Неизвестен Автор. Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов)

   Она стала двигаться больше. Я видел в этом обреченность. Иногда она садилась на задние лапы и сидела, невидящими глазами скосившись под диван. Какого труда ей потом стоило подняться снова! Как страшно скрипели пластмассовые втулки. Что такое тяжело, если при этом не больно. Я это видел. Знаю ли я это?
   Однажды ...
   Однажды ночью к ней приходил друг.
   Может быть я сошел с ума, и это просто бред. Дай Бог.
   Не знаю, почему я проснулся. Удивляться и бояться не было смысла. В углу комнаты стояло существо с тремя головами.
   Они были расположены одна над другой. В области поясницы была одна голова, на плечах - кошачья грустная морда с ушами кролика, а на ней голова, похожая на скальп какого-то древнего индейца с остатками жестких волос и в красной тюбетейке. На удивление изящно эта тварь подошла к нашей свинье, кот повел своими ушами, а индеец едва заметно кивнул. Глаза его были закрыты. Я вжался в подушку, боясь пошевелиться. Существо явно что-то говорило свинье, я вдруг заметил зеленоватые огоньки в ее пластмассовых глазах. Она характерно затарахтела, и из нее поползла бумага. Нижняя голова открыла рот с рядом огромных лошадиных зубов, оттуда высунулся длинный розовый язык, а из-под него - крошечная сморщенная рука. Она тянулась к бумажной ленте, растягиваясь на глазах, наконец, схватила ее и попыталась оторвать. У нее ничего не вышло, она была слишком слаба. Она мотала бумагу из стороны в сторону, но та не отрывалась. Морда кота стала еще грустнее, уши нервно вздрагивали. Индеец стал медленно открывать глаза. Я зажмурился. Было очень тихо. Мне был слышен стук собственного сердца. Не раньше, чем через полчаса, я рискнул заглянуть под письменный стол - кроме свиньи там никого не было. Лиза спала сном младенца. Глаза нашего оракула снова были безжизненны.
   Может быть, я потерял сознание, может быть, заснул. У меня есть надежда, что все это - лишь приснилось мне.
   - Смотри, - разбудила меня жена. - Ты ее вчера о чем-нибудь спрашивал?
   - Доброе утро! - сказал я.
   - Смотри, - она протянула мне бумажную ленту.
   Она была недлинной. Строк десять, не более.
   Каждая строка волнистыми линиями соединялась с знаками в других строках, создавая впечатление испорченного детскими каракулями письма. Естественно, ни один значок не был мне известен.
   Что я мог сказать? Впрочем, Лиза и не настаивала.
   Иной раз мною овладевала решимость. Мне жутко хотелось оторвать свинье ногу или голову: вынуть из паза, а потом поставить на место. Я бы сделал это, если бы верил, что хоть что-то изменится.
   Однажды Лиза спросила, когда умрет ее дедушка ( он действительно был очень плох). Свинья ответила с точностью до минуты. Мне с трудом удалось истерически не расхохотаться. Я придумал для свиньи новый вопрос. Не про себя, упаси Бог.
   Один раз я ходил с ней гулять. Мы вышли ночью, месяц был подернут слабой пеленой перистых облаков, было холодно. Я взял для нее шерстяную подстилку, положил на снег и поставил на нее свинью. Она сделал по ней два или три шага и затем села, растопырив свои пластмассовые ноги. Я стоял и смотрел на нее сверху вниз. Минуту, две, три. Звезды сияли. Никогда, ни в одном живом существе, ни в одном камне или закате я не чувствовал столько тоски.
   Я придумал вопрос. Я спросил ее: "А когда ты умрешь?" Она ответила. Особенно наглядно это выглядело на кассовом чеке. Там было пробито: "Никогда".
   Утром я отвез ее на другой конец города и отдал в какую-то коммерческую палатку, торгующую игрушками. Девушка-продавщица весело улыбалась.
   "По повелению использованию подлежит - свинья-оракул".
   Мне не страшно смотреть на звезды, мне страшно быть с ними рядом.
   Страшный суд, вечная жизнь, говорите вы?
   1-4.1.1997 г.
   Соколиная Гора.
