Страница:
– Вот тебе, Степан, новый постоялец, – сказал ему Крупецкий. – Зовут Олег Захарович, в городе он человек новый, так что расскажешь и покажешь ему все, что потребуется. Плата – как обычно.
– Да, ваше высокопревосходительство! – преданно откликнулся мужичок, искательно заглядывая в глаза Олегу. – Пренепременно исполним все в лучшем виде!
– Вот и славно, – кивнул ему Крупецкий. – Олег Захарович, можно вас на несколько слов наедине?
Не дожидаясь ответа, он поднялся на скрипучее крыльцо и толкнул дверь. Олег последовал за ним через темные сени, пропахшие кислой капустой, в довольно большую и светлую комнату. По углам стояли деревянные неструганые лавки, возле окна расположился письменный стол с пустой чернильницей и керосиновой лампой с треснувшим стеклом. На стене в углу расположилось несколько картинок в рамках с облезшей позолотой – икон, под ними, подрагивая, мигал огонек. Крупецкий, обратившись к ним, прикоснулся щепотью ко лбу, животу и плечам, слегка поклонился и с недоумением взглянул на Олега. Тот остановился посреди комнаты, не зная, что делать дальше.
– Итак, Олег Захарович, – провожатый, видимо, смирившись с какой-то неведомой странностью подопечного, повернулся к нему, – это ваша временная квартира.
Сколько времени вы здесь будете проживать, мне неведомо. Господин Зубатов меня о том в известность не ставил. Оплата за все, включая питание, полностью идет из казенных денег, если этот шельма Степан начнет требовать от вас чего-то сверх того – смело хлещите по мордасам. Это приказано передать вам, – он протянул Олегу бумажник. – Сумма небольшая, но на приличную одежду хватит. Деньги берегите, воров развелось – на ходу подметки режут. Где ближайшие галантерейные магазины, спросите у Степана, он все объяснит.
Крупецкий прошелся по комнате, развернулся на каблуках.
– Сегодня вам дан день на то, чтобы освоиться на месте, завтра с утра за вами прибудет экипаж и отвезет в Отделение. Господин Зубатов изволит принять вас лично. До тех пор постарайтесь не попасть ни в какую переделку. Район здесь приличный, но все же береженого бог бережет. И еще… – Крупецкий явно заколебался, но продолжил: – Вы, сударь, я вижу, совсем из какой-то глуши к нам попали, раз ничего о волнениях не знаете. Мой вам совет – держитесь подальше от всяких сборищ, особенно от рабочих. Или втянут вас во что-нибудь незаконное, или жандармам попадете под горячую руку, а зубы – они, как известно, заново только у детишек растут. Засим позвольте откланяться – дела…
Он приложил руку к своей смешной круглой шляпе и вышел. Олег остался в одиночестве, растерянно оглядываясь по сторонам. Впрочем, скучать ему не пришлось. Хлопнула дверь, и в комнату просочился давешний шельма Степан. Взгляд у него при ближайшем рассмотрении и в самом деле оказался хитрющий, словно у лисы.
– Меня, вашбродь, Степаном кличут, – услужливо кланяясь, пробормотал он. – Фамилие мое – Лапотков. Хозяин я здешней квартёрки. Ежели что – кликните, услужу, чем могу…
Шельма замер в позе, сильно смахивающей на вопросительный знак. Он весь, казалось, лучился желанием услужить. Небесплатно, конечно, усмехнулся про себя Олег. Интересно, насколько можно доверять этому проходимцу?
– Спасибо, Степан, – кивнул он. – Меня Олегом Захаровичем звать. Слышь, а где у вас тут… удобства?
Степан всем своим видом выразил непонимание.
– Ну, сортир там, рукомойник… – слегка раздражаясь от такой непонятливости, пояснил Олег.
– А как с крылечка сойдете, так сразу за левым углом и будет рукомойник, – наконец понял хозяин. – Ночная ваза под кроватью, не извольте беспокоиться, баба вынесет.
– Спасибо, – кивнул Олег. – А теперь, если не возражаешь, мне нужно остаться одному. Вздремнуть немного, что ли… – Он демонстративно зевнул.
– Понял, понял! – мелко закивал Степан. Кажется, его разочаровало нежелание гостя воспользоваться его услугами. – Один только вопрос, вашбродь – а вещички-то ваши попозжее приедут, али как?
– Нет у меня вещичек, – отмахнулся Олег. – Отдохну – в магазин схожу, куплю что-нибудь. А пока…
Хозяин снова мелко закланялся и спиной вперед выбрался в дверь. "Опасается, что ли, что кину чем?" – озадаченно подумал Олег, но тут же выбросил это из головы.
Тишина снова охватила его, глубокая покойная тишина. Ее не нарушали даже уличные звуки – далекая брань кумушек, стук топора по соседству, шум проезжающей телеги… О стекло бился одинокий комар, солнечные лучи через маленькое мутное оконце мягко падали на стол, бликуя на стеклянных гранях забытого стакана.
Пыльный застоявшийся воздух, как ни странно, действовал успокаивающе. В оставшуюся приоткрытой входную дверь тихо просочился большой черно-белый кот с наглой мордой и рваным ухом, осторожно обнюхал Олегу брюки, потерся, требовательно мыркнул. Олег присел на корточки и осторожно, чтобы не спугнуть, почесал его за ухом. Кот довольно заурчал.
– Ну, здравствуй и ты, – пробормотал Олег, продолжая почесывать животину за ухом. – Здравствуй, здравствуй…
И тут его скрутило.
Ужасное, невероятное чувство одиночества и обреченности нахлынуло на него горной лавиной. Душный воздух застрял в груди, не желая ни входить, ни выходить, дыхание перехватило, как от нашатыря. Мир завертелся вокруг, пол ударил по плечу и затылку. Испуганный кот с негромким мявом отскочил в сторону и брызнул под кровать с лежащими горкой подушками. Олег почувствовал, как его охватывает отчаяние, а потом – желание закрыть глаза, свернуться калачиком и никогда больше не просыпаться.
Невероятным усилием воли он заставил себя вдохнуть. Раз, еще один, еще… Сердце колотилось в ушах, в глазах потемнело, он хватал ртом воздух, словно в последний момент выдернутый из петли повешенный. "Да что же это такое! – отчаянно подумал он, – даже на помощь не позвать!.." И тут спазм прошел.
Скрючившись, Олег лежал на полу – давненько не пылесошенном… или здесь не пылесосят, а метут? Затылок наливался болью. Судя по всему, шишку в этом внезапном припадке он заработал приличную. Чувство внеземного отчаяния постепенно отступало, смерть уже не манила к себе, как несколько секунд назад, но на глаза против воли навернулись слезы. Совершенно детские слезы, как от внезапной обиды.
