Страница:
— Смотрите! — крикнул стоящий рядом со мной сборщик. Все кинулись на нашу сторону. Под водой двигалось крупное существо. Рулевой выставил копье и замер.
Я медленно выбирал из воды железное ведро с дырками. Вода струилась из отверстий тоненькими ручейками, заливая доски плота и стекая обратно в озеро. Затем я опорожнил ведро в стоящую слева от меня огромную деревянную ванну. Больше я не опускал ведро в глубину. Вместе с остальными я застыл, зачарованно глядя на воду.
На черной поверхности озера дрожали и переливались желтые огоньки наших ламп.
— Вон он! — крикнул кто-то.
Колебания воды, вызванные движением плота, шестов и ведер, нередко привлекают внимание лелтов. Они улавливают их при помощи чрезвычайно чувствительных рецепторов. Мне всегда казалось, что слепые от рождения лелты тянутся к теплу наших ламп. Они вытягивали из воды безглазые головы и вращали папоротникообразными волокнистыми усиками. Средний лелт достигает от пяти до семи дюймов в длину, у него белое тело и продолговатые плавники. Плывет он мягко и медленно, стараясь не тревожить воду и не выдавать своего присутствия. Ему есть от кого прятаться и за кем охотиться. Интересно устроен мозг лелта. В нем находится чрезвычайно чувствительный центр ориентации по запахам, а также два центра, улавливающие вибрацию. Между ними расположен огромный центр равновесия, или «внутреннее ухо». Зато зрительный центр недоразвит и представляет собой слабое генетическое воспоминание об отмершей в ходе эволюции функции.
Помимо лелтов, нередко попадались такие же белые, продолговатые и слепые саламандры. Подобно лелтам, они обладают способностью впадать в длительную спячку, что весьма полезно для обитателей водоемов, лишенных обильной пищи. В отличие от лелтов, у саламандр имеются длинные, похожие на стебельки, ноги. Поначалу я их путал, пока не научился отличать саламандр по видоизмененным продолговатым жабрам, действительно напоминающим усики. У лелтов тоже есть жабры, но у них они расположены на нижней части челюсти, как у обычных рыб. Подобно усикам-рецепторам лелтов, жабры саламандр воспринимают вибрацию воды, хотя значительно уступают рецепторам лелтов в чувствительности. Охотятся саламандры и лелты на одних и тех же существ. Нередко саламандры просто сопровождают лелтов, зная, что те рано или поздно выведут их на добычу. С другой стороны, ноги позволяют саламандрам доставать пропитание в недоступных для лелтов местах. Кроме того, благодаря им саламандры могут передвигаться на большие расстояния, почти не затрачивая энергии. В среде, где пищи катастрофически не хватает, сохранение энергии приобретает огромное значение. Длинные тонкие ноги дают саламандрам возможность вытягиваться и «обозревать» большие территории. В некотором смысле это напоминает прямохождение у человека, благодаря которому он значительно увеличил площадь обзора, что важно не только для нахождения добычи, но и для своевременного обнаружения опасности.
Однако не лелты и не саламандры вызывали наше беспокойство.
— Вон! — кричал человек. — Вон он опять! — Я так ничего и не увидел.
В пещерах нет естественного света, а значит, нет и фотосинтеза. Без фотосинтеза невозможно поглощение углекислого газа, образование Сахаров и начало питательной цепи. Как бы то ни было, питание попадает в пещеры в форме органических остатков. Эти остатки проникают в пещеры вместе с пресной водой, которая просачивается по бесчисленным трещинам и разломам, а иногда даже сквозь пористые камни. Вместе с ними в подземные моря попадают и всевозможные бактерии, содержащиеся в органических соединениях. Эти бактерии идут в пищу простейшим, которых в свою очередь пожирают черви, которыми питаются маленькие слепые рыбешки, лелты и саламандры. На них питательная цепь не обрывается. И не они вселяют страх в добывающих соль рабов.
— Неужели Старик? — выдохнул кто-то.
— Не знаю, — произнес другой. Рулевой застыл с копьем наготове.
— Вон он!
Тогда и я увидел шевелящуюся под водой громадину. Лелты и саламандры прыснули во все стороны. Затем существо исчезло. Водная гладь успокоилась.
— Ушел, — прошептал кто-то.
— Это был Старик? — спросил собиратель.
— Не знаю, — произнес рулевой с копьем. Вот уже больше года, как Старика в пещере не видели.
— Смотрите! — крикнул я.
На этот раз существо подошло ближе, до него оставалось не более десяти футов. Мы успели разглядеть широкую тупую белую голову, лишенную глаз. Затем, плеснув хвостом и плавниками, чудовище ушло под воду.
— Это Старик, — пробормотал рулевой и побледнел, как стена. На спине чудовища, возле большого плавника, виднелся длинный шрам. Часть плавника некогда вырвали ударом копья.
— Он вернулся, — сказал кто-то.
Вода не колыхалась. Поверхность озера застыла.
— Давайте собирать соль, — сказал один из рабов.
— Подождите, — рулевой поднял руку — Смотрите. Более четверти ана мы ничего не делали.
— Ушел, — произнес кто-то.
— Надо выполнять план, — проворчал собиратель.
— Все, начали собирать соль, — распорядился рулевой. Мы взялись за ведра и веревки и возобновили работу.
— Лелты так и не вернулись, — задумчиво произнес рулевой, обращаясь ко мне.
— Что это значит? — спросил я.
— То, что Старик еще с нами, — сказал он, вглядываясь в темную воду. Помолчав, он добавил: — Надо собирать соль.
Я снова забросил ведро и веревку.
Становилось поздно.
Масло в лампах по углам плота выгорело почти до конца.
Скоро все погрузится во тьму.
Я думал о том, как бежать из Клима. Даже если удастся достать воду, человеку не под силу унести столько бурдюков, сколько понадобится, чтобы добраться до ближайшего источника. Даже если удастся уйти достаточно далеко, нет никакой гарантии, что выйдешь точно к Красному Камню или другому оазису. Попавшие в Клим по воле своих свободных хозяев не знали дороги обратно. Мне вспомнился несчастный раб, вышедший из пустыни к нашему каравану. Его использовали для жестокой потехи, а потом прикончили. Поговаривали, что еще никому не удалось выбраться из Клима.
Я думал о войне между Царствующими Жрецами и куриями. Все это вдруг показалось мне страшно далеким.
Он появился неожиданно, выскочив из воды в пяти футах от меня. Отчаянно завизжал угодивший в острые челюсти раб. Голова чудовища достигала ярда в ширину, на месте глаз белели страшные провалы. Плот закачался от удара, одна лампа погасла, рулевой отчаянно закричал:
— Шесты! Шесты!
