"Сыч", говорит Пух, "я кое-что придумал. Ты
привязываешь веревку к Поросенку и взлетаешь с ней вверх, к почтовому ящику, с
другим концом в зубах, и ты продеваешь ее сквозь проволоку и приґносишь вниз,
мы тянем за один конец, а Поросенок медленно поднимается вверх до самого верха.
Ну вот мы и там".
"И вот Поросенок там", говорит Сыч. "Если веґревка
не оборвется".
"А если оборвется?", спросил Поросенок с неґподдельным
интересом.
"Тогда мы попробуем другую веревку".
Все это Поросенку не очень-то понравилось, поґтому
что ведь сколько бы кусков веревки ни рваґлось, падать придется ему одному; но
все же это каґзалось единственной вещью, которую можно было предпринять. Итак,
окинув последним мысленным взором все счастливые часы, проведенные им в Леґсу,
когда не нужно было, чтобы тебя тянули на веґревке к потолку, Поросенок храбро
кивнул Пуху и сказал, что это Очень умный П-п-план.
267
"Да она не оборвется", успокаивающе прошепґтал
Пух, "потому что ты Маленькое Животное, а я буду стоять внизу, а если ты нас
спасешь, это будет Великое Дело, о котором будут много говорить впоследствии,
и, возможно, я сочиню Песню, и люґди скажут: "Это было такое Великое Дело, то,
что совершил Поросенок, что Пух сочинил об этом Хвалебную Песню".87
Поросенок почувствовал себя намного лучше после
этих слов, и еще он почувствовал, что он медґленно подъезжает к потолку, и он
так загордился, что хотел уже было закричать: "Посмотрите на меґня!", если бы
не боялся, что Пух и Сыч, засмотревґшись на него, отпустят веревку.
"Мы подходим", бодро говорит Пух.
"Восхождение протекает по намеченному плаґну",
ободряюще заметил Сыч.
Вскоре самое страшное было позади. Поросенок
открыл почтовый ящик и, отвязав себя от веревки, начал протискиваться в щель,
куда в старые добрые времена, когда парадные двери были парадными
дверями, проскальзывало много нежданных писем, которые ЫСЧ писал самому себе.
Он протискивался и протискивался, и наконец с
последним протиском он вылез наружу. Счастлиґвый и Возбужденный, он повернулся,
чтобы пропиґщать последнюю весточку узникам.
"Все в порядке", прокричал он в почтовый ящик.
"Твое дерево совсем повалилось, Сыч, а дверь загоґродило суком, но Кристофер
Робин и я его отодвиґнем, и мы принесем веревку для Пуха, и я пойду, и
268
скажу ему сам, и я могу совсем легко спуститься
вниз, то есть я хочу сказать, что это опасно, но я справлюсь, и Кристофер
Робин, и я будем обратно через полчаса. До свидания, Пух!"
И, не дождавшись ответа Пуха: "До свиданья и
спасибо тебе, Поросенок", он убежал.
"Полчаса", говорит Сыч, усаживаясь поудобнее, "это
как раз то время, за которое я смогу закончить рассказ о своем дяде Роберте --
портрет которого ты видишь под собой. Теперь напомни мне, на чем же я
остановился. О, да. Это был как раз такой бурґный день, когда мой дядя Роберт__"
Пух закрыл глаза.
Глава IX.
ЫСЧОВНИК
Пух вошел в Сто-Акровый Лес и
остановился перед тем, что некогда было Домом Сыча. Теперь это вообще было не
похоже на дом; это выглядело просто, как сваленное дерево; а когда дом выглядит
таким образом, пора искать другой. Сегодня поутру Пух Получил Таинственную
Писку, которая лежаґла внизу под дверью, гласившую: "Я исчу новый дом для Сыча
тебе тоже ниобходимо Кролик", пока он размышлял, что бы это все могло значить,
Кроґлик сам пришел и собственноручно прочел ему свое письмо.88
"Я разослал всем", говорит Кролик, "а потом
рассказал, что оно значит. Они тоже включаются. Извини, бегу. Всего". И он
убежал.
Пух медленно поплелся следом. У него в планах было
кое-что поинтереснее поисков нового дома для Сыча; он должен был сочинить
Пухову Песнь об одном старинном деле. Потому что он обещал Поросенку
давным-давно, что напишет ее, и, когда они встречались с Поросенком, Поросенок
на саґмом деле ничего не говорил, но вы сразу понимали, чего именно он не
говорил,89 и если кто-нибудь заґговаривал в его присутствии о
Песнях, или Деревьґях, или Веревках, или Ночных Бурях, то он весь
270
краснел от пятачка до кончиков копыт и старался
быстро перевести разговор на другую тему.
