Лора остановилась у стола, где Мэри заворачивала последние подарки на Рождество, и заглянула в гостиную. Там было все спокойно, были слышны голоса людей, смех, иногда хохот, а также позвякивание фарфора и серебра. Некоторые гости уже уходили, чтобы успеть переодеться к ужину. Около зеркальной стены арфист играл мелодии песен Жака Бреля, чье выступление они собирались посмотреть после ужина. А у камина сидели Роза с Келли, которые улыбались друг другу в предвкушении дружбы, завязывающейся между ними.
   Роза подняла голову и увидела лицо Лоры. Улыбка замерла у нее на губах. Келли проследила за ее взглядом. Обе женщины вскочили со своих стульев и через минуту были около Лоры.
   — Кто-нибудь умер? — встревожено спросила Келли.
   Роза.
   Лора покачала головой. «Конечно, нет; это просто невозможно. Это только усугубит ее отчаяние. Она не могла заставить Розу работать; Роза была ее гостьей. Кроме того, она готовила только для семейных приемов, а не обеды для двухсот человек.
   — Что ты качаешь головой? — спросила Келли. — Никто не умер? Ничего не случилось?
   — Я только что уволила главного повара, — ответила Лора. — В самое неподходящее для этого время. Но он сказал такие вещи… Я рассердилась и выгнала его.
   — Опять твой характер, — покачала головой мудрая Роза. — Я предупреждала тебя не один раз. — Ее лицо приняло задумчивое выражение. — Могу догадаться, почему ты качала головой. Ты не доверяешь его помощникам, да?
   — Да нечему доверять. Они ничего не знают или притворяются, что не знают. Я думаю, они боятся ответственности. Я ищу Уэса. Вы не видели его? Он может знать, к кому я могу обратиться.
   — Значит, так, — медленно проговорила Роза. Она взглянула на Келли, потом снова на Лору. — Ужин в восемь часов?
   — Да, и я не могу его задержать. Мы все уезжаем в десять на представление, которое начнется в десять тридцать. — Она посмотрела поверх их голов в зал. — Я думала, что он здесь. Уверена, что он найдет человека. Многое уже готово, но кто-то должен знать, как все закончить и правильно подать.
   — Именно об этом я и подумала, — сказала Роза. Глаза у нее загорелись, и она снова взглянула на Келли с улыбкой.
   — Странно, — поддакнула Келли. — И я думала о том же. Конечно, не мне учить тебя, как управлять этим отелем, но тебе сейчас нужна помощь, а Роза рассказала мне, что она первоклассный повар, а я хорошо умею командовать. Между нами, девочками, мы сейчас отправимся на твою кухню и все сделаем. Ты еще будешь нами гордиться.
   — Вы здесь не для того, чтобы работать на кухне. — Лора положила руку на плечо Келли. — Я очень благодарна вам. Я действительно подумала о Розе, но это нечестно. Ты приехала сюда отдохнуть, а не трудиться.
   — А если мне хочется поработать, моя маленькая мисс? — обиженно проговорила Роза. — Не надо мне указывать, что надо или не надо делать.
   Лора рассмеялась:
   — Ты права, Роза. Но я все равно не могу просить тебя. Ты привыкла готовить на семейные приемы, а не для двухсот человек. Здесь не как дома, а…
   — Я полностью отдаю себе в этом отчет, — ответила Роза, подобравшись. Она доходила ростом до подбородка Лоры, но держала голову высоко. — Я же говорила тебе, что готовила для многих из твоих гостей, некоторые узнали меня, хотя и не подали вида, и я готовила для двухсот человек. Меню есть?
   — Я не уверена, что…
   — Все, что мне надо, это меню, моя маленькая мисс.
   — Телятина с грибами и мусс из красного перца.
   — Отлично, не такой уж он болван, этот повар. Это блюдо, простое, но впечатляющее. Телятина со сморчками, больше чем уверена в этом, а как готовить мусс знает любой уважающий себя повар. Я приготовлю его одной левой, да еще с закрытыми глазами. Я сама составляла точно такое же меню, моя дорогая. И если ты думаешь, что люди, которые ели за столом мистера Оуэна или у Феликса с Ленни, были не такими же привередливыми, как твои гости, то ты глубоко заблуждаешься.
   — Только одно уточнение, — сказала Келли. — Я не хочу убирать посуду. Мне хочется послушать Жака Бреля, выпить шампанского и немного повеселиться. Я должна это сделать ради Джона: я обещала ему, что буду развлекаться за двоих, если уж ему пришлось остаться дома и следить за нашей гостиницей. Но до представления я в твоем распоряжении, мне даже интересно, Лора, уж если мы здесь и нет других вариантов. Как ты можешь отказываться?
