Мур Кристофер. Агнец

   Джошуа какое-то время лишь прихлебывал вино.
   — Ну, стало быть, надо в гадючье гнездо лезть.
   — Не делай этого, Джош, — предостерег я.
   — Только прийти нужно одному, — сказал Иосиф. — Апостолов не брать.
   — Не проблема, — ответил я. — Я всего-навсего ученик.
   — А особенно — вот этого. — Иосиф показал на меня. — Там будет Иаакан бар Иебан.
   — Значит, и мне опять весь вечер дома сидеть, — вздохнула Мэгги.
   А потом мы все стояли и махали им вслед. Джошуа с Иосифом уходили в Иерусалим на вечерю.
   — Как только свернут за угол, ступай за ними, — сказала Мэгги.
   — Конечно.
   — Держись поближе, если позовет на помощь.
   — Ну еще бы.
   — Иди сюда. — Мэгги втянула меня в дверь, где нас не увидят остальные, и одарила своим фирменным поцелуем — от таких я моментально входил со всего маху в стены и на несколько минут забывал собственное имя. Поцелуй этот был первым за несколько месяцев. Потом она отпустила меня.
   — Ты ведь знаешь. Не будь на свете Джошуа, я бы никого не любила — только тебя, — сказала она.
   — Вовсе не нужно давать мне взятки, чтоб я за ним следил, Мэгги.
   — Я знаю. За это, среди прочего, и люблю тебя. А теперь иди.
 
   Годы, потраченные на овладение искусством подкрадывания к монахам, окупились сторицей. Я тенью следовал за Иосифом и Джошем по Иерусалиму. Они понятия не имели, что я за ними слежу, а я перетекал из проема в проем, от стены к дереву и так добрался до Иосифова дома. Он стоял сразу к югу от городской стены, в одном броске камня от дворца самого первосвященника Каиафы. Дом Иосифа Аримафейского был лишь немногим меньше дворца, но мне удалось найти такую точку на крыше соседнего здания, откуда я мог наблюдать через окно за вечерей и одновременно — за парадным входом.
   Джошуа с Иосифом некоторое время одни сидели в трапезной и пили вино, а затем слуги начали вводить в залу по двое-трое и остальных гостей. Когда подали на стол, собралась целая дюжина — все фарисеи, присутствовавшие у Иаакана, плюс еще пятеро, которых я раньше не видел. Все были мрачны, тщательно мыли руки перед едой и оценивающе оглядывали друг друга, проверяя, все ли в порядке.
   Я не слышал, о чем они говорят, да это и не важно. Джошу, судя по всему, непосредственно ничего не грозило, а меня беспокоила только его безопасность. На риторическом поле боя он и сам за себя постоит. Но затем, когда уже казалось, что вечеринка закончится без инцидентов, я заметил на улице высокую шапку и белое одеяние жреца, а с ним — двух храмовых стражников с длинными копьями о бронзовых наконечниках. Я моментально сверзился с крыши и обогнул дом с другой стороны — в аккурат успев заметить, как слуга вводит жреца в дом.
 
   Стоило Джошу возникнуть в дверях Симонова дома, Мэгги и Марфа кинулись осыпать его поцелуями, будто он с войны вернулся, а затем повели к столу и забросали вопросами об ужине.
   — Сначала они на меня орали, что я оттягиваюсь, пью вино и пирую в свое удовольствие. Говорили, что если я поистине пророк, то должен поститься.
   — А ты им что? — спросил я, не успев еще толком отдышаться после марафона от дома Иосифа.
   — Я сказал: вот Иоанн питался жучками, вина в жизни не пробовал, и весело ему уж никак не было — и ему все равно не поверили, поэтому по каким нормам они предлагают нам жить, и передайте, пожалуйста, таболе^[10].
   — А они что?
   — А они принялись на меня орать, что я ем за одним столом с мытарями и блудницами.
   — Э-эй, — сказал Матфей.
   — Э-эй, — сказала Марфа.
   — Они не тебя имели в виду, Марфа, они на Мэгги намекали.
   — Э-эй, — сказала Мэгги.
