Лустбадер Э в. Зеро

встречался на Мауи с агентами федеральной службы. Договорился, что тебя не
будут впутывать в расследование кровавого столкновения в доме толстяка
Итимады.
- Ваши догадки, что искать концы надо в Японии, по-моему,
подтверждаются, - в свою очередь сообщил ему Майкл. - Сегодня я первым
самолетом вылетаю в Токио.
- Поступай, как считаешь нужным, сынок, - ответил Джоунас. - У нас тут
начался кризис, из которого я не вижу выхода. Япония год вела переговоры с
Соединенными Штатами о соглашении по импорту и экспорту, и тут вдруг резко
изменила свою позицию. Японский премьер-министр вчера известил нашего
президента о том, что все отдельные торговые соглашения между нами и Японией
считаются недействительными и отменяются. Причем никаких объяснений не
представил! И похоже, у нас нет ни малейшей надежды на возобновление
переговоров.
Я вчера целый вечер провел на Капитолийском холме. Конгресс в отместку
принял закон об экспортных тарифах, аналогичный закону Смита-Хоули,
действовавшему несколько десятилетий назад. Ей-богу, сынок, десять лет назад
Америка смогла бы вынести подобный удар. Но сейчас - нет. Однако никого,
по-моему, не волнует, что принятие протекционистского закона повлечет за
собой страшную экономическую депрессию.
- Я смотрю, у вас дел невпроворот, - заметил Майкл.
- И в довершение всех бед, МЭТБ, вероятно, надолго останется не у дел,
- пожаловался Джоунас.
Он рассказал Майклу о сводке, которую ему представила Лилиан, и
объяснил, чем это чревато.
Майкл повесил трубку, и на душе у него было еще тревожнее, чем прежде.
Он вернулся на веранду. Когда Майкл глядел оттуда на долину Яо, ему
казалось, будто он стоит на главной башне грозного средневекового замка.
Услышав шорох, Майкл обернулся. Из-за стеклянных дверей спальни
появилась Элиан. Она смотрела на Майкла, стоявшего на залитой лунным светом
веранде. На Элиан были джинсы и мужская рубашка с длинным рукавом.
- Я услышала, что ты здесь, - сказала Элиан.
- Извини, что разбудил.
- Да нет, я все равно уже проснулась. - Элиан повернула голову и
посмотрела на долину. - Здесь такие чудесные ночи, - сказала она, пройдясь
по веранде. - Ночью тут еще прекраснее, чем днем, хотя и днем кажется, что
лучше не бывает.
- В полнолуние вся долина видна как на ладони, - сказал Майкл.
Элиан покачала головой.
- Не вся. Тут есть места, где столетиями не ступала нога человека.
- Потому что тут такие густые заросли?
- Нет, - ответила Элиан. - Потому что никто не отваживается зайти туда.
Это священные места, существующие вне времени и пространства. В них до сих
пор обитают древние божества. По крайней мере, гавайцы в это верят.
Майкл видел, что Элиан говорит совершенно серьезно. И принял ее слова
без насмешки.
Цуйо когда-то сказал ему: "Физики утверждают, что во вселенной
главенствует гравитационный принцип, то есть наличие или отсутствие
тяготения. Но разумом правит вера. Как бы там ни было, на земле, бесспорно,
есть места, где главное - это вера, а не физические законы. И ты со временем
обнаружишь эти места, либо с моей помощью, либо самостоятельно".
- Ты покажешь мне одно из них? - спросил Майкл Элиан. - Я хочу
посмотреть, где живут гавайские боги.
По лицу девушки было видно, что она пытается понять, смеется он над ней
или нет.
- Ладно, - после паузы произнесла она. - Но это высоко. Нам придется
долго взбираться вверх.
Майкл заколебался, вспомнив свой сон и то, что произошло в Йосино,
когда он проходил обучение у Цуйо. Он вдруг увидел Элиан, исчезающую в
пропасти, и услышал собственный голос, выкликавший имя Сейоко. От всего
этого веяло жутью.
- Это не беда, - сказал он, но не очень-то искренне.
Однако Элиан, как и он, похоже, не находила себе места. До вылета в
Гонолулу еще столько времени...
