Монро Люси. Вкус любви

   Она не знала, что сказать. По его словам, выхолило, что его действительно волнует ее судьба, а она знала, что это невозможно. Она вызывает у него раздражение, не более того. Просто пятнышко на экране радара его жизни, которое скоро исчезнет.
   Не говоря больше ни слова, он развернулся и двинулся к дому, предоставив ей решать, идти за ним или нет. Она пошла.
   Он направился прямо в ее бывшую комнату и положил вещи в ногах кровати, потом повернулся к Аманде.
   — Не могу обещать, что изменю свое мнение, но могу гарантировать, что, если вы уедете, у меня не будет шанса передумать.
   По его лицу было видно, что на компромисс он не пойдет. Если она останется, есть надежда на успех. Если она уедет, слияние не состоится. Это шантаж. Простой и откровенный. И очень эффективный. Он решил сыграть на единственной вещи, которую она ценила в своей жизни, кроме дружбы с Джиллиан. На ее карьере.
   Она не могла понять, зачем Саймону нужно, чтобы она осталась. Трудно поверить, что он действительно хочет пересмотреть ее аргументы в пользу предложения «Икстант». Но что, если она ошибается? Даже если нет, чем дольше она удерживает Дэниела от обращения за поддержкой к другим родственникам, тем лучше. Она не желает быть ответственной за разжигание семейной войны.
   Мысли метались в мозгу Аманды так, что у нее закружилась голова. Она чувствовала, как разрывается между знакомым страхом остаться с Саймоном, желая человека, которому нет до нее дела, и незнакомым страхом подвести свою компанию и лишиться работы.
   Так какой же у нее выбор? Она пережила брак с Лансом. Выдержит и еще несколько дней в доме Саймона.
   — Я остаюсь.
 
   Саймон наблюдал из окна лаборатории, как Аманда слоняется вдоль берега. Она сменила свой официальный костюм на короткий топ и брюки-капри в тон. Она даже завязала свои изумительные волосы в хвост вместо аккуратного пучка, который обычно носила. Она выглядела потрясающе, совсем не похоже на застегнутую на все пуговицы женщину, которую он так хорошо узнал за столь короткое время.
   Запищал таймер, напоминая ему, что пора работать, но, с другой стороны, она же там. Она сказала ему, что ей нужно проверить электронную почту, и снова отказалась от завтрака. Это беспокоило его, но он добился главной уступки и чувствовал, что еще одной не получит.
   Он пришел в лабораторию, чтобы попытаться сделать что-то полезное. Для двух его главных проектов требовалось решить несколько головоломных задачек, и они должны были унести его мозг в страны, населенные монтажными схемами и компьютерными кодами, а не людьми. Но этого не случилось.
   В первый раз на его памяти он не мог откопать в своих проектах ничего достаточно интересного, чтобы сконцентрироваться на них. Он был слишком занят мыслями об Аманде. Заставив ее остаться, он, похоже, совершил самый нелогичный поступок в своей жизни. У него было несколько очень веских причин позволить ей уехать и никогда больше не видеться с ней. В важности этих причин он был убежден до сегодняшнего утра, до того момента, как вошел в кухню и не нашел ее там.
   Ни один из этих веских доводов не шел ни в какое сравнение с тем, что она уехала. Он ожидал увидеть ее сидящей за столом, и когда не увидел, свет утра померк для него. Когда Джейкоб сказал, что Аманда уехала, не попрощавшись, холодные ветры снова подули в душе Саймона — ветры, молчавшие с момента ее появления в его доме.
   Он ненавидел этот холод и мрачные тени, которые окружали его всю жизнь. Аманда заполнила пустоту и прогнала тени.
   Вот почему он похитил ее из единственного на острове магазина и шантажом заставил остаться. Это не имело ничего общего со слиянием, неважно, что ему пришлось сказать, чтобы уговорить ее не уезжать. Он не был с ней честен. Он знал это. Он не собирался менять свое мнение насчет объединения их компаний. Со временем Эрик тоже должен понять, что для семейной корпорации это неправильный шаг. Однако Саймон все же использовал как приманку свою возможность передумать, чтобы задержать Аманду на острове.
   Из-за сегодняшнего утра, проведенного без Аманды, и перспективы никогда не увидеть ее желание удержать ее было таким же сильным, как и его решимость не допустить слияния.
 
   — Я думал, вы собирались поработать с электронной почтой.
   Саймон зачарованно наблюдал, как Аманда подпрыгнула и обернулась на звук его голоса. Она вела себя как кролик, напуганный лисицей.
   Она отступила назад, подальше от него.
   — Я не слышала, как вы подошли.
   — Должно быть, вы очень сильно задумались.
   Движение ее губ можно было назвать улыбкой, но что-то было не совсем так. Она сказала:
   — Или это вы ходите тихо, как пантера.
   Он пожал плечами:
   — Я хожу как хожу.
   Она прикусила нижнюю губу, вид которой доказывал, что с ней недавно уже много раз так обращались. Она покраснела и слегка припухла, вся помада с нее была давно съедена. Наконец Аманда вздохнула.
   — Вы так уверены в том, кто вы такой.
   — Вы хотите сказать, что вы — нет? — Она наверняка так же сосредоточена на своей карьере, как он на своих проектах.
   Аманда задумчиво посмотрела на воду.
   — Полагаю, что да, когда дело касается моей работы.
   — Но не тогда, когда дело касается того, чтобы быть женщиной, — предположил он, вспомнив свое первое впечатление от нее.
   Она издала какой-то надломленный смешок.
   — Нет, не в этом дело, просто быть должностным лицом у меня получается лучше, чем быть женщиной. — Последние слова прозвучали так тихо, что ему пришлось напрягать слух, чтобы услышать их.
   — Вы считаете, что у вас плохо получается быть женщиной? — переспросил он, потому что эта идея казалась ему смехотворной. Если бы у нее это получалось хоть чуть-чуть лучше, ему пришлось бы надеть смирительную рубашку, чтобы держать руки подальше от нее.
   Она резко повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, ее темно-карие глаза искрились, как металлическая чашка, поставленная в микроволновку.
   — Прекратите. Я знаю, что собой представляю. И поэтому вы можете перестать делать свои глупые замечания по поводу моей предполагаемой красоты. Я знаю, как выгляжу, понятно? Мне не нужны ваша неискренняя лесть и ваши саркастичные шуточки о том, что вы хотите заняться со мной сексом. — Она резко вдохнула, привлекая его внимание к прелестям, которых, как была твердо убеждена, не имеет. — У нас деловые отношения. Это все. Я не нуждаюсь в том, чтобы вы делали вид, будто обращаете на меня внимание как на женщину, когда на самом деле этого нет. Господь знает, я привыкла к этому.
   — Привыкли к чему? — Разговор неожиданно принял такой оборот, которого он не мог и представить.
   — Привыкла, что видят скорее мою работу, чем меня. — Она зажмурила глаза и, похоже, постаралась совладать с собой, прежде чем открыть их снова. — Это не важно. Мне не нужно, чтобы вы видели во мне женщину. Я здесь, чтобы сделать мою работу, ничего больше.
   Он никогда не говорил ничего иного. Он мог думать об этом, но вслух никогда не говорил.
   — Вы пытаетесь убедить меня или себя?
   Неожиданно ее глаза наполнились слезами, их темные глубины затопила боль, и он почувствовал себя совершенным ублюдком из-за того, что заставил ее страдать. Он не хотел этого. Все, чего он хотел, — это понять, что происходит сейчас в ее голове. Он хотел понять, почему она уехала, не сказав ему ни слова, почему так категорично не желала возвращаться.
   — Мне нужно идти. — Она повернулась к дому.
   Он скорее оставил бы ее тогда в магазине, чем позволил бы уйти сейчас. Его рука опустилась ей на плечо.
   — Подожди. Я не понимаю, малышка. Я не собирался причинить тебе боль своим вопросом.
   — Не зовите меня малышкой, — сказала она сдавленным голосом, не поворачиваясь к нему.
   Он сам не понял, что сказал. Это очень шло ей. Такая маленькая. Такая ранимая, чего другие, вероятно, не замечали.
   — Это вам подходит.
   Она замотала головой, ее длинные волосы заметались из стороны в сторону.
   Обняв ее за плечо свободной рукой, он стал поворачивать ее к себе. Он не знал, что собирается делать. Утешить ее, может быть, но как только она оказалась перед ним, мысль утешить ее приняла очень интимный смысл.
   Он обхватил ее руками, сцепив их у нее под грудью, и уткнулся носом в ее розовое ушко. Он не мог ничего с собой поделать. Касаться ее казалось одновременно и естественным, и правильным.
   Ей было больно, а он желал помочь ей.
   — Я не хочу, чтобы ты страдала, Аманда. Скажи мне, что я могу сделать, чтобы избавить тебя от этой боли.
   В его руках она была совершенно неподвижна. Он даже не чувствовал, как она дышит.
   — Аманда?
   — Вы хотите меня не больше, чем он. — В ее словах прозвучала такая мука, что он вздрогнул.
   Он не обратил внимания на ее нелепое утверждение, что он не хочет ее. Если она спиной не чувствовала нарастающую эрекцию, он не собирается указывать ей на это и пугать ее до полусмерти.
   Но другая часть ее слов заинтриговала его.
   — Кто не хотел тебя?
   — Ланс.
   — Бывший муж? — догадался он.
   Она кивнула, и ее ухо коснулось его губ, заставив их затрепетать. Она конвульсивно содрогнулась.
   — Ты плачешь? — Он не знал, что делать с плачущей женщиной, но почему-то не мог оставить Аманду наедине с ее страданием, какова бы ни была причина.
   — Нет. — Прерывистый голос уличил ее во лжи, но Саймон не винил ее за это.
   — Расскажи мне о Лансе, — попросил он.
   — Я уже говорила, — воинственно ответила она. — Он не хотел меня.

Глава 11

   — Но он был твоим мужем.
   — Да.
   Саймону была ненавистна даже мысль о том, что какой-то другой мужчина заявлял права на эту женщину.
   Аманда прерывисто вздохнула.
   — И он делал все, что было в его власти, чтобы сделать меня такой, которую он мог бы желать. Не получилось.
   Какой идиот-евнух мог хотеть изменить ее? Она была сексуальна, красива и совершенна именно такая, как есть.
   — Что? Он что, был голубым?
   Она с горечью рассмеялась.
   — Нет. Он просто не мог заставить себя заниматься любовью с женщиной, настолько не соответствующей его требованиям.
   — И ты верила в эту ерунду? Что ты не отвечаешь требованиям как женщина? — Он знал, что его слова звучат злобно.
   Он и был зол. Даже в ярости. Если бы Ланс оказался поблизости, он уже был бы избит и истекал кровью. Хотя эта картина и принесла Саймону некоторое удовлетворение, он знал, что это никак не поможет смягчить ту боль, которую сейчас испытывала Аманда. И он не знал, что могло бы.
   Она вырвалась из его рук и повернулась к нему с диким выражением лица.
   — Да, я верила ему! А почему нет? Ты ведь тоже меня не хочешь! Ты ясно дал мне это понять.
   — Когда я дал тебе это понять? — Он сказал ей, что хочет с ней секса. Она что, считает его лжецом?
   — О, пожалуйста! Как будто ты не знаешь!
   Ее саркастичные слова были последней каплей, и он рванулся вперед. Она отступила, но он поймал ее без всякого труда. Им придется как следует поработать над ее боевой техникой.
   Он схватил ее за запястье, осторожно, чтобы не оставить синяков на бледной коже, но достаточно сильно, чтобы она не могла высвободиться, и потянул ее вперед. С грубостью, которая поразила его самого, он положил ее маленькую ладонь на огромное неопровержимое доказательство того, что она ошибается.
   — Чувствуешь это? Я обычно не разгуливаю со свинцовой трубой в джинсах. Как ты думаешь, это говорит о том, как сильно я хочу тебя? — Он отпустил ее запястье, готовый получить пощечину за то, что сделал. Или еще хуже.
   Она не дала ему пощечину и не пнула ногой, даже не накричала на него. И не отдернула руку. Вместо этого она прижала открытую ладонь к его пульсирующему естеству и неожиданно погладила. У него едва не подогнулись колени.
   Она подняла полные слез глаза, в которых теперь светилось удивление.
   — Ты говорил серьезно.
   Он не мог справиться со своим голосом и поэтому кивнул, но все еще не понимал, почему она так потрясена.
   Ее пальцы дрогнули, сжимая его, и глаза Саймона закрылись от наслаждения.
   — Если ты не прекратишь, я возьму тебя прямо здесь, на глазах у Бога, Джейкоба и чаек.
   Упоминание Бога и чаек подействовало на нее меньше, чем имя Джейкоба. Аманда заставила себя убрать руку с физического доказательства страсти Саймона.
   Она ликовала, словно только что совершила лучшую в своей карьере сделку. Саймон хотел ее, и это было всерьез. На этот раз не могло быть никакой ошибки. Мужчина не может имитировать эрекцию или вызвать ее по команде. Ланс позаботился, чтобы она поняла это. Для эрекции мужчина должен быть возбужден, и Саймон был возбужден. Очень возбужден.
   Ей хотелось прокричать осанну.
   Он привлек ее к себе, чтобы она почувствовала всю жесткость его члена своим животом. Это было невероятно пьянящее ощущение, и она такого не испытывала никогда раньше, вот так стоять, прижавшись всем телом к мужчине, находящемуся в состоянии очевидного сексуального возбуждения.
   Его руки крепко обняли ее.
   — Ты так соблазнительна. Мне с трудом удавалось удержаться, чтобы не уложить тебя в свою постель и удерживать там три дня напролет.
   При этой мысли ее охватило блаженство.
   — Так почему же ты этого не сделал? — пролепетала она в его грудь, и никакие мысли о робости или излишней напористости не приходили ей в голову.
   Он потерся об нее, прижимая ее к себе за поясницу, чтобы усилить трение между ними.
   — Я не хотел омрачить наши отношения.
   — Ты хочешь сказать, из-за этой сделки? — Вспомнив грубый совет Дэниела, как заставить Саймона согласиться с предложением, она была вынуждена признать, что Саймон был прав.
   — Из-за этого и еще потому, что твоя жизнь в южной Калифорнии, а моя здесь.
   Это доказательство того, что случайный секс не интересовал его, согрело ее душу, но и расстроило тоже. Потому что ничто не могло изменить тот факт, что их жизни проходят в абсолютно разных сферах.
   — Вопрос слияния все еще существует, — произнесла она вслух. — Мы деловые партнеры, а не любовники. — Едва она произнесла эти слова, ее охватила тоска. Саймон может желать ее, но недостаточно сильно, чтобы преодолеть разделяющие их разногласия.
   Его подбородок опустился на ее макушку.
   — Да.
   Ее сердце потеряло последнюю надежду и словно оборвалось.
   — Думаю, это значит, что заняться любовью — плохая идея? — не могла не спросить она, хотя и так знала его ответ.
   Его сердце заколотилось от этих слов, как будто пытаясь вырваться из груди. Прижимаясь лицом к его груди, она могла не только слышать, но и чувствовать это.
   — Это зависит от того, что ты имеешь в виду, говоря «плохая». — Одна большая рука скользнула вниз, чтобы обхватить ее ягодицы. — Мое определение этого слова меняется со скоростью реактивного самолета.
   У него такой сексуальный голос. Она готова была поклясться, что он может одним голосом довести ее до оргазма, если захочет. От одной этой мысли у нее стало влажно и горячо между ног.
   — Это правда? — хрипло спросила она.
   Рука на ее ягодице сжалась.
   — О да.
   Он слышала его слова, но все ее внимание захватил его запах. Она поймала себя на том, что принюхивается к джинсовой рабочей рубашке, натянувшейся на его впечатляющих грудных мускулах. Ланс никогда не пах так. Никакой другой мужчина в мире не обладал запахом Саймона. Он был уникален, и он опьянял.
   Ее пальцы по своей воле начали расстегивать пуговицы рубашки. Ей хотелось ощутить кожу.
   Его руки крепче сжали ее.
   — Продолжай в том же духе, и «плохая идея» потеряет для меня всякое значение.
   Она расстегнула еще две пуговицы и поцеловала только что обнажившуюся бронзовую грудь.
   — Правда? — Она хотела почувствовать его вкус. Почти безумно и с полным отсутствием своей обычной сексуальной сдержанности она высунула кончик языка и осторожно лизнула. Соленая. Теплая. Она лизнула снова. Немножко пряная.
   Он содрогнулся.
   Во второй раз в этот день она оказалась у него на руках.
   — Саймон! Что ты делаешь?
   Может быть, она зашла слишком далеко? Вдруг он решит осуществить свою угрозу заняться с ней любовью на улице? Эта мысль интриговала ее гораздо больше, чем беспокоила. Иметь возможность завести любовника так далеко, что он потеряет свой обычный самоконтроль, — такого она еще никогда не испытывала.
   Однако она читала об этом, и тогда это казалось ей очень забавным, если не сказать — невероятным.
   От его смеха ее охватила чувственная дрожь.
   — Я несу тебя в мою берлогу, чтобы совершить свое черное дело. — Подтверждая эти слова, он огромными шагами направился через лужайку к дому. — Победителю достаются трофеи или что-то в этом роде, а я захватил тебя сегодня утром.
   — Ты похитил меня!
   Он пожал плечами, и она прильнула к его шее, чтобы не упасть.
   — Это одно и то же, — ответил он.