– Я не хочу быть здесь! – прошептали его губы. – Не хочу! Это неправильно…
Две или три минуты Олег без сил лежал на полу, постепенно приходя в себя. В сенях возились, хлопнула дверь. Сообразив, что в любую минуту может войти Степан или его "баба", он заставил себя подняться на ноги и, шатаясь, добрался до кровати. Рухнув на нее прямо в ботинках, он попытался разобраться в себе. Что на него нашло? Нервный припадок? Эпилепсия? Кажется, нет – если он правильно помнит, эпилепсия проявляется по-другому, судорогами или чем-то в том духе. У него же просто перехватило дыхание. Нет, не так. Сначала навалились те чувства, и только потом перехватило дыхание. Неужели действительно нервный припадок?
– Слушай, а может, ты и вправду сумасшедший? – вслух спросил он себя. – Может, тебе на самом деле все это только мерещится – и доктор Болотов, приводивший тебя в чувство, и странный город Москва, и эта комната – а на самом деле ты сейчас лежишь, связанный, на кушетке в психушке, и тебя лечат током, чтобы побыстрее в себя пришел?
Он истерически засмеялся. А ведь может быть куда хуже. Вдруг ты и в самом деле просто псих, которого стукнули по башке в подворотне? Сначала амнезия, а потом ее заменила ложная память? И никакой ты не Народный Председатель, и никакого города по имени Мокола и никакой страны народной справедливости под названием Ростания в природе не существует? Ведь, кажется, именно в этом пытался убедить тебя добрейший Михаил Кусаевич. Что, если он прав?
Ведь так и в самом деле не бывает. Как может человек вдруг очутиться в совершенно ином мире? Украли инопланетяне в летающих лимузинах а-ля Хранители, про которых любят писать в сахарских фантастических романах, идущих вразрез с идеологией Народного Государства? Чушь. Зачем им это? И где они возьмут другой мир, населенный людьми? Или он не первый такой, и эти люди – потомки украденных ранее? Ну да, этим может объясниться низкий уровень технологий, ведь воровали наверняка не гениев. Хотя почему бы и не гениев? Ну ладно, пусть и гениев, но давно, и наука здесь еще не продвинулась вперед…
Стоп, оборвал он себя. Славно, что ты очухался и даже в состоянии строить гипотезы. Но никакие гипотезы не позволят понять, настоящий это мир, или же он только чудится. Ох, как хорошо было в клинике – заботливые нянечки-сиделки, успокаивающие микстуры, и никакой необходимости думать о заумных материях.
Всех-то делов – убедить доктора, что ты не псих. Цель конкретная, ясная и несомненная. А сейчас что? Нет, нужно как-то срочно привязаться к реальности, пока ты действительно не свихнулся. Но как?
Он вытянулся на кровати поудобнее, и тут запястье ущипнуло. Видимо, волосок снова попал в браслет… в браслет?! Олег лихорадочно сдернул с руки часы и уставился на них, пожирая глазами и чувствуя, как постепенно улегается внутреннее смятение. Электронный циферблат успокаивающе помигивал цифрами. Как хорошо, что я не носил часы со стрелками! Как замечательно, что хитрый сахарский посол Мугаба подарил мне это идеологически вредное изделие сахарской промышленности! Просто великолепно, что я не позволил экспертам Безобразова отправить их в помойку для ликвидации возможной шпионской начинки! И уж точно заслуживает медали Зубатов – похоже, местный аналог Пашки – за то, что вернул их мне сегодня утром. Иначе я бы точно свихнулся.
Олег позволил себе еще несколько минут полежать, бездумно пожирая глазами дисплей. Постепенно дыхание восстановилось, отчаяние и обреченность растаяли в солнечных лучах, добитые сердитым воробьиным щебетом под окном, и прежнее чувство умиротворения вновь охватило его. Обязательно нужно будет поговорить с доктором насчет этого приступа, но не сразу. А то еще, чего доброго, запрячут его снова в лечебницу, и он точно сойдет с ума, не уверенный, что этот мир ему не мерещится. Сейчас главная задача – осмотреться вокруг. Если окружающее – продукт его бреда, обязательно найдутся нестыковки, зацепившись за которые, можно попытаться выкарабкаться назад, в реальность. Если же его украли инопланетяне… ну, инопланетян с их лимузинами пока замнем. Для ясности. А ну-ка, друг милый, хорош разлеживаться. На ноги поднимаемся по счету три!..
12 августа 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя
– Да, ваше высокопревосходительство! – преданно откликнулся мужичок, искательно заглядывая в глаза Олегу. – Пренепременно исполним все в лучшем виде!
– Вот и славно, – кивнул ему Крупецкий. – Олег Захарович, можно вас на несколько слов наедине?
Не дожидаясь ответа, он поднялся на скрипучее крыльцо и толкнул дверь. Олег последовал за ним через темные сени, пропахшие кислой капустой, в довольно большую и светлую комнату. По углам стояли деревянные неструганые лавки, возле окна расположился письменный стол с пустой чернильницей и керосиновой лампой с треснувшим стеклом. На стене в углу расположилось несколько картинок в рамках с облезшей позолотой – икон, под ними, подрагивая, мигал огонек. Крупецкий, обратившись к ним, прикоснулся щепотью ко лбу, животу и плечам, слегка поклонился и с недоумением взглянул на Олега. Тот остановился посреди комнаты, не зная, что делать дальше.
– Итак, Олег Захарович, – провожатый, видимо, смирившись с какой-то неведомой странностью подопечного, повернулся к нему, – это ваша временная квартира.
Сколько времени вы здесь будете проживать, мне неведомо. Господин Зубатов меня о том в известность не ставил. Оплата за все, включая питание, полностью идет из казенных денег, если этот шельма Степан начнет требовать от вас чего-то сверх того – смело хлещите по мордасам. Это приказано передать вам, – он протянул Олегу бумажник. – Сумма небольшая, но на приличную одежду хватит. Деньги берегите, воров развелось – на ходу подметки режут. Где ближайшие галантерейные магазины, спросите у Степана, он все объяснит.
Крупецкий прошелся по комнате, развернулся на каблуках.
– Сегодня вам дан день на то, чтобы освоиться на месте, завтра с утра за вами прибудет экипаж и отвезет в Отделение. Господин Зубатов изволит принять вас лично. До тех пор постарайтесь не попасть ни в какую переделку. Район здесь приличный, но все же береженого бог бережет. И еще… – Крупецкий явно заколебался, но продолжил: – Вы, сударь, я вижу, совсем из какой-то глуши к нам попали, раз ничего о волнениях не знаете. Мой вам совет – держитесь подальше от всяких сборищ, особенно от рабочих. Или втянут вас во что-нибудь незаконное, или жандармам попадете под горячую руку, а зубы – они, как известно, заново только у детишек растут. Засим позвольте откланяться – дела…
Он приложил руку к своей смешной круглой шляпе и вышел. Олег остался в одиночестве, растерянно оглядываясь по сторонам. Впрочем, скучать ему не пришлось. Хлопнула дверь, и в комнату просочился давешний шельма Степан. Взгляд у него при ближайшем рассмотрении и в самом деле оказался хитрющий, словно у лисы.
