Мур Кристофер. Агнец

   — Ты рассказывал о звезде. И мама говорила о звезде.
   — Да, мы втроем отправились за звездой и случайно встретились в горах к востоку от Кабула. Странствие свое мы заканчивали уже вместе, но не звезда была ему причиной. Она лишь послужила средством навигации. Мы отправились в странствие, потому что каждый из нас в конце надеялся что-то получить.
   — Меня? — спросил Джошуа.
   — Да, но не только. Еще и то, что пришло в этот мир вместе с тобой. Мы так считали. В том храме, куда мы сейчас едем, лежит комплект глиняных табличек, очень старых. Жрецы убеждены, что они восходят ко времени Соломона и предсказывают появление ребенка, способного одержать верх над злом и победить смерть. Они утверждают, что ребенок держит ключ к бессмертию.
   — Я? К бессмертию? Нет.
   — А мне кажется, да, только ты этого не знаешь.
   — Не-а. Я уверен, — сказал Джошуа. — Это правда, я действительно воскрешал мертвых, но ненадолго. С годами мне лучше стало удаваться исцеление, а трюки типа «встань и иди» — над ними нужно поработать. Мне следует еще поучиться.
   — Именно поэтому я и учу тебя, именно поэтому взял тебя с собой в Храм. Чтобы ты сам прочел таблички. Однако сила бессмертия в тебе есть.
   — Не, я в самом деле не в курсе.
   — Мне двести шестьдесят лет, Джошуа.
   — Я слыхал, но все равно не смогу тебе помочь. Хотя выглядишь ты неплохо — для двухсот шестидесяти то есть.
   Тут в голосе Валтасара зазвучало отчаянье.
   — Джошуа, я знаю, ты имеешь власть над злом. Шмяк рассказывал, как ты изгонял бесов в Антиохии.
   — Мелких, — скромно сказал Джошуа.
   — Над смертью у тебя тоже должна быть власть, иначе мне это все без толку.
   — Все, что я могу, досталось мне от отца моего. Я не просил.
   — Джошуа, меня хранит пакт с демоном. Если у тебя нет сил, предсказанных пророчеством, я не освобожусь от него никогда, никогда не обрету мира, никогда не познаю любовь. Каждую минуту жизни я вынужден своей волей удерживать этого демона. А если воля моя пошатнется, разорение окажется таким, какого мир этот никогда не видел прежде.
   — Я знаю, каково тебе. Мне не дозволено познать женщину, — ответил Джош. — Хотя об этом мне сказал ангел, а не демон. Но все равно, знаешь, иногда приходится тяжко. Мне очень нравятся твои наложницы. Как-то вечером Подушечка разминала мне спину после долгих занятий, и у меня началась такая массивная…
   — Ей-Филей Золотого Тельца! — неожиданно воскликнул Валтасар, вскочив на ноги. В глазах его заплескался ужас. Волхв начал быстро грузить припасы на верблюда, колотясь во тьме как полоумный. Джош скакал вприпрыжку за ним следом, пытаясь успокоить: он боялся, что у старика вот-вот случится припадок.
   — Что? Что?
   — Он вырвался! — ответил чародей. — Помоги мне собрать вещи. Мы должны вернуться. Демон — на свободе.
 
   Я съежился во мраке, ожидая, что сейчас падет какое-то бедствие, воцарится хаос, проявят себя боль, чума и ничего хорошего, но Радость чиркнула огненной палочкой и зажгла наши лампы. Мы были одни. Приоткрытая железная дверь вела в очень маленькую клетушку, тоже всю окованную. Места внутри хватало лишь для небольшой кровати и стула. Все стены из черного железа были покрыты золотыми письменами: пентаграммами и шестиугольниками от сглаза, а также десятками иных символов, которых я никогда раньше не видел. Лампу Радость поднесла ближе к стене.
   — Это знаки обуздания, — сказала она.
   — Я раньше слышал отсюда голос.
   — Когда я открыла дверь, внутри никого не было. Я успела заметить, пока лампу не задуло.
