Монро Люси. Вкус любви

   Сыграть роль мишени для тренировки Саймона ни аморально, ни унизительно. Не важно, какой это стресс для нее лично, она не имеет права отказываться только потому, что ее влечет к нему.
   Ей пришлось уронить портфель, чтобы позволить ему окончательно снять с нее жакет.
   Ее обнаженные руки покрылись гусиной кожей. Это от ветра, сказала она себе, а не потому, что его пальцы дотронулись до нее, когда он снимал жакет.
   Он сложил жакет и положил его на ее туфли, а портфель аккуратно поставил рядом.
   Потом он посмотрел на ее ноги:
   — В этих нейлоновых колготках вы будете скользить по матам. Вы можете упасть.
   — Это не колготки, — сказала она, не подумав.
   — Вы носите чулки? — Почему-то его голос прозвучал очень странно, когда он спросил это.
   Она посмотрела ему в лицо, но по его выражению ничего нельзя было прочесть.
   — Я ношу чулки на резинке. — «Заткнись. Перестань болтать. Ему не обязательно знать об уровне удобства твоих чулок».
   — На резинке? — Опять эта недоуменно поднята бровь. — Они держатся за счет эластичного кружева, облегающего ваше бедро.
   — Мое бедро? — От этого глубокого смешка и блеснувших белых зубов у нее внутри все сжалось. — Вы знаете, что я имела в виду.
   Он улыбнулся:
   — Да.
   — Почему мы вообще говорим о моих чулках?
   — Вам нужно их снять.
   Если бы он выглядел хоть чуть-чуть заинтригованным этой идеей, она бы отказалась, но он говорил совершенно бесстрастно. Похоже, мысль о том, что она снимет довольно интимную деталь туалета, интересует его не больше, чем последние биржевые цифры. Хотя они как раз могли бы его заинтересовать. Она видела, что вотировки сегодня немного поднялись.
   Она выглядела бы глупо, изображая разгневанную викторианскую девицу, когда он явно видел в ней лишь прекрасного спарринг-партнера, а не женщину. Ничего нового.
   Осознание этого больше не должно было ранить ее, но все же ранило.
   И все же унизительно признавать, что единственный за многие годы мужчина, к которому ее влекло, видит в ней не более чем досадную помеху, с которой приходится проводить время, чтобы сдержать обещание, данное двоюродному брату.
   Она отвернулась от него и стянула из-под юбки сначала один чулок, потом другой. Прохладный воздух словно рукой коснулся ее обнаженных ног, и по коже опять побежали мурашки.
   Постаравшись принять невозмутимый вид, она снопа повернулась к Саймону.
   Он даже не смотрел на нее. Он пил моду из бутылки, которую она раньше не заметила.
   — Я готова.
   Он сделал еще один глоток и опустил бутылку.
   — Хорошо. Встаньте вот здесь.
   Он положил руки ей на плечи и поставил ее в стойку. Он был так близко, что она чувствовала запах его тела, усиленный потом от тренировки. Будет ли он пахнуть так же после занятия сексом?
   Этого ей не узнать никогда, стало быть, нечего и думать.
   — Встаньте вот так. — Он взял ее за талию и за локоть правой руки и поставил блок. — Меняйте руки, когда я буду менять сторону нападения. Вы можете это сделать?
   — Конечно. — «Только перестань касаться меня, пока я не совершила что-нибудь, о чем мы оба пожалеем».
   Он странно посмотрел на нее:
   — Вы в порядке? Я не ударю вас. Мне просто нужна мишень, чтобы целиться. Спарринг будет совершенно бесконтактным.
   Она кивнула:
   — Вы можете начинать.
   Он начал и сдержал слово, останавливая удар на расстоянии всего нескольких миллиметров, ни разу не коснувшись ее. Так продолжалось примерно пять минут, пока он не напомнил, что она собиралась что-то говорить.
   — Верно. Во-первых, думаю, вы должны рассмотреть слияние с точки зрения будущего роста при минимальной потере имеющегося сейчас числа сотрудников.
   Саймон не отвечал, он просто позволил ей говорить. Даже малейшим движением ресниц он не выдал, что хотя бы слушает ее.
   Время от времени он менял ее позицию, продолжая тренировку. Он делал это молча, но она все равно сбивалась с мысли, и ей приходилось задумываться, чтобы вспомнить, на чем она остановилась.
   — Вам нужно быстрее менять блокирующую руку.
