Норман Джон. Племена Гора

   В оазисах, подобных Двум Ятаганам, слепленные из глины и грязи домишки стоят по много лет. В этих местах годами не выпадает ни капли осадков.
   Когда же дождь наконец случается, это, как правило, настоящий потоп, превращающий все вокруг в непроходимое болото. За дождями следует нашествие пробудившихся от спячки песчаных мух, буквально изгрызающих людей и кайилов. Вообще летающие насекомые встречаются исключительно вблизи оазисов. Ползучие насекомые и насекомые-хищники могут обитать далеко от воды. Задит — это маленькая птичка с коричневыми перышками и острым клювом. Она питается насекомыми. Когда песчаные мухи одолевают кайилов, задит проводит на животном по несколько часов, выклевывая из шкуры мух и их личинок. Таким образом кайил избавляется от паразитов, но приобретает крошечные ранки, которые могут загноиться и превратиться в болезненные нарывы. Погонщики лечат эту беду вытяжкой из навоза кайилов.
   — Шесть дней назад, — сообщил купец, — аретаи из Девяти Колодцев совершили налет на оазис Песчаного Слина.
   Сообщение меня удивило.
   Я огляделся. В лунном свете было видно, что кайилы идут через сад. В предназначенных для охраны оазиса стенах зияли огромные проломы. Я насчитал одиннадцать срубленных финиковых пальм. Стволы валялись в пыли, листья засохли и покоробились, плоды недозрели. Финиковой пальме требуется несколько лет, чтобы достичь плодоносного возраста.
   — Они ворвались сюда прошлой ночью, — сказал купец. — Нам удалось их отогнать.
   — Аретаи — паршивые слины, — прошипел Хассан.
   Меня удивило, что его, бандита, могут всерьез волновать такие вещи.
   — Они засыпали колодец, — сказал купец. Некоторое время все молчали.
   Затем Хассан мрачно произнес:
   — Не шути так.
   — Я не шучу, — ответил купец.
   — Аретаи — паршивые слины, но они живут в Тахари.
   — Колодец засыпан, — повторил купец. — Хочешь посмотреть?
   — Нет, — прошептал Хассан.
   — Мы пытаемся извлечь песок и камни.
   Лицо Хассана стало белым как мел.
   Живущему в Тахари человеку трудно представить, что можно разрушить источник с водой. Более гнусного преступления просто не существует. Такое не совершают даже во время войны. Через несколько дней весть о том, что люди из племени аретаев засыпали или попытались разрушить колодец в Двух Ятаганах, достигнет самых глухих уголков пустыни. Совершенное против подчиненных каварам бакахсов злодеяние вызовет полномасштабный военный конфликт.
   — Мы уже разослали гонцов, — сказал купец.
   Это означало воинский сбор разбросанных по оазисам и стоянкам кочевников племен. Начиналась война. Аретаи засыпали колодец.
   — На дела это влиять не должно, — произнес купец, ощупывая рукой тело Зины.
   — Вы уверены, что это были аретаи? — спросил я.
   — Абсолютно, — уверенно ответил купец. — Они этого не скрывали.
   — На чем основана ваша уверенность? — настаивал я.
   — А сам ты из какого племени?
   — Это Хаким из Тора, — ответил за меня Хассан. — Я за него ручаюсь.
   — Окантовка агала была как у аретаев. И рисунок на седле. Не говоря о том, что при атаке они кричали:
   — За Девять Колодцев и Сулеймана!
   — Понятно, — пробормотал я.
   — Если аретаи хотят войны до разрушения колодцев, они ее получат, — заявил купец.
   — Мне надо уехать до рассвета, — сказал Хассан.
   — Конечно, — откликнулся купец. — Что мы имеем? Одна свободная и одна рабыня. — Он обернулся к двум помощникам. — Вьючных кайилов отвести на мой двор, тюки разобрать.
   Слуги кинулись исполнять приказание.
   — Интересно, Хассан, что это за рабыня, если ты решил привязать ее к своему седлу?
   Хассан только пожал плечами.
   — И клеймо на ней свежее.
   — Это верно, — кивнул Хассан.
   — Не сомневаюсь, ты сам прижег ее железом, — осклабился купец.
   — Сам, — ответил Хассан.
   — Прекрасная работа, — похвалил купец. — У тебя твердая рука.
   Девушка захныкала.
   — Я заклеймил многих женщин, — сказал Хассан.
   — И великолепно заклеймил, — восхищенно покачал головой купец, изобразив руками в воздухе изгибы тела девушки. — Она жива?