"Но это нелегко", сказал себе Пух, глядя на то,
что ранее было домом Сыча. "Потому что Поэзия, Хмыканье, это не такие вещи, до
которых ты сам добираешься, а такие, которые сами добираются до тебя. И все,
что ты можешь сделать, это пойти туда, где они тебя могут обнаружить".90
Он подождал с надеждой.
"Ладно", сказал Пух после долгого ожидания. "Я
напишу "Обломки дерева лежат", потому что они действительно лежат, и
посмотрим, что проґизойдет дальше". Вот что произошло:
Немного дней тому назад, Там, где теперь унылый
вид -- Обломки дерева лежат, -- Был Дом, там Сыч жил. Он богат Был Сыч и сановит.
Но чу! Вдруг ветер налетел, И дерево он вмиг
свалил, И я (Медведь) -- я озверел И скорбно головой поник, Оставшись не у дел.
Но Поросенок молодой, Бегущий быстрой чередой, Он
рек: "Надежда есть всегда! А ну веревку мне сюда!" А мы ему: "Герой!"
271
Он поднялся под небеса, В
почтовый ящик он проник, И, совершая чудеса, Сквозь щель для писем лишь одних
Умчался он в Леса.
О, Поросенок! О, Герой! Его не
дрогнул пятачок. За нас одних он стал горой, Крылатой вестью -- скок-поскок! -- Бежал
ночной порой.
Да, он бежал и заорал:
"Спасите Пуха и Сыча! Атас! На
помощь! и Аврал!" И все другие сгоряча Задали стрекача.
"Скорей, скорей!", он бормотал, И
все на помощь шли и шли. (О, Поросенок! О, Тантал!) Отверзлись двери, час
настал, Мы вышли, как могли.
О, Поросенок, славен будь! Во
веки веков, Ура!92
"Ладно", говорит
Пух, пропев это про себя три раза. "Это не то, что я задумал, но получилось
так, как получилось. Теперь я должен пойти и спеть это Поросенку".
"Я исчу
новый дом для Сыча тебе тоже ниобходимо Кролик".
"Что это такое?", говорит И-Ё.
Кролик объяснил.
272
"Что случилось со старым домом?"
Кролик объяснил.
"Никто мне ничего не
рассказывает"93, говорит И-Ё. "Никто не снабжает меня информацией. В
буґдущую пятницу исполнится семнадцать дней, когда со мной последний раз
говорили".
"Ну уж, семнадцать дней, это ты загнул".
"В будущую Пятницу", объяснил И-Ё.
"А сегодня Суббота", говорит
Кролик. "Так что всего одиннадцать дней. И я лично был здесь недеґлю назад".
"Но беседы не было", сказал
И-Ё. "Не так, что сначала один, а потом другой. Ты сказал 'Хэлло', и только
пятки у тебя засверкали. Я увидел твой хвост в ста ярдах от себя на холме,
когда продумыґвал свою реплику. Я уже было подумывал сказать "Что?", но,
конечно, было уже поздно".
"Ладно, я торопился".
"Нет Взаимного Обмена",
продолжал И-Ё. "Взаґимного Обмена Мнениями. "Хэлло" --
"Что?"-- это топтание на месте, особенно если во второй половиґне
беседы ты видишь только хвост собеседника".
"Ты сам виноват, И-Ё. Ты
никогда не приходил в гости ни к кому из нас. Ты просто стоишь здесь в одном
углу Леса и ждешь, когда другие придут к тебе. Почему ты сам никогда не
приходишь к ним?"
И-Ё помолчал, раздумывая.
"Что-то в твоих словах есть,
Кролик", сказал он наконец. "Я запустил вас. Я должен больше враґщаться.
Приходить и уходить".
273
"Верно, И-Ё. Заглядывай к
каждому из нас в люґбое время, когда тебе нравится".
"Спасибо тебе, Кролик. А если
кто-нибудь скаґжет Громким Голосом: "Черт, опять этот И-Ё", я моґгу
опять исчезнуть".
Кролик застыл на секунду на одной ноге.
"Ладно", говорит, "я должен
идти. Я сегодня доґвольно занят".
