Лустбадер Э в. Зеро

ручку и вошел. Здесь было светлее. Дзедзи осмотрелся. Он стоял на длинной
галерее над огромным подвалом, почти точно на том месте, откуда несколько
часов назад Масаси и Сийна, наблюдали за разгрузкой ядерного устройства.
Дзедзи сделал шаг к деревянным перилам и, заглянув вниз, в изумлении
замер. Внизу неслышно сновали люди в защитных костюмах. Он хорошо видел
эмблемы на спинах людей. Дзедзи узнал эмблему "Ямамото Хэви Индастриз"
Он внимательно смотрел на устройство, вокруг которого суетились люди в
спецодежде. По спине пробежал холодок. Дзедзи понял, что находится внизу.
Техники извлекали из свинцового контейнера что-то очень похожее на бомбу.
Дзедзи отер выступивший на лбу пот Так вот в чем дело.
Он отступил к двери и вышел так же неслышно, как и вошел. Он подумал,
что Митико нужно прежде подготовить, а уж потом рассказывать об этом
удивительном и чудовищном зрелище. Дзедзи осторожно продвигался к двери в
коридор, когда услышал голоса. Он замер, затем медленно, словно ящерица,
подобрался к двери и вжался в стену. Рядом, крепко обняв Тори, стояла
Митико, а напротив - Масаси с катаной Митико в руках. У Дзедзи перехватило
дыхание. Он напряг слух.
- Вы уже причинили мне немало беспокойств. - Дзедзи узнал голос Масаси.
- Ваше присутствие здесь для меня большая неожиданность. Интересно, как вы
узнали, где я прячу вашу внучку? Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно.
Я вас недооценил. Но теперь я сделаю то, что давно надо было сделать. Вы
больше не сможете мне помешать. У меня нет времени возиться с вами.
Наступает самый важный момент в деле, которое я начал, и я не потерплю
помех.


Шум барабанящего по тростниковой крыше дождя перерос в оглушительный
рев. Элиан и Майкл находились в северном предместье Токио. Асфальт здесь
уступил место траве и деревьям.
Майкл остановил машину у синтоистского храма. Он смотрел на древние
постройки, погруженные в пелену дождя, и чувствовал себя так, будто вернулся
домой после долгих и нелегких странствий. Он ощущал, как к нему возвращаются
силы, как утихает боль. Дух Цуйо был рядом, Майкл чувствовал его поддержку.
Майкл повернулся к Элиан.
- Ты должна мне все рассказать. Почему ты скрывала от меня свое
настоящее имя?
Элиан на мгновение закрыла глаза. Потом посмотрела на Майкла.
- Ты хочешь знать правду?
- Только правду, Элиан. Я всегда ждал от тебя одной лишь правды. Но
именно этого ты никогда не могла мне дать
В ее душе любовь к человеку, стоящему перед ней, боролась со страхом за
жизнь дочери. Элиан казалось: еще мгновение, и она сойдет с ума.
- Ты всегда ждал какого-нибудь простого ответа, - медленно сказала она,
пытаясь справиться со смятением. - Ты ждешь слов, которые чудесным образом
расставят все по местам, сделают все понятным и ясным, как это бывает в
голливудских фильмах. Но жизнь гораздо сложнее. - Она посмотрела на храм.
Майкл чувствовал, что ее голова занята какой-то одной неотвязной
мыслью, что она мучительно пытается сделать выбор. Он хотел бы ей помочь, но
не представлял себе, как это сделать. Они долго молчали. Наконец Элиан снова
заговорила:
- Я скрыла от тебя свое настоящее имя потому, что не доверяла тебе.
Майкл недоуменно посмотрел на нее.
- Мне говорили, что я должна доверять тебе. Но я никогда не была в этом
уверена. С кем ты? Я не знала этого. С Джоунасом? Со своим отцом? С кем-то
еще, кого я не знаю? Я без конца задавала себе этот вопрос, но не находила
ответа. Я хотела довериться тебе, Майкл, но боялась ошибиться.
Майкла словно озарило - они оба были в одинаковом положении. Словно
слепые котята, тыкались носами по углам, ничего не видя и ничего не понимая.