   Она запнулась на середине фразы о том, как вырастут акции объединенных компаний на биржевом рынке.
   — Что?
   — Мне нужно, чтобы вы быстрее меняли блокирующую руку.
   Что ж, она увеличила скорость и обнаружила, что принимает основные позы блокировки из тай-бо. Довольно скоро она стала тяжело дышать между словами, а по спине побежали ручейки пота, отчего тонкий шелк ее белого топа прилип к ней.
   — О'кей, теперь давайте поработаем над вашей формой.
   Не понимая, как это получилось, она вдруг оказалась в объятиях Саймона, спиной касаясь его груди. Он взял ее за обе руки и поставил в стойку.
   — Расслабьтесь, Аманда. Пусть ваше тело двигается вместе с моим.
   Она была очень рада, что стоит спиной к нему и они повернуты к окнам и океану, а не к зеркальной стене, которая отразила бы эту живописную картину уж слишком реалистично. От мысли, что ее тело будет двигаться вместе с его телом, ее соски болезненно напряглись. Два тонких слоя ткани ее шелкового топа и бюстгальтера никак не могли скрыть очевидного, и она молилась только, чтобы он оставался позади нее.
   Она постаралась сконцентрироваться на его командах и послушно следовать за его движениями.
   — В этом нет необходимости.
   Он не ответил, но его большая рука легла на ее бедро, пальцы усилили давление, чтобы ее нога приняла нужную позицию.
   Ей хотелось растаять, превратиться в лужицу сексуального желания на полу. Одна только сила воли не дала подогнуться ее коленям, когда его пальцы коснулись ее бедра.
   О Господи! Она никогда раньше не была так возбуждена, даже во время секса с Лансом. А ведь Саймон и не пытался завести ее. Он просто учил ее!
   Она оступилась, и рука Саймона скользнула к внутренней стороне бедра. Только то, что на ней была прямая юбка, туго натянувшаяся в такой позиции, не дало его пальцам продвинуться между ее ног.
   Она взвизгнула и, вывернувшись из его рук, почти отскочила.
   — В чем дело? У вас судорога?
   Скрестив руки на груди, чтобы скрыть проступившее сквозь бюстгальтер доказательство своего желания, она покачала головой. Он даже не понимал, что ее беспокоит. Это осознание больше, чем что-либо другое, заставило ее пройти через комнату и надеть жакет.
   — Вы закончили тренировку, ведь так?
   Он кивнул.
   — Но нам все еще нужно поработать над вашей формой.
   Она скользнула в туфли, не надев чулки.
   — Я бы предпочла закончить свою презентацию слияния.
   — Очень хорошо, но я планировал немного поплавать. Не хотите ли присоединиться ко мне?
   Не в этой жизни. И как, по его мнению, она должна плавать? Голой? Она отругала себя за то, что ее тело все больше демонстрирует возрастающее возбуждение. «Плохая мысль, Аманда, плохая, плохая мысль».
   — Нет, но я не против принять душ. — Жаль, что у нее нет с собой чистой одежды. И пот на теле еще не высох.
   Саймон подошел к маленькому переговорному устройству на стене и нажал кнопку.
   — Джейкоб?
   — Да, сэр, — прозвучал отдаленный голос дворецкого.
   — Аманда немного вспотела, изображая мою мишень, и хочет принять душ. Думаю, вы с ней примерно одного размера. Не мог бы ты подыскать для нее что-нибудь чистое, чтобы она надела это после душа?
   Если бы Саймон спросил, она бы отказалась от предложенной одежды, но он не спрашивал. Его слова о том, что он считает ее пышное женское тело в метр шестьдесят ростом одинаковым с жилистой фигурой дворецкого, который был выше метра семидесяти, ничуть не прибавили ей уверенности в себе.
   Она почти чувствовала жалящее «любовное похлопывание» Ланса по своему бедру и слышала его вопрос, неизменно сопровождавший это: «Ты тренировалась сегодня утром, дорогуша?» Ему всегда удавалось произнести это так, словно он сомневается в ней.
   Когда она пыталась объяснить ему это, он говорил, что она выискивает в его словах какой-то особый смысл, и начинал невнятно лепетать что-то о том, как вредно это для свободного общения в браке. У него хватало нахальства говорить ей, что от такой ее реакции он боится быть с ней откровенным.
   Она позволила себе слегка ухмыльнуться, вспомнив, как сказала то же самое о его реакции после того, как расколотила его огромный телевизор.