"До свиданья", говорит И-Ё.
"Что? О, до свиданья. А если
тебе случится проґходить мимо подходящего дома для Сыча, дай нам знать".
"Я посвящу этому все свои
интеллектуальные способности", сказал И-Ё.
Кролик ушел.
Пух разыскал Поросенка, и они
двинулись вмесґте по направлению к Сто-Акровому Лесу.
"Поросенок!", говорит Пух несколько робко.
"Да, Пух?"
"Помнишь, когда я сказал, что
мог бы написать Хвалебную Пухову Песнь ты знаешь о чем?"
"Что? Неужели?", говорит
Поросенок, слегка краснея.
"Она написана, Поросенок".
Поросенок стал медленно и
густо краснеть от пяґтачка до кончиков копыт.
"Неужели, Пух", сказал он
хрипло. "О -- о -- о том Времени, Когда? -- Ты понимаешь, что я хочу сказать, -- ты
имеешь в виду, ты на самом деле ее написал?"
"Да, Поросенок".
274
Кончики ушей у Поросенка
запылали, и он поґпытался что-то сказать; но даже после того, как он прохрипел
что-то раз или два, у него ничего не поґлучилось. Итак, Пух продолжал.
"Там в ней семь куплетов".
"Семь?", говорит Поросенок
небрежно, "Ты ведь не часто сочиняешь хмыки по семь куплетов, а, Пух?"
"Никогда", сказал Пух. "И я не
уверен, что кто-нибудь еще слышал ее".
"Но другие уже знают?",
спросил Поросенок, осґтановившись на секунду, чтобы поднять палку и опять ее
бросить.
"Нет", говорит Пух. "Я не
знал, как тебе понраґвится больше: чтобы я ее тебе схмыкал сейчас или
подождать, пока все соберутся, и тогда схмыкать ее всем?"
Поросенок немного подумал.
"Я думаю, что больше всего мне
бы понравилось, если бы я попросил тебя схмыкать её сейчас -- и -- потом
схмыкать ее всем нам. Потому что тогда Все ее услышат, и я мог бы сказать: "О,
да, Пух мне гоґворил" и сделать вид, будто я не слушаю".94
Итак, Пух схмыкал ее ему, все
семь куплетов, и Поросенок ничего не говорил, он только стоял и гоґрел. Ибо
никто никогда ранее не пел Хвалу Пороґсенку (ПОРОСЕНКУ), и при этом вся хвала
была бы адресована только ему. Когда все закончилось, он хотел попросить спеть
один куплет еще раз, но постеснялся. Это был куплет, начинающийся слоґвами "О,
Поросенок! О, Герой!". Это начало ему особенно понравилось.
275
"Я на самом деле сделал все
это?", сказал он наґконец.
"Ладно", говорит Пух, "в
поэзии -- в стихах -- ладно, да, ты это сделал, Поросенок, потому
что поґэзия говорит, что ты это сделал. И люди это так и понимают".95
"О!", говорит Поросенок.
"Потому что я--я дуґмал, я все-таки немного дрогнул, особенно вначале. А там
говорится 'Его не дрогнул пятачок'. Вот я поґчему спросил".
"Это была лишь внутренняя
дрожь", говорит Пух, "а это наиболее храбрый способ поведения для очень
маленького Животного; в каком-то смысле это даже лучше, чем если бы ты вообще
не дрожал".
Поросенок сиял от счастья и
думал о себе. Он был ХРАБРЫМ...
