Страница:
Тем не менее «Моби Дик» – не производственный роман. Различные стороны жизни и труда китобоев, показанные Мелвиллом, имеют, разумеется, самостоятельный интерес, но прежде всего они образуют круг обстоятельств, в которых живут, мыслят и действуют герои. Более того, автор без устали находит поводы для размышлений над общественными, нравственными, философскими проблемами, уже не имеющими отношения к промыслу.
В этом «китобойном» мире огромную роль играют киты. И потому «Моби Дик» – роман о китах в такой же степени, если не в большей, как и роман о китобоях. Читатель найдёт здесь массу сведений по «китологии»: классификацию китов, сравнительную их анатомию, информацию, касающуюся экологии китов, их историографию и даже иконографию.
Мелвилл придавал этой стороне романа особое значение. Не удовлетворяясь собственным опытом, он тщательно проштудировал научную литературу от Кювье и Дарвина до специальных работ Бийла и Скорсби. Здесь, однако, следует обратить внимание на одно чрезвычайно существенное обстоятельство. В соответствии с авторским замыслом, киты в «Моби Дике» (и в особенности сам Белый Кит) должны были играть необычную роль, далеко выходящую за рамки китобойного промысла. Готовясь к написанию «китологических» разделов, Мелвилл интересовался не только книгами по биологии и естественной истории. Можно сказать, что человеческие представления о китах занимали писателя гораздо больше, чем сами киты. В списке литературы, которую он изучал, наряду с Дарвином и Кювье встречаются романы Фенимора Купера, сочинения Томаса Брауна, записки шкиперов китобойных судов, воспоминания путешественников. Мелвилл тщательно собирал всевозможные легенды и предания о героических подвигах китобоев, о чудовищных по размерам и злобности китах, о трагической гибели многих вельботов, а иногда и судов, потонувших со всей командой в результате столкновения с китами. Не случайно само имя Моби Дика так близко напоминает имя легендарного кита (Моха Дик) – героя американских матросских преданий, а финальная сцена романа разворачивается в обстоятельствах, заимствованных из рассказов о гибели китобойца «Эссекс», потопленного огромным китом в 1820 году.
Авторы специальных исследований легко устанавливают связь целого ряда образов, ситуаций и других элементов повествования в «Моби Дике» с традициями американского морского фольклора. Особенно легко и отчётливо фольклорное воздействие прослеживается в тех частях книги, которые связаны с охотой на китов и самими китами. Облик кита в человеческом сознании, качества, которыми люди наделяли китов в разные времена и при различных обстоятельствах, – всё это было для Мелвилла крайне важно. Недаром он предпослал роману весьма своеобразную подборку цитат о китах. Наряду со ссылками на знаменитых историков, биологов и путешественников, читатель найдёт здесь выдержки из Библии, извлечения из Лукиана, Рабле, Шекспира, Мильтона, Готорна, из рассказов безвестных матросов, кабатчиков, спившихся шкиперов, а также из таинственных авторов, скорее всего выдуманных самим Мелвиллом.
Киты в «Моби Дике» – не только биологические организмы, обитающие в морях и океанах, но одновременно и порождение человеческого сознания. Недаром писатель классифицирует их по принципу классификации книг – in folio, in quarto, in octavo и т. д. И книги и киты предстают перед читателем как продукты человеческого духа.
Мелвилловские киты живут двойной жизнью. Одна протекает в океанских глубинах, другая – в просторах человеческого сознания. Первая описана с помощью естественной истории, биологической и промышленной анатомии, наблюдений над привычками и поведением китов. Вторая проходит перед нами в окружении философских, нравственных и психологических категорий. Кит в океане материален. Его можно и должно загарпунить, убить, разделать. Кит в человеческом сознании имеет значение символа и эмблемы. И свойства его совсем другие.
Вся китология в «Моби Дике» ведёт к Белому Киту, который не имеет никакого отношения к биологии или промыслу. Его естественная стихия – философия. Его вторая жизнь – жизнь в человеческом сознании – куда важнее первой, материальной.
Среди американских романтиков Мелвилл был, вероятно, самым большим пессимистом. Фенимор Купер – один из наиболее острых критиков буржуазной Америки – отдавал себе полный отчёт относительно расхождения между идеалом и действительностью. Но он верил, что общественное зло в жизни Соединённых Штатов преходяще и недолговечно. Ему казалось, что американская демократия в своём развитии временно отклонилась от нормального пути, но непременно вернётся на него в будущем. Мелвилл смотрел глубже, чем Купер. Он был убеждён, что современное состояние американской демократии – естественный результат исторического развития; что социальное зло заложено в самих основах американской общественной жизни. По мысли Купера, дальнейший прогресс должен был привести Америку к выздоровлению. По мысли Мелвилла – к катастрофе.
Социальная и политическая жизнь Соединённых Штатов получила в «Моби Дике» широкое, хотя и не прямое, отражение. Мелвилла интересовали не столько конкретные события и факты, сколько общие законы и нравственные принципы, управляющие человеческой судьбой или, точнее, судьбой американцев. В многочисленных авторских отступлениях, в потоке образных ассоциаций, возникающих по всякому, иногда случайному поводу, автор исследует проблему бедности и богатства, соотношение между свободой воли и экономическим принуждением и, наконец, приходит к довольно смелому выводу о том, что собственность есть первопричина всякой зависимости человека.
Мелвилл говорит обо всём этом по ходу описания различных деталей китобойного промысла, но истоки его мысли, материал, на котором он строит свои широкие обобщения, явно лежит за пределами романа. Писатель опирается на многие стороны американской действительности, на результат многолетних наблюдений.