Издалека донесся еще один дикий крик, потом все стихло. Благодаря высокому содержанию соли в воде, соляная акула, когда не охотится, плывет, наполовину высунувшись из воды.
— Я не достаю до дна! — в панике крикнул один из рабов.
Плот несло по течению.
— На весла! — заорал рулевой.
Шестовики схватили широкие весла, хранящиеся возле деревянных ванн. Погасла еще одна лампа. Плот медленно разворачивался. На нем горело только две лампы.
— Эй, вы! — крикнул рулевой сборщикам. — Хватайте шесты!
Мы тут же исполнили команду. Наша надежда заключалась в том, что гребцам удастся выгрести на то место, где мы сможем отталкиваться шестами от дна.
— Теперь точно ушел, — сказал один из гребцов.
— Это Старик, — произнес рулевой. — Снаружи смеркается.
До меня неожиданно дошло, чего он так опасался. В пещере было мало еды. Когда есть на кого охотиться, надо охотиться. Всегда можно вернуться к ранее убитой добыче и отогнать надоедливых лелтов. Слепая соляная акула, словно повинуясь древнему инстинкту, охотилась исключительно на рассвете и в сумерках. Длинное мерзкое чудовище следовало ритму часов, заведенных четверть миллиона лет назад, когда его предки охотились в залитом солнечным СВ етом море.
— Поторапливайтесь! — кричал рулевой. — Поторапливайтесь!
Погасла третья лампа. Теперь утлое суденышко освещалось только одной лампой на корме. Наконец погасла и она.
Мы оказались в кромешной тьме. Где-то совсем рядом, а может быть, прямо под нами плавал Старик.
Не было ни луны, ни даже звезд. Там, где мы находились, ничего не разглядел 'бы даже курия. Команда плота застыла, Прислушиваясь к миру Старика.
Он атаковал быстро и неожиданно. Мы лишь почувствовали, как забурлило соленое море, после чего двадцатифутовое тело рухнуло обратно в воду.
Все снова стихло.
Затем раздался глухой удар по дереву, Старик атаковал плот снизу. Плот накренился, но не перевернулся. Мы отчаянно вцепились в деревянные ванны. Плот еще дважды сотрясало страшными ударами.
Прошло более четверти ана. Мы решили, что Старик ушел. И тогда совершенно неожиданно кормовая часть плота ушла под воду. Отчаянно закричал человек, молотя веслом по высунувшейся из воды тяжелой голове.
Более часа все было спокойно. Затем из воды вылетело огромное тело и рухнуло поперек плота, извиваясь и нанося удары хвостом. Трещало дерево, разламывались корыта, я слышал, как визжали и шлепались в воду сбитые ударами люди.
Я бросился на живот и вцепился в остатки деревянных креплений. Тьму наполнили ужасные крики. Я понял, что на этот раз пострадало несколько человек.
— Ничего не вижу! — кричал кто-то.
Еще четыре раза чудовище бросалось на плот. Один раз оно прокатилось по мне. Я вжался в пол, изо всех сил стараясь удержаться за расщепленное дерево. Кожа монстра, в отличие от грубой и шершавой шкуры акул, живущих в открытых морях, оказалась гладкой и скользкой, ее покрывал тонкий слой бактериальной слизи.
— Где вы? — донеслось вдруг из воды.
— Здесь! — закричал я. — Плот здесь! — Я поднялся на колени, радуясь тому, что в живых остался еще кто-то.
— Помогите! — кричали из воды. — Помогите!
Два человека пытались выбраться из воды на плот. Один из них вдруг закричал. Второй забрался на палубу и заметался из стороны в сторону.
— Успокойся! — крикнул ему я.
— Спасайся! — ответил он и бросился в воду.
— Назад! — кричал я, сообразив, что он решил вплавь добраться до доков, до которых оставалось около четырех пасангов. Несчастный не обернулся даже после того, как я несколько раз крикнул ему, что он плывет не в ту сторону.
— Ну и дурень, — раздался рядом спокойный голос.
— Хассан! — обрадовался я.
— Помогите! — донеслось из темноты.
Я нащупал шест, протянул его в сторону голоса, и на борт выбрался человек. Я попытался таким же способом спасти второго, но Старик стащил его с шеста.
Я увидел огни второго плота. Он шел к нам на помощь. На носу с копьем наготове стоял Т'Зшал.
Плоты мягко ударились друг о друга. Мы перебрались на другой плот.
— Один человек в воде, — сказал я Т'Зшалу — Он поплыл туда.
— Идиот, — пожал плечами Т'Зшал и, помолчав, добавил: — Значит, Старик вернулся?
Рулевой кивнул.
— Надо плыть назад, — сказал шестовик с плота Т'Зшала. Т'Зшал посмотрел на нас. Спаслись мы с Хассаном,
рулевой и человек, которого я вытащил из воды. Я не знал, удалось ли выжить прыгнувшему за борт. Думаю, что нет.
— Надо немедленно плыть назад в доки, — повторил шестовик.
Т'Зшал задумчиво смотрел на воду.
— Старик снова с нами, — сказал он наконец. — Он не забыл свои трюки.
— Давайте возвращаться, — перебил его шестовик.
— В воде остался один из моих людей, — произнес Т'Зшал и указал в ту сторону, куда шестовикам следовало толкать плот.
Те заворчали, но не посмели ослушаться старшего казармы.
Сам Т'Зшал занял позицию на носу судна, держа наготове копье.
Спустя ан он нашел своего человека.
— Привет! — донеслось из воды.
— Привет! — откликнулся Т'Зшал и помог пловцу выбраться на палубу.
— Я очень долго плыл, — сказал тот.
— Я знаю, — ответил старший казармы и уложил его на доски.
Пловец уже забыл и о Старике, и о том, что с ним произошло. Он спал.
— Возвращаемся в доки, — приказал Т'Зшал. Тяжелый плот развернулся и поплыл в сторону доков. Мы с Хассаном переглянулись. Мы передумали убивать
Т'Зшала.
— Завтра вечером, — объявил Т'Зшал, — я сюда вернусь.
— Я пойду с тобой, — сказал я.
— И я тоже, — добавил Хассан.
Глава 17. О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО В ПЕЩЕРЕ
Я медленно выбирал из воды железное ведро с дырками. Вода струилась из отверстий тоненькими ручейками, заливая доски плота и стекая обратно в озеро. Затем я опорожнил ведро в стоящую слева от меня огромную деревянную ванну. Больше я не опускал ведро в глубину. Вместе с остальными я застыл, зачарованно глядя на воду.