Когда они подошли к старому
дому Сыча, они наґшли там всех, за исключением И-Ё. Кристофер Роґбин говорил
им, что делать, а Кролик давал повторґные директивы на тот случай, если они не
расслышаґли, и они все делали, как им говорили. Они достали веревку и
вытаскивали Сычовы стулья, и картины, и остальные вещи из его старого дома так,
как будто уже были готовы перенести их в новый. Канга нахоґдилась внутри,
привязывала вещи к веревке и кричаґла Сычу: "Тебе ведь не нужно это старое
грязное поґсудное полотенце, правда же? А как насчет этого коґврика, он весь в
дырах?" А Сыч кричал ей с негодованием: "Конечно, нужно! Это лишь вопрос
правильной расстановки мебели. И это не посудное полотенце, а мой плед". Каждую
секунду Ру падал
276
вниз и вылезал на веревке со следующим номером,
что несколько раздражало Кангу, потому что она ниґкогда не знала, где он
находится в данный момент, чтобы за ним присматривать. Итак, она пошла на
конфликт с Сычом, заявив, что его дом это Позориґще, везде пыль и грязь, и что
вовремя он перевернулґся. "Посмотри на эту ужасную Кучу Поганок, выросґшую в
углу!" Тогда Сыч заглянул внутрь, слегка удивленный, так как он ничего об этом
не знал, а узґнав, издал короткий саркастический смешок и объґяснил, что это
его губка и что если люди не понимаґют, что такое обыкновенная губка для мытья,
то, коґнечно, все остальные вещи тоже предстают в черном свете. "Ладно!",
сказала Канга, и Ру быстро упал внутрь с криком: "Я должен увидеть Сычову
Губку! О, вот она. О, Сыч! Сыч, разве это губка, это же шмубка. Ты знаешь, что
такое шмубка? Сыч? Это когда губка превращается в__", а Канга говорит:
"Ру, дорогуша!", потому что это не тот тон, в
каком можно говорить с человеком, который может напиґсать ВТОРНЕК. Но все очень
обрадовались, когда пришли Пух с Поросенком, и тут же перестали рабоґтать,
чтобы немного отдохнуть и послушать новую песню Пуха. Итак, они все сказали
Пуху, какая она хорошая, а Поросенок небрежно сказал: "Ничего, правда? Я имею в
виду поэтическую сторону дела".
"А как насчет Нового Дома?",
говорит Пух. "Ты его нашел, Сыч?"
"Он нашел имя для него",
говорит Кристофер Робин, лениво покусывая травинку, "так что теперь все, что он
хочет, это сам дом".96
277
Это был квадратный кусок доски
с написанным на нем названием дома:
ЫСЧОВНИК
Тут произошел волнующий
эпизод, потому что вдруг нечто, продравшись сквозь заросли, налетело на Сыча.
Доска упала на землю, и Поросенок и Ру в замешательстве упали на нее.
"О, это ты", сказал Сыч сердито.
"Хэлло, И-Ё!", говорит Кролик.
"Наконец-то. Где ты пропадал?"
И-Ё не обратил на них никакого внимания.
"Доброе утро, Кристофер
Робин", сказал он, смахнув Ру и Поросенка и садясь на Ысчовник.
"Надеюсь, мы одни?"
"Да", говорит Кристофер Робин, с улыбкой.
"Мне сказали -- новость
прилетела в мой уголок Леса -- сырость, и больше ничего, никому не нужґно, -- что
некая особа ищет дом. Я тут присмотрел один".
"Молодец", ласково говорит Кролик.
И-Ё медленно оглянулся на него
и затем опять повернулся к Кристоферу Робину.
"Кажется, к нам кто-то
присоединился", говоґрит, "но неважно, мы сейчас их покинем. Если ты пойдешь со
мной, Кристофер Робин, то я покажу тебе дом".
Кристофер Робин вскочил на ноги.
"Пошли, Пух", говорит.
"Пошли, Тиггер!", заорал Ру.
"Пошли, Сыч", говорит Кролик.
278
"Минутку", говорит Сыч, подбирая доску, котоґрая
тут как раз появилась на свет божий.
И-Ё замахал копытом.
"Кристофер Робин и я собираемся на Прогулґку",
говорит, "но не на толкучку. Если ему хочется взять с собой Пуха и Поросенка, я
буду рад их комґпании, но ведь нужно же и Дышать!"
"Все в порядке", говорит Кролик, скорее даже доґвольный,
что его оставляют за старшего. "Мы проґдолжим вынос вещей. А ну-ка, Тиггер, где
та веревґка? В чем дело, Сыч?"
Сыч, который только что обнаружил, что его ноґвый
адрес ОБЕСЧЕЩЕН, сурово закашлялся на И-Ё, но ничего не сказал, а И-Ё с остатками
ЫСЧОВНИКА на хвосте двинулся прочь.
Итак, через некоторое время они подошли к доґму, и
когда они к нему подходили, Поросенок толкґнул Пуха, а Пух -- Поросенка, и они
одновременно друг другу говорят: "Не может быть! Это он. На саґмом деле
он".
А когда они подошли поближе, оказалось, что это на самом деле он.
"Вот!", говорит И-Ё гордо, остановившись перед
домом Поросенка. "И название на нем, и все".97
"О!", сказал Кристофер Робин, не зная, что деґлать,
смеяться или что.
