Страница:
— Панна Стефания — словно Венера, только что вышедшая из пены морской.
— А вы — словно ехидный сатир, — отпарировала Стефа.
— Прекрасно! Добавьте ему еще рога, — рассмеялась панна Рита. — Вы невыносимы, пан Трестка. Вижу, мне так никогда и не привить вам хорошего вкуса. Как можно сравнивать меня со старой, обрюзгшей Афиной Палладой? Я-то думала, что стану Дианой. Панне Стефе надлежала бы Геба, богиня юности, или Психея. Тогда и вы могли бы стать хотя бы Гермесом.
— Вот спасибо!
— Вам не нравится? Что поделать! На Юпитера вам не хватит твердости. Но куда подевался майорат?
— Разговаривает с садовником.
— Я здесь, — сказал Михоровский, появляясь в дверях.
Вскоре они возвратились в усадьбу. На этот раз Рита пошла впереди с паном Тресткой, Стефа — рядом с Вальдемаром. Они шагали по узкой аллейке, с обеих сторон обсаженной мальвами. Высокие, усыпанные цветами кусты составили разноцветную стену; они источали нежный медовый аромат, смешивавшийся с запахом цветущих лип и теплым ветерком, дувшим с озера.
Вальдемар молчал, как и его спутница; он о чем-то задумался, она была весела. Наконец Стефа сказала:
— Почему вы сегодня не в настроении?
Он задержал на ней проницательный взгляд:
— Просто расстроен. В последнее время это со мной часто случается. Да вдобавок граф Трестка меня раздражает.
Стефа подумала: «Не потому ли его раздражает Трестка, что граф неотступно сопутствует панне Рите? Кто знает, так ли уж безответна любовь Риты к Вальдемару…»
Она ощутила легкий солнечный укол и, поколебавшись, решилась:
— От вас самого зависит, чтобы Трестка перестал вас раздражать.
— От меня? Ну да. Я, конечно, стараюсь умерять его кухонные шуточки, но не всегда это можно сделать, не рискуя вызвать скандал. Трестка плохо воспитан… или просто притворяется таким, считая, что так ему больше к лицу. К тому же это пошляк и циник.
Стефа не поняла, что хотел сказать этим Вальдемар, но ответила, следуя собственным мыслям:
— Панна Рита относится к нему довольно прохладно. Удивляюсь, как он, человек все же неглупый, этого не видит.
— Панна Рита должна с кем-то постоянно болтать о лошадях, это ее развлекает, — рассеянно бросил Вальдемар.
— А мне показалось, что скорее заставляет скучать.
Вальдемар остановился:
— Пани Стефания, а не поискать ли нам тему поинтереснее? Трестка, панна Рита и их чувства — это так нудно…
— Прошу прощения, — сказала Стефа холодно. — Извините, я и не предполагала, что нагоняю на вас скуку своей болтовней. Но вы первый начали об этом.
— Я говорил не о панне Рите, а о Трестке.
— Но то, что вы говорили, относилось и к ней.
— Ничуть!
Глаза Стефы вспыхнули гневными искорками. Встретившись с ней взглядом, Вальдемар усмехнулся:
— Вижу, мы не поняли друг друга.
— Быть может. Так у нас бывает часто.
— Я не вполне понял, что вы имели в виду, говоря о панне Рите? Что только от меня зависит… Что это должно означать?
— Простите, но я так жалею о своих словах, что повторять их никак не хочу. Я не должна была этого говорить.
Он серьезно взглянул на нее:
— А, понимаю… Великолепно! Можно позавидовать вашему острому глазу. Вы решили, что Трестка раздражает меня оттого, что ухаживает за панной Ритой? Вы в самом деле могли так подумать?
Стефа быстро пошла вперед, злая на себя и на него. Ничего не отвечая, оно обрывала лепестки мальвы, которую держала в руках. Так и не дождавшись ответа, Вальдемар пожал плечами.
— Вы меня порой так раздражаете, что я не могу говорить спокойно! Почему вы ничего не ответили, пани Стефания?
— Не хочу раздражать вас еще больше. Да и сказать мне нечего.
— Ну вот! С вами говорить невозможно!
— Я вам и не навязываюсь.
Он нахмурился, губы задрожали от гнева!
— Вы несравненны! — бросил он, не скрывая иронии.
— Должна же я с вами в этом сравняться.
— Ну, я — другое дело…
— Конечно. Вы — весь в острых углах.
— Нет. Дело не в острых углах, а в угле зрения. Они остановились у веранды.
— Что это, вы опять ссоритесь? — спросила панна Рита, видя румянец на щеках Стефы и волнение Вальдемара.
— О нет! — возразил он. — Я просто объясняю пани Стефании, что женщина должна обладать быстротой ума, схватывать все вокруг нее происходящее, словно мотыльков в сачок.
— Прежде всего женщина должна быть пикантной, — вынес приговор Трестка.
Такой, как я, правда? — чуточку нервно рассмеялась панна Рита.
Трестка стал распространяться о женщинах, а Вальдемар, искоса глянув на Стефу, прошептал:
— Пикантной? Что ж, она этого не лишена… Но тут вмешалась панна Рита:
— Когда же вы нас свозите в Глембовичи? Вы так давно обещали…
— Я не назначал дня. Все зависит от вас. Глембовические ворота для вас всегда открыты.
— Ну что же, тогда созовем военный совет с участием вашего дедушки и пани Идалии и обсудим все серьезно и обстоятельно. Пойдемте.
Панна Рита и Трестка пошли впереди. Когда Стефа входила в дверь, идущий позади Вальдемар сказал, понизив голос:
— Я несказанно рад, что вы навестите Глембовичи. Приглашаю вас особо. Все, кроме вас, знают мою обитель.
— Благодарю, — ответила она отстраненно.
— Вы сердитесь на меня? — заступил он ей дорогу. Стефа подняла на него глаза:
— Пан майорат, разрешите пройти.
— Не разрешу, пока не ответите: сердитесь вы на меня или нет?
— Нет.
— Позволю себе усомниться в искренности вашего ответа. Каюсь, я чем-то задел вас, но я был зол. Прошу меня простить. Вы не дадите мне руку в знак примирения?
Панна Рудецкая протянула ему руку, и Вальдемар, низко склонившись, поцеловал ее ладонь.
Они не заметили стоявшей на лестнице панны Риты, но она видела их.
Сдержанным тоном она сказала:
— Коли уж мир заключен, пойдемте ужинать. Идалька ждет. Нынешние вечера чересчур уж дурманящие, особенно там, в мальвовой аллее…
— Что, граф Трестка объяснился в любви? — резко спросил Вальдемар.
Рита побледнела.
— Нет, но, может… я с ним объяснюсь, — быстро ответила она и, шелестя шелковым платьем, почти побежала в столовую.