   Искандер Абдуллаев
   Два этюда
   СЕРЕБРЯНАЯ ПУЛЯ, ОСИНОВЫЙ КОЛ
   "Прекрасная, полупрозрачная мысль прилетела ко мне диковинной птицей, и я наспех связал ее первыми попавшимися словами.. так что она задохнулась в них и умерла. А я, глядя на бездыханное тельце, удивлялся, чему я мог так радоваться, поймав ее.."
   Аллюзия из Ф.Ницше.
   ...ложится на паркет, пахнущий пчелами, косматый серый зверь, похожий и не похожий на волка, и роняет серебряную пулю, символ своей особенной смерти. Задумчиво катает ее по полу громадной лапой, думая о своем, и щурится на солнце из окна янтарными глазами, в которых зрачки - как мошки в кусочках желтого камня. Лениво зевает, клацкая челюстями и негромко скулит.. Некоторое время следит за неровным полетом ополоумевшей моли, пыль на крылышках которой вспыхивает алмазной пылью, попадая под заоконное солнце.. Когда же она садится рядом с ним, утомленная, сильно хлопает по ней, и смеется, глядя на ее совсем уже сумашедшее, летуче-мышиное шарахание в затхлой коричневой комнате...
   Он ждет.. В эту ночь должна взойти и раствориться в крови луна.
   Раньше, много лет назад, днем он был человеком... и ночью был человеком. Но так тяжело им оставаться, - особенно когда влажное серебро, льющееся сверху, вносит свои жестокие коррективы.
   Он, тускло вспомнив что-то, походит к дальней стене - там, как дорогая вещь из оружейной коллекции, висит кем-то любовно отполированный осиновый кол, покрытый затейливой вязью то ли диковинного узора, то ли надписи на старом языке.
   Полуволк ставит лапы на стену, оставляя глубокие борозды на камне, покрашенном под дерево, и носом смахивает кол на паркет. В комнате быстро темнеет. Он смотрит на мертвый кусок дерева, который когда-то сделал сам, готовил сам, любовно полировал сам, когда уже не было надежды, и все меньше оставалось времени даже в безлунную ночь, даже в сумерки, - а потом уже и днем; а был только страх, животный и безоговорочный, который все чаще сменялся холодной ЛУННОЙ яростью..
   Полуволк силится вспомнить что-то, и ему это почти удается.. и ввергает в настоящее исступление, так что он перекусывает свою смерть напополам и мочится на нее, нервно подняв заднюю лапу.
   Молча бросается вон, уже не видя луны, которая только что взошла, полуслепой от диковинных гормонов, к которым привык так давно.
   МАРТОВСКИЕ ДЖАГГЕРНАТИКИ
   Весна, и головная боль, и март, наглый и невинный... Ласковое солнце балует его.
   Оборотень в забытьи, странной тоске, пережидает головную боль и день, забившись в свои мысли. Что-то в нем неудержимо хочет выть, плакать и смеяться. Весна, хвостом ее по голове...
   Долгожданная, пришедшая в одно касание, полутемень скрадывает нестерпимый свет и приносит с собой прохладу.. Горы торопливо вписаны в черту горизонта серыми, зелеными и коричневыми мазками; и, только успокоившись, невидимая рука наносит закатные краски. Тени в лесу укорачиваются и синеют, как сумеречное небо. Зажигаются звезды, еще не зная, что скоро серебрянная монета неведомого бога потушит их.
   Вперед!
   Запахи, и знакомая ярость, запахи леса и бег, бесшумный и полубезумный.. Там! невдалеке! за деревьями, в кустах, где начинается лунная поляна - тела двоих, любовная возня и приглушенный смех..
   Долгое мгновение полуволк смотрит желтыми глазами туда, где трахаются и говорят друг другу нежные слова, плачaт, стонут и тихо смеются мужчина и женщина. Глаза его - тусклый янтарь, и ничего больше. Ощеривается и идет напролом, вперед, уже неторопливым шагом, чтобы его успели заметить перед смертью.. Кровь без вкуса страха - пуста.
   ...Лежит на траве, под шелестящим призраком громадного дерева, прислушиваясь с любопытством к звукам и запахам, и шорохам, с поднятыми торчком от возбуждения ушами; сладкий зуд охоты стихает медленно, как угасающая мелодия колокольчика. Ветер тихонько поет заупокойную по ком-то в сверчковой тишине...