Одна из особенностей «Моби Дика» состоит в том, что книга эта в значительной степени обращена в будущее. Автор изучает современность не только для того, чтобы воспроизвести её в художественных образах. Главная его цель – на основе исследования сегодняшней Америки предсказать её завтрашний день. Иногда он даже обращается к вчерашнему дню, но с той же целью – выявить направление нравственной эволюции американского общества, с тем чтобы определить, к чему эта эволюция может прийти в будущем.
Не все прогнозы Мелвилла оказались точными. Но некоторые поражают проницательностью. Мелвилл сумел разглядеть в современной действительности зародыши явлений, которые развились в полную силу лишь спустя несколько десятилетий. Удивительно, что Мелвиллу удавались верные прогнозы в самых сложных областях, там, где взаимодействовали экономика и мораль, политика, философия и психология.
Предвидения Мелвилла по большой части облекались в форму сложных, многозначных символов. Так, например, образ корабля под звёздно-полосатым флагом, на борту которого собралась разноплемённая команда, помимо своего основного смысла, имеет ещё несколько символических значений. Одно из них – Америка, плывущая по неизведанным водам истории к неизвестной гавани. Куда она плывёт? Суждено ли ей доплыть? Или, может быть, она погибнет, направляемая неразумной волей? Все эти вопросы тревожили Мелвилла. Он искал ответа на них, пытаясь установить, какие силы, интересы, стремления руководят жизнью американского общества. Как всегда, его интерес имел абстрактно-этический уклон.
Америка времён Мелвилла не обладала ещё высокой степенью национального единства. То была страна, в которой соседствовали различные экономические уклады, разные нравственные системы, разнообразные политические идеи. Внутренние противоречия с каждым днём становились острее. Компромиссы, на которых строилось мирное благополучие государственной жизни, доставались всё более дорогой ценой. Никто, разумеется, не знал ещё, что через десять лет начнётся гражданская война, но предчувствие катастрофы пронизывало духовную атмосферу страны.
Понятие «Америка» не было в сознании Мелвилла всеобъемлющим. Говоря об Америке, он думал в первую очередь о Новой Англии. Это естественно. Новая Англия была гегемоном. Она задавала тон по многих областях национальной жизни и особенно в экономике. Именно эта группа штатов стала первой на путь промышленно-капиталистического развития. Судьба нации во многом зависела от того, что подумают и сделают жители Массачусетса или Нью-Гэмпшира. Отсюда повышенный интерес Мелвилла к новоанглийским устоям, нравам, к новоанглийскому характеру.
С самого начала Мелвилл отдаёт судьбу «Пекода» в руки трёх новоанглийских квакеров: владельца корабля Вилдада, капитана Ахава и его старшего помощника Старбека. От них зависит направление, успех и цель плавания. Каждый из них олицетворяет определённую эпоху в нравственном развитии Новой Англии.
Вилдад – это вчерашний день. Он набожный стяжатель и лицемер. Но ни набожность, ни стяжательство, ни лицемерие не воспринимаются как индивидуальные свойства его натуры. Они традиционны для Новой Англии и составляют самую суть американского пуританства, в котором суровое благочестие всегда уживалось с беззастенчивой жаждой наживы. Вилдад скопидом. Он стар. В нём нет энергии. Да если б и была, она вся уходила бы в скопидомство. Бурные плавания не для него. На борту «Пекода» ему делать нечего. «Пекод» отплывает, Вилдад остаётся.
Сегодняшний день Новой Англии представлен Старбеком. Он тоже благочестив, но, в отличие от Вилдада, не лицемерен. Собственно, Мелвилл и не даёт ему повода лицемерить. Он искусный моряк и китобой. Он человечен. Но в нём нет инициативы, размаха. Он не живёт ощущением великой цели. Он может вывести «Пекод» в плавание, но он обязательно приведёт его назад к Вилдаду. Ему не уйти из-под власти вчерашнего дня. Но и перед завтрашним днём ему не устоять. Завтра он будет не на месте. У Старбека много привлекательных качеств. Но у него нет будущего.
Будущее воплощено в образе Ахава. Оно-то и занимает мысли Мелвилла более всего. Ахав – характер сложный, противоречивый, многозначный. В нём сплавлены романтическая таинственность, библейская вековая боль человечества, фанатическая ненависть к Злу и неограниченная способность творить его. Но сквозь всю сложность, сквозь сплетение физических, нравственных, психологических элементов отчётливо просматриваются «законы бытия», которые ещё только формировались в Америке мелвилловских времён.
Новоанглийские «пионеры» середины XIX века уже не расчищали лесов под посевы, не воевали с индейцами, не оборонялись от хищных зверей, укрывшись за деревянным частоколом. Они строили заводы и фабрики, корабли и железные дороги. Они торговали с целым светом и открывали банки в американских городах. Тем самым они осуществляли великую задачу экономического прогресса. Своей деятельностью они способствовали процветанию родины и склонны были считать себя солью земли. В их нравственном мире бизнес был верховным владыкой, которому приносилось в жертву всё, не исключая самой человеческой жизни. Впоследствии американская литература представила читателям целую вереницу апостолов бизнеса. Среди них мы найдём многих героев Ф. Норриса, Т. Драйзера, Э. Синклера, С. Льюиса и др. Но всё это было позже.
Конечно, Ахав не «капитан индустрии» и не бизнесмен. Ему определена другая роль. Однако его целеустремлённость, способность перешагнуть через любые препятствия, его умение не смущаться рассуждениями о справедливости, отсутствие страха, жалости, сострадания, его отвага и предприимчивость, а главное, размах и железная хватка – всё это позволяет видеть в нём «пророческий прообраз будущих строителей империи второй половины века»[333], каждый из которых тоже преследовал своего Белого Кита, преступая юридические, человеческие и божеские законы.
В этом плане Ахав был одним из самых тонких прозрений Мелвилла.