   — Я сказал, что мытари и блудницы узрят Царство Небесное раньше их. Тогда они стали на меня орать, что я врачую в Шабат, не мою руки перед едой, снова сговорился с диаволом и богохульствую, утверждая, что я Сын Божий.
   — А потом что?
   — Потом внесли десерт. Какой-то фиговый тортик с медом. Мне понравилось. Потом в дверь ввалился парень в облачении жреца.
   — Ой-ёй, — сказал Матфей.
   — Да, это было круто, — продолжал Джошуа. — Он обошел всех фарисеев и пошептал каждому что-то на ушко, после чего Иаакан осведомился, чьей властью я поднял Симона из мертвых.
   — И что ты ответил?
   — Ничего я не ответил. При саддукее-то? Но Иосиф им сказал, что Симон вовсе не умер, а просто спал.
   — И они что?
   — Тогда они спросили, чьей властью я его разбудил.
   — И ты что?
   — И я разозлился. Я сказал, что всею властью Бога и Духа Святого, властью Моисея и Илии, властью Давида и Соломона, властью грома и молнии, властью моря, и воздуха, и огня земного. Вот что я им сказал.
   — А они что?
   — А они ответили, что у Симона, должно быть, очень крепкий сон.
   — Сарказм этим парням — что слону дробина, — сказал я.
   — Да, только патроны переводить, — согласился Джошуа. — Как бы то ни было, когда я уходил, снаружи торчали два храмовых стражника. Копья переломлены, а сами без сознания. У одного к тому же — весь череп в крови. Ну, я их исцелил, а когда увидел, что оба приходя г в себя, пошел обратно.
   — А они не подумали, что это ты на стражников напал? — осторожно поинтересовался Симон.
   — Не-а, меня жрец провожал. Он их тоже сразу увидел.
   — А исцеление его не убедило?
   — Едва ли.
   — И что нам теперь делать?
   — Думаю, стоит вернуться в Галилею. Иосиф сообщит, если из заседания Совета что-то выйдет.
   — Ты сам знаешь, что из него выйдет, — сказала Мэгги. — Ты для них — угроза. А теперь они сюда и жрецов втянули. Ты знаешь, что произойдет.
   — Знаю, — ответил Джошуа. — Это вы не знаете. Утром уходим в Капернаум.
   Позже Мэгги пришла ко мне в большую комнату Симонова дома, где мы все расположились на ночлег. Заползла ко мне под одеяло и прижалась губами к моему уху. Как обычно, пахла она лимонами и корицей.
   — Что ты со стражниками сделал? — спросила она.
   — Застал врасплох. Я думал, они Джоша пришли арестовать.
   — За такое его и могли арестовать.
   — Слушай, ты этим когда-нибудь раньше занималась? Потому что если у тебя есть план, я был бы признателен, если б ты меня в него посвятила. Лично я все играю на слух.
   — Ты молодец, — прошептала она. И поцеловала меня в ухо. — Спасибо тебе.
   Я потянулся было к ней, но она ускользнула.
   — Но спать с тобой я все равно не буду, — прибавила она.
   Гонец, должно быть, скакал несколько суток без роздыху, чтобы нас опередить. Когда мы добрались до Капернаума, нас уже ждало послание от Иосифа Аримафейского.
 
   Джошуа,
   Совет фарисеев приговорил тебя к смерти за богохульство. Ирод согласен. Официальный приговор пока не подписан, но я настоятельно тебе рекомендую забрать учеников и уйти на территорию Ирода Филиппа, пока тут все не утрясется. От жрецов пока ни слова. Это хорошо. Приятно было тебя видеть на ужине, в следующий раз будешь в городе — заходи.
   Твой друг Иосиф Аримафепский.
 
   Джошуа прочел письмо вслух всем нам, а потом показал на голую скалу на северном берегу озера у Вифсаиды.
   — Пока мы снова не ушли из Галилеи, я иду вот на эту гору. И останусь там, пока сюда не соберутся все галилеяне, кто желает услышать благую весть. И только после этого уйду я на территорию Филиппа. Ступайте и приведите верных мне. И сообщите, где они меня найдут.
