Страница:
— Не беспокойся, — заверила она его. — Ты вовсе не оскорбил меня. Фаралок показывает мне все, что нужно.
Фаралок был духом Акари для Белоглазки. Она редко произносила его имя вслух, и это заинтриговало Гилвина. Он повел ее на вершину холма. Здесь было прохладнее, чем в тени крепости, но она все равно слегка морщилась сквозь повязку.
— Как твои глаза? — спросил юноша. — Не пора ли нам вернуться?
— Нет, я не хочу возвращаться. Здесь так здорово, — Белоглазка вдохнула всей грудью. — Я рада, что Миникин отпустила нас. Прошла целая вечность с тех пор, как я ездила на криле. Отец однажды брал меня с собой — много лет назад.
Гилвин проводил ее вниз и они вместе уселись на песок, рассматривая город. Он не сводил с нее глаз, зачарованный красотой. Лукьен делился с ним историей своей любви к королеве Кассандре во время их долгой поездки на юг: как он впервые обратил на нее внимание. Это была настоящая любовь, как сейчас у Гилвина. Интересно, знает ли Белоглазка, что он ее рассматривает: может быть, Фаралок помогает ей осознать этот факт. У него было так много вопросов к девушке. За дни, которые он провел в Гримхольде, он успел многое узнать. Но Нечеловеки хранят столько тайн.
— Здесь очень красиво, — проговорил он. — Хотел бы я, чтобы у нас была какая-то еда. Устроили бы пикник.
— Может быть, завтра, — отвечала Белоглазка. И улыбнулась: — Если Миникин позволит мне.
— Хм, я сомневаюсь, — сказал Гилвин. Им было трудно убедить хозяйку крепости отпустить их. — Ты ведь очень близка с Миникин, верно? Она ведет себя как твоя мать.
Белоглазка немного подумала.
— Да, что-то вроде этого. Она защищает меня с того времени, как я здесь. Она научила меня всему, что я узнал здесь, особенно — как общаться с Фаралоком.
— Это трудно? — спросил Гилвин. — Я имею в виду управлять Акари. Это вроде как управлять крилом?
— Я не знаю, как это — обращаться с крилом, Гилвин. Но управлять Фаралоком несложно. Но управлять — неверное слово. Он говорит со мной. С его помощью я почти могу видеть.
Ее ответ заинтриговал Гилвина.
— Так ты, получается, всегда говоришь с ним? Даже сейчас? — спросил он. — И он рассказывает тебе обо всем?
— Вначале это было примерно так, он рассказывал о том, что вокруг, — Белоглазка откинулась назад на руках и ее черные волосы волной упали назад. — Но сейчас все проще. Мы даже не разговариваем, — она пожала плечами. — Я просто знаю, что вокруг.
Гилвин повернулся, изучающе глядя на девушку.
— Хотел бы я знать, как заговорить с моим Акари, — он вздохнул. — Миникин сказала мне, что научит этому, но сейчас она слишком занята. Все, что я знаю, — мою Акари зовут Руана. Но я не знаю, зачем она мне нужна.
— Если Миникин одарила тебя духом, на это есть причина, Гилвин. Тебе следует доверять ей. Когда придет время, она научит тебя общаться с Руаной.
— Не думаю, что я смогу, — усомнился юноша. — Но, может быть, я научусь видеть в темноте, как ты, или творить волшебство, как Миникин. Я однажды видел в Коте, как она вызывала Акари. Они были похожи на столбы огня! Я хотел бы сделать что-нибудь подобное.
Белоглазка рассмеялась.
— Акари помогают нам, а не служат для развлечения.
— Я знаю. Но ведь так здорово обладать некоторой силой, чтобы не чувствовать себя беспомощным калекой, — он внезапно замолчал, и его молчание привлекло внимание Белоглазки.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Да ни о чем, — солгал Гилвин.
— Я тебе не верю, — улыбнулась Белоглазка. — Ты размышляешь, знаю ли я, как ты выглядишь.
Ее догадка заставила Гилвина покраснеть.
— Ну, вообще-то, так оно и есть. Я вроде как интересовался этим, — он отвел взгляд. — Так ты знаешь, как я выгляжу?
Белоглазка кивнула.
— Настолько, насколько могу.
— И это не вызывает у тебя неприязни?
— Гилвин, я люблю множество людей с гораздо большими увечьями, чем твои. Как ты мог задать мне подобный вопрос? Разве у тебя вызывает неприязнь то, что мои глаза такие уродливые?
— Нет, они не уродливые! — запротестовал Гилвин. — По-моему, они прекрасны!
Белоглазка рассмеялась, но, похоже, комплимент пришелся ей по душе.
— Ты очень вежливый лжец, — сказала она.
— Я не лгу, Белоглазка, — Гилвин придвинулся поближе. — По-моему, ты самая прекрасная девушка из всех, кого я знаю.
Белоглазка не шевелилась. Она отвернулась, сжав губы. Гилвину показалось, что она нервничает. Он почувствовал внутреннюю дрожь. Можно ли ее поцеловать? Или она не позволит? Он придвинулся еще ближе, касаясь губами ее щеки…
…и тут его остановил пронзительный крик.
— Белоглазка!
Гилвин отпрянул назад и огляделся. Белоглазка вскочила на ноги. Миникин бегом взбиралась на холм, и Трог сопровождал ее. Гилвин почувствовал, как при виде женщины его сковал ужас: вдруг она угадала его намерения. Но расстроенное выражение ее лица подсказало юноше: что-то произошло.
— Миникин? — неуверенно окликнула ее Белоглазка. — Что случилось?
Миникин молча взобралась на холм, не сводя глаз с девушки. Она судорожно сглотнула комок. Гилвин никогда не видел ее такой, и это пугало. Она держалась, как натянутая струна. Белоглазка задрожала.
— Миникин, что-то произошло?
Голос маленькой леди дрожал.
— Барон Гласс, лиириец. Он спешит в Гримхольд.
Белоглазка смертельно побледнела.
— Отец?.. — прошептала она.
Миникин взяла девушку за руку.
— Мне очень жаль, дитя мое. Он покинул нас.
Гилвин не мог пошевелиться. Горе и сочувствие к Белоглазке захватили его. Белоглазка сорвала с лица повязку и бросила ее на землю. Странно было видеть слезы на ее глазах. Они катились ручьем.
Торин Гласс достиг Гримхольда к ночи. Непрекращающаяся гонка через пустыню измотала его. Когда они добрались до подножия гор, он думал, что испустит дух от голода и жажды. Беник, его проводник, направил крила в широкий каньон, окруженный высокими красными скалами. В ущельях лежали тени. Беник, ни слова не говоря, собрался с мыслями, выбирая верное направление. Торин крепко держался за поводья. От усилий единственная рука дико болела.