Неужели нам на роду написано отправиться в Японию? - подумал он.
Неужели ей суждено погибнуть у меня на глазах точно так же, как и Сейоко? Но
тут же оборвал сам себя: "Какой вздор!"
Элиан вошла вслед за ним в дом и подождала, пока он наденет джинсы и
футболку. Звезды поблескивали на небе, словно миллиарды неисполнившихся
желаний. Элиан расхаживала по комнате с таким видом, будто ей здесь было
тесно.
- Вот, возьми, - она протянула ему мощный полевой бинокль. - В тех
местах очень живописно даже по ночам.
Она вывела Майкла из дома и зашагала по извилистой тропинке, терявшейся
в траве между склонами. Слышался звон цикад, неумолчно певших на разные
голоса.
Элиан и Майкл пересекали долину. Элиан взяла с собой фонарик, но луна и
звезды светили так ярко, что он оказался не нужен. Они начали ринялись
подниматься в горы, которые уже не одно тысячелетие высились здесь над
морем.
Взобравшись на сто пятьдесят футов, путники присели отдохнуть. Майкл
достал бинокль и оглядел окрестности. Мир, залитый лунным светом, казался
окаменевшим, плоским, гранитно-твердым, но при этом сказочно прекрасным. К
восхищению великолепием природы примешивалось изумление, которое постепенно
охватывало человека при мысли о том, сколь краток людской век по сравнению с
жизнью Земли.
Здесь, в этом плоском, бесцветном, необитаемом мире, думал Майкл,
волей-неволей приходится смиренно признать величие вселенной.
- Ну, что ты там увидел? - поинтересовалась Элиан.
- Себя, - ответил Майкл.
- Ах, если бы зеркало могло поведать то, что нам необходимо знать о
самих себе... - протянула Элиан.
Она долго, как-то странно, пристально глядела на Майкла.
"Словно пытаясь вобрать в себя мое естество, - пронеслось в мозгу
Майкла. - Поглотить душу..."
Наконец Элиан заговорила.
- Когда я была маленькой, то каждый раз перед сном читала одну и ту же
молитву. Меня научил ей в раннем детстве друг моей матери. Он велел
произносить эту молитву, только когда я буду одна, и никому не говорить, что
я ее знаю. Даже маме. Вот какая она: "Да" - это желание. "Нет" - это мечта.
Я иду по жизни только с этим - с "нет" и "да". Господи, дай мне силы
отказаться от "нет" и "да", а когда-нибудь стать сильной-сильной и вообще
обойтись без них".
Лунный свет окутал девушку серебристым покрывалом. Холодные голубоватые
оттенки плясали на волевом лице. Оно вдруг стало бесцветным и одновременно
словно зарядилось энергией - так бывает при ярком монохроматическом
освещении.
- Майкл! - сказала Элиан. - Я совершала ужасные поступки.
- Все мы делали в своей жизни что-нибудь постыдное, Элиан. - Майкл
отложил бинокль.
- Такого ты не делал.
Майкл приблизился к ней.
- Но тогда зачем ты так поступала?
- Потому что боялась, - сказала Элиан. - Боялась, что если вообще
ничего не сделать, меня захлестнет хаос. Помнишь тот черный холст? Я боялась
остаться никем.
- Но ты же умница, - возразил Майкл, - Ты умная, ловкая и сильная. -
Майкл улыбнулся и добавил: - И очень красивая.
Ее лицо оставалось бесстрастным. Майклу хотелось, чтобы Элиан
улыбнулась.
- Короче говоря, - сказала она, - я совершенство.
- Я этого не утверждал.
- О нет, утверждал! И ты в этом не одинок. Сколько я себя помню,
окружающие всегда твердили, будто я истинное совершенство. От меня этого
требовали. Так что у меня просто не оставалось другого выхода. Я не могла,
как обыкновенная женщина, сложить с себя ответственность. Это страшное бремя
буквально лишило меня детства. Я всю жизнь была взрослой, Майкл. Была,
потому что знала: в противном случае вся моя жизнь пойдет насмарку.