   — Отказываться от чего? — раздался голос Карриера, входящего в гостиную из холла.
   — От того, чтобы доверить кухню нам, — ответила Келли, пока Лора не успела остановить ее. — Шеф-повар ушел, и мы хотим закончить ужин, если Лора нам позволит.
   Он быстро взглянул на Лору:
   — Ушел? Ты позволила ему уйти?
   — Я уволила его. Извини, Уэс, он сказал… в общем, сейчас это уже не имеет значения. Я не должна была это делать, но сделала, а потом пошла искать тебя, чтобы спросить, не знаешь ли ты кого-нибудь, к кому мы могли бы обратиться.
   — Конечно, знаю. Подожди минутку. — Он старался скрыть свое раздражение, это было довольно заметно. — Недавно закрылась пара ресторанов, и я знаю поваров из обоих. Я сейчас позвоню им; через полчаса кто-нибудь здесь будет.
   — А если нет? — поинтересовалась Келли. — Если они не в городе или лежат в постели с гриппом?
   — Тогда найдем еще кого-нибудь, — сердито буркнул он. — Это отель, а не женский клуб. У нас работают профессионалы, на которых можно положиться…
   — До тех пор, пока они не начинают шантажировать, — пробормотала Лора.
   — Что такое?
   — Неважно. Уэс, я решила, что хочу, чтобы все сделали Роза и Келли. Келли знает, что делать, по «Дарнтону», не меньше, чем тот, которого мы найдем; а Роза сможет закончить то, что начал готовить Энрико. Я знаю, что она сможет.
   — Без сомнений, — подтвердила Роза. — Мне семьдесят четыре года, и нет такой кухни в мире, с которой бы я не могла справиться. Но мы тратим время на разговоры, и мне сложнее будет успеть все сделать. Я люблю сразу браться за дело, а не тянуть время разговорами. Лора может подтвердить вам это, мистер Карриер. И я действительно знаю, что нужно сделать на кухне.
   Она стояла перед ними, кругленькая и решительная, с румянцем на щеках.
   — Дело не в этом, — сказал Карриер. — Это очень важный ужин. Мы не можем рисковать именно с ним.
   — Нам придется рискнуть, — ответила Лора. — Мне очень жаль, Уэс, но нужно рискнуть. Я верю в Розу и Келли, а они верят мне, и я должна пройти через это. Может оказаться, что они гораздо надежнее любых профессионалов. — Она протянула руки Розе и Келли. — Спасибо. Если что-нибудь вам понадобится, сообщите мне. Я хотела бы сама помочь вам, это было бы как… но, к сожалению, я не могу. У меня много дел здесь. Я все оставляю на тебя и Келли. И еще раз спасибо вам обеим. Я просто не могу выразить…
   — Скажешь потом, — весело перебила ее Келли. — Мы произведем фурор. А как насчет Фарлея? Приготовить ему что-нибудь специально для собак?
   — Ну как вы можете шутить так! — укоризненно заметила Роза. — Мы оставим ему немного телятины, когда он проснется, он будет голоден и пристыжен. Пошли, пошли. У меня руки чешутся от нетерпения.
   Карриер с Лорой смотрели им вслед, пока они шли через холл и не исчезли за дверями ресторана. Они представляли собой забавную пару: Келли была высокой, с пышными черными волосами, и широко шагала; Роза — маленькая, пухленькая, почти бежала, чтобы не отстать от Келли, ее седые волосы были собраны в аккуратный пучок сзади, при разговоре с Келли она наклоняла голову набок.
   — Это неумное решение, — холодно заметил Карриер. — Так серьезные дела не делаются. Тут дружба не спасет. Если они загубят вечер, то и дружба ваша будет тоже загублена.
   — Мы все решили рискнуть, Уэс. Но не бойся, они нас не подведут.
   — Ты слепо веришь в них, вот и все. Что мог тебе сказать этот Гаррибальди, что ты его уволила?
   — Он сказал, что слышал, что я была воровкой, сидела в тюрьме…
   — Он хотел шантажировать тебя?
   Она кивнула.
   — Чертов идиот! Но все равно ты не должна была увольнять его за три часа до ужина. Она ничего не ответила.
   — Я сказал тебе, когда ты настояла на названии корпорации «Оул», что сантиментам не место в бизнесе. Это касается и эмоций. Если ты не сможешь не смешивать эмоции с делом, ты погубишь себя.