   — Джошуа, — сказал Петр, — в синагоге тебя и так уже ждут две или три сотни хворых и хромых. Накопились, пока тебя не было.
   — Так чего ж ты мне раньше не сказал?
   — А что? Варфоломей всех принял, записал имена, а потом мы им сказали, что ты будешь с ними, как только у тебя появится возможность. С ними все в порядке.
   — Время от времени я прогуливаю мимо синагоги собачек — вроде как мы тут делом заняты, — сказал Варф.
   Джошуа мгновенно унесся в синагогу, воздев руки к небу и размахивая ими, словно спрашивал у Господа, зачем Он наслал на него эту чуму из недоумков, хотя, возможно, я просто трактую так его жест. А все остальные рассеялись по Галилее — объявить, что Джошуа закатывает большую проповедь на горе к северу от Капернаума. Мы пошли с Мэгги — а также Симон-кананит и Мэггины подружки Иоанна и Сусанна. Решили за три дня обойти кругом всю Северную Галилею, заглянув по пути в десяток городков, и успеть вернуться к горе — дабы помочь регулировать паломнические толпы, которые к тому времени уже начнут подтягиваться. В первую ночь мы стали лагерем в укромной ложбинке возле местечка под названием Ямнит. Поели хлеба с сыром у костра, мы с Симоном выпили вина, а женщины сразу легли спать. Мне впервые выпало поговорить с зилотом наедине — чтобы рядом не тусовался его кореш Иуда.
   — Надеюсь, Джошу на этот раз удастся обрушить на их головы Царство Небесное, — сказал Симон. — А то иначе мне придется искать себе другого пророка и присягать на верность ему.
   Я чуть вином не поперхнулся. Откашливаясь, я передал зилоту бурдюк.
   — Симон, — сказал я. — Ты веришь, что он — Сын Божий?
   — Нет.
   — Не веришь, но все равно за ним идешь?
   — Заметь, я ж не утверждаю, что он плохой пророк. Он клевый пророк. Но сам Христос? Сын Божий? Ну, не знаю.
   — Ты с ним много странствовал. Слышал, как он выступает. Видел, какая у него власть над бесами, над людьми. Ты видел, как он исцеляет. Кормит. И что он просит взамен?
   — Ничего. Ночлег. Чуточку еды. Глоток вина.
   — А если бы все это умел ты — чего б ты захотел? Симон откинулся на спину, поглядел на звезды и пустил воображение в свободный полет.
   — Ну-у, я б захотел себе в постель целые деревни женщин. Я бы себе отгрохал дворец покрасивше, и чтоб рабы меня купали. Я бы выбрал самую изысканную еду и вино, а цари съезжались бы отовсюду одним глазком глянуть на мое золото. Я бы стал суперзвездой.
   — А у Джошуа только плащ и сандалии. Симона, похоже, это несколько отрезвило, но он остался недоволен.
   — Лишь от того, что я слаб, он еще — не Христос.
   — Он Христос именно поэтому.
   — А если он просто наивный?
   — Вот на это и рассчитывай. — Я встал и протянул ему бурдюк: — Допивай. Я иду спать.
   Симон воздел брови.
   — А вот Магдалина — шикарная ведь женщина. Ею запросто можно увлечься.
   Я поглубже вдохнул и подумал: наверное, стоит защитить честь Мэгги или хоть предупредить Симона, чтобы не вздумал к ней клеиться. Но затем я передумал. Зилоту необходим урок, а преподать его у меня не хватит квалификации. Зато у Мэгги ее в избытке.
   — Спокойной ночи, Симон, — сказал я.
   Наутро Симон сидел у остывшего кострища, сжимая голову в руках.
   — Симон? — окликнул я.
   Он поднял голову, и мне в глаза бросилась здоровенная багровая шишка у него на лбу — под самыми кудряшками его римской прически. По лицу зилота струилась кровь, а правый глаз вообще заплыл.
   — Ай, — сказал я. — Как тебе это удалось? Тут из-за кустика показалась Мэгги:
   — Он случайно заполз ночью в скатку Сусанны. Я решила, что это насильник, ну и, естественно, шарахнула его камнем по башке.
