Страница:
– Ты всегда охотишься на лягушек с крупнокалиберным ружьем? – усмехнулся Дуэйн.
– Это самый гуманный путь, – ответил Эдди. – Просто стреляешь под них, вот и все.
Он прицелился и выстрелил в толстую лягушку.
От выстрела грязь разлетелась во все стороны, подбросив в воздух ярдов на десять бедное земноводное, которое упало и осталось неподвижно лежать.
– Вот видишь, я даже не зацепил ее, – улыбнулся Эдди. – Просто она в шоке. Если бы я захотел, то мог легко ухлопать ее, бросить в мешок и привезти домой. Она могла бы дать отличное потомство.
– Я не знал, что ты разводишь лягушек-быков, – сильно удивился Дуэйн.
– Я не развожу, хотя мог бы.
– Тебе придется разводить, чтобы не протянуть ноги, – если ты немедленно не запустишь этот генератор, – предупредил Дуэйн. – Я плачу этим ребятам не за то, чтобы они дрыхли.
– Генератор надо разбирать, а я мало что в этом смыслю, – бросил Эдди через плечо, прицеливаясь. Раздался выстрел, и новая жертва взлетела вверх. – Ладно, пойду посмотрю, в чем там дело.
– У нас странная нефтяная компания, – задумчиво проговорил Дуэйн. – Жаль, что лягушки-быки – не слишком прибыльное дело.
Он поднялся и зашагал обратно к скважине. Рабочие продолжали спать. Сев в кабину, Дуэйн изо всех сил нажал на клаксон. Нефтяники тут же вскочили, шатаясь от жары.
Дуэйн подъехал поближе. Они уже продирали глаза.
– Если генератор не заработает в ближайшие пять минут, всех уволю к чертовой матери! – прорычал он. – И чтобы впредь не смели мне врать про проволоку.
Вскоре, трясясь на кочках по пути домой, он услышал грохот генератора.
ГЛАВА 13
ГЛАВА 14
ГЛАВА 15
– Это самый гуманный путь, – ответил Эдди. – Просто стреляешь под них, вот и все.
Он прицелился и выстрелил в толстую лягушку.
От выстрела грязь разлетелась во все стороны, подбросив в воздух ярдов на десять бедное земноводное, которое упало и осталось неподвижно лежать.
– Вот видишь, я даже не зацепил ее, – улыбнулся Эдди. – Просто она в шоке. Если бы я захотел, то мог легко ухлопать ее, бросить в мешок и привезти домой. Она могла бы дать отличное потомство.
– Я не знал, что ты разводишь лягушек-быков, – сильно удивился Дуэйн.
– Я не развожу, хотя мог бы.
– Тебе придется разводить, чтобы не протянуть ноги, – если ты немедленно не запустишь этот генератор, – предупредил Дуэйн. – Я плачу этим ребятам не за то, чтобы они дрыхли.
– Генератор надо разбирать, а я мало что в этом смыслю, – бросил Эдди через плечо, прицеливаясь. Раздался выстрел, и новая жертва взлетела вверх. – Ладно, пойду посмотрю, в чем там дело.
– У нас странная нефтяная компания, – задумчиво проговорил Дуэйн. – Жаль, что лягушки-быки – не слишком прибыльное дело.
Он поднялся и зашагал обратно к скважине. Рабочие продолжали спать. Сев в кабину, Дуэйн изо всех сил нажал на клаксон. Нефтяники тут же вскочили, шатаясь от жары.
Дуэйн подъехал поближе. Они уже продирали глаза.
– Если генератор не заработает в ближайшие пять минут, всех уволю к чертовой матери! – прорычал он. – И чтобы впредь не смели мне врать про проволоку.
Вскоре, трясясь на кочках по пути домой, он услышал грохот генератора.
ГЛАВА 13
На обратном пути Дуэйн миновал большой дом, где остановилась Джейси Фэрроу. Сложенный из самана, он издали сливался с каменистым выступом, на котором стоял. До сих пор, насколько было известно Дуэйну, никто из Талиа не бывал в нем. Дэнни Дек, киносценарист, построил его почти пятнадцать лет назад. Бригада индейцев из Нью-Мексико, знавшая секреты обращения с этим материалом, жила около года в домах-прицепах, сооружая роскошный особняк.
Фасадом дом выходил в долину, которую местные жители называли Долиной Грусти. Много-много лет тому назад в этой долине индейцы торговали пленными. Не одна тягостная сцена была разыграна там. На почтовом ящике вблизи дома было выведено: Лос Долорес.
Когда дом был возведен, весь округ охватило сильное возбуждение. Прошел слух, что на пороге особняка видели кинозвезд. Бобби Ли клялся, что в одной машине, промчавшейся по городу, успел заметить Стива Макквина.
Но слухи оставались слухами. Никому не удалось точно установить, что Стив Макквин или другая звезда экрана посетили особняк или даже побывали в округе.
Местный почтальон жаловался, что в Лос Долорес поступает писем больше, чем всем вместе взятым жителям его участка. Иногда из большого ящика для писем (сложенного также из самана) почта вынималась регулярно; в другое время он был забит до отказа, и тогда она неделями и даже месяцами скапливалась в отделении, пока не появлялся сам сценарист.
За его домом никто не следил, и никто не убирал во дворе, где летом буйно цвела сорная трава. Самого Дэнни Дека в Талиа никто не видел. Рабочие, отправлявшиеся в ночную смену, порой замечали огни в доме. Затем на многие месяцы здание опять погружалось в темноту.
Возбуждение, которое царило в первое время после открытия дома, с тех пор заметно поутихло. Люди, приезжавшие сюда в дни нефтяного бума, даже не догадывались о его существовании. В том месте, где расположился дом, осталось несколько твердолобых ковбоев, да и тех видели не чаще, чем Дэнни Дека.
Перед возвращением Джейси единственным человеком, проявившим интерес к Лос Долорес, оказалась Карла, которая захотела приобрести этот дом.
– Я уверена, что он продаст дом, если ты дашь за него хорошую цену, Дуэйн, – повторяла она мужу каждый месяц в течение двух лет, когда они были при больших деньгах.
– Откуда ты знаешь, что он продаст его? Вы даже незнакомы.
– Нет, раз я его видела. Мы вместе заправлялись на одной бензоколонке. Он такой доброжелательный мужчина.
– Это совсем не означает, что он собирается продавать свой дом.
– Дуэйн, попроси – тебя не убудет.