— Уже близко? — прохрипел он.
Беник замедлил бег крила и кивнул:
— Рядом.
Минуту спустя они завернули за угол в каньон и увидели вдалеке свет факелов. Торин пытался сфокусировать взгляд. Они находились в тени громадной горы. Широкие железные ворота открывались в глубине; за ними виднелся оранжевый свет. Там, внутри, были люди. Они закричали, когда заметили подъезжающих путников.
— Торин, сюда! — услышал он голос. Человек махал рукой.
— Лукьен!
— Гримхольд, — промолвил Беник. Он испустил тяжелый вздох, а потом указал на фигуры в тени. — Они ждут вас.
Торин проворно соскользнул со спины крила и поспешил к замку. Строение имело ошеломляющий вид — высокое и грозное, но приветственные крики Лукьена уничтожили страх. На воротах стоял великан, которого Торин вначале принял было за Трога, но тут же понял, что это другой: стражник. У ворот находилась также женщина-невеличка Миникин, кутающаяся в плащ. Лукьен поспешил навстречу другу. На лице его было написано несказанное облегчение.
— Торин, хвала Небу, что ты в порядке! — закричал Лукьен. Они с бароном крепко обнялись. Изможденному барону это объятие показалось слишком уж крепким.
— Потише, Лукьен, — засмеялся он. — Я еле на ногах держусь после этой чертовой скачки.
Лукьен стоял и изучал его.
— Ты похож на саму смерть, — заключил он. Его улыбка погасла, уступив место печали. — Битва. Все очень плохо?
Гласс кивнул. Ему было трудно говорить о том, как он оставил Кадара. Он глядел на слабо освещенные ворота и не видел Гилвина. Тот не пришел встречать его.
— А где мальчик? — спросил барон.
Ответил Лукьен:
— Утешает дочь Кадара.
Торин посмотрел на него.
— А как вы об этом узнали?
— Долго объяснять, Торин. Миникин была права — некоторые из здешнего народа владеют необычным искусством.
— Не понимаю, — озадаченно проговорил Торин.
Лукьен обнял его за плечи и повел к замку.
— Я все тебе объясню. Но сначала — отдохни.
— Да, о боги, — простонал Торин. — Еды и питья, если можно, — он жестом указал на Беника. — И ему, конечно же. Мы оба умираем от голода и жажды.
— Для вас все готово. Идем.
— Уже? Но откуда вы узнали?
— Нет, пока достаточно вопросов. Мы еще успеем расспросить друг друга обо всем.
Он повел Торина в ворота, где ждала Миникин. Выражение лица маленькой леди было печальным. Вокруг нее стояли самые странные на свете люди. Торин смотрел на них, поражаясь их увечьям. Миникин вышла вперед и взяла его за руку.
— Добро пожаловать в Гримхольд, барон Гласс, — сказала она. — И спасибо за все, что вы для нас сделали.
Торин покачал головой.
— Не нужно благодарить меня, мадам. Я оставил вашего доброго кагана умирать. А теперь, если у вас найдется пища для труса, я буду вам весьма признателен.
— Пища готова, — она указала в направлении зала. — А вы — герой, а не трус.
— Как вам будет угодно, мадам, — Торин позволил маленькой леди ввести себя в чудесный замок, вырубленный в скалах. Лукьен следовал за ними, не говоря ни слова. Сам воздух был наполнен печалью. Нечеловеки, как их называли, стояли маленькими группками и разговаривали приглушенными голосами. Торин понимал, что они взволнованы — и было отчего. Он привез дурные вести, но они как будто знали об этом заранее. И вот они вошли в огромный зал. Сквозь открытые двери виднелся огромный деревянный стол, освещенный свечами, на котором стояло множество кушаний и напитков. Это зрелище вдохновило Торина. Он без приглашения уселся за стол и оторвал здоровенный кусок от буханки хлеба, налил кружку эля и начал есть. Лукьен сел рядом, а Миникин прикрыла дверь, чтобы посторонние не могли подслушать их беседу.
— Итак? — заговорил Торин в перерыве между двумя кусками. — Скажите мне, что вам известно.
Ему ответил Лукьен. Он рассказал Торину о Прорицательнице, удивительной девушке, видящей будущее, о том, как она сообщила о смерти Кадара. Торин слушал, не прекращая есть, лишь скептически покачивая головой. Однако, он был разочарован, когда узнал, что Прорицательница не сообщила им всех подробностей о битве в Джадоре и судьбе людей Кадара.
— Мертвы, — заявил Торин, осушая кружку. — Я в этом уверен.
Эта новость заставила Миникин сжаться.
— Все? — казалось, ей невозможно в это поверить. — Неужели ваш король настолько безжалостен?
— Он не наш король, — возразил Лукьен. — Это не тот Акила, которому мы служили.
— Говори за себя, Лукьен, — вмешался Торин. — Лишь только я увидел Акилу, сразу понял, что это за бешеная гадюка.
— Ты неправ, Торин, — спорил Лукьен. — Ты никогда не знал его как следует.
Торин был поражен.
— Как ты можешь защищать его? Я ведь только что рассказал: он уничтожил всех воинов! Наверное, и всех жителей города!
— Не мог он этого сделать. Это не тот Акила, которого я знаю.
— О, Небо…
Миникин воздела руки к небесам.
— Это не имеет значения. Его армия наступает и мы должны организовать оборону.
Торин посмотрел на Миникин.
— Никого не хочу оскорбить, миледи, но мне непонятно, о чем вы говорите. Ведь они все калеки — увечные и слепые.
Лукьен издал короткий смешок.
— Поверь мне, Торин, все не так, как кажется, — он начал рассказывать барону про настоящий Гримхольд, город за крепостью, и сколько там полноценных людей. — Я обучаю их и они отличные ученики, Торин. Здесь просто море оружия и щитов для всех.
Торин был настроен куда как скептически.
— У Акилы все еще более тысячи человек, Лукьен.
— У нас здесь тоже не меньше, а крепость нас надежно защитит, — парировал тот. — Я знаю, здешний народ выглядит непривычно, но они способны удивить тебя.
Торин улыбнулся.
— Уже удивили. Ну хорошо. Я помогу тебе с армией. Но это будет нелегко, да и времени у нас в обрез.
— Вначале отдых, барон Гласс, — вступила в разговор Миникин. — У нас будет достаточно времени утром на разговоры о войне, — она поднялась из-за стола и подошла к двери. — А теперь я оставлю вас обоих, — но перед тем, как уйти, обратилась к Торину: — Вы сделали нам честь, барон. Может быть, сами вы считаете иначе, но это так.
Когда дверь за ней закрылась, Торин с тяжелым вздохом отодвинул тарелку. Аппетит у него внезапно пропал.