На черной поверхности озера дрожали и переливались желтые огоньки наших ламп.
— Вон он! — крикнул кто-то.
Колебания воды, вызванные движением плота, шестов и ведер, нередко привлекают внимание лелтов. Они улавливают их при помощи чрезвычайно чувствительных рецепторов. Мне всегда казалось, что слепые от рождения лелты тянутся к теплу наших ламп. Они вытягивали из воды безглазые головы и вращали папоротникообразными волокнистыми усиками. Средний лелт достигает от пяти до семи дюймов в длину, у него белое тело и продолговатые плавники. Плывет он мягко и медленно, стараясь не тревожить воду и не выдавать своего присутствия. Ему есть от кого прятаться и за кем охотиться. Интересно устроен мозг лелта. В нем находится чрезвычайно чувствительный центр ориентации по запахам, а также два центра, улавливающие вибрацию. Между ними расположен огромный центр равновесия, или «внутреннее ухо». Зато зрительный центр недоразвит и представляет собой слабое генетическое воспоминание об отмершей в ходе эволюции функции.
Помимо лелтов, нередко попадались такие же белые, продолговатые и слепые саламандры. Подобно лелтам, они обладают способностью впадать в длительную спячку, что весьма полезно для обитателей водоемов, лишенных обильной пищи. В отличие от лелтов, у саламандр имеются длинные, похожие на стебельки, ноги. Поначалу я их путал, пока не научился отличать саламандр по видоизмененным продолговатым жабрам, действительно напоминающим усики. У лелтов тоже есть жабры, но у них они расположены на нижней части челюсти, как у обычных рыб. Подобно усикам-рецепторам лелтов, жабры саламандр воспринимают вибрацию воды, хотя значительно уступают рецепторам лелтов в чувствительности. Охотятся саламандры и лелты на одних и тех же существ. Нередко саламандры просто сопровождают лелтов, зная, что те рано или поздно выведут их на добычу. С другой стороны, ноги позволяют саламандрам доставать пропитание в недоступных для лелтов местах. Кроме того, благодаря им саламандры могут передвигаться на большие расстояния, почти не затрачивая энергии. В среде, где пищи катастрофически не хватает, сохранение энергии приобретает огромное значение. Длинные тонкие ноги дают саламандрам возможность вытягиваться и «обозревать» большие территории. В некотором смысле это напоминает прямохождение у человека, благодаря которому он значительно увеличил площадь обзора, что важно не только для нахождения добычи, но и для своевременного обнаружения опасности.
Однако не лелты и не саламандры вызывали наше беспокойство.
— Вон! — кричал человек. — Вон он опять! — Я так ничего и не увидел.
В пещерах нет естественного света, а значит, нет и фотосинтеза. Без фотосинтеза невозможно поглощение углекислого газа, образование Сахаров и начало питательной цепи. Как бы то ни было, питание попадает в пещеры в форме органических остатков. Эти остатки проникают в пещеры вместе с пресной водой, которая просачивается по бесчисленным трещинам и разломам, а иногда даже сквозь пористые камни. Вместе с ними в подземные моря попадают и всевозможные бактерии, содержащиеся в органических соединениях. Эти бактерии идут в пищу простейшим, которых в свою очередь пожирают черви, которыми питаются маленькие слепые рыбешки, лелты и саламандры. На них питательная цепь не обрывается. И не они вселяют страх в добывающих соль рабов.
— Неужели Старик? — выдохнул кто-то.
— Не знаю, — произнес другой. Рулевой застыл с копьем наготове.
— Вон он!
Тогда и я увидел шевелящуюся под водой громадину. Лелты и саламандры прыснули во все стороны. Затем существо исчезло. Водная гладь успокоилась.
— Ушел, — прошептал кто-то.
— Это был Старик? — спросил собиратель.
— Не знаю, — произнес рулевой с копьем. Вот уже больше года, как Старика в пещере не видели.
— Смотрите! — крикнул я.
На этот раз существо подошло ближе, до него оставалось не более десяти футов. Мы успели разглядеть широкую тупую белую голову, лишенную глаз. Затем, плеснув хвостом и плавниками, чудовище ушло под воду.
— Это Старик, — пробормотал рулевой и побледнел, как стена. На спине чудовища, возле большого плавника, виднелся длинный шрам. Часть плавника некогда вырвали ударом копья.
— Он вернулся, — сказал кто-то.
Вода не колыхалась. Поверхность озера застыла.
— Давайте собирать соль, — сказал один из рабов.
— Подождите, — рулевой поднял руку — Смотрите. Более четверти ана мы ничего не делали.
— Ушел, — произнес кто-то.
— Надо выполнять план, — проворчал собиратель.
— Все, начали собирать соль, — распорядился рулевой. Мы взялись за ведра и веревки и возобновили работу.
— Лелты так и не вернулись, — задумчиво произнес рулевой, обращаясь ко мне.
— Что это значит? — спросил я.
— То, что Старик еще с нами, — сказал он, вглядываясь в темную воду. Помолчав, он добавил: — Надо собирать соль.
Я снова забросил ведро и веревку.
Становилось поздно.
Масло в лампах по углам плота выгорело почти до конца.
Скоро все погрузится во тьму.
Я думал о том, как бежать из Клима. Даже если удастся достать воду, человеку не под силу унести столько бурдюков, сколько понадобится, чтобы добраться до ближайшего источника. Даже если удастся уйти достаточно далеко, нет никакой гарантии, что выйдешь точно к Красному Камню или другому оазису. Попавшие в Клим по воле своих свободных хозяев не знали дороги обратно. Мне вспомнился несчастный раб, вышедший из пустыни к нашему каравану. Его использовали для жестокой потехи, а потом прикончили. Поговаривали, что еще никому не удалось выбраться из Клима.
Я думал о войне между Царствующими Жрецами и куриями. Все это вдруг показалось мне страшно далеким.
Он появился неожиданно, выскочив из воды в пяти футах от меня. Отчаянно завизжал угодивший в острые челюсти раб. Голова чудовища достигала ярда в ширину, на месте глаз белели страшные провалы. Плот закачался от удара, одна лампа погасла, рулевой отчаянно закричал:
— Шесты! Шесты!
Издалека донесся еще один дикий крик, потом все стихло. Благодаря высокому содержанию соли в воде, соляная акула, когда не охотится, плывет, наполовину высунувшись из воды.
— Я не достаю до дна! — в панике крикнул один из рабов.
Плот несло по течению.
— На весла! — заорал рулевой.