   — Естественно, — согласился я.
   — Я так извиняюсь, Симон, — сказала Мэгги. За кустом хихикали Сусанна с Иоанной.
   — Это была честная ошибка, — проскрежетал Симон. Чью он имел в виду — Мэггину или свою, — я не понял, но в любом случае он врал.
   — Хорошо, что ты — апостол, — утешил я. — К полудню все затянется.
   Мы закончили рейд по Северной Галилее без приключений. В самом деле, к нашему возвращению в Вифсаиду на Симоне почти все зажило. На горе нас ждал Джошуа, а с ним — больше пяти тысяч приверженцев.
   — Я не могу от них отойти даже за корзинами, — пожаловался Петр.
   — Куда ни пойду, за мной полсотни человек тащится, — сказал Иуда. — Как, они думают, мы их накормим, если они работать не дают?
   Сходные жалобы я слышал от Матфея, Иакова и Андрея. Даже от Фомы, который беспрерывно скулил, что ему всего Фому-два истоптали. Семь хлебов Джош преумножил так, чтобы хватило всем, но, чтобы раздать еду страждущим, до нее сперва надо было добраться. Нам с Мэгги в конце концов удалось пробиться к вершине, где проповедовал Джошуа. Он дал толпе знак, что нужен перерыв, и подошел к нам.
   — Великолепно, — сказал он. — Так много верных.
   — Э-э, Джош…
   — Я знаю. Ступайте вдвоем в Магдалу. Найдите большую лодку и перегоните ее в Вифсаиду. Как только мы их накормим, я отправлю к вам апостолов. Выходите на озеро и ждите меня.
   Мы выцепили в толпе Иоанна и направились в Магдалу. Ни Мэгги, ни я не обладали мореходными навыками и без рыбака на борту с управлением судна бы не справились. Полдня спустя мы пришвартовались в Вифсаиде. Апостолы уже нас ждали.
   — Он повел их на тот склон, — сообщил Петр. — Там он сотворит благословение и всех отпустит. Надеюсь, они спокойно разойдутся по домам, а он сможет с нами встретиться.
   — Солдат в толпе не видно? — спросил я.
   — Пока нет, но нам все равно уже пора убираться с территории Ирода. По краям шибаются фарисеи, точно знают — что-то будет.
   Мы думали, Джошуа поплывет или погребет к нам в лодке поменьше, но когда он в конце концов появился на берегу, за ним по-прежнему шла толпа, и он просто двинулся к нашему судну по воде. Ступая по вялым волнам. Толпа заулюлюкала от восторга. Даже нас это новое чудо поразило, и мы сидели, раззявив рты. Джош подошел к борту.
   — Чего? — спросил он. — Что? Что? Что?
   — Учитель, ты идешь по водам, яко посуху, — сообщил Петр.
   — Я только что поел, — ответил Джошуа. — А в воду после еды целый час заходить не рекомендуется. Судорога скрутит. Вас что, в детстве мамы ничему не учили?
   — Но это же чудо! — заорал Петр.
   — Подумаешь. — От чуда Джош отмахнулся. — Это просто. Правда, Петр, — возьми и сам попробуй.
   Петр неуверенно приподнялся с банки.
   — Попробуй-попробуй.
   Петр принялся стаскивать тунику.
   — А это оставь, — сказал Джошуа. — И сандалии не снимай.
   — Но, Господи, это ж моя новая рубаха.
   — Так и держи ее сухой, Петр. Иди ко мне. Шагай на воду.
   Петр свесил одну ногу с борта.
   — Доверяй своей вере, Петр! — крикнул я. — Коль усомнился, ничего не выйдет.
   Петр шагнул на воду сразу обеими ногами — и какую-то долю секунды стоял на воде. И все мы поразились этому.
   — Эй, а я… — И он камнем пошел ко дну. Потом, отплевываясь, вынырнул. Мы все покатились со смеху, даже Джош утоп по щиколотку — так сильно он смеялся.
   — Как ты мог клюнуть на такой глупый розыгрыш? — Он пробежал по воде и помог Петру забраться в лодку. — Петр, ты туп, как целая груда камней. Но какая потрясающая у тебя вера. На этой груде камней я и возведу свою церковь.