   — Потрогай и увидишь, — предложил Хассан.
   Девушка дернулась, цепи натянулись. Зажмурив глаза и стиснув зубы, она испустила отчаянный крик и замотала головой.
   — Жива, — осклабился купец.
   Невольниц обычно отвозили на продажу в оазис. Примерно за час до начала аукциона их начинали стимулировать.
   Купец подошел к Тафе, свободной женщине. Она беспомощно задергалась в веревках, стягивающих ее соблазнительное тело.
   — Ты свободная?
   — Да! Да! — выкрикнула она сквозь рыдания.
   — А мечешься как рабыня, — заметил купец. Она негодующе застонала.
   — Заводите, — бросил купец, обращаясь к Хассану и его помощнику. — Мы поставим их в оценочный круг, и я назову цену.
   С этими словами купец въехал в ворота. Следом за ним на кайилах во двор заехали Хассан, люди купца, разбойники и я.
   Рыдающую Тафу утащили из круга, поставили на колени и приковали за левую руку к вкрученному в стену кольцу.
   — Нет! — завизжала обнаженная Зина, когда ее бесцеремонно вытолкали для осмотра. Испуганная и злая, она скорчилась в середине малинового круга диаметром в семь футов.
   Все равно рабыня смотрелась великолепно. Я представил в оценочном кругу Веллу, бывшую мисс Элизабет Кардуэл из города Нью-Йорка, Земля, предавшую Царствующих Жрецов.
   Загорелый помощник купца оглушительно щелкнул кнутом, и девушка испуганно съежилась. Кожаное кнутовище, конечно, не задело ее тела. Удар был чисто показательным. Ее и не ударят, если она не разочарует собравшихся мужчин.
   — Встань! — приказал купец. — Запрокинь голову! Руки за голову! Прогнись назад! Еще! Еще! Нормально. — Купец повернулся к нам. Затем резким и грубым голосом он дал девушке еще несколько команд.
   Я с удовольствием наблюдал, как она со слезами на глазах торопливо выполняет его распоряжения. За четыре ена он прогнал ее через серию упражнений, которыми должна владеть каждая рабыня. При этом она невольно продемонстрировала нам всю прелесть своего тела.
   — Руки на бедра! Изобрази из себя бесстыжую девку! Руки за спину! Руки перед собой, как будто их связали! Руки на горло! Там, где ошейник! Пальцы на рот! Падай на пол! На колени! Голову вниз! Голову вверх! Прогнись! Глубже! Покатайся по полу! Так, теперь на спине! Правую ногу вверх! Теперь согни! Левую вверх и согни! Ладони на полу, левая нога вытянута! Ладони на полу! Рассердись! Испугайся! А теперь изобрази возбуждение! Улыбка!
   Он распоряжался с отстраненностью врача, проводящего медицинское обследование. Только в этом случае предметом изучения была женская привлекательность и способность рабыни возбудить мужчину. Снова щелкнул бич. Девушка испуганно сжалась.
   — Хассан? — сказал купец.
   — Хорошо, хорошо, — отозвался Хассан и поднялся на край платформы.
   — Ползи к его ногам, — приказал купец.
   Девушка поползла.
   — На животе!
   У самых ног Хассана девушка замерла и прижалась губами к его туфлям.
   — Оставь меня себе, Хассан, — взмолилась она.
   — Губы, — приказал он.
   Она молниеносно вскочила и приблизила свои губы к его. Хассан попытался распробовать вкус ее рта.
   — Не продавай меня, Хассан, — рыдала она.
   Разбойник оттолкнул ее в центр мраморного круга и повернулся к купцу:
   — Сколько она стоит?
   — Поскольку она всего лишь рабыня, я дам тебе за нее серебряный тарск.
   — Хассан! — завизжала девушка.
   — По рукам, — сказал Хассан, и рабыню продали.
   — Нет, Хассан! — не унималась девушка.
   — А за свободную я тебе даю два золотых диска тарна, — сказал купец.
   — Договорились, — кивнул Хассан.
   — Хассан! — вопила рабыня.
   — Увести! — распорядился торговец.
   На левую руку Зины тут же накинули наручники и приковали ее лицом к стене. Она продолжала 9тчаянно выкрикивать:
   — Хассан! Хассан!
   Хассан принял деньги, и купец сказал:
   — В следующей комнате мы рассмотрим остальной товар.