Шестовики схватили широкие весла, хранящиеся возле деревянных ванн. Погасла еще одна лампа. Плот медленно разворачивался. На нем горело только две лампы.
— Эй, вы! — крикнул рулевой сборщикам. — Хватайте шесты!
Мы тут же исполнили команду. Наша надежда заключалась в том, что гребцам удастся выгрести на то место, где мы сможем отталкиваться шестами от дна.
— Теперь точно ушел, — сказал один из гребцов.
— Это Старик, — произнес рулевой. — Снаружи смеркается.
До меня неожиданно дошло, чего он так опасался. В пещере было мало еды. Когда есть на кого охотиться, надо охотиться. Всегда можно вернуться к ранее убитой добыче и отогнать надоедливых лелтов. Слепая соляная акула, словно повинуясь древнему инстинкту, охотилась исключительно на рассвете и в сумерках. Длинное мерзкое чудовище следовало ритму часов, заведенных четверть миллиона лет назад, когда его предки охотились в залитом солнечным СВ етом море.
— Поторапливайтесь! — кричал рулевой. — Поторапливайтесь!
Погасла третья лампа. Теперь утлое суденышко освещалось только одной лампой на корме. Наконец погасла и она.
Мы оказались в кромешной тьме. Где-то совсем рядом, а может быть, прямо под нами плавал Старик.
Не было ни луны, ни даже звезд. Там, где мы находились, ничего не разглядел 'бы даже курия. Команда плота застыла, Прислушиваясь к миру Старика.
Он атаковал быстро и неожиданно. Мы лишь почувствовали, как забурлило соленое море, после чего двадцатифутовое тело рухнуло обратно в воду.
Все снова стихло.
Затем раздался глухой удар по дереву, Старик атаковал плот снизу. Плот накренился, но не перевернулся. Мы отчаянно вцепились в деревянные ванны. Плот еще дважды сотрясало страшными ударами.
Прошло более четверти ана. Мы решили, что Старик ушел. И тогда совершенно неожиданно кормовая часть плота ушла под воду. Отчаянно закричал человек, молотя веслом по высунувшейся из воды тяжелой голове.
Более часа все было спокойно. Затем из воды вылетело огромное тело и рухнуло поперек плота, извиваясь и нанося удары хвостом. Трещало дерево, разламывались корыта, я слышал, как визжали и шлепались в воду сбитые ударами люди.
Я бросился на живот и вцепился в остатки деревянных креплений. Тьму наполнили ужасные крики. Я понял, что на этот раз пострадало несколько человек.
— Ничего не вижу! — кричал кто-то.
Еще четыре раза чудовище бросалось на плот. Один раз оно прокатилось по мне. Я вжался в пол, изо всех сил стараясь удержаться за расщепленное дерево. Кожа монстра, в отличие от грубой и шершавой шкуры акул, живущих в открытых морях, оказалась гладкой и скользкой, ее покрывал тонкий слой бактериальной слизи.
— Где вы? — донеслось вдруг из воды.
— Здесь! — закричал я. — Плот здесь! — Я поднялся на колени, радуясь тому, что в живых остался еще кто-то.
— Помогите! — кричали из воды. — Помогите!
Два человека пытались выбраться из воды на плот. Один из них вдруг закричал. Второй забрался на палубу и заметался из стороны в сторону.
— Успокойся! — крикнул ему я.
— Спасайся! — ответил он и бросился в воду.
— Назад! — кричал я, сообразив, что он решил вплавь добраться до доков, до которых оставалось около четырех пасангов. Несчастный не обернулся даже после того, как я несколько раз крикнул ему, что он плывет не в ту сторону.
— Ну и дурень, — раздался рядом спокойный голос.
— Хассан! — обрадовался я.
— Помогите! — донеслось из темноты.
Я нащупал шест, протянул его в сторону голоса, и на борт выбрался человек. Я попытался таким же способом спасти второго, но Старик стащил его с шеста.
Я увидел огни второго плота. Он шел к нам на помощь. На носу с копьем наготове стоял Т'Зшал.
Плоты мягко ударились друг о друга. Мы перебрались на другой плот.
— Один человек в воде, — сказал я Т'Зшалу — Он поплыл туда.
— Идиот, — пожал плечами Т'Зшал и, помолчав, добавил: — Значит, Старик вернулся?
Рулевой кивнул.
— Надо плыть назад, — сказал шестовик с плота Т'Зшала. Т'Зшал посмотрел на нас. Спаслись мы с Хассаном,
рулевой и человек, которого я вытащил из воды. Я не знал, удалось ли выжить прыгнувшему за борт. Думаю, что нет.
— Надо немедленно плыть назад в доки, — повторил шестовик.
Т'Зшал задумчиво смотрел на воду.
— Старик снова с нами, — сказал он наконец. — Он не забыл свои трюки.
— Давайте возвращаться, — перебил его шестовик.
— В воде остался один из моих людей, — произнес Т'Зшал и указал в ту сторону, куда шестовикам следовало толкать плот.
Те заворчали, но не посмели ослушаться старшего казармы.
Сам Т'Зшал занял позицию на носу судна, держа наготове копье.
Спустя ан он нашел своего человека.
— Привет! — донеслось из воды.
— Привет! — откликнулся Т'Зшал и помог пловцу выбраться на палубу.
— Я очень долго плыл, — сказал тот.
— Я знаю, — ответил старший казармы и уложил его на доски.
Пловец уже забыл и о Старике, и о том, что с ним произошло. Он спал.
— Возвращаемся в доки, — приказал Т'Зшал. Тяжелый плот развернулся и поплыл в сторону доков. Мы с Хассаном переглянулись. Мы передумали убивать
Т'Зшала.
— Завтра вечером, — объявил Т'Зшал, — я сюда вернусь.
— Я пойду с тобой, — сказал я.
— И я тоже, — добавил Хассан.
Глава 17. О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО В ПЕЩЕРЕ
Думаю, в тот вечер на плоту не было ни одного человека, который за все время не потерял хотя бы одного друга в зубах Старика.
— Мы начинаем охоту на Старика, — объявил Т'Зшал. Он собирал свой отряд по пещерам, складам, очистным сооружениям. В добровольцах недостатка не было. Даже в главном Хранилище Клима — квадратном приземистом здании, где держалось оружие, нашлись люди, пожелавшие сразиться с чудовищем. На флагштоке Хранилища, словно бросая вызов испепеляющему солнцу, подземным пещерам и самой пустыне, развевался флаг Клима, — гордое полотнище с плетью и ятаганом. Никого не принуждали и не запугивали. Было много умудренных опытом, обожженных до черноты людей, рассудительных и зрелых. Все они жили рабами, и каждый из них хотел почувствовать себя свободным человеком.