– Меня, вашбродь, Степаном кличут, – услужливо кланяясь, пробормотал он. – Фамилие мое – Лапотков. Хозяин я здешней квартёрки. Ежели что – кликните, услужу, чем могу…
Шельма замер в позе, сильно смахивающей на вопросительный знак. Он весь, казалось, лучился желанием услужить. Небесплатно, конечно, усмехнулся про себя Олег. Интересно, насколько можно доверять этому проходимцу?
– Спасибо, Степан, – кивнул он. – Меня Олегом Захаровичем звать. Слышь, а где у вас тут… удобства?
Степан всем своим видом выразил непонимание.
– Ну, сортир там, рукомойник… – слегка раздражаясь от такой непонятливости, пояснил Олег.
– А как с крылечка сойдете, так сразу за левым углом и будет рукомойник, – наконец понял хозяин. – Ночная ваза под кроватью, не извольте беспокоиться, баба вынесет.
– Спасибо, – кивнул Олег. – А теперь, если не возражаешь, мне нужно остаться одному. Вздремнуть немного, что ли… – Он демонстративно зевнул.
– Понял, понял! – мелко закивал Степан. Кажется, его разочаровало нежелание гостя воспользоваться его услугами. – Один только вопрос, вашбродь – а вещички-то ваши попозжее приедут, али как?
– Нет у меня вещичек, – отмахнулся Олег. – Отдохну – в магазин схожу, куплю что-нибудь. А пока…
Хозяин снова мелко закланялся и спиной вперед выбрался в дверь. "Опасается, что ли, что кину чем?" – озадаченно подумал Олег, но тут же выбросил это из головы.
Тишина снова охватила его, глубокая покойная тишина. Ее не нарушали даже уличные звуки – далекая брань кумушек, стук топора по соседству, шум проезжающей телеги… О стекло бился одинокий комар, солнечные лучи через маленькое мутное оконце мягко падали на стол, бликуя на стеклянных гранях забытого стакана.
Пыльный застоявшийся воздух, как ни странно, действовал успокаивающе. В оставшуюся приоткрытой входную дверь тихо просочился большой черно-белый кот с наглой мордой и рваным ухом, осторожно обнюхал Олегу брюки, потерся, требовательно мыркнул. Олег присел на корточки и осторожно, чтобы не спугнуть, почесал его за ухом. Кот довольно заурчал.
– Ну, здравствуй и ты, – пробормотал Олег, продолжая почесывать животину за ухом. – Здравствуй, здравствуй…
И тут его скрутило.
Ужасное, невероятное чувство одиночества и обреченности нахлынуло на него горной лавиной. Душный воздух застрял в груди, не желая ни входить, ни выходить, дыхание перехватило, как от нашатыря. Мир завертелся вокруг, пол ударил по плечу и затылку. Испуганный кот с негромким мявом отскочил в сторону и брызнул под кровать с лежащими горкой подушками. Олег почувствовал, как его охватывает отчаяние, а потом – желание закрыть глаза, свернуться калачиком и никогда больше не просыпаться.
Невероятным усилием воли он заставил себя вдохнуть. Раз, еще один, еще… Сердце колотилось в ушах, в глазах потемнело, он хватал ртом воздух, словно в последний момент выдернутый из петли повешенный. "Да что же это такое! – отчаянно подумал он, – даже на помощь не позвать!.." И тут спазм прошел.
Скрючившись, Олег лежал на полу – давненько не пылесошенном… или здесь не пылесосят, а метут? Затылок наливался болью. Судя по всему, шишку в этом внезапном припадке он заработал приличную. Чувство внеземного отчаяния постепенно отступало, смерть уже не манила к себе, как несколько секунд назад, но на глаза против воли навернулись слезы. Совершенно детские слезы, как от внезапной обиды.
– Я не хочу быть здесь! – прошептали его губы. – Не хочу! Это неправильно…
Две или три минуты Олег без сил лежал на полу, постепенно приходя в себя. В сенях возились, хлопнула дверь. Сообразив, что в любую минуту может войти Степан или его "баба", он заставил себя подняться на ноги и, шатаясь, добрался до кровати. Рухнув на нее прямо в ботинках, он попытался разобраться в себе. Что на него нашло? Нервный припадок? Эпилепсия? Кажется, нет – если он правильно помнит, эпилепсия проявляется по-другому, судорогами или чем-то в том духе. У него же просто перехватило дыхание. Нет, не так. Сначала навалились те чувства, и только потом перехватило дыхание. Неужели действительно нервный припадок?
– Слушай, а может, ты и вправду сумасшедший? – вслух спросил он себя. – Может, тебе на самом деле все это только мерещится – и доктор Болотов, приводивший тебя в чувство, и странный город Москва, и эта комната – а на самом деле ты сейчас лежишь, связанный, на кушетке в психушке, и тебя лечат током, чтобы побыстрее в себя пришел?
Он истерически засмеялся. А ведь может быть куда хуже. Вдруг ты и в самом деле просто псих, которого стукнули по башке в подворотне? Сначала амнезия, а потом ее заменила ложная память? И никакой ты не Народный Председатель, и никакого города по имени Мокола и никакой страны народной справедливости под названием Ростания в природе не существует? Ведь, кажется, именно в этом пытался убедить тебя добрейший Михаил Кусаевич. Что, если он прав?
Ведь так и в самом деле не бывает. Как может человек вдруг очутиться в совершенно ином мире? Украли инопланетяне в летающих лимузинах а-ля Хранители, про которых любят писать в сахарских фантастических романах, идущих вразрез с идеологией Народного Государства? Чушь. Зачем им это? И где они возьмут другой мир, населенный людьми? Или он не первый такой, и эти люди – потомки украденных ранее? Ну да, этим может объясниться низкий уровень технологий, ведь воровали наверняка не гениев. Хотя почему бы и не гениев? Ну ладно, пусть и гениев, но давно, и наука здесь еще не продвинулась вперед…
Стоп, оборвал он себя. Славно, что ты очухался и даже в состоянии строить гипотезы. Но никакие гипотезы не позволят понять, настоящий это мир, или же он только чудится. Ох, как хорошо было в клинике – заботливые нянечки-сиделки, успокаивающие микстуры, и никакой необходимости думать о заумных материях.
Всех-то делов – убедить доктора, что ты не псих. Цель конкретная, ясная и несомненная. А сейчас что? Нет, нужно как-то срочно привязаться к реальности, пока ты действительно не свихнулся. Но как?