   — Хорошо, — ответил разбойник и вышел из зала, не обращая внимания на рыдающую предательницу. Он был из Тахари.
   — Еще, хозяева? — спросила девушка, стоя на коленях у низкого столика темного дерева. На ней была высокая блузка из красного шелка на одном крючке, стягивающие лодыжки прозрачные шальвары из красного же шелка, два золотых браслета на левой щиколотке и ошейник.
   — Нет, Йиза, ты свободна, — ответил купец.
   — Хорошо, господин — Она потупила взгляд, грациозно поднялась на ноги, взяла поднос с черным вином и разными сортами сахара и, пятясь, вышла из комнаты.
   Движения девушки были легки и грациозны. Ее разбудили, не разрешили набросить чадру и велели приготовить и подать черное вино. Все было исполнено, лишь в уголках ее глаз застыли остатки сна, и один раз, стоя на коленях, она отвернула голову и зевнула, как кошка. Рот ее выглядел очаровательно тяжелым, как у всех утомленных красавиц, но держалась она прямо и грациозно, и только расслабленная, томная походка едва заметно выдавала усталость. В дверях последний раз мелькнула ее одежда, и девушка исчезла. Я представил, как она тут же натянет на себя простенькую простынку из репса, подогнет колени и уснет на соломе в камере, дверь которой обязательно плотно закроет.
   Я не упомянул, что из комнаты девушка выскользнула по специальной дорожке. В частных жилищах состоятельных людей в Тахари комнаты устилают дорогими коврами. Чтобы не портить ковры, ходить стараются по специально проложенным дорожкам, выстланным грубым материалом. Дети, женщины, слуги и рабы пользуются дорожками в обязательном порядке. В отсутствие гостей мужчины тоже стараются ходить по ним.
   — Уничтожение колодца, — произнес купец, — неслыханное уголовное преступление.
   Ни я, ни Хассан не ответили. Он сказал истину. Незадолго перед этим купец сводил нас к колодцу. Его действительно засыпали. Возможно, отремонтировать колодец так и не удастся. При свете факелов рабочие вытаскивали на веревках мешки с камнями и песком. Хассан стиснул кулаки. После этого мы вернулись в дом торговца выпить черного вина. До рассвета оставалось два ана.
   За все награбленное добро, включая живой товар, Хас-сан получил одиннадцать дисков тарна Ара и четыре — Турий. Каждому из своих девяти сообщников он швырнул по диску Ара. Остальное главарь оставил себе. Золотой диск тарна города Ара — это больше годовой заработной платы среднего рабочего. Большинство бедняков Гора никогда не держали его в руках. Разбойники ожидали снаружи, рядом томились кайилы.
   — Но самое странное, — сказал торговец, подавшись вперед и буравя нас взглядом, — это то, что предводительствовала аретаями женщина!
   — Женщина? — опешил Хассан.
   — Да, — подтвердил купец.
   — Вы уже разослали гонцов войны? — спросил Хассан.
   — Всем оазисам каваров и подчиненным им племенам.
   — Пытались ли вы вести переговоры?
   — С кем? С людьми, убившими воду? — возмутился купец. — Конечно нет!
   — Какое решение принял Гарун, верховный паша каваров?
   — Кто может сказать, где находится Гарун? — Купец театрально развел руками.
   — А его визирь Барам, шейх Безхада?
   — Гонцы войны отправились во все стороны.
   — Ладно, — кивнул Хассан.
   — Племена собираются, — сказал купец. — Скоро запылает вся пустыня. »
   — Я устал, — сказал Хассан, — и я не думаю, что будет умно появляться в Двух Ятаганах при свете дня.
   — Хассад-паша знает, что в оазис прибыли разбойники, — улыбнулся купец. — Это выгодно для нашей экономики. Сюда не часто заворачивают караваны.
   — Официально ему об этом ничего не известно, — возразил Хассан. — Я не хочу, чтобы он по требованию возмущенных горожан послал сотню воинов патрулировать пустыню. Наша встреча вызовет обоюдную неловкость. Что, по-твоему, нам тогда следует делать?
   — Может быть, проехать мимо с дикими криками?
   — Возможно, — улыбнулся Хассан.
   — А может, вам придется убить друг друга.
   — Не исключено.
   — Ночью, — заверил его торговец, — вам всегда рады в оазисе Двух Ятаганов.
   — Ночью нам рады, а днем нас ловят, — проворчал Хассан.
   — Мы — сложные люди, — развел руками купец.
