько бесплодных месяцев, и люди перестали приходить к
колдуну; вместо этого в городе на краю пустыни поползли слухи о святости и
диком облике старца. Чтобы сделать свои сказки занятнее, люди приписывали
отшельнику чудотворчество. Однажды из далеких краев прибыл могущественный
князь, слышавший рассказы об отшельнике.
Этот князь путешествовал в золоченой повозке под ярко-красным пологом.
По обе стороны повозки бежали по тридцать рабов. Когда князь поднимался по
скальной тропинке - там уже давно была протоптана тропинка, - прелестные
девы стелили ему под ноги шелка, чтобы его ноги в мягких туфлях не ступали
на голую землю.
Князь небрежно кивнул Зайреку в знак приветствия.
- Мне снился конец света. Наше солнце померкло, и на небе появилось
новое; горы растаяли, а моря высохли. Что сие означает? - спросил он у
Зайрека.
Но колдун не ответил этому князю. Его глаза, когда-то цвета зеленой
воды, отражающей голубое небо, при приближении князя закрылись словно
ворота.
Князь уехал, так и не получив ответа.
Однако слава есть слава. Через сто лет демоны прослышали о святом
отшельнике, который не разговаривает, не шевелится, не ест и не пьет.
Когда взошла луна, трое эшв тихо подобрались к скале и начали
танцевать перед ней. Они тоже молчали, легко обходясь без слов. Каждый
скользящий шаг говорил за них. Танец вел их вверх по тропинке к входу в
пещеру, где сидел Зайрек, склонив голову в сне-смерти.
Ни один человек не смог бы разбудить его, но эшвы дохнули благоуханием
на веки колдуна, их длинные черные волосы коснулись его тела, и вскоре
Зайрек проснулся. Эшвы беззвучно, одними глазами, рассмеялись и пробежали
по его телу своими сладострастными пальцами мягко и нежно, словно кошачьими
лапками. Две женщины и один мужчина из эшв были прекрасны, как все демоны,
и все же Зайрек не обратил ни них внимания - к тому времени он почти ничего
не чувствовал.
Тут, вспыхнув в лунном свете, ему в глаза ударил луч, исходивший из
груди эшвы-мужчины. И Зайрек пробудился. Древний, иссохший скелет, в
который превратился изможденный чародей, протянул руку, чтобы схватить
камень, свисающий с шеи эшвы. Но трое демонов отпрянули, пристально глядя в
лицо отшельника с детской наивной жестокостью. Зайрек заплакал.
Словно дитя, он раскачивался и кулаками размазывал слезы по щекам. Он
рыдал, и хриплые стоны скорби вырывались из его горла. Эшвы стояли рядом,
пока им не надоело это зрелище, а потом они исчезли в ночи. Однако чародей
еще долго рыдал и раскачивался. Тем временем зашла луна, потускнели звезды,
и алая роза восходящего солнца расцвела на востоке.
Когда солнце взошло, мимо скалы в сторону города проскакали всадники.
- Что это за стенания? - удивились они.
- Это святой, что живет в пещере, - ответил один, знавший об
отшельнике. - Хотя.., обычно он более хладнокровен.
С ними ехал священник, и он напыщенно провозгласил:
- Поистине, отшельник оплакивает грехи мира! Но Зайреку не было дела
до грехов мира. Он рыдал, не зная, от гнева или от радости, ибо его жестоко
обманули.

Глава 2

Сброшенный в огонь Симму, казалось, мгновение висел в воздухе, перед
тем как рухнуть в пылающую бездну. Он испытывал неизмеримые муки и
настолько нечеловеческую боль, что в долю секунды она превзошла все свои
пределы и перестала быть болью, став чем-то другим, чему нет определения.
Но от этого она не стала менее ужасной.
Плоть Симму уже сгорела, и теперь горели его мысли. Но его бессмертная
суть - то последнее, что не выпускало душу из ловушки человеческого тела, -
продолжала жить. Его плоть осталась цела ровно настолько, чтоб не дать ему
умереть в пламени колодца.
Между тем в огне горели не только его волосы и кожа, не только его
мозг и кости - в огне горел и зеленый камень эшв, оставшийся на шее
бессмертного.
Сколько времени это длилось? Говорят, девять лет. А потом, хоть Симму
больше ничего не видел и не слышал, что-то возникло перед впадинами его
глаз и зазвенело в провалах его ушей. Слова, похожие на музыку, донеслись
до несчастного, преодолев огромное расстояние.
- Смотри, камень снова в огне, как я тебе и говорил.
- Уже в третий раз. Как пронзительно кричит этот зеленый камень,
чувствуя прикосновение пламени! Но ведь наш князь больше не желает
исполнять свою клятву!
- Но ему придется.
Эти мелодичные голоса принадлежали ваздру. А где-то в другом месте
карлик дрин стонал и рвал на себе черные волосы от одной мысли о том, что
его драгоценное создание, столь искусно ограненный камень, обугливается в
пламени. Эшвы, демоны-посланцы, взлетели, словно черные голуби, и понеслись
вверх по огненному колодцу. Их прохладные руки подхватили то, что осталось
от Симму, и унесли вниз.
Симму не знал, куда движется. Неясные призраки мелькали перед его
слепыми глазами, шепот серебряных мыслей эшв проникал, в оглохшие уши.
Симму испытывал жуткие страдания. Он забыл даже о демонах, хоть те и
пытались, как могли, облегчить его боль. Бессмертного пронесли сквозь три
ряда ворот в сверкающий черный город глубоко под землей.