— О, как она ошибается, Лукьен. Я просто трус, оставивший правителя в такой момент! — культя на месте руки начала дергаться, как всегда в минуты волнений. — Я просто полумужчина, вот что я такое. И даже на четверть не солдат.
— Торин, не надо, — Лукьен потянулся через стол и налил еще эля в кружку товарища. — Просто отдохни. Не стоит думать обо всем этом.
— Тебя там не было, Лукьен. И ты не видел, — Гласс взял кружку, но не стал пить. Вместо этого уставился на свое отражение, и это причинило ему боль. — Он был великолепен, настоящий вождь. Его людям было чем гордиться. А я бросил его на смерть, — он перевел взгляд на Лукьена. — Как он умер? Девушка рассказала вам?
Лукьен пожал плечами.
— Полагаю, погиб в бою.
— Понятно, но кто его убил? Трагер?
— Не знаю. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что эта подлая змея самолично явилась с условиями перед началом битвы, — бросил Гласс. — Он бросил Кадару вызов. Я просто уверен, что именно он убил Кадара. Уверен, и все тут.
— Кадар к этому и стремился, — мягко проговорил Лукьен. — Он выполнил свой долг.
— Я должен был остаться там и сражаться вместе с остальными, — внезапная ярость забурлила в крови барона. — Будь оно все проклято, посмотри на меня! Я не лучше тех уродцев, которых мы защищаем! — ему неудержимо захотелось швырнуть кружку о стену. — Если бы я мог догнать Трагера…
— Он бы убил тебя, — сказал Лукьен.
Торин сердито поднял глаза. Лукьен ухмылялся. Выражение лица товарища мгновенно отрезвило Гласса.
— Действительно, — рассмеялся он. — И все-таки это была бы лучшая смерть, чем оставаться здесь, пока он не истребит нас.
— Ему нас не истребить, Торин. Мы победим.
— Ты так уверен? Что, эти люди настолько исключительны?
— Они жаждут сражаться, Торин, и умрут, если будет нужно.
— Ну что же, прекрасно, что они хотят умереть, потому что Акила еще больше хочет убить их.
Лукьен выпрямился.
— Здесь их дом, — строго сказал он. — И они хотят защищать его.
— Я восхищен, правда. Но умрут многие, Лукьен, и ты это знаешь.
Лукьен кивнул и продолжил:
— Знаю. Но мы можем выиграть. Разве это не стоит потерь?
— Любая жизнь имеет значение. Когда-то давно я учил тебя, что одержать победу — невеликая честь. Но даже если мы победим, сколько людей погибнет? — Торин представил себе ужасную картину. — Акила больше не добрый человек. В нем не осталось ни капли порядочности. И он не остановится, пока не получит тебя, Лукьен. Я надеюсь, что эти люди готовы к подобному исходу.
Бронзовый Рыцарь не отвечал. Он застыл с кувшином эля в руках.
— Лукьен? Ты слушаешь меня?
— Угу.
Торин наклонился вперед.
— И о чем ты думаешь?
Губы Лукьена изогнулись, как будто он спорил с невидимым собеседником.
— Торин, внизу, в подвале множество старого оружия, которое Акари изготовили много лет назад. И там я встретил кое-что, до сих пор не идущее у меня из головы.
— Что же это?
— Доспехи, — ответил Лукьен. — Но не простые. Они волшебные, подобно амулетам. Они принадлежали одному из духов Акари, человеку, который был в прежние времена медиумом.
— Медиумом? — слово смутило Торина. — Что это означает?
— Я точно не уверен, — признался Лукьен. — Это кто-то вроде Миникин. Тот, кто может призывать духов на помощь. Как бы то ни было, доспехи совершенно замечательные. Ничего подобного я в своей жизни не видел. Они черные и блестят, как живые. И выглядят новехонькими, словно их ни разу не коснулся клинок. Непонятно даже, в каком месте на них опускался молот при ковке; там нет ни единой отметины!
— Интересно. Но я все еще не возьму в толк, куда ты клонишь.
Лукьен бросил взгляд через плечо и зашептал:
— Их называют Доспехами Дьявола, Торин. Минкин утверждает, что Акари дали им такое имя, потому что ими владел дух зла. Но послушай — она утверждает, что всякий, кто наденет эти доспехи, становится непобедимым.
— Непобедимым? Да быть такого не может!
— Не знаю, не знаю. Разве возможно то, что делают здесь Нечеловеки? Главное, сама Миникин полностью уверена в этом, и у меня нет повода сомневаться. А если бы ты увидел доспехи, ты бы понял, о чем я толкую.
Торин немедленно предложил:
— Если все это правда, значит, в доспехах наше спасение.
— Вот и я о том же, — кисло процедил Лукьен. — Но Миникин не разрешила мне даже прикоснуться к ним. Говорит, в них слишком большое зло, и его невозможно контролировать. Якобы любой, кто попытается, попадет под заклятье духа-хозяина доспехов, или что-то вроде этого, — он вздохнул, покачал головой. — Если бы мне удалось надеть доспехи. Тогда бы перевес был на нашей стороне.
— Да, — согласился Торин. В его мозгу засверкали новые возможности. Такое оружие может снова сделать его полноценным. — Так ты сказал, Миникин запретила тебе надевать доспехи?
Лукьен кивнул.
— Как ни печально, но да.
— Только тебе?
— Я знаю, о чем ты думаешь, Торин. Забудь. Миникин никому не позволит взять доспехи — ни нам, ни Нечеловекам. Она сказала, единственная причина, почему они еще здесь — то, что она не знает, как их уничтожить. Представляешь? Доспехи, которые нельзя уничтожить!
Торин еще как представлял. Культя задергалась с новой силой.
— Вероятно, мне удастся убедить Миникин, — пробормотал он. — Если она увидит, что другой надежды нет…
— Не поможет, — сказал Лукьен. — Я уже пробовал этот прием. Бесполезная трата времени, — к удивлению Торина, он поднялся из-за стола.
— Куда ты идешь? — спросил барон.
— Подумать, — ответил его товарищ и бесшумно вышел из комнаты.
В ту ночь Лукьен не спал. Он не пошел в комнату, которую делил с Гилвином, не желая видеться с парнем, и барона Гласса он тоже не повидал. Как и Миникин, и всех остальных. Вместо этого он долгие часы бродил по землям Гримхольда, один со своими думами, размышляя о сумятице своей жизни. Он поднялся в обсерваторию, которую показала ему Миникин, и стал рассматривать селение вдали. Оно показалось надежным, красивым, отличным укрытием для Нечеловеков и их отпрысков. Здесь, под звездами, он принял решение.
Лукьен быстро все организовал.