Он вытянулся на кровати поудобнее, и тут запястье ущипнуло. Видимо, волосок снова попал в браслет… в браслет?! Олег лихорадочно сдернул с руки часы и уставился на них, пожирая глазами и чувствуя, как постепенно улегается внутреннее смятение. Электронный циферблат успокаивающе помигивал цифрами. Как хорошо, что я не носил часы со стрелками! Как замечательно, что хитрый сахарский посол Мугаба подарил мне это идеологически вредное изделие сахарской промышленности! Просто великолепно, что я не позволил экспертам Безобразова отправить их в помойку для ликвидации возможной шпионской начинки! И уж точно заслуживает медали Зубатов – похоже, местный аналог Пашки – за то, что вернул их мне сегодня утром. Иначе я бы точно свихнулся.
Олег позволил себе еще несколько минут полежать, бездумно пожирая глазами дисплей. Постепенно дыхание восстановилось, отчаяние и обреченность растаяли в солнечных лучах, добитые сердитым воробьиным щебетом под окном, и прежнее чувство умиротворения вновь охватило его. Обязательно нужно будет поговорить с доктором насчет этого приступа, но не сразу. А то еще, чего доброго, запрячут его снова в лечебницу, и он точно сойдет с ума, не уверенный, что этот мир ему не мерещится. Сейчас главная задача – осмотреться вокруг. Если окружающее – продукт его бреда, обязательно найдутся нестыковки, зацепившись за которые, можно попытаться выкарабкаться назад, в реальность. Если же его украли инопланетяне… ну, инопланетян с их лимузинами пока замнем. Для ясности. А ну-ка, друг милый, хорош разлеживаться. На ноги поднимаемся по счету три!..
12 августа 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя
Олег рывком сел в постели, отбросив одеяло. Чувство удушья постепенно проходило, липкий непередаваемый ужас отступал в серых предутренних сумерках. Сердце колотилось, простыня пропиталась потом.
Что же ему приснилось? Разум силился проникнуть за мутную пелену сна, но нащупывал лишь бессмысленные разрозненные образы. Курица, копающаяся в пыли, крупный карий лошадиный глаз, зеркало с отражающимся в нем солнцем… Он с трудом сглотнул пересохшим горлом. Страшно хотелось пить, а в затылке зарождался намек на головную боль, который, дай ему волю, через несколько часов превратится в изощренную пытку электродрелью. Остеохондроз, чтоб его! И чего я держу столько придворных докторов…
Докторов? Внезапно воспоминания хлынули волной. Странный мир, психиатрическая лечебница в одноэтажном деревянном доме, примитивный быт, калейдоскоп стран и событий где-то вдалеке и щебетание воробьев, копающихся в навозе… И этот мир ему уже совершенно точно мерещился – пару дней назад, когда он так неловко отключился на пустом месте. Совпадение?
Ну и приснится же, господа хорошие! Рассуждая логически, во сне человек обдумывает то, что узнал днем. Если что-то снится так ярко и красочно, значит, где-то в подкорке сидит, сидит образ иного мира, сидит – и не дает покоя. Но откуда взяться пасторальным картинкам? Он ведь даже на своей шикарной даче в Подберезово был всего пару раз, остальное время не вылезая из городских каменных лабиринтов. Может, именно поэтому ему приснилась столица, напоминающая большую деревню? Или всплыли все-таки на поверхность воспоминания о визите в то совсем не показательное сельскотоварное производство? Нет, вряд ли. Там грязь по колено, засасывающая автомобиль так, что генераторы не способны поднять его и на сантиметр, ошарашенный внезапным визитом председатель, пьяные зоотехники, агроном с мутным взглядом хронического алкоголика, угрюмые доярки в ватниках и запаршивевшие тощие коровенки. Ничего общего. Никакого созвучия со сном. Слушай, господин Народный Председатель, а может, ты банально переутомился? Не хочешь взять отпуск и расслабиться хотя бы на недельку? Гастрит у тебя уже имеется, до язвы – рукой подать. Неделя затворничества в том же Подберезово, а?
Олег спустил ноги с кровати, ощутив ступнями толстый высокий ворс ковра, и дотянулся до тумбочки. Подсвеченный лампочкой циферблат будильника бледно вспыхнул. Без пятнадцати шесть. Засыпать заново смысла уже нет. Ну что же, друг милый, подъем! Ранней пташке букашка, поздней – какашка…
Проклятый сон никак не шел из головы. Остатки сна, обычно сразу после пробуждения становящиеся бледными и невнятными, а потом и вовсе рассыпающиеся тонкой пылью, сейчас лишь наливались красками и объемом. Это больше походило даже не на сон, а на кинохронику. Нарезанная кусками лента с главными событиями… чего? Сна? Олег усмехнулся, потягиваясь. И чего я распереживался?
Давай-ка, дружок, на разминку – ручки в стороны, спина прямая…
Покончив с утренней рутиной, Народный Председатель, вытираясь широким махровым полотенцем, вышел в малый кабинет. Горничная уже успела аккуратно разложить на диване чистое глаженое белье. В приоткрытой двери шкафа темнели развешанные на плечиках строгие костюмы, на отдельной вешалке покачивались разноцветные галстуки. Внезапно Олег почувствовал острое отвращение к пиджакам. Подумав, он открыл угловой шкаф и натянул серую водолазку и штаны из синей "буйволовой шкуры". Тело отозвалось пьянящим чувством легкости – хоть сейчас в воздух взлетай.
Ребята, а почему, собственно, я уже второй месяц как забросил занятия по самообороне? Наверное, потому, что уже давно по утрам не чувствовал себя так хорошо. Еще бы – то засиживаешься с документами допоздна, то на деловой пьянке с заклятыми друзьями вроде Голосупова до утра застреваешь, потом утром до упора дрыхнешь и встаешь с такой тяжелой головой, что жить не хочется. А попытаешься припомнить, на что вчерашний день ушел, так и не припоминается ничего. Текучка, бумажки на подпись, тут Госснаб сам с шурупами разобраться не может, там министр-мебельщик на Минлес бочку катит… Текучка. Словно и не уходил из снабженцев. Ну почему нельзя создать систему, в которой не приходится влезать во все детали самому? И ведь заманчиво-то как – отменить план, фонды, все эти чудовищные АСУ по планированию, дать предприятиям денег, и пусть крутятся как хотят. Ан нет, нельзя – такое дерьмо, что под видим ширпотреба наша замечательная промышленность выпускает, и не продашь никому. Только под видом фондов и разнарядок и распространишь. Как сказал тот несчастный водопроводчик?
