Страница:
– Кузен, – произносит Мегера, перехватив его взгляд, – будь у нас на твой счет дурные намерения, ты был бы уже мертв.
– Я по-прежнему говорю «нет». Принять предложение твоего... друга – значит создать еще один оплот приверженцев Предания.
– О чем ты? – ее слова подобны холодным градинам. – Кому нужна эта бесплодная, голая пустыня?
– Мой предшественник не остановился ни перед чем, чтобы...
– Корвейл, – перебивает его Креслин, – если ты хочешь, чтобы мы убрались из Монтгрена, тебе придется подыскать для нас место. В противном случае...
Герцог вновь вытирает лоб.
– Что ты умеешь делать? – спрашивает он. – На самом деле, что?
Креслин касается кружащих над наружным двором ветров, втягивает их через гостиную внутрь и поднимает в воздух лежащий на письменном столе тяжелый свиток.
– Годится, чтобы проветриться в жару, – хмыкает герцог, когда юноша отпускает воздушные потоки.
– Кузен, не будь глупцом. Он уже убил добрый десяток Белых стражей, причем сделал это с проломленным черепом, почти в бессознательном состоянии. А еще, если помнишь, он играючи, тремя ударами обезоружил лучшего дуэлянта в Сарроннине.
– Мегера, – вмешивается Креслин, – твой кузен явно не расположен назначать тебя регентом и ничего другого придумать не может. Поэтому предлагаю: закончим этот бесполезный разговор и отправимся по своим комнатам. Будем отдыхать, отсыпаться до тех пор, пока за нами не явятся маги. Каждый день нашего пребывания здесь увеличивает вероятность их вторжения. Ну а если с нами вдруг что-то случится... мне кажется, и маршал, и тиран будут весьма недовольны.
Он встает.
Мегера смотрит на герцога и кивает. На кончиках ее пальцев вспыхивает и тут же гаснет пламя.
Освещенное лампой лицо Корвейла становится еще бледнее, но неожиданно на нем появляется улыбка.
– Ладно. Я провозглашу регентом вашего ребенка.
На сей раз бледнеет Мегера.
– Ты слишком много на себя берешь! – восклицает она, и огоньки появляются снова – и в яростных глазах, и на кончиках пальцев.
Герцог переводит взгляд с кузины на Креслина и хрипло произносит:
– Я не доверяю тебе, Мегера. Будь Креслин мне родич, я лучше назвал бы регентом его, хоть эта железная сука, его мать, и служит пугалом всего Кандара.
Огоньки на пальцах Мегеры меркнут, но глаза продолжают гореть.
– Единственное, на что я могу согласиться, – продолжает герцог, – это провозгласить вас соправителями, при условии, что вы вступите в брак, – он поджимает губы и с вызовом смотрит Мегере в глаза.
На сей раз взгляд отводит она и после продолжительного молчания говорит:
– Хорошо, пусть будет брак. Разумеется, только для видимости. Церемония пройдет в твоем Храме, присутствовать будут одни домашние.
Креслин открывает рот... и закрывает, не найдя слов. Брак? О таком решении он даже не думал. И с кем? С той самой невестой, от которой он бежал, спустившись с самой Крыши Мира! Впрочем, юноша тут же поправил себя, вспомнив, что тогда плохо представлял себе, от кого именно бежит.
– Привыкай к трудностям, юный Креслин, – ворчит герцог. – И да поможет Тьма вам обоим.
– Очень смешно, кузен.
Креслин молчит.
– Когда? – спрашивает Корвейл.
– Сегодня вечером. Время ничуть не хуже любого другого, – слова рыжеволосой взвешенны и падают, как свинцовые монеты. – А завтра или послезавтра мы отбудем. На оговоренных условиях. Воспользуемся твоим судном, тем, что в Тирхэвене. Разумеется, причалив у Отшельничьего, мы тотчас отошлем корабль обратно.
Вздохнув, герцог медленно кивает:
– Хорошо. Подготовка документов много времени не займет.
– Тогда я переоденусь во что-нибудь подходящее для свадебной церемонии, – говорит Мегера и переводит взгляд на Креслина. – Кузен, не мог бы ты подобрать подобающий наряд и для моего суженого?
– Нет! – резко возражает Креслин.
– Ты отказываешься жениться на моей кузине? – вкрадчиво интересуется Корвейл.
– Я женюсь на ней. Разумеется, только номинально. Но переодеваться ради этого не стану.
Корвейл кивает:
– Такие вопросы решать тебе и твоей невесте. Мне же, если атому браку суждено состояться, следует найти Шиффурта и кликнуть нескольких писцов. Прошу простить... – он встает, кланяется и направляется к двери.
Когда Корвейл выходит, Креслин смотрит на Мегеру.
– Все ты, со своим регентством... – говорит она. Пламя в ее глазах так и не угасло.
– Ты могла предложить выход получше? Мне все это нравится не больше твоего. Может, еще и меньше.
– И ты говоришь мне это после всех твоих поганых мыслишек! После того, как проволок меня по сточной канаве твоего сознания! Внутри ты такой же, как и все мужчины: думаешь лишь о том, как бы затащить женщину в постель! Но наш брак чисто номинальный, и заключаем мы его исключительно чтобы выжить. Не забывай об этом!
– Как можно? – восклицает Креслин и, глядя на вьющиеся вокруг лампы на письменном столе герцога воздушные потоки, думает: «И вправду, как можно?..»
LV
LVI
LVII
LVIII
LIX
– Я по-прежнему говорю «нет». Принять предложение твоего... друга – значит создать еще один оплот приверженцев Предания.
– О чем ты? – ее слова подобны холодным градинам. – Кому нужна эта бесплодная, голая пустыня?
– Мой предшественник не остановился ни перед чем, чтобы...
– Корвейл, – перебивает его Креслин, – если ты хочешь, чтобы мы убрались из Монтгрена, тебе придется подыскать для нас место. В противном случае...
Герцог вновь вытирает лоб.
– Что ты умеешь делать? – спрашивает он. – На самом деле, что?
Креслин касается кружащих над наружным двором ветров, втягивает их через гостиную внутрь и поднимает в воздух лежащий на письменном столе тяжелый свиток.
– Годится, чтобы проветриться в жару, – хмыкает герцог, когда юноша отпускает воздушные потоки.
– Кузен, не будь глупцом. Он уже убил добрый десяток Белых стражей, причем сделал это с проломленным черепом, почти в бессознательном состоянии. А еще, если помнишь, он играючи, тремя ударами обезоружил лучшего дуэлянта в Сарроннине.