— Мы идем на Старика, — повторял Т'Зшал. Он произносил эти слова в пещерах, складах, на очистных сооружениях. — Мы идем охотиться на Старика. — И люди откликались.
Думаю, в тот вечер на плоту не было человека, который за все время не потерял хотя бы одного друга в зубах Старика.
— Разбудите меня, — приказал Т'Зшал, — когда уйдут лелты.
Плот замер в черной воде далеко от доков. Мы упирались шестами в дно, стараясь удержать его на месте. Человек, который работал рулевым во время нападения Старика, и в этот раз стоял на руле. Кроме него, из прежней команды остались только Хассан и я. По углам плота, привязанные к кольям, горели четыре лампы. Рядом лежали заранее заготовленные факелы, чтобы освещать поверхность воды, если в том возникнет необходимость.
— Разбудите меня, когда уйдут лелты, — сказал Т'Зшал. — Сейчас я хочу спать.
Он улегся за деревянной рамой, внутри которой крепились корыта для соляного раствора. Рядом он положил копье, длиной в девять футов.
— Ты что, не станешь смазывать острие ядом? — спросил его один человек в доках. Из набранной Т'Зшалом команды такого вопроса не задал никто.
— Нет, — ответил Т'Зшал, и я понял, что он принадлежит к касте воинов.
Я смотрел на спящего Т'Зшала, на склоненную на руку бородатую голову и задавал себе вопрос: почему все-таки никто его не убил, чтобы стать старшим казармы? Как получилось, что человек, обладающий абсолютной властью над всей казармой, спокойно засыпает в окружении рабов, каждый из которых мог бы занять его место? Достаточно было вытащить кинжал из-за его кушака и воткнуть его ему в горло. Старший казармы, хотя и сам раб, является убаром в своей вотчине, он безраздельно властвует над жизнью и смертью подчиненных ему рабов. Как могло получиться, что такой человек спокойно укладывается спать среди злобно косящихся на него слинов, с которыми он привык говорить, держа в руке кнут? В его власти было запороть человека, не выполнившего план по добыче соли или нарушившего дисциплину каким-либо иным способом. Он имел право убить из простого каприза, но при этом, случись ему самому погибнуть от чужой руки, никто не понес бы за это наказания. Напротив, его убийца тут же становился новым старшим казармы. Как вообще получается, думал я, что люди в Климе не выдирают друг у друга глотки?
Я смотрел на белесые головы лелтов и затерявшихся среди них саламандр, привлеченных волнением воды и теплом наших ламп.
Они появились спустя четверть ана после того, как мы кое-как закрепили суденышко на месте.
Трудно передать словами царящую в пещерах тьму.
Т'Зшал спал.
Рядом с ним лежало копье, за красным кушаком виднелся кинжал — символ его власти.
— Лелты не уходят, — заметил стоящий рядом со мной человек, вооруженный таким же шестом, как и я.
Я смотрел на лелтов и на затерявшихся среди них саламандр. Тупые белесые морды высовывались из воды, словно завороженные тусклым светом коптящих ламп. Я опустился на колени и резким движением вытащил из воды лелта. Некоторое время он трепыхался в руке, потом затих. Лелт — это небольшая рыба, с длинным по отношению к голове телом и с длинными плавниками. Обычно он плавает медленно и неторопливо, сохраняя энергию в черном, просоленном мире. Здесь почти нечего есть, это натуральная жидкая пустыня, безжизненная, черная, слепая и холодная. Лелт плывет медленно, стараясь не спугнуть добычу, которой ему служат различные черви и простейшие организмы. Я перевернул лелта, по бокам головы располагались маленькие ямки. Интересно, способен ли он хотя бы отличать свет от тьмы? Сохранилась ли у него генетическая память о свете? Вряд ли, решил я. Крошечные жабры, причудливо расположенные снизу и по бокам челюстей, сжимались и разжимались. Рыба жалобно пискнула. Я швырнул ее в воду. Лелт тут же вынырнул в нескольких футах от плота и выставил голову в направлении той же самой лампы.
— Почему ты его не съел? — спросил стоящий рядом со мной человек. Рабы часто съедают выловленных из воды лелтов, бывает, что их удается забросить на палубу веслом. Первым делом надо перекусить позвоночник за головой рыбы.
Я посмотрел на лелта.
Наверное, они все-таки отличают свет от тьмы. А может, их привлекает тепло. Не исключено, подумал я, что в пещере, где царит вечная тьма, слабый свет наших коптящих ламп воспринимается как ослепительное сияние тысячи солнц. Мы почти ничего не знаем о лелтах. Мы не знаем, почему они выплывают из воды и поворачивают к источнику света слепые глазницы.
— Мог бы отдать его мне, — проворчал человек.
— Извини, я не подумал, — сказал я.
Мы почти ничего не знаем и о людях. Мы не знаем, почему они хотят докопаться до истины. Да и возможно ли это? Может быть, прикоснувшись к истине, они тут же погибнут в ее испепеляющем жаре. Может быть, правду вообще нельзя найти. Похоже, в наших силах лишь ощутить ее присутствие. Почувствовать излучаемый ею жар. Может быть, для нас достаточно лишь постоять рядом с ней.
— Лелты ушли, — прошептал кто-то.
Вокруг плескалась черная, безжизненная вода. Лелты и саламандры пропали.
— Разбуди Т'Зшала, — сказал стоящий рядом со мной раб.
Волосы у меня на голове встали дыбом.
Неожиданно я начал понимать секрет власти старшего казармы и темных законов, регулирующих жизнь и порядок в Климе.
— Лелты ушли, — прошептал человек.
Я взглянул на Т'Зшала, положившего на руку бородатую голову. Рядом с ним лежало копье.
Я понял, почему рабы не убили Т'Зшала и других старших казарм, чем объяснялось стабильное общественное устройство Клима. Теперь я понял. Совершивший убийство автоматически становится старшим казармы. На него тут же ложится страшный груз ответственности. С этого момента он отвечает за все. Человек, чьи слова являются законом, должен говорить очень осторожно. Быть старшим в Климе трудно. Кроме того, наступала его очередь умирать. Слишком высокая цена за обладание плетью. Человек, решившийся убить старшего казармы, должен сто раз подумать, не получится ли, что причин, толкнувших его на убийство, окажется достаточно, чтобы кто-то в свою очередь убил его. Должность старшего казармы в Климе предполагает две серьезные проблемы. Первая заключается в том, что убивший старшего казармы автоматически принимает его шаткую власть. Вторая состоит в необходимости управлять людьми жестоко и безжалостно. Любой другой подход неизбежно приведет к неповиновению и бунту. Старший не может позволить себе снисхождения к подчиненным, ибо он сам подчиняется стоящим над ним людям, которые требуют от него регулярного выполнения плана по соли. Люди не хотят быть старшими казарм. Но кто-то должен взять на себя эту ношу. Только сталь и воля удерживают заключенных от беспредела и убийств. Кто-то должен держать в руке плеть. У кого найдется достаточно смелости и мужества, чтобы поднять ее на озверевших, безжалостных узников? Где найти отчаянного и благородного человека, который согласится взять на себя должность старшего казармы?