Кровь, пульсируя, ударяла Стефе в виски.
XVI
XVII
— А вы — словно ехидный сатир, — отпарировала Стефа.
— Прекрасно! Добавьте ему еще рога, — рассмеялась панна Рита. — Вы невыносимы, пан Трестка. Вижу, мне так никогда и не привить вам хорошего вкуса. Как можно сравнивать меня со старой, обрюзгшей Афиной Палладой? Я-то думала, что стану Дианой. Панне Стефе надлежала бы Геба, богиня юности, или Психея. Тогда и вы могли бы стать хотя бы Гермесом.
— Вот спасибо!
— Вам не нравится? Что поделать! На Юпитера вам не хватит твердости. Но куда подевался майорат?
— Разговаривает с садовником.
— Я здесь, — сказал Михоровский, появляясь в дверях.
Вскоре они возвратились в усадьбу. На этот раз Рита пошла впереди с паном Тресткой, Стефа — рядом с Вальдемаром. Они шагали по узкой аллейке, с обеих сторон обсаженной мальвами. Высокие, усыпанные цветами кусты составили разноцветную стену; они источали нежный медовый аромат, смешивавшийся с запахом цветущих лип и теплым ветерком, дувшим с озера.
Вальдемар молчал, как и его спутница; он о чем-то задумался, она была весела. Наконец Стефа сказала:
— Почему вы сегодня не в настроении?
Он задержал на ней проницательный взгляд:
— Просто расстроен. В последнее время это со мной часто случается. Да вдобавок граф Трестка меня раздражает.
Стефа подумала: «Не потому ли его раздражает Трестка, что граф неотступно сопутствует панне Рите? Кто знает, так ли уж безответна любовь Риты к Вальдемару…»
Она ощутила легкий солнечный укол и, поколебавшись, решилась:
— От вас самого зависит, чтобы Трестка перестал вас раздражать.
— От меня? Ну да. Я, конечно, стараюсь умерять его кухонные шуточки, но не всегда это можно сделать, не рискуя вызвать скандал. Трестка плохо воспитан… или просто притворяется таким, считая, что так ему больше к лицу. К тому же это пошляк и циник.
Стефа не поняла, что хотел сказать этим Вальдемар, но ответила, следуя собственным мыслям:
— Панна Рита относится к нему довольно прохладно. Удивляюсь, как он, человек все же неглупый, этого не видит.
— Панна Рита должна с кем-то постоянно болтать о лошадях, это ее развлекает, — рассеянно бросил Вальдемар.
— А мне показалось, что скорее заставляет скучать.
Вальдемар остановился:
— Пани Стефания, а не поискать ли нам тему поинтереснее? Трестка, панна Рита и их чувства — это так нудно…
— Прошу прощения, — сказала Стефа холодно. — Извините, я и не предполагала, что нагоняю на вас скуку своей болтовней. Но вы первый начали об этом.
— Я говорил не о панне Рите, а о Трестке.
— Но то, что вы говорили, относилось и к ней.
— Ничуть!
Глаза Стефы вспыхнули гневными искорками. Встретившись с ней взглядом, Вальдемар усмехнулся:
— Вижу, мы не поняли друг друга.
— Быть может. Так у нас бывает часто.
— Я не вполне понял, что вы имели в виду, говоря о панне Рите? Что только от меня зависит… Что это должно означать?
— Простите, но я так жалею о своих словах, что повторять их никак не хочу. Я не должна была этого говорить.
Он серьезно взглянул на нее:
— А, понимаю… Великолепно! Можно позавидовать вашему острому глазу. Вы решили, что Трестка раздражает меня оттого, что ухаживает за панной Ритой? Вы в самом деле могли так подумать?
Стефа быстро пошла вперед, злая на себя и на него. Ничего не отвечая, оно обрывала лепестки мальвы, которую держала в руках. Так и не дождавшись ответа, Вальдемар пожал плечами.
— Вы меня порой так раздражаете, что я не могу говорить спокойно! Почему вы ничего не ответили, пани Стефания?
— Не хочу раздражать вас еще больше. Да и сказать мне нечего.
— Ну вот! С вами говорить невозможно!
— Я вам и не навязываюсь.
Он нахмурился, губы задрожали от гнева!
— Вы несравненны! — бросил он, не скрывая иронии.
— Должна же я с вами в этом сравняться.
— Ну, я — другое дело…
— Конечно. Вы — весь в острых углах.
— Нет. Дело не в острых углах, а в угле зрения. Они остановились у веранды.
— Что это, вы опять ссоритесь? — спросила панна Рита, видя румянец на щеках Стефы и волнение Вальдемара.
— О нет! — возразил он. — Я просто объясняю пани Стефании, что женщина должна обладать быстротой ума, схватывать все вокруг нее происходящее, словно мотыльков в сачок.
— Прежде всего женщина должна быть пикантной, — вынес приговор Трестка.
Такой, как я, правда? — чуточку нервно рассмеялась панна Рита.
Трестка стал распространяться о женщинах, а Вальдемар, искоса глянув на Стефу, прошептал:
— Пикантной? Что ж, она этого не лишена… Но тут вмешалась панна Рита:
— Когда же вы нас свозите в Глембовичи? Вы так давно обещали…
— Я не назначал дня. Все зависит от вас. Глембовические ворота для вас всегда открыты.
— Ну что же, тогда созовем военный совет с участием вашего дедушки и пани Идалии и обсудим все серьезно и обстоятельно. Пойдемте.
Панна Рита и Трестка пошли впереди. Когда Стефа входила в дверь, идущий позади Вальдемар сказал, понизив голос:
— Я несказанно рад, что вы навестите Глембовичи. Приглашаю вас особо. Все, кроме вас, знают мою обитель.
— Благодарю, — ответила она отстраненно.
— Вы сердитесь на меня? — заступил он ей дорогу. Стефа подняла на него глаза:
— Пан майорат, разрешите пройти.
— Не разрешу, пока не ответите: сердитесь вы на меня или нет?
— Нет.
— Позволю себе усомниться в искренности вашего ответа. Каюсь, я чем-то задел вас, но я был зол. Прошу меня простить. Вы не дадите мне руку в знак примирения?
Панна Рудецкая протянула ему руку, и Вальдемар, низко склонившись, поцеловал ее ладонь.
Они не заметили стоявшей на лестнице панны Риты, но она видела их.
Сдержанным тоном она сказала:
— Коли уж мир заключен, пойдемте ужинать. Идалька ждет. Нынешние вечера чересчур уж дурманящие, особенно там, в мальвовой аллее…
— Что, граф Трестка объяснился в любви? — резко спросил Вальдемар.
Рита побледнела.
— Нет, но, может… я с ним объяснюсь, — быстро ответила она и, шелестя шелковым платьем, почти побежала в столовую.