В фанатическом безумии капитана Ахава и в символической картине гибели «Пекода» есть ещё и другой смысл, имеющий отношение к некоторым событиям политической жизни Соединённых Штатов середины века. О них, правда, в романе даже не упоминается, но зато внимательно исследуется одно из нравственно-психологических явлений, непосредственно связанных с этими событиями. Речь идёт о фанатизме, вписавшем, как известно, немало мрачных страниц в историю Америки.
Конфликт между Севером и Югом был основным конфликтом общественно-политической жизни США той эпохи. Накал политических страстей достиг к концу сороковых годов необычайно высокой степени. Южане, надеявшиеся подчинить жизнь нации своим интересам, с ожесточением дрались за новые территории и вынуждали конгресс к таким законодательным мерам, которые сулили выгоды плантационному хозяйству. Они держались агрессивно и шли на крайние меры. В глазах Мелвилла они были фанатиками, готовыми в своём ослеплении погубить Америку. Не меньше пугали его и новоанглийские аболиционисты, которые вкладывали в дело освобождения негров весь свой пуританский пыл и нерастраченный темперамент.
Аболиционизм был широким, демократическим, исторически-прогрессивным движением. Участники его преследовали благородную цель уничтожения рабства на американской земле и объективно содействовали дальнейшему экономическому и общественно-политическому развитию Америки. К аболиционизму примыкали все важнейшие демократические течения эпохи.
Мелвилл, как и многие его современники (Эмерсон, Торо, Готорн, Уитмен, Лонгфелло и др.), был целиком и полностью на стороне аболиционистов. Он не состоял в аболиционистских обществах, но сама идея ликвидации рабства и уничтожения расовой дискриминации была чрезвычайно близка ему. Не случайно, размышляя о силах, которые могли бы противостоять социальному неравенству и несправедливости, Мелвилл, наряду с патетическими тирадами о «царственном величии» мозолистой руки, о благородстве трудового человека, вводит в свой роман о Белом Ките мотив братского единения рас и наций. Рядом со своим героем он ставит трёх гарпунёров: индейца Тэштиго, негра Дэггу и полинезийца Квикега – людей, возвышающихся над прочими своим высоким благородством и достоинством. Этот союз, эмблемой которого могли бы стать руки, сплетённые в одном пожатии, достаточно яркое свидетельство симпатий и настроений Мелвилла. Впрочем, этот мотив по вполне понятным причинам был довольно широко распространён в американской литературе XIX века. Достаточно вспомнить Чингачгука и Натти у Фенимора Купера или Гека Финна и негра Джима у Марка Твена.
Таким образом, Мелвилл был несомненно на стороне аболиционистов и разделял их убеждения. Однако его беспокоил безрассудный фанатизм новоанглийских пуритан. Он опасался, что неблагоразумие и неосторожность фанатиков могут привести страну в состояние хаоса и погубить её в пламени гражданской войны.
Осенью 1851 года Мелвилл мог наблюдать вспышку активности аболиционистов в Массачусетсе, где традиционный фанатизм новоанглийских пуритан обрёл на этой почве новую силу. Их не могли остановить ни расправы, ни погромы, ни закон. Они были готовы на всё. И это тревожило писателя.
Показательно, что, пытаясь предугадать будущее, многие современники Мелвилла обращались в эти годы к истории пуританских поселений Новой Англии, ища в ней аналогий. Крупнейшие поэты и прозаики: Лонгфелло, Полдинг, Готорн – вспоминали о трагических событиях, в ходе которых религиозные фанатики, пытаясь истребить мнимое зло, тем самым творили зло реальное и непоправимое.
Социальное зло в современной действительности не было мнимым, но Мелвиллу представлялось, что фанатизм в борьбе, даже если это борьба за правое дело, может привести к ещё большему злу, к страшной катастрофе. Отсюда и символика образа капитана, погубившего свой корабль со всей командой. Ахав – сильный и благородный дух. Он восстал против мирового Зла. Но он фанатик, и потому его попытка достигнуть прекрасной цели оказалась гибельной.
Очевидно, что проблема фанатизма в романе, поставленная преимущественно в философско-психологическом плане, восходит какими-то своими сторонами к политической жизни Америки конца сороковых – начала пятидесятых годов. Впрочем, за какой бы эпизод мы ни ухватились, какой бы образ или символ ни стали рассматривать, мы обязательно почувствуем соприкосновение с определёнными сторонами общественной жизни Америки. Потому-то «Моби Дик» по справедливости считается социальным романом.
Историки литературы до сих пор спорят относительно символического значения этого образа. Что это – просто кит, воплощение мирового Зла, или символическое обозначение вселенной? Каждое из этих толкований подходит для одних эпизодов романа, но не годится для других. Вспомним, что Мелвилла занимали не сами киты, а человеческие представления о них. В данном случае это особенно важно. Белый Кит в «Моби Дике» существует не сам по себе, а всегда в восприятии персонажей романа. Мы не знаем, в сущности, как он выглядит на самом деле. Но зато нам известно, каким он представляется Стаббу, Измаилу, Ахаву и другим.
Для Стабба Моби Дик просто кит. Огромный белый кит, и только. Для Ахава Моби Дик воплощение всего Зла мира. Для Измаила – символическое обозначение вселенной. И дело здесь не в том, что Моби Дик символически представлен в нескольких ипостасях. Дело в типе познающего сознания. У Стабба сознание индифферентное. Оно только регистрирует явления, не подвергая их анализу и не пытаясь определить их существо. У Ахава сознание проецирующее. Ему безразлично, каков Моби Дик на самом деле, Ахав переносит на Белого Кита представления, живущие в его собственном мозгу. Именно поэтому сознание Ахава трагично. Ахав не может уничтожить Зло. Он может уничтожить лишь самого себя.