— Разбуди Т'Зшала, — настойчиво прошептал стоящий рядом человек.
Я подошел к спящему и положил руку на его плечо.
— Вставай, Т'Зшал, — потряс я его. — Лелты ушли. Т'Зшал открыл глаза и сел. Плеснув на лицо немного пресной воды из бурдюка, он умылся. Затем сделал несколько глотков, потянулся и встал. Т'Зшал осмотрел воду возле плота и снял с себя рубашку и сапоги.
Все было спокойно.
Т'Зшал стоял на палубе босой, с голой грудью, на нем была лишь каффия и агал. Из-за кушака торчал кинжал. Он попробовал пальцем острие копья. Лезвие удерживалось на древке при помощи четырех скоб. Он вытащил из кушака кусок сырой кожи и обмотал им место крепления лезвия к древку. Затем Т'Зшал полил кожу пресной водой из бурдюка. После этого он положил копье на стоящие посреди плота корыта.
Вокруг царил полный штиль.
Все молчали.
Первым его увидел Т'Зшал. Мы разглядели чудовище только после того, как оно дало о себе знать. Старик мелькнул на расстоянии сорока футов от плота и исчез.
Т'Зшал двумя руками стиснул копье и опустил острие вниз.
— Всем отойти от краев палубы, — скомандовал он.
Мы немедленно выполнили приказ.
Меня переполняло возбуждение. Я больше не думал о природе истины и возможности ее достижения. Достаточно знать, что она есть. Не стоит всю жизнь, упираться лбом в стену, которую нельзя пробить. Надо уметь вовремя от нее отойти. Надо уметь смеяться, плакать, надо уметь оставаться человеком. Человек может думать, он должен действовать. Он делает свой выбор и совершает поступки в лабиринте неразгаданных тайн равнодушной к нему природы. Мудрость учит, что нет смысла сажать древо познания на почву, где оно никогда не станет плодоносить. Питаясь иллюзиями, человек может умереть с голоду. Есть истины и реалии, доступные человеку. Они касаются его животной природы. Для их осознания ему требуется не только мозг, ему нужны еще руки, глаза и кровь. Но человек упорно прислушивается к обращенным не к нему голосам. Его же собственное место остается невостребованным. За ним остается право выбора: занять это место или нет. Все остальное — непроглядная тьма и ночь. Среди камней и пустоты он может сложить свою мелодию. Он будет петь сам для себя, оправдывая существование и себя, и своей песни. Кому, кроме него, это нужно? Чему еще он должен соответствовать? Человек рожден охотником. Нельзя, чтобы он забыл вкус мяса.
Старик вынырнул из воды в ярде от плота. Огромное тело взлетело на высоту десяти футов, на мгновение застыло, и Т'Зшал с криком радости всадил в него копье. Чудовище разинуло пасть, усеянную острыми зубами, похожими на изогнутые крючья, растопырило гигантские плавники и рухнуло в воду. Спустя несколько секунд на поверхности показался спинной плавник акулы. Разъяренный монстр закружил около плота.
— Привет, Старик! — крикнул Т'Зшал, потрясая окровавленным копьем.
В тусклом свете ламп стекающая по лезвию кровь казалась густой и черной.
Старик замер недалеко от плота. Казалось, он наблюдает за нами.
— Он злится, — прошептал кто-то.
— Ты его разозлил, Т'Зшал, — заметил другой.
Сердце мое бешено колотилось. Честно говоря, я не думал о погибших в зубах акулы товарищах, я думал о звере, о противнике, об охоте. И очень боялся, что чудовище уклонится от схватки.
Но это нам не грозило, поскольку мы имели дело со Стариком.
— Эй, Старик! — позвал Т'Зшал, — вот мы и встретились!
Я удивился, что он так сказал.
— Защищайте лампы, — негромко приказал Т'Зшал. — Закрывайте их от воды, когда поднимутся волны.
Если лампы погаснут до того, как мы успеем зажечь от них факелы, шансов вернуться в доки у нас не останется.
Я заметил, как забурлила вода возле хвоста Старика. Затем монстр исчез под водой.
— Держитесь за корыта! — приказал Т'Зшал.
Мы почувствовали, как качнулся плот на поднятой Стариком волне, затем последовал удар, и плот накренился под углом в сорок пять градусов. Люди скользили и падали, но ни один не сорвался в воду. Четыре раза Старик пытался перевернуть плот. Прежде чем выйти из доков, мы засыпали соляные ванны солью. Это и не позволило ему перевернуть судно. Даже лампы на колышках не погасли. Старик описал еще несколько кругов, после чего отплыл футов на шестьдесят и высунулся из воды, словно разглядывая наш плот.
Затем он пропал более чем на четверть ана.
Появился он совершенно неожиданно с противоположной стороны, футах в десяти от плота. Чудовище выскочило из воды и плюхнулось обратно, обрушив на нас ураганные волны.
— Закрывайте факелы! — кричал Т'Зшал. — Защищайте лампы!
Одна из ламп все же погасла. Люди закрывали факелы телами. Старик снова исчез.
— Может, совсем ушел? — предположил кто-то.
— Как же, — отозвался Т'Зшал, и все рассмеялись.
— А-а-а-ай! — дико закричал человек.
Старик взметнулся над водой рядом с бортиком, развернулся и махнул над палубой хвостом, словно гигантской косой. Нога человека попала между хвостом и соляным корытом и с хрустом сломалась, колено причудливым образом вывернулось в противоположную сторону. Но, как оказалось, целился Старик не в человека. Под страшным ударом, как щепка, переломился кол, на котором крепилась лампа, горящее масло брызнуло во все стороны, ярко осветив место битвы.