   — Нет, я не допущу этого. — Она открыто взглянула ему в лицо. — Последние дни я не давала волю чувствам, Уэс. Но бывает, что без этого нельзя обойтись. Я не думаю, что это может погубить меня, но и ты должен доверять мне.
   Он выдержал ее взгляд. «И что случится? — подумал он. — Что будет, если я не смогу доверять тебе? Ты скажешь, чтобы я убирался из твоей жизни? Ты не сможешь; ты слишком зависишь от меня материально. И если я буду продолжать настаивать, уступишь ли ты мне?»
   Он не стал глубоко задумываться над этим. Сейчас было не время и не место для конфронтации. Они должны дождаться конца недели. Они смогут поговорить после ужина, который приготовит Роза. Господи! Какой недопустимый риск! Он не ожидал, что она способна на такую глупость.
   Гости проходили мимо них, выходя из гостиной, чтобы переодеться к ужину и представлению в ночном клубу. Они останавливались, чтобы сказать пару слов о своих впечатлениях, касающихся обстановки отеля, обслуживания, еды и особенно отлаженного режима отеля.
   — Просто удивительно, учитывая, что отель новый! — воскликнула Амелия Лейгтон, а ее муж, Сид, согласно кивнул головой.
   — Прекрасная обстановка, — сказал Карлос Серрано, целуя Лоре руку.
   — Все выдержано в изысканном вкусе, — отметила итальянская модельерша Флавия Гварнери, продемонстрировав все свои зубы, когда улыбнулась. Лора тепло поблагодарила их, подумав, что отель или погибнет через три часа, или она снова выйдет победительницей. Она благодарила каждого, кто подходил к ним, пока не ушли все гости и они не остались одни.
   — За последние три недели у нас не было ни одной спокойной минуты, — сказал он. — В понедельник мы на несколько дней уедем, я зарезервировал номер на Сан-Томасе. Мне там понравилось.
   — Не могу, Уэс, не сейчас. Столько людей собирается приехать сюда в ближайшие три недели, а Флавия сказала, что в следующем месяце вернется сюда на показ мод в «Ултимо» и с ней приедут ее друзья…
   — У тебя есть персонал. У тебя здесь брат. Не можешь же ты быть здесь каждую минуту.
   — Но я могу быть здесь, когда я нужна. Ты сам когда-нибудь бросал новое дело в самом начале?
   — Ну, я бросал его хотя бы на ночь, чтобы сохранить силы для близких.
   Он был прав, подумала Лора. Она так сильно уставала в эти дни, что они совсем не занимались любовью.
   — Ты прав. Со мной не так весело. Дай мне несколько дней, чтобы все здесь устроить. Я обещаю, что после этого я стану опять нормальной женщиной.
   — Но все равно ты не захочешь уехать ненадолго.
   — Еще нет. Может быть… весной?
   Он хотел что-то сказать, но передумал..
   — Мне нужно переодеться к ужину. Ты идешь?
   — Через минуту. Увидимся наверху.
   Он направился в номер, который они взяли себе на эти выходные, а Лора осталась одна, наслаждаясь краткими мгновениями одиночества и тишины, нарушаемой лишь шагами официанток, убирающих со столов. Ей придется изменить свой режим работы; она должна уделять Карриеру внимание. Они бы не ссорились, если бы она проводила с ним больше времени, не отдалась целиком и полностью делам отеля, которые отнимали у нее практически все силы.
   Но не только мысли о «Чикаго Бикон-Хилле» занимали ее сейчас. Она уже заглядывала в будущее. Она еще ничего не говорила Карриеру и никому другому, и кроме того, в ближайший год она и не могла ничего сделать, пока полностью не утвердится здесь, но в воображении она уже строила планы об остальных трех отелях Оуэна и мечтала о том времени, когда они станут ее собственными. Она еще не знала, как ей это удастся, откуда она возьмет деньги, сколько времени уйдет на приобретение всех трех отелей, если она вообще сможет купить их, что было самой тревожной мыслью. Феликс мог продать их до того, как она достанет деньги, а вдруг она вообще денег не найдет… Но она надеялась, что все будет так, как она мечтала. И сколько бы времени ни понадобилось, она была полна решимости довести дело до конца как можно быстрее. Она никому не позволит встать у нее на пути.
   «Нью-Йорк Сэлинджер», — произнесла она про себя, но быстро поправилась. — «Нью-Йорк Бикон-Хилл», «Филадельфия Бикон-Хилл», «Вашингтон Бикон-Хилл».