   — Аманда?
   Она подняла взгляд и поняла, что Саймон только что спросил ее о чем-то.
   — Простите. Я прослушала.
   Он недоуменно посмотрел на нее, но она постаралась принять невозмутимый вид.
   — Джейкоб покажет вам душ в гостевой комнате и принесет вам одежду. Встретимся наверху в большой гостиной после того, как я поплаваю и приму душ.
   — Вы ведь не исчезнете опять в своей лаборатории, правда?
   На его скулах появился румянец, но он не стал ничего обещать.
   — Не думаю.
   Она возмущенно воззрилась на него:
   — Саймон, вы взрослый человек. Вы собираетесь или нет встретиться со мной сегодня? Если нет, я лучше поеду домой принимать душ.
   — Я имею твердое намерение присоединиться к вам за ужином после того, как поплаваю.
   Она взяла портфель и сунула в него чулки.
   — Хорошо. — В дверях материализовался Джейкоб, и она повернулась, чтобы идти за ним. — Скоро увидимся, Саймон.
   Он не ответил, но она не позволит себе беспокоиться об этом.
   Его навыки общения не слишком хороши, но она уже одолела по меньшей мере треть своей презентации. За ужином она легко сможет обрисовать оставшиеся две трети.
   Если он явится к ужину.

Глава 5

   Аманда не собиралась надевать пару мешковатых мужских спортивных штанов. Здесь, конечно, не южная Калифорния, но уже начало лета, и погода довольно теплая. У нее нет желания париться в толстой ткани.
   Если мелочное чувство женской гордости не желает, чтобы ее видели одетой как чей-то свихнувшийся престарелый дядюшка, то это тоже хорошо.
   Отбросив штаны в сторону, она взяла графитно-серую хлопковую футболку Джейкоба и надела ее. Темный цвет скроет неприличное отсутствие бюстгальтера. Она не любила надевать после душа те же самые трусики, но успокоила себя тем, что только верхняя часть ее тела покрылась испариной от тренировки.
   Натянув юбку на бедра и застегнув молнию, Аманда повернулась к большому зеркалу.
   Футболка не так уж плохо смотрелась с юбкой, но, заправленная, она слишком явно обрисовывала ее грудь. Аманда вытащила ее, и подол свободно упал на бедра. Она прикусила губу. Так лучше, но вот волосы в ужасном беспорядке. В душе она надевала шапочку, чтобы не намочить их, однако это помогло сохранить лишь остатки укладки.
   Привычный гладкий французский пучок развалился на части, и несколько прядей упали на шею. Она вытащила шпильки, которыми закалывала пучок, и тщательно расчесала волосы оставленной для нее Джейкобом щеткой.
   Не было лака, чтобы снова уложить волосы, так что пришлось собрать их в высокий хвост и закрепить заколкой, которая нашлась в сумочке. Концы волос свисали, но заколка не давала им падать на шею.
   Туфли Аманда оставила вместе с остальными своими вещами в ванной. Их можно забрать позже.
   Она не могла представить себя на деловой встрече с кем-нибудь, кроме Саймона Бранта, босой и в одежде с чужого плеча. Не могла она и представить, что для кого-то другого будет играть роль тренировочной мишени. Жизнь вокруг него была столь же эксцентрична, как и он сам.
   И ей это нравилось.
   Аманда прошла в главную комнату, ноги сами повели ее к стеклянной стене. Вид был неотразим, океан выглядел безграничным и постоянно меняющимся.
   Она прижала руку к стеклу, не заботясь о том, что оставит отпечаток еще влажной после душа ладони. Стекло нагрелось от солнца, его твердой гладкой поверхности было так приятно касаться. Сколько может продлиться плавание Саймона?
   Какое-то движение справа привлекло ее внимание: Джейкоб снаружи накрывает стол к ужину. Наконец он пересек платформу и скрылся в доме слева от нее.
   Вошедший Саймон увидел ее у окна.
   — Вам стоит посмотреть на океан во время шторма.
   Мышцы напряглись, а легкие как будто сжались. И все это потому, что мужчина просто вошел в комнату? Ей нужно было лучше подготовиться. Думая об отсутствии свиданий за последние два года, она поправила себя — нужно было просто подготовиться, точка.
   Аманда заставила себя ответить на его слова, а не на свою реакцию на него.
   — Я бы, наверное, нервничала, когда между мной и стихией всего лишь тонкая стена стекла.