   — Ты хочешь сказать, что считаешь себя каким-то воином-победителем?
   Он улыбнулся ей, его глаза были полны чувственного пыла.
   — Из тебя получается невероятно красивая и сексуальная пленница.
   Воин? Она без усилий представила Саймона в этой роли. Он с самой первой встречи поразил ее ощущением исходящей от него скрытой опасности. Но истинную природу этой опасности она начинала понимать только сейчас. Он обладал властью возбуждать все ее эмоции так, как не мог никакой другой мужчина, ни один из ее малочисленных приятелей, ни даже бывший муж.
   Но она — красивая и сексуальная? Тут ее воображению было гораздо труднее.
   И не такая уж пленница. О… ей нравилось это слово. После своего неудачного брака она была готова поддаться этой декадентской фантазии. Это может быть ее единственный шанс, которого у нее никогда не было. Если она разочарует Саймона в постели, как разочаровала Ланса, он не станет больше играть для нее роль воина-победителя.
   Она отбросила эту мучительную мысль. Не важно, что произойдет потом, сейчас Саймон хотел ее. Так сильно, что нес ее к постели на руках.
   — Я слишком тяжелая, чтобы нести меня всю дорогу до дома и еще вверх два пролета лестницы. — Это был не совсем искренний протест, потому что ощущение было восхитительным, но она чувствовала, что это нужно сказать.
   — Замолчи, пленница. — Его голос напоминал устрашающий рык хищника. — Никакие возражения не помогут тебе освободиться. — Его руки крепче сжали ее. — Теперь ты моя.
   Это была всего лишь игра, но в его интонациях ей послышалось настоящее предостережение. Она отбросила эту нелепую мысль. Неужели она действительно входит в роль пленницы?
   — Вырываться было бы бесполезно, — согласилась она, зарываясь лицом в его грудь. Она снова вдыхала его запах, впитывая его аромат кожей.
   Если это ей снится, она убьет любого, кто разбудит ее до того, как Саймон займется с ней любовью.
   Сердце Саймона отчаянно колотилось, когда он положил Аманду на свою огромную кровать. Лежащая там, она казалась такой невероятно маленькой, ее прекрасная кожа раскраснелась от возбуждения, глаза, похожие на темные озера, наполнились чувственным обещанием.
   Он начал снимать с себя одежду и остановился, дойдя до джинсов. Их он не снял. Пока нет. Он хотел, чтобы она возбудилась гораздо больше, прежде чем обнажить себя перед ней. Он умрет от неудовлетворенного желания, если она убежит стремглав, увидев его полную эрекцию. А это была действительно полная эрекция, так сильно он болел и пульсировал от желания, которое могла удовлетворить только эта маленькая женщина.
   Она не сняла с себя ничего.
   — Если ты не разденешься, я сорву с тебя одежду, — пригрозил он, продолжая изображать воина, но не совсем шутя. Он хотел ее так сильно, что если бы попытался раздеть ее, эта изящная блузочка наверняка осталась бы без единой пуговицы.
   Глаза испуганной лани посмотрели на него; в их глубинах затаилось сомнение.
   — Ты хочешь, чтобы я сняла одежду? — Она говорила словно робкая девственница.
   И вновь приступ желания охватил его. Он не знал, сколько еще сможет продолжать эту игру. Он начал ее случайно, почувствовав необходимость ради Аманды хоть сколько-нибудь ослабить напряжение между ними, но эта игра, наоборот, только усиливала его. По крайней мере для него.
   Он изобразил грозный взгляд и двинулся к постели.
   — Да.
   Что-то изменилось в выражении ее лица, и она, неловко поднявшись на колени, взялась за пуговицы. Ее глаза вопросительно смотрели на него.
   — Сними ее. — Неужели этот гортанный голос — его? Он говорил как примитивный самец, жаждущий овладеть своей самкой.
   Ее пальцы дрожали, но она расстегнула верхнюю пуговицу.
   Он не хотел пугать ее. Остановившись у края кровати, он накрыл ее руки своими.
   — Игра не имеет значения, милая. Я просто хочу тебя.
   Она сглотнула.
   — Я…я…
   Он скользнул пальцами под ее ладони и расстегнул следующую пуговицу, открывая верх ее пышной груди. Он ничего не мог с собой поделать.
   — Что?
   Она кашлянула.
   — Саймон?
   — Я здесь, малышка. — Ему нравится так называть ее, решил он.