— Мы начинаем охоту на Старика, — объявил Т'Зшал. Он собирал свой отряд по пещерам, складам, очистным сооружениям. В добровольцах недостатка не было. Даже в главном Хранилище Клима — квадратном приземистом здании, где держалось оружие, нашлись люди, пожелавшие сразиться с чудовищем. На флагштоке Хранилища, словно бросая вызов испепеляющему солнцу, подземным пещерам и самой пустыне, развевался флаг Клима, — гордое полотнище с плетью и ятаганом. Никого не принуждали и не запугивали. Было много умудренных опытом, обожженных до черноты людей, рассудительных и зрелых. Все они жили рабами, и каждый из них хотел почувствовать себя свободным человеком.
— Мы идем на Старика, — повторял Т'Зшал. Он произносил эти слова в пещерах, складах, на очистных сооружениях. — Мы идем охотиться на Старика. — И люди откликались.
Думаю, в тот вечер на плоту не было человека, который за все время не потерял хотя бы одного друга в зубах Старика.
— Разбудите меня, — приказал Т'Зшал, — когда уйдут лелты.
Плот замер в черной воде далеко от доков. Мы упирались шестами в дно, стараясь удержать его на месте. Человек, который работал рулевым во время нападения Старика, и в этот раз стоял на руле. Кроме него, из прежней команды остались только Хассан и я. По углам плота, привязанные к кольям, горели четыре лампы. Рядом лежали заранее заготовленные факелы, чтобы освещать поверхность воды, если в том возникнет необходимость.
— Разбудите меня, когда уйдут лелты, — сказал Т'Зшал. — Сейчас я хочу спать.
Он улегся за деревянной рамой, внутри которой крепились корыта для соляного раствора. Рядом он положил копье, длиной в девять футов.
— Ты что, не станешь смазывать острие ядом? — спросил его один человек в доках. Из набранной Т'Зшалом команды такого вопроса не задал никто.
— Нет, — ответил Т'Зшал, и я понял, что он принадлежит к касте воинов.
Я смотрел на спящего Т'Зшала, на склоненную на руку бородатую голову и задавал себе вопрос: почему все-таки никто его не убил, чтобы стать старшим казармы? Как получилось, что человек, обладающий абсолютной властью над всей казармой, спокойно засыпает в окружении рабов, каждый из которых мог бы занять его место? Достаточно было вытащить кинжал из-за его кушака и воткнуть его ему в горло. Старший казармы, хотя и сам раб, является убаром в своей вотчине, он безраздельно властвует над жизнью и смертью подчиненных ему рабов. Как могло получиться, что такой человек спокойно укладывается спать среди злобно косящихся на него слинов, с которыми он привык говорить, держа в руке кнут? В его власти было запороть человека, не выполнившего план по добыче соли или нарушившего дисциплину каким-либо иным способом. Он имел право убить из простого каприза, но при этом, случись ему самому погибнуть от чужой руки, никто не понес бы за это наказания. Напротив, его убийца тут же становился новым старшим казармы. Как вообще получается, думал я, что люди в Климе не выдирают друг у друга глотки?
Я смотрел на белесые головы лелтов и затерявшихся среди них саламандр, привлеченных волнением воды и теплом наших ламп.
Они появились спустя четверть ана после того, как мы кое-как закрепили суденышко на месте.
Трудно передать словами царящую в пещерах тьму.
Т'Зшал спал.
Рядом с ним лежало копье, за красным кушаком виднелся кинжал — символ его власти.
— Лелты не уходят, — заметил стоящий рядом со мной человек, вооруженный таким же шестом, как и я.
Я смотрел на лелтов и на затерявшихся среди них саламандр. Тупые белесые морды высовывались из воды, словно завороженные тусклым светом коптящих ламп. Я опустился на колени и резким движением вытащил из воды лелта. Некоторое время он трепыхался в руке, потом затих. Лелт — это небольшая рыба, с длинным по отношению к голове телом и с длинными плавниками. Обычно он плавает медленно и неторопливо, сохраняя энергию в черном, просоленном мире. Здесь почти нечего есть, это натуральная жидкая пустыня, безжизненная, черная, слепая и холодная. Лелт плывет медленно, стараясь не спугнуть добычу, которой ему служат различные черви и простейшие организмы. Я перевернул лелта, по бокам головы располагались маленькие ямки. Интересно, способен ли он хотя бы отличать свет от тьмы? Сохранилась ли у него генетическая память о свете? Вряд ли, решил я. Крошечные жабры, причудливо расположенные снизу и по бокам челюстей, сжимались и разжимались. Рыба жалобно пискнула. Я швырнул ее в воду. Лелт тут же вынырнул в нескольких футах от плота и выставил голову в направлении той же самой лампы.
— Почему ты его не съел? — спросил стоящий рядом со мной человек. Рабы часто съедают выловленных из воды лелтов, бывает, что их удается забросить на палубу веслом. Первым делом надо перекусить позвоночник за головой рыбы.
Я посмотрел на лелта.
Наверное, они все-таки отличают свет от тьмы. А может, их привлекает тепло. Не исключено, подумал я, что в пещере, где царит вечная тьма, слабый свет наших коптящих ламп воспринимается как ослепительное сияние тысячи солнц. Мы почти ничего не знаем о лелтах. Мы не знаем, почему они выплывают из воды и поворачивают к источнику света слепые глазницы.
— Мог бы отдать его мне, — проворчал человек.
— Извини, я не подумал, — сказал я.
Мы почти ничего не знаем и о людях. Мы не знаем, почему они хотят докопаться до истины. Да и возможно ли это? Может быть, прикоснувшись к истине, они тут же погибнут в ее испепеляющем жаре. Может быть, правду вообще нельзя найти. Похоже, в наших силах лишь ощутить ее присутствие. Почувствовать излучаемый ею жар. Может быть, для нас достаточно лишь постоять рядом с ней.
— Лелты ушли, — прошептал кто-то.
Вокруг плескалась черная, безжизненная вода. Лелты и саламандры пропали.
— Разбуди Т'Зшала, — сказал стоящий рядом со мной раб.
Волосы у меня на голове встали дыбом.
Неожиданно я начал понимать секрет власти старшего казармы и темных законов, регулирующих жизнь и порядок в Климе.
— Лелты ушли, — прошептал человек.
Я взглянул на Т'Зшала, положившего на руку бородатую голову. Рядом с ним лежало копье.