   — Хотел бы я, чтобы в других оазисах жили такие же сложные люди, — сказал Хассан. — Во многих местах спят и видят, когда моя голова окажется на копье.
   — Жители Двух Ятаганов не виноваты, что в других местах живут неотесанные хамы.
   — Кому же ты продаешь купленные у меня товары? — поинтересовался Хассан.
   — Неотесанным хамам, — рассмеялся купец.
   — А они знают об их происхождении?
   — Конечно.
   — Ладно, — сказал Хассан. — Скоро светает. Нам пора в путь.
   Он поднялся на ноги, несколько тяжеловато, поскольку долго сидел со скрещенными ногами. Я тоже встал.
   — Да не опустеют ваши бурдюки. Пусть у вас всегда будет вода, — сказал купец.
   — Да не опустеют твои бурдюки. Пусть у тебя всегда будет вода, — ответили мы.
   В этот предрассветный час на камни выпадает роса. Хассан, его люди и я нащупали стремена и сели в седла.
   — Хассан, — сказал я. — Да?
   — Купец сказал, что шесть дней назад аретаи из Девяти Колодцев напали на оазис Песчаного Слина?
   — Да.
   — Шесть дней назад воины Девяти Колодцев находились вблизи своего оазиса, так как ловили бежавшего из тюрьмы преступника, который якобы пытался убить Сулейман-пашу.
   — И он убежал? — улыбнулся Хассан.
   — Похоже на то. Так вот, если шесть дней назад они были в своем оазисе, они никак не могли напасть на оазис Песчаного Слина.
   — Никак, — произнес Хассан.
   — Мне кажется, — сказал я, — что воинов Девяти Колодцев не было и здесь.
   — Сюда не просто добраться, — заметил Хассан. — Этот оазис находится в стороне от караванных путей.
   — Где, по-твоему, они могли сбросить награбленное в Песчаном Слине?
   — Могли зарыть в пустыне.
   — Но почему Два Ятагана? — не успокаивался я. — Это крошечный оазис, и живут здесь даже не кавары.
   — Не знаю, — ответил Хассан.
   — Сулейман, паша Девяти Колодцев, лежит во дворце в критическом состоянии. Вряд ли аретаи станут рыскать в такое время по другим оазисам.
   — Не самое удачное время, — согласился Хассан.
   — Между тем у них была аретайская одежда, седельные украшения, и они кричали что-то про Девять Колодцев.
   — Мы тоже могли бы проделать такое, — улыбнулся Хассан.
   Я промолчал.
   — Странно, — сказал Хассан, — что они кричали «За Девять Колодцев и Сулеймана!».
   — Почему? — спросил я.
   — Потому что имена вождей не используются в боевых кличах аретаев, да и других Племен тоже. Важен не человек, но племя, не часть, но целое. Насколько я помню, их боевой клич гласит: «Аретаи победят!»
   — Занятно, — пробормотал я. — А какой клич у каваров?
   — Похожий. Они кричат: «Кавары, вперед!»
   — Выходит, — подытожил я, — что аретаи не нападали на оазис Двух Ятаганов?
   — Аретаи на Два Ятагана не нападали, — кивнул Хассан.
   — Ты уверен?
   — Засыпан колодец, — сказал Хассан. — Аретаи — сли-ны, но я уважаю их как врагов. Они хорошие бойцы, настоящие мужчины пустыни. Они не могут засыпать колодец. Они живут в Тахари.
   — Тогда кто же, — спросил я, — напал на оазис Песчаного Слина и на Два Ятагана?
   — Мне и самому интересно это узнать, — ответил Хассан.
   — И мне интересно.
   — Если в пустыне начнется настоящая война, — сказал Хассан, — здесь прекратится всяческое движение. Торговля исчезнет, ни один странник не рискнет выехать в путь, потому что его тут же убьют.
   Последнее замечание нисколько меня не приободрило.
   — Странно, — добавил Хассан, — что все это происходит именно сейчас.
   — Почему странно?
   — Допускаю, что это простое совпадение, — сказал он.
   — Не понимаю.
   — Я планировал экспедицию в неисследованную страну дюн, — сказал Хассан.
   — Я тоже путешествую.
   — Так я сразу и подумал.
   — Что же ты хотел там найти? — поинтересовался я.
   — Кто ты? — спросил напрямую Хассан.
   — Жалкий торговец камнями.
   — Я видел тебя в Торе. С ятаганом.
   — О, — произнес я.
   — А потом я видел тебя еще раз, возле водопоя на пути к Девяти Колодцам.