Элиан, как и он, жила в полной неопределенности. Господи, как же нам удалось
дожить до этого разговора, подумал он, как нам удалось не уничтожить друг
друга?
- Тебе что-то сказали обо мне? Что-то определенное? - спросил он и, не
дожидаясь ответа, продолжал: - Ты, похоже, знала дядю Сэмми. Лучше бы ты все
мне объяснила.
Элиан протерла запотевшее стекло.
- Все так запутанно, Майкл. Я постараюсь. - Она нерешительно тронула
его руку. - Сыну будет трудно услышать такое о своих родителях. Но,
по-видимому, действительно настало время сказать все.
Майкл смотрел в бездонные черные глаза. Они молили его, буквально
кричали о том, что переполняло ее душу. И он вдруг понял, о чем именно
говорят ее глаза, и откликнулся на этот страстный зов. Плотина недоверия
рухнула.
Не отводя глаз, Элиан сказала:
- Наши родители, моя мать и твой отец, были любовниками.
Майкл вздрогнул. Хотя он и не знал, что услышит в эту минуту, но уж
такого совсем не ожидал.
- Что ты имеешь в виду? - растерянно спросил он. Элиан погладила его
ладонь.
- Они встретились в сорок шестом, когда вместе работали в ЦРГ, и
полюбили друг друга. Их отношения длились, пока Ватаро Таки не узнал о связи
своей приемной дочери с Филиппом Доссом.
- И на этом все кончилось, - с облегчением продолжил за нее Майкл. -
Это было давным-давно.
Элиан сжала его руку, словно он был ребенком, которого надо уберечь от
опасностей взрослого мира.
- Нет, не кончилось, - мягко сказала она.
Дождь не ослабевал, его шум действовал успокаивающе.
- Мать не послушалась Ватаро Таки. Впервые в жизни она осмелилась
ослушаться своего отца. Она считала это своим долгом, потому что любила
Филиппа Досса.
Майкл смотрел на потоки воды, заливающие ветровое стекло.
- Ты хочешь сказать, что вплоть до самой смерти мой отец... - Он не
договорил.
- Майкл, - ласково произнесла Элиан, - я рассказывала тебе о молитве,
которой меня научили, когда я была совсем маленькой? - Она помолчала. - Да -
это желание, нет - это мечта. Боже, дай мне силы отказаться от "нет" и "да",
а когда-нибудь стать сильной-сильной и вообще обойтись без них.
- Я помню.
- Ей научил меня твой отец. - Он повернулся к ней. - Твой отец, Майкл.
Это была странная молитва, я не поняла ее тогда, но она мне понравилась. И
лишь много лет спустя до меня дошел ее смысл. Это мы - желание и мечта. Наши
родители отказались от собственных, чтобы воплотить их в нас. Твой отец
сделал из тебя солдата, воина. Моя мать поступила со мной так же. Долго я
думала, что это просто совпадение. Но как-то раз мать отвела меня к деду. Я
видела его, когда была совсем ребенком. И вот, когда я прошла полный курс
обучения, он снова со мной встретился. Его слова потрясли меня, они
перевернули весь мой мир. Может быть, с тобой произойдет то же самое. Сейчас
я передам тебе его слова. Ватаро Таки сказал, что долгие годы Митико была
его правой рукой, а Филипп Досс - левой. Но времена изменились, необходимо
прокладывать путь в будущее. Он внимательно посмотрел на меня и добавил:
"Наш путь в будущее - это ты". Он рассказал, почему у меня не японское, а
европейское имя. Это он дал мне его. Для Таки-гуми и для всей Японии я
должна стать дорогой в будущее, и европейское имя - символ перемен. Так он
считал. Он хотел, чтобы Япония вырвалась из пут традиций и старого образа
мышления, из плена косных представлений. Он хотел, чтобы Япония встретила
следующее столетие обновленной и молодой. Она должна прекратить замыкаться
на саму себя и обрести связь с остальным миром. Я уж не говорю о
процветании: это необходимо стране хотя бы для того, чтобы просто выжить.
