Страница:
Ларри Макмертри
Город страсти
ГЛАВА 1
Дуэйн сидел в горячей ванне, стреляя в новую собачью конуру из «магнума» 44 калибра. Эта будка в два этажа, сложенная из бревен, видимо, являла собой точную копию форта первых переселенцев. Они с Карлой приобрели ее на выставке-продаже домов в Форт-Уэрте в тот день, когда на них навалилась тоска. В таком жилье свободно могли разместиться несколько датских догов, но пока что оно оставалось необитаемым. Шорти, единственная собака, которую мог терпеть Дуэйн, и близко не подходила к будке.
Всякий раз, когда пуля попадала в конуру, от нее во все стороны разлетались щепки белой древесины. Двор нового особняка Муров совсем недавно был засеян (и за большие деньги) специальной травой, и вот она взошла, но на нее было страшно смотреть. Их дом стоял на узком и длинном скалистом выступе, выходя фасадом в долину, обезображенную нефтяными скважинами, ямами с соленой водой и сетью дорожек, тянущихся от одного нефтяного насоса к другому. Отвесный берег – не самое подходящее место для выращивания бермудской травы, тем не менее под нее было отведено более шести акров. Карла придерживалась того мнения, что, если потратить достаточно много денег, можно достичь всего, чего пожелаешь.
Дуэйн верил в бермудскую траву меньше, чем трава верила сама в себя, но чек все же подписал, точно так же, как он выписал чек и на собачью будку, которая сейчас, казалось, вот-вот должна была вспыхнуть под его прицельным огнем. Некоторое время приобретение совершенно ненужных вещей почти убеждало его в том, что он все еще богатый человек, хотя в конце концов эта уловка перестала работать.
Шорти, отличавшийся характером квинслендского боевого петуха, мигал глазами при каждом выстреле, так как, в отличие от Дуэйна, на нем не было наушников. Собака так любила хозяина, что в течение всего дня не отходила от него ни на шаг, даже рискуя остаться глухой.
У Шорти были глаза пьяницы – отсутствующие и с красноватой поволокой. Джулия с Джеком, одиннадцатилетние двойняшки, кидали в него камни – когда им казалось, что отец их не видит. В этом, надо сказать, они весьма преуспели – но пес, судя по всему, не возражал против ударов – считая, очевидно, это проявлением дружеских чувств.
Карла, красивая и длинноногая жена Дуэйна, вышла из дома с чашкой кофе в руке и направилась через весь двор к пристройке. Весеннее утро выдалось ясным и чистым; она уже успела провести целый час в своем саду, осматривая помидоры, на которые напала порча.
Заметив жену, Дуэйн снял наушники: ее страшно раздражало, если он выслушивал ее жалобы, не снимая их.
– Теперь ты решил разнести в щепки совершенно новую будку, Дуэйн, – сказала она, садясь рядом. – Мне кажется, что я застряла в этой дыре с мужчиной, который медленно, но верно сходит с ума. Как хорошо, что мы отослали наших двойняшек в лагерь.
– Через день-другой их вышвырнут оттуда, – усмехнулся Дуэйн, – по причине кровосмешения или чего-нибудь подобного.
– Не думаю. Это церковный лагерь, – возразила Карла. – Они просто будут молиться за свои юные ужасные души.
Они немного помолчали. Хотя было только семь часов утра, температура в тени уже достигала почти 90 градусов по Фаренгейту. [1]
– От долгого нахождения в горячей ванне можно умереть, – заметила Карла. – Я прочла об этом в «Ю-Эс-Эй тудей».
До них донеслись истошные крики из соседнего дома. Это кричал маленький Майк, второй ребенок Нелли, доставлявший ей немало хлопот. Вскоре к нему присоединился и младший.
– Нелли, наверное, их даже не слышит, – проговорила Карла. – Бегает где-нибудь поблизости.
Нелли в свои девятнадцать лет ушла уже от третьего мужа. Ей нравилось выходить замуж, но для нее все это значило не больше, чем простое рукопожатие.
На Карле была тенниска с девизом на груди, который гласил: САМ ВИНОВАТ, ЧТО ТВОИ ДЕТИ БЕЗОБРАЗНЫ. Он был взят из песни, исполняемой Лореттой Линн и Конвеем Твитти, и каждый раз, когда Карла слышала ее, она не могла удержаться от смеха.
У нее уже скопилось тридцать или сорок теннисок со строками из популярных песен. Услыхав новую песню, в которой, на ее взгляд, была выражена та или иная интересная мысль, она с помощью трафарета наносила соответствующую цитату на рубашку. Время от времени Карла набиралась смелости и меняла что-то в понравившейся строке, но так хитро, что никто в Талиа не обнаруживал подмены.
Дуэйн как-то раз заметил, что ее дети не безобразны.
– У них своя индивидуальность, как у диких собак, но в любом случае нет сомнений, что они красивы, – сказал он.
– Все правильно. Они – в меня, – согласилась Карла. Цвет ее кожи постоянно вызывал зависть у всех женщин, которых она знала. Кожа Карлы имела оттенок топленого молока.
Их сын, Дики, которому исполнился двадцать один год, был выбран самым красивым парнем в средней школе Талиа из числа учеников как начальных, так и старших классов. Нелли на втором году обучения также была признана самой красивой девушкой в школе, но в следующие два года ее прокатили по причине эпидемии зависти среди голосовавших. Джек и Джулия были самыми симпатичными близнецами в Техасе; по крайней мере, так утверждали многие из окружения Карлы. Дики зарабатывал себе на жизнь, приторговывая марихуаной, а Нелли, успевшая за полтора года трижды выскочить замуж, могла в ближайшее время переплюнуть Элизабет Тэйлор по числу разводов в этом возрасте. Но действительно никто не посмел бы отрицать, что ее дети в высшей степени привлекательны внешне.
Карла в свои сорок шесть лет сохранила достаточно оптимизма, чтобы верить почти всему, что пишется на теннисках. Дуэйн же был настроен более скептически. Он начинал без гроша в кармане, затем разбогател, а теперь так быстро терял деньги, что проникся осознанием бренности бытия, имея в банке счет на восемьсот пятьдесят долларов и долги, достигавшие приблизительно двенадцати миллионов. Ситуация, что и говорить, не из приятных.
Дуэйн провернул барабан своего сорок четвертого. У него даже немного заболела рука. Тяжелое оружие резко щелкнуло в его руке – магазин был пуст.
– Знаешь, что я ненавижу больше всего на свете? – спросила Карла.
– Нет, и не собираюсь гадать, – ответил Дуэйн.