Она часто проезжала мимо Лос Долорес, хотя ей там делать было нечего. Вблизи саманного особняка редко кто появлялся, если не считать редких буровиков да двух-трех ковбоев. Карла, однако, надеялась, что в один прекрасный день Дэнни будет стоять перед своим домом. Если он махнет ей рукой, она в ответ тоже помашет ему. Затем, может быть, они снова остановятся у той же бензоколонки и заведут разговор.
Карла гордилась своим умением разговорить кого угодно. Порой она заговаривала с абсолютно незнакомыми людьми и жаждала общения с Дэнни Деком. До этого Карла никогда не встречала ни одного писателя, если не считать репортеров, которые освещали проблемы нефтяной промышленности в разных техасских газетах. На основании мимолетного впечатления (все на той же бензозаправочной станции) она была убеждена, что они понравятся друг другу. Выпадали недели, когда она по три или четыре раза наведывалась на Лос Долорес в надежде увидеть его, слоняющегося без дела во дворе.
– Там же нет никакого двора, – как-то раз удивленно заметил Дуэйн. – Дом стоит на камне.
Отсутствие хорошей лужайки перед домом, между прочим, служило предметом недовольства проезжавших мимо дома Дэнни Дека. В Талиа даже самое скромное жилище имело участок с бермудской травой. Дома же с достатком были окружены подстриженными зелеными лужайками.
Лос Долорес, обошедшийся его хозяину в сотни тысяч долларов, зарос сорной травой и ракитником. Это был единственный дом в городе без зеленой лужайки, что страшно не нравилось определенным кругам.
– Я рада, что он стоит на отшибе. Этот человек, должно быть, со странностями, если у него нет лужайки, – заявила Ванда Хоукинс. Ванда, жена первого и последнего в городе страхового агента, одно время была лучшей подругой Карлы.
– Там может быть внутренний дворик – патио. Дом-то вон какой большой, – заметила Карла. Несмотря на то, что Дэнни не прогуливался за пределами дома, как ей того хотелось, Карла вставала на его защиту. Она защищала его яростно даже от самых робких критических высказываний со стороны своей подруги.
– У меня есть внутренний дворик и лужайка тоже, – указывала ей на это Ванда. – Я просто не знаю, что и думать о людях, которые не могут позволить себе приличной лужайки. Никакого к себе уважения!
– Ракитник хорошо смотрится издалека, – отвечала Карла, не желая ни в чем уступать Ванде.
В душе она все больше и больше негодовала, почему Денни Дек не появляется. Карла так часто прокручивала в голове их разговор, что не на шутку злилась, видя, что этому разговору не суждено сбыться. А разговор этот в ее представлении начинался всегда у бензоколонки и заканчивался тем, что они становились друзьями и он соглашался продать свой дом.
Однако шли месяцы, а Дэнни не появлялся. Однажды, оказавшись поблизости, она решила позвонить в дверь под благовидным предлогом: у ее отца пересажена почка, и ему срочно требуется консультация врача. Ее отец скончался несколько лет назад, но она порой воскрешала и безжалостно эксплуатировала его образ.
Лос Долорес не был снабжен обычным дверным колокольчиком. Его роль выполняло небольшое переговорное устройство. Когда в нем что-то зашипело, Карла быстро проговорила:
– Привет! Я – Карла Мур. У меня возникла острая необходимость позвонить. Разрешите воспользоваться вашим телефоном.
Ответом ей было прекращение шипения, но из дома так никто и не вышел.
Карле хотелось рвать и метать. Как-никак, а приблизиться к переговорному устройству и произнести несколько слов – это тоже требовало определенного мужества. Карла не любила попусту растрачивать нервы: они требовались ей для управления собственным домом. Несколько дней она пребывала в отвратительном настроении.
– Напиши ему письмо, – предложил Дуэйн.
– Заткнись! – огрызнулась она.
– Это всего-навсего мое предложение, – усмехнулся Дуэйн. – А вдруг мужчина страдает робостью.
– Если он слишком робок, чтобы открыть дверь, значит, он слишком робок и для меня, – изрекла Карла. – Он мог бы, по крайней мере, нанять привратника, который отвечал бы, где находится его хозяин.
Ванда пришла в ужас, когда узнала, что Карла отважилась отправиться к незнакомому мужчине.
– Тебя могли бы затащить внутрь и изнасиловать, – прошептала она. – Я никогда не звоню в дверь незнакомым людям.
– Ну, я хотя бы посмотрела дом, – заметила спокойно Карла.
Она еще долго пребывала в дурном расположении духа. Больше всего ее бесило то, что существует дом, который она не может купить. Дом, который мог бы идеально подойти ей.
– Он мог бы продать его мне, – не сдавалась Карла. – Все в округе считают, что он с приветом.
– Боюсь, что ему на них наплевать, – сказал Дуэйн. – Он никого не знает.
– Он узнал бы меня, если бы сидел дома, – заметила Карла.
– Почему бы тебе не прикрепить записку к его двери? – предложил Дуэйн. – Это привлекло бы его внимание.
– Пожалуй, я так и сделаю, – задумчиво проговорила Карла. – Я укажу в ней цену в полмиллиона. Посмотрим, как он прореагирует.
Дуэйн замолчал. Он частенько предлагал заведомо смешные вещи жене лишь для того, чтобы она немедленно занялась их претворением в жизнь.
Несколько недель Карла ничего не говорила на эту тему, и Дуэйн подумал, что у жены пропал к ней интерес. Но он ошибался. У Карлы был друг, которого звали Рэнди Ройт и с которым она флиртовала. Рэнди летал на вертолете, доставляя инвесторов и нефтяных магнатов на отдаленные скважины, и у Карлы появилась блестящая мысль нанять Рэнди и пролететь с ним над Лос Долорес.
– Там есть не только внутренний дворик, но и бассейн, – доложила она, вернувшись из полета. Ее глаза сияли. Дуэйн, всегда недолюбливавший Рэнди Ройта, теперь его возненавидел.
– Ты не проверяла, сколько в нем спален? – спросил он. – Там есть, кстати, твои любимые кровати?
Карла была страстной поклонницей кроватей с матрасами из синтетической пленки, наполненными водой, и с подогревом. Она купила первый же экземпляр новинки, появившейся в Талиа, и с тех пор приобрела их штук пятьдесят.
– Дуэйн, ты ревнуешь?
– Скорее, желаю улучшить твой вкус.
– Рэнди – самый красивый пилот в северном Техасе, – рассмеялась Карла. – Для твоего успокоения – мы не приземлялись. Тебе бы понравилось, если бы кто-то сел в твоем дворе?
– Я даже не знаю, есть ли он у нас, – ответил Дуэйн, глядя из окна на лужайку. По меркам Карлы, это была довольно скромная лужайка с подстриженной травой. Летом она бережно поливала ее каждый день, и из бермудской травы получился неплохой газон, правда, с великолепным урожаем колючек.