Лишь созерцательному сознанию Измаила Мелвилл даёт увидеть истину. Эта истина с точки зрения религиозной ортодоксии крамольна и ужасна. Во вселенной нет сил, направляющих жизнь человека и общества. В ней нет ни бога, ни провиденциальных законов. В ней – только неопределённость, безмерность и пустота. Её силы не направлены. Она безразлична к человеку. И незачем людям надеяться на высшие силы. Их судьбы в их собственных руках.
Этот вывод чрезвычайно важен. По сути дела, вся философия в «Моби Дике» призвана помочь в решении вопроса о том, как поведут себя американцы в момент грядущей катастрофы. Рассказывая трагическую историю «Пекода», Мелвилл словно предупреждал соотечественников: не ждите вмешательства свыше. Высших сил, провиденциальных законов, божественного разума не существует. Судьба Америки зависит только от вас!
Юрий Витальевич Ковалёв
1967
В этом «китобойном» мире огромную роль играют киты. И потому «Моби Дик» – роман о китах в такой же степени, если не в большей, как и роман о китобоях. Читатель найдёт здесь массу сведений по «китологии»: классификацию китов, сравнительную их анатомию, информацию, касающуюся экологии китов, их историографию и даже иконографию.
Мелвилл придавал этой стороне романа особое значение. Не удовлетворяясь собственным опытом, он тщательно проштудировал научную литературу от Кювье и Дарвина до специальных работ Бийла и Скорсби. Здесь, однако, следует обратить внимание на одно чрезвычайно существенное обстоятельство. В соответствии с авторским замыслом, киты в «Моби Дике» (и в особенности сам Белый Кит) должны были играть необычную роль, далеко выходящую за рамки китобойного промысла. Готовясь к написанию «китологических» разделов, Мелвилл интересовался не только книгами по биологии и естественной истории. Можно сказать, что человеческие представления о китах занимали писателя гораздо больше, чем сами киты. В списке литературы, которую он изучал, наряду с Дарвином и Кювье встречаются романы Фенимора Купера, сочинения Томаса Брауна, записки шкиперов китобойных судов, воспоминания путешественников. Мелвилл тщательно собирал всевозможные легенды и предания о героических подвигах китобоев, о чудовищных по размерам и злобности китах, о трагической гибели многих вельботов, а иногда и судов, потонувших со всей командой в результате столкновения с китами. Не случайно само имя Моби Дика так близко напоминает имя легендарного кита (Моха Дик) – героя американских матросских преданий, а финальная сцена романа разворачивается в обстоятельствах, заимствованных из рассказов о гибели китобойца «Эссекс», потопленного огромным китом в 1820 году.
Авторы специальных исследований легко устанавливают связь целого ряда образов, ситуаций и других элементов повествования в «Моби Дике» с традициями американского морского фольклора. Особенно легко и отчётливо фольклорное воздействие прослеживается в тех частях книги, которые связаны с охотой на китов и самими китами. Облик кита в человеческом сознании, качества, которыми люди наделяли китов в разные времена и при различных обстоятельствах, – всё это было для Мелвилла крайне важно. Недаром он предпослал роману весьма своеобразную подборку цитат о китах. Наряду со ссылками на знаменитых историков, биологов и путешественников, читатель найдёт здесь выдержки из Библии, извлечения из Лукиана, Рабле, Шекспира, Мильтона, Готорна, из рассказов безвестных матросов, кабатчиков, спившихся шкиперов, а также из таинственных авторов, скорее всего выдуманных самим Мелвиллом.
Киты в «Моби Дике» – не только биологические организмы, обитающие в морях и океанах, но одновременно и порождение человеческого сознания. Недаром писатель классифицирует их по принципу классификации книг – in folio, in quarto, in octavo и т. д. И книги и киты предстают перед читателем как продукты человеческого духа.
Мелвилловские киты живут двойной жизнью. Одна протекает в океанских глубинах, другая – в просторах человеческого сознания. Первая описана с помощью естественной истории, биологической и промышленной анатомии, наблюдений над привычками и поведением китов. Вторая проходит перед нами в окружении философских, нравственных и психологических категорий. Кит в океане материален. Его можно и должно загарпунить, убить, разделать. Кит в человеческом сознании имеет значение символа и эмблемы. И свойства его совсем другие.
Вся китология в «Моби Дике» ведёт к Белому Киту, который не имеет никакого отношения к биологии или промыслу. Его естественная стихия – философия. Его вторая жизнь – жизнь в человеческом сознании – куда важнее первой, материальной.
* * *
Хотя сюжет «Моби Дика» построен как история китобойного рейса в далёкие просторы Атлантики и Тихого океана, главным предметом авторского внимания остаётся современная Мелвиллу Америка. Подобно многим своим современникам, собратьям по перу, Мелвилл остро ощущал неблагополучие в общественной и политической жизни своей родины. Соединённые Штаты развивались быстро, интенсивно, но само направление развития не совпадало с предначертаниями «отцов американской демократии». Идеалы продолжали оставаться идеалами, не претворяясь в практику. В экономической жизни господствующим принципом было по-прежнему имущественное неравенство, в общественной морали – стяжательство, в политике царила беспринципность, демагогия и коррупция. В результате «свободная и счастливая жизнь для каждого человека», во имя которой умирали солдаты американской революции, оказывалась пустым звуком, а знаменитая американская демократия – фикцией.Среди американских романтиков Мелвилл был, вероятно, самым большим пессимистом. Фенимор Купер – один из наиболее острых критиков буржуазной Америки – отдавал себе полный отчёт относительно расхождения между идеалом и действительностью. Но он верил, что общественное зло в жизни Соединённых Штатов преходяще и недолговечно. Ему казалось, что американская демократия в своём развитии временно отклонилась от нормального пути, но непременно вернётся на него в будущем. Мелвилл смотрел глубже, чем Купер. Он был убеждён, что современное состояние американской демократии – естественный результат исторического развития; что социальное зло заложено в самих основах американской общественной жизни. По мысли Купера, дальнейший прогресс должен был привести Америку к выздоровлению. По мысли Мелвилла – к катастрофе.