– Не бойся, не тебя, – со смехом продолжала она. У нее имелась еще одна тенниска, на которой было выведено: У МЕНЯ ЕСТЬ СЕДЛО, А ГДЕ ЖЕ ЛОШАДЬ? По ее мнению, это была предельно ясная ссылка на самую сексуальную песню Мела Тиллиса «Я найду лошадь, если у тебя отыщется седло». Разумеется, никто в Талиа не улавливал намека. Когда она надевала эту тенниску, дело обычно оборачивалось тем, что мужчины старались продать ей за бешеные деньги лошадей для состязаний на короткие дистанции.
– Больше всего на свете я ненавижу порчу, напавшую на наши помидоры, – уточнила Карла. – Я хочу нанять «мокрую спину», [2]чтобы он помогал мне в саду.
– Я не понимаю, к чему тебе такой большой сад? – спросил Дуэйн. – Мы не съедим все твои помидоры, даже если будем жевать двадцать четыре часа в сутки.
– Меня воспитали бережливой.
– С какой стати тогда было покупать БМВ? Если ты собралась быть бережливой, могла бы приобрести пикап. БМВ не протянет и недели на этих дорогах.
Их новый дом располагался в пяти милях от города, и вокруг было полно проселочных дорог. Когда они начали строиться, то собирались сами вымостить дорогу, но строительный бум закончился прежде, чем они построили себе жилище, и стало ясно, что грязные проселочные пути в ближайшее время станут для них настоящим бедствием.
Дуэйн возненавидел свой новый дом еще до того, как был заложен фундамент здания. Он готов был бежать отсюда хоть завтра, если бы его не окружала плотным кольцом стена из должников, и потом Карле дом нравился, и она ни за что на свете не согласилась бы продать свое новенькое жилище, на котором еще не успела высохнуть краска.
Он сунул ствол своего сорок четвертого в воду, который благодаря рефракции резко увеличился в размерах. Шорти приблизился к ванной и заглянул в нее. Что бы ни делал Дуэйн – все интересовало собаку. Многое из того, что делали люди, было непонятно псу, но это вовсе не означало, что Шорти не любил наблюдать за происходящим.
– Дуэйн, чего ты суешь оружие в воду?
– Я подумываю, а не отстрелить ли мне мой петушок. Всю жизнь ничего, кроме неприятностей, он мне не причинял.
Карла с невозмутимым видом восприняла эту новость и только почесала свою красивую ногу. Когда-то она решила, что ранние роды помогут сохранить фигуру стройной, а потом уже можно будет с этим завязать. Сразу после появления Нелли она так и поступила, но спустя десять лет почувствовала, что что-то в ее организме пошло не так. Переживая порой всплеск религиозных чувств, она решила, что Бог указывает ей на то, что у них должны появиться близнецы, хотя с медицинской точки зрения это было трудно предположить, да и любовью они с Дуэйном занимались довольно редко.
Но однажды, после того, как десять дней лил дождь и не работали все буровые установки, они занялись любовью, и результатом этого стало появление близнецов. Во время беременности Карла утешала себя тем, что у нее родятся ангелята, совершенные во всех отношениях. С какой стати тогда было Богу посылать ей этих ребят?
Итак, на свет явились близнецы, и как только у Джека прорезался четвертый зуб, он прокусил насквозь ухо сестры. Ангельскую теорию пришлось забраковать. В самом деле, когда они сидели в кабинете неотложной помощи, приводя в порядок ухо Джулии, Карла окончательно распрощалась с мыслями о Провидении.
Джек с Джулией оказались ужасными детьми. Они царапались и кусались, как маленькие звери, стараясь вытолкнуть друг друга из кровати и запихивая в рот один другому мягкие игрушки. Едва у братца и сестрицы окрепли руки, как они начали швырять друг в друга всевозможными предметами. Иногда Карле казалось, что она обречена днями пропадать в кабинетах «скорой помощи». Впрочем, даже там близнецы были верны себе. Однажды Джулия схватила с лотка хирургические ножницы и пырнула брата в ухо.
– Мои отпрыски верят в принцип: ухо за ухо, – рассказывала потом Карла друзьям, которые весело смеялись над ее черным юмором.
Со временем она поняла, что в больницу нельзя брать близнецов обоих сразу: слишком много там опасных предметов находятся под рукой.
Также со временем она поняла, что зачатие двойняшек ничего общего не имело с волей Божией, а все объясняется некомпетентностью врачей, и она даже хотела возбудить дело о преступной небрежности против доктора Декерта, молодого врача общего профиля, который оперировал ее десять лет назад.
– Нет, ты не станешь подавать на него в суд, – сказал Дуэйн. – Он может сбежать, а если это случится, то половина людей в городе умрет от мелких болячек.
– Черт, а как же мы? – удивилась Карла. – Из-за него мы схлопотали пожизненный срок.
Вскоре после этого разговора Карла стала повсюду носить тенниску, на которой было выведено крупными буквами: БЕЗУМИЕ – ЛУЧШАЯ МЕСТЬ. Это изречение не принадлежало ей, не было оно взято и из какого-нибудь хита. Она приметила его на одной бамперной наклейке, и оно ей понравилось.
Вообще-то, для себя Карла открыла, что на бамперных наклейках не меньше мудрых изречений, чем в песнях. К примеру, одна, которая очень тесно перекликалась с ее жизненной философией, гласила: ЕСЛИ ТЫ ЧТО-ТО ЛЮБИШЬ, ВЫПУСТИ ЭТО. ЕСЛИ ОНО НЕ ВЕРНУЛОСЬ К ТЕБЕ ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ ИЛИ ДВА, ОТЫЩИ И УБЕЙ ЕГО.
Скорее с любопытством, чем со страхом, наблюдала она за тем, как муж забавляется с револьвером.
– Дуэйн, я уверена, что ты таки отстрелишь себе петушок, – сказала она.
– Ну и что? – спросил он. – Все равно он работает не на полную катушку.
– Не я одна знаю об этом, а потом учти – это мелкая цель, а если ты промажешь, то испортишь нашу новую ванную.
Здесь она от души расхохоталась, радуясь собственному остроумию. Шорти, возбужденный ее смехом, принялся кататься по полу из красного дерева, потом стал ловить свой хвост и раза два почти преуспел в этом.
– Не хандри, Дуэйн, – сказала Карла. – Эта штучка тебе еще может очень пригодиться.
Она встала и слегка поддела ногой Шорти, который даже не обратил на нее внимания, увлеченный охотой за собственным хвостом.