   — Так это ты, переодевшись кочевником, так обидел мою белокурую голубоглазую рабыню?
   — Уж слишком она у тебя дерзкая, — улыбнулся Хассан. — Там я и решил сделать ее своей.
   — После твоего прикосновения она стала проситься, чтобы ее научили танцевать.
   Хассан рассмеялся.
   — Ты смело захватил ее во дворце Сулеймана, — сказал я.
   Он пожал плечами.
   — Никогда не видел лучшего захвата девушки.
   Он наклонил голову, принимая мою похвалу.
   — А ты, выходит, и есть тот человек, которого обвинили в нападении на Сулеймана?
   — Я этого не делал, — сказал я.
   — Почему они решили, что это ты? — спросил Хассан.
   — Они решили, что я — каварский шпион.
   — Вот как? — рассмеялся он.
   — Да.
   — Известно ли тебе, Хаким из Тора, кто на самом деле ударил Сулеймана?
   — Да, — ответил я. — Это сделал Хамид, помощник Шакара, предводителя отряда аретаев.
   — Любопытно, — произнес Хассан. — Я искал с тобой встречи.
   — О?! — вырвалось у меня.
   — Я подумал, — сказал он, — что после того, как я украл у тебя маленькую рабыню, ты станешь преследовать меня по пустыне. Я не предполагал, что Хамид ударит Сулеймана и что тебя посадят в тюрьму.
   — Ты хотел со мной говорить?
   — Я не хочу расставаться с девушкой, — сказал он. — Но мы можем устроить состязание за нее.
   — Мне не обязательно отвечать прямо сейчас? — спросил я.
   — Конечно нет. Ты — мой гость. — Хассан улыбнулся. — Разумеется, ты можешь в любую минуту ею воспользоваться.
   — Нет предела благородству Хассана, — рассмеялся я.
   — Как только я к ней прикоснулся, я решил, что эта девушка будет моею, — сказал Хассан.
   — Ты привык брать всех женщин, которые тебе нравятся? — спросил я.
   — Да, — ответил Хассан.
   — Как бы ты нашел меня, если бы я потерял твой след?
   — Ты бы не потерял мой след.
   — А если?
   — Тогда бы тебе сообщили, где искать твою… мою красотку Алейну. Мы бы все равно встретились.
   — Ты не боишься, что я попытаюсь тебя убить? — спросил я.
   — Не боюсь, ибо ты мой гость. К тому же ты неслучайно притащил в пустыню белокожую голубоглазую блондинку.
   — Неслучайно?
   — Конечно нет. Она не просто рабыня. Просто рабыню ты мог бы снять или купить в любом оазисе. Ты хотел продать ее или подарить в обмен на важную для тебя информацию, помощь или что-нибудь еще.
   — Ты проницателен, — сказал я.
   — Надеюсь, — произнес Хассан, что эта рабыня не испортит наших отношений.
   — Возможно ли, чтобы рабыня, ничтожество, на них повлияла?
   — В самом деле, — кивнул Хассан.
   — А ей, похоже, нравятся твои цепи, — сказал я.
   — Она рабыня, — пожал он плечами.
   — К сожалению, — заметил я, — у нее белая кожа, голубые глаза и светлые волосы.
   — Ну и что?
   — Такие женщины часто бывают холодными.
   — Только не в ошейнике, — сказал он.
   — А она? — поинтересовался я.
   Я знал, что предназначенный для рабынь металлический ошейник, жесткая полоска металла, которую они не могут с себя сбросить, превращает самых непокорных мужененавистниц в ласковых, нежных и послушных самочек, трепещущих от каждого прикосновения их хозяина. Хассан откинул голову и расхохотался: — Такой горячей девушки у меня никогда не было. Я улыбнулся, представив себе, как бы смутилась бывшая мисс Присцилла Блейк-Эллен, услышав, как бесстыдно и откровенно обсуждаются ее достоинства. Бедняжка действительно не контролировала себя, когда к ней прикасался мужчина.
   — Она любит тебя, — сказал я Хассану.
   — У нее нет выбора, — ответил он.
   В глубине души я был вынужден с ним согласиться.
   Дальнейшие размышления привели меня к выводу, что в данном случае произошло редкое совпадение: девушка нашла своего истинного хозяина, а он — настоящую рабыню. Она нашла своего абсолютного и единственного господина, идеального и совершенного мужчину, властного и бескомпромиссного. Только такой сможет пробудить в ней полную и всепоглощающую сексуальность.
