Майкл Джудит. Наследство

   — Твой папа? — Она сделала большой шаг, ступила на панель и, когда приняла устойчивое положение, оглянулась на него. — Вы с Томасом прыгали здесь?
   Он рассмеялся:
   — Мой тихий папа был чемпионом по покорению вершин, пока у него на плечах не появилась семья, и ему пришлось осесть. — Он сделал шаг и встал рядом с ней. — А кто научил тебя лазать по скалам? Клянусь, что не Клэй, насколько я видел, он не так уверен в своих ногах.
   — Это был один человек из Нью-Йорка.
   — Ваш друг?
   — Долгое время он был нашим лучшим другом.
   Она опять ушла вперед, легко прыгая с камня на камень, вспоминая, что значит взбираться на стену из кирпича или камня, цепляясь пальцами за оконные рамы, водосточные трубы и ивы. Она торопливо шла, радуясь своей силе. Плавание и теннис, долгие прогулки в колледж и обратно, походы по Бостону поддерживали и укрепляли ее мускулы, и… Я опять могла бы это делать, если бы пришлось. Но никогда не буду.
   Поль смотрел на ее тонкое тело, струящееся ровной, гладкой линией. Она напоминала ему танцовщицу, чьи движения были настолько плавны, что, казалось, одно перетекало в другое. Или газель, подумал он, испуганная, быстрая, готовая мгновенно исчезнуть, радующая глаз своей красотой. Он шел за ней, думая о том, что знает намного больше, чем две недели назад, но все же меньше, чем предполагал. После двух недель знакомства с любой женщиной он знал бы о ее прошлом, ее друзьях, привязанностях и нелюбимых вещах и ощущение ее тела под собой. Он мог составить о ней представление и отнести к тому или иному типу. До сих пор он не осознавал, как легко предсказуемо, по схеме, проходили все его любовные связи и насколько он может быть поглощен женщиной, так непохожей на других: сказочно-обворожительной, держащей в напряжении, раздражающей, уничтожающей. И не подходящей ни под какую категорию.
   Отойдя на некоторое расстояние вперед, она остановилась и, наклонившись, подняла что-то.
   — Это крошечное колечко из камня, — сказала она, голос негромко разносился над волнами, плещущими у их ног. — О, может быть, это кость. Это удивительно!
   Он подошел к ней и взглянул на маленькое колечко на ее ладони.
   — Криноид. Дальний кузен морских звезд. — Он взял колечко с ее ладони. — Этому ископаемому около трехсот пятидесяти миллионов лет.
   Лора внимательно разглядывала его:
   — Триста пятьдесят миллионов лет!
   Он вернул ей колечко, и она дотронулась до него.
   — Это так трудно представить, осознать. Это словно прикоснуться к вечности. — Она улыбнулась. — Ты думаешь, если кто-то мог прожить так долго и так великолепно сохраниться, то могут так же долго сохраниться любовь и репутация?
   Он засмеялся:
   — Хорошо сказано! Это показывает, насколько мы изменчивы и непостоянны и как безнадежно коротка наша жизнь.
   Лора катала колечко на ладони:
   — Как оно выглядело раньше?
   — Вероятно, у этого существа были руки, как перья, украшавшие праздничный жезл. Палеонтолог мог бы сказать точно. — Морская звезда, — шептала она, словно боясь развеять волшебство образа. — Невероятно… Столько замечательных вещей, которые ждут, чтобы их нашли. — Она опустила колечко в карман джинсов. — Было бы замечательно иметь коллекцию подобных предметов, верно? Потом, если случится что-нибудь не очень хорошее, мы могли бы посмотреть на это и вспомнить, что есть нечто совершенное и не исчезающее, и если мы будем пытаться… — Она вспыхнула, затем озарила Поля быстрой улыбкой. — Конечно, многим людям это и не нужно.