– Пожалуй, я пойду поговорю с Нелли. Может, она вспомнит на минуту о своих родительских обязанностях.
Дуэйн вынул револьвер из воды. В дальнем конце огромного двора новая белая тарелка спутниковой антенны глядела в небо; ее острая спица устремилась в какую-то точку на экваторе. Это была самая дорогая антенна, которую можно купить в Далласе. Тарелка еще не была толком настроена, а Карла уже смоталась в город и возвратилась с видеомагнитофоном и кассетами на четыре тысячи долларов. Пока что они видели только две из них: «Дочь шахтера», которую Карла с Нелли смотрели по два раза каждую неделю, и секс-фильм под названием «Горячий канал».
Дуэйн заметил ей, что фильмы можно брать напрокат. Даже здесь, в Талиа, у Сонни Кроуфорда, магазин которого работает допоздна.
– Сама знаю, Дуэйн, – холодно заметила ему жена. – Если я озабоченная, то это вовсе не означает, что тупая. Те, что я хочу увидеть, я тщательно отбирала.
Однако в свою следующую поездку в Даллас она благоразумно накупила видеофильмов на сумму только в восемьсот долларов.
Дуэйн сидел в ванной уже с полчаса и понял, что пора выбираться. Он не спеша вылез, растер тело полотенцем и протер оружие. Страшная усталость не проходила. Уже не первый раз он просыпался ночью, чтобы облегчиться, и бывал настолько измотан, что, дойдя до ванной, опускался на горшок и немного дремал на нем, а потом возвращался в спальню. Накопление богатства утомительно, но ничто не сравнится с самочувствием того, от кого оно уплывает.
Как только Дуэйн вылез из ванной, Шорти перестал кататься по полу, бросился к пикапу Дуэйна, стоявшему во дворе, и лег, понимая, что хозяин вот-вот отправится в город и возьмет его с собой.
Всякий раз, когда пуля попадала в конуру, от нее во все стороны разлетались щепки белой древесины. Двор нового особняка Муров совсем недавно был засеян (и за большие деньги) специальной травой, и вот она взошла, но на нее было страшно смотреть. Их дом стоял на узком и длинном скалистом выступе, выходя фасадом в долину, обезображенную нефтяными скважинами, ямами с соленой водой и сетью дорожек, тянущихся от одного нефтяного насоса к другому. Отвесный берег – не самое подходящее место для выращивания бермудской травы, тем не менее под нее было отведено более шести акров. Карла придерживалась того мнения, что, если потратить достаточно много денег, можно достичь всего, чего пожелаешь.
Дуэйн верил в бермудскую траву меньше, чем трава верила сама в себя, но чек все же подписал, точно так же, как он выписал чек и на собачью будку, которая сейчас, казалось, вот-вот должна была вспыхнуть под его прицельным огнем. Некоторое время приобретение совершенно ненужных вещей почти убеждало его в том, что он все еще богатый человек, хотя в конце концов эта уловка перестала работать.
Шорти, отличавшийся характером квинслендского боевого петуха, мигал глазами при каждом выстреле, так как, в отличие от Дуэйна, на нем не было наушников. Собака так любила хозяина, что в течение всего дня не отходила от него ни на шаг, даже рискуя остаться глухой.
У Шорти были глаза пьяницы – отсутствующие и с красноватой поволокой. Джулия с Джеком, одиннадцатилетние двойняшки, кидали в него камни – когда им казалось, что отец их не видит. В этом, надо сказать, они весьма преуспели – но пес, судя по всему, не возражал против ударов – считая, очевидно, это проявлением дружеских чувств.
Карла, красивая и длинноногая жена Дуэйна, вышла из дома с чашкой кофе в руке и направилась через весь двор к пристройке. Весеннее утро выдалось ясным и чистым; она уже успела провести целый час в своем саду, осматривая помидоры, на которые напала порча.
Заметив жену, Дуэйн снял наушники: ее страшно раздражало, если он выслушивал ее жалобы, не снимая их.
– Теперь ты решил разнести в щепки совершенно новую будку, Дуэйн, – сказала она, садясь рядом. – Мне кажется, что я застряла в этой дыре с мужчиной, который медленно, но верно сходит с ума. Как хорошо, что мы отослали наших двойняшек в лагерь.
– Через день-другой их вышвырнут оттуда, – усмехнулся Дуэйн, – по причине кровосмешения или чего-нибудь подобного.
– Не думаю. Это церковный лагерь, – возразила Карла. – Они просто будут молиться за свои юные ужасные души.
Они немного помолчали. Хотя было только семь часов утра, температура в тени уже достигала почти 90 градусов по Фаренгейту. [1]
– От долгого нахождения в горячей ванне можно умереть, – заметила Карла. – Я прочла об этом в «Ю-Эс-Эй тудей».
До них донеслись истошные крики из соседнего дома. Это кричал маленький Майк, второй ребенок Нелли, доставлявший ей немало хлопот. Вскоре к нему присоединился и младший.
– Нелли, наверное, их даже не слышит, – проговорила Карла. – Бегает где-нибудь поблизости.
Нелли в свои девятнадцать лет ушла уже от третьего мужа. Ей нравилось выходить замуж, но для нее все это значило не больше, чем простое рукопожатие.
На Карле была тенниска с девизом на груди, который гласил: САМ ВИНОВАТ, ЧТО ТВОИ ДЕТИ БЕЗОБРАЗНЫ. Он был взят из песни, исполняемой Лореттой Линн и Конвеем Твитти, и каждый раз, когда Карла слышала ее, она не могла удержаться от смеха.
У нее уже скопилось тридцать или сорок теннисок со строками из популярных песен. Услыхав новую песню, в которой, на ее взгляд, была выражена та или иная интересная мысль, она с помощью трафарета наносила соответствующую цитату на рубашку. Время от времени Карла набиралась смелости и меняла что-то в понравившейся строке, но так хитро, что никто в Талиа не обнаруживал подмены.
Дуэйн как-то раз заметил, что ее дети не безобразны.
– У них своя индивидуальность, как у диких собак, но в любом случае нет сомнений, что они красивы, – сказал он.
– Все правильно. Они – в меня, – согласилась Карла. Цвет ее кожи постоянно вызывал зависть у всех женщин, которых она знала. Кожа Карлы имела оттенок топленого молока.
