Лустбадер Э в. Зеро

на свет, а начал забирать влево, подальше от лающих доберманов.
Майкл хорошо помнил план участка. Почти все время полета он заучивал и
запоминал все, что содержалось в переданных дядей Сэмми бумагах. Он знал,
что ему могут пригодиться любые, даже самые незначительные сведения.
После того как он нашел находящиеся под напряжением провода,
разобраться с ними было несложно. Майкл следил только, чтобы Элиан
оставалась у него за спиной и случайно не наткнулась на один провод, пока он
отсоединяет второй.
Они снова двинулись вперед, огибая дом. Но Майкл провозился с проводами
дольше, чем рассчитывал. Лай собак изменился в тональности. Майкл понял, что
псы нашли комки с запекшейся кровью. Разочарованные неудачей, доберманы
взяли новый след.
Не обращая внимания на прожекторы, Майкл увлек Элиан вперед. Поначалу
он собирался вывести прожектора из строя, но на это не оставалось времени.
Вперед, через газон, оставив позади спасительную тень деревьев.
Он слишком поздно понял свою ошибку. Разом вспыхнувшие прожекторы,
прочертив во мраке широкие светлые полосы, превратили ночь в день. Майкл с
Элиан четко выделялись на фоне белой стены дома. Теперь собаки их просто
увидели. Вот звери вылетели на освещенную поляну из темного леса.
Три добермана, подумал Майкл. "Это взрослые кобели, - говорил дядя
Сэмми. - Они натасканы на людей, сынок. Ты знаешь, что это значит? После
того как они слышат команду, остановить их может только смерть. С этого
момента у них единственная цель - вцепиться тебе в глотку и разорвать ее".


- Что, черт возьми, происходит? - закричал толстяк Итимада. - Кто
спустил собак?
И тут зажглись прожекторы. О Будда, подумал толстяк. При такой
иллюминации у Майкла Досса нет ни единого шанса. Собаки разорвут его на
куски.
Он увидел одного из инструкторов и заорал на него.
- Напрасно кричишь, - произнес кто-то. - Он тебе больше не подчиняется.
Толстяк развернулся и увидел вышедшего из темноты Удэ.
- И все остальные тоже.
- Это мой дом! - закричал Итимада. - И мои люди!
- Они были твоими, - ухмыльнулся Удэ. Он прямо-таки блаженствовал. - Я
тебе сказал, что Масаси дал мне все полномочия. Я здесь оябун. Теперь я
отдаю приказы.
Толстяк шагнул было к нему, но остановился, увидев в руке Удэ "Мак-10",
небольшой автоматический пистолет.
- Не надейся, - предупредил Удэ, - я не намерен подпускать тебя слишком
близко. Я хорошо знаю, на что способны твои руки.
- Мы можем договориться, - сказал толстяк Итимада. - Заключить сделку.
- Да? И что же ты можешь мне предложить?
- Деньги. Удэ рассмеялся.
- Кто-то пробрался на твою территорию, Итимада. Может, ты мне скажешь
кто?
- Не знаю. Наверное, кто-то из местных.
Удэ нахмурился.
- С меня довольно твоего вранья. - Он махнул рукой. - Иди в дом.
- Интересно, как вы собираетесь следить и за мной, и за незваным
гостем? Удэ ухмыльнулся.
- За тобой присмотрит кто-нибудь другой. - Он махнул пистолетом,
толстяк Итимада обернулся и увидел оружие в руке Вэйлеа Чарли.
Пилот виновато улыбнулся.
- Извините, босс, - сказал он, - но когда Токио говорит, я должен
слушаться.
- Отведи его в дом, - приказал Удэ. И снова прислушался к лаю.


Майкл отослал Элиан подальше от освещенной площадки возле дома, а сам
вышел на свет. Собаки окружали его, и он был бессилен им помешать.
Проходя под большим деревом, Майкл повесил сумку на одну из нижних
веток. Затем достал катану, найденную для него дядей Сэмми. Это был хороший
старый меч. Кожаная оплетка рукояти порвалась, но у клинка были идеальный
вес и балансировка, что обеспечивало сокрушительную силу удара.