   Шум ломающихся кустов, всхрапывание и вздохи, запах пота и большое животное, силуэт коня, залитый голубым светом; он приближается, не замечая оборотня, не замечая вообще ничего, кроме травы и надоедливых слепней, хлеща себя по бокам хвостом, мотая головой, как бы отгоняя мысли...
   Полуволк скалит зубы в ухмылке, и крепко прижимается к влажной земле.
   Сегодня хорошо и много, думает он.
   ...Прыжок!! на спину! когтями по бокам, раздирая толстую шкуру, зубами - в загривок, и лакать горячее , и еще, и еще!!
   А потом - кромешная тьма, и тишина, как поворот выключателя, с щелчком.
   ...Зверь ты, или человек, скулящее создание? Скули громче.. и смотри!
   Смотри! он, крупица Джаггернаута, на сером коне, рубит коротким мечом налево и направо от взмыленного крупа, а конь его бешен, и оставляет трещины там, где касается копытами, и топчет демонов-крыс, скалящихся на полубогов-детей, и опрокидывает пинками полубогов-детей, улыбающихся демонам-крысам, когда они гурьбой и с визгом затевают свои странные игры...
   "Отвали, волчара позорная, не до тебя."
   Оборотень опрокинут на землю, и ощущает холод и тяжесть там, где давит копыто.
   " А ты не пасись, где не попадя.."
   " Цыц!"
   " А хозяин-то где?"
   " Да не знаю я. Трахается где-то, наверно. Что-то в нем от человека есть... Весна пришла, чуешь, волчара позорная?"
   " Да.." - хриплый рык.
   "То-то.. Надоело, говорит, в джаггернатики играть, а ты попасись, я скоро.."
   Полуволк рычит и воет, и кашляет кровью, и хрипит - смеется, похожий и непохожий на Анубиса, опрокинутого копьем сумасшедшего писца.
   Тоскливо:
   ".. и восьмое скоро... сдохнешь тут в конях..р-р-р-романтика, туды ее в качель..!"
   Призрачный конь уходит, забыв про оборотня, и щиплет траву, время от времени резко встряхивая головой, как бы отгоняя грустные мысли.
   Вой, и плач, и смех полузверя в одном.
   GDG
   Капкан
   Большую часть времени я жду. За одно только терпение, выказанное в этом бесконечном ожидании, мной можно восхищаться. Я лежу в ящике в вашем сарае, или в мешке под лавкой, или вишу на гвозде, вбитом в стену, и жду, жду, жду. Это первая стадия моего ожидания. Я безопасен, как безопасна граната, из которой пока не выдернули чеку. Я безопасен и безупречно красив; в моих линиях виден потенциал моей силы, мои челюсти плотно сомкнуты - голодные стальные челюсти, - моя пружина расслабила свою единственную мышцу, мой язык безволен и раскачивается сквозняком. Вы меня создали совершенным, убрав все лишнее, все, что вам самим не позволяет подняться до совершенства, до предельной цельности и законченности. Первая стадия ожидания может быть нескончаемой. Ее срок зависит только от вас, от моих создателей, и я верю, что рано или поздно вы обо мне вспомните. Вы пожелаете защитить свой дом от крыс, вам понадобится пища, которая, как вам кажется, сама идет в руки, вам захочется иметь одежду прекрасные серебристые меха на плечи ваших самок, - вам захочется развлечь себя убийством, за которое не карает ваш закон, и вы попытаетесь удовлетворить ваши желания, и не сможете! Ваши мышцы давно атрофированы, ваше зрение утратило остроту, ваша выносливость оставляет желать лучшего, ваши желания чересчур многочисленны, ваше нетерпение слишком велико. Неудачи обескуражат вас, оскорбленное самолюбие не даст вам покоя и, не существуй я, вы бы изобрели меня заново, но поскольку я есть, вы вспомните о своем создании, и откроете ящик, где я лежу, и тряхнете мешок, и протяните руку, чтобы снять меня с гвоздя. Вы придете за мной, и первая стадия моего ожидания закончится. Я - ваша желанная игрушка. Вы берете меня в руки и становитесь другим, вы перевоплощаетесь. Что может быть заманчивей перевоплощений? Отныне вы азартный