Их сын, Дики, которому исполнился двадцать один год, был выбран самым красивым парнем в средней школе Талиа из числа учеников как начальных, так и старших классов. Нелли на втором году обучения также была признана самой красивой девушкой в школе, но в следующие два года ее прокатили по причине эпидемии зависти среди голосовавших. Джек и Джулия были самыми симпатичными близнецами в Техасе; по крайней мере, так утверждали многие из окружения Карлы. Дики зарабатывал себе на жизнь, приторговывая марихуаной, а Нелли, успевшая за полтора года трижды выскочить замуж, могла в ближайшее время переплюнуть Элизабет Тэйлор по числу разводов в этом возрасте. Но действительно никто не посмел бы отрицать, что ее дети в высшей степени привлекательны внешне.
Карла в свои сорок шесть лет сохранила достаточно оптимизма, чтобы верить почти всему, что пишется на теннисках. Дуэйн же был настроен более скептически. Он начинал без гроша в кармане, затем разбогател, а теперь так быстро терял деньги, что проникся осознанием бренности бытия, имея в банке счет на восемьсот пятьдесят долларов и долги, достигавшие приблизительно двенадцати миллионов. Ситуация, что и говорить, не из приятных.
Дуэйн провернул барабан своего сорок четвертого. У него даже немного заболела рука. Тяжелое оружие резко щелкнуло в его руке – магазин был пуст.
– Знаешь, что я ненавижу больше всего на свете? – спросила Карла.
– Нет, и не собираюсь гадать, – ответил Дуэйн.
– Не бойся, не тебя, – со смехом продолжала она. У нее имелась еще одна тенниска, на которой было выведено: У МЕНЯ ЕСТЬ СЕДЛО, А ГДЕ ЖЕ ЛОШАДЬ? По ее мнению, это была предельно ясная ссылка на самую сексуальную песню Мела Тиллиса «Я найду лошадь, если у тебя отыщется седло». Разумеется, никто в Талиа не улавливал намека. Когда она надевала эту тенниску, дело обычно оборачивалось тем, что мужчины старались продать ей за бешеные деньги лошадей для состязаний на короткие дистанции.
– Больше всего на свете я ненавижу порчу, напавшую на наши помидоры, – уточнила Карла. – Я хочу нанять «мокрую спину», [2]чтобы он помогал мне в саду.
– Я не понимаю, к чему тебе такой большой сад? – спросил Дуэйн. – Мы не съедим все твои помидоры, даже если будем жевать двадцать четыре часа в сутки.
– Меня воспитали бережливой.
– С какой стати тогда было покупать БМВ? Если ты собралась быть бережливой, могла бы приобрести пикап. БМВ не протянет и недели на этих дорогах.
Их новый дом располагался в пяти милях от города, и вокруг было полно проселочных дорог. Когда они начали строиться, то собирались сами вымостить дорогу, но строительный бум закончился прежде, чем они построили себе жилище, и стало ясно, что грязные проселочные пути в ближайшее время станут для них настоящим бедствием.
Дуэйн возненавидел свой новый дом еще до того, как был заложен фундамент здания. Он готов был бежать отсюда хоть завтра, если бы его не окружала плотным кольцом стена из должников, и потом Карле дом нравился, и она ни за что на свете не согласилась бы продать свое новенькое жилище, на котором еще не успела высохнуть краска.
Он сунул ствол своего сорок четвертого в воду, который благодаря рефракции резко увеличился в размерах. Шорти приблизился к ванной и заглянул в нее. Что бы ни делал Дуэйн – все интересовало собаку. Многое из того, что делали люди, было непонятно псу, но это вовсе не означало, что Шорти не любил наблюдать за происходящим.
– Дуэйн, чего ты суешь оружие в воду?
– Я подумываю, а не отстрелить ли мне мой петушок. Всю жизнь ничего, кроме неприятностей, он мне не причинял.
Карла с невозмутимым видом восприняла эту новость и только почесала свою красивую ногу. Когда-то она решила, что ранние роды помогут сохранить фигуру стройной, а потом уже можно будет с этим завязать. Сразу после появления Нелли она так и поступила, но спустя десять лет почувствовала, что что-то в ее организме пошло не так. Переживая порой всплеск религиозных чувств, она решила, что Бог указывает ей на то, что у них должны появиться близнецы, хотя с медицинской точки зрения это было трудно предположить, да и любовью они с Дуэйном занимались довольно редко.
Но однажды, после того, как десять дней лил дождь и не работали все буровые установки, они занялись любовью, и результатом этого стало появление близнецов. Во время беременности Карла утешала себя тем, что у нее родятся ангелята, совершенные во всех отношениях. С какой стати тогда было Богу посылать ей этих ребят?
Итак, на свет явились близнецы, и как только у Джека прорезался четвертый зуб, он прокусил насквозь ухо сестры. Ангельскую теорию пришлось забраковать. В самом деле, когда они сидели в кабинете неотложной помощи, приводя в порядок ухо Джулии, Карла окончательно распрощалась с мыслями о Провидении.
Джек с Джулией оказались ужасными детьми. Они царапались и кусались, как маленькие звери, стараясь вытолкнуть друг друга из кровати и запихивая в рот один другому мягкие игрушки. Едва у братца и сестрицы окрепли руки, как они начали швырять друг в друга всевозможными предметами. Иногда Карле казалось, что она обречена днями пропадать в кабинетах «скорой помощи». Впрочем, даже там близнецы были верны себе. Однажды Джулия схватила с лотка хирургические ножницы и пырнула брата в ухо.
– Мои отпрыски верят в принцип: ухо за ухо, – рассказывала потом Карла друзьям, которые весело смеялись над ее черным юмором.
Со временем она поняла, что в больницу нельзя брать близнецов обоих сразу: слишком много там опасных предметов находятся под рукой.
Также со временем она поняла, что зачатие двойняшек ничего общего не имело с волей Божией, а все объясняется некомпетентностью врачей, и она даже хотела возбудить дело о преступной небрежности против доктора Декерта, молодого врача общего профиля, который оперировал ее десять лет назад.
– Нет, ты не станешь подавать на него в суд, – сказал Дуэйн. – Он может сбежать, а если это случится, то половина людей в городе умрет от мелких болячек.
– Черт, а как же мы? – удивилась Карла. – Из-за него мы схлопотали пожизненный срок.
Вскоре после этого разговора Карла стала повсюду носить тенниску, на которой было выведено крупными буквами: БЕЗУМИЕ – ЛУЧШАЯ МЕСТЬ. Это изречение не принадлежало ей, не было оно взято и из какого-нибудь хита. Она приметила его на одной бамперной наклейке, и оно ей понравилось.