   — Что же тогда ее задуло?
   — Сквозняк?
   — Не думаю. Я почувствовал, как меня что-то задело.
   И тут в девичьих покоях кто-то закричал. К первому голосу присоединились другие — первобытный вопль абсолютного ужаса и боли. В глазах Радости вскипели слезы.
   — Что я натворила?
   Я схватил ее за рукав и поволок по коридору, успев выхватить из стены два тяжелых копья, на которых держался гобелен, и одно вручив ей. На кривых стенах впереди уже играли блики пламени, и вскоре я увидел, что пылают сами стены — от масла из разбитых лампад. Вопли достигли уровня непереносимого визга, но каждые несколько секунд хор будто лишался голоса — пока не остался всего один. Едва мы подбежали к бисерному пологу, все стихло, и нам навстречу выкатилась человеческая голова. Из-за полога выступило существо — оно не обращало внимания на огненные языки, лизавшие стены. Огромное туловище заполняло собой весь проход. Чешуя рептилии на плечах и высокие заостренные уши царапали своды. В когтистой лапе тварь держала окровавленный девичий торс.
   — Эй, пацан, — сказала тварь, и голос ее звучал лезвием меча, протащенным по камню, а кошачьи глаза размерами с блюда сияли желтым светом. — Ты что-то подзадержался.
 
   По пути к крепости Валтасар все рассказал Джошу о демоне:
   — Его имя — Цап, он демон двадцать седьмого разряда, а до падения — ангел-разрушитель. Насколько мне известно, Соломон сначала призвал его для строительства великого храма, но что-то не заладилось, и с помощью джинна Соломону удалось низвергнуть демона в преисподнюю. Я обнаружил печать Соломона и заклинание, которым его можно вызвать обратно, почти две сотни лет назад, в Храме Печати.
   — А-а, — вымолвил Джошуа. — Так вот почему Храм так назвали. А я думал, это как-то связано с борзописцами, которые мозги народу пудрят.
   — Мне пришлось стать служителем и учиться у жрецов много лет, прежде чем меня допустили к печати, но что значат несколько лет по сравнению с бессмертием? Оно мне и было даровано — пока демон ходит по этой земле. А пока он ходит по ней, его нужно кормить, Джошуа. Вот проклятье, от коего никогда не избавиться повелителю демона-разрушителя. Его нужно кормить.
   — Я не понял, он что — питается твоей волей?
   — Нет, питается он людьми. Но лишь моя воля держит его в узде, — по крайней мере, держала, пока я не оборудовал железную камеру и не высек на ее стенах золотые письмена, что удержали бы демона.
   Я двадцать лет стерег Цапа в крепости, которую и заставил его выстроить, и то была блаженная передышка. А прежде он повсюду меня сопровождал, куда бы я ни направился.
   — А это разве не приманивало к тебе врагов?
   — Нет. Если Цап не в своем прожорливом облике, видеть его способен только я. В непрожорливом облике он маленький, размером с ребенка, и нанести большого вреда не может — только невероятно действует на нервы. Но, насыщаясь, он становится чуть ли не десяти локтей в высоту и одним ударом когтистой лапы легко может раскроить человека напополам. Нет, враги — не вопрос, Джошуа. По-твоему, почему в крепости нет никакой стражи? До того как здесь несколько лет назад поселились девчонки, на крепость попробовали напасть басмачи. То, что с ними стало, теперь — кабульская легенда. С тех пор никто и не пытался. А вся проблема в том, что если воля моя пошатнется, он снова вырвется в мир, как это случилось во времена Соломона. И я не знаю, что тогда сможет его остановить.
   — А в преисподнюю ты его сослать не можешь? — поинтересовался Джошуа.
   — Могу — с печатью и нужным заклинанием. Именно за этим я и ехал в Храм Печати. Именно поэтому ты здесь. Если ты — тот Мессия, которого предсказывали Исайя и глиняные таблички в Храме, то ты — прямой потомок Давида, а следовательно — и Соломона. Я полагаю, в таком случае ты сможешь низвергнуть демона и убережешь меня от страданий, кои мне придется претерпеть с его возвращением.