Кровь, пульсируя, ударяла Стефе в виски.
XVI
После полудня, когда солнце начало клониться к закату, небольшая группа всадников показалась на узкой тропинке меж пшеничными полями, где работали жатки. Панна Рита сидела на рослом фольблюте, в черной амазонке и шляпке для верховой езды с видом триумфаторши. Следом, в английской шапочке, — Трестка. Второй парой были Вальдемар и Стефа. Он в элегантном костюме и черных высоких сапогах со шпорами, какие носили еще наполеоновские офицеры, сидел на чистокровном арабском кауром жеребце. Стефа, в темно-синем платье английского покроя и маленькой шляпке, уверенно держалась в седле. Под ней была принадлежавшая Вальдемару каурая арабская лошадка Эрато.
— Вы уже ездили верхом? — спросил он. — На дебют это не похоже.
— Ездила, но в мужском седле и на пони. На такую великолепную лошадь села впервые.
— Вы сущая амазонка, можете мне поверить, — резюмировал граф Трестка. — Уж я-то разбираюсь.
Стефа взглянула на Вальдемара, словно говоря: «Ну что с ним прикажешь делать?»
Поняв заключенный в глазах девушки немой вопрос, Вальдемар усмехнулся и кивнул. Однако Стефа все же повторила вопрос вслух:
— Я хорошо сижу?
— Отлично! — усмехнулся Вальдемар.
На лице Стефы вспыхнул румянец. Казалось, оно расцвело. Она сильно ударила лошадь хлыстом, и Эрато рванулась вперед. Взвихрилась пыль, панна Рита вскрикнула, Трестка закричал вслед Стефе:
— Натяните поводья, крепче, крепче!
Но Вальдемар уже пустил жеребца галопом. Казалось, Аполлон не касается земли. Следом поскакали два конюха, державшиеся до того позади, но Рита задержала их жестом:
— Если майорат не догонит сам, то и вы ничего не сделаете, только еще больше испугаете лошадь.
И тем не менее все быстро двинулись следом. Но Стефа и Вальдемар уже скрылись в облаке пыли. Эрато, прижав уши, неслась по дороге, Аполлон ненамного отставал от нее. Вальдемар не сводил глаз со Стефы, но, видя, что она крепко держится в седле, скакал молча, чтобы еще больше не испугать лошадь. Наддав, он поравнялся с Эрато, ухватил ее удила. Почуяв сильную руку, лошадь замедлила бег. Тогда только Вальдемар не выдержал:
— Хорошенькое дельце! Нужно же мне было похвалить вашу езду!
Чуть побледневшая и испуганная, Стефа весело улыбнулась ему:
— И все же вам придется меня похвалить — я же удержалась в седле, даже вынув ноги из стремян.
— Нарочно?
— Да, на всякий случай.
— Ну, знаете! Неплохо для новичка… Браво-браво! А я-то гнал, как сумасшедший. Волосы встали дыбом, когда подумал, что с вами может случиться.
Стефа заметила, что он и в самом деле был бледен и взволнован. Она хотела подать ему руку, но, видя, что его руки заняты поводами обеих лошадей, горячо шепнула:
— Очень вас благодарю, очень… и простите.
— За что?
— За… хлопоты.
— Скорее уж просите прощения за то, что я дрожал, как заячий хвост, а это со мной редко случается.
— А если б я даже и упала? Было бы своего рода крещение.
— Господи, какой вы еще ребенок… Подъехали остальные.
— Ух! У меня руки дрожат! — сказал молодой граф. — Гнали так, что я едва жив. Если я получу сердечный приступ, вы будете виноваты, пани Стефания. Мы так скакали…
Они свернули на поле, к жнецам.
Когда всадники приблизились к сноповязалкам, навстречу им выехал верхом управитель, молодой и энергичный человек. Он непринужденно раскланялся. Майорат представил его дамам:
— Пан Остронжецкий, мой помощник, скорее даже правая рука.
— Всего лишь левая, пан майорат, — весело сказал управитель.
Дамы поклонились ему, тоже улыбаясь.
— А где господа практиканты? — спросил Вальдемар.
— Я их оставил поближе к имению. Со мной два эконома из Бжозова и Ромнов.
— Сноповязалки работают нормально? Механик дело знает?
— Не хуже англичанина!
Трестка подъехал ближе и спросил Вальдемара:
— Откуда вы привезли сноповязалки? Система американская, но фирменный знак варшавский…
— Они сделаны у нас, — сказал Вальдемар. — Все наше — и железо, и работа. Я выписал инженера с фабрики Мак-Кормика и под его руководством одна варшавская фирма и произвела эти машины.
— Но механик, я смотрю, на американца не похож?
— Да, он ученик того инженера, а сам урожденный варшавянин.
Трестка покрутил головой:
— И что, хорошо работают?
— Ломаются они очень редко. Поломки ведь случаются и у заграничных. Люди обучены, механик хороший, так что все идет гладко.
— Надо же! — буркнул удивленный граф Трестка.
— Вот если бы все следовали вашему примеру… — сказала Вальдемару Стефа.
Граф не выдержал:
— Но тогда бы все заграничные фирмы обанкротились!
— Успокойтесь, — утешил его Вальдемар. — Не настолько мы еще хваткие, чтобы из-за нас разорялись иностранные фирмы.
— Я бы не доверял машинам, сделанным у нас.
— То-то вы от них подальше держитесь… — съязвила панна Рита.
— А я — доверяю, — сказал Вальдемар. — Работают они хорошо, не отличаются от заграничных, потому что система та же самая.
Попрощавшись с управителем, всадники поехали назад в Слодковцы. Вальдемар сказал Стефе:
— Для первой прогулки было далековато. Быть может, вы устали?
— Ну что вы! Я могла бы ехать до самых Глембовичей.
— Нет, туда мы отправимся в экипажах.
— Вы уже ездили верхом? — спросил он. — На дебют это не похоже.
— Ездила, но в мужском седле и на пони. На такую великолепную лошадь села впервые.
— Вы сущая амазонка, можете мне поверить, — резюмировал граф Трестка. — Уж я-то разбираюсь.
Стефа взглянула на Вальдемара, словно говоря: «Ну что с ним прикажешь делать?»
Поняв заключенный в глазах девушки немой вопрос, Вальдемар усмехнулся и кивнул. Однако Стефа все же повторила вопрос вслух:
— Я хорошо сижу?
— Отлично! — усмехнулся Вальдемар.
На лице Стефы вспыхнул румянец. Казалось, оно расцвело. Она сильно ударила лошадь хлыстом, и Эрато рванулась вперед. Взвихрилась пыль, панна Рита вскрикнула, Трестка закричал вслед Стефе:
— Натяните поводья, крепче, крепче!
