Марко Джон. Очи бога

   — Не преувеличивай.
   — Но это правда. Теперь они возводят стены и учат своих ящеров сражаться. Мы изменили их жизнь — я, Трагер и Фиггис, — взор Лукьена упал на фонтан в центре орокко, стоящий без воды, но все равно прекрасный. В его чаше возвышалась фигуры девушки. Одетая в легкие, развевающиеся одежды, она держала в руке каменный цветок. Лукьена вдруг пронзила мысль о Кассандре.
   Стоило ли затевать все это?
   Он прислушался к ветерку. Тот не принес ответа.
   — Я хочу уйти, — мягко проговорил он. Повернувшись же к выходу, он заметил одинокую фигуру, что приближалась к орокко. Это был один из стражей кагана Кадара. Человек окликнул их, указав вперед.
   — Что там такое? — удивился Торин.
   Страж приблизился, указывая на дворец. Из всей его речи Лукьен понял лишь одно слово «Кадар».
   — Кадар хочет видеть нас?
   — Кадар, — кивнул тот. Он продолжил говорить на джадори, непрерывно указывая на дворец.
   — Хорошо, сейчас будем, — вздохнул Лукьен. Он повернулся к Торину. — Готов?
   Торин сделал постную мину.
   — Ты имеешь в виду, готов ли я услышать, что с нами сделает Кадар? Лично я бы подождал еще.
   — Но он же сказал, что не станет нас наказывать, — напомнил ему друг. Затем обратился к стражнику: — Хорошо, мы идем.
   Тот повел их из орокко под жарким солнцем через сад. Лукьен и Торин прикрыли глаза, чтобы лучи не ослепляли их, отражаясь от белоснежных стен. Жилище кагана примыкало к орокко, так что прогулка обещала быть краткой. Вот они уже во дворце, и их ведут по позолоченным коридорам. Мимо проходят толпы людей, как обычно, но они больше не встречают подозрительных взглядов. Лукьен еле сдерживал возбуждение, пока их вели к Кадару. Он был уверен, что правитель пустыни сдержит обещание и не причинит им вреда, но Лукьену хотелось большего. Он помнил о своем долге и надеялся, что каган позволит ему искупить вину. Армия Акилы подступает, и для Кадара каждый клинок будет на счету.
   Когда длинный коридор закончился, стражник отступил в сторону, и открылся мерцающий занавес из драгоценных бусинок. Стражник сделал знак Лукьену, приглашая войти. Тот переглянулся с Торином. Из-за занавеса слышались голоса, заглушаемые шелестом множества бусинок. Страж засопел.
   — Ладно, ладно, — успокоил его Лукьен. Он глубоко вдохнул, дабы успокоить нервы и шагнул за занавес. Взору открылся круглый зал, выложенный желтыми изразцами и украшенный гобеленами. В центре виднелся длинный низкий стол. Кресел не было; только яркие шелковые подушки, разбросанные по коврам. Лукьен на секунду задержался, ибо вид собравшихся в комнате людей его поразил. Во главе стола расположился Кадар, сидя со скрещенными ногами на подушке. Он как раз начал говорить, но остановился, заметив Лукьена. Слева от него сидел Гилвин с неизменной Теку на плече. Парень испустил вздох облегчения при виде старшего товарища. Напротив же Гилвина, по правую руку от кагана устроилась на подушке женщина, которую Лукьен никогда прежде не видел — крошечного роста, с белоснежными волосами и эльфийскими ушами. На ней был великолепный переливающийся плащ. Она подбодрила рыцаря загадочной улыбкой.
   — Ага, вот и он, — произнесла она. И наклонилась, чтобы увидеть пространство за его спиной. — И, похоже, не один.
   Лукьен сделал шаг вперед, чтобы Торин мог войти. Барона тоже поразил вид собрания. Он украдкой переводил взгляд с одного лица на другое, наконец, остановив его на Гилвине.
   — Гилвин… все в порядке?
   Тот пожал плечами.
   — Думаю, да. Мы ждали вас. Лукьен, это та самая женщина, о которой я говорил. Это…
   — Ведьма Гримхольда, — прошептал рыцарь.
   Женщина захлопала в ладоши и звонко рассмеялась.