   — А строительством у тебя тоже Петр будет руководить? — спросил Филипп. — Раз он по воде ходить пытался, да?
   — А ты сам бы попробовал? — спросил Джошуа.
   — Нет, конечно, — ответил Филипп. — Я плавать не умею.
   — И у кого из вас вера крепче? — Джошуа забрался в лодку, вытряхнул из сандалий воду и потрепал Петра по мокрой шевелюре. — Кому-то надо будет за церковью присматривать, когда меня не будет, а не будет меня уже очень скоро. Весной мы на Песах пойдем в Иерусалим, и там предадут меня первосвященникам и книжникам на поругание, там будут меня бить и распинать, и в конце концов осудят меня на смерть. Но через три дня после смерти я воскресну и вновь буду с вами.
   Пока Джошуа говорил, Мэгги цеплялась ногтями за мою руку. А когда закончил, из моего бицепса уже сочилась кровь. По лицам учеников скользнула скорбная тень. Мы не смотрели друг на друга, не смотрели в днище лодки, мы таращились в некую точку в нескольких футах от наших лиц — именно в ней, видимо, всегда пытаешься отыскать ясный ответ, когда по башке лупит нечто невыразимое.
   — Вот паскудство, — раздался чей-то голос.
 
   Мы высадились у города Гиппос на том берегу Галилейского моря — прямо напротив Тивериады. Джошуа в Гиппосе уже проповедовал, когда мы тут скрывались в первый раз, и многие жители согласились нас приютить, пока Джошуа снова не разошлет апостолов по городам и весям.
   Мы привезли с собой из Вифсаиды множество корзин с хлебами преломленными, и Симон с Иудой помогали мне выгрузить их на берег. Таскать пришлось по воде — в Гиппосе не было причала.
   — Хлеба там горами громоздились, — сказал Иуда. — Намного больше, чем тогда, для пяти тысяч. С таким рационом еврейская армия сражалась бы много дней. Если римляне нас чему и научили, так это что армия сражается на полный желудок.
   Я перестал шлепать по мелководью и посмотрел на него.
   Симон остановился рядом, поставил корзину на берег, приподнял край перевязи и показал мне рукоять кинжала.
   — Царство будет нашим, только если мы возьмем его мечом. Пролить римскую кровь — в чем проблема? Нет господина, кроме Господа.
   Я протянул руку и мягко прикрыл кинжал тканью.
   — Ты слыхал, как Джошуа говорит о том, чтобы не причинять никому вреда? Даже врагу?
   — Да, — ответил Иуда. — Он же не может открыто говорить о штурме Царства, пока сам не готов к атаке. А потому всегда выражается притчами.
   — Горшок тухлого ячьего масла! — донеслось с борта лодки. Джошуа приподнялся — с головы его драным талесом свисала рыбачья сеть. Он спал на баке, и мы совершенно о нем забыли. — Шмяк, собери всех прямо на берегу. Очевидно, я не вполне ясно выразился и кое-кто меня не понял.
   Я бросил корзину и кинулся в город собирать народ. Часа не прошло, как все мы расселись по берегу. Джошуа расхаживал перед нами взад-вперед.
   — Царство открыто для каждого, — говорил он. — Для каж-до-го. Понятно?
   Все закивали.
   — Даже для римлян. Все перестали кивать.
   — Царство Божие грядет, однако римляне останутся в Израиле. Царство Бога не имеет ничего общего с израильской государственностью. Все уяснили?
   — Но Мессия должен привести народ наш к свободе! — крикнул Иуда.
   — Нет господина, кроме Господа, — прибавил Симон.
   — Заткнитесь, — велел Джошуа. — Я прислан не гнев нести. К Царству нас приведет не завоевание, но прощение. Народ, мы же все это проходили. Неужели до сих пор не понятно?
   — Но как нам вышвырнуть из Царства римлян? — выкрикнул Нафанаил.
   — В твоем возрасте пора бы поумнеть, — ответствовал Джошуа. — Балбес белобрысый. Еще раз: мы не станем вышвыривать из Царства римлян, ибо Царство открыто для каждого.