   Он нежно взял ее за подбородок:
   — У тебя странное представление о том, что мир полон людей, у которых нет проблем. Я не знаю, откуда это у тебя. Даже этот криноид не совершенен, в конце концов он умер.
   Лора рассмеялась:
   — Вы правы. Я найду что-нибудь другое, чему можно завидовать.
   — Нет. — Он держал ее лицо в ладонях. — Нет ничего и никого, чему и кому ты должна завидовать. Моя милая девочка, ты превосходишь всех, ты затмеваешь всех, если бы ты только научилась верить в себя, как все верят в тебя.
   — Спасибо, — быстро перебила Лора. У нее кружилась голова, будто все ее существо тонуло в тепле рук Поля и она не чувствовала твердой опоры под ногами, балансируя на неустойчивых камнях. — Вы не думаете, что нам следует вернуться? Становится поздно.
   Он пожал плечами, чувствуя, что она умышленно не хочет понимать, о чем он говорит, и последовал за ней. Лора шла быстро, почти летела, и он, догнав ее, шел рядом и начал успокаиваться, глядя на красоту, окружавшую их, и чувствуя возбуждающую гармонию ее тела. Океан затих, волны тихонько шлепали о темные камни, цвет которых менялся каждую минуту под медью низко опустившегося солнца и длинными тенями. Воздух был нежно-теплый, но бриз уже доносил легкую прохладу вечера.
   Когда он увидел стоянку, то почувствовал сожаление, у него возникло такое чувство, будто он покидает детство.
   — Я рад, что ты предложила эту прогулку, — сказал он Лоре, когда они усаживались в машину. — Ты вернула мою юность и сделала ее лучше, чем она была, лучше, чем она сохранилась в моих воспоминаниях. — Он выехал со стоянки. — Не знаю, был ли у меня день лучше.
   — Когда вы фотографировали красивых женщин на рынке в Авиньоне, — насмешливо сказала Лора.
   — Разве я говорил, что это было прекрасно?
   — Один из лучших дней, который у вас был. Он улыбнулся:
   — Да, был, в каком-то смысле. Но не было рядом тебя, и поэтому он не мог быть так прекрасен, как я думал. На самом деле все быстро стирается из памяти. Я едва могу вспомнить…
   Она засмеялась:
   — Вы помните, где мы обедаем?
   — В «Королевской таверне», в шесть тридцать. Ты голодна?
   — Умираю от голода.
   — Я тоже. Мы будем там через десять минут, а может, и раньше.
   «Королевская таверна» была построена на небольшом возвышении и обращена на основную улицу Глостера, а пришвартованные внизу лодки теснились друг к другу, скрипели и качались на легком ветерке. К каждой лодке была привязана веревка толщиной с мужское запястье, и тяжелые сети, задубевшие от морской соли, намотанные на огромные барабаны или уложенные кольцами, покоились на пристани. Чайки гордо расхаживали и сидели, как на насесте, на носу корабля, где крупными буквами было выведено название. Помимо гавани, на главной улице располагались магазины и рестораны, отделанные деревом, потемневшим от морской воды, и казалось, что маленький город врос в землю, океан и небо, терпит нашествие модных автомобилей туристов, но не меняется ни от чего.
   Лора наслаждалась этим, особенно ее поражало чувство отрешенности от времени, что напоминало об излюбленных ею местах Бостона.
   Поль припарковал машину у «Королевской таверны», и их проводили в маленькую заднюю комнату. Он договорился с владельцем ресторана, что тот предоставит им номер, где можно привести себя в порядок и переодеться. В номере было два стула и крошечная ванная комната. Лора пошла первой, взяв с собой сумку, которую приготовила для нее Эллисон.