   — Вы что, все так меня называете? Нет, сэр Лукьен. Я не ведьма. Я — хозяйка Гримхольда.
   — Входите, вы оба, — велел Кадар. Он сделал жест рукой, сохраняя на лице суровое выражение. Лукьен замешкался, ибо зрелище его насторожило. Малютка едва напоминала человеческое существо, а ее жуткий спутник вселял леденящий ужас. Он только хрипло сопел, не издавая иных звуков. Лукьен и Торин приблизились к столу, не зная, могут ли они сесть в присутствии кагана.
   — Вы посылали за нами, милорд? — спросил Лукьен.
   — Посылал.
   — А за мальчиком — тоже? — подал голос Торин.
   Кадар сдвинулся на несколько подушек в сторону Гилвина.
   — Сядьте. Настало время поговорить.
   Лукьен сел рядом с Гилвином, не в силах отвести взор от удивительной дамы. Барон Гласс медленно и неуклюже преклонил колени, опираясь для равновесия единственной рукой о стол. Все трое лиирийцев замерли в напряженном ожидании. На столе курились благовония; ароматные клубы дыма наполняли комнату. Лукьен сквозь дым украдкой изучал маленькую женщину. Ее забавляло его любопытство, и она лукаво подмигнула ему. И тут Лукьен заметил на ее груди сверкающий амулет.
   — Да, — предупредил Кадар его вопрос. — Она носит второе Око Господа.
   — Кто вы? — спросил Лукьен. — Вы и вправду хозяйка Гримхольда?
   — Так меня называют некоторые, — отвечала леди-крошка. — А зовут меня Миникин.
   Торин ушам своим не верил.
   — Из Гримхольда?
   — Я ведь уже сказала.
   — Она — та самая дама, которую я видел в Коте, — заявил Гилвин. — Я ее помню.
   — Верно, хотя и не следовало бы, — откликнулась она. — Стыдно, Гилвин Томз.
   Лукьен вспомнил, что рассказывал ему Гилвин: о том, как Фиггис пробудил в нем воспоминание о ведьме.
   — Значит, она заставила тебя все забыть с помощью магии, Гилвин? Это правда?
   — Я все ей объяснил. Рассказал про Фиггиса и про то, как он помог мне вспомнить ее. Да, именно эту даму я видел в Коте, Лукьен. Она и есть Ведьма Гримхольда.
   Маленькая женщина округлила глаза:
   — Мое имя — Миникин.
   — Да, вы уже говорили, — со странным смешком отозвался Торин. — Миникин из Гримхольда. Не могу в это поверить.
   — На ней амулет, Торин, — напомнил ему Лукьен. — Это, должно быть, ее амулет.
   — Это не имеет значения, — произнес Торин, со строгим видом рассматривая женщину. — Ведь это Кадар дал вам амулет, верно?
   — Неверно, — отозвался Кадар. Он вытащил второе Око Господа, демонстрируя его собравшимся. — Давайте закончим судить да рядить. Ваши сомнения неуместны. Это Эла-даз, хозяйка Гримхольда. И мой дорогой друг.
   Лукьен все еще не мог поверить тому, что слышит. Гримхольд по-прежнему казался ему сказкой.
   — Кадар, — осторожно завел он разговор, — мы ни на секунду не сомневаемся в вашей правдивости, но поймите же, как трудно нам поверить, что все это не сон. Там, откуда мы пришли, Гримхольд считается мифом.
   — Уверяю вас, сэр Лукьен, я вовсе не миф, — заявила женщина. — Как и эти амулеты. И я знаю, что вы уже убедились в их силе. Так не лучше ли поверить нам и нашим словам. Гримхольд существует, и правлю в нем я.
   — А я его защитник, — добавил Кадар. — Вот почему мне тоже был вручен амулет.
   Гилвин кивнул, как будто все понял.
   — Значит, Фиггис был прав. Гримхольд действительно находится за Джадором, спрятанный в горах.
   — Да, и довольно близко отсюда, — ответил Кадар. — Вы не можете видеть его из-за гор. Но он там, на западе.
   — А кто живет в Гримхольде? — не отставал Лукьен. — Настоящие чудовища?
   Кадар нахмурился. Малютка Миникин перестала улыбаться.