   На этот раз, наверное, до каждого и дошло — уж до зилотов точно, поскольку морды у обоих разочарованно вытянулись. Это ж надо: всю жизнь ждать Мессию, чтоб он установил Царство, сокрушив римлян, а теперь он сам своими богодухновенными словами утверждает, что такому не бывать. Но тут Джошуа пустился в загадки.
   — Царство — это пшеничное поле с плевелами; их невозможно выдрать, не повредив злаков.
   Пустые взгляды. У рыбаков — вдвойне пустые, поскольку они в сельском хозяйстве ни шиша не петрили.
   — Плевелы — это такая травка, называется вика, — объяснил Джошуа. — Очень похожа на пшеницу, сплетается с нею и с ячменем корнями, и тогда ее невозможно выполоть, не выдернув доброе семя.
   Никто ничего не понял.
   — Хорошо, — продолжал Джошуа. — Доброе семя — это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого. Жнем и тех, и других. А когда закончим, придут ангелы, соберут всех гадов и сожгут их к чертовой матери.
   — Ничего не понял. — И Петр затряс пегой гривой, словно попутавший лев, которому примстилось стадо бегущих антилоп гну.
   — Парни, ну как же вы это проповедуете, если сами не врубаетесь? Ладно, пробуем иной подход. Царство Небесное — это как… э-э… купец, что ищет хороший жемчуг.
   — Как перед свиньями, — обрадовался Варфоломей.
   — Да, Варф, да! Только на сей раз никаких свиней, хотя жемчуг — тот же самый.
   Три часа спустя Джошуа еще не закончил, хотя метафоры Царства явно истощились. Его любимая — горчичное зерно — не проканала с трех разных попыток.
   — Так, еще подобно Царство Небесное мартышке… — Джошуа охрип и временами пускал петуха.
   — Как это?
   — Еврейской мартышке, да?
   — Оно — как мартышка, жующая горчичное зерно? Я встал, подошел к Джошу и обнял его за плечи:
   — Джош, сделай перерыв.
   И я повел его по берегу к деревне. Он сокрушенно качал головой.
   — Тупее сукиных сынов я на земле еще не видел.
   — Они стали как дети малые. Ты же им сам велел.
   — Но я ведь не межеумками велел им становиться.
   Я услышал шаги по песку — сзади подбежала Мэгги и обхватила нас обоих руками. Джоша она поцеловала в лоб, громко и влажно при этом чмокнув. Затем явно вознамерилась проделать то же со мной, и я заранее отпрянул.
   — Межеумки тут на самом деле — вы двое. Орете на них и взываете к разуму, а разум тут как раз и ни при чем. Поэтому они здесь. Вы хоть слышали, как они проповедуют? Я слышала. Петр уже умеет недужных исцелять. Я видела. И видела, как Иаков заставляет хромых ходить. Вера — это же не разумное действие, это акт воображения. Всякий раз, когда ты подсовываешь им новую метафору Царства, они только эту метафору и видят — горчичное зерно, поле с плевелами, сад с плодами, виноградник. Это как кошке показывать — кошка на твой палец смотрит, а не туда, куда тычешь. Им вовсе не нужно это понимать, им нужно верить, и они верят. И Царство они себе воображают по мере надобности. Им совершенно не обязательно схватывать при этом суть — суть в них уже есть, и пусть она себе там будет. Воображение, а не разум.
   Мэгги отпустила наши загривки и встала перед нами, ухмыляясь, как безумица. Джошуа посмотрел на нее, потом — на меня.
   Я пожал плечами:
   — Я тебе говорил: она всегда права, она умнее нас с тобой.
   — Я знаю, — сказал Джош. — Только не уверен, смогу ли вынести эту вашу правоту в один день. Мне нужно время — подумать и помолиться.
   — Ну так иди, — сказала Мэгги и напутственно взмахнула рукой.
   Я смотрел, как мой друг уходит в деревню, и понятия не имел, что делать. Потом повернулся к Мэгги:
   — Ты слышала его прогноз на Песах? Она кивнула:
   — Я так понимаю, ты ему и слова поперек не сказал?