   — Почему? Что станет с тобой, если он вернется в ад?
   — Я приму облик, подобающий моему истинному возрасту. А в данный момент это, я бы сказал, — прах. Но ты наделен даром бессмертия. И можешь этого не допустить.
   — Стало быть, адский демон вырвался на волю и мы сейчас возвращаемся в крепость без печати Соломона и без нужного заклинания? Делать — что?
   — Надеюсь, я снова смогу подчинить его своей воле. До сей поры камера его держала. Я не знал, поистине я не ведал…
   — Не ведал чего?
   — Что воля моя окажется сломлена чувствами к тебе.
   — Ты меня любишь?
   — Ну откуда мне было знать? — вздохнул волхв.
   И тут, невзирая на суровость сложившихся обстоятельств, Джошуа рассмеялся.
   — Разумеется, любишь — но не меня, а то, что я олицетворяю. Я пока не уверен, что должен сделать, но знаю одно: я здесь во имя отца своего. Ты так сильно любишь жизнь, что и ад тебе будет по колено, лишь бы за нее удержаться. Естественно, ты любишь того, кто тебе эту жизнь подарил.
   — Так ты изгонишь демона и сохранишь меня в живых?
   — Конечно, нет. Я просто хочу сказать, что понимаю, каково тебе.
 
   Уж не знаю, где Радость нашла силу, но миниатюрная девушка выскочила у меня из-за спины и метнула тяжеленное копье с искусностью бывалого солдата. (Я же ощущал, как колена мои пред ликом демона подгибаются.) Бронзовое острие, судя по всему, вонзилось между бронированных пластин на груди чудовища и на пядь вошло в тело. Демон ахнул и взревел, раскрыв огромную пасть и обнажив ряды зазубренных клыков. Он схватился за массивное древко и попробовал его вытащить — мускулы напряглись от натуги. Печально взглянул на копье, затем на Радость и вымолвил:
   — О, гнусный враг обрушись на тебя, ты умертвила мя намертво. — И рухнул на спину. Пол дрогнул от падения его туши.
   — Что он сказал, что он сказал? — Радость от нетерпения впилась ногтями мне в плечо. Демон говорил на иврите.
   — Он сказал, что ты его убила.
   — Ага, щас, — отозвалась наложница. (Довольно странно: слово «щас» звучит примерно одинаково на всех языках.)
   Я начал было продвигаться вперед — посмотреть, не осталось ли кого из девчонок в живых, — но тут демон сел.
   — Я пошутил, — сказал он. — Я не мертвый. — И он выдернул из груди копье так, будто смахнул с чешуйки муху.
   Я метнул в него свое, но смотреть, куда оно вонзится, не стал. Схватил Радость за руку, и мы побежали со всех ног.
   — Куда? — спросила она.
   — Подальше, — ответил я.
   — Нет, — сказала она и дернула за мою тунику так, что меня едва не нокаутировала стенка. — К проходу в скале.
   Мы мчались в полной темноте — никто не догадался прихватить по дороге лампу, — и я всею своей жизнью доверился памяти Радости: она должна была знать лабиринт крепостных покоев наизусть.
   На бегу мы слышали, как чешуя демона царапает по стенам. Время от времени, встретившись с низким потолком, он матерился на иврите. Наверное, видел в темноте, но вряд ли многим лучше нашего.
   — Пригнись, — шепнула Радость, хлопнув меня по макушке перед тем, как мы вступили в узкий проход, что выводил на плато. Я вжался в этот коридор так же, как демону приходилось скрючиваться в обычных покоях крепости, — и тут меня осенило, насколько блистателен выбор маршрута. Мы уже заметили, как в устье пробивается лунный свет, когда чудовище влепилось в бутылочное горлышко прохода у нас за спиной.
   — Йопт! Ай! Пронырливые хорьки! Я схрумкаю ваши головенки, как засахаренные фиги!