Вообще-то, для себя Карла открыла, что на бамперных наклейках не меньше мудрых изречений, чем в песнях. К примеру, одна, которая очень тесно перекликалась с ее жизненной философией, гласила: ЕСЛИ ТЫ ЧТО-ТО ЛЮБИШЬ, ВЫПУСТИ ЭТО. ЕСЛИ ОНО НЕ ВЕРНУЛОСЬ К ТЕБЕ ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ ИЛИ ДВА, ОТЫЩИ И УБЕЙ ЕГО.
Скорее с любопытством, чем со страхом, наблюдала она за тем, как муж забавляется с револьвером.
– Дуэйн, я уверена, что ты таки отстрелишь себе петушок, – сказала она.
– Ну и что? – спросил он. – Все равно он работает не на полную катушку.
– Не я одна знаю об этом, а потом учти – это мелкая цель, а если ты промажешь, то испортишь нашу новую ванную.
Здесь она от души расхохоталась, радуясь собственному остроумию. Шорти, возбужденный ее смехом, принялся кататься по полу из красного дерева, потом стал ловить свой хвост и раза два почти преуспел в этом.
– Не хандри, Дуэйн, – сказала Карла. – Эта штучка тебе еще может очень пригодиться.
Она встала и слегка поддела ногой Шорти, который даже не обратил на нее внимания, увлеченный охотой за собственным хвостом.
– Пожалуй, я пойду поговорю с Нелли. Может, она вспомнит на минуту о своих родительских обязанностях.
Дуэйн вынул револьвер из воды. В дальнем конце огромного двора новая белая тарелка спутниковой антенны глядела в небо; ее острая спица устремилась в какую-то точку на экваторе. Это была самая дорогая антенна, которую можно купить в Далласе. Тарелка еще не была толком настроена, а Карла уже смоталась в город и возвратилась с видеомагнитофоном и кассетами на четыре тысячи долларов. Пока что они видели только две из них: «Дочь шахтера», которую Карла с Нелли смотрели по два раза каждую неделю, и секс-фильм под названием «Горячий канал».
Дуэйн заметил ей, что фильмы можно брать напрокат. Даже здесь, в Талиа, у Сонни Кроуфорда, магазин которого работает допоздна.
– Сама знаю, Дуэйн, – холодно заметила ему жена. – Если я озабоченная, то это вовсе не означает, что тупая. Те, что я хочу увидеть, я тщательно отбирала.
Однако в свою следующую поездку в Даллас она благоразумно накупила видеофильмов на сумму только в восемьсот долларов.
Дуэйн сидел в ванной уже с полчаса и понял, что пора выбираться. Он не спеша вылез, растер тело полотенцем и протер оружие. Страшная усталость не проходила. Уже не первый раз он просыпался ночью, чтобы облегчиться, и бывал настолько измотан, что, дойдя до ванной, опускался на горшок и немного дремал на нем, а потом возвращался в спальню. Накопление богатства утомительно, но ничто не сравнится с самочувствием того, от кого оно уплывает.
Как только Дуэйн вылез из ванной, Шорти перестал кататься по полу, бросился к пикапу Дуэйна, стоявшему во дворе, и лег, понимая, что хозяин вот-вот отправится в город и возьмет его с собой.
ГЛАВА 2
По пути в город Дуэйн взял в руку радиотелефон и попытался связаться с Руфь Поппер, своей честной и откровенной секретаршей, которая всегда говорила громко и выразительно, – впрочем, как и Карла, его жена, и Джанин Уэллс, его любовница, или Минерва, его горничная.
По мере того как он богател, женщины в его жизни начинали говорить все громче и выразительнее. Когда же он перестал богатеть, женщины не перестали высказывать ему все то, что их волновало. Любая из них готова была показывать ему свою правоту, в особенности у кухонной плиты или за обеденным столом.
Ему не очень хотелось говорить с Руфь, но всегда оставался призрачный шанс, что за ночь поднимутся цены на нефть, и в этом случае тот, кому хоть как-то можно было доверять, захочет заняться ее добычей.
В трубке послышались продолжительные гудки: Руфь не отвечала. Шорти с беспокойством следил за радиотелефоном. Сперва он встречал отчаянным лаем его писк, но после того, как Дуэйн несколько раз отхлестал его перчатками, пес понял, в чем дело, и перестал лаять, хотя и косился опасливо на аппарат, словно ожидая, что оттуда кто-то или что-то выскочит и причинит вред хозяину.
Как раз в то время, когда пикап выскочил на шоссе, ведущее в Талиа, Руфь Поппер сбежала с мостовой и устремилась по проселочной дороге. Руфь была помешана на беге трусцой. Она так близко пробежала от машины, что Дуэйн мог бы, наклонившись, огреть ее по голове молотком – если, конечно, проявить сноровку. Несмотря на возраст, Руфь бежала быстро. На ее голове были наушники, а на поясе висели транзистор, прибор для измерения скорости бега и масса других технических новинок. Кроме того, в каждой руке она держала по апельсину.
Женщина и ухом не повела, когда в двух шагах от нее проехал босс со своей собакой. Чувствуя себя несколько глупо, Дуэйн повесил телефон и посмотрел в зеркало заднего обзора на удалявшуюся фигуру, из-под ног которой летели клубы пыли.
Руфь Поппер оставалась единственным в Талиа человеком, который сохранил веру в физические упражнения после того, как нефтяной бум прекратился. Местное население еще долго будет вспоминать период массового увлечения бегом. Не так-то легко было приобщиться к нему тем, кто всю жизнь вкалывал как проклятый. Но увлечение пришло, и вскоре оно сделалось поголовным.
Дуэйн тоже начал пробегать ежедневно по четыре мили, а вечерами, раз или два в неделю, махал теннисной ракеткой в загородном клубе Уичита-Фолс. Рабочие с нефтепромысла и внезапно разбогатевшие фермеры – все как один устремились в дорогих кроссовках на гравийные дороги, старательно пыхтя и преодолевая усталость.
Что касается Джимбо Джексона, ставшего на короткое время самым богатым человеком в округе, то пристрастие к бегу обернулось для него трагедией: его переехал грузовик с рабочими, которые везли трубы для одной из принадлежавших ему скважин. Перед ними проехало три грузовика с трубами для других скважин, и Джимбо, еле переставляя ноги и мужественно глотая пыль неподалеку от своего только что отгроханного дома, почему-то выбежал на середину дороги. Рабочие подумали, что сбили годовалого теленка (Джимбо был крупным мужчиной), а когда выбрались, чтобы узнать, в чем дело, то обнаружили, что убили собственного босса.
Местная газета в скорбной редакционной статье посоветовала всем занимающимся бегом держаться песчаных карьеров – позиция, которая привела Карлу в ярость.