Собаки выскочили из темноты все разом, как их учили. Майкл стоял к ним
боком, выставив правое бедро вперед и держа меч двумя руками. Левый локоть
поднят, вес тела приходится на правую ногу.
Две собаки бросились на него. Они пересекли границу света и тени
одновременно, но под разными углами. При таком освещении они казались
двуглавым чудовищем.
"Итто риодан". Одним ударом разрубить противника надвое.
Майкл бросился навстречу псам, намереваясь перехватить их в полете. Его
катана взмыла вверх - такая острая, что не видно клинка, если смотреть со
стороны острия, - вонзилась в грудь первого добермана. Продолжая двигаться,
Майкл повел левым плечом и оттолкнул раненую тварь. Описав полный круг,
рубанул мечом сверху вниз и рассек пополам туловище второй собаки.
Майкл развернулся. Достать мечом третьего добермана он пока не мог. Тот
рычал, оскалив пасть. Под лоснящейся черной шерстью перекатывались мышцы.
Пес бросился в атаку. На земле остались глубокие борозды от когтей
мощных задних лап. Вместо того чтобы ринуться прямо на Майкла, доберман
сделал короткий скачок, а уже потом напал на своего врага. Майкл использовал
прием "усен сатен". Он пригнулся и одновременно рубанул мечом справа налево,
рассекая собаке левый бок.
Пес рухнул к его ногам. Лежа на боку, доберман судорожно дышал, глаза
его начали стекленеть.
Майкл опустил катану. Перевел дух. А мгновение спустя меч вылетел у
него из рук.
Майкл упал на издыхающего пса. Попытался повернуться, почувствовал
навалившуюся на него тяжесть, услышал щелканье зубов. Боль иголками впилась
в тело. Доберман, напавший первым, собрав остаток сил, ухитрился снова
броситься в атаку. Майкл захватил передние лапы пса, но тот начал молотить
его задними. Майклу нечем было отразить яростный натиск почти добравшегося
до цели добермана.
Руки слабели. Меч лежал рядом, но Майкл не мог до него дотянуться. Сил
хватало лишь на то, чтобы уберечь горло от яростно клацающих зубов. Задние
лапы пса норовили распороть Майклу живот.
В полутьме собачьи глаза горели желтым огнем, воняло псиной и кровью.
Майкл понимал, что долго ему не продержаться.
Челюсти щелкали все ближе и ближе. С каждой секундой Майклу становилось
все труднее отражать натиск добермана.
Майкл догадался, что надо сделать, но для этого необходимо было
высвободить одну руку, продолжая другой отбиваться от собачьих клыков. Нужно
попробовать. Эх, была не была!
Он высвободил левую руку, правой удерживая собачью морду. Пес как будто
понял, что жить ему осталось всего ничего. Его слюнявая пасть уже почти
добралась до ничем не прикрытой шеи Майкла.
Левой рукой Майкл нащупал в кармане прохладный круглый металлический
предмет. Достав баллончик, он брызнул аэрозолью собаке в глаза.
Доберман с воем отдернул морду. Майкл вскочил и схватил меч.
Ослепленный пес снова бросился на него. Майкл изловчился и в падении
перерубил собаке хребет. Потом оттолкнул дохлого добермана, встал и понял,
что к нему спешат люди.
Колени чуть согнуты. Катана лежит на правом плече. Так мог бы лежать
зонт, если бы его владелец захотел укрыться от лучей послеполуденного
солнца.
Из темноты, оттуда же, откуда чуть раньше выскочили доберманы,
появились двое охранников с винтовками М-16 навскидку. Майкл прыгнул вперед.
Рубящий удар сверху вниз, разворот, горизонтальный укол. Охранники
отправились следом за собаками.
Он постоял, прислушиваясь. Убедившись, что в непосредственной близости
опасности нет, Майкл убрал меч в ножны, засунул его за пояс, потом влез на
дерево, снял с ветки сумку, спрыгнул на землю и двинулся к дому.