игрок, охотник, соперник ваших жертв. Вы легко входите в роль когда я в ваших руках. Я ваш суфлер. Я помогаю вам там, где нужно быть безжалостным, бесчувственным, хладнокровным, с одной единственной пружиной, вобравшей в себя все ваши сомнения, желания и метания для одного рывка. Попробуйте, поиграйте со мной. Нажмите вот здесь. Смотрите - мои челюсти расходятся! Они могут быть гладкими или с зубьями, но это не имеет никакого значения. И те и другие никогда не выпустят того, что закусят, никогда, пока вы сами этого не захотите. Жмите, жмите сильней! Пружину нужно взвести до отказа. Это она должна вонзить меня в чужое тело, поэтому жмите как следует. Ей нужно вобрать в себя вашу решительность, и сохранить ее, и вернуть в нужный момент. У меня есть только терпение, только умение ждать, а все остальное - ваше, присущее только вам, так зарядите меня собой! Теперь опустите меня на пол и возьмите палку. Смотрите, вы снова перевоплотились! Теперь вы соболь, заяц, куница, белка, волк! Вы можете стать кем угодно и красться, осторожничать, хитрить, ходить вокруг, чтобы в конце концов угодить в меня. Так, тихонько, тихонько... Вот конец палки уже завис над моим язычком... Вот он опускается все ниже и чу-у-уть касается... Ц-ЧАХ! Я даже подпрыгиваю от своей стремительности! А вы, вы!.. Вы дергаете рукой в испуге, хотя и знали, что произойдет. Ну, жалкий любитель перевоплощений, я убедил вас своей игрой? Меня нельзя назвать недобросовестным - на недобросовестность у меня нет ресурсов. Я идеален! Я полностью соответствую своей функции, удовлетворяя ваше ненасытное желание иметь как можно больше доказательств вашей силы. Я нужен вам. Я прекрасен, не так ли? И вот я снова жду. Моя пасть распахнута, язык чуток, пружина взведена. Цепь приковывает меня к дереву и ко второй стадии ожидания. Во мне страшный заряд, но я бесшумен и недвижим. Сверху меня маскирует трава, или песок, или снег. Мне даже не надо прислушиваться, только ждать. Что толку, если я услышу чьи-то шаги, как они приближаются ко мне? Что толку если лапа зверя ступит со мною рядом как угодно близко? Я даже не шелохнусь, не выдам себя безуспешной попыткой. Я останусь ждать на внешне безопасной тропе, по которой уже пройдено сотни раз; останусь ждать, зная, что прошедший вернется, и тогда ... Вас не будет рядом в этот мой звездный час. Вы будете в другом месте. Может быть, вы будете спать, или кормить кошку, или играть с детьми, или ласкать возлюбленную, даже не подозревая, что в этот миг я вновь совершил ваше перевоплощение, я сделал возможным ваше присутствие и там и здесь, я, без усилий с вашей стороны, превратил вас в вездесущего! Ни об этом ли вы всегда мечтаете? Снова прозвучало мое Ц-ЧАХ! Пружина высвободилась, челюсти рванулись друг к другу и мертвым хватом сжали шкуру, мышцы, сухожилия, кости обезумевшего зверя. Я честно делаю свою работу, а вам не нужно думать, не нужно знать, как сдохнет в моих челюстях зверь не удостоенный жалости. Думать об этом утомительно, знать страшно, видеть невыносимо. Вы меня затем и создали, чтобы не видеть и не знать, но иногда я хочу, чтобы вы разделили со мной упоение, вцепились бы рядом зубами в лапу зверя, сжимая челюсти все сильней и сильней и ощущая, как подается под ними живая плоть, как кровь стекает по вашей оскаленной морде. Сильнее кусайте, сильнее! Не перехватывайте зубами за новое место, не спешите вцепиться в горло - это ни к чему. У вас в зубах лапа и этого достаточно. Она занемеет, передавленная, она будет распространять боль все глубже и глубже в тело, убивая также верно, как убивает пуля, лишь нужно дать время, чтобы боль стала невыносимой. Ваша цель - держать, ни на миг не ослабляя хватки, и пусть зверь воет, пусть рвется - он убьет