– Нет, у нас его нет. Но в новом доме обязательно появится.
Фасадом дом выходил в долину, которую местные жители называли Долиной Грусти. Много-много лет тому назад в этой долине индейцы торговали пленными. Не одна тягостная сцена была разыграна там. На почтовом ящике вблизи дома было выведено: Лос Долорес.
Когда дом был возведен, весь округ охватило сильное возбуждение. Прошел слух, что на пороге особняка видели кинозвезд. Бобби Ли клялся, что в одной машине, промчавшейся по городу, успел заметить Стива Макквина.
Но слухи оставались слухами. Никому не удалось точно установить, что Стив Макквин или другая звезда экрана посетили особняк или даже побывали в округе.
Местный почтальон жаловался, что в Лос Долорес поступает писем больше, чем всем вместе взятым жителям его участка. Иногда из большого ящика для писем (сложенного также из самана) почта вынималась регулярно; в другое время он был забит до отказа, и тогда она неделями и даже месяцами скапливалась в отделении, пока не появлялся сам сценарист.
За его домом никто не следил, и никто не убирал во дворе, где летом буйно цвела сорная трава. Самого Дэнни Дека в Талиа никто не видел. Рабочие, отправлявшиеся в ночную смену, порой замечали огни в доме. Затем на многие месяцы здание опять погружалось в темноту.
Возбуждение, которое царило в первое время после открытия дома, с тех пор заметно поутихло. Люди, приезжавшие сюда в дни нефтяного бума, даже не догадывались о его существовании. В том месте, где расположился дом, осталось несколько твердолобых ковбоев, да и тех видели не чаще, чем Дэнни Дека.
Перед возвращением Джейси единственным человеком, проявившим интерес к Лос Долорес, оказалась Карла, которая захотела приобрести этот дом.
– Я уверена, что он продаст дом, если ты дашь за него хорошую цену, Дуэйн, – повторяла она мужу каждый месяц в течение двух лет, когда они были при больших деньгах.
– Откуда ты знаешь, что он продаст его? Вы даже незнакомы.
– Нет, раз я его видела. Мы вместе заправлялись на одной бензоколонке. Он такой доброжелательный мужчина.
– Это совсем не означает, что он собирается продавать свой дом.
– Дуэйн, попроси – тебя не убудет.
Она часто проезжала мимо Лос Долорес, хотя ей там делать было нечего. Вблизи саманного особняка редко кто появлялся, если не считать редких буровиков да двух-трех ковбоев. Карла, однако, надеялась, что в один прекрасный день Дэнни будет стоять перед своим домом. Если он махнет ей рукой, она в ответ тоже помашет ему. Затем, может быть, они снова остановятся у той же бензоколонки и заведут разговор.
Карла гордилась своим умением разговорить кого угодно. Порой она заговаривала с абсолютно незнакомыми людьми и жаждала общения с Дэнни Деком. До этого Карла никогда не встречала ни одного писателя, если не считать репортеров, которые освещали проблемы нефтяной промышленности в разных техасских газетах. На основании мимолетного впечатления (все на той же бензозаправочной станции) она была убеждена, что они понравятся друг другу. Выпадали недели, когда она по три или четыре раза наведывалась на Лос Долорес в надежде увидеть его, слоняющегося без дела во дворе.
– Там же нет никакого двора, – как-то раз удивленно заметил Дуэйн. – Дом стоит на камне.
Отсутствие хорошей лужайки перед домом, между прочим, служило предметом недовольства проезжавших мимо дома Дэнни Дека. В Талиа даже самое скромное жилище имело участок с бермудской травой. Дома же с достатком были окружены подстриженными зелеными лужайками.
Лос Долорес, обошедшийся его хозяину в сотни тысяч долларов, зарос сорной травой и ракитником. Это был единственный дом в городе без зеленой лужайки, что страшно не нравилось определенным кругам.
– Я рада, что он стоит на отшибе. Этот человек, должно быть, со странностями, если у него нет лужайки, – заявила Ванда Хоукинс. Ванда, жена первого и последнего в городе страхового агента, одно время была лучшей подругой Карлы.
– Там может быть внутренний дворик – патио. Дом-то вон какой большой, – заметила Карла. Несмотря на то, что Дэнни не прогуливался за пределами дома, как ей того хотелось, Карла вставала на его защиту. Она защищала его яростно даже от самых робких критических высказываний со стороны своей подруги.
– У меня есть внутренний дворик и лужайка тоже, – указывала ей на это Ванда. – Я просто не знаю, что и думать о людях, которые не могут позволить себе приличной лужайки. Никакого к себе уважения!
– Ракитник хорошо смотрится издалека, – отвечала Карла, не желая ни в чем уступать Ванде.
В душе она все больше и больше негодовала, почему Денни Дек не появляется. Карла так часто прокручивала в голове их разговор, что не на шутку злилась, видя, что этому разговору не суждено сбыться. А разговор этот в ее представлении начинался всегда у бензоколонки и заканчивался тем, что они становились друзьями и он соглашался продать свой дом.
Однако шли месяцы, а Дэнни не появлялся. Однажды, оказавшись поблизости, она решила позвонить в дверь под благовидным предлогом: у ее отца пересажена почка, и ему срочно требуется консультация врача. Ее отец скончался несколько лет назад, но она порой воскрешала и безжалостно эксплуатировала его образ.
Лос Долорес не был снабжен обычным дверным колокольчиком. Его роль выполняло небольшое переговорное устройство. Когда в нем что-то зашипело, Карла быстро проговорила:
– Привет! Я – Карла Мур. У меня возникла острая необходимость позвонить. Разрешите воспользоваться вашим телефоном.
Ответом ей было прекращение шипения, но из дома так никто и не вышел.
Карле хотелось рвать и метать. Как-никак, а приблизиться к переговорному устройству и произнести несколько слов – это тоже требовало определенного мужества. Карла не любила попусту растрачивать нервы: они требовались ей для управления собственным домом. Несколько дней она пребывала в отвратительном настроении.
– Напиши ему письмо, – предложил Дуэйн.
– Заткнись! – огрызнулась она.
– Это всего-навсего мое предложение, – усмехнулся Дуэйн. – А вдруг мужчина страдает робостью.
– Если он слишком робок, чтобы открыть дверь, значит, он слишком робок и для меня, – изрекла Карла. – Он мог бы, по крайней мере, нанять привратника, который отвечал бы, где находится его хозяин.
Ванда пришла в ужас, когда узнала, что Карла отважилась отправиться к незнакомому мужчине.