Социальная и политическая жизнь Соединённых Штатов получила в «Моби Дике» широкое, хотя и не прямое, отражение. Мелвилла интересовали не столько конкретные события и факты, сколько общие законы и нравственные принципы, управляющие человеческой судьбой или, точнее, судьбой американцев. В многочисленных авторских отступлениях, в потоке образных ассоциаций, возникающих по всякому, иногда случайному поводу, автор исследует проблему бедности и богатства, соотношение между свободой воли и экономическим принуждением и, наконец, приходит к довольно смелому выводу о том, что собственность есть первопричина всякой зависимости человека.
Мелвилл говорит обо всём этом по ходу описания различных деталей китобойного промысла, но истоки его мысли, материал, на котором он строит свои широкие обобщения, явно лежит за пределами романа. Писатель опирается на многие стороны американской действительности, на результат многолетних наблюдений.
Одна из особенностей «Моби Дика» состоит в том, что книга эта в значительной степени обращена в будущее. Автор изучает современность не только для того, чтобы воспроизвести её в художественных образах. Главная его цель – на основе исследования сегодняшней Америки предсказать её завтрашний день. Иногда он даже обращается к вчерашнему дню, но с той же целью – выявить направление нравственной эволюции американского общества, с тем чтобы определить, к чему эта эволюция может прийти в будущем.
Не все прогнозы Мелвилла оказались точными. Но некоторые поражают проницательностью. Мелвилл сумел разглядеть в современной действительности зародыши явлений, которые развились в полную силу лишь спустя несколько десятилетий. Удивительно, что Мелвиллу удавались верные прогнозы в самых сложных областях, там, где взаимодействовали экономика и мораль, политика, философия и психология.
Предвидения Мелвилла по большой части облекались в форму сложных, многозначных символов. Так, например, образ корабля под звёздно-полосатым флагом, на борту которого собралась разноплемённая команда, помимо своего основного смысла, имеет ещё несколько символических значений. Одно из них – Америка, плывущая по неизведанным водам истории к неизвестной гавани. Куда она плывёт? Суждено ли ей доплыть? Или, может быть, она погибнет, направляемая неразумной волей? Все эти вопросы тревожили Мелвилла. Он искал ответа на них, пытаясь установить, какие силы, интересы, стремления руководят жизнью американского общества. Как всегда, его интерес имел абстрактно-этический уклон.
Америка времён Мелвилла не обладала ещё высокой степенью национального единства. То была страна, в которой соседствовали различные экономические уклады, разные нравственные системы, разнообразные политические идеи. Внутренние противоречия с каждым днём становились острее. Компромиссы, на которых строилось мирное благополучие государственной жизни, доставались всё более дорогой ценой. Никто, разумеется, не знал ещё, что через десять лет начнётся гражданская война, но предчувствие катастрофы пронизывало духовную атмосферу страны.
Понятие «Америка» не было в сознании Мелвилла всеобъемлющим. Говоря об Америке, он думал в первую очередь о Новой Англии. Это естественно. Новая Англия была гегемоном. Она задавала тон по многих областях национальной жизни и особенно в экономике. Именно эта группа штатов стала первой на путь промышленно-капиталистического развития. Судьба нации во многом зависела от того, что подумают и сделают жители Массачусетса или Нью-Гэмпшира. Отсюда повышенный интерес Мелвилла к новоанглийским устоям, нравам, к новоанглийскому характеру.
С самого начала Мелвилл отдаёт судьбу «Пекода» в руки трёх новоанглийских квакеров: владельца корабля Вилдада, капитана Ахава и его старшего помощника Старбека. От них зависит направление, успех и цель плавания. Каждый из них олицетворяет определённую эпоху в нравственном развитии Новой Англии.
Вилдад – это вчерашний день. Он набожный стяжатель и лицемер. Но ни набожность, ни стяжательство, ни лицемерие не воспринимаются как индивидуальные свойства его натуры. Они традиционны для Новой Англии и составляют самую суть американского пуританства, в котором суровое благочестие всегда уживалось с беззастенчивой жаждой наживы. Вилдад скопидом. Он стар. В нём нет энергии. Да если б и была, она вся уходила бы в скопидомство. Бурные плавания не для него. На борту «Пекода» ему делать нечего. «Пекод» отплывает, Вилдад остаётся.
Сегодняшний день Новой Англии представлен Старбеком. Он тоже благочестив, но, в отличие от Вилдада, не лицемерен. Собственно, Мелвилл и не даёт ему повода лицемерить. Он искусный моряк и китобой. Он человечен. Но в нём нет инициативы, размаха. Он не живёт ощущением великой цели. Он может вывести «Пекод» в плавание, но он обязательно приведёт его назад к Вилдаду. Ему не уйти из-под власти вчерашнего дня. Но и перед завтрашним днём ему не устоять. Завтра он будет не на месте. У Старбека много привлекательных качеств. Но у него нет будущего.
Будущее воплощено в образе Ахава. Оно-то и занимает мысли Мелвилла более всего. Ахав – характер сложный, противоречивый, многозначный. В нём сплавлены романтическая таинственность, библейская вековая боль человечества, фанатическая ненависть к Злу и неограниченная способность творить его. Но сквозь всю сложность, сквозь сплетение физических, нравственных, психологических элементов отчётливо просматриваются «законы бытия», которые ещё только формировались в Америке мелвилловских времён.