себя сам. Он в бессилии будет кусать вас, ломая зубы об вашу бесчувственность, и, обезумев, будет грызть самого себя! Он глуп этот зверь. Он не умеет освободиться из моего захвата и этим он хуже вас. Он не может отличить добычу от приманки и этим он хуже вас. Он охотится, выходя на поединок, противопоставляя свою силу, свою смелость, самого себя и этим он хуже вас. Ружья, капканы, силки, приманки - ваши изобретения. Вы живете, измеряя свой успех добычей очередной приманки благосостояния, карьеры, популярности. Кто-то охотится на вас, кто-то такой же, как вы сами. Увлекательная охота на охотников, в которой капканы еще изощренней. Зверь не выжил бы в такой борьбе, как выживаете вы - он хуже вас. Но, даже когда он, обессилев, упадет, устав, закроет глаза и потеряет чувствительность, даже когда я почувствую, как холодеет он у меня в челюстях, я не отпущу и не расслаблюсь. Я ждал, я столько ждал, чтобы насладиться этим и не отпущу, пока не появитесь вы и вновь не обречете меня на ожидание. Результаты моих бдений окружают вашу повседневность. Добытые мною, как красивы эти звери на вас! Вы кичитесь ими, любуетесь, находя в них что-то, способное нравиться, но только я знаю их подлинную красоту, только я могу ее видеть и чувствовать. Вы, наверное, думаете, что блеск звериной шерсти, нежность ее ворса, игра оттенков и есть эта красота? Знали бы вы, как заблуждаетесь! Если бы я смог помочь вам разглядеть на ваших воротниках и шапках черные жемчужины спекшейся крови свидетельство бескомпромиссной и безнадежной борьбы, если бы вы увидели ореол боли и отчаяния, окружающий ваши головы, словно нимбом, если бы могли уловить запах смерти, исходящий от ворса, касающегося ваших румяных щек, лишь тогда, может быть, вы почувствовали бы настоящую красоту ваших трофеев, оценили убедительность этих скальпов, своим видом доказывающих вашу непреклонность в достижении желаемого. Но вы слепы и поверхностны. Ваши ноздри улавливают лишь запах духов и табака, ваши глаза видят лишь пустую игру света, ваши ладони ощущают приятную мягкость, но у вас не достает воображения, чтобы почувствовать под этой мягкостью клубки вздутых, напряженных желанием жить и, все-таки, скованных смертью мышц. Но не мне вас судить, вас - моих создателей. Бог вам судья. Несите меня на тропу, под листву или снег, напрягайте мою пружину вновь и вновь - я безотказен. Вы в совершенстве владеете искусством расстановки капканов! Какой восхитительный капкан вы установили на самого себя! Огромный Капкан Возмездия, стоя на языке которого, вы топаете ногой и кричите: "Хочу!" Вы, поистине, отчаянный малый и достойный мой создатель! Зверь скучен. Он умеет противостоять силе, напору, страху, но не умеет бесчувствию и коварству. Он настолько беспомощен и прямолинеен в своем порыве освободиться, бороться, жить, что с ним не интересно. Вот вы, с вами было бы все иначе! Я предлагаю вам новую игру, новое перевоплощение. Станьте охотником и жертвой одновременно! Отрепетируйте свое будущее! Поместите меня в комнату, где играет ваш ребенок, едва научившийся ползать, и подвесьте надо мной его любимую игрушку. Пусть он ползет к ней, а вы смотрите, как его маленькие ручки все ближе и ближе к моим челюстям. Я, как и прежде, не двинусь с места и если малышу повезет и он проползет мимо, так что ж, я подожду другого раза, а если вновь Ц-ЧАХ!, то вы хоть раз перевоплотитесь в мою жертву по-настоящему! Неужели вы не хотите попробовать?
   Денис Дыжин
   Два рассказа и стихи
   -==x x x==
   Снова и снова... Голос... Голос, зовущий меня... Я снова слышу имя. Мое имя. Но я -- не оно. Когда он произносит нужные буквы в привычном порядке, он знает, что я отзовусь. И я знаю, что он зовет меня. Я знаю... Но я не слово...