Я понял, почему рабы не убили Т'Зшала и других старших казарм, чем объяснялось стабильное общественное устройство Клима. Теперь я понял. Совершивший убийство автоматически становится старшим казармы. На него тут же ложится страшный груз ответственности. С этого момента он отвечает за все. Человек, чьи слова являются законом, должен говорить очень осторожно. Быть старшим в Климе трудно. Кроме того, наступала его очередь умирать. Слишком высокая цена за обладание плетью. Человек, решившийся убить старшего казармы, должен сто раз подумать, не получится ли, что причин, толкнувших его на убийство, окажется достаточно, чтобы кто-то в свою очередь убил его. Должность старшего казармы в Климе предполагает две серьезные проблемы. Первая заключается в том, что убивший старшего казармы автоматически принимает его шаткую власть. Вторая состоит в необходимости управлять людьми жестоко и безжалостно. Любой другой подход неизбежно приведет к неповиновению и бунту. Старший не может позволить себе снисхождения к подчиненным, ибо он сам подчиняется стоящим над ним людям, которые требуют от него регулярного выполнения плана по соли. Люди не хотят быть старшими казарм. Но кто-то должен взять на себя эту ношу. Только сталь и воля удерживают заключенных от беспредела и убийств. Кто-то должен держать в руке плеть. У кого найдется достаточно смелости и мужества, чтобы поднять ее на озверевших, безжалостных узников? Где найти отчаянного и благородного человека, который согласится взять на себя должность старшего казармы?
— Разбуди Т'Зшала, — настойчиво прошептал стоящий рядом человек.
Я подошел к спящему и положил руку на его плечо.
— Вставай, Т'Зшал, — потряс я его. — Лелты ушли. Т'Зшал открыл глаза и сел. Плеснув на лицо немного пресной воды из бурдюка, он умылся. Затем сделал несколько глотков, потянулся и встал. Т'Зшал осмотрел воду возле плота и снял с себя рубашку и сапоги.
Все было спокойно.
Т'Зшал стоял на палубе босой, с голой грудью, на нем была лишь каффия и агал. Из-за кушака торчал кинжал. Он попробовал пальцем острие копья. Лезвие удерживалось на древке при помощи четырех скоб. Он вытащил из кушака кусок сырой кожи и обмотал им место крепления лезвия к древку. Затем Т'Зшал полил кожу пресной водой из бурдюка. После этого он положил копье на стоящие посреди плота корыта.
Вокруг царил полный штиль.
Все молчали.
Первым его увидел Т'Зшал. Мы разглядели чудовище только после того, как оно дало о себе знать. Старик мелькнул на расстоянии сорока футов от плота и исчез.
Т'Зшал двумя руками стиснул копье и опустил острие вниз.
— Всем отойти от краев палубы, — скомандовал он.
Мы немедленно выполнили приказ.
Меня переполняло возбуждение. Я больше не думал о природе истины и возможности ее достижения. Достаточно знать, что она есть. Не стоит всю жизнь, упираться лбом в стену, которую нельзя пробить. Надо уметь вовремя от нее отойти. Надо уметь смеяться, плакать, надо уметь оставаться человеком. Человек может думать, он должен действовать. Он делает свой выбор и совершает поступки в лабиринте неразгаданных тайн равнодушной к нему природы. Мудрость учит, что нет смысла сажать древо познания на почву, где оно никогда не станет плодоносить. Питаясь иллюзиями, человек может умереть с голоду. Есть истины и реалии, доступные человеку. Они касаются его животной природы. Для их осознания ему требуется не только мозг, ему нужны еще руки, глаза и кровь. Но человек упорно прислушивается к обращенным не к нему голосам. Его же собственное место остается невостребованным. За ним остается право выбора: занять это место или нет. Все остальное — непроглядная тьма и ночь. Среди камней и пустоты он может сложить свою мелодию. Он будет петь сам для себя, оправдывая существование и себя, и своей песни. Кому, кроме него, это нужно? Чему еще он должен соответствовать? Человек рожден охотником. Нельзя, чтобы он забыл вкус мяса.
Старик вынырнул из воды в ярде от плота. Огромное тело взлетело на высоту десяти футов, на мгновение застыло, и Т'Зшал с криком радости всадил в него копье. Чудовище разинуло пасть, усеянную острыми зубами, похожими на изогнутые крючья, растопырило гигантские плавники и рухнуло в воду. Спустя несколько секунд на поверхности показался спинной плавник акулы. Разъяренный монстр закружил около плота.
— Привет, Старик! — крикнул Т'Зшал, потрясая окровавленным копьем.
В тусклом свете ламп стекающая по лезвию кровь казалась густой и черной.
Старик замер недалеко от плота. Казалось, он наблюдает за нами.
— Он злится, — прошептал кто-то.
— Ты его разозлил, Т'Зшал, — заметил другой.
Сердце мое бешено колотилось. Честно говоря, я не думал о погибших в зубах акулы товарищах, я думал о звере, о противнике, об охоте. И очень боялся, что чудовище уклонится от схватки.
Но это нам не грозило, поскольку мы имели дело со Стариком.
— Эй, Старик! — позвал Т'Зшал, — вот мы и встретились!
Я удивился, что он так сказал.
— Защищайте лампы, — негромко приказал Т'Зшал. — Закрывайте их от воды, когда поднимутся волны.
Если лампы погаснут до того, как мы успеем зажечь от них факелы, шансов вернуться в доки у нас не останется.
Я заметил, как забурлила вода возле хвоста Старика. Затем монстр исчез под водой.
— Держитесь за корыта! — приказал Т'Зшал.
Мы почувствовали, как качнулся плот на поднятой Стариком волне, затем последовал удар, и плот накренился под углом в сорок пять градусов. Люди скользили и падали, но ни один не сорвался в воду. Четыре раза Старик пытался перевернуть плот. Прежде чем выйти из доков, мы засыпали соляные ванны солью. Это и не позволило ему перевернуть судно. Даже лампы на колышках не погасли. Старик описал еще несколько кругов, после чего отплыл футов на шестьдесят и высунулся из воды, словно разглядывая наш плот.
Затем он пропал более чем на четверть ана.
Появился он совершенно неожиданно с противоположной стороны, футах в десяти от плота. Чудовище выскочило из воды и плюхнулось обратно, обрушив на нас ураганные волны.
— Закрывайте факелы! — кричал Т'Зшал. — Защищайте лампы!
Одна из ламп все же погасла. Люди закрывали факелы телами. Старик снова исчез.
— Может, совсем ушел? — предположил кто-то.
— Как же, — отозвался Т'Зшал, и все рассмеялись.
— А-а-а-ай! — дико закричал человек.
Старик взметнулся над водой рядом с бортиком, развернулся и махнул над палубой хвостом, словно гигантской косой. Нога человека попала между хвостом и соляным корытом и с хрустом сломалась, колено причудливым образом вывернулось в противоположную сторону. Но, как оказалось, целился Старик не в человека. Под страшным ударом, как щепка, переломился кол, на котором крепилась лампа, горящее масло брызнуло во все стороны, ярко осветив место битвы.