Майкл глядел на нее, и в душе его зарождались гнев и печаль. Он жалел
Элиан и негодовал на тех, кто взвалил на ее плечи бремя лжи.
- И ты действительно в это верила?
Она кивнула:
- И до сих пор верю. Ведь в конце концов именно это служит оправданием
моей жизни. Что я без этой ответственности? Ничто. Снова хаос. А я не в
силах вынести хаос.
Майкл покачал головой:
- Нет, ты вовсе не ничтожество. - Он протянул ей руку. - Ладно, пошли.
Казалось, прошло очень много времени, прежде чем ее пальцы коснулись
его руки.


- Итимада - болван, - хмыкал Удэ, доложив о том, как обстоят дела. Он
стоял в телефонной будке на окраине Байлуки. Лицо Удэ было покрыто
вулканической пылью. - Строил далеко идущие планы. Никак не связанные с
вами.
Удэ то и дело поглядывал в сторону машины, где на полу лежала связанная
Одри с кляпом во рту.
- Нанял двух туземцев, чтобы они разыскали документ Катей. Но я вышел
на них. Бумаги у них не было, и они не знали, у кого она. Однако я выведал у
них, что хотел оставить сыну Филипп Досс. Темно-красный витой шнурок. Вам
это о чем-нибудь говорит?
Масаси задумался.
- Нет.
- Жадность превращается в глупость, как еда - в дерьмо, -
глубокомысленно заявил Удэ. - Глупость сделала Итимаду уязвимым. Причем не
только я смог до него добраться - это было бы еще полбеды. Нет, он стал
уязвимым для итеки! - Удэ имел в виду европейца, Майкла Досса. - И этот
итеки пробрался в его хваленое поместье!
- А тебе не приходило в голову, - спросил Масаси, - что толстяк
Итимада, вполне возможно, хотел встретиться с Майклом Доссом? Как ты
думаешь, откуда он знал, где поручить гавайцам искать витой шнурок?
Очевидно, ему сообщил это по телефону Филипп Досс.
- Мне это не приходило в голову, - протянул Удэ.
- Тебе известно, где сейчас Майкл Досс?
- Да. У Элиан Ямамото.
- Правда? - равнодушно переспросил Масаси. Удэ удивило, почему столь
невероятная новость нисколько не заинтересовала Масаси. - Я хочу, чтобы ты
переправил его сестру Одри ко мне в Японию.
- Это будет непросто, - сказал Удэ. - И Майкл Досс тут шныряет, и
федеральные службы землю роют из-за столкновения в доме Итимады. Я связан по
рукам и ногам.
- Не беспокойся. Я пришлю мой личный самолет. В аэропорту все будет
подготовлено. Ее переправят в ящике, в грузовом отсеке. Тебе это не в
диковинку, ты десять раз так переправлял людей. Но я смогу добраться на
самолете до Мауи только через восемь часов.
- Мне нужно время на подготовку.
- Хорошо. Я позвоню нескольким людям и свяжу тебя кое с кем. Где тебя
найти?
Удэ назвал бар, в который заходил, когда выслеживал гавайцев.
- Это в Вайлуку, - объяснил он. - Ваши люди поймут. Сейчас еще рано, и
там закрыто, поэтому скажите им, что я пока посижу в пивной через дорогу. -
Удэ немного подумал и добавил: - Да, и передайте им, что мне нужно оружие.
- Они достанут все, что тебе понадобится, - заверил его Масаси. - Тебе
удалось выяснить, кто убил Филиппа Досса?
- Это был не Итимада.
- Я тебя не об этом спрашиваю.
- Я не знаю ответа на ваш вопрос, - сказал Удэ. - Как мне поступить с
Майклом Доссом?
- Майкл Досс может интересовать нас только в том случае, если документ
Катей у него, - сказал Масаси. - Пусть получит красный шнурок. Американец
поможет нам понять, насколько он важен. По-моему, совершенно очевидно, что
Майкл Досс - единственная ниточка, ведущая к документу.
- А я думаю, это пустая трата времени, - возразил Удэ. - Я уверен, что
документ Катей сгорел в машине вместе с Филиппом Доссом.