   — Оденься попроще, — сказал ей Поль, и она мучительно раздумывала, что брать с собой. В маленькой комнате «Королевской таверны» она стянула джинсы и рубашку, которая пахла морем, вымылась, насколько это было возможно, и надела белое хлопчатобумажное платье с длинной юбкой и рукавами и глубоким у-образным вырезом. Бирюзовые бусы, которые Лора нашла в маленьком магазинчике на Кейп-Коде, украсили шею. Она ничего не могла поделать с волосами: на влажном воздухе свободно лежащие волнистые пряди превратились в чудесные каштановые кольца, которые невозможно было расчесать, и потому она оставила их, как есть, даже те непослушные пряди, которые выбились на лоб и щеки. Не блестяща и не изысканна, отметила она, но ей некогда было волноваться за это, она должна была дать возможность Полю привести себя в порядок. Но она немного помедлила, когда последний раз взглянула на себя в маленькое зеркальце и увидела свое сияющее лицо. «Я выгляжу очень счастливой, — подумала она, — слишком возбужденной. Ему нравятся холодные, умные женщины. Он подумает, что я выгляжу, как скаут». Но она не знала, что с этим поделать, и спустя минуту, пользуясь тем, что ее никто не видит, пожала плечами. Это я. Или я ему нравлюсь, или нет.
   Он ждал ее в баре, поглядывая на город и причал, где команды разгружали квадратные белые емкости с омарами, которых только что поймали. Лора посмотрела на Поля. Его лицо было грустным, почти суровым, и первый-раз ей было интересно узнать его тайны, вместо того чтобы волноваться за свои собственные.
   Он обернулся, увидел ее и улыбнулся радостно и восхищенно:
   — Ты чудесно выглядишь, и мне очень стыдно, я чувствую себя грубым скалолазом. Я заказал для тебя вино. Долго я не задержусь.
   Она села за столик, где стоял его все еще недопитый стакан, и тоже стала смотреть на пристань, на тяжелую работу грузчиков. Глостер Кейп-Анн. Местечко на побережье, всего пятьдесят миль севернее Бостона, где можно побродить по камням, съесть свежего омара и до полуночи вернуться в Бостон. Если вы хотите вернуться домой. Она вспомнила про свою сумку, в которой было все, если бы она решила ночевать здесь, и опять почувствовала прикосновение пальцев Поля к капелькам на волосах и его руки, обнимавшие ее за плечи. Если вы хотите вернуться домой… Радость пронзила ее, и она подумала, что, наверное, вся пылает, так ей было жарко, и приложила руку к щеке. «Это глупо, — подумала она, — я веду себя, как девственница». Но в каком-то смысле она и ощущала себя таковой. Быстрые, бессмысленные связи, которые происходили на задних сиденьях автомобилей, когда она еще училась в школе, и недолгие любовные романы в колледже не затронули ее. Ее тело двигалось так, как должно было двигаться, но она никогда не думала о том, что делала, и не чувствовала, что это имеет к ней какое-либо отношение. Все было так, словно она стояла в стороне и наблюдала за тем, что происходит. Настойчивым молодым людям, которые взбирались на нее, она помогала раздеть себя, так как они ожидали от нее этого. Но каждый раз она возвращалась домой на Бикон-Хилл, чувствуя себя обманутой и смущенной. Почему надо обрекать себя на такое множество проблем, чтобы заниматься этим?
   И теперь, сидя в «Королевской таверне», переполненная счастьем, таким же опьяняющим, как полуденное вино, счастьем, которое труднее найти, чем страсть, более редким, чем секс, она начала понимать. Моя милая девочка, ты затмеваешь всех. Казалось, ее тело стремится навстречу тому, что они смогут испытать вдвоем.
   Картина на пристани изменилась. Рыбаки и их семьи прибывали вместе с плотами, которые они заканчивали для праздника св. Петра, во время которого будут освящать их лодки. Обряд, который имел многовековую традицию. «Мне хотелось бы быть там во время церемонии, — подумала Лора. — А потом мне хотелось бы побывать всюду — в Европе, Африке, Индии, находить криноиды на Кейп-Анне, идти вместе с португальскими рыбаками Глостера, покупать что-нибудь на рынке вместе с женщинами Авиньона. Я потратила столько времени на то, чтобы воровать и мечтать, а мне уже двадцать один, и откуда я возьму столько времени, чтобы успеть сделать все, что хочу?»