   — Что он сказал? — спросила Радость.
   — Он утверждает, что ты — сладость исключительной нежности.
   — Он совсем не это сказал.
   — Поверь, мой перевод настолько точен, насколько ты хочешь знать правду.
   Когда мы уже карабкались по веревочной лестнице с карниза на плато, из прохода донесся жуткий скрежет. Радость протянула мне руку, затем втащила лестницу наверх. Мы добежали до хлева, где обычно хранились верблюжьи седла и припасы. Верблюдов у нас было только три, их с собой забрали Джошуа и Валтасар, лошадей мы не держали, поэтому я даже не понял, зачем мы там притормозили, пока не заметил, что Радость наполняет два курдюка водой из резервуара за хлевом.
   — Нам ни за что без воды не добраться до Кабула, — сказала она.
   — А что будет, когда мы до него доберемся? Кто нам там поможет? Что это вообще за тварь, ко всем чертям?
   — Если б я знала, не стала бы открывать.
   Для человека, чьих друзей только что пожрала мерзопакостная скотина, Радость казалась потрясающе спокойной.
   — В самом деле. Но я не заметил, как оно оттуда выскочило. Я, конечно, что-то почувствовал — но не таких габаритов.
   — Действуй, Шмяк, не думай. Действуй.
   Она вручила мне один курдюк, и я погрузил его в каменную цистерну, стараясь за бульканьем воды различить, чем сейчас занимается монстр. Но вокруг лишь время от времени блеяли козы, да в ушах у меня стучал собственный пульс. Радость закупорила курдюк, один за другим открыла загоны для свиней и коз и выгнала всех животных на плато.
   — Пошли! — крикнула она и начала спускаться по тропе к невидимой в темноте дороге.
   Я вытащил курдюк из цистерны и как можно быстрее припустил следом. Луна сияла достаточно ярко, и бежать было легко, но поскольку я и при дневном-то свете дорогу бы не отыскал, в потемках мне как-то не хотелось делать ложных шагов по смертоубийственному серпантину без проводника. Мы уже почти миновали первый отрезок, когда услыхали сзади мерзкий вой, и в пыль прямо перед нами рухнуло что-то тяжелое. Переведя дух, я опознал окровавленную козью тушку.
   — Вон! — Радость ткнула вниз: под скальной стеной среди камней что-то двигалось.
   Оно посмотрело на нас, и ошибиться насчет сияния желтых буркал было уже невозможно.
   — Назад. — И Радость дернула меня с дороги.
   — Это единственный спуск?
   — Либо тут, либо нырнуть с обрыва. Это же крепость, не забыл? Здесь не задумывались легкие входы и выходы.
   Мы вернулись к веревочной лестнице, перекинули ее через край и начали спускаться. Когда Радость уже ступила на карниз и нырнула в проход, что-то тяжелое звездануло меня в правое плечо. Рука мгновенно онемела, и я выпустил лестницу. К счастью, пока я падал, ноги запутались в перекладинах, и я повис вверх тормашками, заглядывая в устье коридора, где стояла Радость. Перепуганная до смерти коза, ударившая меня, верещала, падая в пропасть, потом донесся глухой стук, и визг прекратился.
   — Эй, пацан, ты ведь еврей, правда? — раздался сверху голос.
   — Не твое дело, — ответил я.
   Радость схватилась за лестницу и втянула нас вместе в пещеру как раз вовремя — мимо провизжала еще одна коза. Я проехался носом по песку и заболботал, пытаясь одновременно отдышаться и отплеваться.
   — Давно я еврея не пробовал. Хороший жид — больше мяса набежит. Вот что китайцам не удается: их шесть-семь скушаешь, а через полчаса опять голодный ходишь. Не примите на свой счет, мамзель.
   — Что он сказал? — спросила Радость.
   — Говорит, ему нравится кошерная пища. А его эта лестница выдержит?
   — Сама делала.
   — Великолепно.