   — Мы не чудовища, сэр Лукьен. А Гримхольд — не обитель ужасов. Это творение всей моей жизни. Это святилище.
   — Святилище? — удивился Гилвин. — Но для кого?
   — Может быть, и для таких людей, как ты, Гилвин Томз. Для тех, кто не может сам постоять за себя в так называемом нормальном мире. Я забираю их в Гримхольд. И учу жить и защищать себя. Даю им силу.
   — Вы имеете в виду магию? — спросил Торин.
   — Магия — слово, используемое невежественными людьми. Но, пожалуй, барон Гласс, вы и правы. Подобно тому, как эти амулеты обладают магией, я учу своих Нечеловеков пользоваться силой духовного мира.
   — Нечеловеков? Кто они такие? — спросил Лукьен.
   — Так мы себя называем, — ответила Миникин. — Мир смотрит на нас и считает нелюдями, вот отсюда и наше общее имя.
   — Но ведь это обидно, — запротестовал Гилвин.
   — Слова, Гилвин. Все это только слова. Жестокие названия бессмысленны. Вот почему мы спокойно относимся к чужим насмешкам и презрительным прозвищам. Мы просто выше всего этого. Я называю себя Миникин, потому что такое имя было у меня в юности. Мой друг, что всегда рядом со мной, зовется Трог, потому что злые люди прозвали его «троглодитом», — она повернулась к бессловесному товарищу и тепло улыбнулась ему. — Но взгляните — Трог вовсе не в обиде. Он научился пропускать насмешки мимо ушей, и теперь они не могут ранить его.
   — Мне все равно это не по душе, — не сдавался Гилвин. — Нелюди. Жуткое имечко.
   Улыбка Миникин стала еще шире.
   — Стыдно, Гилвин. Ты же понимаешь, что являешься одним из нас.
   Это заявление заставило присутствующих замолчать. Сияющие глаза Миникин остановились на Гилвине, который просто не мог рта раскрыть от изумления.
   — Что вы имеете в виду?
   — Гилвин, ты никогда не задумывался, отчего ты мог смотреть на королеву Кассандру, не разрушая чар амулета?
   Юноша кивнул.
   — На тебе печать Нечеловека, — заявила Миникин. — Поэтому ты не мог смотреть на Кассандру человеческими глазами . — Она печально улыбнулась Лукьену. — Мне очень жаль, сэр Лукьен, но Гилвин действительно не знал этого. Он-то мог смотреть на вашу возлюбленную, не причиняя ей вреда. А вы — нет.
   — Что? — воскликнул Лукьен, уставившись на Гилвина. — Он — один из вас?!
   — Да, неужели это правда? — не отставал от него сам юноша. — Что это за печать такая и кто ее оставил? Вы?
   — Когда ты только родился, я узнала о твоих увечьях, — начала рассказ Миникин. — И тогда я пришла к твоей матери и сказала, что заберу тебя в то место, где проблемы твоего тела никогда не помешают тебе жить полной жизнью, где ты будешь в безопасности. Но твоя мать уверила меня, будто в замке тебе ничто не угрожает, а молодой король, Акила, не позволит никому причинить тебе вреда, — леди-малютка так и сияла от удовольствия. — Очевидно, ваш король сдержал обещание. Но я не могла быть уверена, что так оно и будет, поэтому запечатлела на твоем лице поцелуй. Таким образом, что-то в тебе всегда знало, что Гримхольд существует и ты можешь всегда прийти к нам, если захочешь.
   Гилвин побелел, как мел.
   — Я… я не могу поверить.
   — Подтверждаю каждое слово из вышесказанного, — вмешался Кадар. Он наклонился и дотронулся до увечной руки Гилвина. — Эта печать — нечто особенное, паренек. Ты всегда был одним из Нечеловеков. И послушай — бояться тут нечего.
   — Нечеловеков, — прошептал Лукьен. В нем поднялось чувство глубокого сожаления. — Я смотрел на Кассандру. Я убил ее, потому что не являюсь одним из вас.
   Торин опустил руку на плечо друга.
   — Ты и не мог этого знать.
   — Верно, не мог, — подтвердила и Миникин. — Амулеты защищены от попадания в недобрые руки. Я и сама не могу контролировать Акари, заключенные в них.