– Мегера, – вмешивается Креслин, – твой кузен явно не расположен назначать тебя регентом и ничего другого придумать не может. Поэтому предлагаю: закончим этот бесполезный разговор и отправимся по своим комнатам. Будем отдыхать, отсыпаться до тех пор, пока за нами не явятся маги. Каждый день нашего пребывания здесь увеличивает вероятность их вторжения. Ну а если с нами вдруг что-то случится... мне кажется, и маршал, и тиран будут весьма недовольны.
Он встает.
Мегера смотрит на герцога и кивает. На кончиках ее пальцев вспыхивает и тут же гаснет пламя.
Освещенное лампой лицо Корвейла становится еще бледнее, но неожиданно на нем появляется улыбка.
– Ладно. Я провозглашу регентом вашего ребенка.
На сей раз бледнеет Мегера.
– Ты слишком много на себя берешь! – восклицает она, и огоньки появляются снова – и в яростных глазах, и на кончиках пальцев.
Герцог переводит взгляд с кузины на Креслина и хрипло произносит:
– Я не доверяю тебе, Мегера. Будь Креслин мне родич, я лучше назвал бы регентом его, хоть эта железная сука, его мать, и служит пугалом всего Кандара.
Огоньки на пальцах Мегеры меркнут, но глаза продолжают гореть.
– Единственное, на что я могу согласиться, – продолжает герцог, – это провозгласить вас соправителями, при условии, что вы вступите в брак, – он поджимает губы и с вызовом смотрит Мегере в глаза.
На сей раз взгляд отводит она и после продолжительного молчания говорит:
– Хорошо, пусть будет брак. Разумеется, только для видимости. Церемония пройдет в твоем Храме, присутствовать будут одни домашние.
Креслин открывает рот... и закрывает, не найдя слов. Брак? О таком решении он даже не думал. И с кем? С той самой невестой, от которой он бежал, спустившись с самой Крыши Мира! Впрочем, юноша тут же поправил себя, вспомнив, что тогда плохо представлял себе, от кого именно бежит.
– Привыкай к трудностям, юный Креслин, – ворчит герцог. – И да поможет Тьма вам обоим.
– Очень смешно, кузен.
Креслин молчит.
– Когда? – спрашивает Корвейл.
– Сегодня вечером. Время ничуть не хуже любого другого, – слова рыжеволосой взвешенны и падают, как свинцовые монеты. – А завтра или послезавтра мы отбудем. На оговоренных условиях. Воспользуемся твоим судном, тем, что в Тирхэвене. Разумеется, причалив у Отшельничьего, мы тотчас отошлем корабль обратно.
Вздохнув, герцог медленно кивает:
– Хорошо. Подготовка документов много времени не займет.
– Тогда я переоденусь во что-нибудь подходящее для свадебной церемонии, – говорит Мегера и переводит взгляд на Креслина. – Кузен, не мог бы ты подобрать подобающий наряд и для моего суженого?
– Нет! – резко возражает Креслин.
– Ты отказываешься жениться на моей кузине? – вкрадчиво интересуется Корвейл.
– Я женюсь на ней. Разумеется, только номинально. Но переодеваться ради этого не стану.
Корвейл кивает:
– Такие вопросы решать тебе и твоей невесте. Мне же, если атому браку суждено состояться, следует найти Шиффурта и кликнуть нескольких писцов. Прошу простить... – он встает, кланяется и направляется к двери.
Когда Корвейл выходит, Креслин смотрит на Мегеру.
– Все ты, со своим регентством... – говорит она. Пламя в ее глазах так и не угасло.
– Ты могла предложить выход получше? Мне все это нравится не больше твоего. Может, еще и меньше.
– И ты говоришь мне это после всех твоих поганых мыслишек! После того, как проволок меня по сточной канаве твоего сознания! Внутри ты такой же, как и все мужчины: думаешь лишь о том, как бы затащить женщину в постель! Но наш брак чисто номинальный, и заключаем мы его исключительно чтобы выжить. Не забывай об этом!
– Как можно? – восклицает Креслин и, глядя на вьющиеся вокруг лампы на письменном столе герцога воздушные потоки, думает: «И вправду, как можно?..»
LV
Храм. Узкое длинное помещение под Большим залом герцогского замка. Стены его обшиты красным дубом, а пол выложен серым полированным гранитом. Менее десятка мужчин и женщин стоят полукругом примерно в десяти шагах черного деревянного престола. Скамьи, равно как и какие-либо изображения, в Храме отсутствуют.
Стоящий у распахнутых дверей Креслин переминается с ноги на ногу, размышляя, не ошибся ли он, оставшись в повседневной одежде.
Мегеры не видно, хотя Алдония заверила его, что та скоро прибудет. Служанка прячет глаза, ее окутывает печаль.
– Нервничаешь? – спрашивает Креслина герцог.
– Еще как, – признается юноша, все так же переминаясь с ноги на ногу. Он даже завидует прислужнице: по отношению к кому-то Мегера, оказывается, может быть добра...
– Прими мои поздравления, а заодно соболезнования, Маг-Буреносец. Моя кузина почище любой из тех бурь, какие тебе случалось вызывать.
– Я начинаю это понимать.
– Понимать что? – слышится гортанный женский голос. Креслин оборачивается.
Мегера. В голубом и золоте. У Креслина перехватывает горло.
– Спасибо тебе, суженый, – говорит она с едва заметной, но теплой улыбкой, похожей на выглянувшее после грозы солнышко. Выглянувшее и мгновенно спрятавшееся. – Документы готовы? – интересуется невеста обыденным тоном.
– Все на столе, недостает только моей подписи и печати, – отвечает Корвейл. – Буду счастлив подписать их – хоть до, хоть после церемонии.
– Можно после, но только сразу, – говорит Мегера, и холод в ее голосе заставляет Креслина поджать губы. Что они вообще делают? Но есть ли у них иной выход? Его взгляд возвращается к Мегере, вбирая нежно-кремовую, слегка веснушчатую кожу, зеленые глаза, способные рассыпать искры и метать молнии, красивый прямой нос, стройную фигуру...
– Прекрати это сейчас же... – ее слова не слышны никому, кроме Креслина, и холодны как лед. Юноша переводит взгляд на распахнутые двойные двери и черный Престол.
– Начнем? – спрашивает герцог.
Креслин поворачивается к Мегере, сделавшей шаг вперед и вставшей рядом с ним.
– Придется пройти через это, – говорит она.
– В этом нет необходимости...
– Есть, если я хочу выжить, – откликается она шепотом и уже чуть громче добавляет: – Приступай, дорогой кузен.
Герцог расправляет плечи и направляется к Престолу.