   Мы уже слышали, как под тяжестью монстра стонут веревки.

Глава 15

   Джошуа и Валтасар въехали в Кабул в такое время суток, когда по улицам бродят лишь головорезы и шлюхи (причем шлюхи после полуночи предлагают «головорезные скидки» для поддержания бизнеса). Старый чародей задремал, убаюканный верблюжьей размашистой иноходью. Поведение его сильно озадачило Джоша — примерно как и вся катавасия с демоном. Сам он в седле мог думать лишь об одном: как бы не сблевнуть. Это называют морской болезнью пустыни. Джошуа стегнул Валтасара по ноге болтавшимся концом поводьев, и старик, фыркнув, проснулся.
   — Что такое? Уже приехали?
   — Ты можешь контролировать демона, старик? Мы достаточно близко, чтобы ты его подчинил?
   Валтасар закрыл глаза, и Джошуа решил, что он засыпает снова, — вот только руки чародея задрожали в каком-то невидимом напряжении. Через несколько секунд Валтасар открыл глаза.
   — Не могу сказать.
   — Но ты же мог сказать, что он вырвался.
   — Тогда волна боли прокатилась по всей душе. У меня не получается близкий контакт с демоном постоянно. Вероятно, мы еще слишком далеко.
   — Лошади, — сказал Джошуа. — Они быстрее. Давай разбудим хозяина конюшни.
   И Джошуа повел его по улицам города к той конюшне, где мы оставляли верблюдов, когда приезжали исцелить ослепленного охранника. Лампы внутри не горели, но в дверном проеме соблазнительно позировала полуголая шлюха.
   — Особое предложение для головорезов, — на латыни сказала она. — Двое на одну, но если старик не потянет — никакой компенсации.
   Джош так давно не слышал римской речи, что сообразил только через секунду.
   — Спасибо, мы не головорезы.
   Они обогнули ее и забарабанили в дверь. Шлюха провела заточенным ногтем Джошу вдоль позвоночника.
   — А кто же вы? Может, у меня найдется другое особое предложение.
   Джош даже не оглянулся.
   — Он — колдун двухсот шестидесяти лет от роду, а я либо Мессия, либо безнадежный жулик.
   — Э-э, ну да — для жуликов скидка имеется, а вот колдуну придется оплачивать полный тариф.
   Джошуа слышал, как в доме кто-то зашевелился, и чей-то голос велел ему придержать коней: хозяева конюшен всегда так говорят, если заставляют себя ждать. Джош повернулся к шлюхе и бережно коснулся ее лба.
   — Ступай и больше не греши, — сказал он по-латыни.
   — Ага — и как я тогда на жизнь буду зарабатывать? Навоз огребать?
   И тут хозяин распахнул дверь. Он был коренаст и кривоног, с длинными усами, и вообще напоминал иссохшего сомика.
   — Что у вас тут за важность такая, что моя жена не могла с ней разобраться?
   — Твоя жена?
   Проходя в дом, шлюха провела ногтем Джошу по затылку.
   — Свой шанс упустил, — сказала она.
   — Женщина, а что ты вообще тут делаешь? — спросил хозяин.
 
   Радость выскочила стремглав на площадку и выхватила из складок халата короткий черный кинжал с широким клинком. Конец веревочной лестницы мотался перед ней как полоумный — монстр спускался к нам.
   — Нет, Радость. — И я втянул ее обратно в пещеру. — Его невозможно прикончить.
   — Не будь таким самоуверенным.
   Она повернула голову и ухмыльнулась мне, а затем разок чиркнула по толстой веревке, не тронув лишь несколько волокон. Потом привстала на цыпочки и парой перекладин выше проделала то же самое со второй веревкой. Невероятно, как легко ей это удалось.
   Радость отступила в проход и подняла кинжал так, чтобы на нем заиграл свет звезд.
   — Стекло, — сказала она. — Вулканическое. В тысячу раз острее любого лезвия из стали.
   Она спрятала кинжал и потянула меня за собой вглубь, но не очень далеко — чтобы можно было видеть вход в пещеру и площадку перед ним.