Он немедленно отправился на конюшню, где содержались лошади, дровасы и крил Изумруд. Миникин показала ему стойла на четвертый день пребывания в Гримхольде, когда рассказала всю правду о крепости. Конюшни, как и сама крепость, была вырублена в скале, но вход был направлен в сторону селения, чтобы ее не было видно издалека. Лошадей там было немного: большинство содержалось в селении. И следил за ними единственный работник — горбун с жутким имечком Монстр. Лукьен был шокирован, когда Миникин назвала ему имя, но она тут же мягко напомнила ему, что основная задача Гримхольда — научить калек не стыдиться своих увечий. И, разумеется, Монстр ничем не напоминал свое имя. Это был тихий, мягкий человек, всегда носивший на руках кошку, с которой нежно разговаривал и подкармливал лучшими кусочками с кухни. Он обладал нечеловеческой силой — большей, нежели любой человек его роста, но без горба. Как и у всех обитателей Гримхольда, способности Монстра были сверхъестественной природы. Он легко мог поднять огромный булыжник и легко, словно танцуя, передвигаться с ним.
Было уже очень поздно, поэтому Монстр лег спать задолго до прихода на конюшню Лукьена. Конюшня стояла незапертой. Несколько животных в стойлах глядели на рыцаря: они не привыкли, чтобы кто-то приходил сюда так поздно. Лукьен принес с собой фонарь и осветил животных и седла, висящие на стене. Место замечательное, здесь можно разместить намного больше животных, чем живет у Нечеловеков. Лукьен осторожно осмотрел каждое стойло. Он знал, кого ищет. Кобылу по кличке Отважная — любимицу Миникин, смелое животное, оправдывавшее свое имя. Маленькая леди с гордостью показывала ее Лукьену, ибо кобылу подарил Кадар. Лукьен нашел ее стойло и остановился. Каурая кобыла бесстрастно смотрела на него.
— Ты помнишь меня, девочка, ведь правда? — прошептал Лукьен. — Хорошо. Не бойся. Я не обижу тебя.
Он осмотрел стены и увидел подходящее седло, которым Миникин пользовалась в редких ситуациях, когда ездила на кобыле. Вернее сказать, ее возили, ибо ее ноги, как сказала сама Миникин, не доставали до стремян. Лукьен улыбнулся, припомнив эту историю. Миникин удивительная женщина. Она не заслуживает смерти.
Стоя в темноте, Лукьен понял, что этот план постоянно вертелся у него в голове, но лишь слова Торина нечаянно убедили его в собственной правоте. Старый барон говорил, что цель захвата Гримхольда — не амулеты и не месть, а исключительно он сам. Безжалостный факт гласил: это он довел Акилу до помешательства, когда предал короля и увел у него жену. И он пытался сбежать от этого факта на протяжении шестнадцати лет. Сегодня вечером это должно прекратиться.
Какое-то время он размышлял о Доспехах Дьявола. Ему казалось несправедливым, что такое оружие бездействует. Но Миникин, конечно, никогда не даст разрешения. Ему бы украсть доспехи, но он не хочет снова становиться вором. Кража женщин и амулетов не довела его до добра.
Он выглянул за дверь, понимая, что скоро рассвет. Но луна еще светила, и это хорошо. Снаружи он оставил мехи с водой и другое снаряжение. Лукьен поспешно принялся за работу. Достал седло и прочую упряжь со стены и быстро и бесшумно оседлал Отважную. Кобыла отличалась прекрасным характером и позволила ему выполнить все действия без протеста. Она как будто чувствовала, что ему это необходимо.
— Молодец, — ласково произнес Лукьен. — Так будет лучше. Вот увидишь.
Но кобыле, конечно, не удастся вернуться, и это огорчало Лукьена. Миникин будет скучать по нему, он уверен. И он тоже — а также по Гилвину и Торину и всем Нечеловекам.
Когда Лукьен оседлал Отважную и привязал припасы, он вывел ее из стойла и вскочил в седло. Он оглянулся назад, чтобы удостовериться, что никто не наблюдает за ним, и поехал вслед за лунным светом в Джадор.
53
Фаралок был духом Акари для Белоглазки. Она редко произносила его имя вслух, и это заинтриговало Гилвина. Он повел ее на вершину холма. Здесь было прохладнее, чем в тени крепости, но она все равно слегка морщилась сквозь повязку.
— Как твои глаза? — спросил юноша. — Не пора ли нам вернуться?
— Нет, я не хочу возвращаться. Здесь так здорово, — Белоглазка вдохнула всей грудью. — Я рада, что Миникин отпустила нас. Прошла целая вечность с тех пор, как я ездила на криле. Отец однажды брал меня с собой — много лет назад.
Гилвин проводил ее вниз и они вместе уселись на песок, рассматривая город. Он не сводил с нее глаз, зачарованный красотой. Лукьен делился с ним историей своей любви к королеве Кассандре во время их долгой поездки на юг: как он впервые обратил на нее внимание. Это была настоящая любовь, как сейчас у Гилвина. Интересно, знает ли Белоглазка, что он ее рассматривает: может быть, Фаралок помогает ей осознать этот факт. У него было так много вопросов к девушке. За дни, которые он провел в Гримхольде, он успел многое узнать. Но Нечеловеки хранят столько тайн.
— Здесь очень красиво, — проговорил он. — Хотел бы я, чтобы у нас была какая-то еда. Устроили бы пикник.
— Может быть, завтра, — отвечала Белоглазка. И улыбнулась: — Если Миникин позволит мне.
— Хм, я сомневаюсь, — сказал Гилвин. Им было трудно убедить хозяйку крепости отпустить их. — Ты ведь очень близка с Миникин, верно? Она ведет себя как твоя мать.
Белоглазка немного подумала.
— Да, что-то вроде этого. Она защищает меня с того времени, как я здесь. Она научила меня всему, что я узнал здесь, особенно — как общаться с Фаралоком.
— Это трудно? — спросил Гилвин. — Я имею в виду управлять Акари. Это вроде как управлять крилом?
— Я не знаю, как это — обращаться с крилом, Гилвин. Но управлять Фаралоком несложно. Но управлять — неверное слово. Он говорит со мной. С его помощью я почти могу видеть.
Ее ответ заинтриговал Гилвина.
— Так ты, получается, всегда говоришь с ним? Даже сейчас? — спросил он. — И он рассказывает тебе обо всем?
— Вначале это было примерно так, он рассказывал о том, что вокруг, — Белоглазка откинулась назад на руках и ее черные волосы волной упали назад. — Но сейчас все проще. Мы даже не разговариваем, — она пожала плечами. — Я просто знаю, что вокруг.
Гилвин повернулся, изучающе глядя на девушку.