   — Акари? — повторил Гилвин. — Я уже второй раз слышу о них. Что такое Акари?
   — Долго объяснять, — ответила Миникин. — В амулетах заключены могучие духи. Они-то как раз и обладают тем, что вы зовете магией.
   — А вы постоянно носите другой амулет, — со вздохом произнес Лукьен. — О Небо, ну и глупцы же мы. — Он взглянул на Кадара: — Простите нас, милорд. Фиггис, пославший нас сюда, ошибся. Он был великим ученым, но думал, что второй амулет носит ваша жена.
   — Ваш ученый не ошибся, — заметила Миникин. — Я не жена Кадара, это так. Но он — мой зирха. Знакомо вам это слово?
   И Лукьен, и Гилвин кивнули.
   — Зирха, — повторил Лукьен. — Именно это слово упоминал Фиггис. На джадори означает «жена».
   — Оно означает не только «жена», но еще и «слуга», — поправила его Миникин. — Фиггис рассказал вам, о чем гласят старинные тексты, верно?
   — Да, — сказал Гилвин. — Он прочел, что владыка места, сокрытого за пустыней, носит амулет, а его зирха — второй такой же.
   — А место за пустыней — Гримхольд, не Джадор, — добавил Лукьен. — В конце Фиггис исправил свое заблуждение.
   — Но Владыка Гримхольда — не каган Кадар, — проговорил Гилвин. Подобно Лукьену, он только начинал понимать, в чем тут дело. — Это вы — Владыка Гримхольда!
   — А Кадар — мой зирха, — согласилась Миникин. — Мой слуга. Вот почему мы зовем его шалафейн, великий защитник. Он защищает меня и других Нечеловеков от внешнего мира. Вот почему много лет назад он получил второй амулет.
   — Но почему? — поинтересовался Торин, все еще не понимая. — Почему вы защищаете их, Лорд Кадар?
   Лицо кагана приобрело суровое выражение.
   — Вам необязательно это знать. Главное, что я связан с ними клятвой. И именно поэтому вас позвали сюда.
   — Скажите же, зачем мы вам понадобились, — попросил Лукьен.
   Каган Кадар откинулся назад и сосредоточился на Лукьене так, будто больше в комнате никого не было.
   — Я думал о тебе, Бронзовый Рыцарь, еще до твоего появления здесь.
   Лукьен и его друзья переглянулись.
   — Да, — продолжал Кадар. — Я знал. Эла-даз сказала мне. Я ждал тебя и не знал, как мне поступить. Я не мог наказать тебя более, чем ты сам себя наказал.
   — Так вы позволите нам оказать вам помощь? — с надеждой спросил Лукьен.
   — Для борьбы против вашего короля Акилы у нас есть собственная армия, — сказал Кадар. — Мы защитим от него Гримхольд и Джадор. У него есть только лошади, и он не знает пустыни.
   — Он силен, милорд, не сделайте ошибки, — предостерег его Торин. — А еще к его услугам все богатства Лиирии. Он купит столько транспорта, сколько будет нужно для перевозки армии через пустыню.
   — Это неважно. Мы будем сражаться с ним. Даже если погибнем в бою.
   — Тогда разрешите нам помочь, — умолял его Лукьен. — Мы знаем Акилу и Трагера. Знаем их тактику. Если будем сражаться на вашей стороне, у вас прибавится шансов.
   — Существенно прибавится, — уверенно произнес Торин. — Но все равно — это будет непросто.
   — Но у нас есть еще время, — Лукьен ощутил внезапный прилив возбуждения. — С Акилой целая армия. Поэтому он не может передвигаться быстро. Это позволит нам сформировать силы для отпора. Если…
   — Стоп, — отрезал Кадар. — Нет нужды рассуждать о защите Джадора, Бронзовый Рыцарь. Я позабочусь об этом. Ты отправишься в Гримхольд.
   — В Гримхольд? Но почему?
   — Ты нужен им, — заявил Кадар. — Поможешь им защищаться.
   — Извините меня, милорд, но это просто глупо. Вы собираетесь организовать оборону здесь, в пустыне, так ведь? Значит, здесь я и должен находиться.
   — Ты едешь в Гримхольд вместе с Эла-даз, — решительно произнес каган.