– Тебя могли бы затащить внутрь и изнасиловать, – прошептала она. – Я никогда не звоню в дверь незнакомым людям.
– Ну, я хотя бы посмотрела дом, – заметила спокойно Карла.
Она еще долго пребывала в дурном расположении духа. Больше всего ее бесило то, что существует дом, который она не может купить. Дом, который мог бы идеально подойти ей.
– Он мог бы продать его мне, – не сдавалась Карла. – Все в округе считают, что он с приветом.
– Боюсь, что ему на них наплевать, – сказал Дуэйн. – Он никого не знает.
– Он узнал бы меня, если бы сидел дома, – заметила Карла.
– Почему бы тебе не прикрепить записку к его двери? – предложил Дуэйн. – Это привлекло бы его внимание.
– Пожалуй, я так и сделаю, – задумчиво проговорила Карла. – Я укажу в ней цену в полмиллиона. Посмотрим, как он прореагирует.
Дуэйн замолчал. Он частенько предлагал заведомо смешные вещи жене лишь для того, чтобы она немедленно занялась их претворением в жизнь.
Несколько недель Карла ничего не говорила на эту тему, и Дуэйн подумал, что у жены пропал к ней интерес. Но он ошибался. У Карлы был друг, которого звали Рэнди Ройт и с которым она флиртовала. Рэнди летал на вертолете, доставляя инвесторов и нефтяных магнатов на отдаленные скважины, и у Карлы появилась блестящая мысль нанять Рэнди и пролететь с ним над Лос Долорес.
– Там есть не только внутренний дворик, но и бассейн, – доложила она, вернувшись из полета. Ее глаза сияли. Дуэйн, всегда недолюбливавший Рэнди Ройта, теперь его возненавидел.
– Ты не проверяла, сколько в нем спален? – спросил он. – Там есть, кстати, твои любимые кровати?
Карла была страстной поклонницей кроватей с матрасами из синтетической пленки, наполненными водой, и с подогревом. Она купила первый же экземпляр новинки, появившейся в Талиа, и с тех пор приобрела их штук пятьдесят.
– Дуэйн, ты ревнуешь?
– Скорее, желаю улучшить твой вкус.
– Рэнди – самый красивый пилот в северном Техасе, – рассмеялась Карла. – Для твоего успокоения – мы не приземлялись. Тебе бы понравилось, если бы кто-то сел в твоем дворе?
– Я даже не знаю, есть ли он у нас, – ответил Дуэйн, глядя из окна на лужайку. По меркам Карлы, это была довольно скромная лужайка с подстриженной травой. Летом она бережно поливала ее каждый день, и из бермудской травы получился неплохой газон, правда, с великолепным урожаем колючек.
– Нет, у нас его нет. Но в новом доме обязательно появится.
ГЛАВА 14
После полета на вертолете Карла быстро потеряла интерес к Лос Долорес.
– Дом расползся, – пожаловалась она. – Минерва при всем старании не управлялась бы с ним, даже если бы очень захотела.
На следующий год они приобрели уютное ранчо в красивой долине к северо-западу от города. Карла сменила Рэнди Ройта на говорливого молодого архитектора из Форт-Уэрта, который вскоре спроектировал дом, в который они переехали.
Дуэйн несколько раз напоминал жене, что она отвергла Лос Долорес на том основании, что он расползся, и Минерве в нем не убраться. Новый дом, построенный из кирпича и оштукатуренный снаружи, был еще больше чем Лос Долорес, и занимал площадь в двенадцать тысяч квадратных футов.
– Мне казалось, что тебе хочется дом из самана, – как-то раз заметил Дуэйн. – Ты же годами мечтала о нем.
– Я не хочу, чтобы этот писатель думал, что я копирую его, – ответила Карла.
– Он и не слышал о тебе, – сказал Дуэйн. – Чего ему беспокоиться, какой у тебя дом?
– Артур утверждает, что итальянский стиль более привлекателен, – возразила Карла. Артуром звали ее архитектора.
– Нам следовало бы построить два дома, – продолжал Дуэйн. – Один для нас, а второй для детей и внуков. И чтобы между ними было не меньше пяти миль.
– Дуэйн, ты зря не прочел статью, которую я тебе показывала, где говорилось о том, что детей надо приучать к дисциплине с пеленок, – сказала Карла. – Если бы ты действительно занимался их воспитанием, они не выросли бы такими.
– Если ты веришь, что нашим детям требуется дисциплина, то поверишь чему угодно, – ответил Дуэйн. – Все же два раздельных дома – стоящая идея.
Но вскоре он отказался от этой задумки, как и от всех других, имеющих отношение к строительству дома. Карла никого не хотела слушать, за исключением Артура, ее нового любовника-раба. В результате появился дом на вершине каменного утеса. Он имел несколько крыльев, по одному на каждого ребенка. Однако дети игнорировали свои просторные апартаменты, шумно проводя большую часть времени в комнате рядом с кухней.
– Идите и кричите в своих комнатах! – порой пытался приструнить их Дуэйн. – Мы отгрохали этот дом для того, чтобы вы могли орать каждый в своей комнате.
– Когда я кричу в своей комнате, мне страшно, – призналась Джулия. – Она такая большая, что я слышу эхо.
– Я ненавижу этот дом, – заявил Джек. – Ты не должен был строить его на отшибе. Нам не с кем поиграть.
– Дом тут ни при чем, – возразил Дуэйн. – Дело в том, как ты играешь.
Не далее как на прошлой неделе они заманили к себе маленького мальчика, связали его по рукам и ногам и бросили в бассейн.
– Мы хотели проверить, может ли он совершать чудеса, – принялся оправдываться Джек. – Мы сказали ему, что он Гудини. Кроме того, мы знаем, как спасать тонущих.
– Тогда почему не спасали? – спросил Дуэйн. – Минерве пришлось прыгать в одежде и вытаскивать его из воды.
– Он плохой мальчик, – добавил Джек. – Любит постоянно огрызаться и все такое.
– Мы с матерью все время грыземся, но я не пытаюсь ее утопить.
– А Артур – зануда! – выпалила Джулия. – Он вечно носит дурацкий галстук-бабочку.
В ту же ночь Дуэйн не смог устоять перед искушением и передал жене слова Джулии.
– Наша юная дочь считает, что твой новый приятель – зануда. Ей страшно не нравятся его «бабочки».
Карла только что вернулась из непродолжительной поездки по магазинам Форт-Уэрта, и на ней красовалась тенниска с девизом: ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ДУМАЮТ, ЧТО ЗА ДЕНЬГИ НЕ КУПИШЬ СЧАСТЬЕ, НЕ ЗНАЮТ, ГДЕ ПОКУПАТЬ. И на этот раз ее глаза искрились.
