Модезитт Лиланд Экстон. Башни Заката

   – Ну... – отзывается Креслин после пары ударов молотом. – Наверное, у них на то врожденный талант, да и практика помогает.
   – Ладно, так что ты все-таки будешь делать?
   – Я же сказал: ждать, когда связь станет крепче. А там посмотрим.
   – Лидия беспокоится.
   – Я тоже. Я тоже.
   Он чувствует в камне скрытые трещины и линии напряжения, а руки, словно сами собой, делают точные, выверенные сколы.

XCIV

   – Что теперь? – спрашивает Торкейл, укладывая очередной камень на ограду поля.
   Креслин не слышит его, поскольку прощупывает чувствами почву возделанного участка, отыскивая гармонические линии. Возможно, по здешним меркам жара не так уж сильна, однако нагретый воздух над оградой зримо колеблется.
   – И что теперь? – повторяет темноволосый солдат, сбривший, в подражание Креслину, свою жиденькую бородку.
   Креслин утирает лоб. Жара в этой части острова наступает раньше, чем возле поселения, и длится жаркий сезон здесь дольше. Однако Клеррис указал, что почва здесь значительно плодороднее. Впрочем, юноша догадывался об этом и без Черного мага, поскольку поселение стоит на скалах, покрытых слоем такой твердой красной глины, что на склонах холма над пристанью растут лишь самые неприхотливые сорняки.
   Здесь же, на поле, Креслин занят нелегким делом: он усиливает и умножает полезных червей, насекомых и личинок и упорядочивает внутреннюю структуру проростков маиса. В данном случае магия в сочетании с искусственным орошением позволяет даже при весьма скудных дождях добиться устойчивого роста растений. Урожай маиса, из которого предполагается получить первую на острове собственную муку, обещает быть даже лучше, чем в краях с умеренным климатом.
   – Господин регент! Господин регент! – крик доносится с северного края поля, откуда бежит человек.
   Креслин направляется ему навстречу:
   – Что случилось?
   – Нападение! Пираты! Паруса, уйма парусов!
   – Проклятье... проклятье... проклятье! – Креслин касается ветров и простирает чувства к северному морю, по волнам которого к берегу движутся мачты. Присутствия Белой магии ни на палубах, ни в трюмах не ощущается – зато там с избытком хватает лучников и меченосцев.
   Соправитель Отшельничьего хватает заплечные ножны и, на ходу влезая в портупею, обшаривает небеса, хватаясь за ветры. Ноги сами несут его к гавани. Торкейл бежит рядом. Из цитадели доносится сигнал тревоги – звучит рог Западного Оплота.
   Креслин пытается направить высокие ветры вниз, развернуть холодные воздушные потоки, несущиеся к Крыше Мира.
   «...Креслин... военные корабли!..»
   Он останавливается на краю плато. Дюжина судов с частично свернутыми парусами подходят к гавани, а один уже проскочил за волнолом, в спокойные прибрежные воды. С него спускают две лодки.
   – Тьма... – бормочет юноша, призывая ветра к Краю Земли и одновременно вспоминал сказанное как-то на сей счет Клеррисом. Да, ветра придут – но не раньше, чем два передовых корабля достигнут причала. А может, и позже. Креслин со всех ног устремляется вниз по склону, отчаянно призывая на помощь воздушную стихию.
   Впереди и внизу юноша видит мчащийся к пристани взвод стражей, и холодеет, заметив в первых рядах огненно-рыжие волосы.
   «...покажу тебе... суженый...»
   Его призыв перекручивает небеса, и он с корнем вырывает ветры с их ледяных высот. Однако как быстро ни гонят они к острову тучи, как стремительно ни сгущается на западе темнота, передовые суда и наполненные людьми лодки гораздо ближе – они уже подходят к причалу.