Но Вальдемар уже пустил жеребца галопом. Казалось, Аполлон не касается земли. Следом поскакали два конюха, державшиеся до того позади, но Рита задержала их жестом:
— Если майорат не догонит сам, то и вы ничего не сделаете, только еще больше испугаете лошадь.
И тем не менее все быстро двинулись следом. Но Стефа и Вальдемар уже скрылись в облаке пыли. Эрато, прижав уши, неслась по дороге, Аполлон ненамного отставал от нее. Вальдемар не сводил глаз со Стефы, но, видя, что она крепко держится в седле, скакал молча, чтобы еще больше не испугать лошадь. Наддав, он поравнялся с Эрато, ухватил ее удила. Почуяв сильную руку, лошадь замедлила бег. Тогда только Вальдемар не выдержал:
— Хорошенькое дельце! Нужно же мне было похвалить вашу езду!
Чуть побледневшая и испуганная, Стефа весело улыбнулась ему:
— И все же вам придется меня похвалить — я же удержалась в седле, даже вынув ноги из стремян.
— Нарочно?
— Да, на всякий случай.
— Ну, знаете! Неплохо для новичка… Браво-браво! А я-то гнал, как сумасшедший. Волосы встали дыбом, когда подумал, что с вами может случиться.
Стефа заметила, что он и в самом деле был бледен и взволнован. Она хотела подать ему руку, но, видя, что его руки заняты поводами обеих лошадей, горячо шепнула:
— Очень вас благодарю, очень… и простите.
— За что?
— За… хлопоты.
— Скорее уж просите прощения за то, что я дрожал, как заячий хвост, а это со мной редко случается.
— А если б я даже и упала? Было бы своего рода крещение.
— Господи, какой вы еще ребенок… Подъехали остальные.
— Ух! У меня руки дрожат! — сказал молодой граф. — Гнали так, что я едва жив. Если я получу сердечный приступ, вы будете виноваты, пани Стефания. Мы так скакали…
Они свернули на поле, к жнецам.
Когда всадники приблизились к сноповязалкам, навстречу им выехал верхом управитель, молодой и энергичный человек. Он непринужденно раскланялся. Майорат представил его дамам:
— Пан Остронжецкий, мой помощник, скорее даже правая рука.
— Всего лишь левая, пан майорат, — весело сказал управитель.
Дамы поклонились ему, тоже улыбаясь.
— А где господа практиканты? — спросил Вальдемар.
— Я их оставил поближе к имению. Со мной два эконома из Бжозова и Ромнов.
— Сноповязалки работают нормально? Механик дело знает?
— Не хуже англичанина!
Трестка подъехал ближе и спросил Вальдемара:
— Откуда вы привезли сноповязалки? Система американская, но фирменный знак варшавский…
— Они сделаны у нас, — сказал Вальдемар. — Все наше — и железо, и работа. Я выписал инженера с фабрики Мак-Кормика и под его руководством одна варшавская фирма и произвела эти машины.
— Но механик, я смотрю, на американца не похож?
— Да, он ученик того инженера, а сам урожденный варшавянин.
Трестка покрутил головой:
— И что, хорошо работают?
— Ломаются они очень редко. Поломки ведь случаются и у заграничных. Люди обучены, механик хороший, так что все идет гладко.
— Надо же! — буркнул удивленный граф Трестка.
— Вот если бы все следовали вашему примеру… — сказала Вальдемару Стефа.
Граф не выдержал:
— Но тогда бы все заграничные фирмы обанкротились!
— Успокойтесь, — утешил его Вальдемар. — Не настолько мы еще хваткие, чтобы из-за нас разорялись иностранные фирмы.
— Я бы не доверял машинам, сделанным у нас.
— То-то вы от них подальше держитесь… — съязвила панна Рита.
— А я — доверяю, — сказал Вальдемар. — Работают они хорошо, не отличаются от заграничных, потому что система та же самая.
Попрощавшись с управителем, всадники поехали назад в Слодковцы. Вальдемар сказал Стефе:
— Для первой прогулки было далековато. Быть может, вы устали?
— Ну что вы! Я могла бы ехать до самых Глембовичей.
— Нет, туда мы отправимся в экипажах.
XVII
Красная бричка свернула с шоссе на боковую дорогу, обсаженную тополями. Каурая четверка шла рысью, сверкала на солнце начищенная до блеска бронзовая упряжь, звенели колокольчики, кони гордо задирали головы. После ночного дождя утро казалось особенно свежим. Пронзительно, весело заливались кузнечики.
Просторы, просторы, просторы!
Эта лазурь действовала и на людские души. Улыбки их были веселы, люди смеялись, болтали.
Каурая четверка летела, словно у коней выросли крылья.
— Пан Вальдемар, вы нас сегодня перевернете, мы не доедем до Глембовичей, — пожаловалась графина Паула Чвилецкая, сидевшая между графом Тресткой и братом панны Риты Вильгельмом Шелигой. Из-под огромных полей шляпы она бросала кокетливые взгляды на своих соседей и сидящего напротив барона Вейнера.
— Господа, возьмите кто-нибудь вожжи у майората. Кто решится, поднимите руку, — щебетала она.
— Не утруждайте себя. Вожжи я никому не отдам, — отозвался с козел Вальдемар.
— Мы вас вынудим.
— Интересно, как?
— Да попросту уговорим.
— Нет, я не настолько галантен…
— Это все из-за панны Риты. Пан Вальдемар отлично правит, но дама рядом ему совсем ни к чему, — сказал Трестка. Он оперся на поручни козел и попытался заглянуть в лицо сидевшей рядом с Вальдемаром Рите. Она испепелила его взглядом:
— Сидите-ка тихо! Вам там удобно? А то — пересядьте!
— Куда? Не на колени же к пану Вильгельму…
— Поменяйтесь с ним местами. Ну-ка, Вилюсь! — повернулась она к брату.
— Протестую! Мне и здесь удобно, — сказал студент, поднимая глаза на сидящую напротив Стефу.
— Видите, панна Рита? Вильгельму хорошо там, а мне — где я сижу. Мне только не хватает визави дамы!
— Хорошенькое дельце! — обиделась Люция. — Ведь я ваша — визави!
— Ну конечно, конечно! Только вот панне Рите не к лицу сидеть на козлах.
— А быть вашей визави мне еще больше не к лицу! — отпарировала девушка.
— Я вас помирю, — вмешалась Паула. — Граф, возьмите вожжи у майората, и сядьте рядом с панной Ритой…
— И наверняка вскорости окажемся рядышком в канаве, — засмеялась Рита.
— Vola! c'est mot![31]В канаве! — вмешался барон Вейнер, растянув в улыбке тонкие губы.
Трестка окинул его злым взглядом и спросил:
— А почему бы вам с графиней не сесть на козлы?