"Как раз подходящий дом для Сыча. Ты так не
думаешь, Маленький Поросенок?"
И тогда Поросенок совершил Благородный Поґступок,
причем совершил его как будто во сне, ду-
279
мая о тех замечательных словах, которые Пух
нахмыкал о нем.
"Да, это как раз подходящий
дом для Сыча", скаґзал Поросенок величаво, "и я надеюсь, что он будет в нем
очень счастлив"98.
"Что ты думаешь, Кристофер Робин?", спросил И-Ё
несколько тревожно, чувствуя, что что-то здесь не так.
Кристофер Робин сам хотел задать себе этот воґпрос,
только никак не решался.
"Ладно", говорит. "Это очень хороший дом. А есґли
твой собственный дом разрушен, ты должен пойґти куда-то еще, правда, Поросенок?
Что бы ты сдеґлал, если бы твой дом был разрушен?"
Прежде чем Поросенок успел подумать, за него
ответил Пух.
"Он бы стал жить у меня", говорит Пух. "Правґда,
Поросенок?"
Поросенок пожал ему лапу.
"Спасибо тебе, Пух", говорит. "С удовольствием".
Глава Х.
ЗАЧАРОВАННОЕ МЕСТО
Кристофер Робин собирался
уходить. Никто не знал, почему он уходил, и никто не знал, куда; на саґмом деле
никто даже не знал, откуда он знает, что Кристофер Робин собирается
уходить. Но несмотґря на это, кое-кто, а скорее всего, даже все в Лесу
чувствовали, что рано или поздно это произойдет. Даже Самый Крохотный из Всех
друг-и-родственник Кролика, который мог только претендовать на то, что когда-то
видел ногу Кристофера Робина, да и то никакой уверенности в том, что это была
нога именно Кристофера Робина, не было, потому что вполне возможно, это было
что-нибудь другое, даґже этот Самый Крошечный из Всех говорил себе, что теперь
Порядок Вещей изменится и Все Будет По-Другому. И Рано или Поздно, два других
родственника-и-друга сказали друг другу: "Ну что, еще Рано?" или "Ладно, уже
Поздно?" такими безнаґдежными голосами, что на самом деле бесполезно было ждать
ответа.
И однажды, когда Кролик почувствовал, что больше
не может ждать, он распространил Писку, в которой говорилось:
281
"Писка на митинг всех около
двух в Медвежьем Углу проведения Ризолюции По Приказу Держаться Налево
Подписано Кролик".
Он должен
был переписать это три раза, прежде чем ризолюция приобрела должный вид,
который он ей намеревался придать, когда начинал писать ее; но когда наконец
она была закончена, он взял ее и понес, чтобы показать всем и всем прочитать, и
они все сказали, что придут и выслушают его.
"Ладно", сказал И-Ё тогда же
днем, когда он увидел всех приближающихся к его дому. "Вот так сюрприз. Что, и
я тоже приглашен?"
"Не бери его в голову", шепнул
Кролик Пуху. "Я ему все сказал еще утром". "Как ты поживаешь, И-Ё", сказали
все, и он сказал, что никак, не обраґщая, впрочем, на них никакого внимания, и
тогда они сели. И как только они все сели, Кролик опять встал.
"Мы все знаем, почему мы
здесь", говорит, "но я попросил своего друга И-Ё__"
"Это меня", говорит И-Ё. "Грандиозно".
"Я попросил его Огласить Ризолюцию".
И опять сел. "Ладно, И-Ё, давай", говорит.
"Не надо меня понукать", сказал И-Ё, очень
медленно поднимаясь. "Не надо этих ладно-давай-и-ё". Он взял лист бумаги из-за
уха и развернул его. "Об этом никто ничего не знает", сказал он. "Это Сюрприз".
Он солидно прокашлялся и начал так:
"То-се, почему-бы-и-нет Итакдалее -- прежде чем я
282
начну или скажу, прежде чем я намерен кончить. Я
намерен прочитать вам Стихи. До непосредственґного -- до непосредственного --
длинное слово -- ладно, должно быть, вы когда-нибудь поймете, что оно,
собственно, значит, -- до непосредственного, как я уже сказал, момента вся
Поэзия в Лесу произґводилась Пухом, Медведем с приятными манераґми, но
Положительным и Поразительным Недоґстатком Мозгов. Поэзия, которая предлагается
ваґшему вниманию, была написана Мной, И-Ё, в ясном уме и твердой памяти на
Чистом Глазу. Если кто-нибудь возьмет у Ру драже и разбудит Сыча, мы все сможем
насладиться ею. Я назвал ее Поэма. Вот она:
Кристофер Робин уходит, По крайней
мере, на мой взгляд. Куда?