– Там полно клещей и гремучих змей, – сказала она. – По их мнению, мы находимся в Котсуолде?
Дуэйн решил, что она, должно быть, имеет в виду Котсуолд, который расположен в штате Канзас. В течение всего года, когда он страшно не высыпался, работая на грузовом автомобиле для перевозки скота, Карла иногда отправлялась с ним в рейс. Тогда он только что вернулся из Кореи, и они только что поженились. Ему показалось, что они проезжали такой город; он, впрочем, мог располагаться и в Небраске, и даже в Айове. Но ему было непонятно, чем песчаные карьеры Канзаса лучше местных, техасских. Неужели там легче бегать?
– Дуэйн, это в Англии, – подсказала жена. – Забыл? Мы читали о нем в одном журнале, когда летали с ребятами в Диснейленд.
От воспоминания о той поездке Дуэйна всего передернуло. Джеку тогда чуть было не удалось утопить Джулию, когда им вздумалось покататься по воде на бревнах, а Дики, который не любил тратить деньги ни на что, исключая наркотики, попался на воровстве. Он пытался украсть для своей подружки гориллу из магазина игрушек. В довершение всего исчезла Нелли, решив бежать в Гуаймас с молодым мексиканцем, с которым она познакомилась во время своих прогулок верхом. Они остановились в Индио, чтобы Нелли могла позвонить своему ухажеру в Талиа и сказать, что разрывает их помолвку. Ухажер быстро связался с родителями девушки, и их перехватили на самой границе Аризоны.
Спустя девять месяцев, выйдя замуж и разведясь с тем парнем, которого она собиралась бросить, Нелли родила крошку Майка, их первого внука. Он не походил на мексиканца, не имел никакого сходства и с законным мужем, от которого она так поспешно избавилась.
– Говорят, что путешествия обогащают, – заметила Карла, когда они летели обратно домой из Диснейленда.
Дуэйн вовремя успел заметить, что Джек опустил два кусочка льда из своей кока-колы за шиворот сухой старой женщине, которую привезли к трапу самолета в инвалидной коляске и бросили на сиденье перед ними.
– Тот, кто сказал это, никогда не путешествовал с нашими сорванцами, – мрачно ответил Дуэйн, видя, что старая леди начинает извиваться. – Я твердо тебе обещаю, что скорее покончу с собой, чем снова куда-нибудь отправлюсь с ними.
Бросив беглый взгляд на Джулию, он постарался понять, что та замышляет. На дочери были огромные черные очки в лиловой оправе, а на коленях лежал молодежный журнал, под которым она прятала руку. К своему ужасу Дуэйн понял, что его дочь мастурбирует.
– Что ты сказал, дорогой? – переспросила Карла. – Я читала и не расслышала.
– Я сказал, что скорее покончу с собой, чем еще раз куда-нибудь отправлюсь с нашими чадами.
– Дуэйн, не грозись, – осадила его Карла. – Сам знаешь, какой ты хлюпик, – боишься даже укола.
Она тоже заметила, что старушка впереди начинает все сильнее и сильнее ерзать на своем месте. Кубики льда делали свое дело, тая на ее спине.
– Надеюсь, что эта пожилая леди не станет биться в конвульсиях, – прошептала она на ухо мужу.
Дуэйн в это время решал, что же ему делать. Помочь бедной старушке и достать эти проклятые кусочки льда, что практически означало бы раздеть ее догола? Схватить сына и свернуть ему шею? Потребовать от него извинений? Но Джек такой изобретательный лгун и легко не смирится с наказанием. Чем страшнее казались его преступления, тем изощренней он оборонялся. У Дуэйна разболелась голова. Ему хотелось задушить сына. Интересно, заметит стюардесса, чем занимается его красивая молоденькая дочь?.. О Боже, как еще далеко до Далласа!
– Дуэйн, не вешай носа. В принципе, мы не так уж плохо отдохнули.
По мере того как он богател, женщины в его жизни начинали говорить все громче и выразительнее. Когда же он перестал богатеть, женщины не перестали высказывать ему все то, что их волновало. Любая из них готова была показывать ему свою правоту, в особенности у кухонной плиты или за обеденным столом.
Ему не очень хотелось говорить с Руфь, но всегда оставался призрачный шанс, что за ночь поднимутся цены на нефть, и в этом случае тот, кому хоть как-то можно было доверять, захочет заняться ее добычей.
В трубке послышались продолжительные гудки: Руфь не отвечала. Шорти с беспокойством следил за радиотелефоном. Сперва он встречал отчаянным лаем его писк, но после того, как Дуэйн несколько раз отхлестал его перчатками, пес понял, в чем дело, и перестал лаять, хотя и косился опасливо на аппарат, словно ожидая, что оттуда кто-то или что-то выскочит и причинит вред хозяину.
Как раз в то время, когда пикап выскочил на шоссе, ведущее в Талиа, Руфь Поппер сбежала с мостовой и устремилась по проселочной дороге. Руфь была помешана на беге трусцой. Она так близко пробежала от машины, что Дуэйн мог бы, наклонившись, огреть ее по голове молотком – если, конечно, проявить сноровку. Несмотря на возраст, Руфь бежала быстро. На ее голове были наушники, а на поясе висели транзистор, прибор для измерения скорости бега и масса других технических новинок. Кроме того, в каждой руке она держала по апельсину.
Женщина и ухом не повела, когда в двух шагах от нее проехал босс со своей собакой. Чувствуя себя несколько глупо, Дуэйн повесил телефон и посмотрел в зеркало заднего обзора на удалявшуюся фигуру, из-под ног которой летели клубы пыли.
Руфь Поппер оставалась единственным в Талиа человеком, который сохранил веру в физические упражнения после того, как нефтяной бум прекратился. Местное население еще долго будет вспоминать период массового увлечения бегом. Не так-то легко было приобщиться к нему тем, кто всю жизнь вкалывал как проклятый. Но увлечение пришло, и вскоре оно сделалось поголовным.
Дуэйн тоже начал пробегать ежедневно по четыре мили, а вечерами, раз или два в неделю, махал теннисной ракеткой в загородном клубе Уичита-Фолс. Рабочие с нефтепромысла и внезапно разбогатевшие фермеры – все как один устремились в дорогих кроссовках на гравийные дороги, старательно пыхтя и преодолевая усталость.