Новоанглийские «пионеры» середины XIX века уже не расчищали лесов под посевы, не воевали с индейцами, не оборонялись от хищных зверей, укрывшись за деревянным частоколом. Они строили заводы и фабрики, корабли и железные дороги. Они торговали с целым светом и открывали банки в американских городах. Тем самым они осуществляли великую задачу экономического прогресса. Своей деятельностью они способствовали процветанию родины и склонны были считать себя солью земли. В их нравственном мире бизнес был верховным владыкой, которому приносилось в жертву всё, не исключая самой человеческой жизни. Впоследствии американская литература представила читателям целую вереницу апостолов бизнеса. Среди них мы найдём многих героев Ф. Норриса, Т. Драйзера, Э. Синклера, С. Льюиса и др. Но всё это было позже.
Конечно, Ахав не «капитан индустрии» и не бизнесмен. Ему определена другая роль. Однако его целеустремлённость, способность перешагнуть через любые препятствия, его умение не смущаться рассуждениями о справедливости, отсутствие страха, жалости, сострадания, его отвага и предприимчивость, а главное, размах и железная хватка – всё это позволяет видеть в нём «пророческий прообраз будущих строителей империи второй половины века»[333], каждый из которых тоже преследовал своего Белого Кита, преступая юридические, человеческие и божеские законы.
В этом плане Ахав был одним из самых тонких прозрений Мелвилла.
В фанатическом безумии капитана Ахава и в символической картине гибели «Пекода» есть ещё и другой смысл, имеющий отношение к некоторым событиям политической жизни Соединённых Штатов середины века. О них, правда, в романе даже не упоминается, но зато внимательно исследуется одно из нравственно-психологических явлений, непосредственно связанных с этими событиями. Речь идёт о фанатизме, вписавшем, как известно, немало мрачных страниц в историю Америки.
Конфликт между Севером и Югом был основным конфликтом общественно-политической жизни США той эпохи. Накал политических страстей достиг к концу сороковых годов необычайно высокой степени. Южане, надеявшиеся подчинить жизнь нации своим интересам, с ожесточением дрались за новые территории и вынуждали конгресс к таким законодательным мерам, которые сулили выгоды плантационному хозяйству. Они держались агрессивно и шли на крайние меры. В глазах Мелвилла они были фанатиками, готовыми в своём ослеплении погубить Америку. Не меньше пугали его и новоанглийские аболиционисты, которые вкладывали в дело освобождения негров весь свой пуританский пыл и нерастраченный темперамент.
Аболиционизм был широким, демократическим, исторически-прогрессивным движением. Участники его преследовали благородную цель уничтожения рабства на американской земле и объективно содействовали дальнейшему экономическому и общественно-политическому развитию Америки. К аболиционизму примыкали все важнейшие демократические течения эпохи.
Мелвилл, как и многие его современники (Эмерсон, Торо, Готорн, Уитмен, Лонгфелло и др.), был целиком и полностью на стороне аболиционистов. Он не состоял в аболиционистских обществах, но сама идея ликвидации рабства и уничтожения расовой дискриминации была чрезвычайно близка ему. Не случайно, размышляя о силах, которые могли бы противостоять социальному неравенству и несправедливости, Мелвилл, наряду с патетическими тирадами о «царственном величии» мозолистой руки, о благородстве трудового человека, вводит в свой роман о Белом Ките мотив братского единения рас и наций. Рядом со своим героем он ставит трёх гарпунёров: индейца Тэштиго, негра Дэггу и полинезийца Квикега – людей, возвышающихся над прочими своим высоким благородством и достоинством. Этот союз, эмблемой которого могли бы стать руки, сплетённые в одном пожатии, достаточно яркое свидетельство симпатий и настроений Мелвилла. Впрочем, этот мотив по вполне понятным причинам был довольно широко распространён в американской литературе XIX века. Достаточно вспомнить Чингачгука и Натти у Фенимора Купера или Гека Финна и негра Джима у Марка Твена.
Таким образом, Мелвилл был несомненно на стороне аболиционистов и разделял их убеждения. Однако его беспокоил безрассудный фанатизм новоанглийских пуритан. Он опасался, что неблагоразумие и неосторожность фанатиков могут привести страну в состояние хаоса и погубить её в пламени гражданской войны.
Осенью 1851 года Мелвилл мог наблюдать вспышку активности аболиционистов в Массачусетсе, где традиционный фанатизм новоанглийских пуритан обрёл на этой почве новую силу. Их не могли остановить ни расправы, ни погромы, ни закон. Они были готовы на всё. И это тревожило писателя.
Показательно, что, пытаясь предугадать будущее, многие современники Мелвилла обращались в эти годы к истории пуританских поселений Новой Англии, ища в ней аналогий. Крупнейшие поэты и прозаики: Лонгфелло, Полдинг, Готорн – вспоминали о трагических событиях, в ходе которых религиозные фанатики, пытаясь истребить мнимое зло, тем самым творили зло реальное и непоправимое.
Социальное зло в современной действительности не было мнимым, но Мелвиллу представлялось, что фанатизм в борьбе, даже если это борьба за правое дело, может привести к ещё большему злу, к страшной катастрофе. Отсюда и символика образа капитана, погубившего свой корабль со всей командой. Ахав – сильный и благородный дух. Он восстал против мирового Зла. Но он фанатик, и потому его попытка достигнуть прекрасной цели оказалась гибельной.
Очевидно, что проблема фанатизма в романе, поставленная преимущественно в философско-психологическом плане, восходит какими-то своими сторонами к политической жизни Америки конца сороковых – начала пятидесятых годов. Впрочем, за какой бы эпизод мы ни ухватились, какой бы образ или символ ни стали рассматривать, мы обязательно почувствуем соприкосновение с определёнными сторонами общественной жизни Америки. Потому-то «Моби Дик» по справедливости считается социальным романом.