   — Но почему, черт возьми? — Лукьен вскочил на ноги, глядя на всех с гневным изумлением. — Кадар, я ведь боец. И в этом мне буквально нет равных. Пожалуйста, не посылайте меня быть нянькой при калеках!
   Едва он произнес эти слова, как тут же пожалел о них. Краешком глаза рыцарь заметил выражение боли на лице Гилвина. Миникин же сделалась холодной, словно лед.
   — Сядь, — приказал ему Кадар. Его голос был спокоен, но в нем звучала сталь. Лукьен подчинился, преклонив колени возле стола. Кадар продолжал: — Ты прибыл сюда, дабы исправить свои ошибки, так ли это?
   — Да.
   — Разве ты не прикончил мою жену? Разве ты не должен мне кое-что?
   — Да, Кадар, но только…
   — Тогда ты отправишься в Гримхольд с Эла-даз. Поможешь ей защититься от армии своего короля. Здесь один человек с мечом не сделает погоды. Гримхольд же представляет собой горный замок. И там нет солдат. Твое искусство им пригодится.
   Лукьен вздохнул и покачал головой. Все это казалось ему абсолютно лишенным смысла.
   — Кадар, я солдат и знаю тактику генерала Трагера.
   Кадар сделал жест, означающий: довольно пререканий.
   — Решено. Ты едешь в Гримхольд. Барон Гласс остается в Джадоре.
   — Я?! — взревел Торин. — Почему?
   — А ты разве не знаешь тактику этого генерала? — вкрадчиво спросил его Кадар.
   — Да, но…
   — Хорошо, — подытожил Кадар. — Значит, ты и останешься, барон Гласс. И поможешь нам. Бронзовый же Рыцарь отправится в Гримхольд. И мальчик — вместе с ним. — Кадар повернулся к Лукьену. — Выходите завтра на рассвете.
   — Но я все-таки не понимаю, — пытался спорить Лукьен. — Объясните мне.
   — Сэр Лукьен, каган Кадар уже все объяснил, — вмешалась Миникин, и ее голос звучал мягко. — Разве вы не имеете долга перед ним?
   — Мой долг — перед Джадором, не перед Гримхольдом.
   — Твой долг — передо мной, — резко бросил Кадар, — и я требую выплаты по долговым обязательствам в той форме, в какой мне нужно!
   Он так повысил голос, что даже безголосый спутник Миникин повернулся и взглянул на кагана. Кадар отвернулся, пытаясь взять себя в руки.
   — Отправляйтесь, — скомандовал он. — Все, кроме Бронзового Рыцаря.
   Миникин быстро поднялась на ноги. Она с улыбкой протянула руку Гилвину.
   — Пойдем, Гилвин, прогуляемся вместе!
   Юноша замешкался, но Лукьен тоже велел ему уходить.
   — Все в порядке, — сказал он. — Иди. И ты тоже, Торин.
   Торин выглядел встревоженным.
   — Ты уверен? Я могу остаться.
   — Я хочу говорить с рыцарем с глазу на глаз, однорукий, — сообщил Кадар. — Оставь нас.
   Торин подчинился, покидая зал вслед за Гилвином, маленькой дамой и великаном. Когда занавес неподвижно замер, Лукьен встал.
   — Ну хорошо, а теперь я хочу услышать правду, — произнес он. — Есть нечто, чего вы не сказали мне. Почему вы посылаете меня в Гримхольд?
   — Чтобы защищать его.
   — Но почему?
   — Потому что там находится моя дочь!
   Слова вырвались словно помимо его воли. Лицо Кадара побагровело. Он отвел взгляд, злясь на самого себя.
   — Ваша дочь? — удивился Лукьен. — Какая дочь?
   — Ребенок, которого носила моя жена, — горько проронил Кадар. — Родившийся в ту ночь, когда ты убил ее.
   — Великое Небо, — прошептал Лукьен. — Я думал, что дитя умерло.
   — Нет, она осталась жива. Она родилась в ту ночь. Джитендра испустила дух в последний момент родов. Но девочка родилась слишком быстро. Она была… — Кадар подыскивал верное слово. — Скажем так, она оказалась похожа на обитателей Гримхольда.