Мегера касается руки Креслина. Он протягивает свою, но она не берет ее, и они движутся вперед сквозь ряды свидетелей, бок о бок, но не прикасаясь друг к другу.
– Во имя гармонии и при извечном присутствии хаоса, каковой может быть отстранен, но не устранен, мы собрались вместе, дабы засвидетельствовать стремление двух душ усугубить гармонию своим единением... – герцог легко читает свиток, и голос его более глубок и звучен, чем показалось Креслицу при приватной беседе.
– ...станете ли вы стремиться поселить в ваших сердцах понимание и гармонию?
– Да, – отвечает Креслин.
– Насколько смогу, – отвечает Мегера.
– Подтверждаете ли вы свою преданность друг другу и высшей гармонии?
– Да, – отвечает Креслин.
– Если позволит Тьма, – едва слышно отвечает Мегера. Герцог хмурится, но тут же разглаживает лоб и возглашает:
– Итак, пред ликом ежедневно создающейся и воссоздающейся гармонии и во свете извечно присутствующего хаоса я скрепляю узы этого высокого союза, соединяя две души в гармоничное единое.
Креслин понимает: от него требуется некое действие, однако Мегера даже не шелохнулась.
– Поцелуй ее хотя бы в щеку, – шепчет герцог.
Повторять не приходится: Креслин наклоняется и нежно касается губами ее кожи. Щека Мегеры оказывается солоноватой от струящихся из глаз слез.
«...так красив...»
«...даже серебряные волосы выглядят естественными. Его это не портит...»
Не обращая внимания на перешептывание, Креслин вновь предлагает руку, и на сей раз Мегера принимает ее. Рука об руку с ним, с высоко поднятой головой, она шествует назад к дверям мимо немногочисленных домочадцев герцога. И мимо пухленькой служанки в кремовом и голубом, рыдающей навзрыд. Креслин сжимает губы, стараясь не обращать внимания на жжение в глазах.
Стоящий у распахнутых дверей Креслин переминается с ноги на ногу, размышляя, не ошибся ли он, оставшись в повседневной одежде.
Мегеры не видно, хотя Алдония заверила его, что та скоро прибудет. Служанка прячет глаза, ее окутывает печаль.
– Нервничаешь? – спрашивает Креслина герцог.
– Еще как, – признается юноша, все так же переминаясь с ноги на ногу. Он даже завидует прислужнице: по отношению к кому-то Мегера, оказывается, может быть добра...
– Прими мои поздравления, а заодно соболезнования, Маг-Буреносец. Моя кузина почище любой из тех бурь, какие тебе случалось вызывать.
– Я начинаю это понимать.
– Понимать что? – слышится гортанный женский голос. Креслин оборачивается.
Мегера. В голубом и золоте. У Креслина перехватывает горло.
– Спасибо тебе, суженый, – говорит она с едва заметной, но теплой улыбкой, похожей на выглянувшее после грозы солнышко. Выглянувшее и мгновенно спрятавшееся. – Документы готовы? – интересуется невеста обыденным тоном.
– Все на столе, недостает только моей подписи и печати, – отвечает Корвейл. – Буду счастлив подписать их – хоть до, хоть после церемонии.
– Можно после, но только сразу, – говорит Мегера, и холод в ее голосе заставляет Креслина поджать губы. Что они вообще делают? Но есть ли у них иной выход? Его взгляд возвращается к Мегере, вбирая нежно-кремовую, слегка веснушчатую кожу, зеленые глаза, способные рассыпать искры и метать молнии, красивый прямой нос, стройную фигуру...
– Прекрати это сейчас же... – ее слова не слышны никому, кроме Креслина, и холодны как лед. Юноша переводит взгляд на распахнутые двойные двери и черный Престол.
– Начнем? – спрашивает герцог.
Креслин поворачивается к Мегере, сделавшей шаг вперед и вставшей рядом с ним.
– Придется пройти через это, – говорит она.
– В этом нет необходимости...
– Есть, если я хочу выжить, – откликается она шепотом и уже чуть громче добавляет: – Приступай, дорогой кузен.
Герцог расправляет плечи и направляется к Престолу.
Мегера касается руки Креслина. Он протягивает свою, но она не берет ее, и они движутся вперед сквозь ряды свидетелей, бок о бок, но не прикасаясь друг к другу.
– Во имя гармонии и при извечном присутствии хаоса, каковой может быть отстранен, но не устранен, мы собрались вместе, дабы засвидетельствовать стремление двух душ усугубить гармонию своим единением... – герцог легко читает свиток, и голос его более глубок и звучен, чем показалось Креслицу при приватной беседе.
– ...станете ли вы стремиться поселить в ваших сердцах понимание и гармонию?
– Да, – отвечает Креслин.
– Насколько смогу, – отвечает Мегера.
– Подтверждаете ли вы свою преданность друг другу и высшей гармонии?
– Да, – отвечает Креслин.
– Если позволит Тьма, – едва слышно отвечает Мегера. Герцог хмурится, но тут же разглаживает лоб и возглашает:
– Итак, пред ликом ежедневно создающейся и воссоздающейся гармонии и во свете извечно присутствующего хаоса я скрепляю узы этого высокого союза, соединяя две души в гармоничное единое.
Креслин понимает: от него требуется некое действие, однако Мегера даже не шелохнулась.
– Поцелуй ее хотя бы в щеку, – шепчет герцог.
Повторять не приходится: Креслин наклоняется и нежно касается губами ее кожи. Щека Мегеры оказывается солоноватой от струящихся из глаз слез.
«...так красив...»
«...даже серебряные волосы выглядят естественными. Его это не портит...»
Не обращая внимания на перешептывание, Креслин вновь предлагает руку, и на сей раз Мегера принимает ее. Рука об руку с ним, с высоко поднятой головой, она шествует назад к дверям мимо немногочисленных домочадцев герцога. И мимо пухленькой служанки в кремовом и голубом, рыдающей навзрыд. Креслин сжимает губы, стараясь не обращать внимания на жжение в глазах.
LVI
– Но, милостивая госпожа... – настаивает девушка. – Ты ведь суб-тиран, а теперь еще и регент-соправитель. Хотя бы одна служанка должна сопровождать тебя...
– В моем свадебном путешествии? – прерывает ее Мегера с печальным смешком. – Думаешь, мой новоиспеченный муженек хочет, чтобы ты стала свидетельницей наших брачных утех?
Служанка переводит взгляд на сложенные на полу седельные сумы.
Мегера отпивает глоток из чашки.
– Я говорила с Корвейлом и Хелисс. Ты можешь остаться у них как вольная служанка. Захочешь – уйдешь в любое время.