- Я плачу тебе не за то, чтобы ты думал, - рявкнул Масаси. - Делай, как
приказывают!
- Документ Катей - это теперь самое главное, да? - спросил Удэ. - Я
слышу в вашем голосе нетерпение. Но это не вы торопитесь. Это Кодзо Сийна
торопится. Документ Катей - это священная реликвия Дзибана, а не ваша.
По-моему, Кодзо Сийна уже стал новым оябуном Таки-гуми.
- Заткнись! - зарычал Масаси. - Иди жрать свои грибы! Ты решил, что уже
возвысился?
- Нет, - печально сказал Удэ, ибо понял, что выбора нет: перед ним
только один путь. - Но я все вижу яснее, чем вы или Кодзо Сийна. Я могу
позабыть про документ Катей, могу свыкнуться с мыслью, что он утрачен
безвозвратно. Важнее другое: не вызывает сомнений, что сейчас реальную
угрозу для вас и Таки-гуми представляет Майкл Досс. Он пошел по стопам
своего отца. Филиппу Доссу удавалось не допускать вас к власти, пока жив был
ваш отец. И, проживи Досс подольше, он бы вас погубил.
- Или я его.
- Вы не думаете, что Майкл Досс постарается довершить дело, начатое
отцом?
- Дао, - изрек Масаси, - учит нас, что мудрец не лезет вперед, а, став
позади всех, обнаруживает, что оказался в самой выигрышной позиции.
- Какое мне дело до Дао? - с нескрываемым презрением произнес Удэ. -
Дао - учение для стариков, которые слепы и глухи к тому, что творится вокруг
них.
- Законы Дао всемирны, - напомнил ему Масаси.
- Даосизм умер.
Э, нет, подумал Масаси. Это твоей ум мертв.
- Пока еще ты член моего клана, - сердито сказал он. - И ты будешь
подчиняться своему оябуну.
Все это так, но вот вопрос, подумал, повесив трубку, Удэ, кто мой
оябун?


Теперь тропинка уходила вверх совсем круто. Майкл, понимавший, что за
спиной у него глубокая пропасть, шел очень осторожно. Вокруг росли такие
толстые деревья, что видимость в любом направлении была не больше нескольких
футов. Тем не менее Элиан поднималась на вершину быстро и уверенно. Она
оказалась права. Подъем был долог, и Майкл начал раскаиваться в том, что они
его затеяли. Хотя внутренняя тревога прошла, он очень устал, все мыцы болели
и ныли.
Наконец Элиан остановилась. Повернувшись к нему, она указала рукой на
горы. Майкл увидел впереди узкое ущелье, словно гигантским клинком рассекшее
скалы. Вход в ущелье охраняли две огромные глыбы, которые представляли собой
блестящие наплывы лавы - той самой, что много веков назад поднялась с
океанского дна, и в результате этого катаклизма родились горные хребты.
Увидев глыбы, Майкл вздрогнул. Неужели это действительно фигуры
пригнувшихся воинов? - мелькнула у него мысль.
Он подошел поближе, чтобы выяснить, скульптуры это или нет, но
убедился, что глыбы никто не обрабатывал. Такова была их природная форма,
несколько подчеркнутая эрозией. Они напоминали человеческие фигуры.
- Это путь богов, - прошептала Элиан.
Но когда Майкл попытался войти в ущелье, она его удержала.
- Погоди! - сказала Элиан и скрылась за деревьями. А вернулась с
гирляндами. Одну она сразу повесила себе на шею, другую - Майклу.
- Это листья ти, - сказала она. - Гавайцы считают это растение
священным, потому что его очень любили древние боги. Такие венки надевают
кахуны, когда приходят сюда. Листья ти защитят нас.
- От чего? - спросил Майкл.
Но Элиан уже шла мимо странных каменных стражей по тропе богов.


- По-моему, самое главное в разговоре, - сказал в телефонную трубку
Удэ, - это то, что остается за скобками. Что делает на Мауи Элиан Ямамото?
Тем более в компании Майкла Досса?