Так думал Ватаро Таки, и в нас он видел будущее Японии, Майкл.
Элиан взяла руки Майкла и положила их себе на грудь.
- Я передаю тебе слова моего деда. Это должен был бы сделать твой отец,
но его уже нет в живых. Я всего лишь жалкая замена, но кроме меня сейчас
некому сказать тебе эти слова. Мы будущее, Майкл. Нас научили подниматься по
боевой тревоге, которую наши семьи привыкли ждать с минуты на минуту. Мы
желание и мечта.
Она умолкла.
- И вот мы вовлечены в эту войну, - задумчиво сказал Майкл, - в войну,
которая убила моего отца. А я даже не знаю, хочу ли в ней участвовать.
Элиан улыбнулась.
- Я сказала Ватаро то же самое, когда он уговаривал меня, скорее даже
вербовал.
- Но ведь ты говорила, что не состоишь в якудзе.
- Да, я никогда не была в ней. Но и твой отец тоже, что не помешало ему
поступить так, как он поступил.
- И чего же Ватаро хотел от тебя? - спросил Майкл.
- Чтобы я стала его правой рукой, - ответила Элиан. - Он хотел, чтобы я
сохраняла мир между семьями якудзы, не привлекая внимания полиции. Я
понимала, что, сохраняя мир, он стремился удержать за кланом Таки-гуми
лидирующее положение среди семейств якудзы. Мне казалось, что это
невыполнимая задача, особенно для женщины. Но Ватаро был гораздо
дальновиднее. Он обдумал все, и мы вместе создали миф: я воплотила замысел
Ватаро Таки. Я стала Зеро.


Лилиан делала покупки для Евгения Карского. Это доставляло ей громадное
удовольствие. В эти дни, наполненные страхом за детей, Лилиан особенно
хотелось отвлечься от тревожных мыслей.
Карский был высок и худощав, как пловец, и начисто лишен вкуса. Может
быть, Россия и дала миру много полезного, но только не умение одеваться с
лоском.
Они пробежались по Рив Друа. Лилиан отвела Карского к Живанши за
костюмами, у Пьера Бальмена они купили рубашки и куртки, у Эштера -
спортивные костюмы (у Карского, к изумлению Лилиан, их не было). За обувью
заглянули к Роберу Клержери. ("Не будь занудой, дорогой, - сказала Карскому
Лилиан. - Все носят эти туфли, почему бы и тебе не приобщиться?") Галстуки,
носки, платки и прочую мелочь они нашли у Миссони. Когда они закончили,
настала пора обедать. Карский уже совсем изнемогал.
- Господи, - простонал он, - до сих пор я и ведать не ведал, что такое
тяжкий труд.
- Тяжкий труд? - изумилась Лилиан. - Да ведь мы ходили по магазинам
всего пару часов. Мы же встретились после ленча.
- Лучше бы мы отправились с тобой на ленч. Думаю, я чувствовал бы себя
куда спокойнее, не предаваясь этому безумию, именуемому хождением по
магазинам.
- Не валяй дурака, теперь ты самый импозантный шпион во всей Европе.
Он вздрогнул.
- Господи, что ты такое говоришь!
Лилиан рассмеялась.
- Видел бы ты сейчас свое лицо. - Он повернулся к зеркальной витрине
магазина. - Нет, нет. Уже поздно. То выражение уже исчезло.
Карский вздохнул.
- Я представления не имею, куда девать половину всех этих вещей,
которые ты заставила меня купить.
- Я вовсе не заставляла тебя покупать. Ты делал покупки сам и был при
этом на верху блаженства.
Карский опять глубоко вздохнул. Он знал, что Лилиан права. Он и впрямь
не был свободен от частнособственнической психологии, и это его тревожило.
Он вспомнил, как жена постоянно твердила, будто Европа - его любовница. Этим
она хотела сказать, что в Европе он бывает чаще, чем в России. Но разве это
свидетельствует о нелюбви к своей стране?
- Давай где-нибудь пообедаем, - предложил он Лилиан. - Или, по крайней
мере, выпьем. Именно это я собирался предложить тебе сегодня утром по
телефону, а вовсе не беготню по магазинам.