Удэ стоял на освещенной площадке возле дома, когда понял, что больше не
слышит собачьего лая. Замерев, он навострил уши и минуты полторы
прислушивался. Ни звука, разве что шелест крылышек порхающего мотылька. Удэ
поднес к губам рацию, но никто не ответил на вызов.
Удэ велел людям (не считая толстяка Итимады, их было пятеро)
перебраться в дом и вооружиться карабинами М-16. Вэйлеа Чарли был уже при
оружии. Удэ приказал не убивать неизвестного гостя, а только ранить, причем
никто из них не знал, в кого им придется стрелять.
Удэ позвал Вэйлеа Чарли и толстяка Итимаду с собой в гостиную.
- Чего они хотят? - спросил Вэйлеа Чарли.
- Заткнись, - ответил Удэ. - Твое дело - следить, чтобы Итимада
оставался на месте и подальше от оружия.
Удэ проверял патроны, когда вылетело окно и на его людей посыпался град
осколков. Охранники открыли пальбу из своих М-16, и пули буквально разорвали
в клочья предмет, который разбил стекло.


Выпустив стрелу, Майкл отбросил складной охотничий арбалет и побежал к
восточному крылу дома. Распахнув окно спальни, забрался внутрь.
Майкл надеялся, что виниловый надувной манекен, который он привязал к
стреле, отвлечет внимание охранников, и он получит немного времени.
В спальне было пусто. Майкл обнажил катану, осторожно открыл дверь.
Воняло порохом. В темноте грохотали выстрелы. Может, гангстеры поубивают
друг друга, подумал он.
Повернул по коридору налево. Дальше - покои толстяка Итимады. Держа
перед собой меч, Майкл ворвался в комнату, бегом пересек спальню и смежную с
ней ванную. Никого.
Чтобы узнать, кто где находится, обязательно нужно было прочесать дом.
Еще одна ванная, тоже пустая.
Майкл дошел до развилки. Налево был кабинет, направо - кухня, прямо
перед ним находилась гостиная. Разумеется, первым делом нужно было осмотреть
кухню. В ней не было больших окон, которые трудно оборонять.
Он прислонился к одной из створок двери, поднял меч и приставил его
острие к другой створке. Затем резким толчком открыл дверь.
В комнате два человека, один из них тут же выстрелил.
Но Майкл колесом вкатился в комнату. Размахивая мечом, встал на ноги.
Разрубил одного из охранников, второй обернулся на крик первого.
Майкл дважды рубанул мечом, и второй охранник свалился.
Опять бегом по коридору. Вторая дверь из кухни вела в столовую, оттуда
слышалась стрельба. В столовой - еще один сторож. Когда дверь распахнулась,
он все еще продолжал стрелять.
Майкл свалил его одним могучим ударом. Стрельба продолжалась. Майкл
отступил в коридор, бандиты двинулись за ним. Услышав, что они приближаются,
пробежал по коридору, пять шагов в сторону кухни, опустил руку в карман,
достал зажигалку и с полдюжины шутих с длинными запалами.
А сам бросился в другую сторону, в кабинет толстяка Итимады.


Когда Удэ увидел изрешеченные пулями остатки винилового манекена, он
послал двух человек в кухню, а еще одного - в противоположную комнату, где
начинался коридор в столовую. Остальных он оставил на своих постах.
Однако через несколько минут ему пришлось изменить тактику. Во-первых,
трое уже были выведены из строя. Во-вторых, все успели мельком разглядеть
одного из нападавших.
Удэ немедленно послал оставшихся охранников вперед по коридору. Сам он
последовал за ними на некотором расстоянии. Это была не трусость, а
осторожность.
Он чуть не оглох от выстрелов. Ему хорошо было видно, как трое
охранников спокойно идут по коридору. Но когда они дошли до ответвления,
что-то случилось. Они бросились в кухню. Что они задумали? Удэ окликнул их,
но его не услышали. Потом в коридоре промелькнула тень. Блеснула вороненая
сталь. Катана! Молниеносный нырок вперед и вниз.
Майкл Досс, понял Удэ. Он потерял несколько драгоценных мгновений,
оценивая положение, потом отступил назад. Он почуял западню и не имел ни
малейшего намерения угодить в нее.