– Милостивая госпожа очень добра, но я предпочла бы поехать с тобой.
– На Отшельничий? На заброшенный, почти необитаемый остров? – глаза Мегеры останавливаются на слегка округлившемся животе служанки. – Отшельничий – не самое лучшее место для рождения ребенка.
– Милостивая госпожа...
– Алдония, раз уж тебе так этого хочется, то, если вы с ребенком будете здоровы, а я все еще... способна оказывать помощь, ты сможешь последовать за мной на Отшельничий. Я скажу Корвейлу, он распорядится.
Молодая прислужница расцветает в улыбке:
– Милостивая госпожа очень добра. Жаль, что Креслин этого не понимает.
– Я вовсе не добра, и он это знает. Не добра, хотя иногда об этом жалею, – Мегера поднимает руки. Рукава, ниспадая, обнажают белые шрамы. – Вот что не дает мне забыть. Из-за него я...
Служанка снова улыбается:
– Я думаю, в душе он хороший. И вполне мог бы тебя полюбить.
– Возможно. Только быть «хорошим в душе» не всегда означает оказаться таковым даже в словах, не говоря уж о поступках, – рыжеволосая выглядывает из окна, всматривается в отбрасываемые восточными стенами замка утренние тени и заключает: – Дражайшая сестрица заставила меня усвоить это крепко-накрепко.
Печаль в глазах рыжеволосой хозяйки сгоняет улыбку с лица Алдонии.
– В моем свадебном путешествии? – прерывает ее Мегера с печальным смешком. – Думаешь, мой новоиспеченный муженек хочет, чтобы ты стала свидетельницей наших брачных утех?
Служанка переводит взгляд на сложенные на полу седельные сумы.
Мегера отпивает глоток из чашки.
– Я говорила с Корвейлом и Хелисс. Ты можешь остаться у них как вольная служанка. Захочешь – уйдешь в любое время.
– Милостивая госпожа очень добра, но я предпочла бы поехать с тобой.
– На Отшельничий? На заброшенный, почти необитаемый остров? – глаза Мегеры останавливаются на слегка округлившемся животе служанки. – Отшельничий – не самое лучшее место для рождения ребенка.
– Милостивая госпожа...
– Алдония, раз уж тебе так этого хочется, то, если вы с ребенком будете здоровы, а я все еще... способна оказывать помощь, ты сможешь последовать за мной на Отшельничий. Я скажу Корвейлу, он распорядится.
Молодая прислужница расцветает в улыбке:
– Милостивая госпожа очень добра. Жаль, что Креслин этого не понимает.
– Я вовсе не добра, и он это знает. Не добра, хотя иногда об этом жалею, – Мегера поднимает руки. Рукава, ниспадая, обнажают белые шрамы. – Вот что не дает мне забыть. Из-за него я...
Служанка снова улыбается:
– Я думаю, в душе он хороший. И вполне мог бы тебя полюбить.
– Возможно. Только быть «хорошим в душе» не всегда означает оказаться таковым даже в словах, не говоря уж о поступках, – рыжеволосая выглядывает из окна, всматривается в отбрасываемые восточными стенами замка утренние тени и заключает: – Дражайшая сестрица заставила меня усвоить это крепко-накрепко.
Печаль в глазах рыжеволосой хозяйки сгоняет улыбку с лица Алдонии.
LVII
– Он в Вергрене, в замке герцога, – сообщает Хартор Высшему Магу.
– Откуда ты знаешь? Из своих обычных источников?
Грузный человек ухмыляется:
– Золото порой творит большие чудеса, чем магия хаоса и магия гармонии вместе взятые. Корвейл нервничает, как неоперившийся птенец.
Высший Маг понимающе кивает:
– Я полагаю, ты делаешь все возможное, чтобы заставить герцога нервничать еще сильнее.
– Мы постарались, чтобы он узнал о повторном созыве маршалом ее отрядов в Сутии.
– Как насчет самого Креслина?
– Мне донесли, что он перебил целую шайку разбойников.
– Не преувеличивай, Хартор.
– Ну... – толстяк пожимает плечами. – Из семерых спасся только один, а Фрози, судя по всему, Креслин прикончил лично. И забрал его лошадь.
– До сих пор ты об этом не заикался.
– Сам узнал уже после его бегства.
– Это порождает еще один вопрос, – Высший Маг сдвигает брови. – Насчет того отряда, погибшего на дороге в Монтгрен.
– Тоже его рук дело?
– Ну уж не знаю. Сомневаюсь, чтобы ему удалось усовершенствоваться до такого уровня, в его-то состоянии. По моим догадкам, тут замешаны Клеррис и та целительница, Лидия. Они вытащили его из дорожного лагеря, а потом и сами исчезли. Клеррис сжег свой дом, использовав масло, но мы обнаружили кое-какие следы. Не слишком много. Так, некоторые указания на то, что они направились на запад, в края, где чтут их драгоценное Предание.
Грузный человек склоняется к зеркалу на столе.
– Это больше того, что показывает зеркало. Но ты уверен, что Клеррис и впрямь отправился на запад?
– Не уверен. Но здесь ему делать нечего и в Монтгрене – тоже. Гармония никогда не могла потягаться с нами в открытом столкновении.
– Возможно, – Хартор облизывает губы. На его широком лице хитрый рот кажется непропорционально маленьким. – Сколько времени пройдет, прежде чем мы сможем открыто выступить против Черных?
Высший Маг холодно улыбается:
– Сомневаюсь, чтобы это вообще понадобилось. Многие из них, даже большинство, уйдут сами, по доброй воле. Ну а кто не захочет...
– Ты холоден, Дженред. Холоден, как полюса.
Дженред рассеянно кивает. Мысли его по-прежнему витают вокруг сбежавшего отпрыска маршала Западного Оплота.
– Тебе стоит послать прошедшего полное посвящение Белого, кого-нибудь вроде Бортрена, и два укомплектованных отряда из Кертиса.
– Креслин поедет лишь с ней и четырьмя второсортными спидларцами.
– Я не могу поверить, что эта Белая сука ничему его не научила. А он прикончил семерых, даже не понимая, что делает... Если тебя информировали верно.
– Я пошлю Бортрена, хотя думаю, что это чересчур. Кроме того, куда они вообще двинут? На Отшельничий? В Хамор?
– Если на Отшельничий, так это не беда. Хамор... возможно. А что, если, сейчас он муштрует герцогский Легион? До сих пор Западный Оплот держал в тайне методы подготовки стражей, но Креслин прошел все испытания.