– Нацепи «бабочку» себе на петушок, Дуэйн, – весело проговорила она, сгибаясь под тяжестью хозяйственных сумок.
– Ты не считаешь, что нам нужно выстроить отдельный дом для гостей, пока мы при деньгах? – затем спросила она.
– Для кого? – недовольно переспросил Дуэйн. Его недовольство объяснялось несправедливостью судьбы: Карла с каждым годом хорошеет, а он все сильнее устает.
– Для гостей, Дуэйн. Для кого же еще?
– В нашем доме может одновременно спать тысяча человек. А из гостей к нам заходит только один Бобби Ли, когда после обеда напьется до бесчувствия.
– Может, ему хочется побыть одному.
– Для этого ему достаточно пройтись по любому холлу, – улыбнулся Дуэйн. – Он будет там так долго один, что на розыски придется вызывать дорожный патруль.
– Дом для гостей – это нечто другое. Многие бы ничего не имели против пожить рядом с нами.
Дуэйн лежал на кровати, которая по площади превосходила их маленький дом, где они с Карлой жили первое время после женитьбы, и смотрел телевизор, выключив звук. На побережье Индии обрушилась мощная волна, унеся в море сотни тысяч людей.
– Я тоже ничего не имею против того, что меня окружает моя семья, – усмехнулся Дуэйн. – Для этого я своими руками построил бы дом для гостей. Еще мы могли бы купить тележку для игры в гольф и поставить ее на кухне.
– С какой стати тележка для гольфа должна находиться на кухне? – спросила Карла, внезапно заинтригованная ходом мыслей мужа.
– Если заявится гость, он сможет передвигаться по дому до тех пор, пока не отыщет свою спальню.
– Такая тележка не помешала бы, – согласилась Карла. – Минерве не угнаться за маленьким Майком. Тогда она быстро настигала бы его.
– Карла, я просто шучу.
– Иногда, когда ты шутишь, к тебе приходят дельные мысли, – сухо прокомментировала она.
– У меня появилась еще одна. Давай не будем строить гостевой дом, а построим тюрьму для Джека и Дики. На окна повесим настоящие решетки. Было бы неплохо, если бы они почувствовали вкус тюремной жизни и знали, что их ждет в Хансвилле.
– Я вот что скажу тебе. Женское движение у нас развилось потому, что мужья не воспринимают серьезно жен, когда те хотят построить дом для гостей.
Карла переоделась в тенниску следующего содержания: ЗАМУЖЕМ, НО ВСЕ ЕЩЕ В ПОИСКЕ. Дуэйн подумал, не связано ли это с ее последней поездкой в Форт-Уэрт без лифчика. Он также подумал о том, имеет ли, в принципе, значение, как люди распоряжаются своими телами. Чем старше он становился, тем менее актуальным звучал для него этот вопрос. Кому какое дело, кто с кем спит? Его раздражало не то, что у Карлы появляются любовники, а то, какие это любовники. Ни один из них не сделал ни малейшего усилия, чтобы по-дружески к нему отнестись или хотя бы остаться в рамках приличия. Артур третировал его, как хотел.
Между тем на большом телевизионном экране, расцвеченном сочными красками, спасшиеся от огромной волны брели, ничего не соображая, по ослепительно белому песку, лишившись домов, любимых, скудных пожитков, – все кануло в море.
– Есть люди, которые по-настоящему страдают, – тихо проговорил Дуэйн.
Карла расчесывала волосы, следя за экраном в зеркале.
– Я знаю, – сказала она. – Не хочешь, не смотри. Переключи на другой канал.
– Сто двадцать тысяч людей унесло в море. Это больше, чем население Уичита-Фолс.
– Такова жизнь, и ничего, Дуэйн, не поделать, – философски заметила Карла. – Вот что происходит, если живешь вблизи океана.
– Каких-то два года назад ты хотела купить дом на берегу острова Падре.
Карла, продолжая расчесывать свои блестящие волосы, не преминула напомнить:
– Ты когда-то обещал мне все, чего я ни попрошу.
– Я, вероятно, сказал это в пьяном бреду.
– Нет, ты не был пьян. Это было лет двадцать назад.
– О! Неудивительно! – воскликнул Дуэйн. – Молодой человек не надежнее пьяного.
– Артур молод и надежен. Я этой противной девчонке уши обдеру за «зануду».
– Она имеет право на собственные оценки. Шорти стоял как раз за стеклянными дверями, которые вели в ванную и солярий. Он мог стоять так часами, уставившись вожделенно на спальню. В тот день в западном Техасе разыгралась песчаная буря, и отдельные песчинки били по стеклу.
– У меня сердце разрывается, когда я вижу собаку с высунутым языком, – проговорила Карла, выходя из комнаты.
Дуэйн, не отрываясь, смотрел на промокших, объятых горем людей, бредущих по берегу моря на другом конце света. Сто двадцать тысяч сгинуло в морской пучине, и его собственные неурядицы должны были раствориться в бездне горя этих несчастных, но ничего подобного не происходило. Депрессия как мучила его, так и продолжала мучить. Его угнетал огромный долг, который висел над ним. Его угнетали непослушные дети. Его угнетала его самодовольная любовница, но больше всего угнетал этот необъятный дом, за который он никак не может расплатиться. Он ненавидел даже постель, на которой лежал… Она была таких размеров, что приходилось ползти двадцать футов, чтобы ответить на телефонный звонок.
Мир переживших наводнение был удивительно красив. Море, поглотившее их родных и близких, переливалось всеми оттенками синего цвета, а редкие зеленые пальмы мерно раскачивались под тихим ветром. Новый «Сони» идеально передавал всю цветовую гамму; место катастрофы в самом деле походило на райское местечко в одном из южных морей, а из его окна была видна одна лишь грязь, серость да Шорти с болтающимся языком.
Песок, по которому брели потерпевшие, ослепительно белый и намного красивее того, что бил в его стеклянные двери. Песок западного Техаса тверд, как гранит. Дуэйн не раз попадал в песчаные бури и ненавидел его. В мечтах он часто уносился туда, где сильный ветер не швыряет песок тебе в лицо.
Его воображение отказывалось видеть в азиатской трагедии бич Божий, он охотно представил чудовищных размеров волну шириной в четыреста пятьдесят миль, которая обрушилась на Талиа, сметая с лица земли здание суда со всеми, кто в нем находился. Он понимал, что эта мысль низка, поскольку пострадают ни в чем не повинные люди. Но, с другой стороны, как соблазнительно просто решить проблему Джанин, проблему, с которой, так или иначе, ему придется столкнуться.