- Отлично. Сам решай где, - ответила Лилиан.
Поймать такси в это время было невозможно, и они поехали на метро.
Карский выбрал марокканский ресторан, который он хорошо знал. Ресторан стоял
в тупике длинной мрачноватой улицы, куда не долетал городской шум. Здесь
собирались большей частью студенты. Карский частенько назначал тут встречи:
в этом ресторане он чувствовал себя свободно и уютно. Его мало заботило
качество подаваемых блюд.
Владельцем ресторана был толстый марокканец с лоснящимся лицом. В
остальном он, впрочем, выглядел вполне чистоплотным. Он встретил их и провел
в дальний угол ресторана. Встречать своих постоянных клиентов, казалось,
являлось смыслом его жизни. Он поразил Лилиан своей необыкновенной
учтивостью и предупредительностью.
Карский, как обычно, сел лицом ко входу. Лилиан расположилась напротив,
с любопытством оглядываясь по сторонам. Она была здесь впервые. Карский
заказал два аперитива.
Лилиан мягко тронула его худую руку.
- Я рада, что мы вместе. В новой одежде ты выглядишь великолепно, ни
дать ни взять истинный европеец. Tu es tres chic, mon coeur.
- Merci, madame.
Официант принес аперитивы. Потягивая их, они наслаждались покоем.
- Мои люди проявили пленки, которые ты мне передала.
- Да? - Лилиан сохранила невозмутимое выражение лица. - Это все, чего
ты хотел?
- И да, и нет.
- Вот как? - Лилиан прищурилась.
- Твои сведения - точное попадание в цель. Основные данные МЭТБ по
тайным операциям на территории СССР. Потенциально это самая разрушительная
информация, которую мы когда-либо получали об американской конспиративной
сети в России. И с этой точки зрения твои сведения бесценны. Но все же мы
ожидали гораздо большего. Те данные, что ты нам передала, - всего лишь
дразнящий намек на куда более радостные открытия.
- Я знаю.
Карский молчал, собираясь с мыслями. Начал болеть правый висок - верный
признак повышенного давления. Стараясь выглядеть спокойным, он наконец
спросил:
- Что ты этим хочешь сказать?
Лилиан улыбнулась.
- Все очень просто. Я дала тебе только то, что сочла нужным дать. Не
больше. - Карский вскинул брови. Глядя ему в глаза, она продолжала: - Уж не
думал ли ты, что я передам тебе все сведения, которые у меня есть и которые
вам так нужны? Это был бы слишком большой риск. К тому же, это означало бы,
что в моей жизни наступают крутые перемены. Я не вернусь в Америку. Я это
уже знала, когда решила добыть необходимые тебе сведения. Ты тоже это
понимал. Но неужели ты все-таки рассчитывал на какой-нибудь иной расклад?
Карский молчал, забыв о стоящем перед ним аперитиве. Наконец он
медленно заговорил:
- Я ожидал... - Он запнулся, едва сдерживая гнев. - Я полагал, что ты
действуешь из соображений более высоких, например, из чувства долга.
- Долга? - Лилиан рассмеялась ему в лицо.
- Да, - упрямо повторил Карский, - долга. - Он старался говорить
холодно и отрешенно. - Я всегда понимал, что есть высокие идеи, которым
стоит служить. Мне показалось, что и ты понимаешь это. Мы ведем войну, войну
без оружия и войск. Мы ведем войну идей, мы боремся за свободу...
- Прекрати, - Лилиан произнесла эти слова так резко, что он осекся. -
Ты бы еще упомянул о призраках Маркса и Ленина. Ты ошибся, если полагал, что
я работаю на тебя из идейных соображений.
Карский краем глаза увидел подходившего официанта и жестом отослал его.
- Какие же у тебя были причины?