   Она почувствовала руку Поля на плече, подняла на него глаза и встретилась со взглядом его темных глаз. «У меня найдется время для Поля», — подумала она.
   Эта мысль прочно отложилась в ее голове, когда они принялись за обед при мягком свете прибрежных фонарей. Тихий шепот звучал вокруг них, мягкий стук тарелок, расставляемых на полированных деревянных столах. Они негромко разговаривали, и когда поворачивались друг к другу, чтобы улыбнуться или ответить улыбкой, их руки соприкасались, усиливая зарождающееся желание. Только один раз за все время обеда чары были нарушены.
   — Ты — единственная женщина, которая может вскрыть омара, не отбросив при этом тарелку далеко от себя. Ты могла бы стать изумительным фокусником или карманным вором. Хочешь еще вина? Я закажу еще бутылку.
   — Нет, спасибо, все чудесно. — Она спокойно сидела, глядя на яркий красный хвост и аккуратно разделанные клешни на тарелке перед ней, белое мясо омара лежало рядом длинными кусочками. Она даже не думала о нем, ее тренированные, чувствительные пальцы спокойно занимались омаром, в то время как она разговаривала с Полем и думала о своем.
   Поль, уже забыв о шутке, рассказывал о своих посещениях Кейп-Анна, когда он был мальчиком, оставаясь на выходные дни у своего школьного друга, родители которого имели дом на Марблхед-Неке.
   — Задний двор наклонно спускался к заливу, и мы устраивали соревнования, кто быстрее скатится по траве к воде. Через некоторое время его родители решили, что это — не самое безопасное место для детских игр, и поставили забор. Это был мой первый опыт, когда кто-то за меня решал, что именно для меня лучше.
   Лора тихонько рассмеялась. Ощущение счастья снова вернулось к ней, у нее было легко на душе, и она чувствовала себя свободно.
   — Вот почему вы все время путешествуете. Вы ненавидите заборы!
   Удивившись, он ответил:
   — Не знаю. Я должен подумать об этом. Но ты права, я ненавижу заборы. Мне всегда хочется перепрыгнуть их, вместо того чтобы воспользоваться воротами. А ты? Судя по тому, как ты прыгаешь по скалам, ты отлично справляешься с заборами.
   — Да, — ответила она. — Но я давно не делала этого.
   — Я тоже. Как-нибудь мы это устроим, так ведь? Представим, что мы — дети и прыгаем через забор.
   — И убедим себя, что никто нас не остановит?
   — И убедим себя, что нет ничего, чего мы не смогли бы сделать.
   Лора улыбнулась:
   — Мне нравится это предложение.
   — Ты веришь в это?
   — Да, — сказала она просто, и, улыбнувшись друг другу, они продолжали сидеть, слушая музыку, которая доносилась до них с пристани, где люди танцевали. Взошла луна, рыбацкие лодки превратились в прозрачные тени, которые плавно покачивались в гавани.
   Поль задержал ее руку:
   — Я отвезу тебя в Бостон, если хочешь. Конечно, если ты не предпочитаешь остаться.
   — Лучше я останусь.
   Он поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь:
   — Дом моего друга пустует. Он приезжает туда на выходные.
   Она кивнула, не спрашивая, как часто он пользуется этим домом, когда тот пустует, даже не поинтересовавшись этим. У каждого из них было свое прошлое, которое они уже не разделят друг с другом.
   Дом располагался в самом конце Марблхед-Нека. Несколько особняков, крытые серой дранкой, занимали узкую полоску земли, которая врезалась в залив. Через воды залива Лора видела огни городка Марблхед, но перед ними была абсолютная чернота, когда Поль свернул на дорожку, ведущую к дому.