Собеседники обмениваются понимающими взглядами. Наконец Хартор вздыхает и встает. Губы его плотно сжаты. Высший Маг продолжает сидеть, вперив взгляд в пустую белизну лежащего перед ним на столе зеркала.
– Откуда ты знаешь? Из своих обычных источников?
Грузный человек ухмыляется:
– Золото порой творит большие чудеса, чем магия хаоса и магия гармонии вместе взятые. Корвейл нервничает, как неоперившийся птенец.
Высший Маг понимающе кивает:
– Я полагаю, ты делаешь все возможное, чтобы заставить герцога нервничать еще сильнее.
– Мы постарались, чтобы он узнал о повторном созыве маршалом ее отрядов в Сутии.
– Как насчет самого Креслина?
– Мне донесли, что он перебил целую шайку разбойников.
– Не преувеличивай, Хартор.
– Ну... – толстяк пожимает плечами. – Из семерых спасся только один, а Фрози, судя по всему, Креслин прикончил лично. И забрал его лошадь.
– До сих пор ты об этом не заикался.
– Сам узнал уже после его бегства.
– Это порождает еще один вопрос, – Высший Маг сдвигает брови. – Насчет того отряда, погибшего на дороге в Монтгрен.
– Тоже его рук дело?
– Ну уж не знаю. Сомневаюсь, чтобы ему удалось усовершенствоваться до такого уровня, в его-то состоянии. По моим догадкам, тут замешаны Клеррис и та целительница, Лидия. Они вытащили его из дорожного лагеря, а потом и сами исчезли. Клеррис сжег свой дом, использовав масло, но мы обнаружили кое-какие следы. Не слишком много. Так, некоторые указания на то, что они направились на запад, в края, где чтут их драгоценное Предание.
Грузный человек склоняется к зеркалу на столе.
– Это больше того, что показывает зеркало. Но ты уверен, что Клеррис и впрямь отправился на запад?
– Не уверен. Но здесь ему делать нечего и в Монтгрене – тоже. Гармония никогда не могла потягаться с нами в открытом столкновении.
– Возможно, – Хартор облизывает губы. На его широком лице хитрый рот кажется непропорционально маленьким. – Сколько времени пройдет, прежде чем мы сможем открыто выступить против Черных?
Высший Маг холодно улыбается:
– Сомневаюсь, чтобы это вообще понадобилось. Многие из них, даже большинство, уйдут сами, по доброй воле. Ну а кто не захочет...
– Ты холоден, Дженред. Холоден, как полюса.
Дженред рассеянно кивает. Мысли его по-прежнему витают вокруг сбежавшего отпрыска маршала Западного Оплота.
– Тебе стоит послать прошедшего полное посвящение Белого, кого-нибудь вроде Бортрена, и два укомплектованных отряда из Кертиса.
– Креслин поедет лишь с ней и четырьмя второсортными спидларцами.
– Я не могу поверить, что эта Белая сука ничему его не научила. А он прикончил семерых, даже не понимая, что делает... Если тебя информировали верно.
– Я пошлю Бортрена, хотя думаю, что это чересчур. Кроме того, куда они вообще двинут? На Отшельничий? В Хамор?
– Если на Отшельничий, так это не беда. Хамор... возможно. А что, если, сейчас он муштрует герцогский Легион? До сих пор Западный Оплот держал в тайне методы подготовки стражей, но Креслин прошел все испытания.
Собеседники обмениваются понимающими взглядами. Наконец Хартор вздыхает и встает. Губы его плотно сжаты. Высший Маг продолжает сидеть, вперив взгляд в пустую белизну лежащего перед ним на столе зеркала.
LVIII
Креслин смотрит вперед, в сторону перевала, потом бросает взгляд через плечо. Но он и так знает: за ними по пятам крадется белый туман. Это Креслин чует на расстоянии. Мегера беспокойно ерзает в седле. Белесая пелена наползает со стороны долины, по которой проходит дорога из Фэрхэвена.
Один из наемников, сопровождающих молодую чету, тоже смотрит сначала назад, на белое облако, а потом вперед, на тучу пыли, поднятую копытами кертанских конников. Отряд которых, по донесениям лазутчиков герцога, был выслан непосредственно из Джеллико.
С белым туманом тоже мешается пыль, поднятая шестью или семью всадниками. Один из них, скорее всего, маг.
– Я их чувствую, – кивает в ответ на его взгляд Мегера.
– Вот как? А я думал...
– Кое-что я могу и сама, а отчасти мне удается это благодаря тебе.
Креслин задумывается о том, сколькими еще, им самим неведомыми талантами, обладают, возможно, они с Мегерой. Преследователь в белом мог бы многое порассказать им об этом, но попадись они в его руки, ни Креслину, ни Мегере эти сведения уже не пригодятся. Левая рука Креслина тянется к плечу, туда, где из заплечных ножен торчит рукоять короткого меча. В ответ на вопросительный взгляд командира наемников Мегера кивает.
– Но нас... – начинает он.
– Нанимали не для участия в сражениях. Знаю, – отзывается женщина.
Креслин касается ветров, посылает свои чувства вперед, а потом поворачивается к Мегере:
– Примерно в кай впереди и в двухстах локтях севернее дороги навалена груда булыжников. Сможешь, используя свои способности, задержать тех всадников, если они сюда доберутся?
– А ты что, вздумал корчить из себя героя? Хочешь сразиться с магом?
Креслин поджимает губы:
– Я не герой и сражаться не хочу. Но плохо представляю, что еще можно сделать. Можно было бы напустить с помощью ветров туману и незаметно проскользнуть мимо тех всадников, что впереди, но не в том случае, если у нас на хвосте сидит чародей.
– А я не гожусь для того, чтобы пойти с тобой?
– Нет.
– Ты честен. Спасибо и на том.
Креслин разворачивает своего гнедого назад, в сторону белого тумана и мага.
– Увы, у меня никогда не было богатого выбора.
– Рано или поздно ты меня погубишь.
– Давай обсудим это попозже.
– Ладно, если твое «попозже» наступит. Будь осторожен.
– Спасибо. А «попозже» непременно наступит, – добавляет он и направляет коня навстречу отряду из Фэрхэвена, находящемуся теперь менее чем в двух кай. Он едет, собирая к себе ветры, особенно верхние, студеные, что устремляются на его зов, сметая снежную пыль с Крыши Мира.
«...всего один всадник...»
«...надо было послать за одним человеком...»
Креслин ускоряет аллюр, приближаясь к противнику. Шестеро всадников в белых доспехах и облачении дорожных стражей тянутся к рукоятям мечей. Маг – позади.
– Вот он!