   — Она не тонкая.
   Правильно. Он говорил, что стена укреплена.
   — И все же это стекло.
   — Полагаю, вы чувствовали бы себя уютнее, если бы окна можно было закрыть шторами и не видеть то, что за ними. — Его голос звучал не снисходительно, а просто задумчиво.
   И он был прав.
   Она пожала плечами:
   — Это не мой дом, так что вряд ли это имеет значение. — Она повернулась к нему.
   Его черные волосы были все еще мокрыми, поэтому он ограничился тем, что просто зачесал их назад. На нем были джинсы и больше ничего. Он вообще когда-нибудь носит рубашку? С этой своей загорелой кожей он выглядел словно древний воитель.
   — Хорошо поплавали?
   Теперь наступила его очередь пожать плечами, отчего мускулы на его груди заиграли.
   — Я плаваю не для удовольствия. Плавание самый эффективный способ закончить тренировку.
   — Вы же не собираетесь убеждать меня, что не получаете удовольствия от занятий боевыми искусствами. Ваши действия слишком искусны, чтобы выполнять их просто для физической нагрузки. Кстати, какого цвета у вас пояс?
   Ее бы очень удивило, если бы он оказался не черным.
   — А это имеет значение? — Он смотрел на нее так, будто она была жуком на булавке: с любопытством ученого и чем-то еще, что можно было бы, не знай она его, принять за мужской интерес.
   — Да, в общем, нет. Я просто поддерживаю разговор. — Его навыки общения явно не на том же уровне, что другие его способности. По какой-то причине она находила это весьма располагающим. — С вашей стороны было бы вежливо ответить на вопрос, если только у вас нет каких-то причин не отвечать.
   Две полоски румянца появились на его высоких скулах, указывая на то, что он понимает, как трудно дается ему вежливое обхождение, и что его на самом деле беспокоит этот факт.
   — У меня черный пояс.
   — Впечатляет!
   — Правда? — Его, кажется, искренне интересовал ее ответ, в серых, как грозовая туча, глазах отразилось любопытство.
   — Да. Это потрясающе. Ведь чтобы добиться такого, требуется много самодисциплины и работы.
   Он, похоже, задумался над ее словами.
   — Это еще не все, что нужно делать.
   — Что вы имеете в виду?
   — Я начал учиться таэквондо у дяди моей матери, когда мне было четыре года. К тому времени я уже ходил в школу, где все дети были старше и крупнее меня. У меня не было товарищей для игр, так что тренировки с дядей хоть как-то развлекали меня.
   Трудно представить, что когда-то он был меньше одноклассников, ведь теперь он стал таким крупным мужчиной.
   — Эрик говорил, что вы были одаренным ребенком.
   — Да.
   — Наверное, трудно быть младше всех вокруг вас?
   Выражение какого-то затаенного одиночества и боли промелькнуло в его мужественных чертах, прежде чем он коротко кивнул.
   — Джейкоб подал ужин.
   Такая резкая перемена темы потрясла ее.
   Он обошел ее и нажал кнопку, открывавшую стеклянную панель.
   — После вас. — Он церемонно протянул правую руку. Она улыбнулась и, проходя мимо него, была шокирована, почувствовав, как он потянул ее за хвост.
   — Мне нравится. Он не такой консервативный. — Он тут же отпустил ее, так что она не обиделась.
   Она посмотрела вниз на свою одежду и босые ноги.
   — Я бы сказала, что сейчас мы оба очень далеки от консервативности. — Но внутри что-то кольнуло от его определения ее привычной манеры одеваться. В её устах это прозвучало так, будто она одевается как старуха, но, хотя ее одежда и была консервативна по стилю, она всегда старалась придерживаться определенного уровня элегантности.
   Но стоит признать, что она никогда не носила ничего даже отдаленно сексуального или чересчур женственного.
   — Этот серый вам идет. Для вашего цвета волос у вас очень бледная кожа. Очаровательный контраст.
   Прежде чем ответить, она позволила ему усадить себя.
   — Я похожа на прабабушку, а в южной Калифорнии моя «нездоровая бледность» не считается очаровательной.
   — Вы говорите, будто выглядите больной, но это не так.
   — Я не загораю. Я сгораю. А для большинства калифорнийцев это действительно болезнь. — Она коротко рассмеялась, стараясь превратить все в шутку, но в памяти всплывало время, проведенное в солярии, когда она подростком пыталась приобрести «правильный вид».