Кодзо Сийна молча размышлял. Дело в том, что Элиан была дочерью Митико,
и он терялся в догадках, с какой стати дочь Митико якшается с Майклом
Доссом. Сийне была не по вкусу мысль о том, что на Мауи что-то творится без
его ведома.
- А ты что по этому поводу думаешь? - наконец спросил Кодзо Сийна.
- Я не доверяю Масаси, - моментально ответил Удэ. Сийна не знал, как
отнестись к его словам. Может быть, в ответе Удэ больше эмоций, чем разума?
Эмоциям Сийна не верил. Они окрашивали все в ложный цвет, словно
светофильтр, надетый на объектив фотоаппарата.
- Когда я сказал Масаси об Элиан, он отреагировал очень странно, -
продолжал Удэ. - Слишком небрежно, словно ему не терпелось перевести
разговор на другую тему. У меня создалось впечатление, что ему известно о ее
пребывании на Гавайях.
"Что ты затеял, Масаси?" - подумал Кодзо Сийна.
- Ты выяснил, кто убил Филиппа Досса? - спросил он.
- Пока еще нет.
- Продолжай выяснять, - велел Сийна. - Что же касается Майкла Досса, то
поступай, как тебе прикажет Масаси. Пусть Майкл Досс получит красный шнурок.
Я думаю, Масаси прав: итеки приведет нас к документу Катей.
Значит, подумал Удэ, Сийна тоже не чувствует, что Майкл Досс
представляет для них угрозу. Но ведь ни Сийна, ни Масаси не видели его в
действии, - тут же напомнил себе он. - Для них он только итеки, иностранец.
Но Удэ и сам знал, что нужно делать в подобном случае. Майкл Досс
слишком опасен, чтобы оставить его в покое. Он умен и непредсказуем. И знет
симпо, стратегию обмана.
Удэ принял решение. Он решил не подчиняться Кодзо Сийне и Масаси. Здесь
он должен сделать свой собственный выбор. От подобных решений зависела жизнь
и смерть, а Удэ знал, что ему предпринять, еще когда наблюдал за Майклом
Доссом.
Американца нужно убить!


Они вынырнули из полной темноты на яркий лунный свет. Горы казались
плоскими, двумерными, острыми, словно лезвия ножей; все было видно так
отчетливо, что даже дух захватывало.
Высоко на дереве запела какая-то ночная птица, а потом улетела прочь,
расправив могучие крылья. Майкл успел заметить рожки у нее на голове и
горящие желтым пламенем глаза. Кто это? Сова?
- Осторожно, - предупредила Элиан. - Смотри, не сходи с тропинки. - Она
показала на голый, сильно выветренный участок скалы и пересохшую чашу
водопада. - Этот отрезок пути бывает опасен, потому что скала скользкая. Но,
говорят, не от воды.
Майкл нагнулся и провел пальцем по голому камню.
- А из-за чего? - спросил он.
- Это зависит от того, во что ты предпочитаешь верить, - ответила
Элиан. - Гавайцы рассказывают, что тут разыгралась великая битва, и
победители сбросили врагов со скалы.
Майкл вытянул шею, стараясь заглянуть как можно дальше, а потом отошел
от чаши водопада.
- По гавайским преданиям, - продолжала Элиан, - в самом начале, когда
водопад только образовался, он был красен от крови.
- И ты в это веришь? - спросил Майкл.
- Не знаю. Это же не моя родина. Но я чувствую здесь источник силы. Его
все чувствуют. Это нельзя отрицать.
На лицо японки падали ночные тени. Как будто чьи-то пальцы гладили ее
щеки, шею, ключицы. Холодный звездный свет мерцал в черных глазах, и они
казались поразительно большими. Ветер трепал длинные волосы, и они
беспрестанно вздымались и опадали, словно крылья ворона.
Майкл вдруг подумал, что до сих пор не замечал Элиан по-настоящему. А
сейчас открыл для себя ее образ, увидел его, словно на полотне художника;
эта звездная ночь, это удивительное место, заряженное энергией, помогли ему
понять, какая же Элиан на самом деле.