Креслин пытается слить воедино ветра, воду, стужу и ледяную грозу, чтобы воссоздать то, что творил близ Прендора. А меч, словно бы сам собою, оказывается в его руке.
Пришпорив коня, Креслин налетает на Белых стражей.
Сплошная стена ледяных молний хлещет по трем передним всадникам слепящим холодом, а клинок не встречает сопротивления.
С шипением и свистом вспыхивает пламя. Оно окружает Креслина, когда тот несется к четвертому всаднику, но ветра проносят его сквозь завесу огня. Клинок разит снова и снова.
– Нет!.. Демон!..
– Демон!
Сполох белого пламени бьется о щит, свитый им из ветров. Огонь обтекает его и гаснет. Меч ныряет под руку пятого стража. Еще один разящий удар.
Теперь все ветра, взмыв, устремляются на Белого мага. Белое пламя противостоит ветрам и холодной стали. Но сталь торжествует.
Осадив коня, Креслин видит, как последний, единственный уцелевший страж, пришпоривая лошадь, сломя голову скачет в сторону Фэрхэвена и...
Его выворачивает наружу.
Гнедой, несколько сбавив аллюр, скачет дальше, но Креслин не замечает этого, как не замечает шесть тел, из которых три покрыты медленно тающей ледяной коркой, а три имеют глубокие кровоточащие раны. Как не замечает собирающихся над головой темных туч. Наконец Креслин выпрямляется и поворачивает гнедого в сторону перевала, откуда должна появиться кертанская кавалерия. Даже приближаясь к куче камней, возле которых его ждут Мегера и наемники, Креслин все еще дрожит.
Подъехав, он рассеянно подмечает, что Мегера очень бледна.
– Прости, я этого не ожидал, – говорит он. Она не отвечает.
– Господин? – спрашивает командир наемников.
– Насчет чародея можешь не беспокоиться. И насчет его отряда тоже.
Спидларец бледнеет.
Между тем конный отряд под красно-зеленым знаменем Кертиса уже добрался до подножия холма, где находятся путники.
– По-моему, нам нужна буря, – замечает Креслин.
– Ты испортишь погоду во всем краю, и не на один месяц! – возражает Мегера.
– Отлично. Ты хочешь сложить здесь голову? Против двадцати бойцов сразу мне не выстоять.
– Я насчитала пятьдесят.
– Дерьмо... – бормочет себе под нос самый молодой из наемников.
– Никаких сражений. Мы договаривались, – напоминает командир. Голос его чуть более напряжен, чем раньше.
– Заткнись! – Креслин проверяет клинок: вытер ли он его перед тем, как вложить в ножны. Юноша не помнит, делал ли это, но голубая сталь холодна и чиста. Он возвращает меч в ножны, а его чувства уже снова тянутся к ветрам.
В утреннем воздухе, отдаваясь звоном в ушах Креслина и разносясь над дорогой медно-серебристым эхом, слышится зов трубы. Она звучит ниже по склону, менее чем в трех кай. Это горн передовой группы кертанских всадников.
Ветра налетают со свистом, яростными порывами, грозящими сорвать тунику с тела.
«...дерьмо... дерьмо!»
«Интересно, – как-то отстраненно думает борющийся с духами и бичами небес Креслин, – у всех наемников такой ограниченный словарный запас?..»
Плотные серые и клубящиеся белые облака начинают собираться вокруг них и вокруг приближающихся всадников.
«...колдовство...»
«...про Чародея-Ветрогона нам не говорили...»
Скоро в налетевшей буре будет не видно ни зги. Креслин поспешно касается руки Мегеры:
– Все держитесь: за руки, за поводья, за что угодно...
Креслин шарахается в сторону, когда один из наемников с пронзительным криком «Нет, не могу!» разворачивает коня и сквозь плотный туман гонит его галопом назад, по направлению к вергренской дороге.
Мегера дотягивается до запястья командира и подтягивает его с конем ближе к себе. Остальные двое, хоть и дрожат в седлах, но следуют за Креслином, рыжеволосой и своим предводителем.
– Вон один! Скачет назад! – кричит кертанец. Эхо конского топота вязнет в плотном тумане.
– Осторожно. Это может оказаться ловушкой! – предупреждает другой.
«...проклятые чародеи!..»
Креслин, едущий первым вниз по склону, подальше от дороги, недоумевает: что повергло того наемника в такой ужас? Туман ничуть не страшнее множества сотворенных им снежных бурь, и уж всяко не такой холодный... Да где же всадники?
«...копыт не слышишь?»
«...вроде к северу от дороги...»
«...а по-моему, там...»
Медленно, руководствуясь не зрением, а указаниями ветров, Креслин нащупывает путь в обход кертанского отряда к перевалу. Сделав глубокий вздох, он тянется выше, захватывает потоки холодного воздуха и направляет их в гущу уже собравшихся облаков. Юноша поневоле морщится, чувствуя, как образуется лед.
Крупные градины со стуком падают на землю.
«...демоны...»
«...проклятый капитан... должен быть где-то здесь...»
Ноги Креслина дрожат, глаза горят, но даже сквозь мрак и туман он улавливает усмешку Мегеры.
Рука касается его запястья, и все тело наполняется теплом. Это Мегера, ее конь идет бок о бок с его гнедым. Дрожь в коленях унимается. Путникам еще идти и идти. Юноша отпускает град и глубоко вздыхает, чувствуя сквозь марево смыкающиеся стены перевала.
– Где... – начинает наемник.
– Заткнись! – резким шепотом обрывает его рыжеволосая. Хоть она и женщина, но страшит солдата ничуть не меньше.
Медленно пройдя еще кай, они начинают подниматься над озером тумана, и Креслин, отпустив ветра, оглядывается. Перевал и долина тонут в дымке, почти такой же белой, как физиономии троих наемников.
Креслин настолько устал, что едва успевает подхватить Мегеру – та неожиданно потеряла сознание и упала на шею своей лошади. Он пытается удерживать своего и ее коней рядом, но этому мешают объемистые седельные сумы.
Только сейчас юноша начинает понимать, чего стоило Мегере тепло, которым она одарила его в тумане. Преисполненный благодарности, он хотел бы знать, как снискать ее расположение.
Скоро предстоит спуск, придется ехать под уклон, и чтобы Мегера не упала, ее необходимо поддерживать. Спидларцы помогают юноше пересадить женщину на его коня. Его колени дрожат, но он крепко обнимает сидящую впереди Мегеру. Кто знает – может быть, ему больше никогда не доведется сжимать ее в объятиях.
Наемники выполняют все его распоряжения, но прячут глаза. Теперь один из них ведет лошадь Мегеры в поводу.