   — Те, кто много загорает, больше других рискуют заболеть раком кожи. К тому же их кожа преждевременно стареет.
   Она многозначительно посмотрела на его обнаженный торс.
   — Сейчас, став взрослой, я это понимаю. Подростком меня это не заботило. Я просто хотела быть как все. — Даже если бы она загорала, у нее все равно было гораздо больше выпуклостей, чем у остальных девочек.
   Он посмотрел на себя, потом снова на нее.
   — После многих часов в лаборатории мне нравится чувствовать солнечное тепло, но я не лежу часами на солнце, чтобы стать как можно темнее.
   Она посмотрела на его оливковую кожу:
   — Вам это и не нужно.
   — И вам тоже.
   Очень мило с его стороны сказать это, и, может быть, он действительно считает бледный цвет лица очаровательным.
   — Это не имеет значения. Я уже много лет назад отказалась от всех попыток загореть.
   — Хорошо.
   Она улыбнулась.
   — Я знаю, каково это — чувствовать себя не таким, как все, и не иметь возможности стать похожим на окружающих.
   — Вряд ли у вас были проблемы с внешностью. — Он был слишком хорош.
   Он не возгордился от комплимента, как сделали бы многие калифорнийцы.
   — Моей проблемой был возраст, — сказал он, повторяя то, что уже говорил раньше.
   — Когда-нибудь становилось легче?
   — Мне казалось, что да, какое-то время, когда я был подростком.
   — Что же случилось? — Попытается ли он осадить ее за то, что она лезет не в свое дело, более того, в то, которое не имеет никакого отношения к причине ее приезда? Но она не могла противостоять сжигавшему ее изнутри желанию лучше узнать его.
   — Я пытался делать то, что делали окружающие меня взрослые.
   — Очень типично для подростка.
   — Да, в общем, многие подростки стараются вести себя друг с другом по-взрослому. Меня же окружали люди на несколько лет старше и имевшие в миллион раз больше жизненного опыта.
   — Это было болезненно.
   — Можно сказать и так. Зато я понял много важных вещей.
   Она не стала расспрашивать дальше, но, может быть, однажды он сам расскажет ей. Потом она отругала себя. О чем она думает? Как только их компании объединятся, она больше никогда не увидит его.
   — Поэтому вы теперь живете на острове и работаете дома, так что вам не приходится ни под кого подстраиваться?
   — Может быть. Я никогда не задумывался об этом, но то, чем я занимаюсь, невозможно делать среди тех, кто привык работать с девяти до пяти.
   — Да, полагаю, вы правы. А вам всегда хотелось быть изобретателем?
   Материализовался Джейкоб, поставил перед ними по тарелке охлажденного мангового супа и вышел.
   Саймон попробовал суп, улыбнулся и съел еще, прежде чем ответить.
   — Я всегда жаждал открывать что-то новое, новые способы для решения старых задач и более эффективное использование имеющихся ресурсов.
   — Такая постановка проблемы гораздо шире, чем разработка новых компьютеров.
   — Компьютеры всегда играли главную роль. Это естественно, учитывая, кем был мой отец, но я экспериментирую и в других областях.
   — А над чем вы работаете сейчас? — Она попробовала су п. Изумительно! Ароматный и вкусный, с оттенком кокосового вкуса и персика, смешанного с манго.
   — Один из моих текущих проектов — это топливный элемент на ветровой тяге как альтернативная форма энергии.
   Конечно, он не смог бы работать только над одной вещью.
   — Как успехи?
   — Умеренные.
   — А что такое топливный элемент? — Она знала, что такое ветряная мельница. В Калифорнийской пустыне их стояли сотни. Однако она никогда не слышала о топливном элементе.
   — Это что-то вроде суперэффективной батареи, работающей на водороде и воздухе. Когда вам нужна энергия, вы прогоняете газ сквозь слои батареи, одним из побочных продуктов чего является электричество.
   — А что с другими побочными продуктами? — Она помнила, что атомная энергия в свое время рекламировалась как чистый источник энергии, и посмотрите, какой проблемой стали ее отходы.
   — Если как топливо использовать водород и воздух, то вторичным продуктом оказывается чистая питьевая вода. Водород в изобилии во вселенной, а первичные тесты показали, что топливный элемент будет как минимум вдвое эффективнее, чем другие источники. И в нем нет движущихся частей, которые могут изнашиваться.
   Он говорил с таким энтузиазмом, вдруг стал так разговорчив.
   — Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
   — Существует множество сложностей, с которыми нужно разобраться прежде, чем агрегат станет пригодным для массового использования.
   — И вы как раз сейчас работаете в лаборатории над этими сложностями?
   — Я и, вероятно, сотня таких же энтузиастов альтернативной энергии.
   Она положила ложку и вытянула босые ноги, подставляя их теплому солнцу. Саймон посадил ее в тени большого зонта.
   — Когда же вы находите время разрабатывать опытные образцы для «Брант компьютерз»?
   — Я не отвечаю за все разработки.
   — Но я думала, вы в «Брант» главный инженер-проектировщик. — Она была уверена, что Эрик так определил его роль в компании.
   — Думаю, моя должность называется что-то вроде «приятель-проектировщик».
   Она улыбнулась:
   — Вы не знаете?
   Серые глаза заглянули ей в лицо.
   — Это не имеет значения. Я делаю то, что делаю, потому что это то, чем мне нравится заниматься.
   — Но вы ведь действительно проектируете для «Брант компьютерз»?
   — Я создаю новые технологии на фазе испытания концепции. Иногда это означает создание рабочего образца, иногда нет. Как только я передаю его проектной группе, я практически не участвую в работе, если только они где-нибудь не застрянут.
   — Я слышала, ваша проектная группа одна из лучших в своей области.
   — Нам нравится так думать.
   — В «Икстант корпорейшн» тоже работают самые передовые инженеры страны. Представляете, что могут сделать эти две команды, если их соединить? — Наверняка это одна из выгод слияния, которая его привлечет.
   Он нахмурился:
   — Насильственное слияние двух команд может с той же легкостью уничтожить эффективность работы обеих.
   — Почему это должно произойти?
   — Создание нового продукта — это творческий процесс.
   Только когда он закончил есть суп, она поняла, что он не собирается ничего добавлять. Она подождала, пока Джейкоб уберет тарелки и принесет второе блюдо, и заговорила снова:
   — Так почему же творческий процесс должен пострадать от слияния двух команд?
   — Я не знаю, пострадает ли он. Существует такая возможность.
   — Но почему такая возможность существует? Я бы сказала, что чем больше мозгов, тем лучше.
   — Вы никогда не слышали поговорку «Слишком много поваров испортят бульон»?
   — Саймон, мы здесь говорим не о кулинарии.
   — Мы говорим о возможности смешать слишком много хорошего в одном котле.
   — Что конкретно вы имеете в виду?
   — Одной из причин моей работы здесь является полная свобода творчества. Она дает мне возможность пробовать то, что я не мог или не стал бы пробовать в корпоративной обстановке. Другие люди не всегда способствуют творческому процессу, иногда они подавляют его. Может быть, они раньше уже пробовали что-то подобное, и у них не получилось.
   — Но это может произойти в командах и сейчас.
   — Это правда.
   Он опять сделал это. Замолчал.
   — Это все, что вы собираетесь сказать?
   — Пока да.
   Джейкоб вошел с подносом, на котором красовались две хрустальные вазочки, доверху наполненные свежей клубникой с горой сливок; все это великолепие было украшено мятой.
   Аманда одарила старика ослепительной улыбкой, только чтобы смутить его.
   — Обед был просто сказочный, Джейкоб. Благодарю вас. А десерт выглядит греховно восхитительным.
   — В свежих ягодах нет ничего греховного, мисс. — Он снова наполнил вином их бокалы и ушел, унося поднос с тарелками.
   Клубника оказалась такой сочной, что скользила по ее языку, просто взрываясь восхитительной сладостью.
   — М-м, — промурлыкала она от удовольствия, кладя в рот другую ягоду.
   Она подняла глаза и увидела, что Саймон с любопытством наблюдает за ней.
   — Они выращены здесь неподалеку.
   — Они просто объедение! — Она зачерпнула ложкой еще одну ягоду, постаравшись прихватить побольше сливок. Отправляя ложку в рот, она осознала, что Саймон смотрит на нее со смущающей напряженностью.
   Его глаза действительно прикованы к ее губам, или это вновь ее разыгравшееся воображение, победившее здравый смысл? Ее так влекло к нему, что хотелось поверить во взаимность этого чувства, но он ничем не показывал, что это так и есть.
   Гораздо более вероятно, что он удивляется, почему женщина с ее фигурой не отказалась от десерта. Если бы она была в обществе родителей или своего бывшего мужа, она бы отказалась.