— Хотел бы я знать, как заговорить с моим Акари, — он вздохнул. — Миникин сказала мне, что научит этому, но сейчас она слишком занята. Все, что я знаю, — мою Акари зовут Руана. Но я не знаю, зачем она мне нужна.
— Если Миникин одарила тебя духом, на это есть причина, Гилвин. Тебе следует доверять ей. Когда придет время, она научит тебя общаться с Руаной.
— Не думаю, что я смогу, — усомнился юноша. — Но, может быть, я научусь видеть в темноте, как ты, или творить волшебство, как Миникин. Я однажды видел в Коте, как она вызывала Акари. Они были похожи на столбы огня! Я хотел бы сделать что-нибудь подобное.
Белоглазка рассмеялась.
— Акари помогают нам, а не служат для развлечения.
— Я знаю. Но ведь так здорово обладать некоторой силой, чтобы не чувствовать себя беспомощным калекой, — он внезапно замолчал, и его молчание привлекло внимание Белоглазки.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Да ни о чем, — солгал Гилвин.
— Я тебе не верю, — улыбнулась Белоглазка. — Ты размышляешь, знаю ли я, как ты выглядишь.
Ее догадка заставила Гилвина покраснеть.
— Ну, вообще-то, так оно и есть. Я вроде как интересовался этим, — он отвел взгляд. — Так ты знаешь, как я выгляжу?
Белоглазка кивнула.
— Настолько, насколько могу.
— И это не вызывает у тебя неприязни?
— Гилвин, я люблю множество людей с гораздо большими увечьями, чем твои. Как ты мог задать мне подобный вопрос? Разве у тебя вызывает неприязнь то, что мои глаза такие уродливые?
— Нет, они не уродливые! — запротестовал Гилвин. — По-моему, они прекрасны!
Белоглазка рассмеялась, но, похоже, комплимент пришелся ей по душе.
— Ты очень вежливый лжец, — сказала она.
— Я не лгу, Белоглазка, — Гилвин придвинулся поближе. — По-моему, ты самая прекрасная девушка из всех, кого я знаю.
Белоглазка не шевелилась. Она отвернулась, сжав губы. Гилвину показалось, что она нервничает. Он почувствовал внутреннюю дрожь. Можно ли ее поцеловать? Или она не позволит? Он придвинулся еще ближе, касаясь губами ее щеки…
…и тут его остановил пронзительный крик.
— Белоглазка!
Гилвин отпрянул назад и огляделся. Белоглазка вскочила на ноги. Миникин бегом взбиралась на холм, и Трог сопровождал ее. Гилвин почувствовал, как при виде женщины его сковал ужас: вдруг она угадала его намерения. Но расстроенное выражение ее лица подсказало юноше: что-то произошло.
— Миникин? — неуверенно окликнула ее Белоглазка. — Что случилось?
Миникин молча взобралась на холм, не сводя глаз с девушки. Она судорожно сглотнула комок. Гилвин никогда не видел ее такой, и это пугало. Она держалась, как натянутая струна. Белоглазка задрожала.
— Миникин, что-то произошло?
Голос маленькой леди дрожал.
— Барон Гласс, лиириец. Он спешит в Гримхольд.
Белоглазка смертельно побледнела.
— Отец?.. — прошептала она.
Миникин взяла девушку за руку.
— Мне очень жаль, дитя мое. Он покинул нас.
Гилвин не мог пошевелиться. Горе и сочувствие к Белоглазке захватили его. Белоглазка сорвала с лица повязку и бросила ее на землю. Странно было видеть слезы на ее глазах. Они катились ручьем.
Торин Гласс достиг Гримхольда к ночи. Непрекращающаяся гонка через пустыню измотала его. Когда они добрались до подножия гор, он думал, что испустит дух от голода и жажды. Беник, его проводник, направил крила в широкий каньон, окруженный высокими красными скалами. В ущельях лежали тени. Беник, ни слова не говоря, собрался с мыслями, выбирая верное направление. Торин крепко держался за поводья. От усилий единственная рука дико болела.
— Уже близко? — прохрипел он.
Беник замедлил бег крила и кивнул:
— Рядом.
Минуту спустя они завернули за угол в каньон и увидели вдалеке свет факелов. Торин пытался сфокусировать взгляд. Они находились в тени громадной горы. Широкие железные ворота открывались в глубине; за ними виднелся оранжевый свет. Там, внутри, были люди. Они закричали, когда заметили подъезжающих путников.
— Торин, сюда! — услышал он голос. Человек махал рукой.
— Лукьен!
— Гримхольд, — промолвил Беник. Он испустил тяжелый вздох, а потом указал на фигуры в тени. — Они ждут вас.
Торин проворно соскользнул со спины крила и поспешил к замку. Строение имело ошеломляющий вид — высокое и грозное, но приветственные крики Лукьена уничтожили страх. На воротах стоял великан, которого Торин вначале принял было за Трога, но тут же понял, что это другой: стражник. У ворот находилась также женщина-невеличка Миникин, кутающаяся в плащ. Лукьен поспешил навстречу другу. На лице его было написано несказанное облегчение.
— Торин, хвала Небу, что ты в порядке! — закричал Лукьен. Они с бароном крепко обнялись. Изможденному барону это объятие показалось слишком уж крепким.
— Потише, Лукьен, — засмеялся он. — Я еле на ногах держусь после этой чертовой скачки.
Лукьен стоял и изучал его.
— Ты похож на саму смерть, — заключил он. Его улыбка погасла, уступив место печали. — Битва. Все очень плохо?
Гласс кивнул. Ему было трудно говорить о том, как он оставил Кадара. Он глядел на слабо освещенные ворота и не видел Гилвина. Тот не пришел встречать его.
— А где мальчик? — спросил барон.
Ответил Лукьен:
— Утешает дочь Кадара.
Торин посмотрел на него.
— А как вы об этом узнали?
— Долго объяснять, Торин. Миникин была права — некоторые из здешнего народа владеют необычным искусством.
— Не понимаю, — озадаченно проговорил Торин.
Лукьен обнял его за плечи и повел к замку.
— Я все тебе объясню. Но сначала — отдохни.
— Да, о боги, — простонал Торин. — Еды и питья, если можно, — он жестом указал на Беника. — И ему, конечно же. Мы оба умираем от голода и жажды.
— Для вас все готово. Идем.
— Уже? Но откуда вы узнали?
— Нет, пока достаточно вопросов. Мы еще успеем расспросить друг друга обо всем.
Он повел Торина в ворота, где ждала Миникин. Выражение лица маленькой леди было печальным. Вокруг нее стояли самые странные на свете люди. Торин смотрел на них, поражаясь их увечьям. Миникин вышла вперед и взяла его за руку.