Когда они уже начинают спуск к дороге на Слиго, Креслин хмурится, задумавшись о том, почему ему удалось скрутить ветра без тех болезненных ощущений, каких стоила ему первая попытка?
Он поднимает глаза, смотрит на наплывающие с севера тучи, несущие холодный дождь, и уже в который раз глубоко вздыхает.
Один из наемников, сопровождающих молодую чету, тоже смотрит сначала назад, на белое облако, а потом вперед, на тучу пыли, поднятую копытами кертанских конников. Отряд которых, по донесениям лазутчиков герцога, был выслан непосредственно из Джеллико.
С белым туманом тоже мешается пыль, поднятая шестью или семью всадниками. Один из них, скорее всего, маг.
– Я их чувствую, – кивает в ответ на его взгляд Мегера.
– Вот как? А я думал...
– Кое-что я могу и сама, а отчасти мне удается это благодаря тебе.
Креслин задумывается о том, сколькими еще, им самим неведомыми талантами, обладают, возможно, они с Мегерой. Преследователь в белом мог бы многое порассказать им об этом, но попадись они в его руки, ни Креслину, ни Мегере эти сведения уже не пригодятся. Левая рука Креслина тянется к плечу, туда, где из заплечных ножен торчит рукоять короткого меча. В ответ на вопросительный взгляд командира наемников Мегера кивает.
– Но нас... – начинает он.
– Нанимали не для участия в сражениях. Знаю, – отзывается женщина.
Креслин касается ветров, посылает свои чувства вперед, а потом поворачивается к Мегере:
– Примерно в кай впереди и в двухстах локтях севернее дороги навалена груда булыжников. Сможешь, используя свои способности, задержать тех всадников, если они сюда доберутся?
– А ты что, вздумал корчить из себя героя? Хочешь сразиться с магом?
Креслин поджимает губы:
– Я не герой и сражаться не хочу. Но плохо представляю, что еще можно сделать. Можно было бы напустить с помощью ветров туману и незаметно проскользнуть мимо тех всадников, что впереди, но не в том случае, если у нас на хвосте сидит чародей.
– А я не гожусь для того, чтобы пойти с тобой?
– Нет.
– Ты честен. Спасибо и на том.
Креслин разворачивает своего гнедого назад, в сторону белого тумана и мага.
– Увы, у меня никогда не было богатого выбора.
– Рано или поздно ты меня погубишь.
– Давай обсудим это попозже.
– Ладно, если твое «попозже» наступит. Будь осторожен.
– Спасибо. А «попозже» непременно наступит, – добавляет он и направляет коня навстречу отряду из Фэрхэвена, находящемуся теперь менее чем в двух кай. Он едет, собирая к себе ветры, особенно верхние, студеные, что устремляются на его зов, сметая снежную пыль с Крыши Мира.
«...всего один всадник...»
«...надо было послать за одним человеком...»
Креслин ускоряет аллюр, приближаясь к противнику. Шестеро всадников в белых доспехах и облачении дорожных стражей тянутся к рукоятям мечей. Маг – позади.
– Вот он!
Креслин пытается слить воедино ветра, воду, стужу и ледяную грозу, чтобы воссоздать то, что творил близ Прендора. А меч, словно бы сам собою, оказывается в его руке.
Пришпорив коня, Креслин налетает на Белых стражей.
Сплошная стена ледяных молний хлещет по трем передним всадникам слепящим холодом, а клинок не встречает сопротивления.
С шипением и свистом вспыхивает пламя. Оно окружает Креслина, когда тот несется к четвертому всаднику, но ветра проносят его сквозь завесу огня. Клинок разит снова и снова.
– Нет!.. Демон!..
– Демон!
Сполох белого пламени бьется о щит, свитый им из ветров. Огонь обтекает его и гаснет. Меч ныряет под руку пятого стража. Еще один разящий удар.
Теперь все ветра, взмыв, устремляются на Белого мага. Белое пламя противостоит ветрам и холодной стали. Но сталь торжествует.
Осадив коня, Креслин видит, как последний, единственный уцелевший страж, пришпоривая лошадь, сломя голову скачет в сторону Фэрхэвена и...
Его выворачивает наружу.
Гнедой, несколько сбавив аллюр, скачет дальше, но Креслин не замечает этого, как не замечает шесть тел, из которых три покрыты медленно тающей ледяной коркой, а три имеют глубокие кровоточащие раны. Как не замечает собирающихся над головой темных туч. Наконец Креслин выпрямляется и поворачивает гнедого в сторону перевала, откуда должна появиться кертанская кавалерия. Даже приближаясь к куче камней, возле которых его ждут Мегера и наемники, Креслин все еще дрожит.
Подъехав, он рассеянно подмечает, что Мегера очень бледна.
– Прости, я этого не ожидал, – говорит он. Она не отвечает.
– Господин? – спрашивает командир наемников.
– Насчет чародея можешь не беспокоиться. И насчет его отряда тоже.
Спидларец бледнеет.
Между тем конный отряд под красно-зеленым знаменем Кертиса уже добрался до подножия холма, где находятся путники.
– По-моему, нам нужна буря, – замечает Креслин.
– Ты испортишь погоду во всем краю, и не на один месяц! – возражает Мегера.
– Отлично. Ты хочешь сложить здесь голову? Против двадцати бойцов сразу мне не выстоять.
– Я насчитала пятьдесят.
– Дерьмо... – бормочет себе под нос самый молодой из наемников.
– Никаких сражений. Мы договаривались, – напоминает командир. Голос его чуть более напряжен, чем раньше.
– Заткнись! – Креслин проверяет клинок: вытер ли он его перед тем, как вложить в ножны. Юноша не помнит, делал ли это, но голубая сталь холодна и чиста. Он возвращает меч в ножны, а его чувства уже снова тянутся к ветрам.
В утреннем воздухе, отдаваясь звоном в ушах Креслина и разносясь над дорогой медно-серебристым эхом, слышится зов трубы. Она звучит ниже по склону, менее чем в трех кай. Это горн передовой группы кертанских всадников.
Ветра налетают со свистом, яростными порывами, грозящими сорвать тунику с тела.
«...дерьмо... дерьмо!»
«Интересно, – как-то отстраненно думает борющийся с духами и бичами небес Креслин, – у всех наемников такой ограниченный словарный запас?..»
Плотные серые и клубящиеся белые облака начинают собираться вокруг них и вокруг приближающихся всадников.
«...колдовство...»
«...про Чародея-Ветрогона нам не говорили...»