   Торопясь туда же, Креслин не бежит со всех ног, ибо знает, что от воина, поспевшего на место сражения запыхавшимся и обессиленным, толку будет немного. Но стоит ему подумать о Мегере, как сердце едва не выскакивает из груди. Приходится напрягать всю свою волю, чтобы заставить себя сосредоточиться на разворачивающейся внизу картине.
   Из цитадели вниз по склону спешат второй взвод стражей и дежурное подразделение монтгренских солдат.
   Третий и четвертый вражеские корабли не входят в гавань, а двигаются вдоль побережья к востоку, туда, где узкие песчаные пляжи позволяют произвести высадку с лодок. Таким образам, даже если стражам удастся удержать пристань, им будет грозить нападение с тыла. Однако, чтобы пересечь полосу вязкого песка и одолеть невысокие, но отвесные скалы, врагам потребуется время.
   На мачтах реют флаги Хамора, полотнища с изображением оранжевого лучистого солнца. С борта на пристань летят стрелы.
   В отчаянном порыве Креслин призывает самые могучие ветра, каких прежде никогда не касался. Напряжение столь велико, что ноги его подкашиваются и он падает на пыльную дорогу.
   Подхватив юношу под мышки, Торкейл ставит его на ноги и оглядывается. У самого причала на земле лежит страж из Западного Оплота со стрелой в горле. Первая гибель...
   На западе солнце скрывается за серой дымкой. Небосклон стремительно темнеет.
   Выхватив клинок, Креслин устремляется в гущу уже кипящей на пристани схватки, хотя чувства его по-прежнему высоко в небесах. Торкейл, тоже с мечом в руках, держится рядом с регентом.
   «...бей... коли...»
   К тому времени, когда юноша приближается к месту боя, хаморианцы уже удерживают часть пристани и высаживаются на восточных пляжах. Громкие крики и лязг клинков эхом отдаются от прибрежных скал.
   Креслин непроизвольно выискивает среди сражающихся огненно-рыжую голову, хотя и знает, что Мегера не ранена – это он ощутил бы мгновенно.
   Ветвистая молния бьет с неба по поверхности моря, туда, где качается на волнах самый дальний из вражеских кораблей. А с ближних на пристань по-прежнему дугой летят стрелы.
   Раздается громкое шипение, и Креслин шарахается в сторону от опаляющего белого пламени: Мегера выпустила огненную стрелу. В следующий миг загораются паруса передовой шхуны.
   Креслин ступает на пристань, изгибая и направляя вниз все ветра, какие только в состоянии сейчас ухватить.
   Высокий корабль дрожит под напором неистового урагана; сверху в него бьет молния, а вода под килем начинает бурлить, затягивая судно в воронку.
   Торкейл успевает оттолкнуть Креслина в сторону, когда на него замахивается боевым топором бронзоволицый воин. Пронзенный сразу двумя мечами, он даже не успевает опустить оружие.
   Мегера по-прежнему цела. Ядовитая белизна призываемой ею силы хаоса жжет Креслина так, словно это в него метит извергаемое ею пламя. Юноша шатается, однако продолжает, почти машинально, действовать клинком, в то время как его мысли направляют выросший в гавани черный водяной смерч к следующему хаморианскому судну.
   Огонь на подожженной Мегерой шхуне уже перекинулся с парусов на мачты и корпус.
   Управляясь одновременно и с клинком, и с ветрами, Креслин видит, как из кружащей тьмы на северо-западе еще в одно судно ударяет раздвоенная молния.
   Два корабля по обе стороны от обломков судна, втянутого и раздавленного черной воронкой, пытаются уйти от смерча, но чудовищный водяной столб догоняет и поглощает их один за другим.
   «...свет!..»
   «...захватить рыжую! И того, с серебряными волосами!»
   Клинок Креслина сражает еще одного противника, тогда как мысли юноши устремляются за волнорез. Там он поднимает гигантский вал, слишком большой для тесной гавани.
   «Прикрыть регентов... быстро!»
   Рядом с Креслином оказывается новый боец. Увидев растрепавшиеся рыжие волосы, юноша от облегчения едва не опускает клинок.
   – Другие корабли... не дай им уйти! – шипит Мегера.
   «...идиот...»
   Юноша гонит водяной смерч по направлению к кораблям у восточных пляжей. Кроме них, из всей вражеской флотилии на плаву остались только две шхуны, запертые в гавани.
   – Цельте в середину! Они там! Вот они!
   Обжигающая боль пронзает правое плечо Креслина. Он шатается, но не отпускает ветер и спустя несколько мгновений обрушивает на вражеские суда побережья водяную стену.
   Боль – и Мегеры, и его собственная – такова, что юноша скрежещет зубами. На поверхности моря у восточного побережья теперь плавают лишь обломки и мертвые тела. Волна высотой с мачту, накатив на песчаный пляж и разбившись об утесы, смыла с берега успевших высадиться людей, выбросив взамен на песок дырявый корпус с обломанными мачтам. Внутренности Креслина поднимаются к горлу, и его выворачивает прямо на тело врага, только что сраженного клинком Мегеры. В следующее мгновение то же самое происходит и с ней.
   – Пропади он пропадом, твой слабый желудок... – стонет Мегера.
   «...рвет... ноги не держат... ублюдок...»
   – Заткнись! – бормочет он, снова поднимая клинок. Но работы для меча не осталось – все высадившиеся на пристань враги уже пали. Дюжина уцелевших прыгает в воду и плывет к последнему кораблю, который, обрубив канаты, поворачивает к морю.
   Подожженная Мегерой шхуна полыхает так жарко, что от воды вокруг нее идет пар, и оказавшие в воде хаморианцы отчаянными гребками пытаются отплыть подальше.
   Вокруг Креслина хлещет ливень, его правая рука, словно налившись свинцом, бессильно висит вдоль тела. Зная, что дело не закончено, он с глубоким вздохом вновь собирает ветра и ждет, когда последний вражеский корабль выйдет за волнолом. Едва это происходит, Креслин отчаянным усилием воли, невзирая на жгучую боль в руке и вспыхивающие перед глазами белые звезды, обрушивает на этот последний корабль высокие студеные ветры.
   Лишь удостоверившись, что на волнах пляшут одни только обломки, он поворачивается к Мегере. Она бледна, боевое кожаное облачение заляпано кровью. Сказать что-либо Креслин уже не в силах. Образ рыжеволосой женщины расплывается перед его глазами, и он бессильно опускается на скользкие от крови камни. Зная, что рядом опускается и Мегера.

XCV

   Рука и плечо Креслина горят, как будто их припекают раскаленными угольями. Когда он пытается открыть глаза, крошечные огоньки мелькают по темному потолку. На его лоб ложится влажная тряпица, и огоньки гаснут.
   Он проваливается в дрему, а проснувшись снова, видит, что в комнате стало темнее. Из теней выступает смутно различимая фигура.
   – Господин?
   «...куда это я попал?..»
   – Целительница велела тебе выпить вот это.
   Креслин отпивает маленькими глотками из поднесенной чаши. Стоит ему поднять голову, как по правому плечу и руке прокатывает обжигающая волна, но он заставляет себя пить до тех пор, пока снадобье не начинает литься изо рта. Только тогда чашу убирают.
   Опустившись обратно на подушку, он пытается сообразить, где находится. Комнатушка маленькая, чашу ему подносила женщина, так что, скорее всего, это одно из новопостроенных помещений, предназначенных для размещения стражей Западного Оплота.
   Маленькая лампа с коротким фитилем свисает со скобы на каменной стене. Дверь открыта, но возле нее стоит страж. Небо снаружи окрашено закатным пурпуром, дождь пропитал воздух влагой. Где-то, вроде бы над северным морем, рокочет гром.
   Юноша засыпает, но ненадолго, а когда просыпается, видит рядом Лидию. Снаружи все так же идет дождь.
   – Как Мегера?
   – Получше, чем ты. Она сейчас в Черном Чертоге. Вас пришлось разместить подальше друг от друга. Расстояние помогает, хотя связь слишком сильна, чтобы исключить взаимовлияние, где бы каждый из вас ни находился.
   Креслин неподвижно лежит на узкой кровати, а когда Лидия подносит ему чашу, отпивает и морщится.
   – Фу... Ну и горечь!
   – Придется пить.
   Лидия убирает чашу, а Креслин откидывается на подушку.
   – Не слишком здорово у меня получилось, да? – спрашивает он тихонько, чтобы не слышали стражи у дверей.
   Уголки ее губ дергаются:
   – Поскольку вы оба считаетесь великими героями, никому и в голову не придет сомневаться в твоей непогрешимости. Люди просто смотрят на небо.
   – А было-то что?
   – Что было, ты все видел. После того как ты потопил хаморианские суда, а солдаты и стражи разделались с высадившимися, смотреть было уже не на что.
   – Каковы наши потери?
   – Меньше десяти человек. В основном те, кого сразили стрелы.
   Креслин качает головой. Этих потерь – для малочисленного гарнизона немалых! – можно было избежать, догадайся Маг-Буреносец следить за морями.
   – Что сделано – то сделано, назад не воротишь.
   – Знаю, но мне трудно об этом не думать, – говорит Креслин, облизывая пересохшие губы. – Глупо... до чего же глупо...
   – Что именно? Быть всего лишь человеком? Или пытаться делать все самому? – впервые голос Лидии звучит по-настоящему язвительно. – Вот это и вправду глупо, потому что всего сразу тебе не осилить. Даже вам вдвоем. Мегера почти так же плоха, как и ты. Но что да как делать – ты успеешь поразмыслить позже, а сейчас глотни-ка еще вот этого...
   Юноша подчиняется; потом откидывает голову на подушку:
   – Как она?
   – У нее несколько ран, но не тяжелых. Стрелы Мегеру не задели, но ее состояние усугубилось твоими мучениями.
   – Будь проклят мой слабый желудок... – бормочет юноша и вновь проваливается в темноту сна.
   Пробуждение приходит с рассветом. На посту у дверей все так же стоят стражи из Оплота. Шевеля головой, Креслин больше не видит вспыхивающих звезд, а плечо хоть и болит, но уже не горит огнем. Повязку сменили.
   Юноша облизывает растрескавшиеся губы и скрипучим голосом спрашивает:
   – Эй, есть здесь что-нибудь попить?
   – Да. Целительница оставила для тебя снадобье.
   Стройная девушка, наверняка лишь недавно получившая звание младшего стража, подносит к его койке чашу, содержимое которой, может быть, не такое вонючее, как болотная жижа, и не такое горькое, как морская вода, однако в сравнении с ним недобродивший эль мог бы показаться лучшим выдержанным вином.
   Глоток за глотком Креслин медленно опустошает кружку под непроницаемым взглядом юной воительницы.
   Что бы ни представляло собой это зелье, но оно, несомненно, помогало: во всяком случае, через некоторое время ему уже удается сесть. Дождь продолжается, хотя небо несколько посветлело. Посидев, Креслин снова откидывается на подушку и засыпает.
   А когда пробуждается, то не успевает сказать и слова, как новый страж, на сей раз седовласая женщина, опять подносит ему варево Лидии. Креслин морщится – все-таки на вкус это изрядная гадость, – но пьет, а потом спрашивает:
   – Сколько прошло времени?
   – Со дня битвы? Около четырех суток.
   Юноша задумывается о Мегере – как она? Можно ли вообще оставаться в Черном Чертоге, когда не прекращается ливень? Потом он пробует пошевелить пальцами правой руки и от резкой боли в плече сжимает зубы. Будь он умнее и предусмотрительнее, стражам вообще не пришлось бы спускаться с пристани. А сам он, очутившись там, наверное, только мешал. Но как можно было остаться в стороне, если другие сражались за него?
   – Эй, как ты себя чувствуешь? – отрывает его от размышлений знакомый голос.
   Креслин фокусирует взгляд и видит входящего в комнату рослого мужчину. Это Хайел.
   – Да так, как... – он умолкает, сообразив, что признаваться подчиненному в своей глупости глупо вдвойне, – ...как, наверное, и должен чувствовать себя тот, кто схлопотал в плечо стрелу. Прости, что оставил окончательное наведение порядка на тебя с Шиерой.
   – Ничего, дело было интересное, – с невеселой усмешкой говорит Хайел. – Знаешь, я ведь на самом деле не верил твоим байкам про этих стражей, пока не увидел, как они дерутся, – он качает головой и добавляет: – А люди, видевшие тебя, и вовсе думают, что ты ангел, сошедший...
   – Ну, уж это чересчур.
   – Не скажи. Ведь ты у них на глазах уложил полдюжины человек и вызвал бурю, которая потопила одиннадцать кораблей. Она не унялась окончательно и по сей день. Да и соправительница твоя отличилась, подожгла корабль и опалила огнем пару десятков хаморианцев, а нескольких уложила мечом.
   – Ладно... Хоть кто-то из них уцелел? – спрашивает Креслин, желая сменить тему. – Пленные есть?
   – Десятка, наверное, с полтора. В основном с того корабля, который ты выбросил на берег. Мы с Шиерой решили – надеемся, что ты это одобришь, – использовать их на строительстве и полевых работах, пока не получим выкуп. Но не всех вместе, а разбив на всякий случай на маленькие группы. Кстати, о строительстве... Клеррис наделал достаточно стекол, чтобы застеклить окна жилых комнат Черного Чертога. А как небо прояснится, мы займемся достройкой остальных помещений и гостевых домов. А там и гостиницей – сдается мне, что скоро у нас будут визитеры.
   – Я тоже так думаю. Но тебе стоило бы попросить Шиеру заняться обучением твоих солдат.
   – Ну... Тут такой дождь... Мы решили, что в большом зале как раз можно... После того, как они увидели... Короче говоря, мы уже начали.
   Юноша с серебряными волосами прячет ухмылку.
   – Надо полагать, Шиера куда лучшая наставница, чем я.
   – Опять же, не скажи. Она, например, утверждает, что ты являешься одним из немногих мастеров клинка Западного Оплота, но пока ты оставался там, рассказывать тебе об этом было строжайше запрещено. А правду говорят... – тут Хайел понижает голос и принимается шептать. – ...будто ты сбежал из дорожного лагеря Белых магов?
   Креслин, уже начавший уставать, откидывается на подушку.
   – Это правда. Но мне помогли.
   – Да... но тому, что Белые хотели держать тебя в плену, удивляться не приходится.
   Креслин молча смотрит в узкое окошко, гадая, скоро ли посветлеет небо. Хорошо бы поскорее.
   – Ну, мне, наверное, уже пора идти, – неожиданно заявляет Хайел.
   Удивленно повернувшись в сторону капитана, юноша мгновенно понимает в чем дело: в комнате пламенеют рыжие волосы.
   – Ладно, потолкуем в другой раз.
   Хайел ухмыляется, но тут же придает физиономии почтительное выражение и, повернувшись, склоняет голову:
   – Добрый вечер, регент Мегера.
   – Добрый вечер, Хайел. Можешь остаться.
   Креслин, обрадовавшись ее появлению, с удовольствием прислушивается к такому знакомому, с легкой хрипотцой, голосу. Хайелу, напротив, неловко:
   – Благодарю, регент, но мне нужно проверить караулы.
   – Как знаешь, – Мегера усаживается на табурет в ногах кровати. В комнате сумрачно, и прочитать что-либо по ее глазам решительно невозможно.
   – Похоже, ты залежался, – говорит она.
   – Это, наверное, оттого, что я малость переусердствовал.
   «...малость?.. переусердствовал?..»
   Ее взгляд перебегает к окну.
   – Ну, с бурями, пожалуй, и так. Здесь никогда не было такого ливня, а Клеррис говорит, что дождь будет идти еще несколько дней.
   Креслин непроизвольно пожимает плечами и тут же морщится от боли.
   – В то время я думал не о погоде. О кораблях – как бы не дать им уйти.
   – Между прочим, уцелевшие хаморианцы сами не хотят никуда уходить, – с улыбкой говорит Мегера.
   – Почему?
   – Знаешь, как поступает император с солдатами, не исполнившими долг?
   – А...
   – И кроме того, они считают, что здесь безопаснее.
   Креслин хмыкает:
   – Это только до тех пор, пока Белые маги не измыслят новую каверзу. Или тот же Хамор.
   – Вряд ли Хамор повторит нападение, во всяком случае пока жив великий Маг-Буреносец. Кому охота терять войска и суда ради пустынного острова, не представляющего никакой ценности?
   – Скоро он перестанет быть пустынным и приобретет ценность.
   – Возможно. Но пока он таков, каков есть, суженый.
   Только сейчас Креслин замечает, что стражи – и когда они успели? – удалились и закрыли за собой дверь. Дождь не перестал, но уже не барабанит с прежней яростью.
   – Что мы будем делать? – помолчав, спрашивает Мегера.
   – Разве мы не можем... научиться... жить вместе?
   – Ты? Я? – смех ее звучит жестоко и холодно. – Это при том, что нас связывает и разделяет...
   «...по-прежнему ничего не изменилось...»
   – А есть ли у нас выбор? – устало говорит юноша.
   Мегера не отвечает. Она молча сидит на табурете до тех пор, пока усталость не смыкает веки Креслина.

XCVI

   Маленькая комната на верхнем этаже ярко освещена четырьмя бронзовыми лампами с зеркальными отражателями. За узкими окнами вот уже восьмой день льет дождь.
   – Если это не прекратится, Дженред, нигде в восточном Кандаре не удастся собрать урожай, – сетует грузный Белый маг. – А посол Хамора заявил протест. Он утверждает, что его с помощью магии принуждения заставили сообщить в столицу о наличии на Отшельничьем похищенных из Оплота сокровищ.
   – Вот так новости! Хаморианцы ведь не верят в магию...
   – Император не может не верить фактам. Он потерял двенадцать кораблей и весьма этим раздражен.
   Хартор беспокойно ерзает на стуле и оглядывается в сторону полуоткрытой двери.
   – Ну что ж, попытка того стоила, – отзывается худощавый чародей и, словно уловив что-то в воздухе, поднимает голову. Потом, хмурясь, возвращается взглядом к пелене дождя за окном. – Да, Креслин силен, – соглашается он. – Надо отдать ему должное.
   – Силен? Да это все равно, что сказать: «На Крыше Мира зимой холодно»!
   – Ну и что с того? – роняет Дженред. Его тревожит нечто неуловимое, то ли шепоток, то ли запах... – Для нас это не опасно. Он не собирается покидать свой остров, а у Хамора будут основания для тревоги...
   – Дженред, – медленно произносит Хартор, – почему ты в свое время не оставил Креслина в покое? Не дал ему спокойно побродить по Фэрхэвену? Скорее всего, он прибился бы к Черным, прошел у них обучение и жил себе спокойно, не представляя ни для кого угрозы.
   – Это было невозможно.
   – А вот мне кажется, что дело в другом. И Совет, кстати, разделяет мое мнение.
   – Ну и в чем, по-твоему, дело? – взгляд худощавого чародея перебегает от окна к двери и обратно.
   – В том, что в лице Креслина ты преследовал Верлинна, единственного, кому удалось уйти из-под твоего влияния. А в политике, знаешь ли, ненависть вредна. Мы не можем позволить себе принимать решения, руководствуясь личной неприязнью.
   Дженред пытается подняться, но ноги подкашиваются, и над ним смыкается черное беспамятство.
   Глубоко вздохнув, Хартор склоняется над бывшим Высшим Магом и снимает с него амулет и золотую цепь. Затем он переводит взгляд на темные облака за окном, а когда в комнату входят стражи с оковами из холодного железа, возлагает регалии на себя.

XCVII

   Креслин стоит на склоне холма, выходящем на Восточный Океан, и смотрит, как низкие волны пенятся возле уткнувшегося в песок корпуса хаморианского корабля. Мегера, по его ощущениям, находится далеко от побережья. Кажется, ее окружают стены – возможно, стены цитадели. Взгляд юноши возвращается к корпусу судна, единственному, что уцелело от неприятельского флота. Печально покачав головой, он с тихим смешком поворачивается и решительно направляется к жилищу Клерриса и Лидии.
   Клерриса дома не оказывается, а Лидия приглашает юношу на только что построенную крытую террасу. Она предлагает ему стул, а сама присаживается на невысокую ограду.
   – Как ты? – спрашивает целительница.
   – Пока все нормально. Мегера по-прежнему проводит ночи в цитадели.
   – Ты ожидал чего-то другого?
   – Я надеялся.
   – Но пришел ты сюда не из-за этого, – говорит Лидия, взглянув ему в глаза.
   – Ты права. Мне нужен Клеррис, потому что я хочу построить корабль. Точнее, даже не построить, а перестроить.
   – Ну, ему твоя затея может понравиться: строить да перестраивать он любит больше, чем возиться с растениями. Но перестраивать-то что, рыбацкие скорлупки?
   – Хаморианскую шхуну, что выброшена на восточное побережье.
   – А это возможно?
   Креслин пожимает плечами:
   – Хочется верить, потому что нам очень нужны собственные корабли. Для ведения собственной, прибыльной торговли.
   – Это большое дело.
   – Наверное, но мы могли бы привлечь к работе пленников. Сначала в качестве судовых плотников, а потом... Возможно, некоторые не отказались бы вступить в команду.
   – О какой команде идет речь? – спрашивает появившийся на пороге Клеррис, и юноша излагает свой замысел во второй раз. Пока он говорит, Лидия тихо удаляется, оставив мужчин вдвоем.
   – Даже не знаю... – неуверенно произносит Клеррис.
   – Надо попробовать, – настаивает Креслин. – Я поговорю с Хайелом и Шиерой насчет привлечения пленных к этой работе. Заметь, судно выброшено не на камни, а на песок. Это делает возможным подкоп, а значит, облегчает ремонт.
   Глядя поверх плеча собеседника, юноша видит, как Лидия выходит из дома и направляется вниз по склону, к хижине, которую Мегера приспособила для варки стекла.
   – Когда-нибудь... – с улыбкой замечает Клеррис – когда-нибудь ты все-таки возьмешься за дело, справиться с которым невозможно.
   – Уже взялся, – вздыхает Креслин. – Это Мегера. Но я должен действовать так, словно могу добиться успеха.
   – А ты говорил об этом Лидии?
   – Нет.
   – А надо бы.
   – Зачем?
   Клеррис качает головой:
   – Ладно, это не к спеху. Ты хочешь переговорить с Хайелом прямо сейчас?
   – Почему бы и нет?
   – Тогда я с тобой. Пусть уж он думает, что мы спятили оба.

XCVIII

   Облаченная в черную кожу женщина стоит в лучах вечернего солнца. Она видит, как пик, именуемый Фрейджа, обращается в сияющий меч, воздетый на фоне башен заката. Ее непокрытые черные волосы шевелит ветер, кажущийся здесь, на Крыше Мира, теплым и ласковым.
   Женщина, стоящая рядом с ней, гораздо моложе. Она тоже в коже, но зеленой, а в руках держит папку для бумаг.