   Почему я спешу к нему? Почему мертвые звуки его живого голоса врезаются в мой слух и я спешу на зов?
   Сколько раз я спешил к другим. К другим, по-другому звавшим меня. Сколько раз... Сколько имен я носил... Средь них имя, только что сорвавшее меня с места, всего лишь песчинка над бездной, которой суждено упасть. И тогда новый мальчик будет по-новому звать меня. А я больше не стану отзываться на старое имя. Не стану, как не отзовусь сейчас на любое другое. Это буду не я. Но я буду. И буду прежним.
   Я был всеми именами, которые носил. Но я не был ими. Теперь же я -- не они. Ни одно из них. Но это я.
   Спешу. Спешу на зов. На звук голоса друга. Он зовет меня. Он произнес мое имя... Но я не оно.
   Если бы люди не давали имена и не принимали их, у меня не было бы имени. Но ведь я был бы. Как же тогда звать меня? Щелкнув пальцами? Махнув рукой? Но звук, издаваемый пальцами -- не я. Я больше имя, чем просто щелчок. И взмах руки для меня -- не слова "взмах руки", а движение, нечто, носящее это имя.
   Что же мы? Кто мы? Действительно ли мы существуем только в поле языка? Мы мыслим словами. Мы мыслим. Мы существуем. Но и животные существуют. Что животные! Камни! Они существуют и не знают, что они камни. Только что я сидел на таком. Позови я его -- он бы не бросился ко мне. Он не знает, что когда говорят "камень" -- говорят ему. Но он существует.
   Поле... Разные культуры по разному воспринимают мир. Многие слова одного языка невозможно однозначно передать словами другого. Значит ли это, что один народ реальнее другого? Реальнее ли цивилизованные люди дикарей? И как сравнить степени их существования? А может наоборот? И бессловесные камни, не откликающиеся на зов, единственная объективная реальность?
   Почему же я, сидящий на единственном существующем в мире предмете, сорвался с места на крик ребенка? Почему? Что он мне? Еще одна жизнь... Еще одна смерть...
   Просто я вспомнил его глаза. Его глаза, позвали меня. Не имя мое, не голос, нет. Глаза. Его зов -- зов души. Пусть он просто хочет поиграть, но это так. Я слышу его. Его, не как имя, которое он носит, а его самого. Я слышу его, когда смотрю в его глаза. Он не глаза сам, но он смотрит сквозь них. Когда они закрыты -- он продолжается. Он есть. Но я уже не знаю его. Не знаю где он: в сердце? В мозге?
   Он умрет. Где будет он, когда его не станет? Я не узнаю его тогда: его глаза, через которые я знаю его, исчезнут. Не будет ни мозга, ни сердца... Где же будет он. Он сам, а не сердце, не мозг? Я не знаю. Знаю лишь, что он не исчезнет. Откуда он? И где он был до того, как он стал? И куда отправится, после того, как перестанет быть?
   Со мной останется его имя. Помнить его я буду всегда. Помнить и знать, что помню именно его. Но он не имя. Оно -лишь тень. Тени же не бывает без того, кто отбрасывает ее. Если останется имя -- останется и он. Даже если имя hqwegmer, он не исчезнет. Но где же он? Где он будет, когда не будет его?
   Кто он? Какой он? Когда я смотрю ему в глаза, я вижу его. Он не таков, каким я вижу его, когда не вижу его глаз. Он не состоит ни из рук, ни из ног, хотя и носит их. Он так привык к ним, что если бы я спросил у него, обязательно ответил бы, что он -- и руки и ноги. Но я-то знаю, я вижу, что это не так. А как?
   Он то настолько мал, что ему просторно в его маленьком детском сердечке, то настолько велик, что все его тело едва умещает его.
   Он подошел бы к зеркалу, сказал бы, что видит и руки и ноги, и правые и левые. Чтобы доказать мне это, он несколько раз подпрыгнул бы на месте и хлопнул в ладоши. Но разве в зеркале он? Отражение в зеркале -- тень, как и имя. Плоская картинка. Увидев ее, его знакомые назовут его имя. По имени они представят его. Но изображение в зеркале не имя. Имя -- не образ, видимый знакомыми. А он -- ни то, ни другое. И что мне его "доказательства", когда в его глазах я вижу, что он другой. Он не теплое живое и маленькое тело. А кто?