Что касается Джимбо Джексона, ставшего на короткое время самым богатым человеком в округе, то пристрастие к бегу обернулось для него трагедией: его переехал грузовик с рабочими, которые везли трубы для одной из принадлежавших ему скважин. Перед ними проехало три грузовика с трубами для других скважин, и Джимбо, еле переставляя ноги и мужественно глотая пыль неподалеку от своего только что отгроханного дома, почему-то выбежал на середину дороги. Рабочие подумали, что сбили годовалого теленка (Джимбо был крупным мужчиной), а когда выбрались, чтобы узнать, в чем дело, то обнаружили, что убили собственного босса.
Местная газета в скорбной редакционной статье посоветовала всем занимающимся бегом держаться песчаных карьеров – позиция, которая привела Карлу в ярость.
– Там полно клещей и гремучих змей, – сказала она. – По их мнению, мы находимся в Котсуолде?
Дуэйн решил, что она, должно быть, имеет в виду Котсуолд, который расположен в штате Канзас. В течение всего года, когда он страшно не высыпался, работая на грузовом автомобиле для перевозки скота, Карла иногда отправлялась с ним в рейс. Тогда он только что вернулся из Кореи, и они только что поженились. Ему показалось, что они проезжали такой город; он, впрочем, мог располагаться и в Небраске, и даже в Айове. Но ему было непонятно, чем песчаные карьеры Канзаса лучше местных, техасских. Неужели там легче бегать?
– Дуэйн, это в Англии, – подсказала жена. – Забыл? Мы читали о нем в одном журнале, когда летали с ребятами в Диснейленд.
От воспоминания о той поездке Дуэйна всего передернуло. Джеку тогда чуть было не удалось утопить Джулию, когда им вздумалось покататься по воде на бревнах, а Дики, который не любил тратить деньги ни на что, исключая наркотики, попался на воровстве. Он пытался украсть для своей подружки гориллу из магазина игрушек. В довершение всего исчезла Нелли, решив бежать в Гуаймас с молодым мексиканцем, с которым она познакомилась во время своих прогулок верхом. Они остановились в Индио, чтобы Нелли могла позвонить своему ухажеру в Талиа и сказать, что разрывает их помолвку. Ухажер быстро связался с родителями девушки, и их перехватили на самой границе Аризоны.
Спустя девять месяцев, выйдя замуж и разведясь с тем парнем, которого она собиралась бросить, Нелли родила крошку Майка, их первого внука. Он не походил на мексиканца, не имел никакого сходства и с законным мужем, от которого она так поспешно избавилась.
– Говорят, что путешествия обогащают, – заметила Карла, когда они летели обратно домой из Диснейленда.
Дуэйн вовремя успел заметить, что Джек опустил два кусочка льда из своей кока-колы за шиворот сухой старой женщине, которую привезли к трапу самолета в инвалидной коляске и бросили на сиденье перед ними.
– Тот, кто сказал это, никогда не путешествовал с нашими сорванцами, – мрачно ответил Дуэйн, видя, что старая леди начинает извиваться. – Я твердо тебе обещаю, что скорее покончу с собой, чем снова куда-нибудь отправлюсь с ними.
Бросив беглый взгляд на Джулию, он постарался понять, что та замышляет. На дочери были огромные черные очки в лиловой оправе, а на коленях лежал молодежный журнал, под которым она прятала руку. К своему ужасу Дуэйн понял, что его дочь мастурбирует.
– Что ты сказал, дорогой? – переспросила Карла. – Я читала и не расслышала.
– Я сказал, что скорее покончу с собой, чем еще раз куда-нибудь отправлюсь с нашими чадами.
– Дуэйн, не грозись, – осадила его Карла. – Сам знаешь, какой ты хлюпик, – боишься даже укола.
Она тоже заметила, что старушка впереди начинает все сильнее и сильнее ерзать на своем месте. Кубики льда делали свое дело, тая на ее спине.
– Надеюсь, что эта пожилая леди не станет биться в конвульсиях, – прошептала она на ухо мужу.
Дуэйн в это время решал, что же ему делать. Помочь бедной старушке и достать эти проклятые кусочки льда, что практически означало бы раздеть ее догола? Схватить сына и свернуть ему шею? Потребовать от него извинений? Но Джек такой изобретательный лгун и легко не смирится с наказанием. Чем страшнее казались его преступления, тем изощренней он оборонялся. У Дуэйна разболелась голова. Ему хотелось задушить сына. Интересно, заметит стюардесса, чем занимается его красивая молоденькая дочь?.. О Боже, как еще далеко до Далласа!
– Дуэйн, не вешай носа. В принципе, мы не так уж плохо отдохнули.
ГЛАВА 3
Дуэйн прекрасно понимал, что его незнание окружающего мира и нежелание знакомиться с ним относятся к числу тех его недостатков, которые особенно раздражали Карлу, хотя это было не совсем понятно, поскольку мир Карлы в основном тоже ограничивался Техасом. При этом он три раза побывал в Калифорнии, а она только раз. Дважды он посетил и Лас-Вегас, приглашая с собой жену, но оба раза отказы с ее стороны сопровождались истерикой. Истерика являлась одной из излюбленных Карлой форм самовыражения.
– Нет уж, спасибо, – заявила она. – Ты едешь потому, что тебе хочется потрахаться, и я не дам тебе шанс обвинить меня в том, что я стою у тебя на пути к этому.
Дуэйн отлично понимал, что она вообще не стоит у него на пути ни к чему. Карла твердо верила в сексуальную свободу, в особенности для себя.
– Я просто подумал, что тебе захочется посмотреть на эти знаменитые шоу, – сказал он.
– Если мне захочется посмотреть на сиськи, я сниму лифчик. Свой! Больше мне никто не нужен, – выдала Карла.
По правде говоря, ей и этого не нужно было делать, поскольку прекрасная молодая грудь ее дочери, Нелли, часто мелькала в доме. Почти целый год обед сопровождался чмоканьем маленького Майка, так как Нелли была слишком ленива, чтобы отучать его от кормления грудью, – несмотря на частые и настоятельные советы матери, которая сама не очень-то любила подобную процедуру.
Бобби Ли, буровой мастер номер один у Дуэйна, оставался единственным, кто получал огромное удовольствие, наблюдая за тем, как Нелли кормит Майка или Барбет, девочку. При цене нефти меньше двадцати одною доллара за баррель буровые работы почти не проводились. У Бобби Ли оставалось достаточно времени, чтобы наблюдать, как Нелли возится со своими малышами. Его желание было вполне очевидным, но пока что Нелли отказывала ему, что было для нее почти уникальным достижением.
Бобби Ли проработал с Дуэйном свыше двадцати лет и время от времени давал понять, что не прочь породниться с ним, хотя и был женатым человеком.