   — То есть родилась калекой? — спросил Лукьен. Он почувствовал ту же боль, что и тогда, когда убил Джитендру. — Кадар, я…
   — Сожалеешь?
   Лукьен кивнул.
   — Да. Знаю, это бесполезно, но что мне остается, кроме извинений?
   — Ты можешь отправиться в Гримхольд и защитить мою дочь. Ты должен мне, Бронзовый Рыцарь. Будешь ее защитником, ее шалафейном. Если я погибну в бою с Акилой, у нее, по крайней мере, останешься ты.
   — Не понимаю, — сказал Лукьен. — Если вы так любите ее, зачем было отсылать ее от себя? Вы бы могли и здесь о ней позаботиться.
   — Нет. Жара и раскаленное солнце Джадора для нее непереносимы. Вот почему она находится в горах Гримхольда. Ты все поймешь, когда увидишь ее, — на лице Кадара обозначилась надежда. — Так сделаешь это для меня? Защитишь мою дочь?
   Теперь приказ превратился в мольбу. Лукьен горячо согласился. Наконец-то он исправит ошибку!
   — Да, — ответил он. — Я защищу ее. Сделаю все, что в моих силах, Кадар. Я обещаю.
 
   По просьбе Миникин Гилвин проследовал за ней и ее телохранителем в сад. Она попросила барона Гласса оставить их одних ненадолго, ибо ей понадобилось кое-что объяснить Гилвину наедине. Беспокоясь о юном спутнике, барон не соглашался, но Гилвин сумел убедить его. По какой-то необъяснимой причине он чувствовал себя полностью защищенным в обществе среброволосой леди, и даже ее жутковатый спутник не внушал ему опасений. И теперь Гилвин и Миникин медленно прогуливались по дорожкам сада. Громадный силуэт Трога виднелся на почтительном расстоянии от них. Во время прогулки Миникин вначале молчала, лишь улыбка не сходила с ее лица. Лишь когда она убедилась, что никто их не услышит, женщина остановилась.
   — Надеюсь, ты не сердишься на меня, Гилвин, — произнесла она. — Знаю, сказанное мною может шокировать, но я думаю, что поступила правильно. Отметив тебя печатью нечеловечности, я надежно защитила тебя.
   — Но мне не нужна была защита, — возразил Гилвин. Он все еще был сконфужен услышанным. — Я вырос в Лайонкипе. Со мной ничего не могло случиться.
   Миникин кивнула.
   — Ты прав, но я тогда этого не знала. А еще — ты жил уединенно. Тебе посчастливилось вырасти среди людей, которые могли защитить тебя. Не каждому выпадает такая удача.
   Гилвин согнул искалеченную руку. Он всегда знал, что доброта Акилы послужит ему защитой.
   — Я знаю, — согласился он. — И не виню тебя за эту печать. Но все равно не понимаю, что она означает. Я что, несу в себе проклятье, как эти амулеты?
   — Не совсем так, — отозвалась Миникин. Она подвела его к садовой скамейке и уселась рядом. — Тебе не о чем беспокоиться. Получить печать Нечеловека — вовсе не проклятье. Просто у тебя есть Акари, который за тобой присматривает.
   Странное слово напугало Гилвина.
   — Это что же, вроде привидения?
   — Своего рода. Все Нечеловеки имеют Акари. Они напоминают духов-хранителей. Мне даже нравится звать их ангелами.
   — Ангелами? — это слово, в свою очередь, удивило Гилвина. В Лиирии находились люди, верящие в то, что на небесах существуют создания, присматривающие за людьми. — Тогда, получается, эти духи добрые, да?
   — Скорее всего. Они помогают нам справиться с нашими недостатками. И охраняют нас, берегут от всякого зла. Если бы ты когда-либо попал в беду — и тебе понадобилось бы укрытие — твой Акари заговорил бы с тобой. Он — вернее, она — сказала бы тебе, что Гримхольд существует и что твое место — там.
   — Она? — поперхнулся Гилвин. — Так мой Акари — девушка?
   — Не совсем, — рассмеялась Миникин. — Просто прежде она была женщиной — давно, очень давно.