- Личные, дорогой. Работая на тебя все эти годы, я получала редкое
наслаждение, потому что ненавидела людей, с которыми жила, - отца, мужа,
Джоунаса. Да, я ненавидела их и ненавидела очень давно. Ты спросишь меня,
почему я не ушла от Филиппа. Радость мщения была сильнее. Мой брак служил
прекрасным прикрытием для шпионажа. И для тебя, дорогой. Ну, а поскольку за
любое удовольствие приходится платить, то я и рассматривала свой брак как
такую вот плату, состоявшую в том, что в течение десятилетий я вынуждена
была смотреть, как муж изменяет мне. Он так и не перестал встречаться с этой
японской сукой Митико Ямамото.
- Если ты так ненавидела своего мужа, - раздраженно сказал Карский, -
то его увлечения не должны были тебя волновать.
Лилиан, увидев, что сумела перевести разговор на себя, на собственную
личность, сказала более доверительным тоном:
- Они волновали меня, Евгений. Еще как. Я горда, я очень горда. Я хочу,
чтобы меня любили, чтобы обо мне заботились, чтобы наконец я чувствовала,
что нужна. Этого хочет каждая женщина. Тебе не понять, какая это мука - быть
женой человека, которому ты до лампочки.
Карский через силу улыбнулся. Казалось, его лицо пошло трещинами от
сделанного усилия.
- У тебя был я. Со мной ты имела все, что тебе требовалось.
- Да. - Она коснулась его руки. - В тебе я нашла то, чего была лишена
долгие годы. После нескольких часов, проведенных с тобой, возвращение домой
к Филиппу было особенно мучительным.
Польщенный, он улыбнулся и нежно погладил ее руку - так, как делал это
в постели.
- Прекрасно, когда мужчина нуждается в тебе, - сказала Лилиан
задумчиво. - Это подобно оазису посреди пустыни. Ты спас мою жизнь, Евгений,
в буквальном смысле спас.
Карский прижал ее руку к губам.
- Чем был бы без тебя Париж? - Он улыбнулся. - Но вернемся к началу
нашего разговора. Где остальные сведения?
- Все спрятано в очень надежном месте. Тебе не стоит беспокоиться. Я
собираюсь передать тебе все, что у меня есть. В конце концов, я обещала. А я
человек слова. - Лилиан нахмурилась. - Однако мне необходимо вознаграждение.
Это ведь долгое и трудное дело, риск велик. Но я с охотой пошла на него.
- Но почему? - спросил Карский. Он выглядел вконец сбитым с толку. - Ты
хочешь сказать, что предала свою страну только из ненависти к нескольким
людям?
- Только? Ты считаешь, это недостаточно веская причина? По-твоему, люди
идут на предательство лишь во имя идеалов марксизма-ленинизма?
- Да, я так считаю. Ведь именно эти идеалы привели к самым славным
революциям в мире. Вспомни те книги, которые я тебе давал. Вспомни.
- Я их прекрасно помню. Ты недооцениваешь меня, я провела немало
бессонных ночей над этими книгами. Я много размышляла, пытаясь понять, что
значат для меня эти идеалы. Но я пришла к выводу, что по большому счету нет
разницы между Вашингтоном и Кремлем. Власть развращает - любая власть,
Евгений. В истории человечества это, возможно, единственная истина.
Стремление к абсолютной власти и развращает абсолютно. Это утверждение верно
как в Вашингтоне, так и в Москве.
- Ты не права, - возразил Карский, - совершенно не права.
- Вот как? Посмотри на себя, Евгений. Ты утверждаешь, что предан
марксизму. Я верю тебе. Но при всей твоей преданности идеалам, ты привержен
Западу, его образу жизни. Взгляни, что на тебе надето. Лучшие парижские
модели.
- Это ты потащила меня по магазинам.
- Но я вовсе не заставляла тебя покупать все эти прекрасные костюмы,
рубашки и галстуки. Это ты покупал, ты платил за них. - Лилиан покачала
головой, - И ты получал от этого удовольствие. Ты просто обожаешь бывать в
Париже. Ты предпочитаешь жить здесь, а не в России.
- Я люблю Россию. - Разговор принял неприятный оборот, Карский не мог
понять, почему он вынужден защищаться. - Я люблю Россию. Я люблю Москву. Я
люблю Одессу, особенно весной.