   И кто я? Я, переживший поколения таких детей. Я любил их. Они видели во мне друга и не видели урода-карлика, которого видели их предки, когда я жил с ними. Так кто я, рожденный однажды, и не способный пока умереть? Когда же это случится, а я знаю, что это случится, смогу ли я, не имеющий глаз, увидеть не имеющих глаз друзей? Узнаем ли мы друг друга, а не картинки тел, когда будем свободны от них? Сможем ли мы, истинные мы, встретившись наконец лицом к лицу, сказать не "кто ты", а "так вот какой ты"?
   Я не знаю.
   Опять и опять. Через года и века. Мое имя. Я слышу его и лечу на зов. Лечу к мальчику, который пока что любит меня. И я люблю его. И буду любить всегда.
   Привет, Малыш! Как дела? -==x x x==
   Солнце почти скрылось за горизонтом, и дневное пекло сменилось вечерней прохладой. Под редкими порывами легкого ветерка весело трепетали иголки кедров. С ветки на ветку, с интересом рассматривая путника, прыгали белочки, и так было приятно идти по полному птичьих трелей лесу, что хотелось навсегда остаться здесь, прохаживаясь между деревьями и вслушиваясь в чарующие звуки лета. Но надвигающиеся сумерки напоминали о том, что неплохо было бы поискать и место для ночлега.
   Продуктов еще хватало: в висящей через плечо сумке болталось по батону хлеба и докторской колбасы, горсть сухарей и кулек конфет. Еще осталось 5 банок тушенки, но взять консервный нож счастливый обладатель этих запасов и почти полной фляжки минеральной воды просто не догадался, а выбросить было жалко. Впрочем, какая тушенка, когда вокруг буквально море кустов, сплошь усыпанных красными, синими и черными бусинками ягод, и островков грибных полян, приветливо махавших шляпками всех цветов и размеров!
   Ночь можно было провести по-разному: забраться на дерево, спрятаться в зелень каких-нибудь уютных ягодных зарослей, или завалиться прямо на расстилавшейся под ногами теплой душистой траве. Недолго думая, путник избрал второй вариант. Выбрав приглянувшийся куст, он заполз в него и вдруг нос к носу столкнулся с тем, кто облюбовал это место несколько раньше него. Внутри сидел потрясающих размеров медведь, однако гость ничуть не испугался и, казалось, был даже рад встрече.
   Усевшись поудобнее, чтобы получить максимум удовольствия от предстоящей беседы, он обратился к хозяину со следующей речью. "Добрый вечер, господин медведь, как поживаете? Простите великодушно, я столь бесцеремонно ворвался в ваше жилище, но, поверьте, вовсе не со злыми намерениями. Я просто искал ночлег, и, похоже, нашел его. Прошу вас приютить меня до утра. Давненько уже не приходилось мне разговаривать с кем бы то ни было. Дело в том, что я ушел из дома. Просто ушел. Раз и навсегда. Окончательно и, как говорится, бесповоротно. Не смог я жить среди людей, которых заботят только деньги и собственное благополучие. Да дело даже не в этом. Они не понимали меня, впрочем, как и я их. Постоянные обиды, недомолвки с родными и близкими, постоянные тычки и оскорбления от посторонних. Вам никогда не приходилось извиняться за то, что другой не может вас переносить? Или тогда, когда вы ни в чем не виноваты, но необходимо уступить ради сохранения дружеских отношений, так как спор только еще больше усугубит вашу вину? Не случалось ли вам видеть несправедливость, вопиющую несправедливость и проходить мимо, так как вмешательство падет на вашу голову укорами как тех, кто чинит это безобразие, так и тех, над кем оно учиняется? А мне приходилось. И много больше этого, скажу я вам. Но с этим можно было бы мириться, если бы наибольшие мучения не доставляли те, кого ты любишь, и с кем вынужден находиться рядом. От них не отмахнешься и не пройдешь мимо. Нет ничего страшнее ситуации, когда хочешь, всей душой хочешь быть рядом с человеком, и не можешь. А должен. Потому что ты сильнее. Но не можешь, потому что ты все равно слишком слаб для этого.