   Она повернулась и вышла из гостиной, чтобы присодиниться к Карриеру и одеться к ужину. Она улыбалась. «Вот тогда, Феликс, ты поймешь, что Оуэн и я все-таки одолели тебя».

ГЛАВА 19

   — Он может быть вице-президентом службы безопасности, — бросил Феликс своей дочери, которая звонила из Амстердама, а его жена находилась в другой комнате и слушала их разговор по параллельному телефону. — Я уже сказал об этом месяц назад и не изменил своего решения. Кроме того, я сказал тебе, что все это сомнительно. Мы ничего не знаем о нем, кроме того, что я получил в отчетах от управляющего отелем…
   — Но я тебе все о нем рассказала, — возразила Эллисон. — Я уже год вам о нем говорю.
   — Мы год слышим от тебя одни романтические бредни. Ты отказалась познакомить нас с ним. Когда ты приехала домой, ты приехала одна; нам ты сказала, что не хочешь, чтобы мы навестили тебя. Твоя кузина Патриция считает его охотником за приданым. Я вообще не хочу обещать ему никакой работы; у нас идет сокращение, мы не расширяемся, и я совершенно не могу понять, почему он должен занять место, например, исполнительного директора, не проработав в компании ни дня. Он должен был бы начать с самого низа.
   — Он уже сделал это в Амстердаме. Кроме того, он скоро будет твоим зятем.
   — Это ничего не значит. Томас Дженсен тоже мой зять, но он не работает в компании.
   — Он по собственной воле оставил компанию, — спокойно вставила Ленни. — Как только умер Оуэн. Но он до сих пор держатель акций и член совета.
   — Я прошу тебя сделать это, — продолжала Эллисон.
   Наступило молчание. «Какова мать, такова дочь, — думал Феликс, — холодная и независимая. Они не просят любви. Ничего удивительного, что я не люблю их».
   Но он все еще продолжал гордиться ими, как делал это все двадцать четыре года. Это чувство никогда не увядало, и сейчас он даже считал, что это разновидность любви. Стоило ему увидеть их вместе, идущими по улице и заставляющими людей обращать внимание на их элегантные с прямыми плечами фигуры, его охватывало ощущение успеха и власти, которые он испытывал, только, когда обходил свои отели. Он становился больше, заметнее, ему завидовали: «Вот Феликс Сэлинджер, он превзошел своего отца, расширив его империю отелей; он изменял эту империю, освобождаясь от небольших владений и сосредоточиваясь только на больших. Он превзошел своего отца даже в семейной жизни — жена его отца умерла через десять лет после свадьбы, а у Феликса до сих пор жива».
   Вот и сейчас, слушая свою жену и дочь, говорящих по телефону с бостонским акцентом, который звенел у него в ушах, его вновь охватывали знакомые благостные чувства, потому что только благодаря ему они стали такими: богатыми, много путешествующими, изысканными и, кроме того, носили фамилию Сэлинджеров. Они не были нежными или уступчивыми, но они составляли часть его империи; они были нужны ему для полноты счастья. Тем более что в последние годы в цепочке отелей Сэлинджеров появились некоторые бреши, и Феликс нуждался в жене и дочери больше, чем когда-либо, как доказательстве того, что несмотря ни на что его всегда и везде ждал успех.
   Он смотрел на снег, который шел за окном, делая неясными очертания домов, через дорогу. «Белое Рождество, — размышлял он. — Свадьба на белое Рождество. Жаль, что моя дочь не девственница; она даже не пытается соблюсти внешние приличия: открыто живет с человеком, которого никто не знает, объявила о своей помолвке по телефону, позвонив в День благодарения, планирует приехать в Бостон за неделю до свадьбы. Что ей приходится скрывать?»
   — Что ты скрываешь от нас? — резко спросил он ее.
   — Ты все время спрашиваешь меня об этом. Ничего не скрываю. Бен — чудесный человек, все чудесно. Я просто хочу быть с ним как можно больше, хочу начать нашу жизнь самостоятельно, отдельно от всех. Столько всего случилось дома — моя жизнь с Тедом была ужасной ошибкой, потом умер дедушка, потом эта заваруха с… его завещанием. Мысль, что снова может случиться что-то плохое, приводит меня в ужас, поэтому я хотела, чтобы с Беном у вас все было хорошо. — Она помолчала. — Неужели ты не можешь этого понять?