   Подобное почти никогда не случается на Земле, где отношения между мужчиной и женщиной основаны на безвольной и слабой позиции мужчины, позволяющего женщине, к обоюдному удовольствию, делать уступки своим материнским инстинктам. На Горе, напротив, женщина имеет гораздо больше возможностей реализовать постоянно подавленную потребность полностью подчиниться властному и сильному самцу, стать для него покорной и уступчивой самкой. На Горе мужчины пробуют различных женщин до тех пор, пока не найдут одну или нескольких, способных приносить наибольшее наслаждение. Тогда у человека возникает желание их удержать. Потребность в доминировании органически заложена в мужчине. Ни одному человеку, хотя бы поверхностно знакомому с культурой Гора, не придет в голову это отрицать. В отличие от Земли, где все построено на подавлении природных инстинктов, горианская цивилизация основана на порабощении женщин. Здесь поняли, что взаимоотношения по принципу хозяин-рабыня наиболее глубоко соответствуют мужской потребности в доминировании, которая, не будучи до конца удовлетворенной, приводит ко всевозможным комплексам, болезням и расстройствам. При этом мужская тяга к власти рассматривается не как биологическое отклонение со стороны здоровых самцов, а как логическое отражение потребности женщин в подчинении своему хозяину. Первобытное соперничество за самку, при котором важнейшую роль играли не богатство и социальный статус, а сила, ум, хитрость и находчивость, приводило к тому, что лучшие женщины доставались самым сильным и умным мужчинам. Вполне вероятно, что на ранних этапах развития цивилизации за лучших женщин боролись, как за собственность. В таком случае тяга к силе и власти должна была закрепиться у женщин на генетическом уровне. Большинство нормальных женщин не выносит слабых мужчин; они хотят рожать детей не равному себе, а стоящему на высшей ступени, да и как они могут уважать равного себе, если сами являются не более чем наградой, собственностью, принадлежностью? Имея свободу выбора, нормальная женщина предпочтет иметь потомство от хозяина, господина, занимающего высшее по отношению к ней место. В такой ситуации только невостребованные сильными мужчинами женщины станут рожать детей от слабаков. Точно так же, как в результате эволюционного отбора сохранились и выжили сильные, боеспособные, умные мужчины, способные победить в соперничестве за самку, так и среди самок выжили и сохранились те, кто доставался именно таким мужчинам. В результате биологическое соперничество приводило к тому, что слабые самцы проигрывали сильным и умным; соответственно шел отбор и среди самок. Побеждали и выживали те, кто доставался сильному. Убежавшая от властного мужчины женщина спаривалась со слабым, но ее потомство попадало в невыгодное положение. Бывало, что она вообще не желала ни с кем спариваться. В таком случае ее генетическая линия обрывалась окончательно. Родившиеся от сильных мужчин дети были лучше защищены и получали лучшее питание, не говоря уже о том, что оказывались умнее и сильнее сверстников, родившихся от слабых особей. Гордость женщины за то, что ею обладали сильные мужчины, способствовала не только ее выживанию, но и выживанию ее детей; со временем нужные черты закреплялись в ходе естественного отбора. У красивых женщин рождались красивые дочери, которых выбирали в качестве партнеров последующие поколения мужчин. При этом мужчины исходили из того, что женщины должны доставлять удовольствие, а удовольствие доставляли умные, заботливые и красивые. Грубые, воинственные, тупые и страшные безжалостно выбраковывались. Двойная динамика эволюции, естественный и половой отбор, за несколько тысячелетий привела к формированию биологического типа современной женщины. В нем можно проследить случайно возникающие типы реакции на мужское доминирование, но те, кто безоговорочно его принимал, имели наибольшие шансы выжить и передать эти качества потомству. Благодаря этому сложному механизму и появился тип женщины умной, чувственной, красивой и женственной, насыщенной нормальными женскими гормонами и мечтающей о страстных объятиях сильного мужчины. Необходимо отметить, что покорность и доминирование изначально присутствуют в животном мире. У большинства млекопитающих и абсолютно у всех приматов доминирует самец, а подчиняется самка, и это не патология. Патология есть обусловленная нервозность, возможная исключительно у высших видов, способных жить в сообществах, где слова приобретают исключительно важную роль и могут влиять на инстинкты. Это ведет к ничтожеству отдельно взятых особей, хотя на каких-то этапах может способствовать процветанию определенных типов экономических и социальных отношений. Мы рождаемся охотниками; фермерами нас делают потом.