— Добро пожаловать в Гримхольд, барон Гласс, — сказала она. — И спасибо за все, что вы для нас сделали.
Торин покачал головой.
— Не нужно благодарить меня, мадам. Я оставил вашего доброго кагана умирать. А теперь, если у вас найдется пища для труса, я буду вам весьма признателен.
— Пища готова, — она указала в направлении зала. — А вы — герой, а не трус.
— Как вам будет угодно, мадам, — Торин позволил маленькой леди ввести себя в чудесный замок, вырубленный в скалах. Лукьен следовал за ними, не говоря ни слова. Сам воздух был наполнен печалью. Нечеловеки, как их называли, стояли маленькими группками и разговаривали приглушенными голосами. Торин понимал, что они взволнованы — и было отчего. Он привез дурные вести, но они как будто знали об этом заранее. И вот они вошли в огромный зал. Сквозь открытые двери виднелся огромный деревянный стол, освещенный свечами, на котором стояло множество кушаний и напитков. Это зрелище вдохновило Торина. Он без приглашения уселся за стол и оторвал здоровенный кусок от буханки хлеба, налил кружку эля и начал есть. Лукьен сел рядом, а Миникин прикрыла дверь, чтобы посторонние не могли подслушать их беседу.
— Итак? — заговорил Торин в перерыве между двумя кусками. — Скажите мне, что вам известно.
Ему ответил Лукьен. Он рассказал Торину о Прорицательнице, удивительной девушке, видящей будущее, о том, как она сообщила о смерти Кадара. Торин слушал, не прекращая есть, лишь скептически покачивая головой. Однако, он был разочарован, когда узнал, что Прорицательница не сообщила им всех подробностей о битве в Джадоре и судьбе людей Кадара.
— Мертвы, — заявил Торин, осушая кружку. — Я в этом уверен.
Эта новость заставила Миникин сжаться.
— Все? — казалось, ей невозможно в это поверить. — Неужели ваш король настолько безжалостен?
— Он не наш король, — возразил Лукьен. — Это не тот Акила, которому мы служили.
— Говори за себя, Лукьен, — вмешался Торин. — Лишь только я увидел Акилу, сразу понял, что это за бешеная гадюка.
— Ты неправ, Торин, — спорил Лукьен. — Ты никогда не знал его как следует.
Торин был поражен.
— Как ты можешь защищать его? Я ведь только что рассказал: он уничтожил всех воинов! Наверное, и всех жителей города!
— Не мог он этого сделать. Это не тот Акила, которого я знаю.
— О, Небо…
Миникин воздела руки к небесам.
— Это не имеет значения. Его армия наступает и мы должны организовать оборону.
Торин посмотрел на Миникин.
— Никого не хочу оскорбить, миледи, но мне непонятно, о чем вы говорите. Ведь они все калеки — увечные и слепые.
Лукьен издал короткий смешок.
— Поверь мне, Торин, все не так, как кажется, — он начал рассказывать барону про настоящий Гримхольд, город за крепостью, и сколько там полноценных людей. — Я обучаю их и они отличные ученики, Торин. Здесь просто море оружия и щитов для всех.
Торин был настроен куда как скептически.
— У Акилы все еще более тысячи человек, Лукьен.
— У нас здесь тоже не меньше, а крепость нас надежно защитит, — парировал тот. — Я знаю, здешний народ выглядит непривычно, но они способны удивить тебя.
Торин улыбнулся.
— Уже удивили. Ну хорошо. Я помогу тебе с армией. Но это будет нелегко, да и времени у нас в обрез.
— Вначале отдых, барон Гласс, — вступила в разговор Миникин. — У нас будет достаточно времени утром на разговоры о войне, — она поднялась из-за стола и подошла к двери. — А теперь я оставлю вас обоих, — но перед тем, как уйти, обратилась к Торину: — Вы сделали нам честь, барон. Может быть, сами вы считаете иначе, но это так.
Когда дверь за ней закрылась, Торин с тяжелым вздохом отодвинул тарелку. Аппетит у него внезапно пропал.
— О, как она ошибается, Лукьен. Я просто трус, оставивший правителя в такой момент! — культя на месте руки начала дергаться, как всегда в минуты волнений. — Я просто полумужчина, вот что я такое. И даже на четверть не солдат.
— Торин, не надо, — Лукьен потянулся через стол и налил еще эля в кружку товарища. — Просто отдохни. Не стоит думать обо всем этом.
— Тебя там не было, Лукьен. И ты не видел, — Гласс взял кружку, но не стал пить. Вместо этого уставился на свое отражение, и это причинило ему боль. — Он был великолепен, настоящий вождь. Его людям было чем гордиться. А я бросил его на смерть, — он перевел взгляд на Лукьена. — Как он умер? Девушка рассказала вам?
Лукьен пожал плечами.
— Полагаю, погиб в бою.
— Понятно, но кто его убил? Трагер?
— Не знаю. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что эта подлая змея самолично явилась с условиями перед началом битвы, — бросил Гласс. — Он бросил Кадару вызов. Я просто уверен, что именно он убил Кадара. Уверен, и все тут.
— Кадар к этому и стремился, — мягко проговорил Лукьен. — Он выполнил свой долг.
— Я должен был остаться там и сражаться вместе с остальными, — внезапная ярость забурлила в крови барона. — Будь оно все проклято, посмотри на меня! Я не лучше тех уродцев, которых мы защищаем! — ему неудержимо захотелось швырнуть кружку о стену. — Если бы я мог догнать Трагера…
— Он бы убил тебя, — сказал Лукьен.
Торин сердито поднял глаза. Лукьен ухмылялся. Выражение лица товарища мгновенно отрезвило Гласса.
— Действительно, — рассмеялся он. — И все-таки это была бы лучшая смерть, чем оставаться здесь, пока он не истребит нас.
— Ему нас не истребить, Торин. Мы победим.
— Ты так уверен? Что, эти люди настолько исключительны?
— Они жаждут сражаться, Торин, и умрут, если будет нужно.
— Ну что же, прекрасно, что они хотят умереть, потому что Акила еще больше хочет убить их.
Лукьен выпрямился.
— Здесь их дом, — строго сказал он. — И они хотят защищать его.
— Я восхищен, правда. Но умрут многие, Лукьен, и ты это знаешь.
Лукьен кивнул и продолжил:
— Знаю. Но мы можем выиграть. Разве это не стоит потерь?
— Любая жизнь имеет значение. Когда-то давно я учил тебя, что одержать победу — невеликая честь. Но даже если мы победим, сколько людей погибнет? — Торин представил себе ужасную картину. — Акила больше не добрый человек. В нем не осталось ни капли порядочности. И он не остановится, пока не получит тебя, Лукьен. Я надеюсь, что эти люди готовы к подобному исходу.