Всю систему тут у вас менять пора… Или не в системе дело, а во мне? Как-то слабо верится, что недоброй памяти Треморов, Александр Владиславович, во все эти детали влезал. Наверное, царственным пальцем тыкал в проблему и приказывал решить. И ничего, неплохо правил.
Олег замер, перекатывая на языке внезапно возникшую идею. Потом, стремительно развернувшись на пятках, склонился к столу и ткнул пальцем в кнопку интеркома.
– Доброе утро, Олег Захарович, – придушенно отозвался тот голосом референта. – Чем могу служить?
– Э-э-э… Франц? – Вот беда с этой техникой! Вечно голоса так коверкает, что не узнаешь!
– Да, Олег Захарович.
Попал, однако, усмехнулся про себя Олег. Будем считать доброй приметой.
– Франц, как думаешь, Безобразов уже проснулся?
– Не думаю, господин Народный Председатель. Обычно он появляется на рабочем месте около десяти утра.
– Так… – Все-то он знает! Интересно, поймаю ли я когда-нибудь моего незаменимого Франца Хуановича свет Иванова на незнании хотя бы незначительной мелочи? Ну не может человек быть настолько в курсе всего! Окажется еще резидентом сахарской разведки… – Франц, передашь ему, что мне нужно переговорить со Шварцманом. Лично. Пусть вышлет за ним самолет. Но так, чтобы ни одна собака не пронюхала – Понял, Олег Захарович, – референт не выразил ни малейшего удивления. – Будет исполнено.
Будет-то будет, да вот только каждая придворная собака уже к полудню окажется в курсе распоряжения, если только проявит хоть малейший интерес к слухам. И откуда они узнают?
– Спасибо, Франц. Напомни еще, какие встречи у нас запланированы сегодня.
– В десять утра – академик Сафарганян. Вопросы, касающиеся финансирования постройки циклотрона…
– Я помню. Просто список, без деталей.
– В двенадцать – министр лесной промышленности Петренко. В три часа – посол Сахары Мугаба. В пять – правление всеростанийского профсоюза работников химической промышленности…
– Стоп. Профсоюз отменить. Передать мои извинения, перенести встречу на следующую неделю. Все прочее, что после нее, тоже отменить и перенести. С пяти часов меня ни для кого нет, повторяю – ни для кого. Кому положено, и так узнают, где я, кому не скажу – и знать незачем.
– Понял, Олег Захарович.
– Хорошо. И последнее. У тебя десять минут на то, чтобы связать меня с Бироном.
Наверняка он в коме после вчерашней попойки. Объяснишь обслуге, что дело срочное, пусть приводят в чувство, как хотят.
– Да, Олег Захарович.
– Хорошо. Отбой.
Не все жизнь медом намазана, Пашенька, не без злорадства подумал Олег. Пост начальника моей канцелярии – не просто синекура. А то брюхо скоро до пола свисать начнет.
Он плюхнулся в крутящееся кресло, жалобно присвистнувшее пневмолифтом, выхватил из прибора авторучку и начал быстро писать на первом подвернувшемся листе. Для начала нужно прикинуть, какие отрасли можно попытаться отпустить на волю. На самоокупаемость, так сказать. Тяжелую промышленность, разумеется, трогать нельзя, как и среднюю. Вот группу "Б", пожалуй, стоит попробовать. Начать, что ли, действительно с мебельной?..
Павел появился только через час, плохо выбритый, злой и с набрякшими мешками под глазами. Он опустился в кресло напротив и тупо уставился перед собой мутным взглядом. Выслушав Олега, он медленно, с явным трудом покачал головой.
– Ты трёхнулся, – вяло сообщил он. – В полседьмого утра ты вытаскиваешь меня из постели только для того, чтобы сообщить о покушении на самоё основы? Хочешь, я тебе докторов вызову? Со смирительной рубашкой? У меня доктора хорошие, ласковые, не то что в Первой больнице. Знаешь, как меня там мучили, когда аппендицит вырезали?
– Кончай трындеть не по делу, – отмахнулся Олег. – Давай лучше я тебе доктора вызову, чтобы похмелье снять. Я на полном серьезе.
– Не надо, – скривился Павел. – Я так уже химией себя накачал, еще одна таблетка – и взорвусь, как бомба. Дай отдышаться. А еще лучше – давай я у тебя в спальне прилягу ухо давнуть на пару часиков.
– Перебьешься, – усмехнулся Олег. – Помнишь, как ты меня пьяными звонками в три ночи будил? Вот и отливаются тебе мышкины слезы. Пять минут, чтобы прийти в себя, понял? А я пока мыслю додумаю.
Мысля, однако, додумываться не собиралась, шустро ускользая и не даваясь в руки.
Наконец Олег, вздохнув, бросил на стол ручку.
– Не вытанцовывается, – пожаловался он. – Как мне помнится из краткого курса буржуйской экономики, что нам на четвертом курсе читали, конкуренция нужна. Вот, предположим, позволяем мы Минсельстрою сараи и коровники по сельскотоварным производствам за живые деньги строить. Ну и что? Они как строили халупы, от первого дождя растворяющиеся, так и будут строить. А с чего стараться больше?
Все равно председателю деться некуда.
– Шабашников забыл, – буркнул Бирон. – Те тоже построить могут.
– Так они же частники. Пустое место. Юридического лица нет, печати нет, счета в банке тоже. Как СТП с ним расплачиваться станет?
– А как сейчас расплачивается?
– Да фиг его знает, – пожал плечами Олег. – Иногда доярками да трактористами фиктивно оформляют, иногда еще как-то выкручиваются. Помнится, судили недавно такого шибко умного председателя, срок впаяли. В каком-то прокурорском докладе мелькнуло как пример распространенного правонарушения.
– Смотри-ка, знаешь! Ну так вот и позволь заодно им деньгами с частниками расплачиваться, делов-то, – хмыкнул Павел. – Нет, слушай, ты действительно на основы замахнуться решил? Или просто мне мозги компостируешь от нефиг делать?
– Не знаю, – Олег опустил взгляд. – Просто идея в голову пришла, поделиться хотелось. Сам понимаешь, истфак – не экономический, там таким вещам не учат.
– Народный Председатель, блин! – с невыразимым презрением протянул начальник канцелярии. – Сразу видно, что из грязи в князи. У тебя десятки академиков под боком, пальцем помани – стаей набегут и что угодно экономически обоснуют, вплоть до рабовладения. Хочешь, организую тебе встречу с толпой лизоблюдов, в неформальной дружественной обстановке? Или, наоборот, в формальной и недружественной?
– Думал уже, – признался Народный Председатель. – Не будет толку. Сам ведь говоришь – лизоблюды. Они всю жизнь Путь Народной Справедливости в экономике проповедовали. И вдруг так сразу частное предпринимательство одобрять? Как же…
– Слушай, ты бы определился, а? – Бирон хлопнул ладонью по подлокотнику. – То тебя экономике недоучили, то учителя все равно никуда не годятся. Но ведь есть же в РАЭН отдел, сахарской экономикой занимающийся? Позови оттуда людей.