   — Так как я не предупредил заранее, там нет никого, чтобы побаловать тебя и приготовить завтрак. Лора улыбнулась в темноте:
   — Я рассчитывала на вас.
   — Доверчивая женщина. Откуда ты знаешь, умею ли я готовить?
   — Это неважно, если вы знаете, как баловать женщин.
   Он усмехнулся и, выскользнув из машины, подошел к заднему сиденью, где были их сумки.
   — Подожди немного, я сейчас найду ключ. Он где-то здесь… на верхушке фонарного столба, насколько я помню.
   Он не бывал здесь некоторое время, подумала Лора, потом вспомнила, что ей все равно, когда он приезжал сюда в последний раз.
   В доме слегка пахло плесенью, когда Поль, отперев дверь, вошел, прошел через гостиную, зажигая свет и открывая окна.
   — На кухню можно пройти через эту дверь. Что ты хочешь? Что-нибудь съесть или выпить?
   Лора пыталась придумать, что ответить. Она нервничала и старалась сдержать рвущееся наружу счастье, которое сияло в ней еще в ресторане. Я хочу, чтобы ты любил меня. Я хочу, чтобы ты говорил мне, что мне делать. Я хочу все, чтобы быть простой и удивительной.
   — Пойдем наверх, — сказал он. Поль обнял ее за талию, и они поднялись наверх, идя в ногу, в большую комнату, освещенную лунным светом. Когда Поль повернул ее лицом к себе, обнять его было так естественно, как войти с ним рука об руку в дом, словно они принадлежали друг другу. — Две недели, — шептал Поль, прикасаясь к ее губам. — Вечность.
   — Не для меня, — начала она, но его губы остановили ее, открыв ее рот, и она почувствовала резкий привкус коньяка на его языке. Это был очень долгий поцелуй. Он впился в ее губы и обнимал ее так крепко, пока она не почувствовала, что в мире ничего не осталось, кроме них, заключенных в маленькое пространство, ревущее и пульсирующее. Это шло из ее сердца, но потрясало ее настолько, будто доносилось из глубин океана.
   Поль поднял голову, и она судорожно вздохнула:
   — Я лучше сяду.
   Он тихонько засмеялся:
   — Здесь есть кровать.
   Держа Лору за руку, он повел ее по дорожке лунного света к высокой кровати с белым пологом на четырех столбиках, покрытой лоскутным стеганым одеялом. Рядом была маленькая лесенка, и Поль держал Лору за руку, пока она поднималась на три ступеньки, а потом последовал за ней. Он склонился над Лорой, когда она легла, прильнув к ее губам, руки нежно держали ее лицо.
   — Моя прелестная девочка, моя дорогая Лора…
   Она пылала. Никогда она ничего не желала так сильно, как рук Поля, его губ, его тела, слившегося с ее телом. Когда он скинул пиджак, Лора нетерпеливыми пальцами расстегнула его рубашку, а он уже стягивал платье, сначала обнажив плечи, потом, приподняв ее, снял и отбросил в сторону, и все это время она ласкала его, повторяя руками изгибы его тела и узнавая твердость мышц его рук, шелковистость темных волос на груди. Потом он скинул остальную одежду и снова вернулся к ней.
   Лунный свет залил комнату. Полог кровати и шторы сияли, освещенные бликами луны, делая его кожу более светлой, а Лору — совершенно белоснежной.
   — Боже, ты такая красивая! — Слова, словно языки пламени, обжигали ей грудь. Тело Лоры двигалось в своем собственном ритме, она не могла лежать спокойно.
   — Мне неловко, — прошептала она, стыдясь своего порыва.
   — Не извиняйся, — резко прервал он и быстро добавил: — Я не хотел обидеть тебя. Но никогда не проси прощения. Никогда. Мы делаем то, что хотим, потому что мы хотим друг друга, потому что мы находим радость друг в друге…
   — Да, — ответила она. Она больше ничего не смогла сказать, он услышал только долгий вздох. — Да, это так. Да. — Лаская волосы Поля, она притянула его к себе, к своим губам, упиваясь его сладостью, и ощутила твердость его плоти. «Да, — думала она, слова затерялись где-то внутри. — Мы найдем радость друг в друге». И она стала частью его радости, дала волю всем своим, желаниям — ласкать, чувствовать ласку и вкушать все прелести любви.