Когда он проезжал мимо Лос Долорес, коричневые стены которого казались еще мрачнее под яркими солнечными лучами, в сознании Дуэйна всплыл тот день, когда он смотрел сюжет о наводнении в Индии. В состоянии депрессии память играла с ним злые шутки: вместо того чтобы воспроизводить сцены веселья и счастья, которых было много в его жизни, она выдавала одни угнетающие эпизоды. Дуэйн считал себя в общем счастливым человеком, но когда серьезная хандра наваливалась на него раза два в год, он с трудом вспоминал, что же именно происходило за эти сорок восемь лет его счастливой жизни. Его склад ума разительно отличался от склада ума Минервы, с которой он не раз беседовал на эту тему.
– Черт! – выругалась она однажды. – Я просто запоминаю хорошее, а плохое выбрасываю из головы.
В то же время она была убеждена, что у нее спинальный менингит, хотя соответствующие симптомы полностью отсутствовали.
– В тебе больше оптимизма, чем во мне, – пришел к выводу Дуэйн.
– Нет. Во мне больше безумия, – ответила Минерва. – Ты слишком здравомыслящий, Дуэйн. Во всем нашем округе не найдется более здравомыслящего человека, чем ты. Вот в чем твоя беда.
– Дом расползся, – пожаловалась она. – Минерва при всем старании не управлялась бы с ним, даже если бы очень захотела.
На следующий год они приобрели уютное ранчо в красивой долине к северо-западу от города. Карла сменила Рэнди Ройта на говорливого молодого архитектора из Форт-Уэрта, который вскоре спроектировал дом, в который они переехали.
Дуэйн несколько раз напоминал жене, что она отвергла Лос Долорес на том основании, что он расползся, и Минерве в нем не убраться. Новый дом, построенный из кирпича и оштукатуренный снаружи, был еще больше чем Лос Долорес, и занимал площадь в двенадцать тысяч квадратных футов.
– Мне казалось, что тебе хочется дом из самана, – как-то раз заметил Дуэйн. – Ты же годами мечтала о нем.
– Я не хочу, чтобы этот писатель думал, что я копирую его, – ответила Карла.
– Он и не слышал о тебе, – сказал Дуэйн. – Чего ему беспокоиться, какой у тебя дом?
– Артур утверждает, что итальянский стиль более привлекателен, – возразила Карла. Артуром звали ее архитектора.
– Нам следовало бы построить два дома, – продолжал Дуэйн. – Один для нас, а второй для детей и внуков. И чтобы между ними было не меньше пяти миль.
– Дуэйн, ты зря не прочел статью, которую я тебе показывала, где говорилось о том, что детей надо приучать к дисциплине с пеленок, – сказала Карла. – Если бы ты действительно занимался их воспитанием, они не выросли бы такими.
– Если ты веришь, что нашим детям требуется дисциплина, то поверишь чему угодно, – ответил Дуэйн. – Все же два раздельных дома – стоящая идея.
Но вскоре он отказался от этой задумки, как и от всех других, имеющих отношение к строительству дома. Карла никого не хотела слушать, за исключением Артура, ее нового любовника-раба. В результате появился дом на вершине каменного утеса. Он имел несколько крыльев, по одному на каждого ребенка. Однако дети игнорировали свои просторные апартаменты, шумно проводя большую часть времени в комнате рядом с кухней.
– Идите и кричите в своих комнатах! – порой пытался приструнить их Дуэйн. – Мы отгрохали этот дом для того, чтобы вы могли орать каждый в своей комнате.
– Когда я кричу в своей комнате, мне страшно, – призналась Джулия. – Она такая большая, что я слышу эхо.
– Я ненавижу этот дом, – заявил Джек. – Ты не должен был строить его на отшибе. Нам не с кем поиграть.
– Дом тут ни при чем, – возразил Дуэйн. – Дело в том, как ты играешь.
Не далее как на прошлой неделе они заманили к себе маленького мальчика, связали его по рукам и ногам и бросили в бассейн.
– Мы хотели проверить, может ли он совершать чудеса, – принялся оправдываться Джек. – Мы сказали ему, что он Гудини. Кроме того, мы знаем, как спасать тонущих.
– Тогда почему не спасали? – спросил Дуэйн. – Минерве пришлось прыгать в одежде и вытаскивать его из воды.
– Он плохой мальчик, – добавил Джек. – Любит постоянно огрызаться и все такое.
– Мы с матерью все время грыземся, но я не пытаюсь ее утопить.
– А Артур – зануда! – выпалила Джулия. – Он вечно носит дурацкий галстук-бабочку.
В ту же ночь Дуэйн не смог устоять перед искушением и передал жене слова Джулии.
– Наша юная дочь считает, что твой новый приятель – зануда. Ей страшно не нравятся его «бабочки».
Карла только что вернулась из непродолжительной поездки по магазинам Форт-Уэрта, и на ней красовалась тенниска с девизом: ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ДУМАЮТ, ЧТО ЗА ДЕНЬГИ НЕ КУПИШЬ СЧАСТЬЕ, НЕ ЗНАЮТ, ГДЕ ПОКУПАТЬ. И на этот раз ее глаза искрились.
– Нацепи «бабочку» себе на петушок, Дуэйн, – весело проговорила она, сгибаясь под тяжестью хозяйственных сумок.
– Ты не считаешь, что нам нужно выстроить отдельный дом для гостей, пока мы при деньгах? – затем спросила она.
– Для кого? – недовольно переспросил Дуэйн. Его недовольство объяснялось несправедливостью судьбы: Карла с каждым годом хорошеет, а он все сильнее устает.
– Для гостей, Дуэйн. Для кого же еще?
– В нашем доме может одновременно спать тысяча человек. А из гостей к нам заходит только один Бобби Ли, когда после обеда напьется до бесчувствия.
– Может, ему хочется побыть одному.
– Для этого ему достаточно пройтись по любому холлу, – улыбнулся Дуэйн. – Он будет там так долго один, что на розыски придется вызывать дорожный патруль.
– Дом для гостей – это нечто другое. Многие бы ничего не имели против пожить рядом с нами.
Дуэйн лежал на кровати, которая по площади превосходила их маленький дом, где они с Карлой жили первое время после женитьбы, и смотрел телевизор, выключив звук. На побережье Индии обрушилась мощная волна, унеся в море сотни тысяч людей.
– Я тоже ничего не имею против того, что меня окружает моя семья, – усмехнулся Дуэйн. – Для этого я своими руками построил бы дом для гостей. Еще мы могли бы купить тележку для игры в гольф и поставить ее на кухне.
– С какой стати тележка для гольфа должна находиться на кухне? – спросила Карла, внезапно заинтригованная ходом мыслей мужа.