   — Вы хотите сказать, сейчас она мертва? — Гилвин даже головой затряс. — О Боги, я не могу поверить…
   — Это правда, Гилвин. Когда мы умираем, то не прекращаем своего существования. Мы продолжаем быть. Наш дух вечен. Даже в Лиирии, где так много верований, большинство людей продолжают на это надеяться, разве не так?
   — Да, ну да, конечно, но ведь это не точно никому не известно.
   — Мне известно, — торжественно заявила Миникин. — Я знаю, что мы продолжаем быть и после смерти, абсолютно все. Иногда же дух не переходит в другой мир, но остается здесь и помогает живущим. Вот что такое Акари.
   Это заявление снова заставило Гилвина смешаться, но он вспомнил, что случилось несколько месяцев назад, когда он впервые увидел Миникин.
   — Да, точно, — прошептал он. — Теперь я понимаю. Когда я впервые увидел вас в Коте, я подумал о Гримхольде. И не мог выбросить эту мысль из своей головы. Может быть, именно тогда моя Акари обращалась ко мне?
   — И вправду, — заметила Миникин. — А когда ты познакомишься с ней получше, то поймешь, какой может быть ее помощь.
   — Вы имеете в виду магию?
   — Что-то то вроде этого. Понимаешь, Гилвин, духи, помогающие нам, происходят из совершенно особой расы людей, очень древней, оставившей мир много-много веков назад. Эти люди были тем, что ты называешь магами и колдуньями. Они знали секрет вызова.
   — Вызова?
   — Вызова существ из других миров, — объяснила Миникин. — Они звались Акари и жили за горами — там, где сейчас расположен Гримхольд.
   — Что же с ними произошло?
   Маленькая леди продолжала улыбаться, хотя улыбка ее стала совсем легкой.
   — Тебе еще рано об этом знать. Самое важное то, что у тебя есть Акари, она с тобой всегда и она не причинит тебе вреда.
   Восхищенный, Гилвин задал еще один вопрос, которого ну просто не мог не задать:
   — А у нее есть имя, Миникин?
   — Да. Ее зовут Руана. Умерла она лет двадцати от роду, — теперь Миникин улыбалась чуть шаловливо. — И она была очень хороша собой. И сейчас тоже, это точно.
   — Что? Уж не хотите ли вы сказать, что можете ее видеть?
   — Именно это я и хочу сказать, Гилвин. Я могу видеть всех Акари, могу с ними общаться. Вот почему я и есть хозяйка Гримхольда.
   Гилвина внезапно одолело любопытство, он обернулся, но никого у себя за спиной не увидел, кроме Трога. Вид великана заинтриговал его.
   — Миникин, а у Трога тоже есть Акари? — спросил юноша.
   — У всех Нечеловеков есть духи-Акари, если они в них нуждаются. Это как раз и делает нас теми, кто мы есть. Акари Трога носит имя Озмалиус. Он помогает Трогу слышать, хотя Трог на самом деле глухой.
   Гилвин с сожалением посмотрел на великана.
   — И он всегда был глухим?
   — Да, с самого рождения.
   — И немым?
   На этот раз Миникин повременила с ответом. Она встала и подошла к своему компаньону, взяла его за руку и похлопала по ней.
   — Трог не настоящий немой, — сказала она. — Так как он не мог слышать, пока рос, то и не научился издавать других звуков, кроме мычания. — Она ласково сжала ручищу гиганта. — Не знаю, кто это был, но кому-то надоели эти звуки. И Трогу отрезали язык.
   На протяжении всей истории Трог даже не моргнул; Гилвин же испытал настоящий ужас. Миникин повернулась к нему с печальным видом.
   — Понимаешь? Остальной мир не таков, как Лиирия. Пусть Акила сумасшедший, но он создал для тебя в Коте хорошие условия, и это место оказалось намного лучше остальных мест на континенте. Вот почему я пометила тебя своей печатью, Гилвин — чтобы ты был готов к жестокости нормального человеческого мира.
   Любящее отношение к себе Миникин и Трога заставило Гилвина смешаться и опечалиться. Его мать постоянно повторяла ему, что он не хуже остальных людей, да и Фиггис подкреплял в нем эту уверенность. Лишь благодаря милости Небес он сумел избежать жестокости и несправедливости. А может быть, здесь сыграло роль вмешательство духов Миникин?