   Поль приподнялся, и его руки скользнули под ее тело, он осторожно снял ее нижнее белье, и когда прохладный воздух и тепло его рук охватили Лору, она тихо вскрикнула.
   Он прикоснулся губами к ее груди, соски, мгновенно затвердев, ответили его настойчивым губам и языку, и тихий стон, в котором можно было расслышать его имя, вырвался у Лоры вместе с радостью, которая переполняла ее. Его губы не отпускали грудь, а ласкающая рука скользнула вниз, повторяя изгиб талии, к бедру, раскрывала ее плоть нежными прикосновениями пальцев, проникая во влажное лоно, и она, вскрикнув от нестерпимого желания, старалась прижаться к его телу, а потом снова обняла его голову, неистово целуя, слегка покусывая его нижнюю губу. Потом, все еще не насытившись, целовала его рот, покусывала и ласкала языком его шею, ощущая аромат мыла, которым они пользовались, когда приводили себя в порядок перед обедом.
   Поль резко оборвал свои ласки и, все еще обнимая ее, приподнялся на локте и взглянул на нее. До этого он принимал ее желание, не удивляясь ему и ничего не ставя под сомнение. Он привык к тому, что женщины желают его, и руки двигались в привычных движениях и ласкающих прикосновениях, которые он использовал столько лет. Но Лора не была похожа ни на одну из них, она была сексуальна, но неумела, требовательна, но не уверена в себе, не девственница, но совершенно неопытна. Порывистая женщина и девочка-недоучка. У него промелькнула мысль: был ли ей нужен просто мужчина или именно он?
   — Что случилось? — спросила Лора. У нее перехватило дыхание, и она попыталась заглянуть в его глаза, на которых лежали тени лунного света, а лицо словно скрыто под маской. — Поль, я хочу тебя, я думала, что ты меня хочешь, что чувствуешь все то, что я… Я никогда не думала, что смогу так, — это чудесное желание… я никогда не знала, что это такое.
   — Боже мой, — порывисто произнес Поль, повернувшись на бок и притягивая ее к себе. Он целовал ее длинные, спутанные локоны, гладкий лоб, нежные веки, за которыми скрывались ясные, бездонные глаза Лоры. Его руки гладили ее тело, повторяя каждый изгиб, как будто она была единственной женщиной, которую он знал, и он был настолько возбужден и захвачен ею, что это смущало и озадачивало. — Такое дитя и такая женщина, — сказал он, а потом разделил ее порыв, с неистовством уйдя в желание стать ее частью.
   Играя, они катались по постели, пока она, раскинувшись, не оказалась под ним. Голод Лоры пробуждался вновь и вновь, внутри горело пламя, которое поддерживал кремень его тела, и она открылась навстречу ему, принимая его глубоко, чувствуя движение его плоти, настигающей ее. Он приподнялся на руках, они оба видели его возбужденную мужскую плоть, гладкую и твердую, как ствол, которая исчезала в глубинах ее лона, а потом вновь покидала его, и снова стремилась к единению, а ее руки гладили его грудь, скользили вниз, к напряженному животу, и прикасались к его корню, когда он покидал ее, чтобы снова и снова наполнить ее. Потом он опять склонился над ней, его руки помогали движению ее бедер, язык ласкал ее язык, и Лора ощущала радость и удивление оттого, что желание, страсть и радость могут слиться в единое целое, стать чем-то цельным, в одно мгновение, с одним мужчиной.
   Его губы шептали ее имя, тела двигались в такт, а в голове пульсировала мысль, что все прекрасно и так будет всегда.