– Если заявится гость, он сможет передвигаться по дому до тех пор, пока не отыщет свою спальню.
– Такая тележка не помешала бы, – согласилась Карла. – Минерве не угнаться за маленьким Майком. Тогда она быстро настигала бы его.
– Карла, я просто шучу.
– Иногда, когда ты шутишь, к тебе приходят дельные мысли, – сухо прокомментировала она.
– У меня появилась еще одна. Давай не будем строить гостевой дом, а построим тюрьму для Джека и Дики. На окна повесим настоящие решетки. Было бы неплохо, если бы они почувствовали вкус тюремной жизни и знали, что их ждет в Хансвилле.
– Я вот что скажу тебе. Женское движение у нас развилось потому, что мужья не воспринимают серьезно жен, когда те хотят построить дом для гостей.
Карла переоделась в тенниску следующего содержания: ЗАМУЖЕМ, НО ВСЕ ЕЩЕ В ПОИСКЕ. Дуэйн подумал, не связано ли это с ее последней поездкой в Форт-Уэрт без лифчика. Он также подумал о том, имеет ли, в принципе, значение, как люди распоряжаются своими телами. Чем старше он становился, тем менее актуальным звучал для него этот вопрос. Кому какое дело, кто с кем спит? Его раздражало не то, что у Карлы появляются любовники, а то, какие это любовники. Ни один из них не сделал ни малейшего усилия, чтобы по-дружески к нему отнестись или хотя бы остаться в рамках приличия. Артур третировал его, как хотел.
Между тем на большом телевизионном экране, расцвеченном сочными красками, спасшиеся от огромной волны брели, ничего не соображая, по ослепительно белому песку, лишившись домов, любимых, скудных пожитков, – все кануло в море.
– Есть люди, которые по-настоящему страдают, – тихо проговорил Дуэйн.
Карла расчесывала волосы, следя за экраном в зеркале.
– Я знаю, – сказала она. – Не хочешь, не смотри. Переключи на другой канал.
– Сто двадцать тысяч людей унесло в море. Это больше, чем население Уичита-Фолс.
– Такова жизнь, и ничего, Дуэйн, не поделать, – философски заметила Карла. – Вот что происходит, если живешь вблизи океана.
– Каких-то два года назад ты хотела купить дом на берегу острова Падре.
Карла, продолжая расчесывать свои блестящие волосы, не преминула напомнить:
– Ты когда-то обещал мне все, чего я ни попрошу.
– Я, вероятно, сказал это в пьяном бреду.
– Нет, ты не был пьян. Это было лет двадцать назад.
– О! Неудивительно! – воскликнул Дуэйн. – Молодой человек не надежнее пьяного.
– Артур молод и надежен. Я этой противной девчонке уши обдеру за «зануду».
– Она имеет право на собственные оценки. Шорти стоял как раз за стеклянными дверями, которые вели в ванную и солярий. Он мог стоять так часами, уставившись вожделенно на спальню. В тот день в западном Техасе разыгралась песчаная буря, и отдельные песчинки били по стеклу.
– У меня сердце разрывается, когда я вижу собаку с высунутым языком, – проговорила Карла, выходя из комнаты.
Дуэйн, не отрываясь, смотрел на промокших, объятых горем людей, бредущих по берегу моря на другом конце света. Сто двадцать тысяч сгинуло в морской пучине, и его собственные неурядицы должны были раствориться в бездне горя этих несчастных, но ничего подобного не происходило. Депрессия как мучила его, так и продолжала мучить. Его угнетал огромный долг, который висел над ним. Его угнетали непослушные дети. Его угнетала его самодовольная любовница, но больше всего угнетал этот необъятный дом, за который он никак не может расплатиться. Он ненавидел даже постель, на которой лежал… Она была таких размеров, что приходилось ползти двадцать футов, чтобы ответить на телефонный звонок.
Мир переживших наводнение был удивительно красив. Море, поглотившее их родных и близких, переливалось всеми оттенками синего цвета, а редкие зеленые пальмы мерно раскачивались под тихим ветром. Новый «Сони» идеально передавал всю цветовую гамму; место катастрофы в самом деле походило на райское местечко в одном из южных морей, а из его окна была видна одна лишь грязь, серость да Шорти с болтающимся языком.
Песок, по которому брели потерпевшие, ослепительно белый и намного красивее того, что бил в его стеклянные двери. Песок западного Техаса тверд, как гранит. Дуэйн не раз попадал в песчаные бури и ненавидел его. В мечтах он часто уносился туда, где сильный ветер не швыряет песок тебе в лицо.
Его воображение отказывалось видеть в азиатской трагедии бич Божий, он охотно представил чудовищных размеров волну шириной в четыреста пятьдесят миль, которая обрушилась на Талиа, сметая с лица земли здание суда со всеми, кто в нем находился. Он понимал, что эта мысль низка, поскольку пострадают ни в чем не повинные люди. Но, с другой стороны, как соблазнительно просто решить проблему Джанин, проблему, с которой, так или иначе, ему придется столкнуться.
Когда он проезжал мимо Лос Долорес, коричневые стены которого казались еще мрачнее под яркими солнечными лучами, в сознании Дуэйна всплыл тот день, когда он смотрел сюжет о наводнении в Индии. В состоянии депрессии память играла с ним злые шутки: вместо того чтобы воспроизводить сцены веселья и счастья, которых было много в его жизни, она выдавала одни угнетающие эпизоды. Дуэйн считал себя в общем счастливым человеком, но когда серьезная хандра наваливалась на него раза два в год, он с трудом вспоминал, что же именно происходило за эти сорок восемь лет его счастливой жизни. Его склад ума разительно отличался от склада ума Минервы, с которой он не раз беседовал на эту тему.
– Черт! – выругалась она однажды. – Я просто запоминаю хорошее, а плохое выбрасываю из головы.
В то же время она была убеждена, что у нее спинальный менингит, хотя соответствующие симптомы полностью отсутствовали.
– В тебе больше оптимизма, чем во мне, – пришел к выводу Дуэйн.
– Нет. Во мне больше безумия, – ответила Минерва. – Ты слишком здравомыслящий, Дуэйн. Во всем нашем округе не найдется более здравомыслящего человека, чем ты. Вот в чем твоя беда.
ГЛАВА 15
Глядя на Лос Долорес, Дуэйн попытался представить, что в этот момент чувствует Джейси. Ему захотелось остановиться и позвонить в дверь, как когда-то поступила Карла. Возможно, Джейси дома, тоже страдает от депрессии и ждет не дождется, когда кто-нибудь позвонит в дверь.