Олег медленно поднял взгляд.
– Что бы я без тебя делал, Пашенька? – хмыкнул он. – Гений ты мой недорезанный, Бегемотище стозевый, озорной и лайяй!
Он включил интерком.
– Франц? – поинтересовался он. – Отмени, пожалуйста, на сегодня вообще все встречи, кроме с сахарским послом. Кстати, Пашка, – он выключил переговорное устройство. – Я приказал Безобразову доставить сюда из ссылки Шварцмана.
Посмотрим, что старик думает на этот счет. И я хочу его на нашу сторону захомутать. Твой "Ночной танцор" ему наверняка понравится, точно говорю!
– Не, ну ты точно трёхнулся, – ухмыльнулся Павел. – Но вообще-то дело может выйти забавным. Старик умом еще крепок, а уж в подковерной драке любого завалит.
Я уже и сам хотел тебе предложить его вернуть, чтобы на нашей стороне воевать. В конце концов, он тебе всегда симпатизировал, а уж всю эту шушеру министерскую да комитетскую как облупленную знает.
– Ага. Настолько симпатизирует, что убийц подсылал. Не знаю, можно ли ему свободу действий давать хоть в какой-то степени. Еще подумать надо. Сейчас просто проконсультироваться хочу.
– Убийц? Ну, игра есть игра, не так ли? – дернул плечом Бирон. – Тогда обстановка требовала, чтобы тебя шлепнули. Сейчас игра идет по-другому, и ты ему потребуешься живым и на нынешнем месте. Ты, я вижу, сам не понимаешь, во что ввязываешься. Временами мне кажется, что ты просто не представляешь, какой толпе народа на ногу наступить собираешься свои планчиком. А теперь еще и сладкий кусок из горла вытащить собрался…
– Кусок? – Олег даже растерялся. – Какой кусок?
– Ну ты и наивный, Олежка! Восемь месяцев Нарпредом работаешь, а все равно ни хрена в политике не разбираешься. Пропал бы без меня, честное слово. Сам посуди – сейчас у нас без министерского циркуляра никто вздохнуть не смеет. Тот, кто разрешает, царь на троне. Большой человек. Захочет – разрешит, не захочет – гуляй, дядя. Фонды выделять – это же ого-го какой величины дело! И выделяющие этим пользуются. Кто явно в лапу берет, кто пользуется тем, чем не положено, и все они большие люди и своей властью вполне довольны. А теперь представь, что ты у них эту власть отбираешь…
– Ну и?.. – не выдержал Олег после короткой паузы.
– А то, что они не просто обидятся. Они саботировать начнут. Сейчас-то саботаж еще относительно вялый, потому что вся эта толпа дармоедов по группировкам разбилась, что не упускают случаю недругам свинью подложить. А так против тебя все объединятся, потому что понимают: сегодня одного на бобах оставил, а завтра еще кого другого. И завалишься ты, друг милый, как бегун с подрезанными поджилками.
– Преувеличиваешь… – хмыкнул Олег. – Нет, взятки многие берут, я не спорю. Но массовое сопротивление? Не партизаны же они, в самом деле.
– Не партизаны, – согласился Павел. – Куда хуже. Свои, только сволочи все поголовно. Помнишь, скольких из я из твоей администрации вышиб, когда дела принимал?
– Семерых.
– Хренушки, девятерых. Причем каждого – за тяжкие. Крышевание транзита наркотиков, подпольных борделей с малолетками и вообще откровенных бандитов…
Думаешь теперь, что у тебя остальные чистенькие? Тот же Безобразов твой любимый – поинтересуйся как-нибудь, на какие шиши он особняк в Марихе за свой счет отгрохал. Двухэтажный, на триста метров, с крытым бассейном. Да я тебе столько порассказать могу про любого! Диву дашься.
– А чего же не рассказываешь? – зевнул Олег, прикрывшись ладошкой.
– А зачем? Ну, выкинешь ты их. А кого на замену? Да все таких же мерзавцев и жуликов, только что калибром помельче. Поначалу помельче, потому что покрупнее дела – не по должности. А как повысишь – такими же станут, как уволенные. И все в аппарате такие же, сверху донизу. А с улицы, сам понимаешь, набирать нельзя.
Что же ему приснилось? Разум силился проникнуть за мутную пелену сна, но нащупывал лишь бессмысленные разрозненные образы. Курица, копающаяся в пыли, крупный карий лошадиный глаз, зеркало с отражающимся в нем солнцем… Он с трудом сглотнул пересохшим горлом. Страшно хотелось пить, а в затылке зарождался намек на головную боль, который, дай ему волю, через несколько часов превратится в изощренную пытку электродрелью. Остеохондроз, чтоб его! И чего я держу столько придворных докторов…
Докторов? Внезапно воспоминания хлынули волной. Странный мир, психиатрическая лечебница в одноэтажном деревянном доме, примитивный быт, калейдоскоп стран и событий где-то вдалеке и щебетание воробьев, копающихся в навозе… И этот мир ему уже совершенно точно мерещился – пару дней назад, когда он так неловко отключился на пустом месте. Совпадение?
Ну и приснится же, господа хорошие! Рассуждая логически, во сне человек обдумывает то, что узнал днем. Если что-то снится так ярко и красочно, значит, где-то в подкорке сидит, сидит образ иного мира, сидит – и не дает покоя. Но откуда взяться пасторальным картинкам? Он ведь даже на своей шикарной даче в Подберезово был всего пару раз, остальное время не вылезая из городских каменных лабиринтов. Может, именно поэтому ему приснилась столица, напоминающая большую деревню? Или всплыли все-таки на поверхность воспоминания о визите в то совсем не показательное сельскотоварное производство? Нет, вряд ли. Там грязь по колено, засасывающая автомобиль так, что генераторы не способны поднять его и на сантиметр, ошарашенный внезапным визитом председатель, пьяные зоотехники, агроном с мутным взглядом хронического алкоголика, угрюмые доярки в ватниках и запаршивевшие тощие коровенки. Ничего общего. Никакого созвучия со сном. Слушай, господин Народный Председатель, а может, ты банально переутомился? Не хочешь взять отпуск и расслабиться хотя бы на недельку? Гастрит у тебя уже имеется, до язвы – рукой подать. Неделя затворничества в том же Подберезово, а?