— Я не хочу! Там грязно, к тому же я не люблю, чтобы кони были близко, — отказалась графиня.
— Я тоже отказываюсь. Этим спортом не занимаюсь, — сказал барон. — Быть может, моя соседка и пан Вильгельм?…
Стефа отрицательно мотнула головой:
— Не стоит это и обсуждать. Пан майорат ведь ясно сказал, что никому не собирается уступать вожжи.
— Благодарю за поддержку, — отозвался Вальдемар.
— Тогда давайте петь, — предложил Вильгельм.
— Прекрасно, — согласился Трестка. — Что предпочитают дамы — Ich lebe dich?[32]Du liebst mich?[33]
— Лучше всего Wir lieben uns, [34] — со смехом добавила Паула.
— Мы споем по-польски, — сказала Стефа.
— Что-нибудь, что напоминает Гейдельберг или Сакре-Кер? — процедил барон.
— А почему именно Сакре-Кер?
— Ну, или какой-нибудь другой монастырь.
— Но почему у вас на уме монастырь? Молодой Шелига повернулся к барону:
— Неужели вам показалось, что панна Стефания воспитывалась в монастыре?
— Да. Она какая-то другая. Не могу определить точно. Быть может не… необычная? Нет, не могу выразить.
— Я вам помогу. Она не похожа на других. Но такой ее создал не монастырь, а природа. — Студент сделал рукой широкий жест и с заблестевшими глазами продолжал: — Вот эта природа, лазурная и голубая, окружала ее с колыбели и сотворила по своему подобию.
— Помните цветущие степи? — шепнула Рита Вальдемару.
— Что? — спросил он задумчиво. — А, конечно!
— То, что сказал Вилюсь, похоже на ваши «цветущие степи», не правда ли? Вы слышали, что говорил Вилюсь?
— Слышал.
Вальдемар смотрел на необозримые пшеничные поля и думал: «Это она!»
Смотрел на лазурное безоблачное небо и думал: «Это она!»
Майорат что есть силы щелкнул бичом. В бричке поднялся крик:
— Кони понесут! — кричала графиня.
— Вальди, что ты делаешь? — вторила ей Люция.
Панна Рита взглянула на Вальдемара из-под длинных ресниц.
— Остановите, — шепнула она печально. — Я пересяду.
— Не смогу! Кони взяли хороший аллюр. Сидите спокойно!
Приказной тон его голоса как-то подействовал на нее. Она и сама не понимала что же чувствует. Губы ее задрожали, на бледном лице выступили розовые пятнышки. Казалось, она колеблется. Наконец, она спросила непринужденным голосом:
— А если бы кони шли тише, я могла бы пересесть?
— Я не посмел бы противиться вашему желанию.
— Я поняла…
Она сжала губы и, вырвав бич из рук Вальдемара, взмахнула им.
— Что вы делаете? — удивился майорат.
— Хочу, чтобы кони понесли.
— Это случится, только если я захочу.
— Вы уверены?
— Абсолютно!
— Боже, если б я могла…
— Отхлестать меня этим бичом, верно?
— Что-то вроде того.
— Ну что ж, каждый должен заботиться о своей безопасности, а посему… можете пересесть.
Он натянул вожжи. Кони остановились, чуть присев на задние ноги.
— Можете пересесть, — повторил майорат с улыбкой.
Панна Рита посмотрела ему прямо в глаза:
— Вы знаете, что вы…
— Несносен? Я знаю.
— Грубиян!
— Я всего лишь исполнил ваше желание.
— Ох…
Трестка вскочил:
— Почему мы остановились? Ага! Наконец-то вы решились, пани Рита! Кто же займет ваше место?
— Будем тянуть жребий, — сказала Рита.
— Отлично!
Вальдемар покривил губы. Панна Рита бросила ему шепотом:
— Вам достанется Люция, уж я постараюсь…
Она завязала на платочке узелок и зажала в ладони так, чтобы остальные не видели, который из трех торчавших наружу концов был завязан. Повернулась к спутникам:
— Прошу.
Уголок со скрытым узелком она постаралась подсунуть Люции, рассчитывая, что та вытянет самый ближайший.
Графиня взяла тот кончик, что был в середине, Люция — левый, Стефа — правый. Прикусив губу, Рита разжала ладонь.
— Панна Стефания! — воскликнули все. Вильгельм Шелига явно был разозлен. Стефа порозовела.
Бросив торжествующий взгляд на кусавшую губы Риту, Вальдемар принялся с необычайной галантностью помогать ей пересаживаться.
Наступило всеобщее оживление. Рита спорила с Тресткой, а Стефа, стоя на подножке, подшучивала над Вальдемаром, уверявшим ее, что тянуть жребий — варварский пережиток.
— Прошу вас! — позвал ее Вальдемар.
Стефа ловко проскользнула меж сидящими; в своем белом муслиновом платье она была словно изящный нарцисс. Волна темно-золотых волос была свернута в тяжелый узел на затылке, голову покрывала большая легкая шляпка, украшенная муслиновой вышивкой и пучком нежной бледно-зеленой травы. Разрумянившаяся, с блестящими глазами, она была прекрасна.
Вальдемар подал ей с козел руку, другой крепко сжал ее локоть:
— Гоп!
Смеясь, Стефа уселась рядом с ним. Он прикрикнул на коней, и бричка тронулась.
— Порода! — тихонько сказал, глядя на нее, барон Вейнер.
— Что вы сказали? — переспросил студент.
— Порода! Но вы наверняка скажете «природа»?
— Вот именно!
Стефа ощутила словно бы укол в сердце, так влияла на нее близость Вальдемара. Он явно был взволнован.
Оба молчали. Он думал: «Что со мной происходит? Когда я охотился в джунглях, волновался меньше. Что таит в себе эта девушка?»
Паула неприязненно косилась на Стефу. Она не была влюблена в Михоровского, но ее раздражало, что блестящий шляхтич оказывает столько внимания этой девушке. «Чересчур много шума и суеты вокруг какой-то учительницы! А как свободно она с нами держится, словно мы ей ровня! Нахалка! Люция относится к ней, как к сестре, а Рита — как к подруге. Пан Мачей ласково называет ее Стеней, майорат стоит перед ней навытяжку. Так она и нос задерет!»
Сердитые мысли графини прервала Люция:
— Нас догоняют!
Все обернулись. Действительно, их догоняли два запряженных четверками экипажа; над головами виднелись чопорно выпрямившиеся кучера и яркие зонтики.
— Не понимаю, как они ухитрились нас догнать, — сказал Трестка — Мы же выехали гораздо раньше.
— Должно быть, карюхи пана майората начинают сдавать, — иронически бросила панна Рита.