Не знает никто. Но он уже в пальто
(Чтобы была рифма к "никто"). Навсегда?
(Чтобы рифмовалось с "куда") Что мы можем
поделать?
(У меня нет ещн рифмы к "взгляду". Вот
черт!)
(Ну вот. Теперь еще надо рифму к
черту. Черт!)
(Ну ладно, пусть эти два
черта и рифмуґются друг с другом на здоровье). Дело обстоит гораздо серьезнее,
чем я предґполагал. Но я не лгал. (Так, очень хорошо).
283
Я должен
Начать сначала
Но легче
Остановиться
Кристофер Робин, гуд-бай.
Ай!
(Хорошо!)
ан (в смысле Я по-английски)
и олл ов всех твоих друзей
(О. Кей.)
Посылают,
То есть я имею в виду желают
(Здесь некоторое затруднение,
Не туда заехал).
Ладно, как бы то ни было,
Мы тебя любим.
Всё.99
"Если есть желание похлопать в
ладоши", сказал И-Ё, прочитав все это, "то сейчас самое время".
Все похлопали.
"Спасибо вам", говорит И-Ё. "Непредвиденное
удовольствие, хотя и не слишком смачно".
"Они гораздо лучше моих", восхищенно сказал Пух, и
он на самом деле так думал.
"Ладно", скромно объяснил И-Ё. "Это было заґранее
запланировано".
"Ризолюция", говорит Кролик, "такая, что мы все ее
пойдем и отдадим Кристоферу Робину".
Итак, там были подписи ПУХ, ЫСЧ, поросенок, ЕЙ,
КРОЛИК, КАНГА, ОГРОМНОЕ ПЯТНО, маґленькая клякса. И они все направились к дому
Криґстофера Робина.
284
"Всем хэлло", говорит Кристофер Робин. "Хэлло,
Пуху". Они все сказали "Хэлло" и вдруг почувґствовали себя неловкими и
несчастными, потому что это было своего рода прощание -- то, что они собирались
сказать; а они не хотели думать об этом, и так они и стояли вокруг и ждали,
чтобы кто-ниґбудь первый начал говорить, и подталкивали друг друга и говорили
"Ну, давай" и слегка выталкивали вперед И-Ё и толпились за ним.
"Что такое, И-Ё", говорит Кристофер Робин.
И-Ё помахал хвостом из стороны в сторону, подґбадривая
себя, и начал так.
"Кристофер Робин", сказал он. "Мы пришли сказать --
дать тебе -- как ее -- писульку -- но мы все -- потому что мы слышали, я имею в
виду, мы все знали -- ладно, ты понимаешь, о чем идет -- мы тебя -- ладно, это,
чтобы быть кратким, -- это вот это". Он злобно повернулся к остальным и гоґворит:
"Все столпились здесь, весь Лес. Совсем нет
Пространства. Никогда в своей жизни не видел таґкую Прорву Животных, и все в
одном месте. Вы что, не видите, что Кристоферу Робину хочется поґбыть
одному? Я ухожу". И он ускакал прочь.
Не понимая сами почему, другие тоже начали
расходиться, и, когда Кристофер Робин закончил читать ПОЭМУ и посмотрел на них,
чтобы сказать "Спасибо", только Пух оставался с ним.
"Удобный способ дарить вещи", сказал Кристоґфер
Робин, складывая бумагу и пряча в карман. "Пойдем, Пух!" И он быстро зашагал
прочь.
285
"Куда мы идем?", сказал Пух, спеша за ним и
размышляя. "Что это? Прогулка или это-я-тебе-сейчас-чего-то-скажу?"
"Никуда", говорит Кристофер Робин.
Вот они куда направились, и, когда они прошли
часть дороги, Кристофер Робин говорит:
"Что тебе нравится больше всего в мире, Пух?"