Майкл коснулся ее руки и почувствовал пульс. Ему вдруг показалось, что
их сердца бьются в общем ритме, что водопад словно связал их воедино, и они
растворились друг в друге. Сердце Майкла широко распахнулось, и ожесточение,
броней защищавшее его душу, куда-то исчезло - так соскальзывает со змеи
старая, отмершая кожа.
- Элиан... - прошептял Майкл, но она разорвала возникшую было связь,
отдернув руку и отодвинувшись.
- Нет, - прошептала Элиан. - На самом деле ты не хочешь меня.
Нависшая над ними скала отбрасывала такую густую тень, что создавалось
впечатление, будто Элиан стоит без движения, как истукан.
- Как ты можешь знать, чего я хочу? Майкл скорее не увидел, а
догадался, что на лице Элиан промелькнула ироническая усмешка.
- Поверь, что я не зря говорю тебе это, Майкл. Ты не хочешь меня... или
весьма скоро не захочешь. И никто не захотел бы.
- Но почему? Что в тебе такого уж страшного?
Элиан поежилась.
- Я безобразна.
- Нет. Ты очень красива.
Мертвенная неподвижность Элиан стала просто невыносимой.
- Я помню тот день, - медленно произнесла она, - когда осознала, что у
моих родителей нет друг для друга теплого слова. А потом, как-то ночью,
выяснилось, что они и любовью никогда не занимаются. Вскоре после этого я
поняла, что они не любят друг друга. И задумалась: а меня-то они любят или
нет?
Элиан вздохнула.
- Я решила, что они не могут меня любить, что ни один из них не
способен испытывать чувство любви. И мне стало ясно, что наша семья
распадется, если я не вмешаюсь. Помнишь, я говорила тебе о грузе
ответственности? Я делала все, что было в моих силах, пытаясь сохранить нашу
семью. Моим родителям было так глубоко наплевать друг на друга, что я
постоянно приходила в ужас: вдруг кто-нибудь из них уйдет и семья
распадется? Что тогда будет со мной? Я не могла себе этого вообразить. А
если и воображала, то в ночных кошмарах, и меня охватывал неизъяснимый
страх.
Поэтому вся моя жизнь была направлена на сохранение нашей семьи, на то,
чтобы воспрепятствовать родителям разойтись. Я стала как бы контрольным
датчиком. У меня не было другого выхода. Я много лет подряд жаждала удержать
моих родителей от разрыва, как голодный алчет пищи. При этом
гастрономический аппетит я потеряла. Это было своего рода помешательством.
Но именно оно помогало мне жить. В конечном счете я контролировала развитие
событий и понимала, что, пока в состоянии это делать, все будет в порядке.
Мой отец нас не бросит, мама не увезет меня. Все будет хорошо.
Элиан засмеялась, а у Майкла от ее смеха похолодело внутри.
- Но было ли все хорошо? - продолжала Элиан. - И да, и нет. Я выжила,
наша семья не распалась. Но я довела себя до безумия.
- А теперь? - Майкл наконец обрел дар речи. - Разве это до сих пор не
кончилось?
- Нет, кончилось, - сказала Элиан. - И я уже в своем уме.
- Что бы ты про себя ни рассказывала, я не изменю своего мнения, -
сказал Майкл.
- Моя душа умерла.
- Не понимаю.
- Я занималась страшными делами... Не приближайся ко мне, Майкл! Все
мои чувства умерли. Ничего не осталось. Одна пустота. Я заглядываю в себя и
вижу лишь зияющую бездну.
- Что бы ты ни делала, это было лишь самозащитой. Никто тебя за это не
осудит!
- Я убивала людей!
Ее крик эхом раскатился в горах.
- Мой отец тоже убивал людей, - сказал Майкл. - Я видел, на что ты
способна, когда тебе приходится обороняться.
- Но я убивала не только обороняясь! Убивала людей, которых никогда
раньше не видела, и которые не сделали мне ничего плохого!
- Если ты чувствуешь себя виноватой и раскаиваешься в содеянном,
значит, твоя душа не умерла.
- Я прокаженная, - продолжала Элиан, правда, уже поспокойнее. Хотя все
равно Майкл улавливал в ее голосе дрожь. - Я перестала быть человеком.
Превратилась в автомат. В разящий меч. В компьютерную программу.