Удэ вернулся, но уже с Вэйлеа Чарли. Мощным толчком послал его вперед.
Прямо на что-то острое, блестящее и, казалось, бесконечно длинное.
Лезвие пронзило Вэйлеа Чарли насквозь. Он закричал от боли, потом нахлынуло
спасительное беспамятство, и Чарли упал.
Майкл выдернул меч и отступил. Пинком распахнул дверь и оказался в
последней комнате, в кабинете. Там стоял резной стол и огромное кресло. Из
открытого окна открывался вид на залитый светом участок. Листья банановых
деревьев отбрасывали на стены свои тени.
Где же толстяк Итимада?
Майкл повернулся и замер на месте.
Фигура Удэ занимала весь дверной проем.
- Положи катану, - велел Удэ, направляя на Майкла пистолет. Он был
готов нажать на курок и не отпускать его до тех пор, пока от Майкла не
останутся только клочья. - Майкл Досс. - Он вошел в комнату. - Это хорошо.
Для меня. - Удэ засмеялся.
- Конечно, я тебя убью, - сказал он, не отрывая от Майкла глаз. Майкл
собирался положить катану на пол, но Удэ покачал головой. - Нет. Сунь в ящик
стола. Рукоятью вперед. Я не хочу, чтобы эта штука была у тебя под рукой. -
Он кивнул. - Вот так-то лучше. - Удэ ухмыльнулся, помахивая пистолетом. Ему
нравилось ощущение власти, даваемое пистолетом в руке. - Тебе придется
многое мне рассказать, прежде чем я с удовольствием прикончу тебя. - На лице
Удэ застыла улыбка. - Думаю, прелюдия будет даже приятнее, чем концовка.
- Кто ты такой? - спросил Майкл. Удэ недоуменно вздернул брови.
- Я член Таки-гуми. Ты слышал о моем оябуне, Масаси Таки? Конечно,
слышал. - Держа Майкла на мушке, он достал красный шнурок, который дал ему
гаваец. - Узнаешь? Это предназначалось тебе. Твой отец оставил это здесь, на
Мауи. А теперь ты расскажешь мне, что это значит и где спрятан документ
Катей.
- О чем ты говоришь? - Майкл ничего не понимал. Удэ покачал головой.
- Нет, нет. Так дело не пойдет. Вопросы задаю я.
- Но я правда...
- Вот этот красный шнурок, - Удэ помахал им в воздухе. - Что это
значит?
Я его уже где-то видел, подумал Майкл. Но где?
- Вы убили моего отца, - сказал Майкл. - Неужели ты думаешь, что я тебе
что-нибудь скажу?
- В конце концов скажешь, - ответил Удэ, - можешь не сомневаться. - Он
взвел курок.
- Ты никого не убьешь.
Удэ резко развернулся.
В дверях стоял толстяк. Итимада, пистолет казался в его руке игрушкой.
Они выстрелили одновременно. Толстяк Итимада грузно пошатнулся,
фонтаном брызнула кровь.
Удэ еще нажимал на спусковой крючок, а Майкл уже потянулся к катане.
Удэ ударил его по руке рукояткой пистолета.
Застонав от боли, Майкл опустился на колени.
Удэ прищелкнул языком.
- Нет, - сказал он, - так просто тебе это не удастся. - Прежде чем
отойти на безопасное расстояние, он ударил Майкла пистолетом по лицу.
Засмеялся, увидев кровь. - Ты скажешь мне все, что нужно. - Он взвесил
пистолет на ладони. - Теперь у меня много времени. Более чем достаточно.
Теперь никто нам не помешает, и никто не услышит, как ты будешь кричать от
боли. А тебе будет больно, когда я прострелю тебе ногу. А через час другую.
Потом займусь руками. Подумай об этом. Уйти из жизни без рук, без ног.
Обидно ведь, нэ?
- Пошел ты к черту, - сказал Майкл.
Удэ пожал плечами и рассмеялся.
- Что ж, мне лишняя забава. - Он нацелил пистолет на правую ногу
Майкла.