Вальдемар весело оглянулся на нее через плечо:
— Если помните, мы добрых четверть часа стояли на дороге, ожидая, когда вы соизволите пересесть.
— Вы не в духе?
— Отнюдь!
— Нет, правда, вы не в настроении?
— В превосходнейшем! Только не обижайте моих каурых.
Экипажи приближались. В первом сидели княгиня Подгорецкая, пан Мачей и князь Францишек с супругой. Во втором ехали пани Эльзоновская и Чвилецкие со старшей дочерью Михалиной.
Вальдемар остановил коней. Догонявшие их тоже остановились. Князь Подгорецкий спросил:
— Отчего вы так медленно едете?
— Мы не рассчитывали вас догнать, — добавил пан Мачей.
Вальдемар, держа вожжи в одной руке, зажав в другой бич, оперся ею на козлы и сказал весело:
— У нас была катастрофа.
— Что случилось?!
— Панна Рита взбунтовалась.
Он развеселился, серые глаза смеялись, зубы блестели из-под усов. Элегантный, изящный, он казался совсем юным.
Рядом со Стефой они казались прекрасной парой. Обе княгини внимательно приглядывались к ним, причем то, что Стефа сидела рядом с магнатом, неприятно задело графиню.
Панна Рита встала в бричке и махнула перчаткой:
— Не верьте тому, что он говорит.
— Позвольте! Разве вы не устроили мне сцену! — запротестовал Михоровский шутливо.
Рита пыталась что-то сказать, но графиня Чвилецкая процедила сквозь зубы:
— Послушайте, мы сегодня доберемся наконец до Глембовичей или нет? Нам еще предстоит неблизкий путь.
— Каких-нибудь пять верст, не больше, — сказал Вальдемар.
— Всего пять? Это уже лучше.
— Ну что ж, не будем терять времени. До свиданья! Встретимся через полчаса, если… — майорат усмехнулся, — если только панна Рита опять не забастует.
— Ох, я вам и отомщу! — рассердилась она.
— Лишь бы не сейчас!
Бричка помчалась вперед. Экипажи остались позади. Молодая княгиня тихонько сказала мужу:
— Тебе не кажется, что Вальди и панна Стефания — красивая пара?
— Я видел, что они оба прямо-таки сияли.
— О ком вы говорите? — спросила старшая княгиня.
— О молодой паре на козлах.
— О да! Вальди словно родился заново.
— А она словно расцвела, — добавил пан Мачей.
— Красивая пара.
В другом экипаже разговор принял иной оборот. Графиня с гневом сказала пани Идалии:
— Знаешь, со стороны этой девчонки было форменным нахальством рассесться рядом с майоратом.
Ты слышала, что говорила Рита? Они тянули жребий.
Хоть ты-то ее не защищай, нахалку этакую! Как ты ей только позволяешь так держаться? Все эти ее выходки…
— Какие выходки? C'est une noble fille, [35]Люция ее очень любит.
Пани Идалия была сегодня в исключительно добром расположении чувств. Графиня, заметив это, ничего больше не сказала, только сопела от злости.
А в бричке было весело. Все громко болтали: графиня Паула с бароном, панна Рита с Тресткой, Люция и Вилюсь, заходясь от смеха, распевали веселые песенки. Вальдемар говорил Стефе:
— Видите два белых столба по сторонам дороги? Это межевые знаки. Отсюда начинаются глембовические земли. Никогда я не был так рад, что обладаю этими землями, как сегодня. И виной тому вы.
— Я? Как это понимать? — удивленно спросила Стефа.
Вальдемар усмехнулся:
— Да хотя бы потому, что я везу вас сюда, могу вам показать эти цветущие луга. Разве это не достаточный повод для радости?
Она посмотрела ему прямо в глаза и серьезно сказала:
— То, что вы сейчас сказали, так непохоже на вас…
— А на кого же похоже?
— Ну, на пана Шелигу… а впрочем, не знаю.
— Вы не можете объяснить понятнее?
— Думаю, вы меня и так поняли.
— Клянусь вам, не совсем.
— Это непохоже на вас, потому что звучит слишком тривиально.
— О!
— Вы говорили неискренне…
— Помилуй Бог! Почему я не могу простыми словами выразить то, что думаю, без опасений прослыть неискренним?! Почему Вилюсю можно?
— Потому что Вилюсь есть Вилюсь, — засмеялась Стефа.
— Он — Вилюсь, а я — Вальди.
— Вы — майорат Вальдемар Михоровский.
— Он раздраженно передразнил:
— Майорат глембовический, владелец Слодковиц, Грабонова, Белочеркасс и чего-то там еще, с прилегающими и надлежащими, добавьте сами, что вам больше нравится…
— Вот именно, майорат, магнат, аристократ, — весело сказала Стефа.
Вальдемар пожал плечами и стал говорить медленно, не глядя на Стефу:
— Вот что я вам скажу. Поверите — хорошо, не поверите — что поделать. Да, всеми этими титулами и именами, что вы перечислили, я обладаю. Но поскольку обладатель всех этих титулов вращается в довольно душной атмосфере, ему часто не хватает воздуха. Я всегда предпочитал широкие просторы и рвался к ним. Мы все влюбляемся в нежные камелии и туберозы и знать не знаем, что на полях растут еще более прекрасные васильки. Знаем, что полевые цветы существуют, но они отделены от нас стеной предрассудков. Иногда случается по воле судьбы, что такой василек попадает в наши теплицы, и нас тогда охватывают самые разнообразные чувства: удивление, любопытство… на нас повеет чем-то родным. Мы почувствуем себя наконец детьми своей страны, и тому, кто всегда ощущал тягу к широким полям, они станут особенно дорогими…
Просторы, просторы, просторы!
Эта лазурь действовала и на людские души. Улыбки их были веселы, люди смеялись, болтали.
Каурая четверка летела, словно у коней выросли крылья.
— Пан Вальдемар, вы нас сегодня перевернете, мы не доедем до Глембовичей, — пожаловалась графина Паула Чвилецкая, сидевшая между графом Тресткой и братом панны Риты Вильгельмом Шелигой. Из-под огромных полей шляпы она бросала кокетливые взгляды на своих соседей и сидящего напротив барона Вейнера.
— Господа, возьмите кто-нибудь вожжи у майората. Кто решится, поднимите руку, — щебетала она.
— Не утруждайте себя. Вожжи я никому не отдам, — отозвался с козел Вальдемар.
— Мы вас вынудим.
— Интересно, как?
— Да попросту уговорим.
— Нет, я не настолько галантен…
— Это все из-за панны Риты. Пан Вальдемар отлично правит, но дама рядом ему совсем ни к чему, — сказал Трестка. Он оперся на поручни козел и попытался заглянуть в лицо сидевшей рядом с Вальдемаром Рите. Она испепелила его взглядом:
— Сидите-ка тихо! Вам там удобно? А то — пересядьте!