- Ты знаешь, что писал Генри Джеймс о Париже? - спросила Лилиан, не
слушая его возражений. - "Париж - это величайший храм, когда-либо
построенный для плотских наслаждений". И именно в этом храме ты преклоняешь
колени. Именно Парижу ты поклоняешься, Евгений.
- Я никогда не отрицал, что люблю Париж.
- Ну, а твой дом? Ты ведь живешь не в тесной однокомнатной квартире, а
твои соседи - вовсе не любимые тобой пролетарии, не так ли? - Она посмотрела
ему в глаза.
- Нет, - ответил Карский.
- Разумеется, нет. Наверняка ты живешь в прекрасном доме, населенном
руководящими партийными работниками. У тебя вполне респектабельные соседи. В
твоей квартире хватает места. Возможно даже, что из окон открывается хороший
вид. В квартире светло и просторно. Разве не так?
- Описание довольно точное.
- Образец социализма, - саркастически заметила Лилиан. - Праведный
последователь Ленина.
Она открыла свою сумочку и швырнула через стол несколько сложенных
листов.
- Что это? - Он посмотрел на них, как на разворошенное гнездо
скорпионов.
- Это то, что мне причитается, - спокойно сказала Лилиан. - То, что
твоя страна должна мне. То, что ты должен мне.
- Чушь, - резко ответил Карский. - Перестань упрямиться и играть. Отдай
всю остальную информацию, и закончим на этом.
- Я говорю вполне серьезно. Может быть, ты хочешь получить то, что
требуешь, силой?
Он погладил ее так, как она больше всего любила. Лилиан вздохнула и
цинично спросила:
- Ты полагаешь, я люблю тебя настолько сильно, что исполню любую твою
просьбу?
Когда Карский заговорил, он не смог совладать со своим голосом:
- Думаю, ты все-таки не отдаешь себе отчета в том, насколько серьезно
то, что ты делаешь.
- Не стоит мне угрожать, Евгений. Я сделана из достаточно прочного
материала. Если ты попробуешь нанести мне хоть какой-нибудь вред, то никогда
не получишь этих бесценных сведений.
На мгновение их взгляды встретились, потом Карский нацепил очки и
развернул сложенные листы. Это были два документа, в трех экземплярах
каждый. Прочитав первый, Карск поднял глаза и внимательно посмотрел на
Лилиан. Он начал понимать, что серьезно недооценивал ее.
- То, что здесь написано, - сказал он, - не имеет никакого отношения к
твоей мести.
- Месть - мое личное дело, - ответила Лилиан. - Здесь же речь идет
только о деловой стороне.
- Понятно. - Он еще раз пробежал глазами листок. - Таких требований в
нашей стране не услышишь даже в сумасшедшем доме.
- Я же сказала, что не вернусь в Америку. Даже при всем желании я уже
просто никогда не смогу этого сделать. Но моя жизнь не кончена, кое-что еще
осталось. Я хочу быть счастливой.
Карский медленно снял очки.
- Ты хочешь... - он помолчал. - Ты хочешь иметь свой собственный отдел
в КГБ. Ты хочешь в течение года после приезда в Москву стать членом
Политбюро. Это же невозможно.
- В этом мире нет ничего невозможного, - улыбнулась Лилиан. - Вспомни о
тех сведениях, которые у меня есть. Их цена очень высока.
- Я понимаю, но Политбюро... Господи, да ведь существует определенный
порядок. Вся процедура выборов занимает долгие годы. Пойми, это невозможно.
К тебе будут присматриваться, тебя будут проверять.
- Меня могут счесть троянским конем, засланным американцами? - Она
рассмеялась. - И это после того, как в Кремле прочтут мои данные, точнее,
твои данные? Это ведь твоя операция. Ты полагаешь, у кого-то могут остаться
сомнения на мой счет? Подумай о важности этой информации. Каждый час
промедления на руку американцам.
Карский нахмурился и резко спросил:
- Что ты имеешь в виду? Ты что, все испортила? Американцам известно о
том, что ты сделала? Ты ведь уверяла меня, будто никто не узнает об утечке
информации по крайней мере неделю.
- Все так и есть. Но я оставила электронную карточку вызова. Люди из
МЭТБ еще не выяснили, кто выдал информацию о разведсети в России, но они
наверняка знают, что она исчезла.
- О Боже.
Карский сжал ладонями виски. Боль запульсировала и стала сильней.
- Подпиши соглашение, - дружелюбно посоветовала Лилиан. - У тебя есть
на это все полномочия. Я знаю, что есть.
Он взглянул на нее.
- Да, знаю. Я все о тебе знаю, Евгений. Даже о том, что у тебя нет
сестры по имени Мими. У тебя вообще нет сестры. Ты ведь не был уверен во
мне, когда бежал из Токио много лет назад. Да, это мой звонок спас тебя от
Филиппа и Джоунаса. Ты потерял связь со мной. Прошли годы, мы опять
встретились. Но ты не знал, что у меня на уме сейчас, и поэтому заслал ко
мне под видом своей сестры агента КГБ.
Карскому казалось, что она видит его насквозь.
- Как давно ты знаешь, что я тебя использую?
- С момента моего возвращения в Вашингтон после первой встречи с Мими.
Именно тогда я проникла в компьютер МЭТБ и обнаружила твое досье.
Карский подумал, что, возможно, цена, которую она просит, и не столь уж
неприемлема. У Лилиан блестящий ум. Она на деле доказала, что великолепно
приспособлена к подпольной работе.
- Хорошо, - сказал он, достал ручку и подписал все три экземпляра.
Лилиан протянула руку.
- Себе я оставлю два.
Карск передал листы.
- Для чего третий?
- Я отправлю его в один из банков Лихтенштейна. В Швейцарии банки с
недавних пор перестали оберегать свои секреты так же ревностно, как встарь.
Если ты поведешь двойную игру, это соглашение будет отправлено во все
крупнейшие газеты мира.
Карский рассмеялся.
- Это ничего не даст.
Лилиан кивнула.
- Соглашение само по себе ничего не будет значить. Но вместе с
доказательствами того, что именно ты убил Гарольда Мортена Силверса,
полковника армии США, руководителя дальневосточного отдела ЦРУ, оно наделает
немало шуму. - Ей показалось, что Карский сейчас потеряет сознание.
- Да, - спокойно подтвердила Лилиан, - я знаю и это. Но больше ни у
кого нет даже подозрений на твой счет. Я знала гораздо больше Филиппа и
Джоунаса. Я знала, где тебя не было в ночь убийства Силверса. И знала, где
ты находился. Если со мной в Москве что-нибудь случится, об этом эпизоде
твоей карьеры узнают все. И вот тогда твои дни будут сочтены. Американцы не
успокоятся, пока не уничтожат тебя. Но стоит ли нам думать о такой мрачной
перспективе? - Лилиан слабо улыбнулась и кивнула на второй документ. - Есть
кое-что еще. Взгляни.
Карский снова надел очки. Казалось, его уже ничем не удивишь, но от
прочитанного у него вновь перехватило дыхание. Он поднял голову.
- Это чудовищно! Ты не можешь этого требовать!
- И тем не менее.
- Но зачем?
- Ты любишь свою жену, Евгений? - Лилиан прищурилась.
- Конечно. Я привязан к ней.
- Не ожидала подобного ответа от несгибаемого рыцаря плаща и кинжала.
Это скорее ответ бухгалтера.
- Это всего лишь правда.
- Пожалуй, я должна привить тебе не только чувство стиля, - усмехнулась
она. - Подпиши этот документ, Евгений, и ты получишь нечто большее, чем
слава самого выдающегося русского шпиона. - Она нежно улыбнулась. - Ты
получишь меня.
- Но развод... - Карск никогда не думал о таком повороте. Он всегда
считал, что ложь о жене надежно предохранит его от всяких передряг вроде
этой. До него вдруг дошло, какие серьезные перемены должны произойти в жизни
Лилиан.
Словно читая его мысли, она сказала:
- Нам будет, что вспомнить, Евгений. Наша страсть была прекрасна.
Исступленная и нежная одновременно. Я люблю Париж так же, как и ты. Я