Олег спустил ноги с кровати, ощутив ступнями толстый высокий ворс ковра, и дотянулся до тумбочки. Подсвеченный лампочкой циферблат будильника бледно вспыхнул. Без пятнадцати шесть. Засыпать заново смысла уже нет. Ну что же, друг милый, подъем! Ранней пташке букашка, поздней – какашка…
Проклятый сон никак не шел из головы. Остатки сна, обычно сразу после пробуждения становящиеся бледными и невнятными, а потом и вовсе рассыпающиеся тонкой пылью, сейчас лишь наливались красками и объемом. Это больше походило даже не на сон, а на кинохронику. Нарезанная кусками лента с главными событиями… чего? Сна? Олег усмехнулся, потягиваясь. И чего я распереживался?
Давай-ка, дружок, на разминку – ручки в стороны, спина прямая…
Покончив с утренней рутиной, Народный Председатель, вытираясь широким махровым полотенцем, вышел в малый кабинет. Горничная уже успела аккуратно разложить на диване чистое глаженое белье. В приоткрытой двери шкафа темнели развешанные на плечиках строгие костюмы, на отдельной вешалке покачивались разноцветные галстуки. Внезапно Олег почувствовал острое отвращение к пиджакам. Подумав, он открыл угловой шкаф и натянул серую водолазку и штаны из синей "буйволовой шкуры". Тело отозвалось пьянящим чувством легкости – хоть сейчас в воздух взлетай.
Ребята, а почему, собственно, я уже второй месяц как забросил занятия по самообороне? Наверное, потому, что уже давно по утрам не чувствовал себя так хорошо. Еще бы – то засиживаешься с документами допоздна, то на деловой пьянке с заклятыми друзьями вроде Голосупова до утра застреваешь, потом утром до упора дрыхнешь и встаешь с такой тяжелой головой, что жить не хочется. А попытаешься припомнить, на что вчерашний день ушел, так и не припоминается ничего. Текучка, бумажки на подпись, тут Госснаб сам с шурупами разобраться не может, там министр-мебельщик на Минлес бочку катит… Текучка. Словно и не уходил из снабженцев. Ну почему нельзя создать систему, в которой не приходится влезать во все детали самому? И ведь заманчиво-то как – отменить план, фонды, все эти чудовищные АСУ по планированию, дать предприятиям денег, и пусть крутятся как хотят. Ан нет, нельзя – такое дерьмо, что под видим ширпотреба наша замечательная промышленность выпускает, и не продашь никому. Только под видом фондов и разнарядок и распространишь. Как сказал тот несчастный водопроводчик?
Всю систему тут у вас менять пора… Или не в системе дело, а во мне? Как-то слабо верится, что недоброй памяти Треморов, Александр Владиславович, во все эти детали влезал. Наверное, царственным пальцем тыкал в проблему и приказывал решить. И ничего, неплохо правил.
Олег замер, перекатывая на языке внезапно возникшую идею. Потом, стремительно развернувшись на пятках, склонился к столу и ткнул пальцем в кнопку интеркома.
– Доброе утро, Олег Захарович, – придушенно отозвался тот голосом референта. – Чем могу служить?
– Э-э-э… Франц? – Вот беда с этой техникой! Вечно голоса так коверкает, что не узнаешь!
– Да, Олег Захарович.
Попал, однако, усмехнулся про себя Олег. Будем считать доброй приметой.
– Франц, как думаешь, Безобразов уже проснулся?
– Не думаю, господин Народный Председатель. Обычно он появляется на рабочем месте около десяти утра.
– Так… – Все-то он знает! Интересно, поймаю ли я когда-нибудь моего незаменимого Франца Хуановича свет Иванова на незнании хотя бы незначительной мелочи? Ну не может человек быть настолько в курсе всего! Окажется еще резидентом сахарской разведки… – Франц, передашь ему, что мне нужно переговорить со Шварцманом. Лично. Пусть вышлет за ним самолет. Но так, чтобы ни одна собака не пронюхала – Понял, Олег Захарович, – референт не выразил ни малейшего удивления. – Будет исполнено.
Будет-то будет, да вот только каждая придворная собака уже к полудню окажется в курсе распоряжения, если только проявит хоть малейший интерес к слухам. И откуда они узнают?
– Спасибо, Франц. Напомни еще, какие встречи у нас запланированы сегодня.
– В десять утра – академик Сафарганян. Вопросы, касающиеся финансирования постройки циклотрона…
– Я помню. Просто список, без деталей.
– В двенадцать – министр лесной промышленности Петренко. В три часа – посол Сахары Мугаба. В пять – правление всеростанийского профсоюза работников химической промышленности…
– Стоп. Профсоюз отменить. Передать мои извинения, перенести встречу на следующую неделю. Все прочее, что после нее, тоже отменить и перенести. С пяти часов меня ни для кого нет, повторяю – ни для кого. Кому положено, и так узнают, где я, кому не скажу – и знать незачем.
– Понял, Олег Захарович.
– Хорошо. И последнее. У тебя десять минут на то, чтобы связать меня с Бироном.
Наверняка он в коме после вчерашней попойки. Объяснишь обслуге, что дело срочное, пусть приводят в чувство, как хотят.
– Да, Олег Захарович.
– Хорошо. Отбой.
Не все жизнь медом намазана, Пашенька, не без злорадства подумал Олег. Пост начальника моей канцелярии – не просто синекура. А то брюхо скоро до пола свисать начнет.
Он плюхнулся в крутящееся кресло, жалобно присвистнувшее пневмолифтом, выхватил из прибора авторучку и начал быстро писать на первом подвернувшемся листе. Для начала нужно прикинуть, какие отрасли можно попытаться отпустить на волю. На самоокупаемость, так сказать. Тяжелую промышленность, разумеется, трогать нельзя, как и среднюю. Вот группу "Б", пожалуй, стоит попробовать. Начать, что ли, действительно с мебельной?..
Павел появился только через час, плохо выбритый, злой и с набрякшими мешками под глазами. Он опустился в кресло напротив и тупо уставился перед собой мутным взглядом. Выслушав Олега, он медленно, с явным трудом покачал головой.
– Ты трёхнулся, – вяло сообщил он. – В полседьмого утра ты вытаскиваешь меня из постели только для того, чтобы сообщить о покушении на самоё основы? Хочешь, я тебе докторов вызову? Со смирительной рубашкой? У меня доктора хорошие, ласковые, не то что в Первой больнице. Знаешь, как меня там мучили, когда аппендицит вырезали?
– Кончай трындеть не по делу, – отмахнулся Олег. – Давай лучше я тебе доктора вызову, чтобы похмелье снять. Я на полном серьезе.
– Не надо, – скривился Павел. – Я так уже химией себя накачал, еще одна таблетка – и взорвусь, как бомба. Дай отдышаться. А еще лучше – давай я у тебя в спальне прилягу ухо давнуть на пару часиков.
– Перебьешься, – усмехнулся Олег. – Помнишь, как ты меня пьяными звонками в три ночи будил? Вот и отливаются тебе мышкины слезы. Пять минут, чтобы прийти в себя, понял? А я пока мыслю додумаю.
Мысля, однако, додумываться не собиралась, шустро ускользая и не даваясь в руки.
Наконец Олег, вздохнув, бросил на стол ручку.
– Не вытанцовывается, – пожаловался он. – Как мне помнится из краткого курса буржуйской экономики, что нам на четвертом курсе читали, конкуренция нужна. Вот, предположим, позволяем мы Минсельстрою сараи и коровники по сельскотоварным производствам за живые деньги строить. Ну и что? Они как строили халупы, от первого дождя растворяющиеся, так и будут строить. А с чего стараться больше?
Все равно председателю деться некуда.
– Шабашников забыл, – буркнул Бирон. – Те тоже построить могут.
– Так они же частники. Пустое место. Юридического лица нет, печати нет, счета в банке тоже. Как СТП с ним расплачиваться станет?
– А как сейчас расплачивается?
– Да фиг его знает, – пожал плечами Олег. – Иногда доярками да трактористами фиктивно оформляют, иногда еще как-то выкручиваются. Помнится, судили недавно такого шибко умного председателя, срок впаяли. В каком-то прокурорском докладе мелькнуло как пример распространенного правонарушения.
– Смотри-ка, знаешь! Ну так вот и позволь заодно им деньгами с частниками расплачиваться, делов-то, – хмыкнул Павел. – Нет, слушай, ты действительно на основы замахнуться решил? Или просто мне мозги компостируешь от нефиг делать?
– Не знаю, – Олег опустил взгляд. – Просто идея в голову пришла, поделиться хотелось. Сам понимаешь, истфак – не экономический, там таким вещам не учат.
– Народный Председатель, блин! – с невыразимым презрением протянул начальник канцелярии. – Сразу видно, что из грязи в князи. У тебя десятки академиков под боком, пальцем помани – стаей набегут и что угодно экономически обоснуют, вплоть до рабовладения. Хочешь, организую тебе встречу с толпой лизоблюдов, в неформальной дружественной обстановке? Или, наоборот, в формальной и недружественной?
– Думал уже, – признался Народный Председатель. – Не будет толку. Сам ведь говоришь – лизоблюды. Они всю жизнь Путь Народной Справедливости в экономике проповедовали. И вдруг так сразу частное предпринимательство одобрять? Как же…
– Слушай, ты бы определился, а? – Бирон хлопнул ладонью по подлокотнику. – То тебя экономике недоучили, то учителя все равно никуда не годятся. Но ведь есть же в РАЭН отдел, сахарской экономикой занимающийся? Позови оттуда людей.
Олег медленно поднял взгляд.
– Что бы я без тебя делал, Пашенька? – хмыкнул он. – Гений ты мой недорезанный, Бегемотище стозевый, озорной и лайяй!
Он включил интерком.
– Франц? – поинтересовался он. – Отмени, пожалуйста, на сегодня вообще все встречи, кроме с сахарским послом. Кстати, Пашка, – он выключил переговорное устройство. – Я приказал Безобразову доставить сюда из ссылки Шварцмана.
Посмотрим, что старик думает на этот счет. И я хочу его на нашу сторону захомутать. Твой "Ночной танцор" ему наверняка понравится, точно говорю!
– Не, ну ты точно трёхнулся, – ухмыльнулся Павел. – Но вообще-то дело может выйти забавным. Старик умом еще крепок, а уж в подковерной драке любого завалит.
Я уже и сам хотел тебе предложить его вернуть, чтобы на нашей стороне воевать. В конце концов, он тебе всегда симпатизировал, а уж всю эту шушеру министерскую да комитетскую как облупленную знает.
– Ага. Настолько симпатизирует, что убийц подсылал. Не знаю, можно ли ему свободу действий давать хоть в какой-то степени. Еще подумать надо. Сейчас просто проконсультироваться хочу.
– Убийц? Ну, игра есть игра, не так ли? – дернул плечом Бирон. – Тогда обстановка требовала, чтобы тебя шлепнули. Сейчас игра идет по-другому, и ты ему потребуешься живым и на нынешнем месте. Ты, я вижу, сам не понимаешь, во что ввязываешься. Временами мне кажется, что ты просто не представляешь, какой толпе народа на ногу наступить собираешься свои планчиком. А теперь еще и сладкий кусок из горла вытащить собрался…
– Кусок? – Олег даже растерялся. – Какой кусок?
– Ну ты и наивный, Олежка! Восемь месяцев Нарпредом работаешь, а все равно ни хрена в политике не разбираешься. Пропал бы без меня, честное слово. Сам посуди – сейчас у нас без министерского циркуляра никто вздохнуть не смеет. Тот, кто разрешает, царь на троне. Большой человек. Захочет – разрешит, не захочет – гуляй, дядя. Фонды выделять – это же ого-го какой величины дело! И выделяющие этим пользуются. Кто явно в лапу берет, кто пользуется тем, чем не положено, и все они большие люди и своей властью вполне довольны. А теперь представь, что ты у них эту власть отбираешь…
– Ну и?.. – не выдержал Олег после короткой паузы.
– А то, что они не просто обидятся. Они саботировать начнут. Сейчас-то саботаж еще относительно вялый, потому что вся эта толпа дармоедов по группировкам разбилась, что не упускают случаю недругам свинью подложить. А так против тебя все объединятся, потому что понимают: сегодня одного на бобах оставил, а завтра еще кого другого. И завалишься ты, друг милый, как бегун с подрезанными поджилками.
– Преувеличиваешь… – хмыкнул Олег. – Нет, взятки многие берут, я не спорю. Но массовое сопротивление? Не партизаны же они, в самом деле.
– Не партизаны, – согласился Павел. – Куда хуже. Свои, только сволочи все поголовно. Помнишь, скольких из я из твоей администрации вышиб, когда дела принимал?
– Семерых.
– Хренушки, девятерых. Причем каждого – за тяжкие. Крышевание транзита наркотиков, подпольных борделей с малолетками и вообще откровенных бандитов…
Думаешь теперь, что у тебя остальные чистенькие? Тот же Безобразов твой любимый – поинтересуйся как-нибудь, на какие шиши он особняк в Марихе за свой счет отгрохал. Двухэтажный, на триста метров, с крытым бассейном. Да я тебе столько порассказать могу про любого! Диву дашься.
– А чего же не рассказываешь? – зевнул Олег, прикрывшись ладошкой.
– А зачем? Ну, выкинешь ты их. А кого на замену? Да все таких же мерзавцев и жуликов, только что калибром помельче. Поначалу помельче, потому что покрупнее дела – не по должности. А как повысишь – такими же станут, как уволенные. И все в аппарате такие же, сверху донизу. А с улицы, сам понимаешь, набирать нельзя.