ГЛАВА 8

   Целый месяц Клэю потребовался на то, чтобы разобраться с дистанционным управлением, которое он нашел в шкафчике Терри Левонио, а потом целый месяц ждал, чтобы убедиться в том, что его догадка верна. Это было так просто, что Клэя переполняло восхищение. Кто бы мог подумать, что этот вечно ухмыляющийся бармен додумается до такого?
   Наконец-то он испытал это устройство сам, когда в предрассветный час весь персонал сидел, уткнувшись в журналы или телевизор в отчаянной борьбе со сном. Холл был пуст, ресторан закрыт, в баре были опущены жалюзи и царила темнота.
   — Пойду в ванную комнату, — сказал Клэй, обращаясь к спине менеджера, дежурившего ночью, который клевал носом, смотря фильм Джона Уэйна. За углом холла Клэй отпер второй вход в бар и проскользнул внутрь. Бутылки были собраны, стаканы вымыты, бар чисто убран. Аккуратный, осторожный Терри. Клэй стоял за стойкой бара, держа в руках устройство, которое несколькими минутами раньше взял из шкафчика Терри. Направив его на кассовый аппарат, он наугад нажимал кнопки, пока в тишине комнаты не послышался отчетливый щелчок.
   — Да, великолепно, — восхищался Клэй. Если кто-то хочет устроить себе легкую жизнь за счет бара, ему необходимо приспособить маленькое электронное устройство, благодаря которому кассовый аппарат будет работать вхолостую, когда это нужно. Он нажимает маленькую кнопку, которая находится вне поля зрения под прилавком, и когда он набирает на аппарате цену за напиток, тот, кто может наблюдать за ним, видит, как он делает это, а кассовый аппарат тем временем срабатывает вхолостую.
   Что-то вроде того, как печатать на машинке без ленты. И он кладет деньги к себе в карман. А когда отправляется домой, то имеет сколько? Сколько же он зарабатывает за вечер?
   Он ушел из бара, заперев за собой дверь, и спустился вниз, в комнату для персонала, где положил на место устройство, как оно и лежало в шкафчике Терри.
   После долгих часов работы он получает, возможно, десять процентов вечерней выручки. Мы получаем тысячу шестьсот — тысячу семьсот баксов за вечер. По крайней мере, так говорит кассовый аппарат. Это означает, что мы выручаем почти две тысячи долларов, и друг Терри уносит домой пару сотен долларов каждый вечер. Не удивительно, что он ездит на «порше».
   — Все спокойно? — спросил он менеджера, когда вернулся.
   В ответ он услышал тихое посапывание. Дерьмо, этому заведению нужна хорошая встряска.
   Он сел на высокий стул за конторкой портье и принялся все обдумывать. Он мог бы сказать Терри, что обнаружил, и на этом все закончится — ему уже ничего не грозит, Клэя Фэрчайлда ни в чем не обвинят, если обнаружат устройство. Но ему нужно сделать нечто экстраординарное. Ему нужно получить медаль за то, что сохранил тысячи долларов для отеля. Для Сэлинджеров. Ему нужно продвигаться по службе.
   «Почему бы нет? — раздумывал он. — Лора очень приблизилась к ним, и посмотри, где она сейчас». Если ему удастся справиться с этим делом, они будут считать, что он просто послан Богом для «Филадельфии Сэлинджер», и он станет так же близок с Сэлинджерами, как и она. Потом, разве она не будет гордиться тем, что он действительно идет вперед?
   «Черт возьми, — думал он, сидя на высоком стуле, — в этом и есть будущее. Конечно, это головная боль — раскручивать все это, но если от этого так много зависит… А Сэлинджеры так могущественны, что, если захотят, могут найти для меня тепленькое местечко. О, черт, если мы будем достаточно хороши для них и наберемся терпения, то не вижу причины, отчего бы нам с Лорой не оказаться в самой империи Сэлинджеров. А потом дать кому-нибудь попробовать что-то отнять у них».