Она может лежать на огромной, как у него, кровати и смотреть аналогичный телевизионный репортаж, переживая сильнее, чем он. Она, вероятно, с радостью вспомнила бы то время, когда в течение двух лет они ходили друг к другу на свидания, и эти короткие недели любви… любви тридцатилетней давности.
Дуэйн также не мог не вспомнить, как давал себе слово никогда не забывать ее, но вскоре, возвратившись в родной город из Кореи, покончил со всем этим. В его отсутствие в Талиа переехала Карла. Она работала кассиром в бакалейном магазине. Они стали встречаться, поженились и с тех пор живут вместе.
Даже Сонни Кроуфорд в конце концов перестал сходить с ума по Джейси, а он любил ее сильнее.
Дуэйн подумал, что теория Руфь Поппер неверна. Он не боялся снова влюбиться в Джейси. Чтобы после того, что между ними было, снова возникла любовь? Нет, на это не приходится рассчитывать. Боясь нарушить ее уединение, он не желал вмешиваться в личную жизнь другого человека, поскольку сам был почти лишен возможности уединиться и настолько высоко ценил одиночество, что мог часами гнать машину по проселочным дорогам, лишь бы побыть наедине с самим собой. Нет, он не собирается вмешиваться в личную жизнь Джейси, решил Дуэйн, и вскоре Лос Долорес безжалостно исчез в зеркале заднего вида.
По дороге в город он заскочил в салон тетушки Джимми, чтобы поразмышлять за пивом. Заведение тетушки Джимми представляло собой захудалый тесный кабак. Доски, которыми он был обшит, не красились лет тридцать, и его хозяйка, простая и серьезная женщина маленького роста, предпочитавшая не наводить на лицо марафет, сидела весь день у кассового аппарата и курила сигарету за сигаретой, равнодушная ко всему, что происходило вокруг нее. В свое время она разорилась, управляя дешевым магазинчиком, а это заведение приносило ей солидный доход, но все равно тетушка Джимми выглядела так, словно она продолжает владеть своим дешевым магазинчиком.
Дуэйн с удовлетворением отметил, что в этот час никто из его рабочих не надувается пивом. Да и зачем им это заведение, когда они прекрасно могут поспать в тени деревьев.
– Официантка отправилась в парикмахерскую. Пиво можешь налить сам, – пробурчала тетушка Джимми, не настроенная на разговор, что вполне устраивало Дуэйна.
Бар был пуст, если не считать местного стража из дорожной полиции, вдовца со скорбным лицом по фамилии Джолли, которого все звали по его инициалам – П. Л. Поговаривали, что П. Л. имеет виды на тетушку Джимми, но Дуэйн ничего такого не замечал.
Дуэйн налил себе пива и подсел к П. Л. Он всегда старался поддерживать хорошие отношения с полицией, ведь редкий день обходился без того, чтобы кто-то из его семьи не был за что-то арестован.
– Привет, П. Л. Как ведет себя Дики?
– Ужасно. Говорит, что организует бунт, если мы не выпустим его из тюрьмы. Хорошо еще, что с ним никого нет, кроме черномазого, да и тот в отключке.
– Звучит не очень весело, – сказал Дуэйн. – Каким образом он оказался в отключке?
– А кто его знает, – протянул П. Л. – Случилось вчера вечером. Сегодня вызвали доктора, придет и осмотрит его.
Она может лежать на огромной, как у него, кровати и смотреть аналогичный телевизионный репортаж, переживая сильнее, чем он. Она, вероятно, с радостью вспомнила бы то время, когда в течение двух лет они ходили друг к другу на свидания, и эти короткие недели любви… любви тридцатилетней давности.
Дуэйн также не мог не вспомнить, как давал себе слово никогда не забывать ее, но вскоре, возвратившись в родной город из Кореи, покончил со всем этим. В его отсутствие в Талиа переехала Карла. Она работала кассиром в бакалейном магазине. Они стали встречаться, поженились и с тех пор живут вместе.
Даже Сонни Кроуфорд в конце концов перестал сходить с ума по Джейси, а он любил ее сильнее.
Дуэйн подумал, что теория Руфь Поппер неверна. Он не боялся снова влюбиться в Джейси. Чтобы после того, что между ними было, снова возникла любовь? Нет, на это не приходится рассчитывать. Боясь нарушить ее уединение, он не желал вмешиваться в личную жизнь другого человека, поскольку сам был почти лишен возможности уединиться и настолько высоко ценил одиночество, что мог часами гнать машину по проселочным дорогам, лишь бы побыть наедине с самим собой. Нет, он не собирается вмешиваться в личную жизнь Джейси, решил Дуэйн, и вскоре Лос Долорес безжалостно исчез в зеркале заднего вида.
По дороге в город он заскочил в салон тетушки Джимми, чтобы поразмышлять за пивом. Заведение тетушки Джимми представляло собой захудалый тесный кабак. Доски, которыми он был обшит, не красились лет тридцать, и его хозяйка, простая и серьезная женщина маленького роста, предпочитавшая не наводить на лицо марафет, сидела весь день у кассового аппарата и курила сигарету за сигаретой, равнодушная ко всему, что происходило вокруг нее. В свое время она разорилась, управляя дешевым магазинчиком, а это заведение приносило ей солидный доход, но все равно тетушка Джимми выглядела так, словно она продолжает владеть своим дешевым магазинчиком.
Дуэйн с удовлетворением отметил, что в этот час никто из его рабочих не надувается пивом. Да и зачем им это заведение, когда они прекрасно могут поспать в тени деревьев.
– Официантка отправилась в парикмахерскую. Пиво можешь налить сам, – пробурчала тетушка Джимми, не настроенная на разговор, что вполне устраивало Дуэйна.
Бар был пуст, если не считать местного стража из дорожной полиции, вдовца со скорбным лицом по фамилии Джолли, которого все звали по его инициалам – П. Л. Поговаривали, что П. Л. имеет виды на тетушку Джимми, но Дуэйн ничего такого не замечал.
Дуэйн налил себе пива и подсел к П. Л. Он всегда старался поддерживать хорошие отношения с полицией, ведь редкий день обходился без того, чтобы кто-то из его семьи не был за что-то арестован.
– Привет, П. Л. Как ведет себя Дики?
– Ужасно. Говорит, что организует бунт, если мы не выпустим его из тюрьмы. Хорошо еще, что с ним никого нет, кроме черномазого, да и тот в отключке.
– Звучит не очень весело, – сказал Дуэйн. – Каким образом он оказался в отключке?
– А кто его знает, – протянул П. Л. – Случилось вчера вечером. Сегодня вызвали доктора, придет и осмотрит его.