Бронзовый Рыцарь не отвечал. Он застыл с кувшином эля в руках.
— Лукьен? Ты слушаешь меня?
— Угу.
Торин наклонился вперед.
— И о чем ты думаешь?
Губы Лукьена изогнулись, как будто он спорил с невидимым собеседником.
— Торин, внизу, в подвале множество старого оружия, которое Акари изготовили много лет назад. И там я встретил кое-что, до сих пор не идущее у меня из головы.
— Что же это?
— Доспехи, — ответил Лукьен. — Но не простые. Они волшебные, подобно амулетам. Они принадлежали одному из духов Акари, человеку, который был в прежние времена медиумом.
— Медиумом? — слово смутило Торина. — Что это означает?
— Я точно не уверен, — признался Лукьен. — Это кто-то вроде Миникин. Тот, кто может призывать духов на помощь. Как бы то ни было, доспехи совершенно замечательные. Ничего подобного я в своей жизни не видел. Они черные и блестят, как живые. И выглядят новехонькими, словно их ни разу не коснулся клинок. Непонятно даже, в каком месте на них опускался молот при ковке; там нет ни единой отметины!
— Интересно. Но я все еще не возьму в толк, куда ты клонишь.
Лукьен бросил взгляд через плечо и зашептал:
— Их называют Доспехами Дьявола, Торин. Минкин утверждает, что Акари дали им такое имя, потому что ими владел дух зла. Но послушай — она утверждает, что всякий, кто наденет эти доспехи, становится непобедимым.
— Непобедимым? Да быть такого не может!
— Не знаю, не знаю. Разве возможно то, что делают здесь Нечеловеки? Главное, сама Миникин полностью уверена в этом, и у меня нет повода сомневаться. А если бы ты увидел доспехи, ты бы понял, о чем я толкую.
Торин немедленно предложил:
— Если все это правда, значит, в доспехах наше спасение.
— Вот и я о том же, — кисло процедил Лукьен. — Но Миникин не разрешила мне даже прикоснуться к ним. Говорит, в них слишком большое зло, и его невозможно контролировать. Якобы любой, кто попытается, попадет под заклятье духа-хозяина доспехов, или что-то вроде этого, — он вздохнул, покачал головой. — Если бы мне удалось надеть доспехи. Тогда бы перевес был на нашей стороне.
— Да, — согласился Торин. В его мозгу засверкали новые возможности. Такое оружие может снова сделать его полноценным. — Так ты сказал, Миникин запретила тебе надевать доспехи?
Лукьен кивнул.
— Как ни печально, но да.
— Только тебе?
— Я знаю, о чем ты думаешь, Торин. Забудь. Миникин никому не позволит взять доспехи — ни нам, ни Нечеловекам. Она сказала, единственная причина, почему они еще здесь — то, что она не знает, как их уничтожить. Представляешь? Доспехи, которые нельзя уничтожить!
Торин еще как представлял. Культя задергалась с новой силой.
— Вероятно, мне удастся убедить Миникин, — пробормотал он. — Если она увидит, что другой надежды нет…
— Не поможет, — сказал Лукьен. — Я уже пробовал этот прием. Бесполезная трата времени, — к удивлению Торина, он поднялся из-за стола.
— Куда ты идешь? — спросил барон.
— Подумать, — ответил его товарищ и бесшумно вышел из комнаты.
В ту ночь Лукьен не спал. Он не пошел в комнату, которую делил с Гилвином, не желая видеться с парнем, и барона Гласса он тоже не повидал. Как и Миникин, и всех остальных. Вместо этого он долгие часы бродил по землям Гримхольда, один со своими думами, размышляя о сумятице своей жизни. Он поднялся в обсерваторию, которую показала ему Миникин, и стал рассматривать селение вдали. Оно показалось надежным, красивым, отличным укрытием для Нечеловеков и их отпрысков. Здесь, под звездами, он принял решение.
Лукьен быстро все организовал.
Он немедленно отправился на конюшню, где содержались лошади, дровасы и крил Изумруд. Миникин показала ему стойла на четвертый день пребывания в Гримхольде, когда рассказала всю правду о крепости. Конюшни, как и сама крепость, была вырублена в скале, но вход был направлен в сторону селения, чтобы ее не было видно издалека. Лошадей там было немного: большинство содержалось в селении. И следил за ними единственный работник — горбун с жутким имечком Монстр. Лукьен был шокирован, когда Миникин назвала ему имя, но она тут же мягко напомнила ему, что основная задача Гримхольда — научить калек не стыдиться своих увечий. И, разумеется, Монстр ничем не напоминал свое имя. Это был тихий, мягкий человек, всегда носивший на руках кошку, с которой нежно разговаривал и подкармливал лучшими кусочками с кухни. Он обладал нечеловеческой силой — большей, нежели любой человек его роста, но без горба. Как и у всех обитателей Гримхольда, способности Монстра были сверхъестественной природы. Он легко мог поднять огромный булыжник и легко, словно танцуя, передвигаться с ним.
Было уже очень поздно, поэтому Монстр лег спать задолго до прихода на конюшню Лукьена. Конюшня стояла незапертой. Несколько животных в стойлах глядели на рыцаря: они не привыкли, чтобы кто-то приходил сюда так поздно. Лукьен принес с собой фонарь и осветил животных и седла, висящие на стене. Место замечательное, здесь можно разместить намного больше животных, чем живет у Нечеловеков. Лукьен осторожно осмотрел каждое стойло. Он знал, кого ищет. Кобылу по кличке Отважная — любимицу Миникин, смелое животное, оправдывавшее свое имя. Маленькая леди с гордостью показывала ее Лукьену, ибо кобылу подарил Кадар. Лукьен нашел ее стойло и остановился. Каурая кобыла бесстрастно смотрела на него.
— Ты помнишь меня, девочка, ведь правда? — прошептал Лукьен. — Хорошо. Не бойся. Я не обижу тебя.
Он осмотрел стены и увидел подходящее седло, которым Миникин пользовалась в редких ситуациях, когда ездила на кобыле. Вернее сказать, ее возили, ибо ее ноги, как сказала сама Миникин, не доставали до стремян. Лукьен улыбнулся, припомнив эту историю. Миникин удивительная женщина. Она не заслуживает смерти.
Стоя в темноте, Лукьен понял, что этот план постоянно вертелся у него в голове, но лишь слова Торина нечаянно убедили его в собственной правоте. Старый барон говорил, что цель захвата Гримхольда — не амулеты и не месть, а исключительно он сам. Безжалостный факт гласил: это он довел Акилу до помешательства, когда предал короля и увел у него жену. И он пытался сбежать от этого факта на протяжении шестнадцати лет. Сегодня вечером это должно прекратиться.