Со стороны окна послышался легкий шорох. Долю секунды Удэ колебался,
потом начал разворачиваться.
Майкл не верил собственным глазам. Элиан уже была в комнате. В ее руках
была катана. Ударом меча она вышибла пистолет из рук Удэ; брызнула кровь.
Элиан сделала второй выпад. Удэ едва не лишился головы. Отчаянно
дернувшись, он ударился об угол стола и со стоном выбежал в коридор.
Майкл схватил его пистолет и бросился вдогонку. Ему пришлось
перепрыгнуть через тело толстяка Итимады. Он увидел, что Удэ завернул за
угол, но, когда добежал до входной двери, того и след простыл.
Элиан позвала, и Майкл вернулся в кабинет. Элиан склонилась над
толстяком, перевернула его и, казалось, о чем-то говорила с ним.
Итимада перевел взгляд с Элиан на Майкла. Он тяжело, со свистом, дышал.
- Ты сын Филиппа Досса, - с трудом проговорил он. - Это так?
Майкл опустился на колени рядом с Элиан. Кивнул.
- Да, я Майкл Досс.
- Твой отец позвонил мне... в тот день, когда его убили. - Толстяк
закашлялся, тяжело вздохнул, некоторое время полежал с закрытыми глазами. -
Мы с ним были знакомы... раньше. Когда оябуном был Ватаро Таки. До того, как
этот сумасшедший Масаси захватил власть.
Итимада тяжело дышал, на него больно было смотреть.
- Досс знал, что я все еще верен его старому другу, Ватаро Таки. Он
просил меня найти тебя. И спросить, помнишь ли ты синтаи.
Майкл вспомнил предсмертное стихотворение отца: "Под снегопадом белые
цапли взывают друг к другу".
- Что еще он сказал? - спросил Майкл. - Кто его убил?
- Я... не знаю. - Толстяк Итимада хватал ртом воздух. Казалось, его
легкие разучились работать. - Но не Масаси.
- Тогда кто же? - настаивал Майкл. - Кто еще мог желать его смерти?
- Догони Удэ. - Взгляд толстяка был устремлен вдаль. - Удэ взял то, что
твой отец хотел тебе передать.
Майкл склонился еще ниже. Каждый вдох и выдох давался толстяку Итимаде
с трудом. Такие звуки могли бы издавать старинные часы, нуждающиеся в
починке.
- Документ Катей, - прошептал он. - Что это такое?
- Твой отец украл его у Масаси. - Похоже, минуты Итимады были уже
сочтены. - Масаси пойдет на все, чтобы его вернуть. Это он послал сюда Удэ.
- Кто такой Удэ?
- Тот, кто меня подстрелил, - сказал толстяк Итимада. - Я в него попал?
- Он ранен, - сказал Майкл. Времени оставалось совсем мало. - Итимада,
что такое документ Катей?
Взгляд умирающего переместился на Элиан.
- Спроси у нее, - сказал он. - Она знает.
- Она?
Толстяк улыбнулся. Он явно видел что-то, доступное лишь ему одному. То,
что находится за пределами жизни?
- Вера и долг, - сказал Итимада. - Теперь я понял, что значат эти
слова. Это одно и то же.
И он испустил дух.
Майкл закрыл ему глаза. Он почувствовал страшную усталость, казалось,
он мог бы проспать целую неделю. Но оставалось столько неясного, и каждый
вопрос требовал ответа.
Он посмотрел на Элиан. Кто она такая? Еще один вопрос, ответа на
который пока нет. Ладно, это позже. Сначала нужно выбраться отсюда, залечить
раны и выспаться.
Элиан встала и церемонным жестом подала ему меч.
Майкл вдруг осознал, что она спасла ему жизнь, а он так и не
поблагодарил ее. Он отер с лица кровь.
- Как твоя рука?
- Думаю, так же, как твой нос, - ответила Элиан.
- Однако меч ты держала крепко.
Она слабо улыбнулась.
- Пойдем.
Им предстояла трудная дорога назад, к цивилизации.


ВЕСНА 1947
Токио

Все дело было в том, что Лилиан Хэдли Досс ненавидела своего отца. Она
вступила в объединенную службу организации досуга войск только чтобы
избавиться от его постоянных нападок.
И хотя ей нравилось, что на сцене она приковывала к себе всеобщее
внимание, каждая минута, проведенная вдали от дома, превращалась в пытку. Ей
не хватало друзей, она чувствовала, что отстала от жизни. Лилиан не знала,
что сейчас носят, и в ходу ли те жаргонные словечки, которыми она пересыпала
свою речь. Ей снился один и тот же кошмар: она дома, в кругу самых близких
друзей, и все они смеются над ней.
Лилиан ненавидела отца за то, что он заставил ее приехать в эту
презренную страну. Но еще больше - за то, что он, по ее мнению, был повинен
в смерти братьев. Именно Сэм Хэдли воспитал в своих сыновьях чувство долга
перед родиной. Долг! Умереть - в этом заключался их долг? Где тут хоть капля
здравого смысла? Но Лилиан знала, что здравого смысла на свете больше не
осталось. Благодаря войне.
У нас была такая дружная семья, думала Лилиан. Она помнила, как весело
бывало на Пасху и как она долгое лето ждала братьев, которые должны были
приехать из своей военной академии на День Благодарения.
На Рождество они все вместе украшали елку, прятали под ней подарки в
красивых обертках, пили приготовленный мамой горячий яичный коктейль с ромом
и распевали рождественские гимны. Что в этом плохого? Лилиан, сколько себя
помнила, всегда ждала этих праздников. Куда бы ни занесла судьба семейство
Хэдли, праздничный ритуал соблюдался неукоснительно. Праздники приносили уют
в мир казарменной размеренности. Они были событием, семейным торжеством.
Лилиан связывала с ними само понятие "семья".
Теперь, со смертью братьев, все это ушло. Все унесла с собой глупая,
дурацкая война. Нет ни ощущения надежности, ни семейного уюта, больше некуда
стремиться. Остался лишь Сэм Хэдли с его бесконечными невыносимыми
обеденными разглагольствованиями о войне.
- Смерть, - сказал генерал Хэдли как-то за обедом, за несколько недель
до того, как Лилиан встретила Филиппа, - необходимый и в общем-то полезный
побочный продукт войны. Что-то вроде естественного отбора. Выживают
сильнейшие. Война - это встряска. На протяжении истории войны вспыхивали и
вспыхивают регулярно, и это закономерно. Как Великий Потоп в библейские
времена, война очищает Землю, дает возможность начать все сызнова.
Лилиан не выдержала.
- Нет, ты не прав, - сказала она, впервые гневно повышая на отца голос.
- Война отвратительна. Она несет лишь забвение мертвым и отчаяние живым. Ты
говоришь, как наш министр. Вы оба говорите о незабываемых, о страшных вещах,
как... как о детской забаве!
Ее трясло. Она видела, что родители ошеломлены. Должно быть, они
задаются вопросом, что же случилось с их маленькой веселой девочкой?
- Неужели ты не видишь, что наделала твоя война и твой естественный
отбор? Она убила обоих твоих сыновей! Папа, если тебя послушать, получается,
что Джейсон и Билли не были приспособлены к жизни, к продолжению рода - что
еще ты там говорил? Это же идиотизм!
Для Лилиан Филипп стал спасением, рыцарем без страха и упрека. Святым
Георгием, который если и не убьет дракона, то по крайней мере увезет ее из
драконьего царства. А если он и был солдатом, как ее отец, это значило лишь,
что они выбрали одну и ту же профессию. Трудно было найти двух более
непохожих друг на друга людей. Кроме того, в Филиппе почувствовалась печаль
- Лилиан именно почувствовала, а не поняла ее - и эта печаль притягивала,
будто магнит.
Именно эта печаль могла бы придать смысл ее жизни, если, конечно,
Лилиан удастся разгадать и устранить ее причину. Лилиан уверила себя, что
нужна Филиппу так же, как он нужен ей. Это не было таким уж чудовищным
заблуждением. Но если брак основан на лжи, он не может быть долговечным.
Такой брак разваливается. Или тихо умирает, покрываясь ржавчиной отчуждения.
Подобно нерадивым путешественникам, предпочитающим бесцельно бродить по
хорошо им известной пустыне, а не осваивать новые территории, Филипп и
Лилиан поддерживали угасающий огонек своего брака, даже не подозревая, что
этому браку чего-то недостает.
Только вот Филипп нашел Митико.
А что было делать Лилиан?


Солнечным ветреным днем, через неделю после их первой встречи, Филипп и
Митико сидели в машине. Он пригласил японку на пикник. Несмотря на
приближение весны, обедать на открытом воздухе все еще было слишком холодно.
Но в протопленной машине - в самый раз.
Примерно на полпути Митико тронула Филиппа за рукав.
- Сначала я хочу заехать еще в одно место, - проговорила она и
объяснила, куда ехать. На улицах было людно, по центру города ехали совсем
медленно.
Наконец Митико велела Филиппу остановиться. Они были в Дэйенхофу, этот
район города Филипп практически не знал. Здесь стояли громады вилл в
традиционном японском стиле. По обе стороны улицы за каменными и бамбуковыми
оградами виднелись тенистые сады, росли древние криптомерии.
- Где мы? - спросил Филипп, когда Митико вела его по выложенной камнями
дорожке к дому, скрытому от посторонних глаз густой листвой деревьев.
- Милости прошу, - сказала Митико, снимая обувь при входе и жестом веля
Филиппу сделать то же самое.
Голые плитки сменились бледно-зелеными циновками татами. Исходивший от
них запах свежескошенного сена наполнял весь дом. Позади остались массивные
деревянные двойные двери киоки, укрепленные металлическими полосами.
Толстые, грубой выделки потолочные балки составляли запутанный узор. Дом
навевал мысли о феодальных временах. Казалось, он перенесся в наши дни прямо
из семнадцатого века.
В стене перед вошедшими было несколько раздвижных дверей. Шелковые
центральные панели пестрели вышитыми оранжевыми, золотыми и желтыми
фениксами с распростертыми округлыми крыльями.
Митико опустилась на колени и раздвинула двери. Мановением руки она
пригласила Филиппа войти.
Циновки татами были обязательной принадлежностью парадных комнат.
Филипп шел через порог на коленях, как того требовал обычай.
- Добро пожаловать, мистер Досс.
Увидев сидящего перед ним человека, Филипп отпрянул.
- Что такое?
- Вы удивлены, - сказал Дзэн Годо. - Иначе и быть не могло, не правда
ли?
Филипп пытался собраться с мыслями, сердце его колотилось. "Этого
человека мне приказано ликвидировать", - подумал он.
Годо был худощав, с длинным волчьим лицом и удивительными,
приковывающими к себе глазами. Его темные густые волосы были подстрижены
ежиком. Безупречной формы бородка, в которой уже серебрилась седина,
придавала ему сходство с морским разбойником.
- Моя дочь Митико, - показал Дзэн Годо на девушку. - Вы уже знакомы.
Филипп уставился на Митико.
- Ты его дочь? - Он не узнавал своего голоса.
- Я знаю, кто вы, мистер Досс, - сказал Дзэн Годо. - Я знаю, что это вы
повинны в смерти моих друзей, Арисавы Ямамото и Сигео Накасимы.
Произнесенные вслух, эти имена произвели эффект разорвавшейся бомбы.
Митико молчала. Она скромно, как школьница, сложила руки за спиной.
Филипп почувствовал, что его предали, обманом завлекли в ловушку.
- Вы не имеете права, - сказал он, поднимаясь. - Я сотрудник
американского...
Филипп ощутил шеей какую-то тяжесть и, покосившись, увидел, что Митико
держит в руках катану, длинный японский меч. Острие касалось ничем не
защищенной кожи американца.
- Митико без колебаний пустит его в ход, мистер Досс, - сказал Дзэн
Годо. - Она сенсей, мастер кэндзитсу. Вам известно значение этого слова?
- Да, - сказал Филипп. Он не мог оторвать взгляда от сверкающей стали