– Я не понимаю тебя, – говорил обычно Дуэйн. – Нужно лишиться разума, чтобы решиться на такое.
Серьезных возражений у него, однако, не было. Как зять Бобби Ли был бы ничуть не хуже трех первых, которых ему представляла Нелли.
У Карлы, с другой стороны, было множество против, и с ними она приставала к Бобби Ли всякий раз, когда они оставались наедине. Как-то несколько лет назад она и он здорово поругались, но это событие не стало известно Дуэйну, который как раз в это время отправился поохотиться на оленей. Отъезд мужа совершенно не взволновал Карлу, зато Бобби Ли безумно в нее влюбился.
Тот факт, что она совершенно не интересуется им как мужчиной, любила повторять Карла, не означает, что она хочет, чтобы он спал с ее дочерью или обеими дочерьми. У Бобби Ли, не отличавшегося высоким ростом, были печальные глаза. Если Нелли не было поблизости, то эти печальные глаза часто задерживались на Джулии, которая расцветала с каждым днем.
– В этой стране много озабоченных женщин, – однажды не вытерпела Карла, – и при минимальном усилии ты мог бы себе кого-то подыскать. Но, пожалуйста, не из тех, с кем я кровно связана.
– Что значит «озабоченные женщины»? – спросил Бобби Ли, любивший создавать вокруг себя ореол аскетизма, хотя почти каждый вечер его можно было застать в «Салоне тетушки Джимми», а «Салон тетушки Джимми» никогда не был монастырем.
Еще за два месяца до рождения Барбет Карла решила дело по отлучению маленького Майка от груди взять в свои руки. Первые два года жизни ограничения такого рода приходились ему не по вкусу, и если малыш почувствует, что его источник пищи находится под угрозой, то невозможно предсказать, чем это обернется для его новорожденной сестренки.
Карла принялась похищать Майка каждый день. Она увозила ребенка на своем новом БМВ куда-нибудь подальше и врубала музыку на полную мощность, чтобы заглушить его истошные крики. Сначала малыш выбрасывал бутылочки с молочной смесью из окна, но в конце концов сдался.
Дуэйн очень привязался к маленькой беззащитной Барбет, которая воплотила в себе его давнишнюю мечту о спокойном тихом ребенке. Он мог часами сидеть с ней на краю ванной, прикрываясь от солнца своей ковбойской шляпой. Иногда в мечтах он видел, что они с Барбет живут в другом месте, хотя бы в Сан-Маркосе, куда они с Карлой одно время собирались перебраться.
– Нет уж, спасибо, – заявила она. – Ты едешь потому, что тебе хочется потрахаться, и я не дам тебе шанс обвинить меня в том, что я стою у тебя на пути к этому.
Дуэйн отлично понимал, что она вообще не стоит у него на пути ни к чему. Карла твердо верила в сексуальную свободу, в особенности для себя.
– Я просто подумал, что тебе захочется посмотреть на эти знаменитые шоу, – сказал он.
– Если мне захочется посмотреть на сиськи, я сниму лифчик. Свой! Больше мне никто не нужен, – выдала Карла.
По правде говоря, ей и этого не нужно было делать, поскольку прекрасная молодая грудь ее дочери, Нелли, часто мелькала в доме. Почти целый год обед сопровождался чмоканьем маленького Майка, так как Нелли была слишком ленива, чтобы отучать его от кормления грудью, – несмотря на частые и настоятельные советы матери, которая сама не очень-то любила подобную процедуру.
Бобби Ли, буровой мастер номер один у Дуэйна, оставался единственным, кто получал огромное удовольствие, наблюдая за тем, как Нелли кормит Майка или Барбет, девочку. При цене нефти меньше двадцати одною доллара за баррель буровые работы почти не проводились. У Бобби Ли оставалось достаточно времени, чтобы наблюдать, как Нелли возится со своими малышами. Его желание было вполне очевидным, но пока что Нелли отказывала ему, что было для нее почти уникальным достижением.
Бобби Ли проработал с Дуэйном свыше двадцати лет и время от времени давал понять, что не прочь породниться с ним, хотя и был женатым человеком.
– Я не понимаю тебя, – говорил обычно Дуэйн. – Нужно лишиться разума, чтобы решиться на такое.
Серьезных возражений у него, однако, не было. Как зять Бобби Ли был бы ничуть не хуже трех первых, которых ему представляла Нелли.
У Карлы, с другой стороны, было множество против, и с ними она приставала к Бобби Ли всякий раз, когда они оставались наедине. Как-то несколько лет назад она и он здорово поругались, но это событие не стало известно Дуэйну, который как раз в это время отправился поохотиться на оленей. Отъезд мужа совершенно не взволновал Карлу, зато Бобби Ли безумно в нее влюбился.
Тот факт, что она совершенно не интересуется им как мужчиной, любила повторять Карла, не означает, что она хочет, чтобы он спал с ее дочерью или обеими дочерьми. У Бобби Ли, не отличавшегося высоким ростом, были печальные глаза. Если Нелли не было поблизости, то эти печальные глаза часто задерживались на Джулии, которая расцветала с каждым днем.
– В этой стране много озабоченных женщин, – однажды не вытерпела Карла, – и при минимальном усилии ты мог бы себе кого-то подыскать. Но, пожалуйста, не из тех, с кем я кровно связана.
– Что значит «озабоченные женщины»? – спросил Бобби Ли, любивший создавать вокруг себя ореол аскетизма, хотя почти каждый вечер его можно было застать в «Салоне тетушки Джимми», а «Салон тетушки Джимми» никогда не был монастырем.
Еще за два месяца до рождения Барбет Карла решила дело по отлучению маленького Майка от груди взять в свои руки. Первые два года жизни ограничения такого рода приходились ему не по вкусу, и если малыш почувствует, что его источник пищи находится под угрозой, то невозможно предсказать, чем это обернется для его новорожденной сестренки.
Карла принялась похищать Майка каждый день. Она увозила ребенка на своем новом БМВ куда-нибудь подальше и врубала музыку на полную мощность, чтобы заглушить его истошные крики. Сначала малыш выбрасывал бутылочки с молочной смесью из окна, но в конце концов сдался.
Дуэйн очень привязался к маленькой беззащитной Барбет, которая воплотила в себе его давнишнюю мечту о спокойном тихом ребенке. Он мог часами сидеть с ней на краю ванной, прикрываясь от солнца своей ковбойской шляпой. Иногда в мечтах он видел, что они с Барбет живут в другом месте, хотя бы в Сан-Маркосе, куда они с Карлой одно время собирались перебраться.