"Ладно", говорит Пух, "что мне больше всего
нравится". И он должен был остановиться и подуґмать. Потому что, хотя Есть Мед было
очень хороґшим занятием, был еще момент прежде, чем ты начґнешь есть, и этот
момент был лучше, чем когда ты уже ешь, но он не знал, как это называется.100
А потом он подумал, что быть с Кристофером Робином
тоже очень хорошо и когда рядом Поросеґнок, тоже очень весело, когда он
продумал все это, он говорит: "Что мне нравится больше всего в цеґлом мире, это
когда я и Поросенок идем навестить Тебя и Ты говоришь: "Как насчет чтобы
чего-ниґбудь слегка?", а мы говорим: "Ладно, я не возраґжаю, если только
слегка, а ты, Поросенок?", и день такой хмыкательный, и птицы поют".
"Мне это тоже нравится", говорит Кристофер Робин,
"но что мне нравится делать больше всего, это - НИЧЕГО".
"А как ты делаешь ничего?", спросил Пух, преґрываясь
после долгого размышления.
"Ладно, это когда люди тебя спрашивают: 'Что ты
собираешься делать, Кристофер Робин?', а ты гоґворишь: 'Да ничего', а потом
идешь и делаешь".101
"О, понимаю", говорит Пух.
286
"Вот сейчас мы как раз
занимаемся чем-то вроде этого".
"О, понимаю", опять говорит Пух.
"Это значит просто идти
одному, прислушиватьґся ко всем вещам, которых ты раньше не мог слыґшать, и не
досадовать ни на что".
"О!", говорит Пух.
Они гуляли, думали о Том и о
Другом и мало-поґмалу пришли в Зачарованное Место на самой верґшине Леса,
называемое Гелеоново Лоно -- около шестидесяти сосен, образующих круг; и
Кристофер Робин знал, что оно было Зачарованное, потому что никто был не в
состоянии сосчитать, сколько там деревьев, шестьдесят три или шестьдесят
четыре, даже если он привязывал к каждому дереву вереґвочку после того, как он
его сосчитал. Будучи зачаґрованной, земля была здесь не такая, как в Лесу, -- утесник,
папоротник, вереск, -- а простая трава, тиґхая, пахучая и зеленая. Это было
единственное меґсто в Лесу, где вы могли бездумно сидеть, а не вскаґкивать
сразу и бежать в поисках чего-то другого. Сидя здесь, Кристофер Робин и Пух
могли видеть весь мир, раскинувшийся перед ними, пока он не достигал неба, и,
таким образом, весь мир был с ниґми в Гелеоновом Лоне.
И тогда вдруг Кристофер Робин
начал рассказыґвать Пуху о разных вещах: о людях, которых назыґвали Королями и
Королевами, и о других людях, которых называли Ремесленниками, о месте, котоґрое
называлось Европой, и острове посреди моря, куда не ходят корабли, и как
сделать Водяной На-
287
сое (если ты хочешь его сделать), и как Рыцарей
Возводили в Рыцарское Достоинство, и что привоґзят из Бразилии, а Пух,
прислонившись спиной к одной из шестьдесят-скольких-то сосен,102
сложив лапы перед собой, говорил "О!", "А я и не знал" и думал, как
замечательно иметь Настоящие Мозги, которые могли бы рассказать тебе о вещах, и
мало-помалу Кристофер Робин пришел к концу вещей и замолчал и сидел, глядя на
мир, и хотел бы только одного -- чтобы это никогда не кончалось.
Но Пух тоже думал о вещах и
вдруг говорит Кристоферу Робину:
"Наверно, Великая Вещь быть
Мытарем, или как ты их назвал?"
"Что?", лениво говорит
Кристофер Робин, так, как будто он услышал что-то другое.
"На лошадях!", объяснил Пух.
"Рыцарь".
"О, вот это кто. Я думал, это
был Мытарь. А он так же Велик, как Король и Ремесленник и все друґгие, про
которых ты говорил?"
"Ладно, он не так велик, как
Король", говорит Кристофер Робин и затем, увидев, что Пух как будґто
расстроился, быстро добавил: "Но гораздо более Велик, чем Ремесленник".
"А Медведь может быть им?"
"Конечно, может", говорит
Кристофер Робин. "Я тебя произведу".
Он взял палку и ударил Пуха по плечу и сказал:
"Встань, сэр Пух де Бэр, самый доблестный из моґих
рыцарей".
288
Итак, Пух встал и сказал
"Спасибо", что обыкноґвенно и делают, когда становятся Рыцарями, и опять
погрузился в мечтания, в которых он и сэр Памп и сэр Брэйзил и Ремесленники
жили вместе с лошадью и были доблестные рыцари (все, кроме реґмесленников,