   Я слышал, как чудовище сопит, спускаясь к нам все ближе, — и вот уже огромная когтистая нога возникла в устье пещеры, за ней — другая. Мы затаили дыхание, когда тварь добралась до подрезанной части лестницы. Массивная чешуйчатая ляжка виднелась уже почти полностью. Одна лапа потянулась к новой перекладине — и тут лестница лопнула. Монстр повис как-то боком, телепаясь на оставшейся веревке прямо перед входом. Он смотрел на нас в упор, и в желтых его глазах ярость на миг сменилась недоумением. Кожистые уши летучей мыши встопорщились от любопытства, и он вымолвил:
   — Эй?
   Вторая веревка лопнула, и чудовище пропало с наших глаз долой.
   Мы выскочили на площадку и глянули за край. До дна — по крайней мере тысяча футов. Но в темноте мы могли разглядеть что-то лишь на несколько сотен, и эти футы были подозрительно лишены всяческих монстров.
   — Мило, — сказал я.
   — Надо бежать. Сейчас же.
   — Ты не считаешь, что ему конец?
   — Ты слышал, как что-нибудь ударилось о землю?
   — Нет, — ответил я.
   — Вот и я не слышала. Лучше нам двигать отсюда.
   Свои курдюки с водой мы оставили на плато, и Радость теперь хотела захватить какие-то припасы на кухне, но я сгреб ее и потащил к главному выходу.
   — Нужно убираться — как можно дальше и как можно быстрее. Смерть от жажды меня не так беспокоит.
   В основных покоях крепости было светлее, и мы пробирались по коридорам без лампы — и хорошо, потому что я бы все равно не позволил Радости остановиться и ее зажечь. Свернув за круглый угол лестницы на третий уровень, Радость вдруг дернула меня назад, чуть не сшибив наземь, и я рассвирепел, как кошак на крыше.
   — Ну что еще? Давай быстрее выбираться! — заорал я.
   — Погоди. Это последний уровень с окнами. А я не собираюсь выходить в парадную дверь, не зная, поджидает меня там эта тварь или нет.
   — Не говори глупостей, у всадника на быстрой лошади уйдет полчаса, чтобы добраться оттуда сюда.
   — А если он не долетел до дна? Если он залез обратно?
   — А на это нужно несколько часов. Пошли, Радость. Пока он доберется до двери, мы будем уже за несколько миль отсюда.
   — Нет!
   Она сшибла меня с ног, и я брякнулся спиной о каменный пол. Когда же я снова обрел под ногами почву, девушка уже добежала до окна и свесилась из него. Я подошел, и Радость поднесла палец к губам.
   — Он внизу. Нас поджидает.
   Я отодвинул ее и выглянул сам. Точно: тварь затаилась в темноте, лапы наизготовку, чтобы когтями выдрать дверь, едва мы откинем изнутри засовы.
   — А вдруг он просто не может войти? — прошептал я. — Он же не смог открыть другую железную дверь.
   — Ты не понял, какие в той комнате знаки были, да? Я покачал головой.
   — Символы обуздания. И обуздывать они должны были джинна или демона. Тут их нет. Передняя дверь для него не преграда.
   — Так почему ж он не войдет?
   — Чего ради гоняться за нами, если мы сами к нему явимся?
   В этот момент монстр поднял голову, и я отпрянул от окна.
   — Кажется, не заметил, — прошептал я, обрызгав Радость слюнями.
   И тут чудовище принялось насвистывать. Счастливую такую песенку, беззаботную — именно ее предпочтешь насвистывать, полируя выбеленный череп своей последней жертвы.
   — Я никого и ничего не вынюхиваю, — сказал монстр — гораздо громче, нежели требуется, если хочешь поговорить сам с собой. — Не-а. Я? Да ни за что в жизни. Остановился тут на секундочку — только и всего. Ой, а дома-то, наверное, никого и нету. Ну что ж, пойду своей дорогой. — И он опять засвистал.