   — Ты права, — сказала Ленни, — но было бы правильнее сказать нам об этом давным-давно. Ты скрывалась от нас столько времени, а я была бы только рада за тебя, я имею в виду мы…
   — Я знаю.
   Снова наступило молчание. Феликс прислушивался к слабым шорохам на линии в тысячи миль, разделяющих их.
   — Но это уже в прошлом, — спокойно добавила Эллисон. — Я больше от вас не скрываюсь. Мы едем домой и будем жить в Бостоне и видеться с вами все время. Я просто хотела быть уверенной, что у Бена будет работа. Он сказал, что сам найдет что-нибудь, когда мы устроимся, но с какой стати ему это делать? У нас есть компания, и он тоже имеет к ней отношение. Он будет доволен, если станет вице-президентом службы безопасности; не думай, он ничего против этого не имеет. Это я решила, что ему нужно доверить что-то более важное. Финансы или еще что-нибудь в этом роде. Что-то крупное. И чтобы зарплата была большая.
   Феликс заерзал на стуле.
   — О зарплате вообще разговора не было. И ты меня не заставишь обсуждать этот вопрос именно сейчас.
   — А я и не заставляю. Я решила упомянуть об этом, потому что Бен не будет сам поднимать эту тему. Он вообще ничего не говорит, но я знаю, его очень волнует то, что у меня гораздо больше денег, чем у него.
   — Тогда ему придется или примириться с этим, или искать способы зарабатывать много денег самому. От меня он ничего лишнего не получит, тебе ясно?
   — Куда яснее, — резко ответила Эллисон. — В нашей семье на первом месте бизнес. Чувствам совсем не остается места. Вообще-то Бену это понравится: он не очень сентиментален. Вполне вероятно, что вы с ним очень хорошо поладите.
   — Я бы хотела поговорить о свадьбе, — вмешалась Ленни прежде, чем Феликс успел ответить. — Мы устроим обед дома за день до свадьбы и завтрак после церемонии. Конечно, приглашены только члены семьи, но мы не так часто сейчас собираемся все вместе… Может быть, ты хочешь, чтобы я пригласила кого-нибудь из твоих друзей?
   — Нет, только наша семья, — ответила Эллисон. — Бен просто непреклонен в том, что церемония должна состояться в узком кругу и без всякой шумихи. Я еще не видела таких людей, которые бы так не любили общество, как он. Роза звонила вам? Я написала ей и попросила вернуться к нам на эго время, чтобы приготовить свадебный обед.
   — Да, она звонила. Была очень довольна, что ты вспомнила о ней.
   Феликс слушал, как они обсуждали меню и скромную церемонию в их гостиной, а также покупки, которые Эллисон хотела сделать сразу же по приезде в Бостон. Обычно на этом он вешал трубку, но сегодня продолжал слушать, растерянный и немного обеспокоенный, услышав в голосе Эллисон незнакомые ранее нотки уверенности в себе и хладнокровия. Весь этот треп о том, что у него появится сын, не стоил и гроша. Взамен он не получал ничего, считал он; он терял дочь, которую, как он думал, знал довольно хорошо. Волна гнева на этого Бена Гарднера захлестнула его. «Она ведь даже фамилию возьмет его», — подумал он.
   — До свидания, папа, — услышал он голос Эллисон. — Увидимся на следующей неделе. Да, папа, — ее голос изменился, стал просящим и тонким, — прошу тебя, будь с Беном поласковей. К нам обоим. Я жалею, что не хотела вас познакомить пораньше, но так получилось, и я не могла уже ничего изменить. А Патриция такая противная…
   — Эллисон, она твоя двоюродная сестра, — сказала Ленни.
   — Извини. Но она лицемерка и все намекала на что-то плохое, когда мне было так хорошо. А я не понимала, почему должна защищать человека, которого люблю, от людей, которые ничегошеньки о нем не знали. Поэтому я не хотела ни с кем встречаться. Мне было так проще. Я понимаю, что обидела вас с мамой, я прошу у вас прощения, но с этим уже покончено, и мы начнем все сначала. Поэтому я надеюсь, что ты будешь… любезным.
   — Я всегда вежлив, Эллисон, — спокойно ответил Феликс. Он понял, что она имела в виду. Она хотела попросить его быть подобрее, но в последний момент передумала. — Мы все будем рады увидеть тебя на следующей неделе.