— Куда? Не на колени же к пану Вильгельму…
— Поменяйтесь с ним местами. Ну-ка, Вилюсь! — повернулась она к брату.
— Протестую! Мне и здесь удобно, — сказал студент, поднимая глаза на сидящую напротив Стефу.
— Видите, панна Рита? Вильгельму хорошо там, а мне — где я сижу. Мне только не хватает визави дамы!
— Хорошенькое дельце! — обиделась Люция. — Ведь я ваша — визави!
— Ну конечно, конечно! Только вот панне Рите не к лицу сидеть на козлах.
— А быть вашей визави мне еще больше не к лицу! — отпарировала девушка.
— Я вас помирю, — вмешалась Паула. — Граф, возьмите вожжи у майората, и сядьте рядом с панной Ритой…
— И наверняка вскорости окажемся рядышком в канаве, — засмеялась Рита.
— Vola! c'est mot![31]В канаве! — вмешался барон Вейнер, растянув в улыбке тонкие губы.
Трестка окинул его злым взглядом и спросил:
— А почему бы вам с графиней не сесть на козлы?
— Я не хочу! Там грязно, к тому же я не люблю, чтобы кони были близко, — отказалась графиня.
— Я тоже отказываюсь. Этим спортом не занимаюсь, — сказал барон. — Быть может, моя соседка и пан Вильгельм?…
Стефа отрицательно мотнула головой:
— Не стоит это и обсуждать. Пан майорат ведь ясно сказал, что никому не собирается уступать вожжи.
— Благодарю за поддержку, — отозвался Вальдемар.
— Тогда давайте петь, — предложил Вильгельм.
— Прекрасно, — согласился Трестка. — Что предпочитают дамы — Ich lebe dich?[32]Du liebst mich?[33]
— Лучше всего Wir lieben uns, [34] — со смехом добавила Паула.
— Мы споем по-польски, — сказала Стефа.
— Что-нибудь, что напоминает Гейдельберг или Сакре-Кер? — процедил барон.
— А почему именно Сакре-Кер?
— Ну, или какой-нибудь другой монастырь.
— Но почему у вас на уме монастырь? Молодой Шелига повернулся к барону:
— Неужели вам показалось, что панна Стефания воспитывалась в монастыре?
— Да. Она какая-то другая. Не могу определить точно. Быть может не… необычная? Нет, не могу выразить.
— Я вам помогу. Она не похожа на других. Но такой ее создал не монастырь, а природа. — Студент сделал рукой широкий жест и с заблестевшими глазами продолжал: — Вот эта природа, лазурная и голубая, окружала ее с колыбели и сотворила по своему подобию.
— Помните цветущие степи? — шепнула Рита Вальдемару.
— Что? — спросил он задумчиво. — А, конечно!
— То, что сказал Вилюсь, похоже на ваши «цветущие степи», не правда ли? Вы слышали, что говорил Вилюсь?
— Слышал.
Вальдемар смотрел на необозримые пшеничные поля и думал: «Это она!»
Смотрел на лазурное безоблачное небо и думал: «Это она!»
Майорат что есть силы щелкнул бичом. В бричке поднялся крик:
— Кони понесут! — кричала графиня.
— Вальди, что ты делаешь? — вторила ей Люция.
Панна Рита взглянула на Вальдемара из-под длинных ресниц.
— Остановите, — шепнула она печально. — Я пересяду.
— Не смогу! Кони взяли хороший аллюр. Сидите спокойно!
Приказной тон его голоса как-то подействовал на нее. Она и сама не понимала что же чувствует. Губы ее задрожали, на бледном лице выступили розовые пятнышки. Казалось, она колеблется. Наконец, она спросила непринужденным голосом:
— А если бы кони шли тише, я могла бы пересесть?
— Я не посмел бы противиться вашему желанию.
— Я поняла…
Она сжала губы и, вырвав бич из рук Вальдемара, взмахнула им.
— Что вы делаете? — удивился майорат.
— Хочу, чтобы кони понесли.
— Это случится, только если я захочу.
— Вы уверены?
— Абсолютно!
— Боже, если б я могла…
— Отхлестать меня этим бичом, верно?
— Что-то вроде того.
— Ну что ж, каждый должен заботиться о своей безопасности, а посему… можете пересесть.
Он натянул вожжи. Кони остановились, чуть присев на задние ноги.
— Можете пересесть, — повторил майорат с улыбкой.
Панна Рита посмотрела ему прямо в глаза:
— Вы знаете, что вы…
— Несносен? Я знаю.
— Грубиян!
— Я всего лишь исполнил ваше желание.
— Ох…
Трестка вскочил:
— Почему мы остановились? Ага! Наконец-то вы решились, пани Рита! Кто же займет ваше место?
— Будем тянуть жребий, — сказала Рита.
— Отлично!
Вальдемар покривил губы. Панна Рита бросила ему шепотом:
— Вам достанется Люция, уж я постараюсь…
Она завязала на платочке узелок и зажала в ладони так, чтобы остальные не видели, который из трех торчавших наружу концов был завязан. Повернулась к спутникам:
— Прошу.
Уголок со скрытым узелком она постаралась подсунуть Люции, рассчитывая, что та вытянет самый ближайший.
Графиня взяла тот кончик, что был в середине, Люция — левый, Стефа — правый. Прикусив губу, Рита разжала ладонь.
— Панна Стефания! — воскликнули все. Вильгельм Шелига явно был разозлен. Стефа порозовела.
Бросив торжествующий взгляд на кусавшую губы Риту, Вальдемар принялся с необычайной галантностью помогать ей пересаживаться.
Наступило всеобщее оживление. Рита спорила с Тресткой, а Стефа, стоя на подножке, подшучивала над Вальдемаром, уверявшим ее, что тянуть жребий — варварский пережиток.
— Прошу вас! — позвал ее Вальдемар.
Стефа ловко проскользнула меж сидящими; в своем белом муслиновом платье она была словно изящный нарцисс. Волна темно-золотых волос была свернута в тяжелый узел на затылке, голову покрывала большая легкая шляпка, украшенная муслиновой вышивкой и пучком нежной бледно-зеленой травы. Разрумянившаяся, с блестящими глазами, она была прекрасна.
Вальдемар подал ей с козел руку, другой крепко сжал ее локоть:
— Гоп!
Смеясь, Стефа уселась рядом с ним. Он прикрикнул на коней, и бричка тронулась.
— Порода! — тихонько сказал, глядя на нее, барон Вейнер.
— Что вы сказали? — переспросил студент.
— Порода! Но вы наверняка скажете «природа»?
— Вот именно!
Стефа ощутила словно бы укол в сердце, так влияла на нее близость Вальдемара. Он явно был взволнован.