   — Не могли бы мы, м-м…
   Он оперся коленом о кровать и навис над ней, расстегивая третью пуговицу и открывая нежные белые холмы. На ней не было бюстгальтера, и почему-то осознание этого подхлестнуло его возбуждение почти до предела. Он хотел как можно скорее увидеть ее обнаженной, но было что-то в том, чтобы сознавать, что эта тонкая ткань — единственное, что осталось между ним и ее изумительной грудью.
   Аманда глубоко вдохнула, и нежная плоть прижалась к его пальцам.
   — О! — Она моргнула, глядя на него своими огромными карими глазами.
   Он улыбнулся и опустил голову так, что их губы почти сомкнулись.
   — Не могли бы мы — что, милая?
   — Я хочу продолжить игру.
   — Я тоже хочу продолжить игру. — И он хотел играть еще очень долго. Он целовал ее, покусывая эту восхитительную нижнюю губу, которая раньше так дразнила его своей полнотой.
   Ее вкус был так приятен, лучше, чем он мог представить. Ее рот был сладкий и теплый, и он исследовал его весь, начав с губ и продвигаясь осторожными набегами в. глубину. Ее язык был робок, но когда она скользнула им вдоль его языка, в голове Саймона как будто взорвался фейерверк.
   Они оставались так несколько бесконечных минут, ее блузка была наполовину расстегнута, его руки зарылись в ее волосы, а их губы слились как две половинки произведения искусства, созданного одним из великих мастеров.
   Наконец он отстранился. Ему хотелось закончить раздевать сокровище в своих объятиях.
   — Ты хочешь поиграть вот так? — поддразнил он, быстро расстегивая три последние пуговицы.
   Прежде чем он успел стянуть ткань назад и открыть своему жадному взору ее тело, она схватила его за руки.
   — Я хотела сказать, что действительно хочу играть в завоевателя и пленницу. — Она поспешно выпалила это и густо покраснела.
   Он впервые слышал такое от женщины, но щеки Аманды были красными, как спелое яблоко.
   Он большими пальцами погладил округлости ее груди.
   — Ты хочешь продолжать изображать мою пленницу?
   Она хотя бы представляет, что такой сценарий делает с ним?
   Аманда кивнула в ужасе от того, что он может ответить на ее просьбу. Что, если он не хочет продолжать притворяться? Она могла надоесть ему своей глупостью, но Аманда подумала, что, если он продолжит игру, ответственность будет на нем. Она не обязана будет что-то делать. В конце концов от пленницы не требуется соблазнять своего захватчика. Саймон мог даже принять ее сексуальную неловкость за попытку изобразить неопытную девственницу. Это он должен будет соблазнять ее, и тогда, может быть, она не испортит все.
   Его руки скользнули в распахнутую блузку и накрыли обе ее груди, отчего сердце Аманды стало биться где-то в горле.
   — Из тебя получается очень соблазнительная пленница, Аманда.
   — Правда? — выдавила она.
   — О да. — Его руки сжались, и она почувствовала, как по ее твердым как камень соскам скользят его жесткие ладони.
   Она застонала.
   — Ты можешь быть девственницей, но ты не можешь сделать вид, что не хочешь меня. — О небеса, теперь он действительно говорил как воин-завоеватель.
   Ее руки все еще были на его запястьях, но она не пыталась остановить его ласки. Ей так сильно хотелось их.
   — Да, я хочу тебя, — ответила она.
   Тогда он поцеловал ее, не нежно и осторожно, как вначале, а со всей страстью, которую она мечтала разжечь в своем любовнике. Его губы завладели ее ртом с проворностью мародера, и она сдалась без сопротивления.
   Ее чувствительная вселенная сжалась, и в ней остался только этот мужчина. Его вкус. Его запах. То ощущение, когда он впивался в ее губы, когда его язык вторгался в ее рот. Она провела руками по его рукам вверх, к груди, касаясь его так, как она мечтала с той первой их совместной тренировки, когда он дразнил ее своим обнаженным торсом.
   Его кожа поверх твердых как камень мускулов была гладкой, и Аманда провела пальцами по шелковистым черным волосам на его груди. Хорошо, что он был не весь покрыт волосами. Ей гораздо больше нравилось ощущать его бархатную кожу, такую теплую, такую трепещущую.
   Вдруг руки на ее груди изменили свое положение. Он взял каждый набухший бутон двумя пальцами и стал перекатывать их. Она вскрикнула, не отрываясь от его рта, ощущение было таким ошеломительным, что ее ногти вонзились в мышцы на его груди.