   — На следующей неделе, — повторила Эллисон притихшим голосом, и Феликс повесил трубку, удовлетворенный, что его дочери пришлось умолять его. Он оказался в более выгодном положении, поскольку смог лучше ее справиться с эмоциями. Он мог справиться с любой ситуацией, считал он, снова возвращаясь к бумагам на письменном столе. Он сначала собирал информацию, а затем действовал, уже не задумываясь и без всякой ненужной нерешительности. Способность принимать быстрые решения была залогом его успеха, он полагался на это качество, когда чувствовал себя в тупике, куда его иногда заводили неприятности с компанией и это чертово дело с Эллисон.
   Ее новое замужество ничего ему не дает. Оно не принесет ему ни престижа, ни влияния, ни денежных вливаний в семью; он даже не станет тестем такого родовитого зятя, каким был Тэд Уолкет, который хоть был по уши в долгах, знал своих предков чуть ли не с сотворения мира. Его дочь выходила замуж за ничтожество, пустое место, которое они должны будут толкать по служебной лестнице компании, пока он не надоест ей, как этот Уолкет, и тогда он сможет уволить его. А если он сможет ускорить этот день, он не упустит такой возможности. А пока, чтобы мать и дочь были счастливы, он будет вежлив, как обычно, и даже сыграет роль гордого отца на свадьбе. Это не составит ему большого труда. И это не продлится долго.
 
   Поль прилетел в Бостон за неделю до свадьбы, рассчитав свой прилет так, чтобы появиться в аэропорту примерно в то же время, когда Бен с Эллисон должны прилететь из Европы. Это было его первое возвращение после своей свадьбы, восемь месяцев назад. Когда его самолет пролетал над океаном и снижался над островами, заливами, изрезанными берегами суши, на которой теснились дома, которые вкупе образовывали побережье Массачусетса, он думал о том, что его жизнь кардинально изменилась с тех пор, как он летел над этим ландшафтом в последний раз. Тогда перед ним и Эмилией открылась возможность добиться успеха. Эмилия дважды появлялась в журнале «Ай», а после этого им позвонил Барри Маркен и сообщил, что редактор журнала мод «Эль» хочет, чтобы она прилетела в Париж и участвовала в показе моделей молодых модельеров. После того как Поль сделал фотопортреты трех самых известных моделей Манхэттена, ему посыпались звонки от их друзей, а также позвонили их агенты по рекламе: это означало самый короткий путь к славе. В те первые месяцы после того, как они устроились в квартире Поля в Саттон-плейсе, они стали открытием сезона и вскоре были самой популярной парой на светском небосклоне, которую приглашали на ужины, благотворительные балы и дискотеки, а разнообразные комиссии города по сбору средств были заинтересованы в их членстве.
   Они закрутились в вихре официальных приемов по вечерам, работы днем, в которой они сделали короткий перерыв в мае, когда уезжали в Бостон, чтобы пожениться, а потом снова вернулись к прежней жизни, обнаружив, что их женитьба вызвала еще больший интерес к ним. Это было время, когда каждое событие становилось поводом узнать, кто с кем развелся, кто куда переехал, кто с кем спит и кто с кем поженились.
   Поль стал одним из хроникеров этой жизни, фотографируя ее богатых, влиятельных представителей, стараясь, чтобы освещение, поза были выбраны так, чтобы каждая женщина становилась неотразимой как сама мечта, а мужчины казались такими могущественными, каким хотел быть сам Поль. Эмилия превратилась в символ этой жизни, она была одной из них, потому что была женщиной, которая имела все: богатство, именитых предков, молодость, красоту и славу, а ее присутствие было как обещание исполнения мечты для тех, кто достиг в жизни не так много.
   Но в действительности своей славой она была обязана фотографиям, которые делал Поль. Именно они подсказали Джейсону д'Ору и другим фотографам журналов мод, как можно выразить ее красоту в самом выгодном свете. В работе модельеров как в любом другом деле, была важна «изюминка», которую умели заметить их быстрые глаза и которой они могли умело воспользоваться. Пресловутая бесхитростная изысканность Эмилии стала криком моды сезона по обе стороны Атлантики. Ее внешность сочетала в себе очаровательную невинность с полным слиянием с тем стилем, который она демонстрировала, и создавалось впечатление, что такую одежду могла носить любая женщина, начиная от неуверенных в себе девственниц и кончая светскими львицами. К тому времени, как в Манхэттене вновь ожила светская жизнь в октябре после летнего затишья, Поль и Эмилия Дженсен стали центром ее притяжения днем и вечером — их считали отличной парой: они были талантливы, красивы и идеально подходили друг другу. Даже, если они и ссорились, то никогда не делали это в присутствии других.