- Но у тебя сохранились желания, - мягко возразил Майкл. - И мечты,
должно быть, тоже.
- Нет, я теперь настолько сильна, что могу обходиться и без того, и без
другого, - с безмерной печалью произнесла Элиан. - А может, это не сила, а
ожесточенность. Я забыла, что значит желать и мечтать... а порой мне
кажется, что я никогда этого и не умела.
- Элиан! - Майкл не видел ни зги в кромешной тьме под скалой, но знал,
что ему очень хочется туда. Он сделал несколько шагов в темноту.
- Майкл! Пожалуйста, не надо.
- Если хочешь, останови меня.
Расстояние между ними сократилось.
- О, пожалуйста! Прошу тебя. - Она рыдала.
- Прикажи мне остановиться. - Он подошел вплотную. Теперь он чувствовал
и тепло ее тела, и зябкую дрожь, охватившую Элиан. - Оттолкни меня - и все.
Но вместо этого ее губы раскрылись навстречу его губам. Их языки
соприкоснулись. Она застонала.
- Майкл!
Элиан припала к нему всем телом, он почувствовал силу ее объятий,
крепкие мышцы, даже ощутил ее хару - внутреннюю энергию, живущую в чреве и
влияющую на дух.
- Я сгораю от желания, - прошептала Элиан.
Ее хара вырвалась наружу и объяла Майкла. Она оказалась именно такой,
как предупреждала Элиан: плотной, как кожа, твердой, как камень, и сухой,
как пустыня. Но Майкл ощутил и то, о чем сама Элиан не догадывалась. Он
понял, что под броней, в которую заковала себя девушка, таится светящееся
ядро, течет пламенная река желания.
Ее губы принялись терзать его губы, руки крепко стиснули его в
объятиях. Потом она обхватила ногами его бедра. Ее движения были
недвусмысленными: она требовала, чтобы Майкл напал на нее, напал как можно
ожесточеннее...
Но желание и душевная потребность живут на двух разных полюсах. А люди
нередко путают одно с другим, и это вызывает самое большое непонимание между
мужчиной и женщиной.
Майкл чувствовал... нет, вернее, знал: Элиан требует совсем не того,
что ей в действительности нужно. Элиан и сама не понимала, что ей было
нужно, ибо подчас бремя желаний бывает столь невыносимым, что человек
запрещает себе думать, загоняет их в самый темный закоулок души.
Майкл знал, что если ответить Элиан в том стиле, который она ему
навязывала - а ему вообще-то очень этого хотелось, - он потеряет ее
навсегда.
Будь нежнее, подумал он. Нежнее!
И, разъединив ее руки, сжимавшие его в объятиях, опустился на колени.
Майкл всеми фибрами души ощущал окутывавшую их с Элиан ночь. Ощущал ее
дыхание, слышал воркование ночных птах на деревьях, баюкавших своих спящих
птенцов, до него доносилось урчание хищников, пожиравших добычу. Ветер
шелестел, овевая щеки Майкла, длинные распущенные волосы Элиан струились по
его плечу.
Затем он ощутил сквозь джинсы, облегавшие бедра девушки, запах ее тела,
и уткнулся лицом в ее живот.
Нежнее! - предостерег себя Майкл. Нежнее.
Он понимал, что ему нужно вести себя нежно, несмотря на жгучее желание,
которое вызывала в нем Элиан, несмотря на то, что он жаждал обладать ею
именно так, как она от него требовала.
Он нежно погладил Элиан, нежно провел языком по ее коже. Ведь на самом
деле он жаждал обладать ею по-разному, всеми возможными способами. Она нужна
была ему вся.
Окунувшись в лунный свет, они снова погрузились в полную темноту. Майкл
пытался проникнуть в душу Элиан; девушка стояла, склонившись над ним, и ее
грудь прижималась к его напряженным бицепсам. Ее ногти царапали его спину,
красноречиво говоря, как ей приятно то, что Майкл с ней делает. Трепет бедер
выражал восторг.
Элиан опять застонала, когда он провел языком по ее коже. Ей
показалось, что она тонет в пламени желания, словно в горячем, кипящем