* * *
Размышляя над неблагополучием социальной жизни своей родины, Мелвилл, подобно многим американским романтикам, пытался выявить силы, её направляющие. Это вело его с неизбежностью к проблемам философского характера. «Моби Дик» тем самым превращался в философский роман. Подавляющее большинство современников Мелвилла полагало, что силы, руководящие человеческой жизнью, равно как и жизнью народов и государств, лежат за пределами человека и общества. Они мыслили в рамках господствующих направлений современной религии и философии и потому придавали этим силам универсальный, вселенский характер. В ходу были термины пуританской теологии и немецкой идеалистической философии, и всё сводилось, в сущности, к различным вариантам «божественной силы». То мог быть традиционный грозный бог новоанглийских пуритан, бог в человеке американских трансценденталистов, абсолютный дух немецких романтиков и философов или безличные «провиденциальные законы». Пессимист и скептик, Мелвилл сомневался в справедливости этих представлений. В своём романе он подверг их анализу и проверке, которой, в конечном счёте, ни одно из них не выдержало. Мелвилл поставил проблему в самом общем виде: существует ли в природе некая высшая сила, ответственная за жизнь человека и человеческого общества? Ответ на этот вопрос требовал в первую очередь познания природы. А так как природа познаётся человеком, то немедленно вставал вопрос о доверии к сознанию и об основных типах познающего сознания. С этим связаны наиболее сложные символы в «Моби Дике» и прежде всего, конечно, сам Белый Кит.Историки литературы до сих пор спорят относительно символического значения этого образа. Что это – просто кит, воплощение мирового Зла, или символическое обозначение вселенной? Каждое из этих толкований подходит для одних эпизодов романа, но не годится для других. Вспомним, что Мелвилла занимали не сами киты, а человеческие представления о них. В данном случае это особенно важно. Белый Кит в «Моби Дике» существует не сам по себе, а всегда в восприятии персонажей романа. Мы не знаем, в сущности, как он выглядит на самом деле. Но зато нам известно, каким он представляется Стаббу, Измаилу, Ахаву и другим.
Для Стабба Моби Дик просто кит. Огромный белый кит, и только. Для Ахава Моби Дик воплощение всего Зла мира. Для Измаила – символическое обозначение вселенной. И дело здесь не в том, что Моби Дик символически представлен в нескольких ипостасях. Дело в типе познающего сознания. У Стабба сознание индифферентное. Оно только регистрирует явления, не подвергая их анализу и не пытаясь определить их существо. У Ахава сознание проецирующее. Ему безразлично, каков Моби Дик на самом деле, Ахав переносит на Белого Кита представления, живущие в его собственном мозгу. Именно поэтому сознание Ахава трагично. Ахав не может уничтожить Зло. Он может уничтожить лишь самого себя.
Лишь созерцательному сознанию Измаила Мелвилл даёт увидеть истину. Эта истина с точки зрения религиозной ортодоксии крамольна и ужасна. Во вселенной нет сил, направляющих жизнь человека и общества. В ней нет ни бога, ни провиденциальных законов. В ней – только неопределённость, безмерность и пустота. Её силы не направлены. Она безразлична к человеку. И незачем людям надеяться на высшие силы. Их судьбы в их собственных руках.
Этот вывод чрезвычайно важен. По сути дела, вся философия в «Моби Дике» призвана помочь в решении вопроса о том, как поведут себя американцы в момент грядущей катастрофы. Рассказывая трагическую историю «Пекода», Мелвилл словно предупреждал соотечественников: не ждите вмешательства свыше. Высших сил, провиденциальных законов, божественного разума не существует. Судьба Америки зависит только от вас!
Юрий Витальевич Ковалёв
1967
«Лицом к лицу встречаю я тебя сегодня, о Моби Дик!»
Недолгая история американской литературы полна трагедий. Примеров тому множество. В нищете и небрежении умер забытый соотечественниками «спаситель Америки» Томас Пейн. Сорока лет от роду ушёл из жизни под улюлюканье литературных ханжей Эдгар По. В таком же возрасте умер сломленный жизнью Джек Лондон. Пропал без вести Амброз Бирс, сбежавший в Мексику от опостылевшей ему американской цивилизации. Спился Скотт Фитцджеральд. Застрелился Хемингуэй. Несть им числа, затравленным, замученным, доведённым до отчаяния, до белой горячки, до самоубийства.
Одна из самых жестоких писательских трагедий – трагедия непризнания и забвения. Такова была участь и крупнейшего американского романиста XIX века Германа Мелвилла. Современники не поняли и не оценили лучших его произведений. Даже смерть его не привлекла внимания. Единственная газета, известившая своих читателей о смерти Мелвилла, переврала его фамилию. В памяти века, если таковая существует, он остался как безвестный моряк, побывавший в плену у каннибалов и написавший об этом занимательную повестушку.
Однако история литературы состоит не из одних только трагедий. Если человеческая и писательская участь Мелвилла была горькой и печальной, то судьба его романов и повестей оказалась неожиданно счастливой. В двадцатые годы нашего столетия американские историки литературы, критики, а за ними и читатели «открыли» Мелвилла заново. Были переизданы произведения, печатавшиеся при жизни писателя. Увидели свет рассказы и стихи, отвергнутые в своё время издателями. Вышли первые собрания сочинений. По книгам Мелвилла были поставлены кинофильмы. Его образами стали вдохновляться живописцы и графики. Появились первые статьи и монографии о забытом авторе. Уже в 1922 году американские читатели получили обстоятельную биографию писателя, которую автор её – Рэймонд Уивер – озаглавил «Герман Мелвилл – мореплаватель и мистик». Вдохновившись ею, жители Питтсфилда (в Массачусетсе) воздвигли у ворот фермы Эрроухед небольшой валун с чугунной дощечкой: «Здесь с 1850 по 1863 год жил Герман Мелвилл – мореплаватель и мистик». Спустя ещё полвека Беркширское историческое общество собрало наконец необходимую сумму и откупило ферму у её последних владельцев. В 1975 году здесь открылся мелвилловский мемориальный музей. Экспонатов в нём пока ещё не много, но всё же он существует.