   — Я просто не знаю, что сказать.
   — Мы должны его отговорить. Если он знает, что его ждет в Иерусалиме, зачем туда переться? Почему б нам не пойти в Финикию или Сирию? Благую весть он даже в Грецию понести может — и будет в полной безопасности. Там, куда ни плюнь, пророки бегают и чего-то проповедуют. Взять того же Варфа с его киниками.
   — В Индии мы с ним попали на фестиваль Кали. Это такая богиня разрушения, Мэгги. Кровавее я в жизни ничего не видал. Там резали тысячи животных, рубили головы сотням людей. Весь мир омылся липкой кровью. Мы с Джошем спасли там несколько детишек, чтобы с них заживо кожу не содрали. Но когда все закончилось, Джош сказал: хватит жертв. Хватит.
   Мэгги смотрела на меня так, будто ждала продолжения.
   — И? Это ведь ужас. Каких еще слов ты от него ждал?
   — Он не мне говорил, Мэгги. Он с Господом разговаривал. И мне кажется, это была не просьба.
   — Ты хочешь сказать, он считает, что отец желает убить его за то, что он хочет что-то изменить, а избежать этого нельзя, ибо такова Божья воля?
   — Нет, я хочу сказать, что он позволит себя убить, только чтобы доказать отцу, что все нужно менять. Не собирается он ничего избегать.
 
   Три месяца мы просили, умоляли, увещевали, взывали к разуму, рыдали, но не могли отговорить Джоша от похода в Иерусалим на Песах. Иосиф Аримафейский прислал известие, что фарисеи и саддукеи по-прежнему плетут козни, а Иаакан выступил против сторонников Джоша во Дворе язычников за стенами Храма. Но угрозы лишь укрепляли Джошеву решимость. Нам с Мэгги пару раз удавалось даже связать его морскими узлами и принайтовить тросами к лодке — мы научились у братьев-рыбаков Петра и Андрея, — но оба раза через несколько минут Джош появлялся с тросами в руках и говорил, например:
   — Узлы хорошие, да узы гниловаты, правда? Перед самым выходом в Иерусалим мы с Мэгги распсиховались.
   — Насчет казни он мог и ошибаться, — говорил я.
   — Мог, — соглашалась Мэгги.
   — А на самом деле? То есть ты как считаешь — ошибся?
   — Я считаю, меня сейчас вырвет.
   — Сомневаюсь, что это его остановит.
   И не остановило. Назавтра мы вышли в Иерусалим. По пути решили передохнуть в городке Вефсамис на берегу реки Иордан. Мы сидели — мрачные и беспомощные — и смотрели на поток паломников, что тянулся по берегу, и тут из колонны выскочила какая-то старуха и принялась клюкой молотить расположившихся на отдых апостолов.
   — А ну пошли прочь с дороги, дайте-ка мне вон с тем парнем поговорить. Подвинься, дурында, тебе помыться бы сперва не мешало. — И она двинула Варфоломея по голове, а его четвероногие друзья вились вокруг, стараясь цапнуть ее за пятки. — Слушай сюда, я старая женщина, я должна увидеть этого Джошуа с Назарета.
   — Только не это, мамуля, — взвыл Иоанн.
   Иаков попытался было остановить ее, но она замахнулась на него.
   — Чем я могу помочь тебе, матушка? — спросил Джошуа.
   — Я жена Зеведеева, мать вот этих оболтусов. — Она ткнула клюкой в сторону Иоанна с Иаковом. — И я слыхала, ты вскоре идешь в какое-то царство.
   — Коль суждено, так и будет, — ответил Джош.
   — Так вот, супруг мой покойный, Зеведей, упокой Господи его душу, оставил этим охламонам очень хорошее дело, прибыльное, а они за тобой вприскочку носятся и дело свое совсем на мель посадили. — Она оборотилась к сыновьям: — На мель!
   Джошуа коснулся ее руки, но спокойствие, что обычно снисходило на людей, когда он их трогал, тут никуда не снизошло. Госпожа Зеведей отпрянула и едва не заехала Мессии клюкой по голове.