Оба молчали. Он думал: «Что со мной происходит? Когда я охотился в джунглях, волновался меньше. Что таит в себе эта девушка?»
Паула неприязненно косилась на Стефу. Она не была влюблена в Михоровского, но ее раздражало, что блестящий шляхтич оказывает столько внимания этой девушке. «Чересчур много шума и суеты вокруг какой-то учительницы! А как свободно она с нами держится, словно мы ей ровня! Нахалка! Люция относится к ней, как к сестре, а Рита — как к подруге. Пан Мачей ласково называет ее Стеней, майорат стоит перед ней навытяжку. Так она и нос задерет!»
Сердитые мысли графини прервала Люция:
— Нас догоняют!
Все обернулись. Действительно, их догоняли два запряженных четверками экипажа; над головами виднелись чопорно выпрямившиеся кучера и яркие зонтики.
— Не понимаю, как они ухитрились нас догнать, — сказал Трестка — Мы же выехали гораздо раньше.
— Должно быть, карюхи пана майората начинают сдавать, — иронически бросила панна Рита.
Вальдемар весело оглянулся на нее через плечо:
— Если помните, мы добрых четверть часа стояли на дороге, ожидая, когда вы соизволите пересесть.
— Вы не в духе?
— Отнюдь!
— Нет, правда, вы не в настроении?
— В превосходнейшем! Только не обижайте моих каурых.
Экипажи приближались. В первом сидели княгиня Подгорецкая, пан Мачей и князь Францишек с супругой. Во втором ехали пани Эльзоновская и Чвилецкие со старшей дочерью Михалиной.
Вальдемар остановил коней. Догонявшие их тоже остановились. Князь Подгорецкий спросил:
— Отчего вы так медленно едете?
— Мы не рассчитывали вас догнать, — добавил пан Мачей.
Вальдемар, держа вожжи в одной руке, зажав в другой бич, оперся ею на козлы и сказал весело:
— У нас была катастрофа.
— Что случилось?!
— Панна Рита взбунтовалась.
Он развеселился, серые глаза смеялись, зубы блестели из-под усов. Элегантный, изящный, он казался совсем юным.
Рядом со Стефой они казались прекрасной парой. Обе княгини внимательно приглядывались к ним, причем то, что Стефа сидела рядом с магнатом, неприятно задело графиню.
Панна Рита встала в бричке и махнула перчаткой:
— Не верьте тому, что он говорит.
— Позвольте! Разве вы не устроили мне сцену! — запротестовал Михоровский шутливо.
Рита пыталась что-то сказать, но графиня Чвилецкая процедила сквозь зубы:
— Послушайте, мы сегодня доберемся наконец до Глембовичей или нет? Нам еще предстоит неблизкий путь.
— Каких-нибудь пять верст, не больше, — сказал Вальдемар.
— Всего пять? Это уже лучше.
— Ну что ж, не будем терять времени. До свиданья! Встретимся через полчаса, если… — майорат усмехнулся, — если только панна Рита опять не забастует.
— Ох, я вам и отомщу! — рассердилась она.
— Лишь бы не сейчас!
Бричка помчалась вперед. Экипажи остались позади. Молодая княгиня тихонько сказала мужу:
— Тебе не кажется, что Вальди и панна Стефания — красивая пара?
— Я видел, что они оба прямо-таки сияли.
— О ком вы говорите? — спросила старшая княгиня.
— О молодой паре на козлах.
— О да! Вальди словно родился заново.
— А она словно расцвела, — добавил пан Мачей.
— Красивая пара.
В другом экипаже разговор принял иной оборот. Графиня с гневом сказала пани Идалии:
— Знаешь, со стороны этой девчонки было форменным нахальством рассесться рядом с майоратом.
Ты слышала, что говорила Рита? Они тянули жребий.
Хоть ты-то ее не защищай, нахалку этакую! Как ты ей только позволяешь так держаться? Все эти ее выходки…
— Какие выходки? C'est une noble fille, [35]Люция ее очень любит.
Пани Идалия была сегодня в исключительно добром расположении чувств. Графиня, заметив это, ничего больше не сказала, только сопела от злости.
А в бричке было весело. Все громко болтали: графиня Паула с бароном, панна Рита с Тресткой, Люция и Вилюсь, заходясь от смеха, распевали веселые песенки. Вальдемар говорил Стефе:
— Видите два белых столба по сторонам дороги? Это межевые знаки. Отсюда начинаются глембовические земли. Никогда я не был так рад, что обладаю этими землями, как сегодня. И виной тому вы.
— Я? Как это понимать? — удивленно спросила Стефа.
Вальдемар усмехнулся:
— Да хотя бы потому, что я везу вас сюда, могу вам показать эти цветущие луга. Разве это не достаточный повод для радости?
Она посмотрела ему прямо в глаза и серьезно сказала:
— То, что вы сейчас сказали, так непохоже на вас…
— А на кого же похоже?
— Ну, на пана Шелигу… а впрочем, не знаю.
— Вы не можете объяснить понятнее?
— Думаю, вы меня и так поняли.
— Клянусь вам, не совсем.
— Это непохоже на вас, потому что звучит слишком тривиально.
— О!
— Вы говорили неискренне…
— Помилуй Бог! Почему я не могу простыми словами выразить то, что думаю, без опасений прослыть неискренним?! Почему Вилюсю можно?
— Потому что Вилюсь есть Вилюсь, — засмеялась Стефа.
— Он — Вилюсь, а я — Вальди.
— Вы — майорат Вальдемар Михоровский.
— Он раздраженно передразнил:
— Майорат глембовический, владелец Слодковиц, Грабонова, Белочеркасс и чего-то там еще, с прилегающими и надлежащими, добавьте сами, что вам больше нравится…
— Вот именно, майорат, магнат, аристократ, — весело сказала Стефа.
Вальдемар пожал плечами и стал говорить медленно, не глядя на Стефу:
— Вот что я вам скажу. Поверите — хорошо, не поверите — что поделать. Да, всеми этими титулами и именами, что вы перечислили, я обладаю. Но поскольку обладатель всех этих титулов вращается в довольно душной атмосфере, ему часто не хватает воздуха. Я всегда предпочитал широкие просторы и рвался к ним. Мы все влюбляемся в нежные камелии и туберозы и знать не знаем, что на полях растут еще более прекрасные васильки. Знаем, что полевые цветы существуют, но они отделены от нас стеной предрассудков. Иногда случается по воле судьбы, что такой василек попадает в наши теплицы, и нас тогда охватывают самые разнообразные чувства: удивление, любопытство… на нас повеет чем-то родным. Мы почувствуем себя наконец детьми своей страны, и тому, кто всегда ощущал тягу к широким полям, они станут особенно дорогими…