Нынче Мелвилл признан классиком литературы, а его роман «Моби Дик, или Белый Кит» – величайшим американским романом XIX века.
В современном отношении американской критики к Мелвиллу имеется оттенок «бума», с помощью которого она словно пытается возместить полувековое пренебрежение к творчеству выдающегося прозаика. Но это не меняет дела. Мелвилл действительно крупный писатель, а «Моби Дик» замечательное явление в истории американской литературы прошлого столетия.
Мелвилл родился в 1819 году в семье относительно благополучного нью-йоркского коммерсанта. Однако благополучие длилось недолго. Дела торговой фирмы шли всё хуже и хуже, росли долги. В 1830 году отец Мелвилла был вынужден закрыть свою контору в Нью-Йорке и перебраться в маленький городок Олбани. Это не спасло его от полного банкротства. Два года спустя, не выдержав нервного потрясения, он сошёл с ума и вскоре умер.
Детство Мелвилла было сумрачным и окончилось рано. В тринадцать лет он бросил школу и поступил рассыльным в нью-йоркский банк. Ещё не достигнув совершеннолетия, он перепробовал целый ряд профессий: служил клерком в меховой компании, учительствовал, плавал матросом на «Св. Лаврентии», совершавшем регулярные рейсы на линии Нью-Йорк – Ливерпуль, вновь учительствовал и, наконец, не найдя другой работы, отправился в четырёхлетнее плавание на китобойном судне «Акушнет». Именно так: не из страсти к романтике, как утверждают некоторые историки литературы, не из любви к приключениям, а просто не найдя другой работы.
Одна из самых жестоких писательских трагедий – трагедия непризнания и забвения. Такова была участь и крупнейшего американского романиста XIX века Германа Мелвилла. Современники не поняли и не оценили лучших его произведений. Даже смерть его не привлекла внимания. Единственная газета, известившая своих читателей о смерти Мелвилла, переврала его фамилию. В памяти века, если таковая существует, он остался как безвестный моряк, побывавший в плену у каннибалов и написавший об этом занимательную повестушку.
Однако история литературы состоит не из одних только трагедий. Если человеческая и писательская участь Мелвилла была горькой и печальной, то судьба его романов и повестей оказалась неожиданно счастливой. В двадцатые годы нашего столетия американские историки литературы, критики, а за ними и читатели «открыли» Мелвилла заново. Были переизданы произведения, печатавшиеся при жизни писателя. Увидели свет рассказы и стихи, отвергнутые в своё время издателями. Вышли первые собрания сочинений. По книгам Мелвилла были поставлены кинофильмы. Его образами стали вдохновляться живописцы и графики. Появились первые статьи и монографии о забытом авторе. Уже в 1922 году американские читатели получили обстоятельную биографию писателя, которую автор её – Рэймонд Уивер – озаглавил «Герман Мелвилл – мореплаватель и мистик». Вдохновившись ею, жители Питтсфилда (в Массачусетсе) воздвигли у ворот фермы Эрроухед небольшой валун с чугунной дощечкой: «Здесь с 1850 по 1863 год жил Герман Мелвилл – мореплаватель и мистик». Спустя ещё полвека Беркширское историческое общество собрало наконец необходимую сумму и откупило ферму у её последних владельцев. В 1975 году здесь открылся мелвилловский мемориальный музей. Экспонатов в нём пока ещё не много, но всё же он существует.
Нынче Мелвилл признан классиком литературы, а его роман «Моби Дик, или Белый Кит» – величайшим американским романом XIX века.
В современном отношении американской критики к Мелвиллу имеется оттенок «бума», с помощью которого она словно пытается возместить полувековое пренебрежение к творчеству выдающегося прозаика. Но это не меняет дела. Мелвилл действительно крупный писатель, а «Моби Дик» замечательное явление в истории американской литературы прошлого столетия.
* * *
Мелвилл впервые взялся за перо в 1845 году. Ему было двадцать шесть лет. К тридцати годам он уже стал автором шести больших книг. В его предшествующей жизни ничто, казалось, не предвещало этого взрыва творческой активности. Не было «юношеских опытов», литературных мечтаний или хотя бы читательского увлечения литературой. Может быть, оттого, что юность его была трудной и душевная энергия истощалась постоянными заботами о хлебе насущном.Мелвилл родился в 1819 году в семье относительно благополучного нью-йоркского коммерсанта. Однако благополучие длилось недолго. Дела торговой фирмы шли всё хуже и хуже, росли долги. В 1830 году отец Мелвилла был вынужден закрыть свою контору в Нью-Йорке и перебраться в маленький городок Олбани. Это не спасло его от полного банкротства. Два года спустя, не выдержав нервного потрясения, он сошёл с ума и вскоре умер.
Детство Мелвилла было сумрачным и окончилось рано. В тринадцать лет он бросил школу и поступил рассыльным в нью-йоркский банк. Ещё не достигнув совершеннолетия, он перепробовал целый ряд профессий: служил клерком в меховой компании, учительствовал, плавал матросом на «Св. Лаврентии», совершавшем регулярные рейсы на линии Нью-Йорк – Ливерпуль, вновь учительствовал и, наконец, не найдя другой работы, отправился в четырёхлетнее плавание на китобойном судне «Акушнет». Именно так: не из страсти к романтике, как утверждают некоторые историки литературы, не из любви к приключениям, а просто не найдя другой работы.