Скоро в налетевшей буре будет не видно ни зги. Креслин поспешно касается руки Мегеры:
– Все держитесь: за руки, за поводья, за что угодно...
Креслин шарахается в сторону, когда один из наемников с пронзительным криком «Нет, не могу!» разворачивает коня и сквозь плотный туман гонит его галопом назад, по направлению к вергренской дороге.
Мегера дотягивается до запястья командира и подтягивает его с конем ближе к себе. Остальные двое, хоть и дрожат в седлах, но следуют за Креслином, рыжеволосой и своим предводителем.
– Вон один! Скачет назад! – кричит кертанец. Эхо конского топота вязнет в плотном тумане.
– Осторожно. Это может оказаться ловушкой! – предупреждает другой.
«...проклятые чародеи!..»
Креслин, едущий первым вниз по склону, подальше от дороги, недоумевает: что повергло того наемника в такой ужас? Туман ничуть не страшнее множества сотворенных им снежных бурь, и уж всяко не такой холодный... Да где же всадники?
«...копыт не слышишь?»
«...вроде к северу от дороги...»
«...а по-моему, там...»
Медленно, руководствуясь не зрением, а указаниями ветров, Креслин нащупывает путь в обход кертанского отряда к перевалу. Сделав глубокий вздох, он тянется выше, захватывает потоки холодного воздуха и направляет их в гущу уже собравшихся облаков. Юноша поневоле морщится, чувствуя, как образуется лед.
Крупные градины со стуком падают на землю.
«...демоны...»
«...проклятый капитан... должен быть где-то здесь...»
Ноги Креслина дрожат, глаза горят, но даже сквозь мрак и туман он улавливает усмешку Мегеры.
Рука касается его запястья, и все тело наполняется теплом. Это Мегера, ее конь идет бок о бок с его гнедым. Дрожь в коленях унимается. Путникам еще идти и идти. Юноша отпускает град и глубоко вздыхает, чувствуя сквозь марево смыкающиеся стены перевала.
– Где... – начинает наемник.
– Заткнись! – резким шепотом обрывает его рыжеволосая. Хоть она и женщина, но страшит солдата ничуть не меньше.
Медленно пройдя еще кай, они начинают подниматься над озером тумана, и Креслин, отпустив ветра, оглядывается. Перевал и долина тонут в дымке, почти такой же белой, как физиономии троих наемников.
Креслин настолько устал, что едва успевает подхватить Мегеру – та неожиданно потеряла сознание и упала на шею своей лошади. Он пытается удерживать своего и ее коней рядом, но этому мешают объемистые седельные сумы.
Только сейчас юноша начинает понимать, чего стоило Мегере тепло, которым она одарила его в тумане. Преисполненный благодарности, он хотел бы знать, как снискать ее расположение.
Скоро предстоит спуск, придется ехать под уклон, и чтобы Мегера не упала, ее необходимо поддерживать. Спидларцы помогают юноше пересадить женщину на его коня. Его колени дрожат, но он крепко обнимает сидящую впереди Мегеру. Кто знает – может быть, ему больше никогда не доведется сжимать ее в объятиях.
Наемники выполняют все его распоряжения, но прячут глаза. Теперь один из них ведет лошадь Мегеры в поводу.
Когда они уже начинают спуск к дороге на Слиго, Креслин хмурится, задумавшись о том, почему ему удалось скрутить ветра без тех болезненных ощущений, каких стоила ему первая попытка?
Он поднимает глаза, смотрит на наплывающие с севера тучи, несущие холодный дождь, и уже в который раз глубоко вздыхает.
LIX
– Он одолел Бортрена? – с недоверием в голосе повторяет Хартор.
– Бортрен оказался глупцом. Его задача состояла лишь в том, чтобы помочь кертанцам. Правда, так или иначе трудно понять, как Креслин ухитрился проскользнуть мимо двух отрядов, перекрывавших дорогу в Слиго.
– Почему бы тебе не расспросить того стража, который унес ноги? Это была твоя идея, а теперь мы имеем дело с двумя вырвавшимися на волю чудовищами, – он поворачивается к выходу.
– Хартор.
Тот останавливается:
– Да, Дженред?
– Это была моя идея. Но в конце концов мы потеряли пятерых воинов и одного мага, а не целое войско. Послушай мы Бортрена, так, пожалуй, обошлись бы без потерь, да и виконт Джеллико не стал бы рвать и метать, как сейчас. Однако заметь, герцог не приставил к Мегере и Креслину собственных стражей.
Лицо Хартора остается бесстрастным.
– Давай сюда спасшегося! – приказывает Дженред. – Может быть, тебе стоит заняться погоней самому, в соответствии с истинным значением задачи?
– Может быть... но сначала послушай очевидца.
Хартор уходит. Явившийся по приказу молодой дорожный страж останавливается перед столом, дрожа и не смея поднять глаза на Высшего Мага.
– Что там случилось? – сурово спрашивает Дженред.
– Он... я не знаю, но как-то... Я хочу сказать... Джекко, и Беран, и тот новый парень – они обледенели, а ветер сдул нас с лошадей, – говорит он тихо и сбивчиво.
– Как насчет двух других? И Бортрена?
– Бортрен оказался глупцом. Его задача состояла лишь в том, чтобы помочь кертанцам. Правда, так или иначе трудно понять, как Креслин ухитрился проскользнуть мимо двух отрядов, перекрывавших дорогу в Слиго.
– Почему бы тебе не расспросить того стража, который унес ноги? Это была твоя идея, а теперь мы имеем дело с двумя вырвавшимися на волю чудовищами, – он поворачивается к выходу.
– Хартор.
Тот останавливается:
– Да, Дженред?
– Это была моя идея. Но в конце концов мы потеряли пятерых воинов и одного мага, а не целое войско. Послушай мы Бортрена, так, пожалуй, обошлись бы без потерь, да и виконт Джеллико не стал бы рвать и метать, как сейчас. Однако заметь, герцог не приставил к Мегере и Креслину собственных стражей.
Лицо Хартора остается бесстрастным.
– Давай сюда спасшегося! – приказывает Дженред. – Может быть, тебе стоит заняться погоней самому, в соответствии с истинным значением задачи?
– Может быть... но сначала послушай очевидца.
Хартор уходит. Явившийся по приказу молодой дорожный страж останавливается перед столом, дрожа и не смея поднять глаза на Высшего Мага.
– Что там случилось? – сурово спрашивает Дженред.
– Он... я не знаю, но как-то... Я хочу сказать... Джекко, и Беран, и тот новый парень – они обледенели, а ветер сдул нас с лошадей, – говорит он тихо и сбивчиво.
– Как насчет двух других? И Бортрена?