   До нас донеслись шаги, они становились все тише и тише. Нет, они не удалялись — просто становились тише. Мы с Радостью выглянули из окна: огромная тварь изо всех сил исполняла пантомиму ходьбы, фальшиво сипя сквозь передние клыки.
   — И чего? — заорал я. — Ты что, надеялся, мы не заметим?
   Монстр пожал плечами:
   — Все равно попробовать стоило. Я понял, что передо мной не гений, когда ты еще ту дверь открыл.
   — Что он сказал? Что он сказал? — затараторила Радость у меня за спиной.
   — Ему кажется, ты не очень умная.
   — Скажи ему, что я зато не просидела столько лет в каталажке, занимаясь самоудовлетворением.
   Я отступил от окна и посмотрел на Радость:
   — Как думаешь, он в это окно пролезет? Она оценивающе оглядела амбразуру.
   — Думаю, да.
   — Тогда я ему этого говорить не буду. Он может обидеться.
   Радость оттолкнула меня, шагнула на подоконник, повернулась, задрала полы халата и пустила наружу струю. Поразительное чувство равновесия. Судя по ворчанию внизу, с меткостью у нее тоже все в порядке. Радость закончила и соскочила на пол. Я выглянул: монстр стряхивал мочу с ушей, точно мокрая собака.
   — Извини, — сказал я. — Языковая проблема. Я не знал, как это перевести.
   Тварь зарычала, и мышцы под чешуей на шее заходили, а затем монстр шарахнул кулаком в окованную железом дверь так, что пробил ее насквозь.
   — Ходу, — сказала Радость.
   — Куда?
   — На утес.
   — Но ты же лестницу срезала.
   — Там разберемся. — И она потащила меня за собой, петляя во тьме, как и раньше. — Пригнись! — вдруг крикнула она — всего через секунду после того, как сенсоры у меня во лбу, настроенные на каменные потолки, сообщили, что мы действительно оказались в низком проходе.
   Мы уже достигли середины коридора, когда я услышал, как монстр его тоже почувствовал и вознес хулу.
   Затем повисла пауза, а за ней — такой жуткий скрежет, что от звуковой волны нам пришлось зажать уши. А потом донеслась вонь паленого мяса.
 
   Когда взошла заря, Джошуа и Валтасар уже въехали в каньон, ведущий к крепости.
   — Ну как? — спросил Джош. — Демона чуешь? Валтасар сокрушенно покачал головой:
   — Мы опоздали, — и показал на бывшую круглую дверь. Теперь она превратилась в клубок искореженных и разодранных кусков, болтавшийся на остатках огромных петель.
   — Что же ты, во имя Сатаны, натворил? — крикнул Джошуа.
   Он соскочил с лошади и вбежал в крепость, оставив старика спешиваться и ковылять, как сумеет.
 
   Шум в узком коридоре стоял такой, что пришлось кинжалом Радости отрезать полоски ткани с рубахи и заткнуть ими уши. Потом я зажег огненную палочку — глянуть, что делает монстр. И мы не поверили себе: этот урод бурил скальную породу. Когти его двигались с такой скоростью, что превратились в сплошной мазок, и только дым, пыль и осколки летели из-под них. Чешуя горела от трения и, догорев, моментально отрастала снова. К нам демон продвинулся не сильно — футов на пять, но было ясно, что в конечном итоге проход он расширит настолько, что вытащит нас отсюда, как барсук термитов. Теперь я понимал, как построили крепость и почему нигде нет следов инструментов. Эта тварь двигалась так быстро, что буквально стирала стены когтями и чешуей, оставляя за собой камень не только резаный, но и полированный.
   Мы уже дважды пробовали подняться по остаткам лестницы на плато, но всякий раз монстр выскакивал, заходил с той стороны и сгонял нас вниз, однако к дороге мы тоже спуститься не успевали. А во второй раз он и подавно втащил лестницу наверх, после чего вернулся в крепость и возобновил свое адское глубинное бурение.