Как выглядел обгоревший Симму, неизвестно. Его можно было увидеть, но
невозможно описать. Боль, которую он испытывал, тоже не поддается описанию.
Бессмертный почувствовал - несомненно почувствовал, хоть никаких
ощущений, кроме боли, в нем не осталось, - как к его груди прикоснулась
рука. От этого прикосновения плоть Симму осыпалась, словно листья с
замерзшего дерева, но он так и не узнал об этом, ибо рука утолила его боль
и принесла забвение.
Азрарн взглянул на то, что лежало на полу под окнами из винно-красного
корунда. Он поднял камень. Камень почернел, словно мертвый уголь. Даже
искусная работа дринов не выдержала пламени колодца.
Тому, что вызвало у демонов интерес, они многое позволяли и многое
давали. Все бесплодное или оскорбительное для них - уничтожали. На то, что
нагоняло скуку, они просто не обращали внимания. Но при всем этом они
оставались непостоянными, а поступки их казались непредсказуемыми.
Симму обманул ожидания Азрарна. Роковую роль в этом сыграло
простодушие Симму. Герой, получив бессмертие и в придачу Симмурад, не
выдержал испытания. И, встретив однажды ночью на речном берегу Владыку
Смерти, Азрарн подсказал ему единственное оружие, с помощью которого тот
сможет проникнуть в город, - напомнил о чародее Зайреке. Но вполне вероятно,
что Азрарн не просто так сыграл на руку Улуму. Зайрек стал рукой Смерти,
но в то же время он послужил ложкой, которой Азрарн смог перемешать варево
в котле Симмурада.
Владыка Ночи, которого Симму так не хватало и которого ему так и не
удалось призвать в нужный момент, теперь вновь оказался рядом. А может, и
во время гибели города бессмертных Азрарн наблюдал за Симму из мрака
безлунной ночи или через какое-нибудь волшебное зеркало Нижнего Мира? И
если так, то что же он видел? Может, демон собирался наказать того, кто
обманул его надежды, разочаровал и утомил? Но и в этом Азрарна опередили -
наказание придумал другой. Совершенное наказание. Огонь неуязвимости
представлял собой нечто гораздо более ужасное, чем все, что смог бы
придумать Азрарн. И если бы он захотел причинить Симму страдания, то не
сумел бы сделать больше того, что сделал Зайрек. Теперь же, чтобы показать
свое могущество и утолить тщеславие, Азрарну не осталось ничего другого,
как спасти Симму. К тому же демонов всегда пленяла справедливость, какие бы
ужасные и странные формы она ни принимала.
Азрарн призвал дринов и передал им свою волю. Они в восторге
подпрыгивали оттого, что их повелитель обратил на них внимание, и ежились
от страха, боясь что-нибудь не правильно понять. Потом они унесли останки
Симму - груду пепла, которая, казалось, слабо дышала и время от времени
слегка вздрагивала, будто спящий человек.
У озера, воды которого напоминали черную смолу, в звездах ночи Нижнего
Мира пылали огни кузниц дринов. Маленький народец из Драхим Ванашты
прославился невообразимыми причудами и непревзойденным мастерством во всем,
что касалось металлов, камней и разных хитроумных механизмов.
Теперь им предстояло превзойти самих себя, создав удивительное
создание. Его рост и очертания были человеческими. Для начала дрины
вырезали остов из лучшей слоновой кости, не пропустив ни одного ребра, ни
одного сустава пальца. Череп отполировали и снабдили сверкающими зубами, на
которые пошла самая белая слоновая кость. Затем скелет одели изумительной
плотью из самого прочного шелка и серебряных нитей, и среди всего этого
великолепия поместили волшебные органы из бронзы и дерева. Новый механизм
был тут же запущен: сердце начало биться, а легкие - вдыхать воздух. После
этого на резную кость и шелковую плоть, словно перчатку, надели тонкую кожу
из самого белого и тонкого пергамента, а эмалированные вены под ней
наполнили благоухающими соками, окрасившими кожу изнутри. Это создание
внешне принадлежало к роду демонов. Его волосы были сделаны из черного
папоротника Нижнего Мира, а на черные ресницы пошла трава с лужаек Драхим
Ванашты. Полированные черные агаты зияли вместо глаз, а ногти на руках и
ногах были вырезаны из перламутра.
Когда это удивительное создание было закончено, оно выглядело живым и
в то же время слишком совершенным, чтобы быть живым, пусть даже демоном...
Дрины изумлялись собственному искусству. Они в восхищении гладили свое
творение руками и влюбленно глядели на него. Но они не собирались
предъявлять свои права ни на то, чем это создание было сейчас, ни на то,
чем оно станет. Закончив работу, они открыли ларец, в котором хранились
обожженные лохмотья плоти, и поместили их внутрь искусственного существа
через отверстие в черепе, предусмотрительно оставленное для этой цели.
Запечатав отверстие, карлики принялись грубо трясти создание, словно
жестянку, в которую только что насыпали сахар. Завершив этот ужасный ритуал,
дрины отступили, словно испугавшись своего творения.
Но ничего не произошло. Увидев это, дрины начали громко укорять друг
друга, и каждый клялся, что его сосед забыл вставить какой-нибудь важный
орган или произнести нужное заклинание. Их лица стали лиловыми. Мастера
стали толкаться, пинаться и размахивать руками, как вдруг распростертое на