Какое-то время он размышлял о Доспехах Дьявола. Ему казалось несправедливым, что такое оружие бездействует. Но Миникин, конечно, никогда не даст разрешения. Ему бы украсть доспехи, но он не хочет снова становиться вором. Кража женщин и амулетов не довела его до добра.
Он выглянул за дверь, понимая, что скоро рассвет. Но луна еще светила, и это хорошо. Снаружи он оставил мехи с водой и другое снаряжение. Лукьен поспешно принялся за работу. Достал седло и прочую упряжь со стены и быстро и бесшумно оседлал Отважную. Кобыла отличалась прекрасным характером и позволила ему выполнить все действия без протеста. Она как будто чувствовала, что ему это необходимо.
— Молодец, — ласково произнес Лукьен. — Так будет лучше. Вот увидишь.
Но кобыле, конечно, не удастся вернуться, и это огорчало Лукьена. Миникин будет скучать по нему, он уверен. И он тоже — а также по Гилвину и Торину и всем Нечеловекам.
Когда Лукьен оседлал Отважную и привязал припасы, он вывел ее из стойла и вскочил в седло. Он оглянулся назад, чтобы удостовериться, что никто не наблюдает за ним, и поехал вслед за лунным светом в Джадор.
53
Лишь на рассвете Гилвин вернулся в свою спальню, проведя долгую ночь с Белоглазкой. Он ужасно устал и мечтал о мягкой постели. Лишь спустя несколько часов Белоглазка смогла уснуть. Вести об отце привели ее в отчаяние, и Гилвин опасался оставлять девушку одну. Жизнь вдруг вышла из-под контроля. Один миг — и благодать сменилась сердечной мукой. Но все-таки ему удалось хоть немного успокоить Белоглазку. Это уже кое-что. По дороге в комнату он понял, что, возможно, ему осталось совсем мало времени побыть с ней. Он был глупцом, когда надеялся, что каган Кадар и барон Гласс смогут отразить натиск лиирийцев. Он ошибался и теперь чувствовал себя пристыженным, потому что не слушал Лукьена и не помогал организовывать оборону. Он слишком потерял голову от любви, чтобы посмотреть правде в глаза, но теперь все должно измениться. Лукьен и Гримхольд нуждаются в нем.
Подходя к двери, юноша заметил, что она слегка приоткрыта. Он не придал этому значения. Солнце уже вставало, но у него оставалось часа два-три на сон, чтобы потом быть полезным Лукьену. Он тихо вошел в комнату, не желая потревожить сон рыцаря. К его удивлению, Лукьена в кровати не было, и постель оставалась нетронутой. Он что, работал всю ночь? От этой мысли Гилвину стало и вовсе невыносимо стыдно. Измученный, он сел на кровать и начал стягивать башмаки. Но тут его взгляд упал на белевший на подушке листок бумаги. Юноша бросил свое занятие и схватил листок, думая, что записка — от Белоглазки. Но сейчас же отбросил эту мысль как нелепую — ведь он расстался с ней совсем недавно. Может, от Лукьена? Или от Миникин? Когда он прочел записку, содержание потрясло его до глубины души.
Записка была краткой.
«Гилвин.
Я еду в Джадор увидеться с Акилой. Ему нужны не амулеты. Ему нужен я. Для блага Гримхольда — не преследуй меня».
И подписано просто: «Твой друг Лукьен».
А после подписи были еще несколько слов. Сердце Гилвина упало, когда он прочел:
«И еще — спасибо, что помог мне снова увидеть Кассандру».
Гилвин сидел в тишине, потрясенный, не зная, что делать. Лукьена уже можно считать мертвым. Разве король Акила оставит его в живых?
— О боги, Лукьен, что ты наделал?
И что делать ему? Гилвин даже не догадывался, когда написана записка и сколько уже времени провел в пути Лукьен.
— Не имеет значения. Я должен действовать.
Гилвин быстро зашнуровал ботинок и покинул комнату как можно скорее, прихватив с собой послание. Ему нужно немедленно разыскать Торина. Если есть шанс догнать Лукьена, терять времени нельзя. Но он даже не знал, в какой из комнат спит Торин, ведь юноша провел ночь с Белоглазкой. Он беспомощно оглядывал ряд закрытых дверей. Торин может быть за одной из них или ни за одной. Гилвин ощутил панику. Каждая потерянная секунда может означать смерть для Лукьена. Этого ему не вынести. Он должен сделать что-нибудь. Наконец, отчаявшись, он громко крикнул:
Подходя к двери, юноша заметил, что она слегка приоткрыта. Он не придал этому значения. Солнце уже вставало, но у него оставалось часа два-три на сон, чтобы потом быть полезным Лукьену. Он тихо вошел в комнату, не желая потревожить сон рыцаря. К его удивлению, Лукьена в кровати не было, и постель оставалась нетронутой. Он что, работал всю ночь? От этой мысли Гилвину стало и вовсе невыносимо стыдно. Измученный, он сел на кровать и начал стягивать башмаки. Но тут его взгляд упал на белевший на подушке листок бумаги. Юноша бросил свое занятие и схватил листок, думая, что записка — от Белоглазки. Но сейчас же отбросил эту мысль как нелепую — ведь он расстался с ней совсем недавно. Может, от Лукьена? Или от Миникин? Когда он прочел записку, содержание потрясло его до глубины души.
Записка была краткой.
«Гилвин.
Я еду в Джадор увидеться с Акилой. Ему нужны не амулеты. Ему нужен я. Для блага Гримхольда — не преследуй меня».
И подписано просто: «Твой друг Лукьен».
А после подписи были еще несколько слов. Сердце Гилвина упало, когда он прочел:
«И еще — спасибо, что помог мне снова увидеть Кассандру».
Гилвин сидел в тишине, потрясенный, не зная, что делать. Лукьена уже можно считать мертвым. Разве король Акила оставит его в живых?
— О боги, Лукьен, что ты наделал?
И что делать ему? Гилвин даже не догадывался, когда написана записка и сколько уже времени провел в пути Лукьен.
— Не имеет значения. Я должен действовать.
Гилвин быстро зашнуровал ботинок и покинул комнату как можно скорее, прихватив с собой послание. Ему нужно немедленно разыскать Торина. Если есть шанс догнать Лукьена, терять времени нельзя. Но он даже не знал, в какой из комнат спит Торин, ведь юноша провел ночь с Белоглазкой. Он беспомощно оглядывал ряд закрытых дверей. Торин может быть за одной из них или ни за одной. Гилвин ощутил панику. Каждая потерянная секунда может означать смерть для Лукьена. Этого ему не вынести. Он должен сделать что-нибудь. Наконец, отчаявшись, он громко крикнул: