Страница:
Маршал продолжает смотреть на снег.
Не дождавшись от матери ответа, Ллиз опускает глаза и выходит из комнаты.
LXIII
LXIV
LXV
LXVI
LXVII
Не дождавшись от матери ответа, Ллиз опускает глаза и выходит из комнаты.
LXIII
Не обращая внимания на смех рулевого, Креслин плетется к корме. В проходе темно, но это не мешает ему безошибочно отыскать дверь каюты.
– Креслин? – звучит в темноте тихий хрипловатый голос.
– Да, – отзывается он.
– Ложись спать, и пусть твое сознание позаботится о твоем теле. Доброй ночи...
С трудом освободившись от заплечных ножен, Креслин бессильно опускается в кресло и стягивает сапоги. Раздевшись, он направляется к койке. Мегера уже отвернула край покрывала.
– Спасибо, – бормочет юноша.
– Не за что. Ложись.
Чтобы забраться наверх, Креслин ставит ногу на ее койку.
– Осторожно, я тебе не стремянка.
– Прости.
В каюте душновато, но он слишком устал, чтобы обращать на это внимание. Добравшись до желанной койки, юноша мгновенно проваливается в сон.
Когда он открывает глаза, сквозь иллюминаторы струится свет. Мегера еще спит.
Креслин садится, по забывчивости прикладывается темечком о потолок, и невольно думает, что койка в герцогской каюте не слишком отличается от таковой в каторжном бараке. Разве что постельные принадлежности несопоставимо лучше.
Тихонько, стараясь не разбудить рыжеволосую, он спускается вниз и начинает одеваться.
– Должна признать, ты недурно сложен.
Покраснев, Креслин торопливо натягивает брюки.
– Я не хотел тебя будить.
Мегера приподнимается и, в свою очередь, ударяется головой о верхнюю койку. Креслин прячет усмешку.
– Ничего смешного, – ворчит Мегера, одной рукой натягивая на плечи одеяло, а другой потирая ушибленную голову. – Мне, между прочим, больно.
– Знаю. Сам так приложился.
Отметив, как свежо она выглядит, юноша трогает щетину на щеках. Интересно, удастся ли ему побриться на качающейся палубе?
– Будь добр, отвернись...
Он отводит от нее взгляд. Наклоняется, чтобы обуться.
Мегера заворачивается в одеяло.
– Пойду умоюсь да приведу себя в порядок, – говорит Креслин, берет мыло, прихватывает сложенное на комоде тонкое зеленое полотенце и, пошатываясь, выбирается на палубу.
Стоит ясный ветреный день. На носу корабля видна фигура Клерриса.
Найдя по левому борту гальюн, Креслин справляет нужду и ищет способ побриться. Пресной воды нет, но два подвешенных на тросах ведра позволяют зачерпнуть морской. Намочив щетину и намылив щеки, Креслин принимается бриться. При всей осторожности ему не удается не порезаться, а соленая вода отчаянно щиплется. Нет, это никуда не годится!
Креслин зачерпывает новое ведро и, поставив его на палубу, сосредоточивается. Спустя несколько мгновений на настиле появляется горка белых кристалликов извлеченной из воды соли. Юноша окунает палец в ведро, облизывает его и с довольной ухмылкой начинает раздеваться. Скинув сапоги и брюки, он, щедро расходуя только что опресненную им воду, старательно смывает дорожную грязь. От ветра по коже бегут мурашки, но стоит вытереться насухо и одеться, как это проходит.
Набрав другое ведро, он опресняет воду и в нем, после чего, позволив ветру сдуть соль, несет воду в каюту.
Весьма довольный своими успехами по части разделения воды и соли, юноша застает Мегеру уже одетой. На ней выгоревший голубой дорожный плащ. Она тщательно причесывается.
– Пресная вода, – говорит Креслин, подыскивая, куда бы поставить ведро.
– Спасибо.
Пристроив ведро на узкий комод, он замечает слегка сдвинутый ночной горшок.
– Э... вынести?
Мегера ухмыляется:
– Не надо. Кое-что могу уничтожать и я. Это несколько облегчает жизнь.
В очередной раз покраснев, Креслин кладет на место бритву и заканчивает одеваться. Взгляд его падает на меч, однако клинок так и остается висеть на крюке у комода.
– Я избавился от грязи и сажи, – говорит он, поправляя рубаху и тунику.
– Спасибо.
Тронутый ее тоном – дружелюбным, даже как будто теплым, он еще раз смущенно разглаживает одежду.
– Будем завтракать? Есть бисквиты и сушеные фрукты.
– Сушеные?
– Хочешь свежих? Я могу попробовать это устроить.
– Вот как?
– Да. Из-за такого фокуса я и угодил в дорожный лагерь к чародеям.
Это признание встречено тихим смехом.
– Вообще страшно вспомнить, сколько глупостей я натворил.
До кают-компании недалеко: три шага – и они уже там. Фрейгра еще нет. За одним столом сидят трое матросов, а из-за другого путникам навстречу поднимается суровый и властный с виду мужчина с собранными сзади в хвост каштановыми волосами.
– Госсел, первый помощник капитана. Рад, что вы составите нам компанию.
Стол накрыт: фрукты, твердые ломтики желтого сыра и жесткие белые галеты. В специальные выемки в столешнице помещены два массивных коричневых кувшина.
– Спасибо, – произносят они в один голос и переглядываются.
Мегера едва заметно улыбается.
– Не угодно? – Креслин указывает на деревянное блюдо с сушеными фруктами.
– А нельзя ли... Мне бы хотелось свежего персика.
Креслин берет сушеный персик, и Госсел поднимает брови. Юноша с серебряными волосами пытается вспомнить ощущение, испытанное во время истории с сидром. На месте сморщенного сухого фрукта появляется сочный золотистый шар.
Креслин торжественно вручает Мегере персик и утирает вспотевший лоб.
У Госсела отвисает челюсть.
– Ух... В жизни не видел ничего подобного! Капитан говорил, что вы вроде как чародеи...
– Боюсь, так оно есть, – Креслин наполняет из кувшина две кружки и подает одну Мегере.
Двое матросов, встав из-за стола, бочком выскальзывают из кают-компании, причем один ограждает себя охранительным знамением. Третий ухмыляется и как ни в чем не бывало продолжает уминать сыр и галеты.
– Вот, значит, почему капитан велел поставить все паруса, – рассуждает вслух помощник. – Ведь у него в каюте тоже устроился чародей. Три колдуна на одном судне! Такое бывает нечасто.
Осторожно хрустя галетами (ему памятно, что творилось вчера с его желудком), Креслин интересуется:
– Скажи, доводилось тебе встречаться с кораблями Белых магов?
– Разок, – кривится помощник, – еще салагой. Я вышел в море на борту норландского брига, капитан которого отказался заплатить им пошлину. Они сожгли его вместе с фок-мачтой. Помощник пошлину заплатил, но его вздернули судовладельцы: сказали, что таким образом он поощряет пиратство. Я ушел с норландекой службы при первой возможности.
– Насколько близко подошел тогда их корабль? – допытывается Креслин, прихлебывая теплый с горчинкой чай.
– Довольно близко, меньше чем на кабельтов.
– Кабельтов?
– Кабельтов составляет чуть больше четырехсот локтей. Во всяком случае, мы хорошо видели Белого мага. Он стоял на полуюте рядом с их капитаном, и туда, куда он указывал рукой, летел огненный шар. И поджигал все вокруг.
– А вода тушила этот огонь?
– Тушить-то тушила, только всякого, кто порывался заливать пламя, поджаривал следующий шар... Ну, мне пора, – помощник поднимается из-за стола. – Надеюсь, ты сумеешь нам помочь. Постарайся, чтобы на сей раз Белые получили, что им причитается.
Он ныряет под низкую притолоку.
– Жаль, что нет другого способа... – бормочет Креслин, взяв еще галету.
Мегера доедает персик и лишь потом откликается:
– Может, и есть.
– Например?
– Например, удрать. Почему бы нам не проскочить мимо них? Подними ветер, наполни паруса – и вперед!
– Я думаю, мы могли бы...
– Тебе так не терпится вступить в схватку? А поглядеть, как тебя всякий раз мутит, так можно решить, будто ты не такой уж любитель смертоубийства!
– Я и не любитель. Но мне кое-чего недостает.
– Это правда? Или ты просто... Ну да ладно, – оборвав фразу, она отпивает из тяжелой кружки.
Креслин косится на матроса, доедающего за соседним столом сыр и фрукты. Кажется, все на борту считают само собой разумеющимся, что он справится с Белыми магами. Как будто это плевое дело! Все, кроме Мегеры, считающей, что сражаться вовсе не обязательно. Но Мегера верит в Предание, согласно которому в каждом мужчине изначально заложена тяга к разрушению. Неужто это правда, и он действительно жаждет крови?
Ему вспоминается давнее поучение Хелдры: «Обнажив клинок, ты должен или убить, или погибнуть сам. Убивай без колебаний и сожалений».
Любят ли ветры клинки?
– Можешь ты хоть иногда думать о чем-нибудь другом? – ворчит Мегера, поднимая глаза.
– Прости. Трудно все время помнить, что ты слышишь мои мысли.
В воцарившемся молчании Креслин пьет чай, размышляя, о чем он вообще теперь вправе думать. И невольно вспоминает, как прелестно выглядела Мегера с обнаженными плечами...
– Тебе что, обязательно надо испортить такое прекрасное утро?
– А что я такого сделал?
Мегера вскакивает и стрелой вылетает из кают-компании.
– Ух, горяча! Как ее огненные волосы, – с ухмылкой обращается к Креслину матрос.
– Думаю, еще горячее, – бормочет Креслин, расправляясь со второй галетой. – И это только начало.
– Креслин? – звучит в темноте тихий хрипловатый голос.
– Да, – отзывается он.
– Ложись спать, и пусть твое сознание позаботится о твоем теле. Доброй ночи...
С трудом освободившись от заплечных ножен, Креслин бессильно опускается в кресло и стягивает сапоги. Раздевшись, он направляется к койке. Мегера уже отвернула край покрывала.
– Спасибо, – бормочет юноша.
– Не за что. Ложись.
Чтобы забраться наверх, Креслин ставит ногу на ее койку.
– Осторожно, я тебе не стремянка.
– Прости.
В каюте душновато, но он слишком устал, чтобы обращать на это внимание. Добравшись до желанной койки, юноша мгновенно проваливается в сон.
Когда он открывает глаза, сквозь иллюминаторы струится свет. Мегера еще спит.
Креслин садится, по забывчивости прикладывается темечком о потолок, и невольно думает, что койка в герцогской каюте не слишком отличается от таковой в каторжном бараке. Разве что постельные принадлежности несопоставимо лучше.
Тихонько, стараясь не разбудить рыжеволосую, он спускается вниз и начинает одеваться.
– Должна признать, ты недурно сложен.
Покраснев, Креслин торопливо натягивает брюки.
– Я не хотел тебя будить.
Мегера приподнимается и, в свою очередь, ударяется головой о верхнюю койку. Креслин прячет усмешку.
– Ничего смешного, – ворчит Мегера, одной рукой натягивая на плечи одеяло, а другой потирая ушибленную голову. – Мне, между прочим, больно.
– Знаю. Сам так приложился.
Отметив, как свежо она выглядит, юноша трогает щетину на щеках. Интересно, удастся ли ему побриться на качающейся палубе?
– Будь добр, отвернись...
Он отводит от нее взгляд. Наклоняется, чтобы обуться.
Мегера заворачивается в одеяло.
– Пойду умоюсь да приведу себя в порядок, – говорит Креслин, берет мыло, прихватывает сложенное на комоде тонкое зеленое полотенце и, пошатываясь, выбирается на палубу.
Стоит ясный ветреный день. На носу корабля видна фигура Клерриса.
Найдя по левому борту гальюн, Креслин справляет нужду и ищет способ побриться. Пресной воды нет, но два подвешенных на тросах ведра позволяют зачерпнуть морской. Намочив щетину и намылив щеки, Креслин принимается бриться. При всей осторожности ему не удается не порезаться, а соленая вода отчаянно щиплется. Нет, это никуда не годится!
Креслин зачерпывает новое ведро и, поставив его на палубу, сосредоточивается. Спустя несколько мгновений на настиле появляется горка белых кристалликов извлеченной из воды соли. Юноша окунает палец в ведро, облизывает его и с довольной ухмылкой начинает раздеваться. Скинув сапоги и брюки, он, щедро расходуя только что опресненную им воду, старательно смывает дорожную грязь. От ветра по коже бегут мурашки, но стоит вытереться насухо и одеться, как это проходит.
Набрав другое ведро, он опресняет воду и в нем, после чего, позволив ветру сдуть соль, несет воду в каюту.
Весьма довольный своими успехами по части разделения воды и соли, юноша застает Мегеру уже одетой. На ней выгоревший голубой дорожный плащ. Она тщательно причесывается.
– Пресная вода, – говорит Креслин, подыскивая, куда бы поставить ведро.
– Спасибо.
Пристроив ведро на узкий комод, он замечает слегка сдвинутый ночной горшок.
– Э... вынести?
Мегера ухмыляется:
– Не надо. Кое-что могу уничтожать и я. Это несколько облегчает жизнь.
В очередной раз покраснев, Креслин кладет на место бритву и заканчивает одеваться. Взгляд его падает на меч, однако клинок так и остается висеть на крюке у комода.
– Я избавился от грязи и сажи, – говорит он, поправляя рубаху и тунику.
– Спасибо.
Тронутый ее тоном – дружелюбным, даже как будто теплым, он еще раз смущенно разглаживает одежду.
– Будем завтракать? Есть бисквиты и сушеные фрукты.
– Сушеные?
– Хочешь свежих? Я могу попробовать это устроить.
– Вот как?
– Да. Из-за такого фокуса я и угодил в дорожный лагерь к чародеям.
Это признание встречено тихим смехом.
– Вообще страшно вспомнить, сколько глупостей я натворил.
До кают-компании недалеко: три шага – и они уже там. Фрейгра еще нет. За одним столом сидят трое матросов, а из-за другого путникам навстречу поднимается суровый и властный с виду мужчина с собранными сзади в хвост каштановыми волосами.
– Госсел, первый помощник капитана. Рад, что вы составите нам компанию.
Стол накрыт: фрукты, твердые ломтики желтого сыра и жесткие белые галеты. В специальные выемки в столешнице помещены два массивных коричневых кувшина.
– Спасибо, – произносят они в один голос и переглядываются.
Мегера едва заметно улыбается.
– Не угодно? – Креслин указывает на деревянное блюдо с сушеными фруктами.
– А нельзя ли... Мне бы хотелось свежего персика.
Креслин берет сушеный персик, и Госсел поднимает брови. Юноша с серебряными волосами пытается вспомнить ощущение, испытанное во время истории с сидром. На месте сморщенного сухого фрукта появляется сочный золотистый шар.
Креслин торжественно вручает Мегере персик и утирает вспотевший лоб.
У Госсела отвисает челюсть.
– Ух... В жизни не видел ничего подобного! Капитан говорил, что вы вроде как чародеи...
– Боюсь, так оно есть, – Креслин наполняет из кувшина две кружки и подает одну Мегере.
Двое матросов, встав из-за стола, бочком выскальзывают из кают-компании, причем один ограждает себя охранительным знамением. Третий ухмыляется и как ни в чем не бывало продолжает уминать сыр и галеты.
– Вот, значит, почему капитан велел поставить все паруса, – рассуждает вслух помощник. – Ведь у него в каюте тоже устроился чародей. Три колдуна на одном судне! Такое бывает нечасто.
Осторожно хрустя галетами (ему памятно, что творилось вчера с его желудком), Креслин интересуется:
– Скажи, доводилось тебе встречаться с кораблями Белых магов?
– Разок, – кривится помощник, – еще салагой. Я вышел в море на борту норландского брига, капитан которого отказался заплатить им пошлину. Они сожгли его вместе с фок-мачтой. Помощник пошлину заплатил, но его вздернули судовладельцы: сказали, что таким образом он поощряет пиратство. Я ушел с норландекой службы при первой возможности.
– Насколько близко подошел тогда их корабль? – допытывается Креслин, прихлебывая теплый с горчинкой чай.
– Довольно близко, меньше чем на кабельтов.
– Кабельтов?
– Кабельтов составляет чуть больше четырехсот локтей. Во всяком случае, мы хорошо видели Белого мага. Он стоял на полуюте рядом с их капитаном, и туда, куда он указывал рукой, летел огненный шар. И поджигал все вокруг.
– А вода тушила этот огонь?
– Тушить-то тушила, только всякого, кто порывался заливать пламя, поджаривал следующий шар... Ну, мне пора, – помощник поднимается из-за стола. – Надеюсь, ты сумеешь нам помочь. Постарайся, чтобы на сей раз Белые получили, что им причитается.
Он ныряет под низкую притолоку.
– Жаль, что нет другого способа... – бормочет Креслин, взяв еще галету.
Мегера доедает персик и лишь потом откликается:
– Может, и есть.
– Например?
– Например, удрать. Почему бы нам не проскочить мимо них? Подними ветер, наполни паруса – и вперед!
– Я думаю, мы могли бы...
– Тебе так не терпится вступить в схватку? А поглядеть, как тебя всякий раз мутит, так можно решить, будто ты не такой уж любитель смертоубийства!
– Я и не любитель. Но мне кое-чего недостает.
– Это правда? Или ты просто... Ну да ладно, – оборвав фразу, она отпивает из тяжелой кружки.
Креслин косится на матроса, доедающего за соседним столом сыр и фрукты. Кажется, все на борту считают само собой разумеющимся, что он справится с Белыми магами. Как будто это плевое дело! Все, кроме Мегеры, считающей, что сражаться вовсе не обязательно. Но Мегера верит в Предание, согласно которому в каждом мужчине изначально заложена тяга к разрушению. Неужто это правда, и он действительно жаждет крови?
Ему вспоминается давнее поучение Хелдры: «Обнажив клинок, ты должен или убить, или погибнуть сам. Убивай без колебаний и сожалений».
Любят ли ветры клинки?
– Можешь ты хоть иногда думать о чем-нибудь другом? – ворчит Мегера, поднимая глаза.
– Прости. Трудно все время помнить, что ты слышишь мои мысли.
В воцарившемся молчании Креслин пьет чай, размышляя, о чем он вообще теперь вправе думать. И невольно вспоминает, как прелестно выглядела Мегера с обнаженными плечами...
– Тебе что, обязательно надо испортить такое прекрасное утро?
– А что я такого сделал?
Мегера вскакивает и стрелой вылетает из кают-компании.
– Ух, горяча! Как ее огненные волосы, – с ухмылкой обращается к Креслину матрос.
– Думаю, еще горячее, – бормочет Креслин, расправляясь со второй галетой. – И это только начало.
LXIV
Как же защитить «Грифона»? Хороший ливень, да еще с громом и молнией, может снизить эффективность чародейского пламени, но никоим образом не помешает находящимся на борту трех кораблей Белым попросту, без всякой магии, взять «Грифон» на абордаж. А более яростный шторм не менее опасен для «Грифона», чем для чародеев.
А Мегера? Она может противопоставить хаосу хаос.
Креслин ежится, вспомнив, как смешаны в самом ее существе Белое и Черное начала. А как она отреагировала на его мысли за первым завтраком на борту судна! После этого она два дня практически с ним не разговаривала. Чего она хочет? Бескровного решения проблемы? И это в то время, когда чуть ли не целый мир жаждет и его, и ее крови?
Лед? Нет, со льдом получается как со штормом: слишком сильное оледенение опасно в равной мере и для противников, и для них самих.
Оклик Клерриса напоминает, что у Креслина осталось совсем мало времени. Черный маг уже успел облазить все судно. Беспрерывно бормоча под нос заклинания, он неустанно усиливал элементы внутренней гармонии, укреплял переборки, мачты, реи, снасти и паруса. Это сугубо внутреннее воздействие, однако матросы отметили, что корабль стал ощутимо прочнее.
– Ну как, парень, сообразил? – устало спрашивает маг.
Креслин отводит взгляд от носа, где Мегера наблюдает за едва заметным на горизонте белым пятнышком паруса, и поворачивается к чародею. В смоляных волосах Клерриса видны серебряные пряди, появившиеся, похоже, за последнюю ночь.
– В моем возрасте усталость отражается на внешности, – поясняет маг, поняв немой вопрос Креслина.
– Что будет, если мы избежим с ними встречи? – спрашивает юноша.
– Ты о Белых? – Клеррис пощипывает свой гладко выбритый подбородок. – Неужто не видишь, что это не выход? Ускользнем от них, так они, пожалуй, отправятся за нами на Край Земли. У них хватит сил, чтобы захватить тамошнее поселение вместе с герцогской крепостцой. А может быть, просто подождут, когда Фрейгр пустится в обратное плавание, и потопят «Грифона». Сам ведь, наверное, знаешь – они настырны и мстительны.
– Выходит, у нас нет другого способа обезопасить себя, кроме как отправить на дно все три их судна? Но Высший Маг этого так не оставит. Как нам вообще из этого выпутаться?
– Боюсь, паренек, – ухмыляется Клеррис, – что кому-кому, а тебе из этого не выпутаться до конца дней. Раз уж ты маг, то тебе волей-неволей придется всю жизнь принимать такие решения. Конечно, – лицо Клерриса делается серьезным, – ты можешь этого не хотеть, но отказ принимать решения, даже колебания, бывает чреват гибелью. Речь идет не только о тебе, но и о тех, кто тебя окружает. Большинство из нас, Черных, постоянно сталкивается с этой проблемой. Насилие и убийство нам ненавистны. Что нам нужно на самом деле, так это своя страна, основанная на гармонии. Подальше от Белых и всякого рода распрей вокруг Предания.
– Это прекрасно, – хмыкает Креслин. – Но вахтенные уже заметили парус. Нас настигают, а я все еще ломаю голову над тем, как нам быть.
– Ты воин. Ты справишься с этим, тем паче что тебе есть с чем работать. К твоим услугам два океана – водный и воздушный.
– Спасибо.
– Да не за что, – Клеррис поворачивается и направляется к носу корабля.
Водный океан? До сих пор Креслину не приходилось иметь дела с водой, не считая недавнего опыта по удалению из нее морской соли. Он направляет свои чувства вниз и непроизвольно отшатывается. Вода тяжела, слишком тяжела и холодна. Но все же не совсем незнакома: ведь она содержится в воздухе.
Не обращая внимания на любопытствующий взгляд Госсела, юноша направляется к лебедке. Зачерпнув воды и поставив ведро на палубу, Креслин сосредоточивается. По поверхности воды в ведре идут круги, на ней появляется маленькая воронка, а спустя миг образуется настоящий бурлящий водоворот.
Стоит Креслину потерять концентрацию, как водоворот тут же исчезает, но способ уже запечатлелся в его памяти. Он выливает ведро за борт.
– Вижу парус!
Крик вахтенного возвещает о появлении второй шхуны Белых. Креслин направляется к помощнику капитана. Госсел безупречно вежлив:
– Чем могу служить господину магу?
– Скажи, что самое худшее может случиться с кораблем в открытом море?
– Пожар.
– Нет, я имею в виду нечто естественное. Вроде шторма, ледового затора или...
Госсел задумывается:
– Я слышал, в южных морях бывают водяные смерчи. Этакие крутящиеся водяные столбы, которые могут поднять корабль так, что он разламывается надвое.
– А грозы в это время случаются?
– Непременно. Без гроз смерчей не бывает.
Рассеянно кивнув, Креслин отходит в сторону.
«...упаси нас Тьма, если он призовет водяной смерч...»
«...упаси нас Свет, если он вовсе ничего не сделает...»
Фрейгр направляется к Креслину, но юноша встречает его таким холодным взглядом, что капитан, так и не решившись задать свой вопрос, проходит мимо, на бак – туда, где Клеррис беседует с Мегерой.
– Постой, – говорит Креслин, увидев, что Мегера вознамерилась уйти с палубы, и посылает свои чувства к ветрам. Мегера вопросительно поднимает брови, но Клеррис кивает, и она остается.
– Тебе известен какой-нибудь способ спасти этот корабль и команду, не уничтожив все три корабля Белых? – спрашивает Креслин Клерриса.
– Нет. Но мне неизвестно и то, как их можно уничтожить, – его ответ, как и вопрос Креслина, звучит почти официально.
– Скажи мне как Черный Маг: люди на борту нашего судна ценнее тех, что плывут на кораблях Белых?
– Белые приближаются! – слышен крик вахтенного.
– Креслин, я не могу ответить на такой вопрос. Речь идет о сравнительной ценности жизней десятков разных людей.
– Выскажусь проще. Стоит ли спасение этой команды гибели трех экипажей Белых?
– Как можно сравнивать жизни, взвешивая их словно на весах? – растерянно бормочет маг.
Сделав глубокий вздох, Креслин призывает холодные высокие ветра, а потом, коснувшись теплых океанских течений, направляет их к поверхности, закручивая в гибельном танце.
Раздается шипение. Мегера сосредоточивается, и мимо фока проносится маленький огненный шар. Следом летит второй, побольше.
Ближайший корабль Белых менее чем в десяти кабельтовых.
– Подходят под прикрытием... – бормочет Клеррис.
– Крепить паруса! Лево на борт! – орет Фрейгр. Шлюп накреняется, и Креслину приходится ухватиться за борт. Снова шипит пламя. На лбу Мегеры выступают бусинки пота. Вихрящаяся впереди по правому борту тьма начинает сгущаться и уплотняться.
Ветры крепнут, сотрясая весь корпус «Грифона». Пламя растекается по фок-мачте, но гаснет, как только обливающийся потом Клеррис успевает что-то пробормотать.
– Прямо по курсу! – истошно орет вахтенный.
Мегера видит чудовищную сине-зеленую башню, растущую прямо на глазах и в беспрестанном вращении приближающуюся ко вражеской шхуне.
Белые разворачивают корабль носом к надвигающемуся смерчу, намереваясь то ли разбить его лобовым ударом, то ли проскочить мимо. Поздно! Водяной столб затягивает корабль Белых, как щепку.
Вторая шхуна поворачивает на юг, надеясь воспользоваться попутным ветром, но гигантская водяная башня движется быстрее.
Новый огненный шар прожигает угол паруса. Парус полощется на ветру, но никто из матросов этого не замечает: все поглощены зрелищем настигающего шхуну смерча.
Лицо Клерриса покрывается потом, и занявшаяся было парусина гаснет – на ней остается лишь обугленный полукруг.
Клокочущая тьма втягивает шхуну, выносит на вершину водяного столба и швыряет вниз.
– Мать Тьмы... – бормочет Клеррис, глядя на пляшущие по волнам обломки.
Шлюп снова ложится на юго-восточный курс. Креслин смотрит словно в никуда, взгляд его кажется рассеянным.
Клеррис и Мегера наблюдают за тем, как тьма снова начинает скручиваться спиралью, на сей раз на северо-западе. В глазах Креслина появляется сосредоточенное выражение, и крутящийся столб устремляется к летящей белой точке, настигает и поглощает ее.
В тот же миг колени Креслина подгибаются. Клеррис лишь чудом успевает подхватить юношу, не дав ему удариться головой о доски.
– Все-таки он перестарался, – устало роняет Мегера.
– А мы предложили ему хоть что-нибудь другое? – тихонько спрашивает Клеррис, взваливая Креслина себе на спину.
Когда Черный маг несет юношу в каюту, вся команда отводит глаза. Мегера следует за ним на шаг позади.
Оглянувшись на усеивающие темную воду позади «Грифона» корабельные обломки, Фрейгр переводит взгляд на дверь каюты, за которой исчез Клеррис со своей ношей. Капитан очень бледен.
А Мегера? Она может противопоставить хаосу хаос.
Креслин ежится, вспомнив, как смешаны в самом ее существе Белое и Черное начала. А как она отреагировала на его мысли за первым завтраком на борту судна! После этого она два дня практически с ним не разговаривала. Чего она хочет? Бескровного решения проблемы? И это в то время, когда чуть ли не целый мир жаждет и его, и ее крови?
Лед? Нет, со льдом получается как со штормом: слишком сильное оледенение опасно в равной мере и для противников, и для них самих.
Оклик Клерриса напоминает, что у Креслина осталось совсем мало времени. Черный маг уже успел облазить все судно. Беспрерывно бормоча под нос заклинания, он неустанно усиливал элементы внутренней гармонии, укреплял переборки, мачты, реи, снасти и паруса. Это сугубо внутреннее воздействие, однако матросы отметили, что корабль стал ощутимо прочнее.
– Ну как, парень, сообразил? – устало спрашивает маг.
Креслин отводит взгляд от носа, где Мегера наблюдает за едва заметным на горизонте белым пятнышком паруса, и поворачивается к чародею. В смоляных волосах Клерриса видны серебряные пряди, появившиеся, похоже, за последнюю ночь.
– В моем возрасте усталость отражается на внешности, – поясняет маг, поняв немой вопрос Креслина.
– Что будет, если мы избежим с ними встречи? – спрашивает юноша.
– Ты о Белых? – Клеррис пощипывает свой гладко выбритый подбородок. – Неужто не видишь, что это не выход? Ускользнем от них, так они, пожалуй, отправятся за нами на Край Земли. У них хватит сил, чтобы захватить тамошнее поселение вместе с герцогской крепостцой. А может быть, просто подождут, когда Фрейгр пустится в обратное плавание, и потопят «Грифона». Сам ведь, наверное, знаешь – они настырны и мстительны.
– Выходит, у нас нет другого способа обезопасить себя, кроме как отправить на дно все три их судна? Но Высший Маг этого так не оставит. Как нам вообще из этого выпутаться?
– Боюсь, паренек, – ухмыляется Клеррис, – что кому-кому, а тебе из этого не выпутаться до конца дней. Раз уж ты маг, то тебе волей-неволей придется всю жизнь принимать такие решения. Конечно, – лицо Клерриса делается серьезным, – ты можешь этого не хотеть, но отказ принимать решения, даже колебания, бывает чреват гибелью. Речь идет не только о тебе, но и о тех, кто тебя окружает. Большинство из нас, Черных, постоянно сталкивается с этой проблемой. Насилие и убийство нам ненавистны. Что нам нужно на самом деле, так это своя страна, основанная на гармонии. Подальше от Белых и всякого рода распрей вокруг Предания.
– Это прекрасно, – хмыкает Креслин. – Но вахтенные уже заметили парус. Нас настигают, а я все еще ломаю голову над тем, как нам быть.
– Ты воин. Ты справишься с этим, тем паче что тебе есть с чем работать. К твоим услугам два океана – водный и воздушный.
– Спасибо.
– Да не за что, – Клеррис поворачивается и направляется к носу корабля.
Водный океан? До сих пор Креслину не приходилось иметь дела с водой, не считая недавнего опыта по удалению из нее морской соли. Он направляет свои чувства вниз и непроизвольно отшатывается. Вода тяжела, слишком тяжела и холодна. Но все же не совсем незнакома: ведь она содержится в воздухе.
Не обращая внимания на любопытствующий взгляд Госсела, юноша направляется к лебедке. Зачерпнув воды и поставив ведро на палубу, Креслин сосредоточивается. По поверхности воды в ведре идут круги, на ней появляется маленькая воронка, а спустя миг образуется настоящий бурлящий водоворот.
Стоит Креслину потерять концентрацию, как водоворот тут же исчезает, но способ уже запечатлелся в его памяти. Он выливает ведро за борт.
– Вижу парус!
Крик вахтенного возвещает о появлении второй шхуны Белых. Креслин направляется к помощнику капитана. Госсел безупречно вежлив:
– Чем могу служить господину магу?
– Скажи, что самое худшее может случиться с кораблем в открытом море?
– Пожар.
– Нет, я имею в виду нечто естественное. Вроде шторма, ледового затора или...
Госсел задумывается:
– Я слышал, в южных морях бывают водяные смерчи. Этакие крутящиеся водяные столбы, которые могут поднять корабль так, что он разламывается надвое.
– А грозы в это время случаются?
– Непременно. Без гроз смерчей не бывает.
Рассеянно кивнув, Креслин отходит в сторону.
«...упаси нас Тьма, если он призовет водяной смерч...»
«...упаси нас Свет, если он вовсе ничего не сделает...»
Фрейгр направляется к Креслину, но юноша встречает его таким холодным взглядом, что капитан, так и не решившись задать свой вопрос, проходит мимо, на бак – туда, где Клеррис беседует с Мегерой.
– Постой, – говорит Креслин, увидев, что Мегера вознамерилась уйти с палубы, и посылает свои чувства к ветрам. Мегера вопросительно поднимает брови, но Клеррис кивает, и она остается.
– Тебе известен какой-нибудь способ спасти этот корабль и команду, не уничтожив все три корабля Белых? – спрашивает Креслин Клерриса.
– Нет. Но мне неизвестно и то, как их можно уничтожить, – его ответ, как и вопрос Креслина, звучит почти официально.
– Скажи мне как Черный Маг: люди на борту нашего судна ценнее тех, что плывут на кораблях Белых?
– Белые приближаются! – слышен крик вахтенного.
– Креслин, я не могу ответить на такой вопрос. Речь идет о сравнительной ценности жизней десятков разных людей.
– Выскажусь проще. Стоит ли спасение этой команды гибели трех экипажей Белых?
– Как можно сравнивать жизни, взвешивая их словно на весах? – растерянно бормочет маг.
Сделав глубокий вздох, Креслин призывает холодные высокие ветра, а потом, коснувшись теплых океанских течений, направляет их к поверхности, закручивая в гибельном танце.
Раздается шипение. Мегера сосредоточивается, и мимо фока проносится маленький огненный шар. Следом летит второй, побольше.
Ближайший корабль Белых менее чем в десяти кабельтовых.
– Подходят под прикрытием... – бормочет Клеррис.
– Крепить паруса! Лево на борт! – орет Фрейгр. Шлюп накреняется, и Креслину приходится ухватиться за борт. Снова шипит пламя. На лбу Мегеры выступают бусинки пота. Вихрящаяся впереди по правому борту тьма начинает сгущаться и уплотняться.
Ветры крепнут, сотрясая весь корпус «Грифона». Пламя растекается по фок-мачте, но гаснет, как только обливающийся потом Клеррис успевает что-то пробормотать.
– Прямо по курсу! – истошно орет вахтенный.
Мегера видит чудовищную сине-зеленую башню, растущую прямо на глазах и в беспрестанном вращении приближающуюся ко вражеской шхуне.
Белые разворачивают корабль носом к надвигающемуся смерчу, намереваясь то ли разбить его лобовым ударом, то ли проскочить мимо. Поздно! Водяной столб затягивает корабль Белых, как щепку.
Вторая шхуна поворачивает на юг, надеясь воспользоваться попутным ветром, но гигантская водяная башня движется быстрее.
Новый огненный шар прожигает угол паруса. Парус полощется на ветру, но никто из матросов этого не замечает: все поглощены зрелищем настигающего шхуну смерча.
Лицо Клерриса покрывается потом, и занявшаяся было парусина гаснет – на ней остается лишь обугленный полукруг.
Клокочущая тьма втягивает шхуну, выносит на вершину водяного столба и швыряет вниз.
– Мать Тьмы... – бормочет Клеррис, глядя на пляшущие по волнам обломки.
Шлюп снова ложится на юго-восточный курс. Креслин смотрит словно в никуда, взгляд его кажется рассеянным.
Клеррис и Мегера наблюдают за тем, как тьма снова начинает скручиваться спиралью, на сей раз на северо-западе. В глазах Креслина появляется сосредоточенное выражение, и крутящийся столб устремляется к летящей белой точке, настигает и поглощает ее.
В тот же миг колени Креслина подгибаются. Клеррис лишь чудом успевает подхватить юношу, не дав ему удариться головой о доски.
– Все-таки он перестарался, – устало роняет Мегера.
– А мы предложили ему хоть что-нибудь другое? – тихонько спрашивает Клеррис, взваливая Креслина себе на спину.
Когда Черный маг несет юношу в каюту, вся команда отводит глаза. Мегера следует за ним на шаг позади.
Оглянувшись на усеивающие темную воду позади «Грифона» корабельные обломки, Фрейгр переводит взгляд на дверь каюты, за которой исчез Клеррис со своей ношей. Капитан очень бледен.
LXV
Просыпается Креслин резко, будто от толчка.
– Нет... Нет!..
Он рывком вскакивает в темноте, основательно приложившись лбом о потолок каюты.
– Идиот, – без особого сочувствия в голосе произносит с нижней койки Мегера. Поднявшись (в темноте она ориентируется с той же легкостью, что и Креслин), рыжеволосая наливает юноше стакан сока.
– Почему идиот? – недоумевает он. – За что?
– Ни за что. За сам факт твоего существования, – отвечает она тоном скорее усталым, чем резким, и подает стакан, стараясь при этом не коснуться его руки.
– Спасибо, – говорит он, отпив глоток.
– Это за что? За то, что назвала тебя идиотом?
– За клюквицу. Который сейчас час?
– Около полуночи. Клеррис приволок тебя, как куль с овсом.
Креслин отпивает еще глоток, прислушиваясь к барабанящему по палубным доскам дождю.
– Давно хлещет?
– С тех пор, как ты разнес в щепки те три корабля.
Креслин потирает лоб свободной рукой и бормочет:
– Забери, пожалуйста, стакан...
И снова теряет сознание.
Забрав из обмякшей руки Креслина стакан, Мегера касается пальцами его жаркого, влажного лба и вздрагивает от боли, пронзившей ее, как только растворились барьеры.
По щекам ее струятся слезы.
– Почему? Будь ты проклята, дражайшая сестрица!
Потерев лоб, девушка накидывает плащ и бредет впотьмах в капитанскую каюту, чтобы снова позвать Клерриса.
– Нет... Нет!..
Он рывком вскакивает в темноте, основательно приложившись лбом о потолок каюты.
– Идиот, – без особого сочувствия в голосе произносит с нижней койки Мегера. Поднявшись (в темноте она ориентируется с той же легкостью, что и Креслин), рыжеволосая наливает юноше стакан сока.
– Почему идиот? – недоумевает он. – За что?
– Ни за что. За сам факт твоего существования, – отвечает она тоном скорее усталым, чем резким, и подает стакан, стараясь при этом не коснуться его руки.
– Спасибо, – говорит он, отпив глоток.
– Это за что? За то, что назвала тебя идиотом?
– За клюквицу. Который сейчас час?
– Около полуночи. Клеррис приволок тебя, как куль с овсом.
Креслин отпивает еще глоток, прислушиваясь к барабанящему по палубным доскам дождю.
– Давно хлещет?
– С тех пор, как ты разнес в щепки те три корабля.
Креслин потирает лоб свободной рукой и бормочет:
– Забери, пожалуйста, стакан...
И снова теряет сознание.
Забрав из обмякшей руки Креслина стакан, Мегера касается пальцами его жаркого, влажного лба и вздрагивает от боли, пронзившей ее, как только растворились барьеры.
По щекам ее струятся слезы.
– Почему? Будь ты проклята, дражайшая сестрица!
Потерев лоб, девушка накидывает плащ и бредет впотьмах в капитанскую каюту, чтобы снова позвать Клерриса.
LXVI
Когда Креслин просыпается во второй раз, в каюте уже светло, насколько это возможно в пасмурный, дождливый день. Он слышит голоса, но не открывает глаз и не шевелится.
– У него нет ни малейшего представления... – слышит юноша напряженный шепот Мегеры. Клеррис молчит, однако Креслин улавливает, что он качает головой. – И я подумала, что дражайшая сестрица жестока...
– На Крыше Мира мужчинам не придают значения... – Клеррис обрывает фразу и, помолчав, добавляет с особенным нажимом в голосе: – Я все-таки надеюсь, что наш спящий друг вот-вот присоединится к нам.
– Как долго я спал? – спрашивает Креслин сипло. Он осторожно садится на койке, памятуя о низком потолке.
– Всего лишь целый день, – улыбается Черный маг.
– Пить хочется...
Клеррис подает стакан сока, но в сок подмешано что-то еще. Не горькое, не сладкое... просто нечто иное.
– Что это?
– Подкрепляющая добавка. Ее используют целители. В последнее время ты подвергаешь свое тело слишком большим нагрузкам. И тело, и сознание. Выпей, тебе пойдет на пользу.
Потягивая маленькими глоточками лекарственную смесь, Креслин спрашивает:
– Скоро мы доберемся до Края Земли?
– Если верить Фрейгру, то завтра утром.
– Фрейгр сейчас малость брюзжит, – с легкой улыбкой добавляет Мегера.
– Почему? Из-за дождя?
– Отчасти, но не это главное. Он до смерти боится, как бы ты не умер, и втайне надеется, что ты умрешь. А оттого злится – и на тебя, и на себя, и на весь свет.
– Мне лучше, – заявляет Креслин, отпив еще глоток, и вытягивается настолько, насколько позволяет койка. – Только все тело затекло.
– Никто не настаивает, чтобы ты лежал на этой койке, – отзывается Мегера.
Креслин осторожно слезает. Он чувствует себя до омерзения грязным.
– Я пойду умоюсь.
– А силенок-то хватит?
– Хватит не хватит, но от меня воняет, и мне это не нравится, – юноша берет полотенце и бритву и открывает дверь.
Дверь закрывается за ним прежде, чем Мегера успевает заговорить.
– Он невыносим!
Клеррис молчит, задумчиво потягивая сок и прислушиваясь к стуку дождя по палубному пастилу.
– У него нет ни малейшего представления... – слышит юноша напряженный шепот Мегеры. Клеррис молчит, однако Креслин улавливает, что он качает головой. – И я подумала, что дражайшая сестрица жестока...
– На Крыше Мира мужчинам не придают значения... – Клеррис обрывает фразу и, помолчав, добавляет с особенным нажимом в голосе: – Я все-таки надеюсь, что наш спящий друг вот-вот присоединится к нам.
– Как долго я спал? – спрашивает Креслин сипло. Он осторожно садится на койке, памятуя о низком потолке.
– Всего лишь целый день, – улыбается Черный маг.
– Пить хочется...
Клеррис подает стакан сока, но в сок подмешано что-то еще. Не горькое, не сладкое... просто нечто иное.
– Что это?
– Подкрепляющая добавка. Ее используют целители. В последнее время ты подвергаешь свое тело слишком большим нагрузкам. И тело, и сознание. Выпей, тебе пойдет на пользу.
Потягивая маленькими глоточками лекарственную смесь, Креслин спрашивает:
– Скоро мы доберемся до Края Земли?
– Если верить Фрейгру, то завтра утром.
– Фрейгр сейчас малость брюзжит, – с легкой улыбкой добавляет Мегера.
– Почему? Из-за дождя?
– Отчасти, но не это главное. Он до смерти боится, как бы ты не умер, и втайне надеется, что ты умрешь. А оттого злится – и на тебя, и на себя, и на весь свет.
– Мне лучше, – заявляет Креслин, отпив еще глоток, и вытягивается настолько, насколько позволяет койка. – Только все тело затекло.
– Никто не настаивает, чтобы ты лежал на этой койке, – отзывается Мегера.
Креслин осторожно слезает. Он чувствует себя до омерзения грязным.
– Я пойду умоюсь.
– А силенок-то хватит?
– Хватит не хватит, но от меня воняет, и мне это не нравится, – юноша берет полотенце и бритву и открывает дверь.
Дверь закрывается за ним прежде, чем Мегера успевает заговорить.
– Он невыносим!
Клеррис молчит, задумчиво потягивая сок и прислушиваясь к стуку дождя по палубному пастилу.
LXVII
«Грифон» легко бежит по длинным волнам; качка едва заметна, так что желудок Креслина не испытывает особых затруднений, и юноша в состоянии получить удовольствие от завтрака, состоящего из ананасов, галет и сока. Позади корабля и прямо над ним висят темные тучи. И чем дальше к западу, тем они темнее. Но за шлюпом они больше не следуют.
Стоя у борта, Креслин всматривается в виднеющееся далеко впереди, чуть справа по курсу, пятно, похожее на сгусток тьмы. Воздух, несмотря на нависшие облака, свеж, и насыщенно-темная вода начинает приобретать зеленый оттенок. Через некоторое время к юноше подходит Клеррис.
Мегера стоит в стороне от Креслина, положив одну руку на истертую древесину борта, а другую – на протянувшийся к фок-мачте трос. На ней выцветший серый дорожный плащ, блеклость которого лишь подчеркивает пламя ее волос и блеск глаз.
Креслин старается не смотреть в ее строну, зная, что стоит ему задержать на ней взгляд – и Мегера это почувствует. Его взгляд скользит за корму, устремляясь к северо-западному горизонту. Облака уже не гонятся за ним, как это было и в Слиго, и в Монтгрене. Почему?
– Почему бы тебе не попытаться это выяснить? – с лукавой улыбкой говорит Клеррис.
– Так ведь это, наверное, непросто.
– Жизнь вообще непроста, – холодно заявляет со своего места Мегера, но Креслин, не обращая внимания на ее слова, уже тянется к ветрам. Сознание как бы раздваивается: он ощущает себя сразу и стоящим на мягко покачивающейся палубе, и парящим в небе далеко позади корабля. В первый раз юноша старается увидеть не землю с высоты ветров, а сами ветра, хотя, конечно, слово «увидеть» может быть применимо к этому чувству лишь условно. Сливаясь с ними сознанием, он улавливает препятствия и кружения, жар и холод, восходящие и нисходящие потоки, в том числе и студеные, изо дня в день почти касающиеся Крыши Мира.
Сколько времени пребывал юноша в состоянии раздвоенности, ему неведомо, но когда он вновь ощущает себя стоящим на палубе, в облачной крыше появляются голубые просветы.
– Они заблокированы... – начинает он и лишь потом замечает, что ни Клерриса, ни Мегеры рядом с ним нет: они отошли к бушприту и любуются дельфином.
Юноша с серебряными волосами со вздохом направляется к ним.
– Ну разве не прелесть? – говорит Мегера, с улыбкой провожая взглядом дельфина, сделавшего последний прыжок и ушедшего вниз, под темно-зеленую воду.
– Это самка?
– Кто знает, – откликается Клеррис.
– Я знаю, – возражает Мегера. – Я чувствую в ней женское начало.
– Наверное, ты права, – соглашается Креслин.
– Ну, что ты выяснил? – спрашивает у юноши Черный маг.
– Южные ветра сильнее. Низкие ветра, и это притом, что нет ничего мощнее верхних потоков. То, как эти низкие ветра веют над заливом, каким-то образом... каким – я пока не понял... но это связано с пустынями на Отшельничьем. Особенно с южной частью острова. Но и с северными холмами тоже.
– Горы и пустыни всегда оказывают сильное воздействие на ветра и вообще на погоду. Так же, как и моря. Это связано с особенностями нагревания и охлаждения воздуха.
Клеррис смотрит на юг, туда, где увиденное Креслином ранее темное пятно уже приобрело очертания скалистой прибрежной линии.
Креслину хотелось бы услышать побольше, но Черный маг имеет привычку говорить исключительно то, что находит нужным. «Возможно, эту неплохую привычку следует перенять», – думает юноша. Его удивляет, как может маг называть каменистые возвышенности на острове «горами». Ведь все эти холмы и утесы в сравнении не только с Закатными, но и с Рассветными Отрогами представляют собой не более чем кочки.
– Может быть, ты помнишь, что теплый воздух легче холодного, – говорит Клеррис и, отвернувшись от юноши, идет к штурвалу, где рядом с рулевым стоит Фрейгр.
Креслин все еще качает головой, когда к нему обращается Мегера:
– Ты еще не привык к сложностям.
Стоя у борта, Креслин всматривается в виднеющееся далеко впереди, чуть справа по курсу, пятно, похожее на сгусток тьмы. Воздух, несмотря на нависшие облака, свеж, и насыщенно-темная вода начинает приобретать зеленый оттенок. Через некоторое время к юноше подходит Клеррис.
Мегера стоит в стороне от Креслина, положив одну руку на истертую древесину борта, а другую – на протянувшийся к фок-мачте трос. На ней выцветший серый дорожный плащ, блеклость которого лишь подчеркивает пламя ее волос и блеск глаз.
Креслин старается не смотреть в ее строну, зная, что стоит ему задержать на ней взгляд – и Мегера это почувствует. Его взгляд скользит за корму, устремляясь к северо-западному горизонту. Облака уже не гонятся за ним, как это было и в Слиго, и в Монтгрене. Почему?
– Почему бы тебе не попытаться это выяснить? – с лукавой улыбкой говорит Клеррис.
– Так ведь это, наверное, непросто.
– Жизнь вообще непроста, – холодно заявляет со своего места Мегера, но Креслин, не обращая внимания на ее слова, уже тянется к ветрам. Сознание как бы раздваивается: он ощущает себя сразу и стоящим на мягко покачивающейся палубе, и парящим в небе далеко позади корабля. В первый раз юноша старается увидеть не землю с высоты ветров, а сами ветра, хотя, конечно, слово «увидеть» может быть применимо к этому чувству лишь условно. Сливаясь с ними сознанием, он улавливает препятствия и кружения, жар и холод, восходящие и нисходящие потоки, в том числе и студеные, изо дня в день почти касающиеся Крыши Мира.
Сколько времени пребывал юноша в состоянии раздвоенности, ему неведомо, но когда он вновь ощущает себя стоящим на палубе, в облачной крыше появляются голубые просветы.
– Они заблокированы... – начинает он и лишь потом замечает, что ни Клерриса, ни Мегеры рядом с ним нет: они отошли к бушприту и любуются дельфином.
Юноша с серебряными волосами со вздохом направляется к ним.
– Ну разве не прелесть? – говорит Мегера, с улыбкой провожая взглядом дельфина, сделавшего последний прыжок и ушедшего вниз, под темно-зеленую воду.
– Это самка?
– Кто знает, – откликается Клеррис.
– Я знаю, – возражает Мегера. – Я чувствую в ней женское начало.
– Наверное, ты права, – соглашается Креслин.
– Ну, что ты выяснил? – спрашивает у юноши Черный маг.
– Южные ветра сильнее. Низкие ветра, и это притом, что нет ничего мощнее верхних потоков. То, как эти низкие ветра веют над заливом, каким-то образом... каким – я пока не понял... но это связано с пустынями на Отшельничьем. Особенно с южной частью острова. Но и с северными холмами тоже.
– Горы и пустыни всегда оказывают сильное воздействие на ветра и вообще на погоду. Так же, как и моря. Это связано с особенностями нагревания и охлаждения воздуха.
Клеррис смотрит на юг, туда, где увиденное Креслином ранее темное пятно уже приобрело очертания скалистой прибрежной линии.
Креслину хотелось бы услышать побольше, но Черный маг имеет привычку говорить исключительно то, что находит нужным. «Возможно, эту неплохую привычку следует перенять», – думает юноша. Его удивляет, как может маг называть каменистые возвышенности на острове «горами». Ведь все эти холмы и утесы в сравнении не только с Закатными, но и с Рассветными Отрогами представляют собой не более чем кочки.
– Может быть, ты помнишь, что теплый воздух легче холодного, – говорит Клеррис и, отвернувшись от юноши, идет к штурвалу, где рядом с рулевым стоит Фрейгр.
Креслин все еще качает головой, когда к нему обращается Мегера:
– Ты еще не привык к сложностям.